Купер Джеймс Фенимор - Два адмирала

p;    Сколько я могу судить по гербам, кажется, я имею удовольствие видеть сэра Реджинальда Вичекомба, - сказал он, стараясь придать себе вид хозяина.

   - Да, я действительно сэр Реджинальд Вичекомб, сэр. Смею спросить, кого именно из своих родственников я имею счастье видеть пред собой?

   - Тома Вичекомба, сэр, - старшего сына брата сэра Вичерли, покойного барона Томаса Вичекомба. Надеюсь, что вы считаете нас довольно близкими своими родственниками и, вероятно, не выпустили и не выпустите из вида ни нашего рождения, ни женитьбы, ни смерти?

   - О, без сомнения, нет, сэр, - отвечал баронет довольно сухо и с таким ударением, которое невольно встревожило Тома, хотя в то же время холодная иезуитская улыбка, сопровождавшая слова говорившего, скоро успокоила его живые опасения. - Я весьма сожалею, что вторичное посещение мое этого замка сопряжено с таким печальным событием. Каково вашему почтенному... то есть, я хотел сказать, каково сэру Вичерли Вичекомбу?

   Оборот речи, сделанный баронетом в последней фразе, в которой он не хотел назвать Тома родственником сэра Вичерли, казался ему скорее строгим соблюдением этикета высшего общества, чем двусмысленностью, хотя он и не был твердо убежден в том или другом. Все эти маленькие сомнения мгновенно промелькнули в уме Тома; но он не имел времени обдумать их. Между тем учтивость требовала от Тома немедленно отвечать сэру Реджинальду на его вопрос.

   - Мой почтенный и возлюбленный дядюшка немного поправился, как говорят, - сказал Том, - но я страшусь, не обманчиво ли это. Но что хуже всего, так это то, что рассудок доброго дяди значительно расстроен; почти невозможно понять его немногие желания.

   - Каким же образом сэр Вичерли удостоил меня своим приглашением? - спросил баронет.

   - Я полагаю, сэр, что он, вероятно, успел еще произнести ваше имя прежде, чем потерял рассудок; присутствующим же при нем легко было объяснить себе его желание.

   Весь этот разговор происходил в маленькой гостиной, находившейся подле залы, куда Том провел своего гостя и куда теперь явились и два адмирала. Представления были излишни: мундир и звезда, горевшая на груди сэра Джервеза, тотчас же выдали его имя и звание; между тем как Блюуатер был довольно знаком баронету, принадлежа вместе с ним к одной и той же партии якобитов.

   - Сэр Джервез Окес! Сэр Реджинальд Вичекомб! - воскликнули они в одно время, и адмирал дружески пожал руку баронету, встретив с его стороны одно холодное прикосновение пальцев, которое у сэра Реджинальда было скорее следствием его темперамента, чем моды.

   Потом завязался разговор о сэре Вичерли, о его состоянии и о причине его желания видеть своего родственника. Сэр Джервез, не обращая внимания на присутствие Тома Вичекомба, объявил, что умирающий хочет сделать завещание и что он, вероятно, намерен назначить сэра Реджинальда, по крайней мере исполнителем, если не гораздо важнейшим участником этого завещания.

   - Нельзя ли мне, сэр Джервез, - сказал сэр Реджинальд, - переговорить с вами наедине. В подобных делах не надо торопиться, и потому, прежде чем я пойду дальше, мне не худо узнать весь ход дела.

   Когда сэр Джервез и Реджинальд остались одни, последний, весьма осторожными и обдуманными вопросами, узнал от своего собеседника все, что случилось в течение последнего дня, о безнадежном состоянии сэра Вичерли, о том, каким образом он был приглашен в замок. Таким образом, получив нужные сведения, он изъявил желание видеть больного.

   - Кстати, сэр Реджинальд, - сказал вице-адмирал, остановившись у двери, - я вижу по вашему разговору, что законы нашего отечества были также включены в ваше образование. Скажите мне, пожалуйста, что такое значит "полукровный"? Медицинский ли или юридический это термин? Признаюсь вам, я знаю только морские.

   - Может быть, нет человека во всей Англии, сэр Джервез, - отвечал гертфорширский баронет, многозначительно улыбаясь, - который бы лучше меня пояснил вам значение этого слова. Я принадлежу к законоведам Мидль-Темпля, будучи приготовлен, как младший сын, к юридическому поприщу; преждевременная же смерть старшего моего брата доставила мне наследство нашей фамилии.

   Тут сэр Реджинальд пояснил вице-адмиралу, хотя в кратких словах, но совершенно ясно, тот закон крови, о котором мы уже говорили выше нашему читателю.

   - Кстати! Так как у нас идет речь о законах, то скажите мне пожалуйста, сэр Реджинальд, не знаете ли вы также, что такое значит слово: nullius?

   - Я имею об этом предмете только те понятия, - отвечал баронет, улыбаясь на этот раз своей естественной улыбкой, - которые извлекаются из латинских словарей и грамматик.

   - То есть nullus, nulla, nullum. О, это и мы, моряки, знаем, потому что все мы, прежде чем вступили на море, ходили в школу. Я спрашиваю вас о слове "nullius", потому что сэр Вичерли со дня своей болезни несколько раз называл этим именем своего племянника и наследника.

