Хаггард Генри Райдер - Сердце мира

p; - Дочь! Приказываю тебе до последнего дыхания хранить молчание!

   - Замолчи, собака! - крикнул на него дон Хосе, закрывая ему рот рукой.

   - Если бы я только могла терпеть муки вместо тебя! - воскликнула девушка, подаваясь вперед, но не будучи в силах порвать стягивавшие ее веревки.

   - Не торопись, красавица, - обратился к ней дон Хосе. - И до тебя дойдет очередь, я сумею заставить тебя говорить и, если нужно, прибегну к силе. Хотя жаль, ты очень, очень хороша!

   Девушка метнула на него взгляд, полный ужаса и ненависти.

   - Что мы применим к ней? - спросил сын отца. - Раскаленный клинок? Передай мне, пожалуйста, твой нож... хорошо... А теперь, старый черт индеец, в последний раз спрашиваю тебя: где находится храм, полный золота, о котором ты говорил со своей дочерью в невидимом для тебя присутствии моего отца?

   - Нет такого храма, белый человек! - спокойно ответил старик.

   - В самом деле? Но как ты объяснишь, откуда у тебя золотые кружки, которые мы захватили в твоем жилище? Откуда у тебя этот нож, осыпанный драгоценностями?

   И он указал на большой кинжал, действительно очень ценный, с рукоятью из литого золота, который он держал в руках.

   - Он был дан мне одним другом! Я не знаю, где он его получил!

   - Неужели? Я постараюсь помочь твоей памяти... Отец, погрей острие клинка, а я тем временем немного отдохну и расскажу нашему гостю, как мы им воспользуемся!

   Он близко подошел к старику и что-то сказал ему на ухо. У того в невероятном ужасе широко раскрылись глаза, потом голова поникла на грудь, и он весь осунулся. Если бы не веревки, то он упал бы на пол. До нас едва слышно донеслись сказанные им с глубоким вздохом слова:

   - Разве белые люди - злые духи? Или на земле нет больше ни правды, ни справедливости?

   - Нисколько, друг! - весело отвечал дон Хосе. - Мы добрые парни, но в нынешние времена трудно жить... Что же касается правды и справедливости, то и в этой стране есть законы, но они не относятся к некрещеным собакам-индейцам. Теперь в последний раз спрашиваю: отведешь ли ты нас на место, где много золота, оставив дочь здесь заложницей?

   - Никогда! Пусть мы лучше испытаем сто смертей, чем выдадим тайну нашего народа таким людям, как вы!

   - Значит, вы имеете тайны? - воскликнул дон Хосе. - Отец, готов нож?

   - Еще минуту, - ответил дон Педро, поворачивая лезвие на огне. - Дай подогреть еще немного.

   Вот что мы увидели и услышали.

   - Пора нам вмешаться! - сказал сеньор, берясь за перила с намерением спрыгнуть вниз.

   - Может быть, нижняя дверь открыта, - шепотом сказал я ему, удерживая за руку.

   - Неужели вы хотите туда спуститься? - дрожащим голосом спросила Луиза.

   - Разумеется! Мы должны помочь этим людям или умереть с ними, - ответил я.

   - В таком случае, прощайте. Меня ожидает мучительная смерть, если меня увидят с вами, а у меня есть ребенок, для которого я должна жить. Будьте счастливы!

   С этими словами она быстро исчезла в проходе, а мы без шума сошли по лестнице и действительно нашли дверь открытой. В это время дон Хосе подошел к Зибальбаю, держа в руке раскаленный кинжал.

   - Смотри, красавица, как я буду крестить твоего отца в нашу христианскую веру. Я раскаленным лезвием начерчу на его лице знамение креста!

   В это самое мгновение Молас схватил его сзади за руку и заставил бросить нож. Со своей стороны, я бросился к дону Педро и, обхватив его руками, сжал, как железным обручем, не давая ему сделать ни малейшего движения.

   - При первом же слове вы будете немедленно убиты! - заявил им сеньор, поднимая оброненный доном Хосе кинжал и приставляя раскаленное лезвие к его груди. Послышался запах опаленного сукна, и Хосе стал молить о пощаде:

   - Вы джентльмен и англичанин, вы не можете, как мясник, зарезать беззащитного человека!

   - А вы сами собирались прирезать нас, как быков, в нашей комнате? Молас, отпусти эту собаку, но если он попытается бежать, то всади ему нож поглубже. Хосе Морено, у вас есть нож за поясом, у меня тоже. Я не хочу вас зарезать, но мы решим наше дело поединком, на этом месте и сию минуту!

   - Сеньор, вы с ума сошли рисковать вашей жизнью подобным образом. Я собственноручно заколю этого негодяя!

   - Они хотели убить нас, пусть умрут сами! - вставил Молас, но сеньор упорно твердил:

   - Я буду драться на равных условиях!

   - Хорошо! - ответил я и, обращаясь к Моласу, добавил: - Отпусти его, но держи нож наготове!

