Хаггард Генри Райдер - Сердце мира

что-то тихим голосом докладывал касику, и я ясно видел, что его слова не доставляли тому никакого удовольствия. Зибальбай торопился и вскоре отдал приказ садиться в паланкины. Мы двинулись с довольно большой скоростью. Я не переставал любоваться окружающей природой. Вся местность была старательно возделана. Если не было полей, то росла трава; рощи, часто попадавшиеся нам, были густы и тенисты, и в них можно было видеть диких коз и оленей, поспешно убегавших при нашем приближении. Посевы состояли из хлебных злаков, сахарного тростника, плантаций кофе и какао.

   К вечеру мы достигли деревни хлебопашцев. Дома были построены из необожженного кирпича, посредине села был сооружен алтарь с возложенными на него плодами и цветами. Большинство жителей только что вернулись с работы, о чем свидетельствовали следы земли на их обуви и платье. Но и на их лицах я опять увидел то же выражение безучастия ко всему. Лица женщин, очень красивые по мнению индейцев, были проникнуты тем же тяжелым выражением. При виде сеньора только немногие выражали любопытство, но через несколько секунд оно исчезало бесследно. Здесь почти не было детей. Одну женщину было почти невозможно отличить от другой, если они были одного возраста. Впрочем, удивительного, строго говоря, ничего не было: все жители составляли одну большую семью.

   Для нас был приготовлен особый дом, в него пока вошел один Зибальбай. Подойдя к Майе, я спросил ее:

   - Всегда ли у этих людей такая скука на лицах?

   - Да! То есть у простолюдинов, которые работают. Здесь существует два сословия: знатные господа и народ. Каждый простолюдин должен работать три месяца в году, а остальные девять полагаются ему на отдых. Все плоды работ собираются в общие склады и распределяются между всеми детьми народа Сердца. Но храмы, касик и некоторые сановники имеют своих рабов, которые служили из поколения в поколение, от отца к сыну.

   - Что с ними делают, когда они не хотят работать?

   - Они должны умереть, так как им не отпускается никакой пищи из общественных магазинов. Когда они смирятся, то на них возлагают самые тяжелые работы!

   Теперь было понятно, почему у этих людей такое приниженное выражение. Что можно было ожидать от людей, лишенных честолюбия или ответственности и поставленных в полную зависимость от общественных порций? В позднейшие годы я слышал, что появились учителя, которые проповедуют подобную систему для всего человечества, но готов поручиться, что если бы они пожили в стране Сердца, где эта система применялась веками, то отреклись бы от своего учения.

   К нам явился посланный от Зибальбая человек с приглашением войти в дом. Там мы нашли приготовленный обильный ужин. Я предполагал, что мы здесь заночуем, но касик коротко и повелительно сказал, что нам предстоит дальнейший путь. Мы скоро добрались до небольшого поселка на берегу озера, где нас ожидала лодка с девятью гребцами. Но так как дул попутный ветер, то был поднят парус, и мы поплыли к острову со Священным Городом, до которого было пятнадцать миль. Мы все молчали, любуясь красивой картиной озера, освещенного луной. Индейцы-гребцы также были безмолвны из-за присутствия их государя. Город все более и более приближался, его очертания становились отчетливее, хотя он продолжал иметь в моих глазах сказочный вид. Но скоро моя нога ступит на обетованную землю.

   - Что нас ожидает там? - прошептал сеньор на ухо Майе, пользуясь тем, что Зибальбай сидел в отдалении и казался погруженным в крепкую думу.

   Она только укоризненно покачала головой.

   - Не бойтесь! Мы преодолеем все трудности и опасности, - постарался я приободрить своего друга. - Избыток здешних богатств перейдет в наши руки, и я отомщу притеснителю моего племени! Индейское царство восстановится от моря до моря!

   - Может быть! Для вас даже весьма вероятно, что так и случится. Но мы ищем разные вещи...

   До нас доносились только громкие крики сторожей, перекликавшихся на городских стенах. Но сам город точно вымер. Ветер стих, и мы шли на веслах. Проплыв по небольшому, по-видимому искусственному каналу, мы причалили к каменной пристани, совершенно безлюдной. От нее вела широкая лестница к стенным воротам, которые были заперты. Зибальбай нетерпеливо велел кормчему лодки позвать начальника стражи. По лестнице спустился вооруженный индеец, спрашивая, кто мы.

   - Я - касик! Открывай ворота! - ответил Зибальбай.

   - В самом деле? Но как это странно, - проговорил стражник, - в эту самую ночь касик справляет свой свадебный пир, а в нашей стране есть только один касик. Отправляйтесь, странники, обратно и явитесь, когда ворота будут открыты!

   При этих словах Зибальбай затрясся от гнева, а сердце Майи, напротив того, переполнилось радостью.

   - Повторяю тебе, что я - Зибальбай, твой касик, вернувшийся из путешествия!

   Стражник колебался.

   - Безумный, или ты хочешь стать пищей для рыб? - громко сказал кормчий. - Это действительно Зибальбай и никто другой.

