Хаггард Генри Райдер - Ласточка

что если за мной действительно явятся мои родственники и предложат мне хоть целое королевство с тем, чтобы я оставил тебя, - я откажусь и от них, и от королевства. Слышишь, Сузи?.. Пусть Господь накажет меня, если я изменю этой клятве!

   - Ты еще слишком молод, Ральф, и все клятвы в твои лета...

   - Я не из таких, Сузи, чтобы давать необдуманные клятвы! - горячо перебил Ральф. - Поверь, я никогда не изменю ей.

   Она взглянула на него и увидала по его лицу, что он действительно способен на это.

   - Я верю тебе, мой Ральф, - просто сказала она.

   - Спасибо, моя Сузи! Значит, теперь можно поцеловать тебя?

   - Да, Ральф, и пусть этот поцелуй скрепит наш союз на всю жизнь.

   Они обнялись и крепко поцеловались как жених и невеста, потом опустились на колени и обратились с горячей молитвой к Богу, чтобы Он благословил их союз.

   Как только они возвратились домой, я сразу по их лицам поняла, что между ними произошло что-то особенное.

   После ужина, который против обыкновения прошел в полном молчании, Ян все время порывался что-то сказать, но, очевидно, не мог и только изо всех сил дымил своей длинной трубкой и обжигался горячим кофе.

   Ральф тоже сидел сам не свой и, видимо, боролся со словами, которые не хотели сойти у него с языка, хотя он всячески старался выпустить их на свет Божий. Я видела, как Сузи несколько раз пожимала ему украдкой под столом руку, желая ободрить.

   Смотрела, смотрела я на этих чудаков, да вдруг расхохоталась и сказала:

   - Все вы точно костры из сирого хвороста: как ни пыжитесь - все не можете разгореться. А интересно будет видеть, кто из вас раньше вспыхнет.

   Эти слова, а в особенности смех, задели самолюбие мужчин; я давно знала, что они не любят насмешек над собой со стороны женщин.

   - Мне нужно сказать кое-что, - разом проговорили Ян и Ральф и остановились, с беспокойством глядя друг на друга.

   - Дай же мне говорить, - добавил Ян. - Зачем ты мне помешал? Успеешь сказать и потом.

   - Извини, отец, это случилось нечаянно. Я вовсе не хотел мешать тебе, - ответил Ральф.

   Я поняла, что он опасается со стороны Яна выговора за Сузи, хотя мой старик (тогда он, впрочем, вовсе еще не был стариком) ровно ничего не знал о том, что угадала я своим материнским чутьем.

   - Извинение принимаю, хотя я тебе не отец, - отрезал Ян, стараясь не смотреть на Ральфа.

   - Я называю вас отцом по привычке, - проговорил молодой человек, изменившись в лице. - Если вам это теперь не нравится, то я...

   - Мне-то нравится, - перебил грустно Ян, - но... видишь, в чем дело, мальчик: я и мать в большом горе... Мы, то есть, они...

   Бедный Ян запутался, замолчал и снова принялся усиленно cocaть трубку. Ральф сидел молча, ожидал, что будет дальше.

   - Ральф, - немного погодя опять заговорил Ян, - они хотят отнять тебя у нас!

   - Кто "они"? - с недоумением спросил Ральф.

   - Да эти проклятые англичане, черт бы их побрал!

   - Англичане! - вскричал Ральф. - Зачем же я понадобился им?

   Выпустив целое облако дыма, Ян продолжал:

   - Ральф, ты знаешь, каким образом ты попал к нам и как стал нам дорог. Мы думали, что все твои родственники погибли, когда разбился корабль, на котором ты плыл, и что о тебе совершенно забыли; но оказывается, мы ошиблись... В соседнем селении, куда я ездил на нахтмаал, видел двух шотландцев... Они разыскивают мальчика твоих лет по имени Ральф, чтобы передать ему важные титулы и большие имения... Эти шотландцы каким-то путем узнали, что разыскиваемый ими мальчик находится в Транскее у боеров. На днях они, наверное, приедут сюда и возьмут тебя.

   - Вот оно что! - проговорил Ральф. - Ну что ж, пусть приезжают... С чем приедут, с тем и уедут.

   - А ты разве не последуешь за ними? - пытливо спросил Ян.

   - Я? - вскричал Ральф. - Ни за что! Клянусь в этом Богом!.. Может быть, по рождению я и англичанин, но я вырос здесь, среди боеров, и сам навсегда останусь боером. Мои родители умерли, а до остальных родственников мне дела нет. Никакие титулы и никакое богатство меня не прельщают. Все, что мне дорого, находится здесь, в Транскее.

   При последних словах он взглянул на Сузи, которая до сих нор сидела бледная и дрожащая, а теперь расцвела как роза и смотрела на него счастливыми глазами.

