Коллинз Уилки - Тайна

p; - Был у вас сегодня посланный от меня? - спросил доктор, обратясь к мистрисс Фрэнклэнд.

   - Да, был,- принес хорошие вести о новой няньке.

   - Она здесь,- произнес он, указывая на мистрисс Джазеф.

   - В самом деле? - воскликнула Розамонда.- Но ведь иначе и быть не могло! Кто ж бы мог прийти с вами? Я должна была догадаться раньше. Подойдите ближе. (Как ее имя, доктор? Джозеф, вы сказали? Нет, Джазеф). Подойдите ближе, мистрисс Джазеф. Я очень благодарна, что вы пришли ко мне. Я думаю, что с этим маленьким ангелом вам не будет слишком много хлопот. Он все спит. Но мне кажется, вы слишком слабы, чтобы быть нянькой,- извините мою откровенность. Доктор, как вы думаете?

   Мистрисс Джазеф нагнулась и начала торопливо собирать цветы, разбросанные по постели.

   - Я тоже думаю,- отвечал доктор,- но меня уверили, что наружность мистрисс Джазеф обманчива и что она совершенно способна к этой должности.

   - А, вы собираете цветы? - сказала Розамонда, заметив, чем была занята ее новая нянька.- Какой прекрасный букет! Я думаю, здесь страшный беспорядок? Я позову девушку, пусть она уберет.

   - Если позволите, я займусь этим, мэм; мне очень приятно быть вам полезной.

   Говоря это, мистрисс Джазеф подняла глаза и встретила взгляд Розамонды,

   - Как вы странно смотрите на меня! - произнесла она, изменившись в лице и опустившись на подушку.

   При этих словах мистрисс Джазеф вздрогнула, как будто бы ее что-нибудь кольнуло, и быстро отодвинулась к окну.

   - Пожалуйста, не примите моих слов в дурную сторону,- сказала Розамонда, заметив это движение.- Я имею несчастную привычку говорить все, что мне приходит в голову. Да вот и теперь вы смотрите на меня так, как будто бы вы боялись меня. Но я вас прошу, забудьте это, мы скоро короче познакомимся и, надеюсь, будем жить мирно и дружно...

   В то время, как Розамонда произнесла последние слова, мистрисс Джазеф отошла от окна и скрылась за занавесом постели. Розамонда хотела было сказать доктору, что манеры приведенной им няньки кажутся ей весьма странными, но он не обращал на нее внимания и весь был погружен в созерцание своей клиентки.

   Очутившись между кроватью и камином, она закрыла лицо руками; но прежде нежели доктор успел осознать впечатление, произведенное на него этим жестом, руки ее поднялись выше и поправили чепчик. После того она пошла в угол комнаты и стала убирать разные вещи, принадлежавшие к гардеробу ее новой госпожи. Доктор продолжал следить за нею, между тем как она приводила в порядок разбросанные вещи, оставляя под рукою то, что могло понадобиться родительнице; потом она подошла к столу, где находились лекарства, внимательно рассмотрела все склянки и на одном краю стола расставила те, которые нужны ночью, на другом те, которые должно принимать днем. Все это доктор видел и внутренне был доволен. Все, что она делала, делала хорошо; тихо и скромно ходила она из угла в угол и везде водворяла изящный порядок.

   - Какая странная женщина! - прошептала мистрисс Фрэнклэнд.

   - Да, очень странная,- отвечал также шепотом доктор,- и притом очевидно больная, хотя и не хочет сознаться. Но видно по всему, она порядочная женщина; я советую вам удержать ее несколько времени, потом, если вы найдете необходимым, можно будет переменить.

   - Она меня очень занимает, доктор. В ее лице и в манерах есть что-то, я не могу сказать, что - чрезвычайно любопытное. Я постараюсь вызвать ее на разговор... Я прошу вас, доктор, сходить к моему мужу; ваше общество будет ему очень приятно; но посмотрите сперва на этого маленького; не опасно ли, что он так много спит?... Да, еще одна просьба, мистер Орридж: обещайте мне, что вы проводите мужа сюда.

   - Очень охотно,- отвечал доктор и отошел от постели.

   Отворив дверь, он остановился и сказал мистрисс Джазеф, что будет внизу и через несколько времени возвратится, чтобы сделать кой-какие распоряжения. Когда он проходил мимо нее, она стояла на коленях у сундука и складывала разные мелкие вещи, брошенные в беспорядке. Прежде чем он заговорил с нею, она вынимала из сундука рубашку, но услышав шаги доктора, проворно сунула ее назад и покрыла платком. Это движение также не ускользнуло от глаза доктора и немало удивило его, но он постарался скрыть свое удивление. В голове его мелькнула мысль, не хочет ли она украсть эту вещь, и в противоположность этой мысли пришли на память слова мистрисс Норбори, уверявшей его, что это кротчайшая и добрейшая из всех известных ей женщин.

   - Оставьте этот сундук,- сказала Розамонда, когда доктор запер дверь.- Это обязанность моей горничной; впрочем, я думаю, ей ничего не останется делать; вы все привели в порядок. Подите сюда, сядьте вот здесь и отдохните. Посланный доктора сказал мне, что ваша госпожа знала моего отца. Я думаю, это было уже очень давно, по крайней мере, меня тогда еще не было на свете. Мне вдвойне приятно принять от нее услугу, потому что она сделана из уважения к моему отцу. Но вы не могли питать подобного чувства; вы пришли ко мне единственно из доброго желания помочь мне. Подите сюда, мистрисс Джазеф, сядьте возле меня.

