Хаггард Генри Райдер - Мечта мира

ца. Скиталец подошел к трону без шлема, во всем блеске своей мужественной и богоподобной фигуры.

   Он был невысок, но очень силен и хорошо сложен, и хотя не обладал уже красотой юности, но лицо его дышало мужеством, отвагой закаленного в боях воина, глаза горели огнем сильной и страстной души. Редкая женщина могла устоять против этих глаз.

   Когда он вошел, ропот удивления пробежал по залу: все глаза устремились на него, кроме глубоких, темных очей безучастной ко всему Мериамун. Но когда она подняла глаза и взглянула на него, то побелела, как мертвец, и схватилась за сердце.

   Даже Фараон заметил перемену в ее лице и спросил, что с ней.

   - Ничего, это от жары и запаха благовоний! - ответила она. - Приветствуй же чужеземца!

   Между тем она держалась рукой за золотую бахрому трона, чтобы не упасть.

   - Добро пожаловать, странник! - воскликнул Фараон. - Добро пожаловать. Как зовут тебя, где живет твой народ, где твоя родина?

   Склонившись перед Фараоном, Одиссей повторил свой вымышленный рассказ, добавив, что его зовут Эперит, из Алибаса, рассказал также, как был захвачен си-Донцами, как дрался с ними и плыл по морю, а в заключение показал свой шлем с воткнутым в него осколком копья.

   Когда Мериамун увидала шлем, то вскочила на ноги, словно собираясь уйти, и упала назад, побледнев еще более.

   - Царица... помогите царице... ей дурно! - закричал Реи, не спускавший с нее глаз.

   Одна из прислужниц царицы, очень красивая женщина, подбежала к ней, встала на колени и начала согревать ее руки, пока Мериамун не очнулась.

   - Оставь! - произнесла она сердито. - Пусть раб, который держит куренья, будет хорошенько наказан! Я останусь здесь, я не пойду к себе! Оставь!

   Испуганная прислужница тотчас же отошла. Фараон приказал слугам увести капитана сидонцев и убить его на рыночной площади. Но Курри, так звали того, бросился к ногам Одиссея, моля о пощаде. Скиталец был добр теперь, когда пыл битвы миновал, и кровь его текла спокойно в жилах.

   - Милости, Фараон Менепта! - вскричал он. - Прошу тебя, окажи милость, пощади этого человека! Он спас мою жизнь, когда матросы хотели бросить меня за борт, позволь же мне уплатить ему свой долг!

   - Я пощажу его ради тебя! - отвечал Фараон. Курри отдали царице Мериамун, чтобы служить ей и работать для нее вещи из золота и серебра.

   Скитальцу ответил комнату в царском дворце. Фараон был очень доволен, что чужеземец так красив и силен.

   Одиссей вышел из зала аудиенций вместе с Реи; царица Мериамун снова подняла глаза и взглянула на него. Бледное лицо ее ярко вспыхнуло. Одиссей заметил страх исмятение Мериамун, заметил ее красоту, но подумал, что она нездорова, однако, оставшись наедине со старым жрецом, спросил его об этом, попросив объяснить ему страх и смущение царицы.

   - Мне показалось, - добавил он, - что царица узнала меня, как будто видала мое лицо, и испугалась меня, но я никогда в жизни не видел ее. Она очень красива, но кажется больной!

   Сначала, пока Одиссей говорил это, Реи улыбался, но потом смутился и молчал. Видя его смущение и вспомнив, что он настоятельно просил его вытащить острие копья из шлема, Скиталец закидал его вопросами. Тогда может быть, из уважения к нему, а может быть, потому, что тайна тяготила его сердце, старик увел Скитальца в свою комнату во дворце и рассказал ему историю царицы Мериамун.

  

   Реи, жрец бога Амена, начал свой рассказ нехотя и медленно, но скоро увлекся и стал рассказывать с увлечением, присущим старым людям.

   - Царица прекрасна, - сказал он, - видел ли ты кого-нибудь красивее в своих странствованиях?

   - Она очень хороша, - ответил Скиталец, - я желал бы, чтобы она была здорова и счастлива на троне!

   - Вот об этом-то я и хочу говорить с тобой, хотя рассказ мой может стоит мне жизни! - сказал Реи. - Но легче будет на сердце, когда я скажу тебе, и может быть, ты можешь помочь и мне, и ей, когда узнаешь все! Фараон Менепта, ее супруг- сын божественного Рамзеса, вечно живущего Фараона, сына Солнца, почивающего в Озирисе.

   - Он умер? - спросил Одиссей.

   - Он живет вечно на лоне Озириса, - ответил жрец, - и царица Мериамун - его побочная дочь.

   - Брат обвенчан с сестрой! - воскликнул с удивлением Одиссей.

   - Таков обычай царственного дома со времен детей Хора. Старинный обычай! Священный обычай! - продолжал Реи. - Но женщины, которые узаконивают обычаи, часто нарушают их. Из всех женщин Мериамун выделяется своим послушанием, остается верной старым обычаям. Брат ее, Фараон Менепта, имел много сестер, но Мериамун - прекраснее всех. Она так хороша, что народ назвал ее Дитя Луны, очень умна и не знает страха. Случилось так, что она изучила, что редко бывает среди наших женщин, всю тайную мудрость нашей древней страны. За исключением царицы Тайя, никто не знает больше Мериамун, я научил ее многому...