   - Прости меня, отец! - взмолился стражник, падая на колени. - Но касик Тикаль, правящий после тебя, велел сказать, что ты умер в пустыне, и запретил упоминать твое имя в городе!

   Зибальбай поднялся с места, и мы последовали за ним. Проходя мимо коленопреклоненного стражника, он обратился к кормчему, также шедшему с нами:

   - Вели повесить завтра этого человека на торговой площади, чтобы научить не спать на сторожевом посту!

   Мы шли по широкой улице, окаймленной великолепными зданиями, но они казались безлюдными; улица также была пустынна.

   - Я вижу город, но не вижу жителей, - заметил мне сеньор.

   - Вероятно, они празднуют свадьбу на городской площади, - ответил я. - Я даже слышу их...

   Действительно, порыв ветра донес до нас гул голосов. Минут через пять мы подошли к широкой площади, посредине которой возвышалась громадная пирамида с храмом в честь Сердца. На ее вершине горел неугасимый священный огонь. Между стенами пирамиды и стенами окружающих площадь зданий веселился народ: одни плясали, другие пели, третьи смотрели на выходки шутов, наконец, иные ели и пили за расставленными повсюду столами с обильной пищей. Между последними были и дети, они казались самыми почетными гостями. Старшие внимательно прислушивались к каждому их слову. Все присутствующие были в белых одеждах, на некоторых были надеты шлемы с развевающимися перьями. Зрелище было изумительным. Но все же оно пришлось очень не по вкусу Зибальбаю.

   Старый касик держался все время в тени и кого-то искал глазами. Потом он осторожно стал пробираться к столу, поставленному в числе других посреди аллеи, окаймлявшей одну из сторон площади. За ним сидели двое, мужчина и женщина. Следуя за Зибальбаем, мы подошли так близко, что могли слышать всю их беседу. Местный язык так мало отличался от нашего наречия майя, что даже сеньор мог следить за разговором.

   - Пир очень оживлен! - произнес мужчина.

   - Да, муж мой, - отвечала женщина. - Оно и не могло быть иначе, так как вчера Тикаль был избран советом Сердца в касики страны, а сегодня он повенчан с красавицей Нагуа, дочерью Маттеи!

   - Да, это было великолепное зрелище, хотя мне думается, что было еще рано провозглашать его касиком. Зибальбай может еще вернуться, и тогда...

   - Он никогда не вернется, и его дочь тоже. Они давно погибли в пустыне. Я жалею девушку, она всегда была такой ласковой... А о Зибальбае не грущу! Тикаль в один год устроил больше праздников, чем Зибальбай за много лет. Он также смягчил закон, и теперь мы, бедные женщины, можем, как и знатные, носить украшения! - и она любовно посмотрела на свой браслет.

   - Легко быть щедрым за счет чужого золота! Нет, я сожалею о Зибальбае. Я не верю, что он сумасшедший.

   - Нет, он безумец! - настаивала женщина.

   - Посмотрите на лицо моего отца, - сказала Майя шепотом. - Я еще никогда не видела его таким!

   Старик, подозвав нас движением руки, направился к большой арке, служившей входом во дворец. Два воина с медными копьями стояли на страже.

  

   Зибальбай собрался уже вступить в самую освещенную часть роскошной палаты, как Тикаль встал, поднял вверх скипетр, который держал в руке, и все смолкло. Зибальбай остановился. Тикаль заговорил сильным грудным голосом:

   - Старейшины и сановники Сердца, и вы, благородные госпожи, жены и дочери сановников, слушайте мои слова! Лишь вчера я был по вашему желанию и выбору провозглашен касиком этой страны и занял престол моих предков!

   Сегодня я пригласил вас всех на свадебный пир с Нагуа, прозванной Прамвой, дочерью великого господина Маттеи, начальника звездочетов, хранителя святилища и совета Сердца. В присутствии всех вас заявляю, что она моя первая и законная супруга, ваша государыня после меня и, что бы ни случилось, она не может быть устранена от моего ложа и престола. Приглашаю вас воздать ей почести по новому ее сану!

   Потом, обернувшись к новобрачной и обняв ее, он продолжал:

   - Да будет над тобой благословение богов и пошлют они нам детей, а с ними вместе счастье и радость на многие годы!

   Все низко поклонились новой повелительнице, красивое лицо которой сияло счастьем и гордостью.

   - Сановники Сердца! - продолжал еще Тикаль, когда кончился обряд поклонения. - Я слышал, что некоторые порицают меня и говорят, что я не имею права держать этот скипетр. Я хочу сказать вам сегодня то, что завтра, после жертвоприношения, провозглашу перед всем народом. Завтра ровно год, как удалился Зибальбай, мой дядя, вместе с его единственным ребенком, Майей, моей бывшей невестой. Перед их отбытием было решено, - Зибальбаем, мной и всем советом, - что если он или его дочь не вернутся через два года, то престол переходит ко мне навсегда. Я с большой грустью приложил руку к этому соглашению, потому что считал, что дядя мой сумасшедший и что с любимой мной дочерью идет на верную гибель. Я твердо хотел ждать условленного срока, но среди народа начались волнения. Были такие, которые не хотели слушать временного касика. Из-за отсутствия Зибальбая в стране не было верховного жреца, и некоторые священные обряды остаются невыполненными, призывая на нас гнев богов. Многие стали убеждать меня сократить долгий срок, но я отказывался. Но вот три дня тому назад те люди, чья очередь была отправляться с острова на материк для сельских работ на три новых месяца, - люди эти отказались, говоря, что только один верховный жрец имеет над ними силу и власть в этом отношении, а в стране нет верховного жреца. Я обратился за советом к просвещенному Маттеи, звездочету. Он всю ночь вопрошал небеса и получил свыше указание, что Зибальбай, увлеченный ложным сном, нарушивший закон и перешедший горы, теперь уже давно умер в пустыне, а вместе с ним погибла и его дочь, моя нареченная невеста. Так это, Маттеи, или не так?