   - В самом деле? Не называл ли он его filius nullius?

   - Кажется, он просто называл его nullius; впрочем, и слово filius было произнесено им раза два.

   - Так оно, вероятно, и было, и я очень рад, что сэру Вичерли известна истина. Filius nullius - "ничей сын" - есть юридическое выражение для незаконнорожденных, как вам, вероятно, известно. Я вполне уверен, что этот несчастный эпитет принадлежит господину Тому Вичекомбу, отец которого никогда не был женат; у меня есть для этого ясные доказательства.

   - А между тем, сэр Реджинальд, этот дерзкий плут носит в своем кармане свидетельство, подписанное каким-то лондонским приходским священником, которое подтверждает совсем противное.

   Слова эти весьма удивили гертфорширского баронета, но когда сэр Джервез рассказал ему все, что происходило между ним и Томом, он не мог более сомневаться.

   Тем и кончился тайный разговор наших баронетов, потому что они вышли в залу. Тут они нашли лейтенанта, который весьма серьезно разговаривал в конце залы с миссис Доттон и Милдред, но, поняв взгляд адмирала, поспешно извинился перед дамами и присоединился к двум баронетам, которые направили шаги свои в комнату больного.

   - Вот и еще однофамилец, если не родственник, сэра Вичерли, - заметил сэр Джервез, представляя лейтенанта старому баронету, - но я с удовольствием могу сказать, сэр Реджинальд, что это такой молодой человек, которым и ваша фамилия могла бы гордиться.

   Поклон сэра Реджинальда был учтив и ласков, хотя острый и испытующий взгляд его был неприятен Вичерли.

   - Мне неизвестно, имею ли я малейшее право на честь быть родственником сэра Реджинальда Вичекомба, - сказал Вичерли с некоторой холодностью. - Я только вчера вечером узнал, что в Гертфоршире существует одна из отраслей фамилии Вичекомбов; при том же сэр Джервез, вероятно, не забыл, что я уроженец Виргинии.

   - Виргинии! - воскликнул сэр Реджинальд, будучи до того удивлен, что даже утратил на время свое обыкновенное хладнокровие. - Я не знал, что и в колонии Америки проникло наше имя.

   Между тем они подошли к дверям комнаты сэра Вичерли, где и остановились, ожидая позволения войти.

   В последнюю четверть часа в положении всех главных лиц, находящихся в замке, произошла большая перемена. Запрещение входить в комнату больного было снято, и в ней собрались теперь все находившиеся в Вичекомб-Холле джентльмены, миссис Доттон, Милдред и трое или четверо из старых слуг; даже Галлейго осмелился забраться сюда, но был настолько благоразумен, что остался со своими сотоварищами в глубине комнаты. Словом, спальня и гардеробная были полны людей, хотя в первой были большей частью доктора и те, которым положение позволяло быть вблизи умирающего баронета.

   - Мы все теперь здесь, дорогой сэр Вичерли, - сказал вице-адмирал.

   - Вот и ваш родственник - сэр Реджинальд Вичекомб, который точно так же, как и мы, готов служить вам всеми силами.

   Тягостно было смотреть на бедного сэра Вичерли, который так скоро должен был расстаться с жизнью и который между тем силился соблюсти светские приличия.

   - Много чести, сэр... я очень рад, - шептал сэр Вичерли, с трудом выговаривая слова. - Наши общие предки... фамилия... Плантагенеты - очень древний дом; глава его умирает, должно... мое место... занять другому; лучше никто, чем...

   - Не напрягайтесь говорить без нужды, мой дорогой сэр, - прервал его сэр Реджинальд. - Сэр Джервез Окес, сказал мне, что он вполне понимает ваши желания и что он теперь готов их выполнить.

   - Да, сэр Вичерли, - прервал его сэр Джервез, - я думаю, что я теперь в состоянии исполнить все, что вы хотели нам пояснить вчера. Немногие слова, написанные вами вчера вечером, были вступлением к завещанию, сделать которое вы имеете такое пламенное желание. Не говорите; подымайте только вашу правую руку, если вы будете соглашаться с моими словами.

   - Вы видите, господа! - воскликнул сэр Джервез, когда умирающий кивнул головой. - Никто не может не понять теперь смысла этого движения! Подойдите ближе, господин доктор, господин Ротергам - все, кто не имеет собственной выгоды в этом деле. Я желаю, чтобы все видели, как сэр Вичерли изъявляет свое желание сделать завещание.

   После этого вице-адмирал снова повторил больному свой вопрос, и на него последовал тот же знак.

   - Желаете ли вы, сэр Вичерли, - спросил тогда у больного сэр Джервез, - чтоб ваши родственники и все вообще оставались здесь в комнате или чтоб они удалились, пока завещание не будет подписано?

   - Пусть все... все останутся, - произнес сэр Вичерли. - Сэр Реджинальд... Том... Вичерли - все.

   - Кажется, это довольно ясно, господа, - опять начал вице-адмирал.

   - Вас всех просят остаться.