   Он помолчал немного.

   - Я занимался с ней с самого детства, - продолжал он, - был ее другом и учителем, и после отца и матери она любила меня больше всех. Любит она немногих. Меньше всех привязана она была к своему царственному брату Менепта. Она бойка и жива, а он тих, и речь его медлительна. Она не знает страха, а он боится войны. С самого детства она смеялась над ним, над его речью, превосходила его всем, даже в бегах и играх, хотя это было нетрудно, так как наш божественный Фараон не отличается остроумием и догадливостью. Еще ребенком, она сожалела и завидовала, что он будет носить двойную корону Египта, будет могущественным властителем страны, тогда как она вынуждена жить в бездействии и бедности.

   - Но, странно, почему из всех своих сестер он избрал именно ее? - спросил Одиссей.

   - Да, странно, и произошло это удивительным образом! Божественный Рамзес пожелал женить сына. Менепта всячески противился этому, но воля отца - это воля богов. Божественный Менепта был очень искусен в одной древней египетской игре. Это игра в деревянные пешки, очень любимая в Кеми. Конечно, игра в пешки вовсе не женское дело, но Мериамун не хотела уступить своему брату и поручила мне вырезать ей из твердого кипрского дерева пешки в виде кошачьих голов.

   Я вырезал их своими собственными руками, и каждый вечер она играла со мной, а я был лучшим игроком в то время.

   Однажды, на закате солнца, ее брат Менепта вернулся с охоты на львов в очень дурном расположении духа, так как охота была неудачна. Он велел подать вина, выпил его у ворот дворца и стал еще мрачнее.

   Направляясь в свои комнаты во дворец, Менепта шел, размахивая своим хлыстом, как вдруг обернулся и заметил Мериамун. Она сидела под большими пальмовыми деревьями и играла со мной в пешки, одетая в белую с пурпуром одежду, с золотой змейкой в темных, как ночь, волосах, прекрасная, как Гаттор, богиня любви, или сама Изида.

   Я - старый человек и скажу, что не было женщины прекраснее Мериамун, и нет такой на свете, хотя наш народ толкует об удивительной красоте Чужеземной Гаттор.

   Одиссей вспомнил о рассказе лоцмана, но промолчал.

   - Божественный царевич Менепта увидал Мериамун, - продолжал Реи, - и подошел к нам. Ему надо было на ком-нибудь излить свой гнев. Я встал и низко поклонился ему, Мериамун небрежно откинулась на стенку кресла, грациозным движением своей нежной руки смешала деревяшки и приказала своей прислужнице, госпоже Натаска, собрать их и унести. Но глаза Натаски украдкой следили за царевичем.

   - Приветствую тебя, царственная сестра! - сказал Менепта. - Что ты делаешь с этим? - он указал кончиком хлыста на деревяшки. - Это не женская игра, и эти деревяшки вовсе не сердца мужей, которыми можно играть по своему желанию. Эта игра не требует большого остроумия. Займись своим вышиванием, и это будет лучше.

   - Привет тебе, царственный брат, - ответила Мериамун, - мне смешно слышать, что эта игра не требует остроумия. Твоя охота не удалась, займись же игрой, которую боги помогли тебе преодолеть!

   - Это пустяки, - отвечал Менепта, бросаясь в кресло, с которого я встал, - но я хорошо играю и сумею дать тебе "храм", "жреца", пятерых лодочников и обыграю тебя. - Храм, жрец - так называются в игре деревяшки, Скиталец, - добавил Реи.

   - Я принимаю вызов! - вскричала Мериамун. - Но мы будем играть три раза! Моей ставкой будет священная змейка на моем челе против твоего, царственного жреца. Кто выиграет, пусть носит то и другое!

   - Нет, госпожа, - осмелился я сказать, - это слишком высокая ставка!

   - Высока ставка или низка, а я согласен, - ответил Менепта. - Моя сестра слишком долго смеялась надо мной. Она увидит теперь, что вся ее женская хитрость не поможет ей превзойти меня в игре, что сын моего царственного отца, будущий Фараон, - выше всякой женщины. Я принимаю твой вызов, Мериамун!

   - Хорошо, царевич, - вскричала она, - после солнечного заката ты найдешь меня в моей первой комнате. Возьми с собой писца, чтобы отмечать игру. Реи будет судьей. Но не пей вина сегодня вечером! Иначе я выиграю твою ставку!

   Менепта ушел, а Мериамун громко засмеялась. Но я предвидел беду. Ставки были слишком высоки, игра слишком неожиданна. Мериамун не хотела слушать меня, она всегда была своенравна.

   Солнце зашло, и два часа спустя Менепта пришел в сопровождении писца, найдя Мериамун уже готовой к игре. Перед ней на столе лежала квадратная доска. Он молча сел и спросил, кто начнет игру.

   - Погоди, - возразила Мериамун, - надо приготовить ставки!

   Сняв с головы царственную змейку, она распустила свои дивные волосы и передала мне свою ставку. "Если я проиграю, - заметила она, - то никогда не буду носить царственный уреус!"

   - Пока я жив, ты не будешь его носить! - отвечал Менепта, снимая свой уреус и подавая мне.

   Между обоими уреусами была значительная разница. На короне Мериамун была одна змея, а Менепты - двойная.

   - Да, Менепта, - произнесла Мериамун, - быть может, Озирис, Бог смерти, ожидает тебя; он ведь любит великих людей. Начинай игру!