   Мистрисс Джазеф закрыла сундук и подошла к постели; но лишь только Розамонда заговорила о своем отце, она проворно отвернулась и отошла к камину.

   - Подите сюда, сядьте возле меня,- повторила егде раз Розамонда.- Что вы там делаете? - прибавила она уже нетерпеливо.

   Фигура новой няньки опять появилась в полусвете, падавшем из окна.

   - Уже стемнело,- сказала мистрисс Джазеф,- пора закрыть окно и опустить штору. Я запру, мэм.

   - Да, окно заприте, но не опускайте шторы. Я люблю сумерки. Весь этот вид напоминает мне мое детство и наш старый дом в Корнуэлле. Знаете ли вы что-нибудь о Корнуэлле, мистрисс Джазеф?

   - Я слышала,- на первом слове мистрисс Джазеф запнулась. Она старалась запереть окно, которое, кажется, не хотело ей повиноваться.

   - Что же вы слышали?

   - Я слышала, что это дикая, скучная страна,- отвечала нянька, все еще занятая окном.

   - Вы, кажется, не можете запереть окна? - спросила Розамонда.- Оно запирается очень легко. Оставьте, я позову горничную. Я хочу, чтоб она убрала мне волосы и приготовила одеколон с водою.

   - Я уже заперла окно, мэм,- сказала нянька, отвернувшись от окна.- Если позволите, я приготовлю одеколон и уберу вам волосы, вам незачем звать горничную.

   Мистрисс Фрэнклэнд приняла это предложение, считая свою новую няньку самой странной женщиной в свете. Между тем как мистрисс Джазеф приготовляла одеколон, на дворе совершенно стемнело, и комната наполнилась темными тенями.

   - Вы бы зажгли свечу,- сказала Розамонда.

   - Благодарю вас, мэм,- торопливо отвечала Джазеф.- Я вижу.

   Окончив эту работу, она начала чесать Розамонду, причем сделала два или три вопроса, которые очень порадовали Розамонду, доказав ей, что ее новая нянька умеет говорить, не дожидаясь, чтоб ее вызывали на разговор.

   - Вы, пожалуйста, не удивляйтесь тому, что я вам скажу, мистрисс Джазеф,- сказала Розамонда, когда волосы ее были заплетены и убраны.- Я немного странная женщина. Вы прекрасно чесали, но все время, как вы держали в руках мои волосы, в голове моей являлись самые странные мысли. И право, это так, знаете ли, два или три раза, как вы наклонялись ко мне, я думала, что вы хотите поцеловать меня. Говорил ли вам кто-нибудь такие глупости? Но я вам наперед говорю, что во многих отношениях я такое же дитя, как вот этот; - она указала на сына, который все еще спал самым сладким сном.

   Мистрисс Джазеф не отвечала. Пока Розамонда говорила, она отошла от постели за одеколоном и, возвратись, остановилась так далеко от постели, что Розамонда серьезно начала думать, не обидела ли она ее своей излишней откровенностью. Чтоб убедиться в этом, она заговорила о своем ребенке. Ответы мистрисс Джазеф успокоили ее; но в ее дрожащем голосе, нежном и кротком, слышалась затаенная, тяжелая грусть.

   - Вы, должно быть, очень любите детей, но ваша любовь какая-то грустная, печальная,- сказала Розамонда, воображавшая, что ее ребенка должны окружать такие же веселые и счастливые лица, как она сама.- Вы,- продолжала она,- вероятно, понесли тяжелую потерю. Были ли у вас собственные дети?

   При этом вопросе мистрисс Джазеф, не говоря ни слова, так тяжело опустилась на стоявшее возле нее кресло, что ножки его затрещали. Голова ее упала на грудь, щеки пылали, уста двигались и пальцы шевелились с необыкновенной быстротою. Боясь потревожить ее, мистрисс Фрэнклэнд ничего не сказала, когда она порывисто наклонилась к ребенку и поцеловала его, причем с ее щеки скатилась слеза на щеку ребенка.

   В комнате стало еще темнее; но мистрисс Джазеф не думала зажигать свечу, хотя она стояла перед нею. Розамонда чувствовала себя не совсем покойною в потемках, наедине с этой странной нянькой, и потому решилась предложить ей зажечь свечу.

   - Мистрисс Джазеф, потрудитесь зажечь свечу,- сказала она.- Так темно, что я уже не вижу никакого сходства с Корнуэллем; все уже слилось вместе.

   - Вы, кажется, очень любите ваш Корнуэлль? - спросила мистрисс Джазеф, поднявшись с места, чтобы зажечь свечу.

   - Да, очень люблю,- отвечала Розамонда.- Я там родилась; теперь мы ехали туда и вот принуждены были остановиться здесь. Вы, кажется, не можете найти спичек?

   Наконец спички были найдены, но все не зажигались. Засветив свечу после долгих усилий, мистрисс Джазеф отнесла ее на стол, закрытый от Розамонды занавесом постели.

   - Зачем вы туда поставили свечку? - спросила Розамонда.

   - Я полагаю, для вас будет приятнее не видеть света,- отвечала мистрисс Джазеф и потом торопливо прибавила, как бы боясь противоречия со стороны мистрисс Фрэнклэнд.- Так вы отсюда поедете в Корнуэлль? Вы хотите только путешествовать? - При этих словах она зажгла другую свечу и отнесла туда же, где была первая.

   В это время Розамонда подумала, что ее новая нянька, несмотря на свою кротость и мягкость, непослушная женщина; но не хотела оспаривать у нее права ставить свечи, где ей угодно.