   Между тем все было приготовлено, чтобы приступить к составлению завещания. Атвуд сел к столу подле кровати умирающего и начал чинить свои перья; доктора дали больному немного лекарства для подкрепления его сил. Сэр Джервез поставил всех свидетелей вокруг кровати так, чтобы каждый мог все видеть и слышать; при этом он позаботился поместить Вичерли таким образом, что его прекрасная фигура не могла укрыться от взоров умирающего. Скромность лейтенанта, вероятно, воспротивилась бы этому, если бы он не увидел себя подле Милдред.

  

  

  

   Легко можно вообразить, в каком смущении находился Том Вичекомб при всем ходе дела, рассказанного нами в предыдущей главе. Все его надежды, против ожидания, разрушились совершенно. Он не мог понять причины внезапной перемены намерений сэра Вичерли.

   Когда все нужные приготовления были сделаны и в комнате воцарилась глубокая тишина, сэр Джервез снова принялся за дело, для которого все собрались в комнате умирающего.

   - Атвуд прочитает вам, сэр Вичерли, написанное им вступление, - сказал он. - Если вы будете довольны его слогом, подтвердите нам это наклоном головы. Итак, если все готово, ты можешь начать, Атвуд!

   Сэр Вичерли улыбнулся и дал утвердительный знак.

   - Теперь, сэр Вичерли, вам нужно будет назвать исполнителя. Не употребляйте больших усилий, нам только бы понять имя.

   Сэр Вичерли успел произнести совершенно внятно: сэр Реджинальд Вичекомб.

   - Это довольно ясно, - продолжал вице-адмирал. - Прочти теперь, Атвуд, весь первый пункт.

   - Если вы этой статьей довольны, сэр Вичерли, то подтвердите это наклоном головы.

   - Теперь, сэр, - продолжал вице-адмирал, - я должен предложить вам несколько вопросов, которые необходимы Атвуду для составления завещания. Имеете ли вы намерение завещать кому-нибудь ваши земли?

   Сэр Вичерли ответил утвердительно.

   - Ну, теперь у нас чистый фарватер и путь короткий, не так ли, Атвуд?

   Секретарь писал с возможной скоростью и минуты через три прочел:

   - Во-вторых, я завещаю "все свои земли, во владении которых умираю, со всеми строениями, арендами, наследиями и принадлежностями, со всеми моими правами"... Чистые места, - сказал секретарь, - оставлены для имени и титула наследника.

   - Теперь, сэр Вичерли, мы должны узнать имя того счастливца, к которому вы так расположены.

   - Сэр Реджинальд Вичекомб, - произнес больной с большим трудом. - Хотя... он и полукровный... но не nullius, наследник... сэра Майкла... и мой наследник.

   - Чистейший английский язык! - воскликнул сэр Джервез с довольным видом. - Впиши же, Атвуд, в завещание имя сэра Реджинальда Вичекомб-Вичекомба. Как хорошо занимает теперь оно это пустое место!

   - Так, хорошо! - продолжал адмирал. - Теперь, Атвуд, прочитай все написанное как можно яснее, так, чтобы сэр Вичерли мог все слышать и утвердить написанное, если останется всем доволен.

   - Итак, земли сэра Вичерли уже обеспечены! - сказал сэр Джервез, будучи занят делом с ревностью истинного нотариуса. - Теперь перейдем к собственности. Не имеете ли вы желания, сэр Вичерли, всю вашу домашнюю утварь, вина, лошадей, экипажи другие вещи завещать кому-либо особо?

   - Все... сэру Реджинальду... Вичекомбу... - отвечал завещатель.

   - Хорошо! Пиши это, Атвуд. Теперь перейдем к фунтам. Нет? Так к гинеям? Итак, не угодно ли вам, сэр Вичерли, завещать теперь кому-нибудь ваши гинеи? Хорошо, назовите же нам это лицо.

   - Милли, - произнес больной.

   - Что? .. Мельница? .. Кажется, мельницы принадлежат к землям, сэр Реджинальд!

   - Сэр Вичерли подразумевает под этим именем мисс Милдред Доттон, - поспешно, хотя и с приличной скромностью, заметил лейтенант.

   - Так... справедливо... справедливо! - прибавил завещатель. - Маленькая Милли... Милли Доттон... добрая маленькая Милли!

   Сэр Джервез медлил с исполнением и взглянул на Блюуатера, но Атвуд подхватил уже мысль умирающего и поспешил поместить ее в завещание.

   - Я отдаю и завещаю Милдред Доттон, - читал он вслух, - дочери Фрэнка Доттона, штурмана королевского флота, сумму, - какую сумму написать, сэр Вичерли?

   - Три тысячи гиней... с них получается пять процентов...

   - Это так ясно как пять пальцев. Помести же, Атвуд, в завещании эту статью.

   - Я даю и завещаю, - прочитал Атвуд, - Милдред Доттон, дочери Фрэнка Доттона, штурмана королевского флота, три тысячи гиней, лежащих в пятипроцентных бумагах в банке королевства. - Хорошо ли так, сэр Вичерли?

   Старик взглянул на Милдред и благосклонно улыбнулся, он чувствовал, что, доставляя Милдред независимость, он освобождает эту непорочную, милую девушку от обыкновенной, горькой участи ее положения.