   - Ты говоришь как мальчик и совсем не знаешь жизни, - пробурчал Ян, стараясь казаться серьезным, чтобы скрыть свою радость. - Но я человек уже пожилой, видавший виды, и должен тебе сказать, что быть лордом у англичан очень недурно, хотя они и скверный народ... Я знаю, как живется английским лордам. Когда мне довелось побывать в Капштадте, я видел тамошнего губернатора, настоящего лорда. Он сидел на лошади, которой, как говорили, цены нет, и был одет, как сказочный принц, весь в золото. Все встречные снимали перед ним шляпы. При взгляде на него я невольно подумал, что хорошо, должно быть, живется на свете этим лордам... Вот и ты будешь таким же... Не забудь только совсем о нас, когда будешь знатным и богатым лордом... мы тебе, кажется, не сделали ничего дурного... Не смотри на меня такими глазами... Ты должен идти с этими шотландцами и пойдешь... то есть, я хотел сказать - поедешь. Я тебе отдам на память свою серую в яблоках лошадь и черную поярковую шляпу, которую только что купил на нахтмаале... Ну, слава Богу, теперь я все высказал... легче стало на душе... Фу-у! Ишь ведь, как я тут накурил... пойду немного проветрюсь... Ну, не дай Бог теперь этим шотландцам попасться мне под руку... не миновать им моих кулаков!

   О, эти шотландцы! Если Ян готовился попотчевать их кулаками, то и я не прочь была угостить их чем-нибудь таким, чего бы они долго не забыли. Одна мысль о том, что мы скоро можем лишиться, и, быть может, навсегда, нашего дорогого мальчика, приводила меня в полное отчаяние. А что касается Сузи, то бедная девочка плакала навзрыд.

   - Погоди, отец! - твердым и ясным голосом проговорил Ральф, видя, что Ян встал и собирается уходить. - Ты кончил, а теперь начну я.

   - Говори! - коротко сказал Ян, со вздохом снова опускаясь на свое место и принимаясь яростно сосать потухшую трубку.

   - Я хотел сказать, - начал Ральф, - что если вы отдадите... вернее, прогоните меня, то потеряете гораздо больше, чем выиграете.

   Ян в недоумении вытаращил глаза на Ральфа, но я улыбалась, зная наперед, что тот скажет дальше.

   - Что же я потеряю, - произнес Ян, - свою лучшую лошадь и новую шляпу? Так это неважно!.. Может быть, тебе этого мало, и ты желаешь получить еще что-нибудь? Например, полную упряжку черных волов?.. Что ж, я согласен, возьми и их. Пусть в Англии посмотрят, какой у нас скот.

   - Нет, - холодно отвечал Ральф, - мне нужна ваша дочь, а не волы. Если вы прогоните меня, то и она пойдет со мною, слышите?

   Сузи вскрикнула и схватилась за сердце, а я опять засмеялась, глядя на растерянное лицо Яна. Мой смех наконец вывел его из себя, и Ян сердито крикнул:

   - Что ты все хохочешь, глупая баба? Говорят о таких серьезных вещах, а она знай себе хохочет! Слышишь, что сказал этот молокосос?

   - Слышу, слышу и странного в этом ничего не вижу, - отвечала я.

   - Как ничего не видишь странного! - вскричал окончательно выведенный из себя Ян. - Да что вы сегодня, сговорились взбесить меня или все с ума сошли?

   - Нет, нет, Ян, погоди, сейчас все объяснится, - успокоила я мужа. - Сузи, - обратилась я к дочери, - что ты скажешь на все это?

   - Я? - воскликнула моя девочка. - А вот что. Если я должна исполнить свою обязанность по отношению к моим родителям, то не могу нарушить и ту, которую Небо возложило на меня относительно Ральфа, моего богоданного жениха, принесенного мне морем. Поэтому, если вы отдадите Ральфа, я последую за ним, как только буду совершеннолетняя, чтобы выйти за него замуж... Если же вы будете удерживать меня, то я умру, потому что жить без него не могу... Вот все, что я хотела сказать.

   - И этого совершенно достаточно, - заметила я, в душе довольная смелостью нашей девочки.

   - Вот оно что! - пробурчал Ян, сурово глядя то на Ральфа, то на Сузи, - а я-то до сих пор думал, что вы только брат и сестра!.. Скажи-ка мне, гадкая девчонка, - обратился он к Сузи, - как осмелилась ты обещать свою руку без моего позволения?

   - Я не успела еще просить у тебя этого позволения, отец: мы только сегодня объяснились с Ральфом, - отвечала Сузи.

   - И из-за этой скороспелой любви ты готова покинуть отца и мать и бежать на край света с этим молокососом? - крикнул Ян.

   - Что же делать, если ты гонишь его, а я не могу без него жить, - возразила Сузи.

   - Не лги, дерзкая девчонка! - продолжал, еще более горячась, Ян. - Ты хорошо знаешь, что я вовсе не хочу прогонять Ральфа.

   - Зачем же, в таком случае, ты отдаешь ему свою лучшую лошадь и новую шляпу?

   - Зачем?.. Затем, что не пешком же он пойдет за своими проклятыми англичанами. Только еще этого недоставало, чтобы сказали, что Ян Ботмар пожалел дать... Я желаю ему добра и...

   - И гонишь его, когда хорошо знаешь, как я... как мы все любим его и как тяжело нам будет расстаться с ним! - перебила Сузи и, опустив голову на руки, судорожно зарыдала.