   - О, нет,- отвечала она, оставив вопрос о свечах,- мы прямо едем в наш старый замок, где я родилась. Он теперь принадлежит моему мужу. Я уехала оттуда на пятом году; помню, однако ж, что этот дом очень стар. Я думаю, вы дрожите при одной мысли жить в Портдженском замке?

   Розамонда услышала, что шелковое платье няньки зашевелилось, и при словах "Портдженский замок" шорох совершенно затих и наступила могильная тишина.

   - Вы, я думаю, привыкли жить в новых домах,- продолжала Розамонда после продолжительной паузы.- Вы и представить не можете, что значит жить в старинном замке. Вообразите себе дом, огромный, старый дом; в одной половине его никто не жил в течение шести или семи сотен лет, из этого вы можете заключить о величине этого дома. Мы будем жить в западной части; а северная половина уже в очень плохом состоянии; там никто не жил; но я думаю, мы их восстановим. Все думают, что там какие-то привидения; мы, вероятно, найдем там старинные вещи. Как удивится наш дворецкий, когда я возьму у него ключи от северных комнат и отопру их!

   Тихий подавленный крик и звук, похожий на то, как будто бы что-то ударилось об стол, послышались мистрисс Фрэнклэнд, когда она договаривала последние слова. Она повернулась на постели и спросила торопливым голосом, что там случилось.

   - Ничего,- отвечала мистрисс Джазеф, почти шепотом.- Ничего, совершенно ничего, мэм. Я ударилась об стол; вы пожалуйста не беспокойтесь, это пустое.

   - Но вам, вероятно, больно?

   - Нет, нет, вовсе не больно.

   В то время как мистрисс Джазеф уверяла свою госпожу, что ей вовсе не больно, в комнату вошел доктор, ведя под руку мистера Фрэнклэнда.

   - Мы пришли пожелать вам покойной ночи, мистрисс Фрэнклэнд,- сказал доктор, подведя к постели ее мужа.- Где нянька?

   Розамонда рассказала доктору, что нянька, вероятно, ушиблась очень больно и требует его помощи, и потом, обратясь к мистеру Фрэнклзнду, начала говорить с ним тихим голосом; между тем как доктор расспрашивал мистрисс Джазеф, что с нею случилось. Во время этого разговора он заметил, что глаза ее постоянно блуждали от его лица к разным предметам и чаще всего останавливались на мистере и мистрисс Фрэнклэнд с таким выражением, что ее можно было принять за самую любопытную женщину в мире.

   - Теперь я сказал все, что нужно, вашей няньке,- сказал мистер Орридж Розамонде.- Позвольте пожелать вам покойной ночи,- прибавил он и предложил мистеру Фрэнклэнду последовать его примеру.

   - Если мистрисс Фрэнклэнд станет говорить,- сказал доктор мистрисс Джазеф, уходя,- вы не поддерживайте разговора: ей нужен покой. Как ребенок успокоится, пусть и она заснет. Свечу оставьте здесь. А вы сами можете спать в этих креслах.

   Мистрисс Джазеф ничего не отвечала, она только с любопытством взглянула на доктора. Этот странный, рассеянно любопытный взгляд возбуждал в докторе опасение. "Пусть сегодня остается; завтра мы вытребуем няньку из Лондона",- подумал он, спускаясь с лестницы вместе с мистером Фрэнклэндом.

   Когда мужчины вышли, мистрисс Джазеф, занятая около ребенка, не говорила ни слова; а когда занятие это окончилось, она два или три раза обнаружила намерение подойти к постели, открывала уста, как будто бы хотела что-то сказать, и оставалась недвижимой до тех пор, пока ребенок не заснул на руках матери. Тогда Розамонда наклонилась к нему и поцеловала маленькую ручку, сжатую в кулачок, лежавшую на ее груди. В эту минуту ей послышалось за занавесом сдержанное рыдание.

   - Что это? - воскликнула она.

   - Ничего, мэм,- отвечала мистрисс Джазеф таким же глухим шепотом, как прежде.- Я заснула было и во сне вздохнула. Но это ничего, мэм; надеюсь, вы извините меня.

   - Извините! - повторила Розамонда, не на шутку испуганная этим вздохом.- Я бы советовала вам поговорить с доктором. Подождите там,- прибавила она, помолчав,- я вас позову.

   Мистрисс Джазеф стала ходить по комнате, как бы желая удостовериться, все ли приготовлено к ночи и, спустя несколько минут, наперекор приказанию доктора, попробовала вызвать мистрисс Фрэнклэнд на разговор, спросив что-то о Портдженском замке и о переменах, какие молодые супруги намерены были произвести в нем.

   - Может быть, мэм,- сказала она голосом, который странным образом противоречил всем ее движениям,- может быть, вам не понравится Портдженский замок, и вы перестанете его любить, когда увидите? Кто знает, может быть, вы захотите навсегда уехать оттуда, поживши там несколько дней, особенно если вы пойдете в запущенные комнаты? Я думаю, что вообще таким дамам, как вы,- извините мою смелость, мэм,- не следует и приближаться к таким диким, печальным, запущенным местам.

   - Я на этот счет совсем иного мнения, особенно если задевается мое любопытство,- отвечала Розамонда.- Мне гораздо любопытнее взглянуть на Портдженский замок, чем на семь чудес света. Даже если б нам пришлось совершенно отказаться от этого дома, то и в таком случае мы прожили бы в нем несколько времени.