   При этих зловещих словах Менепта нахмурился, но с готовностью начал игру. Мериамун играла спокойно и небрежно. Менепта выиграл первую игру и с криком "Фараон умер" сбросил пешки с доски.

   - Каково я играю! - сказал он насмешливо. - Совсем по-женски: вы умеете нападать, но не защищаться.

   - Не хвались, Менепта! - перебила Мериамун. - У нас две игры впереди. Я начинаю!

   Вторую игру выиграла Мериамун и, крикнув "Фараон умер", сбросила пешки с доски. Менепта нахмурился, пока я устанавливал доску и пешки, а писец отмечал игру.

   Очередь была за Менептой начинать третью игру.

   - Клянусь священными богами, - вскричал он, - я принесу им богатые дары в знак победы над тобой!

   - Клянусь священной богиней мести, - ответила Мериамун, - которой я молюсь ежедневно, я выиграю!

   - Тебе бы надо клясться головой кошки, - произнес он насмешливо.

   - Да, это верно, в особенности, если кошка одолжит мне свои когти. Играй же, царевич Менепта!

   В конце игры, после долгой борьбы, когда Мериамун потеряла большую часть своих пешек, лицо ее вдруг озарилось радостью. Казалось, она что-то решила в своем уме.

   Пока Менепта велел принести вина и пил его, она полулежала на своем резном кресле, не сводя глаз с доски, потом сделала такой удачный ход, так тонко выполнила намеченный ею план игры, что Менепта стал в тупик и проиграл. Напрасно призывал он богов и клялся соорудить небывалый по роскоши храм.

   - Боги не слышат тебя! - смеялась Мериамун. Тогда он начал проклинать все и всех и пил вино.

   - Глупцы ищут мудрости в вине, но только мудрецы находят ее! - продолжала она. - Смотри, царственный брат, "Фараон умер", я выиграла и побила в твоей любимой игре. Реи, слуга мой, дай мне этот уреус, не мой, нет, а двойной, который Фараон проиграл мне. Я надену его; он мой теперь, Менепта! Я победила тебя!

   Мериамун встала, выпрямилась во весь рост и стояла так, освещенная светом ламп, с царственным уреусом на челе, смеясь над Менептой и протягивая ему свою маленькую руку для поцелуя. Она была так прекрасна, что Менепта перестал клясть богов и судьбу свою и удивленно смотрел на нее.

   - Клянусь Пта, ты очень хороша! - вскричал он. - Я прощаю отцу его мысль сделать тебя моей супругой и царицей!

   - А я никогда не прощу ему этого! - возразила Мериамун.

   Но Менепта выпил слишком много вина.

   - Ты будешь моей царицей, - произнес он, - и поэтому я поцелую тебя! По праву сильнейшего, я это сделаю! - и прежде чем Мериамун успела отскочить, обнял ее и поцеловал прямо в губы.

   Мериамун побледнела, как мертвец. Сбоку у нее висел кинжал. Она быстро схватила его и ударила им Менепту. Если бы тот не успел отступить, то наверное был бы убит. Вместе с этим она крикнула: "Вот тебе, царевич, твой поцелуй!"

   Ей удалось только проколоть его руку, и я схватил ее и удержал от вторичного удара.

   - Змея! - произнес Менепта, побледнев от страха и ярости. - Я еще поцелую тебя, все равно, хочешь ли ты этого или нет! А за рану ты мне дорого заплатишь!

   Она тихо засмеялась: ее гнев прошел. Я побежал за врачом, чтобы перевязать руку Менепты.

   - Царственная госпожа, что ты наделала? - сказал я Мериамун, когда вернулся к ней. - Ты знаешь, что твой божественный отец предназначил обвенчать тебя с Менептой, которого ты ранила!

   - Я не хочу этого, Реи! - ответила она. - Не хочу этого тупицу, который называется сыном Фараона. Кроме того, он мой сводный брат, и я не могу быть женой брата. Сама природа возмущается против этого обычая!

   - Это нельзя изменить, госпожа! Таков обычай страны и царственного дома, такова воля твоего отца. Боги, твои предки, были обвенчаны, согласно этому обычаю: Изида стала супругой Озириса. Великий Аменемхат установил его и за ним все праотцы и весь их род. Подумай только, - я говорю это тебе потому, что люблю тебя, как родную дочь, - ты не можешь избежать этого, ведь ложе Фараона- это ступень к царскому трону. Ты любишь власть, а это - ворота могущества. Быть может, хозяин ворот умрет, и ты будешь одна сидеть на троне!

   - Ах, Реи, ты говоришь, как советник царей! Как я ненавижу его! Ведь я могу руководить им, я знаю это! А наша игра сегодня ночью: все будущее было на этой доске. Смотри: его диадема на моем челе! Быть может, так должно быть, я отдамся ему, хотя ненавижу его. Я начну новую игру, и ставкой будет жизнь, любовь и все, что мне дорого, и выиграю... Уреус будет принадлежать мне, так же как двойная корона древнего Кеми, и я буду править страной, как Хатшепу, великая царица я сильна, а сильному боги даруют победу!

   - Да - ответил я, - смотри, госпожа, чтобы боги не обратили силу твою в слабость. У тебя слишком страстная душа, а страсть в женском сердце - это дверь, в которую входит безумие. Сегодня ты ненавидишь, берегись, чтобы эта ненависть не обратилась в любовь!