   - Не плачь, Сузи, - взволнованно проговорил Ральф. - Слушайте! - торжественно обратился он ко мне и к Яну. - Сузи и я любим друг друга, любим уже давно, с того самого дня, когда она нашла меня, хотя до сих пор и не сознавали этого... Разлучить нас никто не может... Я знаю, что я бедный найденыш, у которого нет ни кола, ни двора... Вы, наверное, находите, что я плохая партия для вашей дочери, которая, помимо красоты, получит все ваше состояние, когда Богу угодно будет призвать вас к Себе. Против этого я ничего не могу возразить, как мне ни горько это. Но вы говорите, что у меня много земель и богатства в Англии, и гони... уговариваете меня ехать туда, чтобы получить это богатство. Хорошо, я поеду. Но клянусь Богом, что, получив его, я возвращусь опять сюда, женюсь на Сузи и увезу ее от вас. Теперь выбирайте одно из двух: или оставьте меня здесь и благословите наш союз с Сузи, или, прогнав меня, ждите моего возвращения за Сузи.

   - Сузи, Сузи! Только и слышишь от тебя, Ральф, о Сузи. Значит, я и отец уж ровно ничего теперь не значим для тебя? - воскликнула я, тоже начиная волноваться.

   - Раньше вы были мне одинаково дороги, но теперь вы меня гоните, значит, мне остается только...

   - Погоди! - перебила я Ральфа. - Я хотела сначала узнать ваши мысли, прежде чем высказать свои. Теперь я узнала, что мне нужно, и прошу выслушать мое мнение. Ты, Ян, - извини меня, - очень глуп, если воображаешь, что для мужчины нет ничего дороже титулов и богатства, и отталкиваешь от себя Ральфа, который в этом нисколько не нуждается и сам лично не желает уходить из нашего дома... А ты, Ральф, еще глупее, если думаешь, что твой воспитатель, Ян Ботмар, гонит тебя по своей охоте, тогда как он делает это только из желания тебе добра и не жалеет даже своего собственного сердца... Ты же, Сузи, и совсем дурочка, потому что, ничего еше не понимая, кидаешься на всех как кошка, у которой хотят отнять ее первых котят... Впрочем, это неудивительно: влюбленные девчонки все такие!.. Теперь я спрошу тебя, Ян: действительно ли ты желаешь отдать Ральфа тем шотландцам, о которых ты говорил, и не хочешь, чтобы он по-прежнему оставался у нас и сделался мужем Сузи?

   - Господи! - с отчаянием вскричал Ян. - Как ты можешь спрашивать меня об этом, жена? Разве ты не знаешь, что потерять Ральфа для меня то же самое, что лишиться правой руки?.. Я хотел бы, чтобы он навсегда остался с нами и взял бы все, что у нас есть, не исключая Сузи. Но как это сделать - я не придумаю.

   - Очень просто: Ральф останется с нами и женится на Сузи, и их счастье будет нашим счастьем.

   - А как же нам быть с шотландцами, которые приедут за ним? - спросил Ян, начиная сдаваться.

   - Предоставь мне встречу с ними, а ты и Ральф отправляйтесь завтра со скотом на зимнюю стоянку.

   - Хорошо, - весело сказал Ян, - я согласен. Ты это отлично придумала, жена. Богу известно, как трудно было бы мне расстаться с Ральфом; я думаю, труднее, чем самой Сузи, потому что у молодых людей горе проходит, а старых оно сводит в могилу... Ну, дети, подойдите ко мне, я благословлю вас.

   Ральф и Сузи стали перед ним на колени. Он положил им на головы свои большие грубые руки и проговорил растроганным голосом:

   - Да благословит вас Господь Бог, как благословляю я... Вы оба одинаково мне милы и дороги... Пошли вам Господи долгую, безмятежную и счастливую жизнь!

   После этих слов он крепко обнял и поцеловал счастливую парочку.

   Я плакала от умиления и потом, в свою очередь, благословила дорогих детей.

  

  

   Через три дня после того, как Ян и Ральф отправились со скотом на зимнее пастбище, прибыли шотландцы в сопровождении переводчика и нескольких кафров в качестве проводников. С первого взгляда я догадалась, кто из прибывших лорд и кто законовед. Один из них был высокий красивый мужчина с благородным лицом, очень похожий на Ральфа, а другой - противный, приземистый, рыжий, с громадными очками на носу и весь в веснушках. Первый действительно оказался лордом, а второй - адвокатом.

   Я вежливо пригласила их в нашу лучшую горницу, приказала подать закуску и велела Сузи сварить кофе.

   Лорд и законовед долго шаркали перед нами ногами по полу и балакали на своем отвратительном языке, который я, благодарение Богу, до сих пор не понимаю. Сузи понимала их, но, как умная девочка, не показывала вида. Переводчик все пересказывал нам, что говорили англичане, а им - что говорили мы.

   Гости объявили, что приехали по очень важному делу; но я ответила, что у нас, у боеров, не принято говорить о делах, пока мы не выполним долга гостеприимства.