   Мистрисс Джазеф не отвечала. Она подошла к двери, где стояли кресла, назначенные для нее доктором, осталась там несколько минут и потом начала ходить из угла в угол. Эта ходьба беспокоила Розамонду, тем более, что мистрисс Джазеф что-то говорила про себя. Отдельные слова, доходившие до слуха Розамонды, могли доказать, что мысли няньки вращаются около Портдженны. Но беспрестанное движение и шепот до того беспокоили и раздражали Розамонду, что она решилась прекратить их.

   - Что вы говорите? - спросила она, когда мистрисс Джазеф произнесла несколько слов громче других.

   Мистрисс Джазеф остановилась и взмахнула руками таким образом, как будто бы проснулась от тяжкого сна.

   - Кажется, вы что-то говорили о нашем старом доме,- продолжала Розамонда.- Мне послышалось, будто вы сказали, что мне не следует ехать в Портдженну и что вы не хотели бы быть на моем месте, или что-то в этом роде.

   Мистрисс Джазеф покраснела, как шестнадцатилетняя девушка.

   - Мне кажется, вы ошибаетесь, мэм,- сказала она и опять подошла к креслу.

   Между тем Розамонда, наблюдавшая за нею с напряженным вниманием, видела, что она, копаясь у своего кресла, ничего не делала такого, что бы доказывало ее намерение лечь спать. Что ж это значит? Вместе с этим вопросом в голове Розамонды мелькнуло подозрение, от которого ее обдало холодом: уж не сумасшедшая ли ее новая нянька. В одно мгновение представилось ей все странное поведение этой женщины, ее порывистые жесты, рассеянный и в то же время любопытный взгляд, вздохи, шепот, и все это утверждало ее в той мысли, что ее оставили с сумасшедшей женщиной. Она инстинктивно обняла одною рукою лежавшего возле нее ребенка, а другую протянула к сонетке, висевшей у ее изголовья. В это время мистрисс Джазеф пододвинулась к постели и посмотрела на нее.

   Розамонда имела столько присутствия духа, что рассчитала, что обнаружить свое подозрение без достаточного повода было бы неблагоразумно. Потому она не позвонила, а медленно закрыла глаза, частью для того, чтобы избегнуть взгляда няньки, частью, чтобы придумать какой-нибудь благовидный предлог, который бы оправдывал необходимость присутствия в комнате ее горничной. Но прошло несколько минут, и она ничего не могла придумать. Тогда она подумала, не лучше ли было бы выслать няньку из комнаты, послав ее за мужем; но в то время, как она обдумывала шансы за и против этого плана, послышался шорох шелкового платья у самой ее постели. Первым побуждением ее было дернуть за сонетку; но страх парализовал ее руку, холод пробежал по всему ее телу. Оправившись немного, она приподняла веки и увидела, что на лице няньки, стоявшей уже на середине комнаты, не выражалось ничего, что бы могло внушать ужас и обличать ее помешательство; движения ее обнаруживали скорее смущение и тревогу. Простояв таким образом с минуту, мистрисс Джазеф сделала несколько шагов вперед и, нагнувшись к постели, произнесла шепотом:

   - Вы еще не спите?

   Розамонда хотела было отвечать, но сердце ее так сильно билось, что она не могла произнести ни слова. Тогда нянька, с тем же беспокойством и смущением в лице, опустилась на колена у изголовья Розамонды, посмотрела вокруг, как бы желая удостовериться, что в комнате нет никого, наклонилась, опять посмотрела кругом, наклонилась еще ниже и прошептала на ухо Розамонде:

   - Как будете в Портдженне, не ходите в Миртовую комнату!

   Дыхание мистрисс Джазеф коснулось щеки Розамонды и заморозило всю кровь в ее жилах. Она вздрогнула и в ужасе дернула за сонетку изо всей силы.

   - Успокойтесь, успокойтесь! - вскричала мистрисс Джазеф, опрокинувшись назад всем туловищем и сложив руки с отчаянием.

   Розамонда еще несколько раз дернула за звонок. Послышались громкие голоса и торопливые шаги; было не более десяти часов, и никто из прислуги еще не ложился спать. Сильный звонок встревожил весь дом.

   Услышав движение, нянька поспешно встала и отошла к стене; она молчала; но движение рук и вся ее фигура обличали в ней сильное волнение и испуг.

   По звонку первая явилась горничная мистрисс Фрэнклэнд, за нею вошла трактирщица.

   - Попросите сюда мистера Фрэнклэнда,- сказала Розамонда последней.- Мне нужно говорить с ним. А вы,- продолжала она, обращаясь к горничной,- останьтесь здесь, пока придет мистер Фрэнклэнд. Я очень испугалась.

   Горничная, также немало напуганная, с удивлением глядела на свою госпожу. Когда трактирщица вышла, мистрисс Джазеф отделилась немного от стены и посмотрела на Розамонду. Другого движения она не сделала, пока не возвратилась трактирщица и за нею не вошел в комнату мистер Фрэнклэнд.

   - Лэнни,- прошептала мистрисс Фрэнклэнд, когда к ней подвели мужа.- Я не могу оставить новую няньку на ночь, нет, я не могу!

   Мистер Фрэнклэнд положил руку на висок жены, потом на сердце.

   - Боже мой! Что с тобою, Розамонда! Что случилось? Ты была совершенно спокойна, когда я ушел, а теперь...

   - Я очень испугалась. Меня ужасно испугала новая нянька. Она, несчастная, должно быть, помешана. Только ты не сердись на нее, а ушли ее, скажи, пускай идет отсюда. Я умру от страха, если она останется здесь. Она так странно ведет себя и говорит такие странные вещи... Лэнни, Лэнни! Дай мне руку. Она подошла ко мне тихонько, стала на колени вот здесь, где ты теперь стоишь, наклонилась к самому моему уху и прошептала... какие-то странные слова!