   - Любовь! - произнесла она насмешливо. - Мериамун не полюбит, пока не найдет человека, достойного своей любви! И тогда... Тогда любовь ее разрушит все, и горе тому, кто станет на ее пути! Прощай, Реи!

   Вдруг она заговорила со мной на другом языке, которого никто не знал, кроме меня и ее, - на мертвом языке мертвого народа Страны Скал, откуда вышли наши отцы.

   - Я иду, - произнесла она, и я задрожал при ее словах, потому что ни один человек не говорит на этом языке, когда у него добрые мысли на уме, - я иду просить совета у того... ты знаешь... - она дотронулась до царственного уреуса.

   Я бросился к ее ногам и обнял ее колена, крича: - Дочь моя, дочь моя! Не совершай этого страшного греха! Молю тебя, за все блага мира, не буди того, кто почивает в Озирисе, не призывай к жизни то, что мертво и холодно!

   Она кивнула головой и ушла...

   Старый жрец побледнел, говоря это.

   - Что же она задумала? - спросил Скиталец.

   Реи закрыл лицо руками и некоторое время молчал.

   - Да не буди и ты того, кто почивает в Озирисе, Скиталец! - произнес он, наконец. - Язык мой запечатан. Я сказал тебе более, чем надо было. Не спрашивай! Вот они идут! Пусть бог Ра и Амен пошлют им свое проклятие! Пусть Амепти поглотит их. Пусть зловещая рыба Себек вонзит в них свои зубы и пожрет их!

   - За что ты проклинаешь их, Реи, и кто они такие? - спросил Одиссей. - Я слышу пение и шаги людей!

   В самом деле, до них доносился топот ног и слова песни.

   - Это проклятые богохульники - колдуны и рабы Апура, - сказал Реи, когда музыка и пение замерли вдали. - Их колдовство сильней нашей мудрости: их предводитель был одним из наших жрецов и изучил тайны нашей мудрости. Они ходят и поют только перед бедой. Еще до рассвета мы узнаем что-нибудь новое. Да истребят их боги! Хорошо было бы, если б царица Мериамун позволила им уйти отсюда навсегда, в пустыню, как они желают, но она хочет закалить сердце царя!

  

   Наступило молчание. Реи молчал, пока шум и пение не стихли вдали.

   - Я должен сказать тебе, Эперит, - произнес он, - чем кончилась история Менепта и Мериамун. Она смирила свою гордость перед отцом и братом, согласившись исполнить желание отца, но заявила свои условия. Ее должны считать во всем равной Фараону, - такова цена ее руки; и во всех храмах, во всех городах Кеми Мериамун провозгласили, вместе с Менепта, наследницей короны Верхнего и Нижнего Египта.

   Торг был заключен, и цена назначена. После этого Мериамун очень изменилась. Она перестала смеяться над Менептой, стала кроткой и покорной его воле.

   Время шло, и в начале месяца разлития вод назначен был день свадьбы. Побочная дочь Фараона с величайшей пышностью была обвенчана с его сыном. Но рука Мериамун, когда она стояла у алтаря, была холодна, как рука мертвеца. Гордо и холодно смотрела она, когда ехала в золотой колеснице через большие ворота Таниса. Только когда она услыхала, что громкие крики народа: Мериамун! Мериамун! совсем заглушили крики "Менепта", - она тихо улыбнулась. Холодная, гордая сидела она в своем белом одеянии на пиру Фараона и ни разу не взглянула на супруга, который ласково смотрел на нее.

   Наконец, долгий пир закончился, началась музыка, пение, но Мериамун, извинившись, встала и ушла, сот провождаемая своими прислужницами. У меня было тяжело на сердце, я печально прошел в свою комнату и занялся делом; я ведь строю храмы и дворцы в стране! Едва я успел сесть, как в дверь постучали, и вошла женщина, закутанная тяжелым плащом. Она сбросила плащ: передо мной стояла Мериамун в своем подвенечном платье.

   - Не пугайся, Реи, - произнесла она, - я освободилась на один час и пришла посмотреть, как ты работаешь. Не противоречь мне; я люблю смотреть на твое морщинистое лицо, на котором лежит отпечаток мудрости и познаний. Еще ребенком я наблюдала, как ты чертил планы великолепных храмов, которые переживут и нас, и, может быть, наших богов. Ах, Реи, ты - мудрый человек, ты избрал себе благую участь и строишь здания из крепкого камня и украшаешь их стены по произволу твоей фантазии. Но я, я строю здание в тайниках человеческого сердца, и моя воля написана во мраке сердца. Когда я умру, воздвигни мне памятник необычной красоты, какого не было никогда, и сделай надпись: "Здесь, в своем храме гордости, обитает измученный строитель его - царица Мериамун".

   - Не говори так, - сказал я, - разве сегодня не твоя свадебная ночь? Зачем ты пришла сюда теперь?