   Лорд все время не сводил глаз с Сузи, поднял платок, который она уронила, и вообще любезничал с ней так, точно она была какой-нибудь леди. А что касается законоведа (право, я готова была разорвать его на куски - до того он был мне противен), то он все ерзал в кресле и, точно кошка, обнюхивал воздух, кидая на меня самые ядовитые взгляды. Должно быть, он смекнул, что я его враг и что ему не сладить со мной, несмотря на все его крючкотворство. Я сидела совершенно спокойно, хотя в душе у меня кипела буря. Во время закуски и кофе я заметила, что лорд ест и пьет точь-в-точь как Ральф. Это еще больше утвердило мою уверенность, что они близкие родственники.

   Когда было убрано со стола, я велела Сузи идти спать (было уже довольно поздно). Она исполнила это очень неохотно, так как знала, зачем приехали гости, и желала участвовать в нашей беседе.

   После ее ухода я села так, чтобы свечи освещали не мое лицо, а лица гостей; это необходимая предосторожность для людей, собирающихся лгать и вместе с тем читать на лицах тех, кому они будут лгать.

   - Теперь я к вашим услугам, господа, - сказала я, когда мы уселись.

   Разговор, конечно, велся при помощи переводчика.

   - Вы госпожа Ботмар? - спросил законовед.

   Я молча поклонилась.

   - А где ваш муж, Ян Ботмар?

   - Где-нибудь в поле, но где именно - не знаю.

   - Когда же он вернется?

   - Месяца через два, а то и через три.

   Законовед, потолковав с минуту на своем языке с лордом, продолжал:

   - Не живет ли у вас в доме молодой англичанин по имени Ральф Мэкензи?

   - У нас живет Ральф Кензи, а не Мэкензи.

   - А где он?

   - С мужем в поле.

   - Вы можете послать отыскать его?

   - Нет, поле слишком велико. Если вы желаете видеть его, то вам придется подождать, пока он сам возвратится.

   - А когда он вернется?

   - Я уже сказала, что месяца через два или три.

   Между гостями опять началось совещание на противном английском языке, затем последовал новый вопрос рыжего очконосца:

   - Ральф Мэкензи, или Кензи, не был на корабле "Индия", который потерпел крушение в 1824 году?

   - Господи! - воскликнула я, начиная выходить из терпения. - Разве я какая-нибудь несчастная кафрянка, которую обвинили в краже и допрашивают как на суде? Говорите сразу, что вам от меня угодно.

   Адвокат пожал плечами и достал из своего портфеля бумагу, которую переводчик и прочитал мне. В этой бумаге были написаны имена всех пассажиров, ехавших на погибшем у наших берегов в 1824 году корабле "Индия", севших на него в далеком городе, который, насколько помню, кажется, называется Бомбеем. Между этими пассажирами значились лорд и леди Глентирк с сыном, достопочтенным Ральфом Мэкензи, девяти лет. (Странные эти англичане: девятилетнего ребенка величают уже "достопочтенным"!). Затем следовало показание двух пассажиров, оставшихся в живых после крушения и утверждавших, что они видели, как леди Глентирк и ее сын благополучно достигли берега в лодке, которая была спущена с разбитого корабля. Потом мне еще прочитали вырезку из одной английской газеты, изданной в Капштадте. Это была небольшая заметка под заглавием: "Странная морская история", напечатанная года два назад. В этой заметке рассказывалось, с некоторыми только неточностями, о спасении Ральфа после кораблекрушения и от смерти в пустыне и говорилось, что он до сих пор живет в Транскее, на ферме боера Яна Ботмара.

   Я думаю, что эта заметка была написана нашим бывшим учителем; больше некому было сделать это.

   Когда чтение окончилось, законовед сказал, что в Англии уверены, что лорд Глентирк утонул в море (как оно и было на самом деле), а его жена и сын погибли вместе с другими пассажирами у самого берега, до которого хотели добраться в лодке. Так по крайней мере донесли те, которые были посланы английским правительством в нашу страну для наведения справок. Вследствие этого все владения и титулы лорда Глентирка перешли к его младшему брату, который и пользовался ими целых восемь лет, то есть, до самой своей смерти. Но за год до нее кто-то прислал ему "Странную морскую историю", и он очень был расстроен ею, хотя и уверен, что это простая выдумка, каких, говорят, немало бывает в газетах. Сначала он хотел было разузнать, нет ли и в самом деле доли правды в этой истории; но затем оставил свое намерение, вероятно, потому, что ему мало было бы пользы от этого. Когда же у него разверзлась под ногами могила и ему стали не нужны его титулы, земли и богатства, он рассказал обо всем своему сыну и законоведу, которые теперь сидели со мной, и поручил им узнать правду о его племяннике Ральфе, и если он найдется, восстановить все его права.

   Насколько я могла понять, слушая, что говорил мне законовед, и догадываясь о том, чего он не говорил, нахожу, что умерший лорд напрасно доверился ему и сыну в этом деле, так как они оба были сильно заинтересованы в том, чтобы Ральф не нашелся, хотя молодой лорд и казался вполне честным человеком. Разбирая потом в своих мыслях все это дело, я решила, что старый лорд, отец того, который был у меня с адвокатом, сам отлично понимал это, и поручил им расследование только для того, чтобы успокоить свою совесть, в полной уверенности, что сын его от этого ничего не потеряет. Законовед даже намекнул, что его покойный доверитель оставил ему в своем завещании десять тысяч фунтов стерлингов в награду за долголетнее ведение его дел; а если бы отыскался Ральф, то последний мог бы и не согласиться на выдачу такой большой суммы, и законовед потерял бы ее. Вот почему я отделалась от этих людей гораздо легче, чем ожидала.