   Вперед выступил уже пожилой, но все еще красивый индеец.

   - Если моя мудрость мне не изменяет, то именно таково было откровение звезд!

   - Знатные люди моего народа! Вы слышали мое свидетельство и свидетельство Маттеи, голос которого есть истина. Вот почему я принял державу и вот почему сочетаюсь браком с другой, а именно с Нагуа, дочерью Маттеи. Скажите, признаете ли вы нас?

   - Признаем тебя, Тикаль, и тебя, Нагуа. Правьте нами много лет по законам и обычаям страны! - воскликнуло большинство.

   - Хорошо, друзья мои и братья! - ответил Тикаль. - Но прежде чем мы разопьем прощальную чашу, не желает ли кто-либо из вас что-нибудь сказать?

   - Я хочу кое-что сказать! - громко заявил Зибальбай, все еще остававшийся в тени.

   При звуке этого голоса, хорошо знакомого, Тикаль вскочил в страхе, но, быстро овладев собой, сказал:

   - Подойди ближе, кто бы ты ни был, и говори, чтобы тебя могли видеть!

   Движением руки пригласив нас следовать за собой, Зибальбай, по-прежнему закрывая лицо краем плаща, прошел сквозь ряды присутствующих, и только подойдя к самому трону, немного повернулся и отбросил плащ. Раздался общий крик изумления, а у Тикаля скипетр выпал из рук и покатился по полу.

   - Зибальбай! Зибальбай вернулся домой или это только его дух? И Майя с ним!

   - Да, это я вернулся! И не слишком рано, как кажется. Неужели ты, мой племянник, так жаждал власти, что нарушил клятву, данную перед Сердцем? А ты, Маттеи? Или боги смутили твой разум, что ты сообщаешь неправду о моей смерти и дочь твоя всходит поэтому на трон? Не говорите мне ничего! Я слышал все. Тебе, Тикаль, я говорю, что ты клятвопреступник, а ты, Маттеи, лжец и обманщик. Я отомщу вам!.. Стража! Взять этих людей.

   Воины, стоявшие близ самого трона, немного замялись, но потом двинулись, чтобы исполнить приказание Зибальбая. В эту минуту молчавшая Нагуа поднялась с места и сказала:

   - Как?! Вы смеете поднять руку на своего касика? Или вы не боитесь гнева богов за это святотатство? Жив Зибальбай или нет, но его правлению настал конец, раз совет старейшин возложил корону на голову Тикаля. Его решение не может подлежать отмене.

   - Она говорит правду! - подтвердил Тикаль. - Не смейте трогать меня, если еще хотите жить под солнцем!

   Все время, как я заметил, он не спускал глаз с Майи, красота которой производила на него огромное впечатление. Зибальбай собирался отвечать, но раньше заговорил Маттеи. Он подошел к старому касику и низко поклонился.

   - Не гневайся, мой господин! Ты много странствовал и теперь утомлен. Завтра, перед всем народом, с высоты пирамиды, мы разберем наше дело и каждому будет воздано по его заслугам или по его вине. Тебе надо отдохнуть после долгого пути, а теперь позволь тебя поздравить с благополучным возвращением - и твою дочь также. Скажи только нам, кто эти чужеземцы, пришедшие с тобой!

   Оглядываясь по сторонам, как волк в западне, и видя мало сторонников, на которых он мог бы положиться, Зибальбай заговорил:

   - Ты прав, Маттеи, я удручен усталостью, годами и коварством людей. Завтра народ решит, кто их касик, я или Тикаль. Завтра же я скажу, кто эти чужеземцы. Теперь же прошу обращаться с ними хорошо, для нашего собственного блага... Нет, я здесь не буду ни есть, ни пить....

   Позвав с собой поименно нескольких сановников, он вышел из палаты.

   - Кажется, он забыл про меня! - со смехом сказала Майя. - Привет тебе, Тикаль, и тебе, Нагуа, из придворных девушек пересевшая на мое место. Каков бы ни был исход всего дела, желаю вам счастья и взаимной любви.

   Тикаль сошел со ступеней трона и, обращаясь к Майе, сказал:

   - Клянусь тебе, Майя...