   - Зачем? Вероятно, я снова превратилась в ребенка! Слушай, Реи, во всем обширном пространстве страны Кеми нет женщины, более потерянной, опозоренной и несчастной, чем царственная Мериамун, которую ты так любишь! Я пала ниже той, которая подметает улицы своим платьем, потому что чем возвышеннее душа человека, тем глубже его падение. Я продалась постыдно, и цена моего падения- это власть. О, будь проклята судьба женщины, которая может достигнуть высоты только своей красотой! Будь проклят тот, кто посоветовал мне это, проклятие и мне самой, совершившей тяжкий грех! Оттолкни меня, Реи, ударь, плюнь мне в лицо, мне, царственной Мериамун, продавшей себя за царскую корону, О, я ненавижу его, ненавижу и заплачу ему стыдом за стыд, ему, - этому клоуну в царском одеянии! Смотри сюда! - она вытащила из складок платья белый цветок, известный только мне и ей. - Два раза сегодня покушалась я покончить с собой с помощью этого смертоносного цветка, сбросить с себя весь стыд и позор. И только одна мысль удержала меня: я, Мериамун, должна пережить его, разбить всюду его статуи, вычеркнуть его имя из письмен каждого храма в стране Кеми... Я... - она залилась вдруг горькими слезами, она, которая не умела плакать.

   - Оставь! - продолжала она. - Это - злобные слезы, Мериамун- властительница своей судьбы, а не судьба властвует над ней. А теперь господин мой ожидает меня, и я должна уйти. Поцелуй меня, старый друг, пока я еще та Мериамун, которую ты знаешь и любишь, и больше не целуй меня никогда! В конце концов, все это хорошо для тебя; ведь если Мериамун будет царица Кеми, то ты будешь первым сановником в стране и будешь стоять на ступенях моего трона. Прощай!

   Она бросила белый смертоносный цветок в огонь жаровни и ушла, оставив меня с тоской на сердце. Я узнал, что Мериамун не похожа на других женщин и выше их в зле и добре.

   На другой день, ночью, я снова сидел и работал. Снова раздался стук в мою дверь, вошла женщина и сбросила свой плащ. Это опять была Мериамун, но бледная, расстроенная.

   - Разве царевич, твой супруг... - начал я, встав с места.

   - Не говори мне о супруге, Реи, - перебила она меня. - Вчера ночью я наговорила тебе глупостей, потому что ум мой помутился... Забудь это все... я жена, счастливая супруга и царица!

   Она улыбнулась так странно, что я отступил назад.

   - Послушай, - продолжала она. - Мне снился странный сон, ты мудр и знаешь все, объясни мне его смысл и значение. Я спала и вдруг увидела человека, которого во сне любила более всего на свете. Мое сердце билось только для него, моя душа была его душой, и я знала, что полюбила его на всю жизнь. Фараон был моим супругом, но я не любила его. Вдруг с моря явилась женщина, прекраснее меня, красота ее была изменчивее и выше красоты утренней зари, восходящей за горами. Она также любила этого богоподобного человека, и он любил ее.

   - Мы боролись за его любовь, состязаясь в красоте, мудрости, в волшебстве. Сначала одна победила, потом другая, в конце концов, победа осталась за мной. Я легла на брачное ложе и обняла холодный труп... Я проснулась, опять заснула и увидела себя в другом одеянии, говорящей на другом языке. Передо мной стоял человек, которого я любила, и та, другая женщина поразительной красоты... Потом я снова превратилась в Мериамун, и снова мы с ней начали бороться, чтобы овладеть сердцем этого мужа, но на этот раз она победила меня.

   - Я уснула и опять проснулась в другой стране, чудесной, непохожей на Кеми, которую, мне казалось, я знала давно. Там я жила среди могил, темные лица смотрели на меня и все гробницы были покрыты надписями на мертвом языке - языке страны, откуда пришли наши отцы. Все мы изменились, и снова я и та прекрасная женщина начали бороться и я, казалось, победила ее, но вдруг целое море огня хлынуло на меня, и я проснулась.

   Во сне я громко кричала, призывая богов на помощь... Снова смежились очи мои, и ворота прошлого широко раскрылись предо мной. Мне казалось, что тысячи и тысячи лет тому назад, я и этот человек возродились из ничтожества и пустоты, смотрели друг на друга и любили друг друга несказанной любовью и клялись страшной клятвой в любви и вечной верности. Мы не были простыми смертными, а обладали нечеловеческой силой и красотой, и наше счастье было счастьем богов. Оно было нарушено страшным голосом того, кого я потревожила, Реи, не послушавшись твоего совета. Поцелуй нашей любви пробудил то, что спало сном смерти. Мы не знали богов, не поклонялись им, обожая друг друга и думая, что мы будем жить вечно. И боги разгневались на нас. Страшный голос произнес: "Вы двое, живущие одной жизнью, дополняющие один другого! Ваши поцелуи разбудили того, кто спал сном смерти, пламя вашей любви согрело то, что было холодно. Вы забыли богов, даровавших вам жизнь, любовь и радость! Приготовьтесь к своей участи! Теперь вы будете не двое, а трое! Уходите из этого священного места на землю, облекитесь в смертную оболочку, переходите от жизни к жизни, живите, любите, ненавидьте, умирайте! В своем ослеплении вы познаете все: стыд, любовь, гибель и возрождение до тех пор, пока наказание ваше будет окончено, покров вашей слепоты спадет с ваших глаз, и вы снова будете великими, снова будете двое, составляющие одно целое!"

   Мы задрожали, прижимаясь друг к другу, а голос продолжал:

   - Вы двое, составляющие одно целое! Пусть тот, чей голос вы слышали, разлучит вас... Будьте трое!