   Но я слишком отвлеклась от главного.

   Рассказав мне все, что нашел нужным, законовед уставил на меня свои очки и спросил:

   - Уверены ли вы, что молодой англичанин, живущий у вас в доме, не тот, которого мы ищем, и можете ли вы доказать это?

   Я с минуту помедлила с ответом, и в эту минуту передумала и перечувствовала больше, чем за целый год. Не было никакого сомнения, что наш Ральф именно тот, кого они искали, и от моего ответа зависела вся его судьба. Но я уже решилась лгать до конца (это была единственная ложь за всю мою жизнь, да простит мне ее милосердный Творец) и потому ответила:

   - Да, я уверена, что это не тот, хотя для его пользы и желала бы, чтобы он был тем, кого вы ищите. Я могу доказать вам, что это другой.

   Я помню, что когда эта страшная ложь сорвалась с моего языка, у меня вдруг сделалась какая-то пустота в голове, и среди этой пустоты я услыхала громкий смех, раздавшийся где-то в воздухе, как бы над крышей нашего дома.

   Однако я скоро оправилась и окинула внимательным взглядом сидевших напротив. Мне не трудно было заметить, что мои слова успокоили и обрадовали их, особенно адвоката. Один переводчик, как человек совершенно посторонний, оставался вполне равнодушным: в любом случае он ничего не выигрывал и не проигрывал.

   - Мы ждем ваших доказательств, госпожа Ботмар, - вежливо напомнил законовед.

   - Сейчас представлю их, - проговорила я. - Вы, кажется, сказали, что крушение корабля "Индия" произошло в 1824 году?

   - Да, - отвечал законовед.

   - Так... А вы, быть может, слышали, что в следующем году у наших берегов потерпел крушение корабль "Флора" и несколько из его пассажиров спаслись?

   - Да, мы читали об этом в свое время в английских газетах и слышали недавно в Капштадте, когда были там.

   - Хорошо. Так смотрите же...

   Я встала, подошла к шкафу и достала оттуда нашу семейную библию, принадлежавшую еще моему деду. В начале этой книги находились чистые листы, на которых были записаны все важные события, происшедшие в нашем семействе.

   - Читайте, - сказала я переводчику, указывая на одну запись, сделанную моим мужем, и он прочел следующее:

   "Двенадцатого сентября тысяча восемьсот двадцать пятого года (чиста были написаны прописью) наша маленькая дочь Сусанна в одном из ущелий береговых скал нашла умиравшего от голода английского мальчика, потерпевшего кораблекрушение и выкинутого на берег морем. Мы взяли его к себе как Божий дар. Он объявил нам, что его зовут Ральфом Кензи".

   - Видите число? - спросила я, когда переводчик окончил чтение.

   - Да, - задумчиво отвечал законовед, - ваш мальчик попал к нам в 1825 году, а мы ищем того, который потерпел крушение в 1824 году... Притом и названия кораблей разные.

   - В том-то и даю! - воскликнула я, умолчав однако о том, что запись была сделана Яном чуть не год спустя после того, как Ральф попал в наш дом, и что, делая запись, Ян ошибся годом. Я указала тогда же ему на эту ошибку и советовала исправить ее, но он сказал, что это неважно и что из-за этого не стоит марать книгу. Так запись и осталась неисправленной, а ошибка Яна поддержала мою ложь. - Но это еще не все, - продолжала я. - Вы говорите, что родители мальчика, которого вы разыскиваете, были люди благородного происхождения; но я видела тело матери Ральфа Кензи и могу уверить вас, что она вовсе не походила на благородную леди: она была одета в грубое платье, имела простое лицо, как у простолюдинок, и большие мозолистые руки, привыкшие к черной работе. На одном из пальцев ее правой руки я нашла вот это кольцо. (Я вынула из комода и показала простое серебряное кольцо, купленное мною как-то раз у разносчика для подарка горничной.) Отец нашего мальчика, - продолжала я, - тоже не мог быть лордом, если только в вашей стране лорды не имеют обыкновения сами пасти своих овец (при этих словах лорд и адвокат улыбнулись). Ральф говорил, что отец его на родине был пастухом большого стада овец. Получив от кого-то небольшое наследство, он отправился искать счастья в одну из дальних английских колоний... Вот все, что я знаю о мальчике, которого мы из милости приняли к себе в дом. Очень жалею, что он не тот, кого вы ищете.

   Когда переводчик перевел мои последние слова, сказанные мною совершенно спокойно, молодой лорд встал, потянулся и весело проговорил:

   - Ну вот и конец этому тяжелому кошмару. Я очень рад, что мы побывали здесь и узнали правду, иначе у меня не было бы ни одной спокойной минуты в жизни.