   - Не клянись, Тикаль! Дай лучше мне и моим друзьям еды и питья, потому что мы прибыли издалека и нуждаемся в подкреплении наших сил... Какой красивый наряд на новобрачной и какие чудные изумруды! Вероятно они взяты из моих сокровищ. Пусть она примет это как мой свадебный подарок. Посторонись, Тикаль, чтобы я могла видеть знакомые и дорогие мне лица...

   Все присутствующие не сводили глаз с сеньора, который всей своей внешностью так резко отличался от туземцев. Не обращали на него внимания только двое: Тикаль, поглощенный лицезрением Майи, и Нагуа, одиноко сидевшая на троне. Наконец и она сошла и подошла к Тикалю.

   - Дайте дорогу молодым! - громко сказала Майя. - Иди. Тикаль, уже поздно, и твоя супруга ожидает тебя!

   Он что-то пробормотал в ответ и удалился, а Майя продолжала говорить окружавшим ее проводникам:

   - Как хороша молодая и как мужествен молодой, но я видывала более счастливых в брачный день. Друзья мои, прощайте! Маттеи, поручаю твоим заботам этих чужеземцев. Приведи их ко мне завтра утром, так как, исполняя желание своего отца, я хочу показать им наш город, прежде чем мы соберемся в верхнем храме.

   Через множество переходов Маттеи привел нас в большую комнату, освещенную серебряными светильниками, и очень любезно предложил отведать стоявшие на небольшом столике прохладительные напитки и великолепные плоды. Вдоль стен стояли два ложа с шелковыми покрывалами, а мы были так утомлены, что поторопились проститься и лечь спать. Но заснуть я не мог. Мне было ясно, что Зибальбай здесь лишний и что наутро предстоят большие волнения. Тикаль не сложит с себя захваченную власть. А какая будет наша судьба, я и предположить не мог. Народ опасается чужеземцев и без колебаний принесет нас на жертву. У нас был только один добрый друг - это Майя.

   Только к утру я немного забылся и был разбужен сеньором, который весело насвистывал какую-то песенку, с любопытством осматриваясь кругом.

   - Мне очень весело, - отвечал он на мой вопрос. - Мы достигли таинственного города, который, кажется, еще лучше, чем мы могли мечтать. Тикаль женат, а Майя свободна. Богатства здесь достаточно для основания трех индейских царств. Зибальбай богат больше, чем нужно, так что положительно не о чем сокрушаться!

   - Боюсь, что вы рассуждаете легкомысленно! - ответил я ему. - Борьба между Зибальбаем и Тикалем будет самая упорная. А что касается Майи, то я убежден, что он по-прежнему любит ее. Богатств здесь действительно много, но дадут ли мне часть их для моих целей? Очень в этом сомневаюсь.

   - Я не стану расстраивать себя такими маловероятными предположениями - ив особенности относительно будущего этого народа... Но кто-то стучится к нам!

   Я открыл дверь, и в комнату вошел слуга с жидким шоколадом в чашках и печеным хлебом. Пока мы еще завтракали, пришел Маттеи. По его усталому лицу видно было, что он не сомкнул глаз всю ночь.

   - Хорошо ли отдохнули? - спросил он нас.

   - Как нельзя лучше! - ответил я.

   - Не могу сказать того же про себя, потому что на мне лежит обязанность .наблюдать звезды. В особенности трудно с одной из них, моей собственной, которая несколько потускнела! - прибавил он с улыбкой. - Мне приказано привести вас к государыне Майе, но, быть может, вы скажете нам, к какому племени принадлежите? Мы слышали о белых людях, но мало хорошего, хотя наш первый царь Кукумац был из этого племени. Вы не из его потомков?

   - Не знаю, - смеясь ответил сеньор. - Я из далекой страны по ту сторону океана, где все люди такие же, как я!

   - Благодарю за ответ, Сын Моря, - сказал Маттеи. - Я спрашивал не из пустого любопытства, а потому, что народ здешний боится иноземцев и требует сведений о вас.

   - Наш друг Зибальбай, без сомнения, удовлетворит их! - сказал я ему.

   - Вероятно. Теперь следуйте за мной.

   Опять мы прошли через несколько переходов и попали в комнату, уставленную цветами. В ней стояли и сидели несколько девушек. При появлении Маттеи все они поклонились ему.

   - Доложите вашей госпоже, что ее гости ожидают здесь... Сам я удалюсь. Мы встретимся с вами у пирамиды, где вы увидите неизвестное и мне зрелище. Но что бы ни случилось, знайте, что я окажу вам покровительство, если смогу!

   На пороге стояла Майя, которая выглядела, если только это было возможно, еще более прекрасной, чем вчера. Она ласково поклонилась и сказала.

   - Отец мой разрешил мне немного показать вам наш город, видеть который вы так стремились. Нам не нужны носилки, так как пока мы ограничимся здешним дворцом и храмом. Эти госпожи пойдут с нами. Стража тоже.

   Мы пошли с Майей вперед, а свита и стража почтительно следовали на некотором расстоянии. Проходя площадь, которая вчера была так многолюдна, а теперь совершенно пуста, мы заметили везде символические изображения сердца и ползущих змей. С края площади мы могли обозреть всю пирамиду. По словам сеньора, в египетской стране есть одна более высокая, но только одна. Но зато, по его словам, она гораздо тоньше сработана. С задней стороны пирамиды снизу доверху шла наружная каменная лестница.