   - Чье же теперь имя прикажете внести в завещание?

   За этим вопросом последовало довольно долгое молчание; заметно было, что баронет припоминал в уме все, что он сделал уже и что еще оставалось ему сделать.

   - Вот ваш племянник, сэр Вичерли, господин Том, желаете ли вы назначить ему что-нибудь?

   Больной холодно улыбнулся, но скоро кивнул головой в знак согласия.

   - Я даю и завещаю, - начал читать Атвуд, написав эту статью, - Тому Вичекомбу, старшему сыну моего покойного брата Томаса, сумму, лежащую в пятипроцентных бумагах в государственном банке.

   - Какую же сумму, сэр Вичерли, прикажете вписать в этой статье? - спросил вице-адмирал.

   - Пятьдесят... пятьдесят... фунтов, - сказал завещатель голосом, более ясным и твердым, чем он говорил во весь этот день.

   Сказанная сумма была тотчас же внесена в статью; затем статья эта была прочтена Атвудом вслух и одобрена сэром Вичерли твердым и резко произнесенным "да"!

   - Желаете ли вы, сэр Вичерли, еще кого-нибудь сделать участником своего завещания? - спросил вице-адмирал.

   - Анне Лардер... Самуилу Корку... Ричарду Биттсу... Давиду Брешу... Фебе Кис, - сказал сэр Вичерли медленно, давая Атвуду время писать; этими именами он назвал своих кухарку, буфетчика, конюха, камердинера и ключницу, - двести фунтов - каждому; всего тысячу фунтов наличными деньгами.

   Статья эта, как и все предыдущие, была написана, прочтена и одобрена.

   - Теперь распределенная сумма простирается до четырнадцати тысяч ста восьмидесяти фунтов. Итак, сэр Вичерли, кого теперь прикажете вы поместить в число участников вашего завещания?

   Желая услужить храброму лейтенанту, адмирал, наконец, успел обратить на него внимание сэра Вичерли, который устремил на прекрасного юношу глаза свои долго рассматривал его со вниманием.

   - Виргинец... одно со мной имя... американец, добрый малый... храбрый... молодой... человек... тысячу фунтов, - бормотал больной сквозь зубы; но в комнате царствовала такая тишина, что каждое слово его было внятно слышно каждому присутствующему. - Да, тысячу фунтов... Вичерли Вичекомбу... лейтенанту... королевского флота.

   Атвуд быстро принялся за дело и лишь только начал писать имя Вичерли, как в ту же минуту был остановлен молодым человеком.

   - Остановитесь, господин Атвуд! Не пишите ни одной строчки в мою пользу! - воскликнул Вичерли, между тем как лицо его покрылось багровой краской, и грудь его обуревали чувства, которыми он не в состоянии был владеть. - Я отказываюсь от милости сэра Вичерли, она будет совершенно бесполезной, потому что я не приму ни одного шиллинга.

   - Молодой человек, - сказал сэр Джервез несколько сердито, - вы говорите довольно необдуманно. Слушатель или простой свидетель завещания не имеет никакого права отклонять от себя доброе расположение человека, готовящегося оставить этот мир и предстать пред лицом Вседержителя! Вы забываете свою пользу, молодой человек, свое будущее. Ста или двухсот фунтов призовых денег, добытых вами в последнем деле у Кроа ценой крови ненадолго вам хватит.

   - Их уже нет у меня, сэр; они отосланы до последнего шиллинга вдове павшего подле меня боцмана. Я не нищий, сэр Джервез Окес, хотя и принадлежу к сынам Америки. Я владелец плантации, которая доставляет мне порядочную независимость. Служу же я не из нужды, а по собственной охоте. Может быть, сэр Вичерли, узнав это, согласится вычеркнуть мое имя из своего завещания. Я вполне уважаю и почитаю его, но не могу принять от него денег.

   Слова эти были сказаны со скромностью, но с жаром и чистосердечием, которые не оставляли никакого сомнения насчет решительности говорившего отказаться от предлагаемой ему суммы. Сэр Джервез слишком уважал чувства молодого человека, а потому и не настаивал более, но повернулся к кровати больного в ожидании, что он скажет. Сэр Вичерли слышал и понял все, что происходило, и это произвело на него даже и в настоящем его положении свое обычное действие.

   - Благородный молодой человек! - проговорил он. - Подойдите сюда... Сэр Джервез, подведите его ко мне.

   - Сэр Вичерли желает, чтобы вы подошли к его кровати, господин Вичекомб из Виргинии, - сказал вице-адмирал выразительно, но в то же время протянул ему руку и благосклонно улыбнулся, видя, что тот повинуется.

   Больной с большим трудом снял со своей руки драгоценное кольцо с гербом Вичекомбов. Но на нем не было, однако, изображения кровавой руки - девиза этого дома, ибо кольцо это было гораздо старее баронетства, пожалованного, как хорошо было известно Вичерли, предку Вичекомбов одним из Плантагенетов во время французских войн Генриха VI, в память какого-то блестящего подвига.

   - Носите это кольцо, благородный молодой человек... честь нашего имени, - сказал сэр Вичерли, подавая кольцо лейтенанту.