   - Да, - проговорил не менее довольный законовед. - Госпожа Бот-мар представила нам самые точные и неопровержимые доказательства, что слух, пущенный относительно принадлежности воспитанного ею английского мальчика к вашему дому, милорд, лишен всякого основания... Я сейчас запишу все, что она нам показывала, и попрошу ее подписать. Этим дело и будет закончено.

   - Пишите, а я пока пойду подышать свежим воздухом, - произнес лорд и, скрывая зевоту, вышел в дверь, которая вела в сад.

   Законовед, достав из кармана чернильницу и перо, а из портфеля - чистый лист бумаги, принялся быстро записывать все, что я ему говорила; кроме того, сделал выписку и из Библии.

   Переводчик, которому пока было нечего делать, попросил позволения закурить трубку, зажег ее и сел в сторонке.

   Через полчаса законовед все закончил. Переводчик прочел мне написанное. Все оказалось слово в слово, как я говорила. По прочтении адвокат попросил меня скрепить этот - как он назвал его - протокол моею подписью и протянул мне перо.

   Между тем свечи на сгоне догорали; догорала и масляная лампа на комоде; огонь ее то с треском вспыхивал, то замирал, и вся комната то ярко освещалась, то погружалась во мрак.

   Какая-то невидимая сила удерживала мою руку, и я медлила взять перо - орудие, которым я должна была закрепить навсегда свою ложь. При синем пламени, трепетавшем в лампе, законовед показался мне каким-то демоном-искусителем. Тайный внутренний голос шептал мне отогнать этого искусителя и сказать всю правду.

   Несколько мгновений мы впивались друг в друга глазами, читая на наших бледных, покрытых синевой лицах все, что происходило у нас в душе.

   - Ну что же, госпожа Ботмар? - нетерпеливо проговорил наконец законовед. - Мы сейчас останемся впотьмах... Подписывайте же скорее.

   Я поспешно схватила перо и неуклюжим почерком нацарапала свое имя на бумаге. Когда я дописывала последнюю букву, лампа ярко вспыхнула и с шипением погасла. В наступившей темноте я снова услыхала над своей головой все тот же насмешливый хохот.

   Сузи не могла ни слова слышать из того, что у нас говорилось, но тем не менее она знала, в чем было дело, и всю ночь не сомкнула глаз от душевной тревоги. Чем более она думала об этом, тем ужаснее казалось ей, что мы, любя Ральфа и не желая расстаться с ним, лишаем его всего, принадлежащего ему по рождению и закону. Совесть ее не могла примириться с этой мыслью и заглушала голос сердца, требовавшего, чтобы Ральф остался у нас.

   Промучившись до зари, Сузи, в конце концов, решила, что она должна потихоньку повидаться с англичанами и открыть им всю правду, а там будь что будет. Успокоившись, она наконец заснула, и это и было причиной ее неудачи... А может быть, так хотела судьба!

   На другой день, рано утром, англичане вышли из комнаты, отведенной им под спальню, ко мне в столовую, где я уже готовила кофе и завтрак, зная, что они хотели уехать на рассвете.

   После кофе законовед попросил позволения написать несколько нужных писем, которые он хотел отправить в ближайшем городе по почте, а лорд заявил, что он пока поедет вперед в сопровождении двух кафров к небольшому озеру, недалеко от нашей фермы, где он накануне заметил множество диких уток; ему хотелось поохотиться на них. Законовед должен был догнать его у озера.

   Прощаясь со мною, лорд подарил мне на память золотую цепочку с большим бриллиантом. Подарок этот до сих пор хранится у меня. Распростились мы по-дружески, и я от души пожелала благородному англичанину счастливого пути.

   Когда Сузи наконец встала и узнала от горничной, что англичане собираются уезжать (горничная не видала, что лорд уже уехал), она потихоньку вышла из дому и встала на повороте дороги, по которой должны были проехать наши непрошенные гости. Ей недолго пришлось ждать: законовед с переводчиком и двумя кафрами-проводниками скоро появились перед нею. Видя, что лорда с ними нет, она остановила законоведа и спросила по-английски, где лорд.

   Законовед обрадовался, услыхав родную речь, и воскликнул (Сузи мне потом передала этот разговор):

   - Как жаль, что вы не побеседовали с нами вчера! Мы не знали, что вам знаком наш язык, иначе попросили бы вас не покидать нас так скоро... Вы спрашиваете, где милорд. Час тому назад он уехал вперед к озеру, чтобы успеть немного поохотиться. Желаете что-нибудь передать ему? Я с удовольствием исполню ваше поручение.

   - Благодарю вас, сэр, - ответила Сузи. - Но я люблю черпать воду сама (это наша боерская поговорка). Вы сами приведете лорда обратно, когда услышите, что я сейчас сообщу вам... Вы были у нас из-за Ральфа Кензи, и моя мать сказала вам, что у нас живет не тот, кого вы ищете. Так?

   Законовед молча кивнул головой.

   - Ну, а я объявляю вам, что мать говорила неправду, - продолжала Сузи и сообщила ему все, что знала о Ральфе и о нашем заговоре с целью оставить юношу у себя.