   - Это величественное сооружение, - пояснила Майя, - строили, по преданию, двадцать пять тысяч человек, шлифовавших камни, и шесть тысяч, которые клали стены.

   - Откуда брали материал? - спросил сеньор.

   - Часть взяли у основания самой пирамиды, но больше всего привезли с материка. Плиты доставляли на больших лодках.

   - Пирамида внутри пустая?

   - Да. В ней много помещений - по большей части склады и казнохранилища. В самом низу склеп, в котором хоронят касиков. Здесь же находится и священный храм Сердца. Вы тоже принадлежите к Братству, и может быть, удостоитесь его видеть. Поднимемся наверх? - предложила Майя.

   Всего я насчитал триста ступеней, разделенных несколькими площадками для отдыха. На самой вершине была площадка, окаймленная невысокой стеной. Здесь помещался небольшой мраморный навес, под которым под наблюдением поочередно дежурящих жрецов день и ночь горел священный огонь.

   - Смотрите! - сказала Майя.

   Я никогда не забуду этого зрелища. Город был у наших ног. Он лежал ниже уровня озерных вод, точно в кратере гигантского вулкана. Остров имел около десяти миль в длину и шести в ширину. Весь в зелени и садах, он производил впечатление изумрудного листа на поверхности озера. До материка было очень далеко, и только с севера можно было видеть невооруженным глазом узкую полосу земли, откуда мы плыли ночью. Растительность была роскошная, так как ежегодно разлив вод покрывал землю плодоносным илом. Город со всех сторон был окружен реками, наполненными водой из озера, а по эту сторону вала высилась сплошная высокая каменная стена в пятьдесят футов высотой. Внутри стены пространство было заполнено дворцами и храмами, чаще даже развалинами, так как по малочисленности населения не было возможно содержать все в порядке. Улицы поросли травой - очевидно, движение было очень маленькое. Теперь мы видели только изредка проходивших внизу девушек с плетеными корзинами, спешащих получить с городских общественных складов причитающуюся каждой семье долю припасов: муки, зерна, рыбы и плодов. Иногда проходили группы людей, идя на работы в окрестных садах, но они шли медленно, часто останавливаясь. Время, очевидно, не имело здесь никакой цены.

  

   - Не низко ли лежит город? - спросил я Майю. - Мне кажется, что многие здания построены на уровне озера. - Пожалуй! А в те месяцы, которые теперь наступят, вода в озере прибывает, и большая часть острова затопляется, так что вода поднимается высоко, до стен.

   - Как же предупредить наводнение? Ведь вода может затопить здесь все!

   - Да, это так! Но для того и существует каменная плотина с разводными шлюзами. Если их открыть во время подъема озера, то вода здесь все затопит и все до одного погибнут. Если кому-то надо попасть в город или выехать из него, то это делается при помощи лестниц через плотину или, вернее, створы шлюзов. Там день и ночь стоят сторожа. Кроме того, не многие знают тайный способ, как открыть запоры на шлюзах.

   - Мне кажется непонятным, как можно было строить город на месте, которому несколько месяцев в году угрожают наводнения. Я ни одной ночи не засну, зная, что моя жизнь зависит от одной плотины.

   - А между тем все люди здесь спокойно спят уже целые века. По преданию, наши предки избрали это место, повинуясь воле богов, предпочитая в случае, если бы их одолевали пришельцы, скорее погибнуть в пучине вод, чем покориться подобно их единоплеменникам на материке. Поэтому и главный жертвенник поставлен глубоко внизу пирамиды-, чтобы хлынувшие воды могли быстро залить храм и спрятанные в нем сокровища и скрыть их навсегда от взоров всех людей... Теперь вы достаточно полюбовались этим видом, перейдем к осмотру наших общественных мастерских и заведений.

   На обратном пути нам встретились несколько людей, в том числе Тикаль. Он поклонился Майе, говоря:

   - Я пришел сюда, так как узнал, что найду тебя здесь. Мне нужно сказать тебе несколько слов наедине.

   - Это исключено, - ответила Майя, - чтобы не делали потом ложных выводов. Если у тебя есть что сказать, говори при всех.

   - Иначе я не могу! Мне нужно сохранить это в тайне. Умоляю, исполни мою просьбу, для пользы твоего отца и твоей собственной.

   - Без свидетелей я не согласна.

   - Тогда прощай!

   - Погоди... Если ты не хочешь говорить при людях из нашего народа, то согласись говорить при этом чужестранце Игнасио. Он нашего племени, понимает наш язык, член нашего общества.

   - Член нашего общества? Как может иноземец быть членом Братства? Докажи.

   Отведя меня в сторону, он предложил несколько вопросов, на которые я дал установленные ответы.

   - Согласен? - спросила его Майя.

   - Хорошо! Только отойдем в сторону. Мне нелегко говорить о своем деле... Несколько лет мы были обручены - и наша свадьба была отложена до твоего возвращения...

   - Но случилось иначе, и теперь мне кажется лишним говорить о нашем сватовстве.