   Хосе осмотрелся кругом, точно ища способа бежать, но перед ним был кинжал сеньора, а сзади нож Моласа. Последовала странная сцена при неверном свете луны и пламени фонаря, довольно ярко освещавших некоторые части часовни, прочее же оставлявших в совершенной темноте; странен был и самый поединок между этими представителями добра и зла. Первым стал нападать дон Хосе, стараясь нанести удар в голову, но в свою очередь сеньор Стрикленд, удачно увернувшись от грозившего удара, задел левую руку мексиканца, вызвав у него сильный крик боли. Тот стал отступать, пока не дошел до ступеней алтаря. Здесь ему поневоле пришлось остановиться и принять решительный бой. Я с напряженным вниманием следил за всеми перипетиями борьбы и с облегчением вздохнул, когда увидел, что другу удалось пронзить сердце своего врага и тот замертво упал к ногам индейской девушки, которую от так долго мучил. Здесь я должен сознаться в большой оплошности, которая наделала много бед и за которую я не перестаю себя винить. Я уже сказал, что крепко держал дона Педро, но по какой-то необъяснимой для меня причине, вероятно, под радостным впечатлением от победы друга, я несколько ослабил хватку, и мой пленник стремительно вырвался и побежал внутрь часовни. Я бросился за ним, но он уже успел достигнуть потайной двери и захлопнул ее перед моим носом. Со стороны часовни в ней не было ни ручки, ни ключа, и не было никакой возможности ее открыть.

   - Бегите! - крикнул я, бросаясь к алтарю. - Он вырвался и теперь вернется со всеми остальными!

   Сеньор видел все, что произошло, и поспешно разрезал веревки, связывавшие обоих несчастных пленников. Я вскочил на престол - да простится мне мое прегрешение - и с трудом, при помощи подсадившего меня Моласа, на руках подтянулся до окна, пролез через него и очутился по ту сторону часовни. Вслед за мной был подсажен Зибальбай, которого я не без труда протащил сквозь окно, так он был слаб и измучен. После него вылезла его дочь, - как выяснилось, ее звали Майя, - потом сеньор и, наконец, Молас, так что через три минуты после бегства дона Педро, все мы невредимыми стояли в саду около часовни.

   - Куда же теперь? - спросил я, не зная, куда направиться. Майя внимательно, но быстро осмотрелась кругом и сказала:

   - Идите за мной! Я знаю дорогу!

   Мы быстро дошли до стены высотой в человеческий рост, за которой шла изгородь из кустов алоэ. Мы перелезли через стену и пробрались сквозь кусты, не без того, чтобы не порвать свою одежду и не поцарапаться, так как иглы были очень острыми. Таким образом, мы очутились на пашне, в открытом поле. Майя осмотрелась, определилась по звездам и решительно свернула в сторону видневшегося вдали темного леса.

   - Куда? - остановил я ее. - Направо идет дорога в город, и там мы можем найти спасение...

   - Чтобы быть арестованными в качестве убийц? - возразил сеньор. - Вы забыли, что Хосе Морено погиб от моей руки. В лучшем случае нас посадят в тюрьму, а отец явится грозным обвинителем. Нет, нам лучше спрятаться в лесу!

   - Господа, - произнес Зибальбай свое первое слово, - я знаю в лесу укромное место, где мы можем найти себе временный приют. Это развалины старинного храма... Но скажите, кто вы такие?

   - Вы должны меня знать, Зибальбай, - сказал Молас, - так как я тот посланник, который должен был привести к вам Держателя Сердца! - и он указал на меня.

   - Этот человек - вы? - спросил старик.

   - Да, и я много перенес, прежде чем нашел вас. Но теперь не время разговаривать. Проведите нас в более надежное место, так как мы подвергаемся большой опасности!

   В подтверждение моих слов со стороны асиенды послышались частые выстрелы. Майя заняла место впереди, и мы ускоренным шагом дошли до леса. Вскоре выстрелы замолкли, и мы немного передохнули. На востоке начинался рассвет.

  

   Наши новые спутники очень устали даже от небольшого пройденного расстояния, и нам пришлось их поддерживать. Сеньор вел за руку нашу проводницу, а сзади шли мы с Моласом, взяв Зибальбая под руки с обеих сторон. Время от времени мы останавливались, чтобы передохнуть; было еще удивительно, как они вообще могли передвигать ноги, так как дон Педро пять дней не давал им пищи, желая голодом вырвать у них интересовавшую его тайну. Ему, вероятно, это удалось бы, или, по крайней мере, они умерли бы от истощения, если бы не бывший с ними небольшой запас смеси из листьев, муки и толченого сухого мяса, соединенных еще с другими компонентами. Зибальбай знал этот индейский рецепт и пользовался им, проходя большие пустыни. Питательная сила полученного вещества так велика, что достаточно небольшого шарика, чтобы в течение целого дня поддерживать силы человека даже в усиленной работе. Но в сущности это скорее возбуждающее средство, чем питательное. Поэтому наши спутники, даже спасаясь от неминуемой опасности, старались сорвать попадавшие под руку колосья и наполняли рот полузелеными зернами.

   В девственном лесу чаща была так густа, что лучи солнца почти не проникали к нам; толстые стволы деревьев были переплетены кустарниками и вьющимися растениями, так что местами мы двигались вперед с большим трудом. В листве ютился целый сонм разнообразных птиц, одурявший нас несмолкаемым гомоном голосов. Внизу, на земле, кишели массы различных насекомых, а вдали изредка раздавался глухой треск сухих ветвей, ломавшихся под чьими-то тяжелыми шагами.