   Нужно заметить, что Сузи, как я потом узнала, не совсем хорошо говорила по-английски, а потому законовед, слушавший ее с видимым беспокойством, притворился, что не понимает ее. Но когда она заметила это и повторила свой рассказ, стараясь выражаться как можно яснее, он сказал:

   - Да, все сообщенное вами так странно, что я действительно должен просить милорда возвратиться, чтобы снова разобрать дело. Идите домой и ждите нас; мы опять будем у вас сегодня же вечером или завтра утром.

   Распростившись с адвокатом, Сузи вернулась домой с легким сердцем. Весь этот вечер и следующий день она то и дело подходила к окну и смотрела в ту сторону, куда уехали англичане. Она все ждала их возвращения, но они более не возвращались. Я уверена, что расчетливый законовед и не думал сообщать лорду о своей встрече с нашей дочерью и о том, что он от нее узнал. Он сделал свое дело и заработал десять тысяч фунтов стерлингов, а начинать дело сызнова для него значило потерять их.

   На третье утро я опять нашла Сузи у окна с тревожным выражением в прекрасных голубых глазах.

   - Что ты все стоишь у окна, девочка? - спросила я. - Кого ты еще ждешь? Новых гостей, что ли?

   - Нет, не новых, а тех, которые уже были у нас! - ответила Сузи с несвойственной ей резкостью.

   - Разве они опять хотели быть у нас? Ведь они уехали совсем, - продолжала я.

   Она обернулась, пристально посмотрела мне в лицо и с той же резкостью сказала:

   - Они должны возвратиться. Я вчера остановила законоведа на дороге и объявила ему, что ты солгала насчет Ральфа и что он именно тот, кого они ищут.

   - Как ты смела... - начала было я с сердцем, но тотчас же сдержалась и спросила по возможности спокойно: - Ну и что же он сказал тебе на это?

   - Он обещал привести своего лорда обратно, но, должно быть, обманул меня, иначе они давно...

   - Конечно, обманул! - перебила я, обрадовавшись. - Если бы он серьезно хотел найти Ральфа, то, поверь, нашел бы его и без нашей помощи. Но ему это не выгодно, поэтому он и не обратил внимания на твои слова. Можешь теперь успокоиться: ты сделала все, что приказывала тебе твоя совесть, и вместе с тем не лишилась Ральфа.

   - Нет, я не могу успокоиться! - воскликнула Сузи. - Разве ты забыла, что грехи родителей взыскиваются с детей?

   И наша кроткая девочка начала осыпать меня такими обвинениями и горькими упреками, на которые я никогда не считала ее способной! Слушая их, я, пожилая женщина, совсем растерялась перед этой семнадцатилетней девочкой, которая стыдила меня так, точно она была пастором.

   Я совсем опешила и, не зная, что отвечать, вскричала:

   - Да для кого все это было сделано, как не для тебя же, неблагодарная девчонка!

   - Да за что мне быть благодарной? Разве за то, что вы сделали меня невольной соучастницей в своем преступлении?.. Можно было бы обойтись без лжи и обмана. Ральф меня так любит, что все равно остался бы моим. Перед его отъездом мы обвенчались бы, и если бы он уехал, то, вероятно, со мной. Сделав в Англии все, что нужно, мы оба вернулись бы сюда.

   Верность этих замечаний положительно сразила меня. Я поняла, что мы с Яном действительно напрасно взяли на себя такой страшный грех. Я даже заплакала с отчаяния. Слезы мои обезоружили мою добрую девочку. Она начала успокаивать меня, и мы помирились. Но с тех пор я стала замечать, что она относится ко мне уже не с прежней любовью и уважением, хотя и старалась не показывать этого. Зато я полюбила ее еще больше, хорошо сознавал, какое бремя легло на ее совесть.

   Так окончилась история посещения нас англичанами. Более мы никогда не видали и ничего не слыхали о них.

  

  

   Теперь я хочу рассказать, какую роль в нашей жизни играл Черный Пит, этот демон в человеческом образе, и как кафрская знахарка, Сигамба Нгенианга, что значит "гуляющая при лунном свете", была спасена Сузи от смерти и сделалась добровольной рабыней нашей дочери.

   К этому времени отца Черного Пита, господина ван-Воорена, уже два года не было в живых. О смерти его шли страшные слухи, что будто он был убит своим сыном. Ван-Воорен оставил Черному Питу большое состояние: множество скота, громадные земли и, как говорили, довольно крупную сумму в английском банке.

   Все удивлялись, почему Черный Пит, достигнув известного возраста, не женился и даже не ухаживал за девушками. Но потом оказалось, что и у него сердце не каменное и что ему на роду было написано полюбить Сузи. У кого какая любовь, а у Черного Пита она отличалась тем, чтобы преследовать и делать несчастным предмет своей страсти.

   Страсть его стала проявляться незадолго до приезда англичан, искавших Ральфа. Где бы Пит ни встретился с Сузи, - большей частью вне нашего дома, потому что Ян не любил принимать его, - он сейчас же начинал приставать к ней со своими медовыми речами и разными глупостями, которых она никогда не поощряла, а напротив, всегда с негодованием отклоняла как женщина, сердце которой уже занято другим.