   - Не совсем. Прежде всего мне нужно получить твое прощение. Ты знаешь, как я тебя любил, ни одна другая женщина никогда не была ближе моему сердцу.

   - Странно звучат эти слова в устах новобрачного! - сказала Майя со смехом.

   - Может быть! Но я не люблю Нагуа, хотя она очень любит меня. Вчера при одном виде тебя у меня в душе все перевернулось.

   - Зачем же ты женился на ней?

   - Тебя я считал умершей, твоего отца тоже, как и все до единого человека здесь. Разве я не должен был поторопиться занять место, причитающееся мне по праву, когда многие составляли заговор против меня? Мне очень помогал своим влиянием Маттеи, и естественно мне было жениться на дочери высшего сановника.

   - И прекрасно, и всему конец! Ты просишь моего прощения, и я говорю, что не буду ревновать и завидовать.

   - Нет, не конец! Я пришел просить тебя, чтобы ты возобновила свое обещание быть моей женой.

   - Нарушив данную клятву, ты меня еще и оскорбляешь? Ты хочешь сделать меня наложницей после Нагуа?

   - Нет, я говорю, что, когда Нагуа будет устранена, ты займешь ее место - и твое собственное по праву.

   - Но ведь Государыня Сердца не может быть разведена!

   - Если она перестанет ей быть, то развод возможен, как и для всякой другой женщины.

   - Путь смерти? Нет, я его не хочу. Совесть имеет закон, если его нет у любви. Иди к своей жене и постарайся, чтобы она никогда не узнала о твоих словах.

   - Это твое последнее слово, Майя?

   - Почему ты спрашиваешь?

   - Потому что многое зависит от тебя. Вскоре соберутся граждане и сановники, чтобы решить, кто должен править, твой отец или я. Обещай быть моей женой, и я поступлюсь в пользу твоего отца. Он будет касиком до конца своих дней. Откажись - и я буду мстить тебе, твоему отцу и твоим друзьям.

   - Будет, чему суждено. Твои угрозы меня не пугают. Можешь составлять заговор против облагодетельствовавшего тебя старика, но я говорю тебе: никогда я не буду твоей женой!

   - Может быть, ты еще возьмешь свои слова обратно, - произнес он спокойно и с поклоном ушел.

   - У вас опасный враг, - сказал я Майе.

   - Я его не боюсь.

   - По-моему, он крайне опасен. Народ очень неспокоен, и я не удивлюсь, если мы не увидим завтрашнего дня.

   Мы подошли к сеньору.

   - Помогите мне сойти вниз, я очень устала. Дайте вашу руку... Мы долго вас задержали? Я сделала для вас полезного больше, чем сделала бы для себя!

   - Что это значит?

   - Узнаете это в свое время... Но дорого дала бы я, чтобы наша нога не ступала в этот город.

   Два часа спустя, уже в свите Зибальбая и Майи, мы снова очутились наверху пирамиды. Теперь на ней были тысячи людей, все взрослое население города. Около жертвенника, по правую сторону, стояли Тикаль и Нагуа и двое или трое знатных туземцев, хорошо вооруженных, с отрядом воинов позади каждого из них. По ту сторону алтаря сидели лишь немногие знатные лица. Туда же прошел и Зибальбай со своей дочерью. На пути им все низко кланялись, не исключая и Тикаля.

   Вслед за ним появились два жреца, возложившие на алтарь цветы и вознесшие короткую молитву к Сердцу Небесному о милостивом принятии их жертвоприношения. Затем заговорил Зибальбай. Я заметил тревогу на его лице, руки его дрожали, лицо было бледно, но гневно.

   - Старейшины и граждане Города Сердца, вы помните, что ровно год тому назад я, касик и верховный жрец этой страны, оставил город для великой миссии, которая заключалась в том, чтобы найти недостающую часть священного символа, лежащего в священном храме, ту часть, которая носит название "День" и которая считалась навсегда утраченной. Наш народ пережил много бедствий, его окончательное исчезновение близко, он вымрет и будет забыт. Вы знаете также пророчество: когда День и Ночь соединятся вместе на главном алтаре, то наш народ возродится и будет опять велик. Вы знаете, что голос повелел мне идти к морю искать "День" и присоединить к "Ночи". Получив согласие совета старейшин, я отправился один, в сопровождении дочери, много вытерпел и теперь вернулся с полным успехом, так как недостающая часть хранится на груди вот этого пришельца Игнасио.

   В толпе пробежал шепот изумления. Зибальбай продолжал.

   - Обо всем этом я подробно расскажу всем высшим посвященным в священном храме в день поднятия вод, в один из тех восьми дней в году, когда должен заседать совет. Теперь я хочу говорить о других делах. Вы выбрали временным правителем единоплеменника Тикаля с тем, что, если я не вернусь через два года, он будет вашим касиком. Я вернулся через год и вот что обнаружил: Тикаль, жених моей дочери, женился на другой девушке. Он сам говорил об этом вчера. Вчера же многие меня встретили недружелюбно, хотя я не нарушал никаких клятв, а только служил своему народу. Мне сказали некоторые, что я низложен и что касик теперь Тикаль. Скажите же мне теперь вы все: я, ваш касик, разве я низложен?