   Часа через два мы добрались до небольшой речки. Зибальбай в полном изнеможении опустился на песчаный берег, а Майя уселась на небольшом камне, опустив уставшие ноги в воду, которая их несколько успокоила. Движением руки она подозвала к себе сеньора и, посторонившись, чтобы дать ему место рядом с собой, спросила:

   - Как ваше имя, белый человек?

   - Джеймс Стрикленд, леди!

   - Джеймс... Стрикленд! - повторила она с некоторым затруднением. - Благодарю вас, Джеймс Стрикленд, за спасение моего отца от мучений и позора. И за это ваше деяние, я, Майя, царица Сердца, которой многие служат, буду вашей вечной слугой!

   - Вам надо благодарить моего друга, дона Игнасио! - сказал он, указывая на меня.

   Она несколько мгновений пристально смотрела на меня и потом произнесла:

   - Я благодарю также и его, но вас еще больше, так как вы избавили меня от того ненавистного человека и спасли нас!

   - Еще рано благодарить, леди, - ответил сеньор, - мы еще далеко не в безопасности!

   - Теперь я почти не боюсь, - возразила она равнодушно, - наше пристанище недалеко, да и как они могут найти нас в этом лесу... Но слушайте! Что это такое?

   До нас донесся отдаленный лай.

   - Вот как они найдут нас! - ответил сеньор. - Нам нельзя терять ни минуты... Как идет наша дорога?

   - По берегу реки, вниз!

   - Следовательно, нужно войти в воду и пойти руслом. Собаки потеряют наш след, и мы будем в безопасности прежде, чем нас поймают. У нас нет другого выхода.

   Мы так и сделали и пошли так быстро, как только позволяла слабость Зибальбая. К счастью, река была не очень широкой и глубокой, но иногда мы с трудом могли держаться в быстром течении. Дважды мы пускались вплавь, не смея выйти на берег и в то же время опасаясь сделаться добычей аллигаторов. Целый час мы двигались в воде. Наконец Майя остановилась и предложила выйти на берег, так как здесь был поворот к спасительному убежищу. Это придало нам бодрости, но все-таки мы были вынуждены на руках нести Зибальбая: он совершенно выбился из сил. Вскоре перед нашими глазами появился высокий, покрытый деревьями холм, на вершине которого высились полуразрушенные стены большого каменного здания.

   - Мы дошли, - сказал Зибальбай, - а вот и лестница, ведущая наверх!

   Мы стали осторожно подниматься, потому что ступени, большие и широкие, не везде лежали достаточно твердо. Молас нес Зибальбая на спине, так как тот не мог подняться сам. Над верхней площадкой еще уцелела часть большой арки, которая, по-видимому, некогда высилась над фронтоном здания, но выдающаяся часть ее свода была соединена с общей стеной сильно потрескавшимися плитами; соединявший их цемент местами выпал, и вся эта каменная громада точно висела в воздухе, окутанная зеленью и плющом.

   С верхней площадки Майя провела нас в отдельную комнатку, каменные стены которой были украшены высеченными из камня изваяниями змей, пол был устлан деревянными досками; в одном углу, прикрытые плащом, находились несколько отравленных дротиков, глиняный горшок для варки пищи и кинжал, подобный тому, которым сеньор убил дона Хосе, а также небольшое количество сушеного мяса и теста из муки.

   - Все осталось в целости, - сказала Майя, - давайте сядем и подкрепим наши силы едой, чтобы быть крепкими для встречи опасности.

   - Я думаю, что преследователи оставили нас в покое, - заметил сеньор.

   - Вы плохо, видно, знаете этих людей, - ответил я ему. - Они должны догнать нас ради собственной жизни, а дон Педро должен еще отомстить за смерть сына. Вся наша надежда в том, что мы скрыли свои следы в реке, так что собаки не почуют нас. Но я опасаюсь обратного, так как земля под деревьями была влажная.

   - Что же нам делать? Переждать здесь или двигаться дальше?

   - Сеньор, у нас нет выбора, потому что нельзя оставить здесь Зибальбая и его дочь. К тому же здесь легче защищаться, чем в лесу, без всякого прикрытия. Нам нужно приготовиться к худшему!

   - Нам нечего и готовиться, так как нечем защищаться, кроме ножей. Порох отсырел, и мы не можем даже воспользоваться нашими револьверами. Если на нас нападут, то мы обречены на верную смерть!

   - Это не совсем так, сеньор, - возразил я ему. - Внизу лежит много камней, принесем их сюда побольше. Быть может, бросая камни, мы и поразим кое-кого из наших врагов!

   Мы так и сделали, пока Майя была на часах. Нашу работу прервал собачий лай снизу, около реки, а вслед затем послышался треск кустов, раздвигаемых на ходу несколькими людьми. Мы молча переглянулись, и Молас выразил общую мысль:

   - Они идут!

   - В таком случае, пусть приходят скорее! - сказал сеньор.