   - Благодарю вас, сэр Вичерли, за подарок, который я ценю слишком дорого, - сказал он, и след всякого другого чувства, кроме благодарности, исчез с лица его. - Если я и не имею прав на ваш титул и имение, все-таки мне не стыдно будет носить кольцо, дарованное тому, кто был точно такой же мне предок, как и всякому другому Вичекомбу Англии.

   - Законный? - спросил Том, забывая в пылу свирепой злобы и свою осторожность и свою обиду.

   - Да, сэр, законный! - отвечал Вичерли, обращаясь к спрашивающему со спокойствием человека, уверенного в справедливости слов своих, и со взглядом, заставившим Тома невольно отступить назад. - Мне не нужно других доказательств, чтобы иметь право носить печать, которая, как вы можете заметить, сэр Джервез Окес, есть не что иное, как верный снимок с той, которую я постоянно ношу и которая перешла ко мне по прямой линии от моих предков.

   Вице-адмирал сравнил печать, висевшую у Вичерли на цепочке с печатью кольца, и, видя, что оба герба преимущественно состоят из грифов, он легко убедился, что одна из них была простой копией. Удостоверившись в этом, он передал печать приблизившемуся сэру Реджинальду, который начал ее внимательно рассматривать. Так как все отрасли фамилии сэра Реджинальда имели тот же герб, то ему не трудно было убедиться, что Вичерли имеет весьма ясное доказательство на свое происхождение от Вичекомбов. Сэр Реджинальд решил впоследствии разобрать это дело самым подробным образом; теперь же, возвратив печать лейтенанту, он заметил сэру Джервезу, что в настоящую минуту гораздо важнейшее дело должно обращать на себя их внимание. При этих словах Атвуд снова взялся за перо, ожидая дальнейших распоряжений умирающего.

   - Из двадцати тысяч, сэр Вичерли, которые, как мне известно, составляют ваш банковый капитал, - сказал сэр Джервез, - остается еще шесть или семь тысяч. Чье теперь имя прикажете внести в завещание?

   - Ротергама... викария.

   Скоро и эта статья, определяющая Ротергаму тысячу фунтов, была написана, прочтена и одобрена.

   - Теперь остается еще пять тысяч, мой дорогой сэр Вичерли.

   При этих словах больной сильно призадумался, размышляя, по-видимому, что ему сделать с остальными деньгами. Скоро блуждающий взор его остановился на бледном лице миссис Доттон. С чувством, делающим честь его сердцу, он произнес ее имя и две тысячи фунтов. Статью эту также вписали в завещание.

   - Теперь в остатке три, если не четыре тысячи, - прибавил сэр Джервез.

   - Милли... милая, маленькая... Милли... хорошенькая Милли, - произнес старик с нежностью.

   - Эту новую статью в пользу мисс Милдред, - заметил Атвуд, - надо будет поместить в прибавлении к завещанию, потому что одна статья в пользу ее уже была. Одну, две или три тысячи назначаете вы теперь мисс Милдред, которой уже завещано три тысячи фунтов?

   Больной произнес "три", прибавив потом, после краткого молчания: - В прибавлении завещания.

   Желание его было исполнено, и написанная статья прочтена и одобрена.

   - Так как вы, сэр Вичерли, может быть, что-нибудь упустили из виду, - сказал сэр Джервез, - то не лучше ли, во избежание, чтоб ничего не отошло в казну, поместить в завещание еще статью, в которой отказать кому-нибудь все остальное ваше имущество?

   Бедный старик улыбнулся и успел произнести имя сэра Реджинальда Вичекомба.

   Когда и эта последняя статья была окончена, тогда секретарь прочел сэру Вичерли вслух, медленно и внятно, все завещание, от начала до конца. Старик слушал со вниманием; улыбнулся при имени Милдред и ясно выразил словами и знаками полное свое одобрение. Оставалось только дать ему в руки перо и помочь, чтоб он мог подписать свое имя. В эту решительную минуту Том увидел, что, наконец, настало мгновение, когда он открыто должен вступиться за себя.

   - Господа! - сказал он, подойдя к кровати больного. - Я прошу всех присутствующих заметить весь ход настоящего дела. Мой бедный, дорогой, но введенный в заблуждение, дядя, не далее, как прошлую ночь получил апоплексический удар, а потому он едва ли в состоянии ясно судить о предметах - и вот, его заставляют делать завещание.

   - Кто, сэр? - спросил вице-адмирал таким голосом, от которого говоривший невольно отступил назад.

   - По моему мнению, сэр, все присутствующие - если не словами, то знаками.

   - Какая же в этом польза присутствующим? Разве я или адмирал Блюуатер приобретем что-нибудь этим завещанием? Разве свидетели могут быть участниками завещания?

   - Я не намерен об этом спорить с вами, сэр Джервез Окес, но я торжественно протестую против этого противозаконного поступка. Позвольте мне всем вам, господа, заметить это и объявить, что вы должны быть готовы немедленно явиться в суд.

   Сэр Вичерли, услышав эти слова, силился подняться с кровати и с гневом размахивал руками, как бы стараясь выразить тем свое негодование племяннику.