   - Успокойся, успокойся, мой друг,- сказал мистер Фрэнклэнд, серьезно встревоженный раздраженным состоянием жены.- Забудь эти слова и не повторяй их. Успокойся. Я сделаю все, что ты хочешь, только ты будь спокойна и лежи смирно. Мне незачем знать этих слов; довольно того, что эта женщина испугала тебя и ты хочешь удалить ее от себя. Завтра она объяснится. Я очень жалею, что мы не послали в Лондон за нянькой. Где хозяйка?

   Трактирщица подошла к мистеру Фрэнклэнду.

   - Поздно уже? - спросил он.

   - Нет еще, сэр; одиннадцатый в начале.

   - Прикажите привести карету, как можно скорее. Где нянька?

   - Она позади вас, у стены,- отвечала горничная. Мистер Фрэнклэнд обернулся в ту сторону, а Розамонда, взяв его за руку, прошептала: "Не будь к ней строг, Лэнни!"

   Горничная с любопытством смотрела на мистрисс Джазеф, лицо которой совершенно изменилось при этих словах. По щекам ее покатились слезы, губы судорожно двигались, и пальцы то сжимались, то разжимались. Когда мистер Фрэнклэнд обернулся к ней, она отшатнулась к стене, но не могла не слышать, что Розамонда повторила свою просьбу.

   - Лэнни, Лэнни, будь к ней снисходителен. Бедная женщина! О боже мой! Она говорила очень ласково! Очень ласково, Лэнни!

   - Я вовсе не знаю, что здесь случилось,- произнес мистер Фрэнклэнд,- и нисколько не обвиняю вас. Я вижу только, что мистрисс Фрэнклэнд напугана и взволнована и что причиною этого были вы. Как это случилось, я не знаю, но вижу только, что вы не можете остаться на этом месте; и потому, надеюсь, вы оправдаете нас перед вашей госпожой, и расскажете ей, почему мы не можем принять ваших услуг.

   - Вы очень снисходительны ко мне, сэр,- ответила она спокойным тоном, в котором слышалось сознание своего достоинства,- и я не хочу беспокоить вас оправданиями.

   Проговорив это, она прошла на середину комнаты, откуда могла видеть Розамонду, с очевидным намерением сказать ей что-то. Но прошло несколько секунд, прежде чем она овладела собою и могла начать говорить.

   - Прежде чем я оставлю вас, мэм, я попрошу вас верить, что в моих словах не было ничего злого, что я не имею к вам никакого неприязненного чувства. Прошу вас помнить, что я не сержусь и никогда ни на кого жаловаться не буду.

   В голосе ее слышалось столько кротости, добродушия и искренности, что сердце Розамонды болезненно сжалось; она готова была обвинить себя в несправедливости к этой несчастной женщине.

   - Зачем же вы испугали меня? - сказала она почти с сожалением.

   - Испугала вас! Как я вас испугала? О Боже мой! Из всех людей в мире я наименее для вас страшна.

   Мистрисс Джазеф подошла к креслам, где лежали ее чепец и шаль, и надела их. Трактирщица и горничная, с любопытством следившие за нею, увидели, что по ее щекам покатились слезы, равно как и то, что в ее манерах было нечто не совсем обыкновенное для простой служанки. Идя к двери, она остановилась против постели, посмотрела сквозь слезы на Розамонду и произнесла таким голосом, в котором слышалось волнение и сдавленные рыдания:

   - Благослови вас Бог. Пусть Он хранит вас и вашего ребенка. Если вы когда-нибудь подумаете обо мне, то вспомните, что я вовсе не сержусь и никогда жаловаться не буду.

   Она постояла еще, поглядела на мать и на ребенка и, заливаясь слезами, вышла из комнаты. Когда дверь за нею затворилась, никто из оставшихся в комнате не двинулся с места и не произнес ни слова в течение нескольких минут.

  

   На другой день известие об удалении от места мистрисс Джазеф достигло доктора Орриджа в то время, когда он сидел за завтраком. Эта новость показалась ему несколько странной; он поспешил окончить завтрак и пошел в гостиницу двумя часами раньше обыкновенного.

   На дороге остановил его посланный мистера Фрэнклэнда.

   - Меня послал к вам мистер Фрэнклэнд,- сказал слуга,- он вас просит прийти к нему как можно скорее.

   - Правда, что мистер Фрэнклэнд прогнал няньку вчера вечером? - спросил доктор.

   - Правда, сэр.

   Доктор посмотрел весьма серьезно, обнаружив при том некоторое замешательство, и молча последовал за слугою. Его неприятно поразило уже то, что нянька, им рекомендованная, была удалена без его совета. Конечно, мистер Фрзнклэнд распорядился в настоящем случае совершенно независимо, как человек, вполне полагающийся на свое богатство и высокое общественное положение. В голове мистера Орриджа начали блуждать разные мысли революционного свойства, вызванные таким заключением.

   - Кто здесь? - спросил Леонард, когда отворилась дверь его комнаты.

   - Мистер Орридж, сэр,- отвечал слуга.

   - Доброе утро,- сказал доктор и, весьма развязно пожав руку мистеру Фрэнклэнду, опустился в кресла, скрестив ноги, точно так же, как мистер Фрэнклэнд и подобно ему засунул руки в карманы. Но он забыл, что мистер Фрэнклэнд был слеп, и его независимое фамильярное обращение не могло произвести на него никакого впечатления. Но этим достоинство мистера Орриджа было поддержано в его собственных глазах, и этого было довольно.