   - Пока голос говорил это, я была в отчаянии и совершенно обессилела, а около человека, которого я любила, очутилась та прекрасная женщина, увенченная блеском своей красоты и лучезарной звездой. Нас стало трое. Он, которого я любила, взглянул на прекрасную женщину: та улыбнулась и протянула к нему руки. В эту минуту, Реи, я узнала всю горечь ревности и проснулась, дрожа. Объясни, Реи, мое видение, растолкуй мне его!

   - О, госпожа, - ответил я, - это выше моего понимания, я не могу растолковать тебе, хотя готов помочь тебе во всем!

   - Я знаю, ты любишь меня, Реи. Пусть забудется этот сон: он послан не богами, а Сетом, мучителем. Пусть совершится все это, я готова, похожая на пылинку в руках судьбы. Быть может, я взлечу на вершину храма, или буду истоптана ногами рабов, или поглощена мраком... Я не люблю своего супруга, будущего Фараона, и никогда не буду любить его. Когда сердце холодно, то рука сильна, и я согласилась быть царицей, которая может вести Фараона за бороду, согласилась быть первой во всей стране Кеми потому, что я родилась не для того, чтобы служить. Да, я буду править и ждать конца. Смотри, Реи... Лучи Изиды заливают ярким блеском дворы, улицы, города и раздробляются сиянием на лоне воды. Я - дитя Луны... слеза моя затопит всю страну Кеми...

   Она ушла. На лице ее играла странная и загадочная усмешка, похожая на улыбку великого сфинкса Каремку, очи которого таинственно глядят вглубь пустыни...

   - Странная царица! - сказал Одиссей, когда Рей замолчал. - Но что я могу сделать для нее?

   - Больше чем думаешь! - отвечал Реи. - Но дай мне кончить рассказ и тогда поймешь!

  

   Божественный Фараон Рамзес умер и почил в Озирисе. Своими собственными руками я закрыл его гроб и положил его в великолепную гробницу, где он будет спать непробудным сном до дня пробуждения. Менепта и Мериамун воссели на древний престол Кеми. Мериамун относилась очень холодно к Фараону, хотя тот исполнял все ее желания. Детей у них не было, и скоро красота ее наскучила царю.

   Но она умела властвовать над ним и правила всей страной. Что касается меня, я был ее главным советником, она беседовала со мной, удостоив меня больших почестей и сделав командиром легиона бога Амен.

   Однажды Мериамун устроила роскошный пир, на котором присутствовал Фараон. Около него сидела Натаска. Это была женщина, приближенная к особе царицы, очень красивая, но нахальная и смелая, сумевшая завоевать на час расположение Фараона. Он выпил много вина на пиру и коснулся губами до руки Натаски, но царица Мериамун не обращала на них внимания. Между тем Натаска, выпившая также немало теплого вина, становилась все смелее. Отпив вино из золотой чаши, она передала ее рабу и велела поднести царице, крикнув ей: "Выпей из моей чаши, сестра моя!" Все присутствовавшие поняли смысл ее поступка и слов: Натаска открыто называла себя женой Фараона, равной царице. Конечно, Мериамун мало заботилась о любви царя, но она любила власть и могущество и потому при дерзких словах рабыни нахмурилась; в темных глазах ее загорелся мрачный огонек.

   Она взяла золотую чашу и поднесла ее к своим губам, затем наполнила свою чашу вином, сделала вид, что отпила из нее и тихо сказала Натаске:

   - Выпей в ответ из моей чаши, Натаска, слуга моя, потому что скоро ты будешь, может быть, выше царицы!

   Глупая женщина взяла поднесенную ей евнухом золотую чашу, не поняв лживых слов Мериамун, и выпила вино, но затем со страшным криком упала мертвая на стол. Все присутствовавшие пришли в ужас, не смея сказать слова, а Мериамун насмешливо и мрачно улыбалась, смотря на темноволосую голову Натаски, безжизненно лежавшую среди цветов на столе. Фараон встал, бледный от ярости, и крикнул стражу, чтобы схватить царицу. Но та движением руки приказала страже отойти.

   - Не смейте дотронуться до помазанной царицы Кеми! - произнесла Мериамун. - Ты, Менепта, не забывай нашей брачной клятвы! Смеют ли твои возлюбленные бросать мне вызов и называть меня сестрой? Если мои глаза были слепы, то уши открыты! Молчи! Она получила заслуженное, ищи себе другую!

   Фараон молчал, испугавшись Мериамун, которая сидела спокойно, играя ожерельем на своей груди и наблюдая, как рабы унесли с пира мертвое тело Натаски. Один за другим все испуганное общество разошлось, остались только Фараон, Мериамун да я, жрец Реи.

   - Отвратительная женщина! - заговорил Фараон, дрожа от страха и гнева. - Будь проклят тот день, когда я заметил твою красоту! Ты победила меня, но берегись! Я - Фараон еще и твой господин и клянусь тем, кто почивает в Озирисе, если ты еще раз сделаешь что-нибудь подобное, я сниму с тебя корону царицы, отдам тебя на мучения, и душа твоя последует за той, которую ты убила!

   - Фараон, берегись! - ответила гордо Мериамун. - Протяни только палец ко мне, и ты осужден! Ты не можешь убить меня, а я сумею одолеть тебя, клянусь великой клятвой! Клянусь тем, кто почивает в Озирисе, осмелься только поднять руку против меня, осмелься помыслить о предательстве и ты немедленно умрешь! Меня трудно обмануть: у меня есть слуги, которых ты не можешь видеть и слышать. Я кое-что знаю, Менепта, из волшебств царицы Тайи. Иди своей дорогой и предоставь меня моей судьбе. Я - царица, останусь царицей и во всех государственных делах имею право голоса, как ты! Мы будем жить отдельно теперь: ты ведь боишься меня, Менепта, а я не люблю тебя!