   - С глаз долой! - произнес разгневанный баронет.

   - Успокойтесь только, сэр Вичерли, - прервал его Маграт. - Находясь же в спокойном состоянии, вам легко будет утвердить подписью законность вашего завещания.

   Сэр Вичерли понял доктора. Он взял в руки перо и успел подвести его к должному месту. В эту минуту глаза его блеснули в последний раз и бросили на Тома взор укоризны; предсмертная улыбка пробежала по его лицу, он взглянул на бумагу, перед ним лежащую, провел рукой по глазам, закрыл их и упал на подушку, бесчувственный уже ко всему, что принадлежало этой жизни, к ее интересам и обязанностям. Через десять минут его уже не было в этом мире.

  

  

  

   Столь внезапный и некоторым образом непредвиденный случай, рассказанный нами в последней главе, произвел большую перемену в положении дел Вичекомб-Холла.

   Сэр Реджинальд скоро решил, что ему нужно делать, и не дальше, как через час после смерти баронета, все гости и старшие слуги собрались в комнате, обыкновенно называемой библиотекой.

   - Господа, и вы, добрые люди, слуги покойного сэра Вичерли, - сказал он собравшимся, - вам всем известно положение этого поместья. Со смертью своего владельца оно осталось без главы. Хотя я и родственник сэра Вичерли, но по нашим законам я не могу ему наследовать. Между тем, всем вам хорошо известно намерение нашего покойного друга назначить меня исполнителем своего завещания; поэтому я считаю своим долгом отыскать завещание, которое показало бы нам того, кто должен повелевать здесь в эту торжественную минуту.

   - Я совершенно с вами согласен, сэр Реджинальд, - отвечал вице-адмирал, - но прежде, чем мы приступим к чему-нибудь дальнейшему, я советовал бы собрать сюда всех, кто заинтересован в этом деле. Я не вижу, например, между нами господина Тома Вичекомба, почтенного племянника покойного сэра Вичерли.

   Осмотревшись, все убедились в справедливости этих слов и тотчас же послали за Томом. Посланный воротился через несколько минут.

   - Сэр Том Вичекомб, - сказал он, - желает остаться наедине со своей печалью.

   Сэру Реджинальду хорошо было известно, что Том не имеет ни малейшего права на титул, который он так поспешно себе присвоил. Но решившись настоять на своем, он вторично послал за Томом слугу. Человеку было приказано сказать, что в руках сэра Реджинальда Вичекомба имеются факты, которые дают ему право распоряжаться, и что если господину Тому Вичекомбу не угодно будет явиться защищать свои права, то дело будет кончено без него. Такое послание сильно подействовало на Тома, который тотчас же появился между собравшимися гостями замка с лицом, побледневшим более от неизвестности, чем от печали.

   - Я думаю, - сказал сэр Реджинальд, - что первый наш долг теперь - отыскать завещание. Вот ключи от письменного стола покойника. Господин Форлонг, земский стряпчий, которого вы имеете удовольствие видеть перед собой и который только что сюда приехал, говорит мне, что сэр Вичерли хранил все свои важные бумаги в этом столе. Начнем же с того, что отопрем его.

   Сэр Реджинальд при помощи стряпчего открыл стол, в котором и отыскал бумаги покойника. Но сколько ни разбирали бумаг, не находили ничего и похожего на завещание. Таким образом, присутствующие были сильно обмануты в своих ожиданиях, предполагая, что с открытием завещания уничтожатся все воздушные замки нашего сэра Тома Вичекомба. С другой стороны, и сам Том был не совсем спокоен. Но мало-помалу какая-то радость заменила место страха в выражении лица его, и когда господин Форлонг, человек самых честных правил, объявил, что он не думает, чтоб у сэра Вичерли было заранее приготовлено какое-нибудь завещание, он дал полную волю своим словам и чувствам.

   - Не торопитесь, господин Форлонг, не торопитесь! - вскричал он. - Вот здесь мы имеем кой-какую вещицу, которую и вы должны будете признать завещанием. Заметьте, господа, что я имею на эту вещицу полное право, потому что она адресована на мое имя, как видите, собственной рукой сэра Вичерли; самый же конверт запечатан собственной его печатью. Вы, вероятно, признаете, господин Форлонг, этот почерк... почерком моего дяди, и эту печать - его печатью.

   - Да, они не подлежат ни малейшему сомнению, - отвечал стряпчий со вздохом. - До сих пор господин Томас прав.

   - Господин Томас! Вы грубиян, сударь! Вы должны сказать сэр Томас! Разве в Англии с баронетами так же обращаются, как и с простыми людьми? Сэр Джервез Окес, я покорнейше прошу вас вскрыть этот пакет и узнать содержание лежащей в нем бумаги.

   Вице-адмирал тотчас же исполнил это, потому что он с величайшим нетерпением ожидал результата всего происходящего. Читатель, вероятно, догадается, что Том вручил сэру Джервезу то самое завещание, которое написал его отец и которое сэр Вичерли, вписав имя своего племянника, надлежащим образом скрепил своей подписью и вручил ему на сохранение. Вице-адмирал, пробежав поданную ему бумагу с большим вниманием, вручил ее сэру Реджинальду для окончательного рассмотрения. Последний ожидал найти в этой бумаге грубый подлог, но он тотчас же убедился, что оно написано рукой Томаса Вичекомба, покойного судьи.