   - Я очень рад, что вы пришли так рано, доктор. Вчера вечером случилось весьма неприятное происшествие. Я был принужден сейчас же удалить новую няньку.

   - В самом деле? - спросил доктор таким тоном, который, по его мнению, должен был доказать мистеру Фрэнклэнду, что он принимает это известие совершенно равнодушно.- Вы ее прогнали?

   - Если бы было время послать за вами и спросить вашего совета,- продолжал мистер Фрэнклэнд,- я бы не замедлил это сделать. Но ждать было некогда. Мы все были очень встревожены, и когда я пришел в комнату мистрисс Фрэнклэнд, она была в сильном волнении. Она сказала мне, что была напугана новой нянькой, которая, как она думает, помешана. Жена просила меня удалить ее немедленно. Мне ничего более не оставалось делать, как отослать ее домой. Я поступил не совсем учтиво в отношении к вам, но, надеюсь, вы извините меня, когда увидите, в каком состоянии находится моя жена.

   Мистер Орридж несколько смутился. "Какие прекрасные манеры у этих богатых людей",- подумал он и мысленно занялся составлением фразы в достаточной степени вежливой.

   - Вы естественно желали бы знать, что сделала или сказала эта женщина,- продолжал мистер Фрэнклэнд спокойным тоном.- Я ничего вам не могу сказать. Мистрисс Фрэнклэнд вчера была в таком волнении, что я не решился беспокоить ее расспросами, и намеревался сегодня утром объяснить это дело. Вы так много беспокоились, отыскивая нам няньку, что бесспорно имеете право услышать объяснение причины, заставившей нас удалить ее. К счастию, мистрисс Фрэнклэнд гораздо лучше, нежели я мог ожидать. Она ждет вас, и если вы будете столь добры, дадите мне свою руку, мы можем идти сейчас.

   Мистер Орридж поспешно встал и поклоном предложил свои услуги. При первом взгляде на мистрисс Фрэнклэнд доктор заметил, что вчерашнее происшествие неблагоприятно подействовало на нее. Глаза ее были утомлены, кожа суха и пульс ускоренный и неправильный. Ясно было, что она провела бессонную ночь и что нравственно не успокоилась. На вопросы доктора она отвечала коротко и скоро и тотчас же перешла к мистрисс Джазеф.

   - Я думаю, вы уже слышали, доктор, что у нас вчера случилось? - спросила она.- Не могу сказать вам, как все это меня опечалило. Мое поведение в ваших глазах и в глазах этой несчастной женщины может показаться поведением капризной и бесчувственной женщины. Я готова плакать, когда вспомню, как я необдуманно поступила и как мало у меня было смелости. О, Лэнни, я понимаю, как ей было больно... она так горько плакала, бедная...

   - Но, Розамонда,- прервал ее мистер Фрэнклэнд,- ты забываешь, в каком состоянии я нашел тебя здесь. Ты забываешь, что вчера находила ее помешанной. Разве ты переменила свое мнение!

   - Это-то и беспокоило меня всю ночь. Я не могла переменить своего мнения. Я более чем уверена, что эта бедная женщина помешана, но когда я вспоминаю, как она готова была услужить мне, мне становится стыдно моего подозрения. Мистер Орридж, не заметили ли вы в лице ее чего-нибудь, доказывающего ее помешательство?

   - Конечно нет,- отвечал доктор,- иначе я никогда не решился бы рекомендовать ее вам. Я бы не удивился, если бы узнал, что она заболела, что с нею сделался какой-нибудь припадок. Но, признаюсь, ваше подозрение меня удивляет.

   - Неужели я так ошиблась? - вскричала Розамонда, смущенно глядя то на доктора, то на мужа.- Ах, Лэнни, если я в самом деле ошиблась, я никогда не прощу себе!

   - Не можешь ли ты рассказать нам, что привело тебя к такому подозрению? - спросил мистер Фрэнклэнд.

   Розамонда колебалась.

   - Все, что я могу рассказать, покажется вам очень пустым; между тем, все это весьма важно для меня. Вы можете подумать, что вовсе не было причины пугаться и что я была несправедлива к этой женщине.

   - Расскажи все, как было, мой друг.

   - Прошу заметить, мистрисс Фрэнклэнд,- прибавил мистер Орридж,- что я не приписываю никакой важности своему мнению о мистрисс Джазеф, потому что некогда было составить его. Вы имели более возможности наблюдать ее.

   Ободренная таким образом, Розамонда просто и откровенно рассказала все, что происходило в ее комнате накануне вечером, по уходе доктора до той минуты, как она закрыла глаза, услышав шум шелкового платья у своей постели. Здесь она остановилась.

   - Что ж ты остановилась? - спросил мистер Фрэнклэнд.

   - Я не могу спокойно вспомнить тех слов, которые она мне сказала перед тем, как я позвонила.

   - Что ж она сказала? Разве ты повторить не можешь?

   - О нет, нет! Я скажу, и мне очень хочется слышать твое мнение. Я сказала, что мы говорили о нашем намерении ехать в Портдженну и возобновить северные комнаты. Мистрисс Джазеф много расспрашивала меня о старом доме; по-видимому, он ее очень интересовал.

   - Да?

   - Да. Потом, подойдя к постели, она стала на колена, наклонилась ко мне к самому уху и прошептала: "Как будете в Портдженне, не ходите в Миртовую комнату".

   Мистер Фрэнклэнд вздрогнул.

   - Есть такая комната в Портдженне? - спросил он поспешно.

   - Я никогда о ней не слышала.

   - Уверены ли вы в этом? - вмешался доктор. До этой минуты доктор думал, что мистрисс Фрэнклэнд спала и что весь ее рассказ был сновидение.