   - Пусть будет так, как ты сказала! - проворчал испуганный Фараон. - Проклят тот день, когда мы встретились! С сегодняшнего дня мы - чужие друг другу! Я знаю твою силу, Мериамун, дарованную тебе злыми богами. Тебе нечего бояться, что я убью тебя: брошенное копье часто ранит того, кем оно брошено. Реи, слуга мой, ты был свидетелем наших брачных клятв, слушай же теперь, мы берем их назад. Мериамун, царица древнего Кеми, отныне ты не жена мне. Прощай! - и Фараон ушел, подавленный страхом.

   - Да, - произнесла Мериамун, смотря ему вслед, - я более не жена Менепты, но все еще царица Кеми. О, старый друг, как мне надоело все! Странная участь моя! У меня есть все, кроме любви, и все мне надоело. Я тосковала по власти, эта власть в моих руках, а что такое власть? Мираж... Мне наскучила моя безрадостная жизнь... О, если б один час пламенной любви и потом умереть! Скажи мне, Реи! Осмелишься ли ты идти к мертвецам?

   Она схватила меня за рукав и прошептала мне на ухо несколько слов.

   - Ах, царица, я знаю... Там все покончено...

   - Да, все и навсегда. Но, знаешь, она еще не совсем застыла, эта Натаска, которую я убила, а я обладаю искусством вызвать ее дух обратно, пока она не совсем захолодела, и узнать из ее уст будущее... Там, у Озириса, перед ней открыто все будущее...

   - Нет, нет, - вскричал я, - это святотатство. Мы потревожим смерть, и боги разгневаются на нас!

   - Я хочу этого, Реи! Если ты боишься, не ходи, я пойду одна, так как хочу узнать все. Если я умру при этой попытке, напиши на моей гробнице: "В поисках сущности бытия она нашла смерть!"

   - Нет, царица, - воскликнул я, - ты не пойдешь одна. Я кое-что смыслю в этом и, может быть, сумею оградить тебя от зла. Если ты хочешь идти, я последую за тобой!

   - Хорошо. Сегодня ночью тело унесут в святилище храма Озириса, близ больших ворот, чтобы, по обычаю, оно дожидалось там прихода бальзамировщиков. Пойдем скорее, Реи, пойдем в храм Смерти!

   Мериамун ушла в свои комнаты, закуталась в темную одежду. Мы поспешили к храму, где нас окликнула стража:

   - Кто идет? Именем священного Озириса говорите, кто идет!

   - Реи, Строитель, жрец бога Амен, а с ним другой человек! - ответил я. - Откройте двери!

   - Нет, не откроем. В храме есть некто, кого нельзя беспокоить!

   - Кто же там?

   - Та, которую убила царица!

   - Царица послала нас взглянуть на ту, которую убила!

   Жрец окинул взглядом закутанную фигуру Мериамун около меня.

   - Пропуск твой, благородный Реи!

   Я показал ему царскую печать, и он с поклоном отворил дверь. Войдя в храм, я зажег приготовленные восковые свечи.

   При свете свечей мы прошли через зал и подошли к занавесу у святилища. Здесь я потушил свечи, так как никакой другой огонь, кроме того, который горит на алтаре, не может проникать в святилище. Сквозь занавес мы видели свет.

   - Открой! - сказала Мериамун.

   Я открыл, и мы вошли в святилище. На алтаре ярко горело священное пламя, озаряя внутренность храма. Это был один из маленьких храмов Таниса; свет не достигал до стен, и мы едва могли различить на них фигуры богов. Но большая сидячая статуя Озириса была ярко освещена. Она была сделана из черного камня с короной на голове. В руках статуи был посох и страшный наказующий бич. На его священных коленях лежала белая обнаженная фигура мертвой Натаски. Она склонила голову на священную грудь Озириса, длинные волосы ее висели до полу, руки были прижаты к сердцу, мертвые глаза смотрели в темноту.

   В Танисе существует обычай класть ночью внезапно умерших людей высокого происхождения на колени статуи Озириса.

   - Смотри, - тихо сказал я царице, поддаваясь впечатлению священного места, - смотри, вот она, час тому назад красивая, благодаря тебе, одета теперь нетленным величием смерти! Подумай! Ужели ты хочешь вызвать назад дух той, которую ты освободила от уз земли? Нелегко это сделать, царица, несмотря на все твое искусство, и если она даже ответит тебе, то мы можем умереть от ужаса и страха!

   - Нет, - ответила Мериамун, - я не боюсь. Я знаю, как вызвать Ку из его мрачного царства и послать его обратно туда. Я ничего не боюсь, а если ты боишься, Реи, то уйди и оставь меня одну!

   - Я не уйду, - возразил я, - но повторяю тебе, это святотатство!

   Мериамун замолчала, подняла руки кверху и стояла так спокойно и неподвижно. Взяв посох, я сделал круг вокруг нее, вокруг алтаря и статуи Озириса и произнес священные слова, могущие охранить нас от всякого зла и в этот час.