   - Почему, белый человек? Или вы боитесь? - спросила Майя.

   - Да, очень! - со смехом ответил сеньор Стрикленд. - Нас, вероятно, скоро перебьют. Вас не пугает такой исход?

   - Нисколько! Я, следовательно, тоже буду убита, и мне не придется делать длинного обратного путешествия.

   - Как вы можете быть уверенной в этом? - усомнился сеньор.

   - Очень просто, - ответила девушка, показывая на шейную артерию. - Если я проткну здесь, то через минуту усну, а через две перестану жить.

   - Понимаю. Но вы настолько просто говорите о смерти, хотя еще так молоды и прекрасны!

   - А это потому, сеньор, что жизнь моя была не очень сладкой. И потом, разве я знаю, что готовит мне будущее? Но я знаю, что когда мы уснем для Небесного Сердца, то найдем покой, если не что-нибудь большее!

   - Будем надеяться, - сказал сеньор. - Смотрите, вон они идут! Внизу показались человек семь или восемь, с ними были три мула, которых они привязали к деревьям, а сами подошли к холму.

   - Интересно знать, кто из нас уцелеет к закату солнца? - сказал сеньор.

   Идущая по следу собака быстро подбежала к нашему холму и, обнюхав первые ступени, залилась громким лаем, подняв морду кверху. Между тем наши враги не спешили подниматься; они собрались вместе и стали совещаться. Бежать мы не могли, и защищаться было нечем.

   Такое положение заставило сеньора высказать мысль:

   - Нельзя ли вступить с ними в переговоры?

   - Невозможно! - ответил я ему. - Что мы можем им дать, чего бы они не могли взять сами?

   Тут вмешался старый индеец.

   - Друзья, отчего вы не спасаетесь бегством? Сзади должна быть тропинка, а в лесу вам легче спрятаться от этих людей.

   - Как же мы можем бежать, если вы так слабы, - заметил ему Стрикленд. - Нам остается храбро встретить смерть и тем окончить поиски Золотого Города!

   - Я уже стар, - продолжал Зибальбай, - и мне не долго жить. А ты, дочь моя, ступай с ними. На тебе наш священный символ, и если этот чужеземец докажет тебе, что он и есть тот, кого мы искали, то ты отведешь его к нам домой, и все исполнится, как было предсказано!

   - Нет, отец, мы оба останемся живы или погибнем! Эти сеньоры могут идти, если хотят, но я останусь с тобой!

   - Я тоже, - сказал Молас, - так как не хочу избежать смерти, которая сторожит меня... Да и поздно бежать - смотрите, вот они поднимаются по лестнице, с доном Педро и американо во главе!

   Я выглянул. Молас говорил верно. Разбойники уже поднялись до половины первого этажа.

   - Если бы у нас были ружья! - вздохнул сеньор.

   - Незачем печалиться о том, чего у нас нет, - ответил я ему. - Бог может помочь нам, если захочет, а если нет, то нам приходится только преклониться перед Его волей!

   Мы все замолчали, и слышался только голос одного Зибальбая, который, подняв руки к небу, молился своим богам об отмщении врагам. Сквозь кусты я видел, что наши противники поднимались уже на второй этаж.

   - Надо действовать! - воскликнул сеньор.

   Он быстро подбежал к тем камням, которые мы с таким усердием собирали, и просил нас всех помочь ему сбросить вниз по лестнице самый тяжелый из них. Но на наше несчастье, корни кустов задержали движение камня, а вслед за тем нападающие открыли непрерывный огонь из своих ружей, и мы были вынуждены искать укрытия за высоким карнизом арки.

   Враги продолжали подниматься, пока не дошли до третьего этажа, где остановились, чтобы передохнуть. Молас, не говоря ни слова, схватил отравленный дротик, подбежал к краю лестницы и с силой метнул его в нападающих; сеньор зачем-то последовал за ним, схватив другой дротик, хотя не умел пользоваться этим оружием. Дротик Моласа попал в шею Смита, и он зашатался на месте, стараясь обеими руками вырвать засевшее острие. Но силы ему изменили, и он свалился вниз. В ответ на это нападение раздался дружный залп, и хотя сеньор Стрикленд и Молас поспешили укрыться за наше прикрытие, но - увы! - на этот раз дело не обошлось благополучно. Молас упал, и сеньор остановился, чтобы помочь ему подняться, потом они оба добежали до нас. По лицу сеньора струилась кровь. Я очень испугался.

   - Вы ранены?

   - Пустяки! Пуля едва задела меня... Но Молас ранен в бок!

   - Ничего, ничего. Я чувствую себя хорошо, - говорил Молас, но я видел, что он испытывает сильную боль.

   Майя подошла к сеньору, стараясь куском от своего платья остановить кровь с его щеки.

   - Не стоит, - ответил он ей, - так как скоро будут более серьезные раны, которых не залечишь. Что же нам делать?

   Вместо ответа она указала рукой на отравленный дротик, который держала в руке.

   - Я также не могу дать вам иного совета, но говорю вам, что очень рад тому, что встретил вас, и надеюсь, что мы еще свидимся. А теперь воспользуйтесь минутой затишья, чтобы проститься с вашим отцом!