   - Это завещание, кажется, написано покойным бароном Томасом Вичекомбом, - заметил баронет.

   - Точно так, сэр Реджинальд.

   - Насколько я могу судить - вы имеете полное право на наследие движимого и недвижимого имения сэра Вичерли Вичекомба, но права ваши на титул баронета - слишком шатки.

   - Почему же шатки? - спросил лейтенант, выступая первый раз вперед с любопытством, которым едва мог владеть. - Разве сэр Томас - не старший сын родного брата покойного сэра Вичерли?

   - Вовсе нет! Я утвердительно могу сказать, что барон Вичекомб никогда не был женат и, следовательно, никогда не мог иметь законного наследника.

   - Возможно ли! Так нас всех обманывали в Америке?

   - К чему все это клонится, молодой человек? Нет ли и у вас каких-нибудь претензий на это наследство?

   - Я единственный сын Вичерли Вичекомба - старшего сына Грегори Вичекомба, одного из братьев покойного баронета. Если только слова ваши, сэр Реджинальд, справедливы, - я ближайший наследник доброго сэра Вичерли, по крайней мере, относительно титула.

   - Это, - начал было Том, но, встретив спокойный и грозный взор молодого моряка, предупреждавший его против всякой неосторожной речи, невольно остановился. - Это, - начал он снова, - большое недоразумение. Мой дядя, Грегори, погиб в молодости, не будучи никогда женатым. Каким же образом могли произойти от него законные потомки?

   - Я должен признаться, молодой человек, - заметил сэр Реджинальд, - что слова господина Тома Вичекомба, насколько мне известно, довольно справедливы. Я принимал всегда большое участие в нашей фамилии и потому никогда не пренебрегал малейшими подробностями, ее касающимися.

   - Я очень хорошо знаю, что здесь, в Англии, очень долго были убеждены, будто мой дед, Грегори Вичекомб, погиб в одном кораблекрушении, но такое убеждение было весьма ошибочно. Вот в чем все дело. Будучи весьма буйным, горячим молодым человеком, дедушка, забывшись как-то, рассердившись на своего лейтенанта, нанес ему удар, это случилось неподалеку от берега одного из Вест-Индских островов. Подобное преступление обыкновенно наказывается смертью; но ни обиженный, ни командир судна не хотели прибегать к такой строгости законов и потому посоветовали преступнику бежать с судна в минуту его отплытия. Таким образом, судно отплыло без Грегори Вичекомба и скоро погибло в кораблекрушении со всем, что на нем находилось. Между тем дедушка отправился в Виргинию, где и прожил целый год, тщательно скрывая свою историю, чтобы не попасть под военный суд. Скоро любовь определила все его будущее. Он женился на одной богатой девушке, семейству которой была единственно известна его история. Трудно было предполагать, чтоб ему когда-нибудь досталось родовое наследство, а потому он и не считал нужным открывать истины. Правда, он написал как-то однажды сэру Вичерли, но решил письмо не отправлять, подумав о том, что он доставит больше печали почтенному баронету, чем радости. Это письмо, писанное им самим, в моих руках. У меня также хранится его патент и все другие документы, которые были необходимы человеку его звания. Он умер только два года назад; перед своей смертью он позаботился, однако, о том, чтобы все документы, нужные для доказательства моих прав, если когда-нибудь представится случай объявить их, были в полном порядке. Он пережил несколькими годами моего отца, но никто из нас не считал нужным уведомлять сэра Вичерли о нашем существовании, - мы считали сыновей барона Томаса Вичекомба законными. В настоящем случае я скажу только сэру Реджинальду, что я имею все доказательства, что я законный наследник Грегори, младшего брата покойного сэра Вичерли Вичекомба. Дает ли мне это обстоятельство какое-нибудь здесь право - вам это лучше всех известно.

   - Оно делает вас наследником майората, владельцем этого дома, всего, что в нем находится, и - настоящим баронетом. Вам нужно только теперь доказать справедливость ваших слов и тем уничтожить предъявленное господином Томом Вичекомбом завещание.

   - Браво! - воскликнул сэр Джервез, потирая от радости руки. - Браво, Дик! Итак, мой храбрый молодой человек, вы все-таки оказались сэром Вичерли Вичекомбом! Сэр Реджинальд, дело это находится теперь в ваших руках, и я поручаю его вашему строгому вниманию.

   - Не беспокойтесь, сэр Джервез, - отвечал баронет. - Если настоящее наше дело зависит от вопроса о законном происхождении господина Тома Вичекомба, то его весьма легко можно решить, потому что у меня есть свидетельство его матери не только о его незаконном происхождении, но и о другом весьма важном обстоятельстве, которое может лишить его даже наследства покойного барона Вичекомба. Вы говорили, господин лейтенант, о своих доказательствах; где они? Теперь очень важно знать: которая из двух сторон имеет право на владение!