   В толпе послышался возглас "нет, нет", но слабый. Большинство молчало и глядело на Тикаля. Тогда заговорил Маттеи.

   - Как один из тех, которые имеют отношение к избранию Тикаля, я, прежде чем отвечать, спрошу тебя, Зибальбай, зачем ты привел с собой двух чужеземцев, Игнасио и Сына Моря, так как закон наш говорит, что тот, кто приведет сюда чужеземца, должен вместе с ним быть предан смерти?

   Зибальбай молчал. По странной случайности он забыл о существовании этого закона, но, собравшись с мыслями, спокойно сказал:

   - Твоими устами спрашивает коварство и ложь, как она уже заставила тебя дать неправильный ответ звезд о моей мнимой смерти. Я упустил этот закон из внимания, потому что Игнасио не простой чужеземец, он по ту сторону гор Держатель Сердца, а Сын Моря ему брат и посвящен в высшую степень нашего Братства. Они оба спасли меня и мою дочь от смерти и теперь оба последовали за мной, чтобы исполнить великое пророчество. Мы условились с Игнасио, который желает освободить наших братьев от ига белых, что он придет со мной сюда, когда исполнится пророчество и мы все тому будем свидетельствовать, я дам ему все средства, необходимые для его цели, а он приведет нам сюда - в чем мы нуждаемся, чтобы не вымереть окончательно - жен и мужей, чтобы обновить нашу застывшую кровь. Сегодня ночью мы проверим пророчество на священном алтаре, узнаем волю нашего божества и согласно ей решим участь этих двух чужеземцев. Перед вами открывается великое будущее, поэтому не давайте духу возмущения проникать в ваши сердца. Последуйте за мной, оставайтесь верными мне, - и ваша слава скоро засияет, как сияет солнце перед маленькой звездой! Я сказал, вам выбирать.

   Общее молчание взволнованного собрания было ответом на горячую речь Зибальбая. Это молчание нарушил Тикаль, громким голосом обратившийся к присутствующим:

   - Правы были те, которые говорили, что старик сумасшедший! Поймите, что он предлагает вам: вернуть ему, нарушившему закон, власть для того, чтобы отдать накопленные веками сокровища приведенным им двум ворам, чтобы после того мы открыли двери пришельцам, вдали от которых мы так счастливо жили столько времени. Дети Сердца, хотите ли вы этого?

   Все стоявшие на стороне Тикаля громко кричали:

   - Никогда, никогда!

   Этот крик был подхвачен простым людом, хотя он, как я думаю, не вполне понимал, как обстоит дело.

   - Кого же вы выбираете: меня, законно поставленного, или Зибальбая, нарушившего закон и потерявшего рассудок?

   - Тебя, Тикаль, тебя! - кричала толпа.

   - Благодарю вас, сановники и граждане. А как же поступить со старым безумцем и с теми, которым он выдал нашу тайну?

   - Убить их! - ответили многочисленные голоса.

   - Взять этих людей!

   Они бросились к нам, и сеньор уже готовился обнажить свой нож, но я удержал его руку:

   - Бога ради, остановитесь! Если вы тронете хоть одного из них, они немедленно убьют всех нас.

   - Они это сделают в любом случае, - ответил сеньор, - впрочем, как хотите.

   Пришедшие с Зибальбаем его сторонники расступились, и мы вчетвером остались одни.

   - Трусы! - воскликнул Зибальбай и, выхватив нож, уложил на месте того, кто шел впереди (как я узнал потом, важного сановника, начальника стражи).

   Но вслед за тем его схватили и обезоружили, схватили также сеньора и меня и потащили к алтарю. На свободе оставалась только одна Майя. Почему-то никто даже не дотронулся до нее.

   - Что сделать с этими людьми? - вторично спросил Тикаль.

   - Убить их! - еще громче отвечал народ.

   Над нашими головами замелькали ножи, когда раздался голос Майи:

   - Постойте! Не оскверняйте алтаря кровью невинных людей... Или вы забыли закон, что никто не может быть предан смерти без суда в совете и перед лицом касика? А этих людей судили? Они могли оправдаться?.. Если мой отец низложен, то не Тикаль, а я - его наследница, я - ваш касик.

   - Майя, ты верно говоришь в отношении твоего отца! - ответил Тикаль. - Но эти двое - чужестранцы, к ним наш закон не относится, и народ вправе их сейчас же казнить.

   - Говорю тебе, что они неповинны, что если есть тут виновные, то это скорее мой отец и я. Не начинай своего правления убийством. Мы обещали им обоим безопасность, а если они будут осуждены на смерть, то и я умру с ними.

   В ее руках блеснул кинжал; в толпе раздались некоторые одобрительные возгласы:

   - Верно верно! После Зибальбая ты - наша повелительница.

   В воздухе надо мной продолжали висеть несколько поднятых ножей. Я считал свою жизнь конченной, но суждено было иначе. До моего слуха, всегда очень тонкого, долетели несколько слов, которыми обменялись между собой Тикаль и Нагуа. Я мог слышать, так как был ближе других к ним.