   - Я уверена, что никогда никто мне не говорил о такой комнате,- отвечала Розамонда.- Я уехала из Портдженны, когда мне было всего пять лет, и никогда ничего не слыхала о такой комнате. Отец мой впоследствии часто говорил о старом доме, но никогда не называл комнат особенными именами. То же самое я могу сказать и о твоем отце, Лэнни. Притом, ты помнишь, что архитектор писал к нам, что на ключах не было ярлыков и что ни номеров, ни названий комнат не было, и никто в Портдженне не мог ему ничего сказать об этом. Как же я могла знать о "Миртовой комнате"? Кто мне мог сказать?

   Мистер Орридж начал убеждаться, что мистрисс Фрэнклэнд спала и видела сон.

   - Я ни о чем более не могу думать,- сказала Розамонда мужу.- Я не могу забыть этих странных слов. Посмотри, как бьется мое сердце. Это очень странные слова. Как ты думаешь, что они значат?

   - Кто эта женщина? Это вопрос важнее,- сказал Фрэнклэнд.

   - Но почему она мне именно сказала эти слова, я бы хотела знать? Стало быть, я должна их знать?

   - Успокойтесь, успокойтесь, мистрисс Фрэнклэнд, помните о вашем ребенке. Я обещаю, что употреблю все средства, чтобы объяснить этот странный случай. Я сегодня же отправлюсь к мистрисс Норбори и, может быть, мне удастся заставить самое мистрисс Джазеф объяснить свои слова. Я передам ее госпоже все, что слышал от вас и уверен, что она, как честная и решительная женщина, употребит все меры, чтоб объяснить этот таинственный случай.

   - Ступайте, ступайте, сейчас! - воскликнула Розамонда.- Ступайте, мистер Орридж!

   - Я должен прежде навестить нескольких больных в городе,- заметил доктор, улыбаясь.

   - Ступайте к ним, не тратя времени,- сказала Розамонда.- Ребенок совершенно покоен, мне самой гораздо лучше; мы вас не задерживаем. Но, мистер Орридж, будьте снисходительны к этой бедной женщине, скажите ей, что я никогда и не подумала бы удалить ее от себя, если б она не испугала меня. Скажите, что мне очень жаль, скажите...

   - Мой друг, если мистрисс Джазеф действительно помешана, то эти извинения совершенно лишние,- прервал мистер Фрэнклэнд.- Гораздо естественнее будет, если мистер Орридж будет столь добр и примет на себя труд оправдать нас перед ее госпожою.

   - Ступайте! Прошу вас! - вскрикнула Розамонда, заметив, что доктор намерен отвечать мистеру Фрэнклэнду.

   - Не бойтесь, мистрисс Фрэнклэнд, я не потеряю времени,- сказал доктор, отворяя дверь.- Но помните, что ваш посланный ничего не скажет вам, если найдет вас в таком же положении, как вы теперь,- прибавил доктор и вышел.

   - Как будете в Портдженне, не входите в Миртовую комнату! - повторил мистер Фрэнклэнд.- Это странные слова, Розамонда. Кто же эта женщина, в самом деле? Она совершенно чужая. Ни я, ни ты не знаем; встретились мы с нею случайно, и вдруг видим, что она знает о нашем доме, чего и мы не знаем. Странно!

   - Она предостерегает меня, Лэнни. Ах, если б мне заснуть и не просыпаться, пока не возвратится доктор.

   - Я думаю, эта женщина никому ничего не скажет.

   - Не говори этого, Лэнни. Я думаю, я сама способна была бы идти к ней и Спросить, чтоб она объяснила свои слова.

   - Даже и тогда ты ничего от нее не узнаешь. Она боится за те последствия, которых мы не предвидим; поэтому она ничего не скажет, и, что еще вероятнее, может быть, отопрется от своих слов.

   - В таком случае, мы сами можем объяснить их.

   - Каким образом?

   - Очень просто. Поедем в Портдженну и станем искать в старом доме Миртовую комнату.

   - Вероятно, там есть такая комната.

   - Конечно есть. И мы ее найдем, непременно. Тогда ничто не удержит меня. Я узнаю, что там такое! - заключила мистрисс Фрэнклэнд.

  

   Окончив с возможной поспешностью свои городские визиты, мистер Орридж в час пополудни остановился пред домом мистрисс Норбори. Услышав стук экипажа и быстрый лошадиный топот, лакей проворно сбежал вниз, отворил дверь и ввел доктора в залу, как-то злобно и самодовольно улыбаясь.

   - Ну, вы, вероятно, все были удивлены, когда ваша ключница возвратилась вчера вечером? - спросил доктор.

   - Да, сэр. Мы были очень удивлены, когда она возвратилась вчера вечером,- отвечал лакей,- но еще более удивились, когда она сегодня утром опять ушла.

   - Опять ушла? Что это значит?

   - Да, сэр. Она потеряла место и ушла.- Говоря это, лакей оскалил зубы; горничная, случившаяся при этом, слушала его с видимым удовольствием. Ясно, мистрисс Джазеф не пользовалась в людской большою любовью.

   Доктор так удивился, услышав эту новость, что уже и не расспрашивал более. Слуга между тем отворил дверь в столовую, и мистер Орридж вошел туда. Мистрисс Норбори сидела у окна и наблюдала своего больного ребенка, который с большим аппетитом пил чай.

   - Я знаю, что вы хотите сказать,- произнесла мистрисс Норбори, вставая.- Но прежде посмотрите ребенка.