   - Вот они, сэр, - отвечал Вичерли, вынимая из кармана бумаги и подавая их баронету. - Конечно, все они у меня в копиях, а не в оригинале, ибо многие из них как официальные документы хранятся в Виргинии; но, будучи копиями, скрепленными надлежащим образом, они во всяком суде Англии должны быть приняты, как самые ясные доказательства прав моих на наследие титула и владений сэра Вичерли.

   Сэр Реджинальд взял бумаги и начал читать их одну за другой с глубоким вниманием. Документ о действительности происхождения деда Вичерли, Грегори, от Вичекомбов Девонширских, был вполне удовлетворителен и не подлежал никакому сомнению. Оба свадебные документа, один с Иоанной Беверлей, а другой с Ребекой Рандольф, равно как и все метрические свидетельства, были точны и ясны. Сэр Реджинальд провел в чтении бумаг целые полчаса; в продолжение всего этого времени взоры всех были устремлены на него, жадно следя за выражением его лица. Наконец он кончил и обратился к Вичерли.

   - Все эти бумаги, - сказал он, - составлены с большим знанием дела и того, что только могло быть от них потребовано. Отчего же они так долго были скрываемы? Для чего вы дали умереть сэру Вичерли в неведении о вашем близком родстве с ним, о ваших правах?

   - Я сам не знал своих прав и думал, что не только господин Том, но и его младшие братья стоят гораздо выше меня.

   - Очень хорошо, сэр; вы объяснили нам причину, по которой до сих пор не объявляли прав своих, - отчего же вы не открыли сэру Вичерли правду о вашем родстве с ним?

   - К чему, сэр? Когда меня, израненного, почти умирающего, высадили, по моему желанию, на этот берег, я имел намерение объявить здесь о своем происхождении, о родстве с покойным баронетом; но, встретив попечение двух ангелов-хранителей, - тут Вичерли взглянул на Милдред и ее мать, - я не чувствовал уже недостатка в родных. Я всегда уважал сэра Вичерли, но он с таким, можно сказать, презрением отзывался всегда об американцах, что у меня терялась всякая охота рассказать ему о своем близком родстве с ним.

   - Кажется, все мы, сэр Джервез, не чужды подобного упрека, - отвечал сэр Реджинальд задумчиво.

   - Я очень хорошо понимаю это чувство и думаю, что оно делает честь молодому человеку, - сказал адмирал.

   Между тем сэр Реджинальд внимательно продолжал обдумывать все происшедшее в последнее время.

   - Итак, господа, - сказал он, - вопреки нашему мнению, будто у сэра Вичерли не было наследника, - он явился. Сэр Вичерли Вичекомб, позвольте мне от чистого сердца поздравить вас с наследием баронетского достоинства и владений вашей фамилии; будучи сам членом ее, я имею право всех наших родственников поздравить с достойным представителем!

   Выслушав это, Вичерли поблагодарил своего родственника приличествующим образом и принял поздравления большой части других присутствующих.

   - Господин Форлонг, смерть нашего доброго баронета освобождает вас от прежде занимаемой вами должности, и потому, если у вас ость какие-нибудь ключи или бумаги, принадлежащие умершему, я советовал бы вам передать их сэру Вичерли Вичекомбу, которого я, по всем доказательствам, признаю законным наследником всего здешнего имущества.

   Будучи всегда осторожным, благоразумным и честным человеком, Форлонг отвел сэра Реджинальда в сторону и долго расспрашивал его о силе объявленных Вичерли прав; наконец, вполне убежденный, он изъявил готовность на все требования.

   - Я хранил у себя ключи от бумаг покойного сэра Вичерли, - сказал он. - Вот они, сэр Вичерли. Все, что согласно законам, я охотно готов сделать, лишь бы поддержать права ваши; но при всем том, я могу передать вам только то, чем я заведовал здесь; но прежде чем поверенный по делам может исполнять приказания своего господина, господин должен иметь права распоряжаться. На это существует особый порядок.

   - Так говорят наши законы, - прибавил сэр Реджинальд, - и я советовал бы сэру Вичерли, как владельцу, взять себе ключи и от наружных ворот.

   Вичерли тотчас же согласился с этим предложением и, сопровождаемый всеми присутствующими, вышел из зала. Потом, войдя один в прихожую, он замкнул большую дверь и положил ключ к себе в карман. В то же время Форлонг шепнул сэру Реджинальду что-то на ухо.

   - Теперь, сэр Вичерли, - сказал, улыбаясь, сэр Реджинальд, - вы вступили в полное владение всем наследством вашего покойного дяди.

   Бедный Том не смел и подумать о том, чтобы объявить свои права на законное происхождение, - ему было известно, что сэр Реджинальд обладал доказательствами противного; поэтому он счел за лучшее, по крайней мере в настоящую минуту, удержать в тайне составленное им самим свидетельство о законном браке родителей. Раскланявшись со всеми с какой-то злобной улыбкой, он удалился в свою комнату с видом человека, перенесшего жестокую обиду.

  

  

  

   - Оно так и есть, сэр Жерви, - говорил Галлейго, входя за вице-адмиралом и Блюуатером в комнату первого, - ведь так и вышло, как я думал; лишь только мы повернулись спиной