   Майя утвердительно кивнула головой. Подойдя к Зибальбаю, она нежно обняла старика. Я видел, что наши противники совещаются. Смерть Смита заставляла их быть осторожнее, они, по-видимому, опасались засады, но немного погодя все-таки стали подниматься по ступеням третьего этажа. Все мы стояли в полном безмолвии и неподвижности. Молас приложил руку к своей ране, чтобы несколько уменьшить страдания. Потом он опять ушел на внутреннюю площадку и вернулся с большим медным топором, который лежал в куче вещей Зибальбая, найденных нами при входе.

   Молча, не говоря ни слова, он взобрался, пользуясь трещинами в своде, на самый верх арки и лежал, удерживаясь одной рукой и расширяя все больше самую большую трещину.

   - Сойди скорее вниз, Молас! - крикнул ему сеньор. - Ведь если арка упадет, то и ты свалишься вместе с ней!

   - Ничего! - ответил Молас. - Сегодня все равно мой Судный день: попавшая в меня пуля поразила меня насмерть, и я больше не жилец на этом свете!

   - Прощай, благородный человек, - сказал ему сеньор. - У меня нет другого орудия, а то я был бы с тобой.

   - Прощай, возлюбленный брат мой, верный слуга Сердца! - послал я ему свой последний привет. - Твой поступок получит свою награду.

   Цементная крепь с трех сторон была разрушена, но оставалась еще одна, на вид самая прочная.

   - Далеко ли они? - спросил Молас.

   Мы осторожно глянули через край карниза и увидели, что наши враги опять остановились футах в шестидесяти под нами, точно опасаясь чего-то неизвестного. Один из них что-то горячо говорил дону Педро, стараясь его в чем-то убедить, но тот, по-видимому, не соглашался. Наконец он сдался и отдал соответствующее приказание. Этих нескольких минут промедления было достаточно, чтобы дать Моласу время справиться с его работой.

   - Скорее! - шепнул ему сеньор. - Они идут!

   Молас отбросил топор и теперь уже работал своим охотничьим ножом, стараясь разрушить цементную крепь, сковывавшую камни столько веков.

   - Назад, Молас, назад! - повторял сеньор, но тот не слушал, а быть может, и не слышал.

   Крепь становилась все тоньше и тоньше, но все еще держалась. Тогда Молас переполз на внешнюю сторону свода, и вес его тела пересилил сцепление. Раздался треск, потом глухой шум, и каменная громада упала вниз, на ступени лестницы, увлекая с собой и бесстрашного Моласа. Нашим глазам представилась перемешанная груда камней и человеческих трупов: ни один не избег своей участи, только дон Педро, шедший впереди всех по лестнице, остался в живых. Но новый, неожиданно оторвавшийся обломок карниза свалил его с ног, и он с высоты третьего этажа полетел вниз.

   Все было кончено.

   - Пойдемте искать тело нашего спасителя, - предложил сеньор, и мы все последовали за ним.

   Внизу мы нашли трех привязанных мулов с большим запасом провианта, потом не постеснялись отобрать у павших врагов их ружья и патроны, которые могли нам еще пригодиться.

   Все они были убиты наповал, и только дон Педро, упавший на мягкий грунт, еще шевелился и стонал.

   - Воды, воды! - слышались его мольбы.

   Сеньор подошел к нему и влил в рот немного водки из фляги, которую мы нашли на одном из мулов.

   - Как вы милосердны! - заметила ему Майя. - Я бы, кажется, ничего не сделала, чтобы облегчить участь этой собаки.

   - Кто из нас без греха, - ответил сеньор, - и потому мы должны быть милосердны.

   - Я умираю! - слабым голосом произнес дон Педро. - Мое предчувствие, что я погибну под развалинами, оправдалось. Но как могу я спокойно умереть, будучи убийцей и разбойником с самого детства?

   Сеньор только пожал плечами, не находя ответа на этот вопрос.

   - Отпустите мне грехи! - продолжал взывать дон Педро. - Ради самого Христа, отпустите мне грехи!

   - Это не в моей власти, - ответил ему сеньор. - Молитесь Богу, потому что время ваше коротко.

   Но тот не внял этому совету, и до нас еще долго доносились вопли и страшные проклятия умирающего непокаявшегося разбойника.

  

   Когда мы немного успокоились и подкрепили наши силы едой, я, видя, что мы вполне можем в тот же вечер двинуться в путь, обратился к Зибальбаю: - Месяца два тому назад ты, Зибальбай, послал Моласа, который погиб ради нас, к тому из индейцев, которого они признают Владыкой Сердца. Твой посланник странствовал по суше и по морю и наконец передал твое поручение!

   - Кому?

   - Мне, так как именно я и есть тот человек, которого вы ищете. Я и мой товарищ пустились в путь, во время которого пережили множество опасностей.

   - Докажи это! - предложил Зибальбай и стал задавать мне наши тайные вопросы, на которые я давал установленные ответы.

   - Ты очень сведущ, - сказал он наконец, - но если ты действительно Господин Сердца, открой моим глазам тайну.

   - Нет! Ты искал меня, а не я тебя. Моласу ты показал символ, покажи его и мне. До тех пор я ничего не сделаю!