   Доктор осмотрел ребенка и объявил, что он весьма скоро поправляется, после чего нянька унесла его и уложила спать. Лишь только дверь затворилась, мистрисс Норбори решительно обратилась к нему, сказав, что очень хорошо знает, о чем он намерен говорить.

   - Но, мистер Орридж, прежде я должна сказать вам кое-что. Я женщина справедливая и ссориться не хочу с вами. Вы были причиною неприятности с тремя лицами, но вы были бессознательною причиною, и потому я не хочу вас упрекать.

   - Я ничего не понимаю,- начал было мистер Орридж,- уверяю вас...

   - Вы очень хорошо знаете, что я говорю,- перебила мистрисс Норбори.- Не вы ли были поводом, что я послала свою ключницу к мистрисс Фрэнклэнд?

   Доктор не мог не сказать: - Да.

   - Хорошо,- продолжала мистрисс Норбори тоном судьи,- и следствием того было то, что я имею неприятность вдруг с тремя лицами. Во-первых, мистрисс Фрэнклэнд из глупой прихоти вообразила, что моя ключница напугала ее; во-вторых, мистер Фрэнклэнд вообразил, что таким прихотям надо потакать и прогнал мою ключницу, как какую-нибудь негодницу; наконец, что всего хуже, моя ключница имела дерзость нагрубить мне, прямо в лицо, так что я принуждена была приказать ей оставить мой дом в течение двенадцати часов. Теперь защищайтесь! Но я все знаю, что вы скажете. Я знаю, вам больше нечего было делать, как отослать ее назад. Я не сержусь на вас, помните это, я не сержусь!

   - Я не вижу надобности защищаться,- проговорил доктор, воспользовавшись паузой, которую сделала мистрисс Норбори.- Я убежден так же твердо, как вы, что меня не за что обвинять. Только меня крайне удивляет, что, как вы говорите, мистрисс Джазеф поступила невежливо в отношении к вам.

   - Невежливо!? - вскричала мистрисс Норбори.- Кто говорит о невежливости? Нагло, дерзко, бесстыдно, я говорю. Мистрисс Джазеф, возвратившись из Тигровой Головы, была или пьяна или помешана, а, может быть, и то и другое. Вы видели ее, вы говорили с нею, можете ли вы сказать, что эта женщина способна говорить дерзости вам прямо в лицо и противоречить вам в то время, когда вы говорите?

   - Я должен сказать, что мистрисс Джазеф менее всех способна к поведению подобного рода,- отвечал доктор.

   - Хорошо. Теперь слушайте, что тут было, когда она возвратилась вчера вечером,- сказала мистрисс Норбори, приготовляясь к долгому рассказу.- Слушайте. Она приехала, когда мы готовились идти спать. Понятно, что я была удивлена, увидев ее, и позвала в приемную, чтоб спросить объяснение. Кажется, в этом ничего удивительного. Я заметила, что глаза у нее были красные и что смотрела она как-то дико и злобно; я молчала, ожидая ее объяснения. Но она мне ничего не сказала, кроме того, что она испугала мистрисс Фрэнклэнд и что мистер Фрзнклэнд отослал ее назад. Я, естественно, не хотела поверить; она же очень настаивала на своем и решительно объявила, что ничего более не может сказать. "Если вы мне ничего более не скажете,- сказала я,- то я буду вправе думать, что мистрисс Фрэнклэнд поступила с вами несправедливо, единственно по прихоти, из каприза". "Нет,- говорит она,- я никогда не обвиню мистрисс Фрэнклэнд ни в несправедливости, ни в капризах". И так странно она начала смотреть на меня, как никогда не смотрела прежде. "Что это значит?" - спросила я и сама стала смотреть на нее, как она. "Это значит,- отвечала она,- что я справедлива к мистрисс Фрэнклэнд". "Вы, вы,- я говорю,- справедливы? Тогда я вам скажу, что я умею чувствовать оскорбление и что в моих глазах мистрисс Фрэнклэнд необразованная, капризная, бесчувственная женщина". Что ж, как бы вы думали, она сделала? Она подходит ко мне, вообразите, подходит и говорит: "Неправда, неправда; мистрисс Фрэнклэнд ни необразованная, ни капризная, ни бесчувственная женщина". "Вы, кажется, решились противоречить мне во всем, мистрисс Джазеф? - спросила я. - "Нет,- отвечает она,- я решилась только защищать мистрисс Фрэнклэнд от вашей несправедливости". И даю вам честное слово, она говорила этими самыми словами. Что вы на это скажете?

   Доктор изъявил удивление; мистрисс Норбори посмотрела на него с торжествующим видом и продолжала:

   - Это меня, наконец, рассердило, "Мистрисс Джазеф,- сказала я,- я не привыкла к подобным словам и всего менее ожидала услышать их от вас. Я не хочу знать, почему вы берете на себя труд защищать эту мистрисс Фрэнклзнд, которая так неучтиво поступила в отношении ко мне и к вам; но я вам прямо скажу, что я требую от своих слуг почтения ко мне и не позволю ключнице вести себя таким образом, как вы себя ведете". Она хотела было говорить, но я ей не позволила: "Нет,- сказала я,- лучше молчите; всякую другую на вашем месте я бы прогнала сию же минуту, но к вам я буду снисходительна, потому что в течение вашей службы вы вели себя примерно". "Уйдите,- говорю,- теперь и подумайте, что вы мне говорили. Я надеюсь, завтра утром вы возьмете назад свои слова". Вы видите, мистер Орридж, я поступила с нею и справедливо и снисходительно. Но что ж она мне отвечала? "Я,- говорит,