   - Она исполнит свою угрозу, - говорила Нагуа, - и это будет твоей гибелью. Ее отца ненавидят, а ее все боготворят!

   - Зачем ей жертвовать жизнью за благо чужеземца? - с недоумением спросил Тикаль.

   - Кто знает! Он - ее друг, а женщина иногда способна отдать жизнь за друга! - с улыбкой ответила Нагуа, - Делай как знаешь, но я думаю, что если Майя умрет, то и нам не видать завтрашнего дня.

   Я очень испугался за судьбу сеньора, когда заметил полный ненависти взгляд, которым посмотрел на него Тикаль. Обращаясь к Майе, он сказал:

   - Ты взываешь к законам страны для своего отца, себя и этих пришельцев?.. Завтра мы пригласим судей и здесь, в присутствии народа, произведем суд.

   - Нет, Тикаль, так нельзя! - возразила Майя/ - Для нас четверых, высших братьев, есть только один суд - это совет Сердца, заседающий в святилище, который должен состояться на восьмой день после поднятия вод... Не так ли, братья мои?

   - Если они также члены Братства, то это так! - послышались голоса.

   - Пусть будет так! - решил Тикаль. - А до тех пор я должен взять вас под стражу.

   Майя поклонилась ему, а потом народу, говоря:

   - Прощайте. Если вы не увидите нас больше, то знайте, что я и отец преданы смерти Тикалем, который захватил наше место. Поручаю вам отомстить за нас!

  

   Мне помогли подняться с земли.

   - Смерть была близка! - заметил сеньор не то с улыбкой, не то с сожалением.

   - Она и остается близко! - ответил я ему. - Но мы выиграли пока несколько дней.

   Благодаря Майе!

   Нас отвели в небольшую комнату на вершине пирамиды, предназначенную для стражи, и закрыли за нами тяжелую дверь. Зибальбай молча опустился на скамейку, пристально глядя в стену. Можно было думать, что он способен видеть сквозь препятствие. До нас доносился шепот спускавшихся по лестнице людей.

   - Вы спасли на время нашу жизнь, - обратился сеньор к молодой девушке, - но что делать теперь?

   - Не знаю! В пирамиде есть комната, где нас будут держать до дня суда... Я так думаю, потому что они не решатся оставить нас на свободе, опасаясь волнений.

   Не успела она закончить этих слов, как открылась дверь и вошел Тикаль в сопровождении Маттеи и еще нескольких знатных людей.

   - Что вам угодно? - спросил их Зибальбай.

   - Чтобы вы последовали за мной, - ответил Тикаль. - А у тебя, Майя, прошу прощения, что подвергаю заключению тебя и твоего отца, но у меня нет иного средства спасти вас от народной мести.

   - Нам не мести народа надо страшиться, а твоей ненависти!

   - В твоей власти ее уничтожить!

   - В моей власти, быть может, но не в моем желании!

   Через прилегающее небольшое помещение, в котором жили очередные дежурные жрецы, и сквозь искусно сделанную в задней стене раздвижную дверь нас привели к крутой лестнице, ведущей вниз. Через двадцать ступеней оказалась еще дверь, потом узкий проход, затем опять дверь и внутренняя лестница. После нескольких таких переходов мы остановились перед широкими дверьми, за которыми была расположена очень большая комната со многими дверьми по бокам; некоторые были открыты и вели в другие, небольшие комнаты, некоторые были закрыты. Большая комната, как я узнал позднее, некогда служила для собраний жрецов, но теперь их было уже так мало, что они в ней совершенно не нуждались и комната служила темницей для знатных преступников. Освещена она была несколькими серебряными светильниками. В разных местах стояли столы и скамейки. Маттеи указал нам еще на несколько меньших комнат, которые должны были служить нам спальнями. Он же обещал присылать нам пищу.

   После этого нас оставили одних.

   - Теперь его час, - сурово произнес Зибальбай, - но пусть Тикаль молит богов, чтобы мой час никогда не наступал!

   Он отошел в сторону и опустился на одно из приготовленных лож, Майя направилась к нему, желая услужить и помочь, но он отогнал ее прочь, и она снова вернулась к нам.

   - Грустное место, - заметил сеньор шепотом, так как вследствие эха громкий говор звенел по всей комнате. - Но как оно ни мрачно, все же пока безопаснее, чем был освещенный солнцем верх пирамиды с ножами у горла.

   - Здесь в полной безопасности сохранятся наши кости до окончания мира! - с горькой усмешкой проговорила Майя. - Здесь смерть сторожит людей, и отсюда нет спасения. Не была ли я права, предостерегая вас от нашего города и его обитателей? Я предупреждала вас обоих, а теперь вы своей жизнью заплатите за свое безумие.

   - Чему быть, тому не миновать! - сказал сеньор. - Я надеюсь, что худшее прошло и что нас не убьют. На нас накинулись из-за резкости вашего отца, но теперь несчастье укротит его.

   - Никогда! Ведь они правы: он безумец, как и вы, Игнасио... Лучше осмотрим нашу темницу, я ее еще никогда не видел