   Он подозрительно посмотрел на меня и сказал:

   - Тебя я испытал; эта женщина - моя дочь, знающая всю тайну. Но кто этот белый? Имею ли я право открыть сердце перед ним?

   - Имеешь, потому что этот белый человек - мой брат, и мы с ним одно целое, до самой смерти. Он также посвящен в наше общество и одно время был даже Хранителем Сердца и Господином, когда я, опасаясь смерти, передал ему нашу тайну. Его уши - мои уши, его уста - мои уста. Говори нам обоим, как одному, или промолчи!

   - Так ли это? - спросил Зибальбай сеньора, делая знак Братства.

   - Да, так! - отвечал мой друг, повторив установленный знак.

   - Тогда я буду говорить во имя Сердца! И горе тому, кто выдаст услышанную тайну! Подойди сюда, дочь моя, и дай мне то, что я отдал тебе на хранение!

   Майя засунула руку в густые пряди своих волос и передала отцу какой-то спрятанный там предмет.

   - Это ли ты хотел видеть? - спросил он, показывая мне талисман при свете заходящего солнца.

   Я взглянул: перед моими глазами была как раз недостающая половина того, что перешло ко мне от предков.

   - Кажется, это оно, если только глаза меня не обманывают! А ты не за этим ли пришел так далеко? - спросил я Зибальбая, снимая с шеи свою половину разбитого Сердца.

   Старик внимательно сравнивал, переводя глаза от одной половины к другой. Лицо его все больше и больше прояснялось, и, обращая свои взоры к небу, он с умилением проговорил:

   - Благодарю тебя, безымянный бог моих отцов, что ты направил мои стопы по истинному пути. Пошли славное окончание так славно начатому!

   Потом опять повернулся ко мне, продолжая:

   - Теперь, когда День и Ночь снова соединились, должно засиять новое солнце, солнце славы нашего народа. Возьми обратно свою половину, а я оставлю у себя свою, потому что они должны быть соединены не здесь, а много дальше. Теперь слушайте, братья, мой рассказ, который будет краток. Мои слова станут ясны, когда ваши глаза увидят то,.что должны увидеть, а если нет, то чем меньше сказано, тем легче забывается. Быть может, вы уже слышали сказание о древнем невидимом городе, последнем убежище нашего народа, еще не завоеванном белыми людьми, таинственном святилище истинной веры наших отцов, дарованном им божественным Кукумацем, иначе именуемом Кветцалом?

   - Да, мы слышали об этом и стремимся попасть в этот город, - ответил я.

   - В таком случае в нашем лице вы найдете проводников в этот город, в котором я состою наследственным касиком и верховным жрецом, а моя дочь - единственная наследница. Я вижу, вы удивляетесь, как это мы, люди такого положения, странствуем одни, как нищие, по земле белых людей? Слушайте! Сердце Мира, самый древний и великолепный город, был некогда столицей всей здешней земли, от моря до моря, его стены были возведены одним из двух братьев, которым перешел престол Кукумаца. Между ними возникла междоусобная война, и они разделились. В давние времена власть Сердца Мира была так велика, что все города, развалины которых нам здесь встречаются, были его данниками. С течением времени сюда стали проникать орды варваров, и постепенно он утрачивал свои владения, но враги никогда не могли добраться до стен самого города, и он всегда оставался гордым и независимым!

   Сам город расположен на острове, посреди большого озера, но многие тысячи подданных жили в окрестных землях, обрабатывая поля и добывая золото и драгоценные камни. Так прошло двенадцать поколений, когда до города дошли слухи, что пришлый белый народ явился завоевать их и что он убивает жителей и грабит их имущество. Дошло также известие, что эти люди, узнав о сказочный богатствах Сердца Мира, решили завоевать и этот город. Правивший тогда касик, удостоверившись в этих слухах, собрал совет старейшин и, выслушав оракул богов, решил, что все жившие вне города должны быть созваны в сам город, чтобы не было никого, кто мог бы указать путь к нему. Так и было сделано: пришельцы несколько лет возобновляли свои поиски, но безуспешно, и тогда пришли к заключению, что все сведения о Сердце Мира не более чем сказки. В городе из-за большой скученности населения появилась страшная болезнь, которая унесла столько жертв, что в конце концов всем оставшимся в живых стало достаточно просторно. Но закон, гласящий, что никто под страхом смерти не может искать себе ни мужа, ни жены вне города, остается в полной силе и теперь. В наши дни число жителей достигает всего нескольких тысяч. И вот я, Зибальбай, правящий городом с юных лет, увидел, что еще через пару веков прирост совершенно прекратится и наш славный город будет пустыней и огромным кладбищем. Но от наших предков до нас дошло сказание, что когда обе части разбитого Сердца соединятся вновь на священном алтаре, то наше царство опять станет великим и сильным. Я много думал об этом сказании, моля бога, которому служу и верховным жрецом которого я являюсь, чтобы он ниспослал мне мудрость и силы найти то, чего недостает, и спасти народ, погибающий, как гибнут цветы в засуху от недостатка влаги. Однажды ночью я услышал голос, который приказывал мне идти по старому пути к морю, где я могу обрести то, что утрачено. Я собрал наш совет старейшин и открыл им свой сон. Они сочли меня сумасшедшим, но сказали, что я могу идти, если хочу, они не имеют власти надо мной, так как я их касик, но что никто из народа не должен меня сопровождать, так как это противоречит закону страны.