   Мериамун бросила в огонь алтаря горсть порошка. Она сделала это три раза, и каждый раз огненный шар поднимался от алтаря кверху в воздух. Когда три огненных шара пролетели в воздух, над головой статуи Озириса, Мериамун трижды громко вскричала:

   - Натаска! Натаска! Натаска! Страшным именем смерти призываю тебя! Вызываю тебя с порога обители смерти. Вызываю тебя от ворот правосудия! Вызываю тебя сюда от двери осуждения. Во имя звена, соединяющего жизнь со смертью, приказываю тебе придти сюда и ответить мне на мой вопрос!

   Мериамун умолкла, но ответа не было. Только статуя Озириса холодно улыбалась, и труп Натаски на его коленях смотрел широко раскрытыми глазами в темноту.

   - Это нелегко, - прошептал я, - но ты знаешь страшное слово. Если не боишься, произнеси его, или уйдем отсюда!

   - Я скажу его! - ответила она и, подойдя к статуе, Мериамун закрыла лицо руками и ухватилась за мертвую ногу Натаски. Я распростерся на полу и также закрыл лицо, так как услышать страшное слово с непокрытым лицом значит - умереть.

   Тихим шепотом Мериамун произнесла страшное слово, которое нельзя написать, отзвук которого имеет силу пролетать огромное пространство и долетать до ушей мертвецов, обитающих в Амепти. Произнесенное шепотом страшное слово загремело, как гром, под сводами храма. Казалось, страшная буря с ветром разразилась над нами, так что крыша здания затряслась и стены храма зашатались.

   - Откройте лицо свое, смертные! - вскричал страшный голос. - И смотрите на тех, которых вы осмелились вызвать!

   Я встал, сбросил плащ с лица и упал в ужасе. Около круга, который я начертил своим посохом, толпилось множество мертвецов. Бесчисленные, как песок пустыни, они смотрели на нас своими мертвыми глазами. Огонь на алтаре погас, но свет лился из глаз мертвецов, из глаз мертвой Натаски.

   Я, Реи, хорошо знал, что если поддамся страху, то умру, и призвал в сердце своем Озириса, чтобы защитить нас. Едва я успел произнести его священное имя, как все тысячи мертвецов склонились перед его статуей.

   - Мериамун, - произнес я, собрав все силы, - не бойся, но будь осторожна!

   - Зачем я буду бояться? - ответила она. - Только потому, что на один час наши глаза видят тех, которые живут в другом мире и знают все наши тайны! Я не боюсь! - она смело подошла к краю круга.

   - Привет вам, духи смерти, среди которых и я буду находиться когда-нибудь! - закричала Мериамун.

   Мертвецы отступили, и к ней из темноты вытянулись две огромные черные руки, стремившиеся, казалось, схватить ее.

   Мериамун засмеялась.

   - Нет, злой дух, - произнесла она, - ты не можешь проникнуть за пределы этого круга- это выше твоих сил! Натаска! Еще раз заклинаю тебя жизнью и смертью, Приди сюда, ты, которая была слугой, а теперь стала "выше царицы"!

   Пока она говорила, от мертвой женщины, лежавшей на коленях Озириса, отделилась другая фигура, совершенно подобная Натаске, и встала перед нами. Но тело продолжало лежать на коленях Озириса, так как это был Ка [душа].

   - Что тебе надо от меня? - заговорил устами Натаски Ка. - Что ты хочешь от меня, ты, погубившая мое тело? Зачем беспокоишь меня?

   - Я хочу, чтобы ты подняла завесу будущего... Говори, что ожидает меня, я приказываю тебе!

   - Нет, Мериамун, этого я не могу, я - Ка, обитатель гробницы, я должен охранять дух Натаски во все время ее смерти, вплоть до возрождения. Я ничего не знаю о будущем. Спроси того, кто знает!

   Мериамун снова три раза выкрикнула имя Натаски. Вдруг на голову статуи Озириса села большая птица, с золотым оперением, голова ее была головой женщины и походила на Натаску. Это был Бай.

   - Что хочешь ты от меня, Мериамун? - заговорил он - Зачем ты вызвала меня из другого мира, ты, погубившая мое тело?

   - Я хочу, чтобы ты сказала мне, что ожидает меня в будущем. Говори, приказываю тебе!

   - Нет, Мериамун, - ответил Бай, - я не могу и не знаю. Я - Баи и летаю от смерти к жизни и от жизни к смерти, пока не наступит час пробуждения. Я ничего не знаю о будущем, спроси того, кто знает!

   В третий раз Мериамун начала вызывать Натаску. Раздался звук, похожий на вой ветра, и сверху опустился огненный язык прямо на чело мертвой Натаски. Глаза всех мертвецов уставились на этот огненный язык. И мертвая Натаска заговорила, хотя губы ее не шевелились.

   - Что ты хочешь от меня, Мериамун? Как осмелилась ты беспокоить меня, ты, погубившая мое тело, зачем вызвала меня с порога обители смерти?

   - О ты, Ку, я вызвала тебя потому, что мне надоела моя скучная жизнь, и я хочу узнать будущее! - ответила царица. - Скажи мне, заклинаю тебя великим словом, имеющим власть отверзать уста мертвых, ты, все знающий, скажи, что мне ждать в будущем?

   - Любовь будет бременем твоей жизни, а смерть - бременем твоей любви! - ответил страшный Ку. - Смотри, с севера приближается некто, кого