   Я ответил, что так и поступлю, но тут заговорила моя дочь, сказавшая, что и она пойдет со мной и что они не имеют права ее удерживать. Все молча согласились, только один голос раздался против - голос моего племянника, который был обручен с моей дочерью. Не так ли, Майя?

   - Да, это было именно так, - подтвердила девушка с улыбкой.

   - Короче говоря, после моего решения и общего согласия отпустить со мной дочь, мой племянник Тикаль был назначен править страной вместо меня, в качестве моего заместителя, впредь до моего возвращения. В назначенный для отъезда день множество сановников и простого люда провожали меня на ту сторону озера и даже дальше, до тайного прохода через горы. Они заливались слезами, считая, что из-за нашего безумия мы идем на верную смерть.

   Мы одни перешли горы и пошли по следам старой дороги, по пустыне, пока не дошли до этого самого места, где мы теперь сидим. Остальное вам уже известно, и я не стану рассказывать. Вот все, что я могу о себе сказать. Позвольте мне в свою очередь узнать о вас и о ваших планах.

   Тогда я пересказал Зибальбаю все, что касалось меня, то самое, что я написал для вас, сеньор Джонс, в начале своего рассказа.

   - Ты говоришь слова, которые идут к моему сердцу. Но я хотел бы знать, как это исполнить?

   - При твоей помощи, - ответил я. - У нас есть люди, но у меня нет золота, чтобы их вооружить, а от тебя я слышал, что у тебя много золота и нет людей. Поэтому я прошу у тебя частицу твоих богатств, тогда я подниму весь народ!

   - Иди со мной в нашу страну, и ты получишь все что хочешь! Брат мой, у нас с тобой одна цель, и судьба недаром свела нас. Пророчество истинно, и сон мой был правдив. Скоро в священном храме соединится Сердце, и исполнится воля неба! Я недаром прожил свой век и на старости испытал насмешки людей. День и Ночь теперь сошлись. Дай мне руку, и поклянемся оба, что мы приложим все наши силы к исполнению пророчества! О небо, благодарю тебя!

   С этими словами он отошел и стал молиться. Ко мне обратился сеньор, до того все время внимательно слушавший:

   - Все это очень хорошо, Игнасио, но я думаю, что есть вещи еще более важные, чем возрождение индейского народа. Завтра, в крайнем случае послезавтра, люди отправятся на поиски наших преследователей. И естественно, что за нами устроят погоню. Надо прежде всего подумать о собственном спасении.

   - Я предлагаю, сеньор, на рассвете выступить в путь. У нас есть три мула, и это очень облегчит дорогу. В дремучем лесу трудно напасть на наш след, а мы имеем перед нашими преследователями преимущество в три дня.

   - Скажите, Госпожа Сердца, вы знаете дорогу?

   - Да, знаю, - ответила Майя на мой вопрос. - Но прежде чем мы вступим на нее, я должна вас кое о чем предупредить, чтобы вы не подумали, что мы заплатили злом за спасение наших жизней. Вы слышали слова моего отца. Он говорил чистую правду, но правду не всю. Он действительно является правителем этой страны, но среди сановников есть много недовольных его правлением, подчас суровым и деспотичным. Вот почему они согласились отпустить его на поиски утраченной половины Сердца для исполнения пророчества, в которое никто из них не верит. Они надеялись, что он погибнет в пустыне или на чужбине.

   - Почему же они отпустили вас, его наследницу?

   - Потому что я этого захотела. Я люблю своего отца и считаю, что должна быть рядом с ним даже в опасности. Я должна еще сказать, чтобы не утаивать ничего, что ненавижу свою страну и того человека, за которого должна выйти замуж. Я была рада уйти хоть на время...

   - А этот человек тоже ненавидит вас?

   - Нет! Даже если он и любит меня, мне кажется, что еще больше он любит власть. Если бы я осталась, то вместо отца правила бы страной и Тикаль был бы ближайшим к трону, но не на троне. Потому он и согласился на мой уход... Из вашей беседы с отцом я знаю, что вы решились сопровождать его. Я рада этому по многим причинам, но предпочла бы, чтобы мы встретились в другом месте. Вы говорите, что ищете золото, чтобы исполнить пророчество, и время для этого должно наступить, когда сойдутся обе части Сердца в назначенном для этого месте?

   - А разве вы не верите в это пророчество?

   - Я этого не говорила. Конечно удивительно, что, повинуясь сну, отец нашел то, что было утрачено уже много веков назад. И все-таки я должна сказать, что у меня нет веры в жрецов, видения и богов, которых, кажется, несколько! - сказала Майя, указывая рукой на языческий храм и его жертвенники. - А вы - последователи веры, неизвестной мне.

   - Мы исповедуем истинную веру! - возразил я Майе.

   - Может быть! Но я не знаю, как отнесется к этому наш народ. Идите с нами, если желаете, но будьте осторожны. Наш народ завистлив, даже имя чужеземца ему ненавистно. Не многие достигали нашего города, но разве только одному или двум из них удалось бежать. Народ не желает никаких перемен, а о внешнем мире имеет очень мало сведений. Я не знаю, как наши люди примут носителей нового учения. Все их стремления ограничиваются сохранением того, что построили предки. А теперь, сеньор, вам надо решить, последуете ли вы за нами в город Священных Вод или повернете свое лицо по направлению к морю и забудете встречу со странствующим лекарем и индейской девушкой. Я внимательно слушал слова девушки и понимал: она думает, что, идя с ними, мы идем к нашей гибели.

   - Госпожа моя, - ответил я ей, - возможно, что там меня ожидает смерть, но в последнее время я слишком часто смотрел ей в глаза, чтобы закрывать их теперь. У меня есть великая задача, которую я должен стараться выполнить, насколько мне позволят мои слабые силы. Будь что будет, но я последую за вашим отцом. Другое дело - мой друг сеньор, он слышал ваши слова, а я еще раньше говорил, что не ожидаю ничего хорошего от нашего путешествия. Теперь, если он послушается нашего с вами совета, то наутро мы с ним расстанемся. Он пойдет своим путем, а мы - нашим.

   - Вы слышали? - спросила его Майя. - Что вы скажете, белый человек?

   Я заметил, что она с тревогой ожидала его ответа, а сеньор смеясь произнес:

   - Да, леди, я слышал и почти не сомневаюсь, что сложу свои кости в вашей стране. Я уже давно решил, что пойду вместе с моим другом, чтобы содействовать возрождению индейского племени. Я слишком ленив, чтобы менять свое решение. А после происшествий сегодняшнего дня даже не знаю, что опаснее, оставаться или идти с вами.

   - Я рада, что вы решаетесь и делаете это по своей доброй воле, - с улыбкой сказала она. - Пусть наш путь будет удачен! А теперь нам пора отдохнуть, чтобы отправиться на рассвете.

   Наутро мы выступили в путь, пользуясь двумя мулами для езды, а на третьего навьючив провиант и бурдюки с водой. Радость мою омрачало только сожаление, что мы покидаем место, где ради нас всех погиб благородный Молас.

   Мы решили избегать населенных мест и держались леса. Ружья давали нам возможность стрелять птиц и тем дополнять нашу пищу, сберегая запасы. Через несколько дней силы вернулись к нам, даже к Зибальбаю, хотя он больше других пострадал от мексиканца.

   Неделю спустя мы уже покидали безлюдные пределы Юкатана и готовились вступить в пустыню, за которой лежали горы. Наши спутники довольно подробно вспоминали пройденный ими путь, руководствуясь взятой с собой старинной картой, начерченной еще во времена индейского владычества. На эту карту были нанесены все дороги, которые перерезали страну по всем направлениям. Теперь они заросли деревьями , местами их занес песок, но по прошествии некоторого времени, в точности следуя карте, мы опять находили следы нашего пути и по встречавшимся развалинам имели даже возможность проверить показания карты относительно существовавших некогда городов и храмов.

   Сеньор Стрикленд неутомимо расспрашивал нас обо всех этих древностях, о старинных преданиях и обычаях, а Майя, напротив, интересовалась нашей страной и отдаленной родиной сеньора. Наблюдая за ними в течение нескольких недель, во время пути или отдыха в полуденные часы, мне казалось, что сеньор является фанатичным последователем старины, а Майя - современной девушкой, а не дочерью умирающего народа.

   - Я не понимаю, что вы находите интересного во всем этом? Я так ненавижу всю эту жизнь! Моя родина - настоящее кладбище, и люди там ничего сами не делают. Они получили готовое от предков и теперь только едят, пьют, спят и интригуют друг против друга. Если бы это было иначе, неужели они не искали бы обновления, как это делает дон Игнасио? Мы отжили наше время, и нас ожидает только неизбежная смерть. Пока я еще молода, я готова навсегда отвернуться от этого мертвого народа и жить среди людей, у которых есть настоящее и будущее.

   Сеньор старался отшутиться, что смерть лучше жизни, что прошлое лучше настоящего, но она все больше и больше интересовалась нашей жизнью, расспрашивая о ней сеньора и меня. Она хотела знать всю историю земли, и ничто не могло ей наскучить. Она задавала вопросы о вере, обычаях и нравах. И у меня на разу не повернулся язык, чтобы сказать правду о женщинах нашего света, - так чиста была душа этой девушки.

  

   Однажды к вечеру мы остановились у большого холма, обозначенного на карте Зибальбая как местонахождение подземного источника. Жара стала невыносимой, с неба не выпадало ни капли дождя, и все впадины в каменистых скалах, даже самые глубокие, были совершенно сухими. Ужин наш мы запили последним запасом из взятых с собой бурдюков, но напоить наших мулов было нечем. Тогда мы стали внимательно осматривать ближайшую местность и по протоптанной тысячами ног, хотя и заросшей тропинке добрались до входа в подземный водяной бассейн, в так называемую куэву. В глубине большой пещерной выемки мы увидели глубокий колодец, и