   Нужно заметить, что Черному Питу всегда было известно все, что делалось у соседей, благодаря донесениям его приятелей кафров, которые повсюду шныряли и все для него выведывали. Поэтому от него не укрылось и то обстоятельство, что Яна с Ральфом не было на ферме. Этим случаем он поспешил воспользоваться и стал являться к нам раза по три в неделю. Бедная Сузи положительно не знала, как отделаться от его противных любезностей, и дело часто доходило до слез.

   Как-то раз я собралась с духом (я должна сознаться, что Черный Пит был из тех немногих людей, которых я боялась) и стала доказывать ему всю бесполезность его ухаживаний за Сузи. Я говорила долго и, кажется, убедительно. Он терпеливо выслушал меня до конца и потом ответил:

   - Все это, пожалуй, и верно, тетушка. Но если вы хотите иметь яблоко, которое еще не упало на землю, то должны трясти дерево до тех пор, пока яблоко не упадет.

   - А если оно так крепко срослось с веткой, что не упадет, как бы вы ни трясли дерево? - заметила я.

   - Тогда нужно забраться на дерево и сорвать яблоко, - сказал Пит.

   - Ну, а если на это яблоко наложен зарок другим?

   - В таком случае, милая тетушка, ничего более не остается, как избавиться от этого другого, - отвечал он с такой злой улыбкой, что у меня вся кровь застыла в жилах. - Таким образом уничтожится его зарок, плод будет вашим и сделается от этого еще слаще.

   - Уходите, ради Бога! - с сердцем сказала я. - В нашем доме не должно быть людей, которые способны говорить такие страшные вещи... Жаль, что нет Яна и Ральфа; они живо выпроводили бы вас.

   - То, чего я ищу в вашем доме, не вделано ведь в его стены, - насмешливо произнес он. - Я могу и не мозолить вам глаза. Прощайте пока, тетушка. Благодарю за гостеприимство!

   После его ухода я отправилась сообщить о нашем разговоре Сузи, но ее не оказалось дома. Сопровождавшие Черного Пита кафры, наверное, сказали ему, куда она пошла, судя по тому, что он сразу отыскал ее и опять стал говорить о своей любви. Потом он даже потребовал, чтобы она поцеловала его. Это, понятно, очень рассердило ее, и она наговорила ему дерзостей. Но он был не из робких и хотел поцеловать ее насильно. Она с силой оттолкнула его и пустилась бежать.

   - Поцелуй за тобой, прекрасная девица! - крикнул он ей вслед. - Без этого я не отстану. Я знаю, что ты любишь английского найденыша, но меня это нисколько не смущает. Женщина может любить многих в своей жизни; умрет один - явится другой на его место.

   - Что вы хотите этим сказать, ван-Воорен? - с ужасом спросила Сузи, невольно остановившись.

   - Ничего особенного... Только помни, что ты поцелуешь меня раньше, чем думаешь!

   И действительно, эти последние слова его сбылись очень скоро.

   В долине между горами, на расстоянии часа езды от нашей фермы и близ дороги, которая вела к ферме Черного Пита, жила знахарка Сигамба. Эта женщина не принадлежала ни к одному из транскейских или соседних племен, но явилась в нашу сторону с севера. Это была небольшого роста здоровая, хорошо сложенная, с темно-красным цветом лица девушка. Маленький рот ее заставлял думать, что она бушменка, но это впоследствии оказалось неверным. Кафрские женщины вообще очень безобразны, но Сигамба была недурна. У нее были тонкие и приятные черты лица, белые зубы, большие, удивительно умные глаза и целая копна черных курчавых волос на голове.

   Эта странная девушка, которой было уже лет тридцать, жила по соседству с нами несколько лет, занимаясь знахарством и, надо сознаться, довольно успешно. Она составляла разные зелья и лекарства и лечила от всех болезней, особенно домашний скот. Говорили, что она даже отлично умела предсказывать судьбу. Кроме того, она пользовалась - даже между боерами - репутацией лучшей "вызывательницы дождя" и предсказательницы начала и конца наводнений, бурь и тому подобных явлений природы. Благодаря этим занятиям, она понемногу приобрела себе хижину и маленькое стадо.

   Ян несколько раз посылал к ней заговаривать скотину. Сначала мне это очень не нравилось (я вообще не люблю никакого колдовства, считая это грехом), но потом, видя, что она всегда помогала, я примирилась с этой необходимостью.

   У Сузи была маленькая рыжая собачка, которую ей подарили еще щенком ночевавшие у нас путешественники. Они сказали, что эта собачка очень хорошей породы. Через неделю после описанного мною посещения Черного Пита собачка эта, которую Сузи очень любила, чем-то захворала. Недолго думая, Сузи уложила ее на мягкой подстилке в корзину и велела нести одному из наших кафров, а сама села на лошадь и отправилась к Сигамбе. Хижина знахарки была так расположена в конце долины посреди обросших деревьями холмов, что человек, незнакомый с местностью, с трудом нашел бы ее.

   Подъехав к жилищу Сигамбы, Сузи увидела сначала стадо овец и коз, пасшихся под присмотром нескольких кафров. В стороне ютилась хижина знахарки, едва видневшаяся из-за громадного дерева. Под этим деревом лежала почти совершенно обнаженная Сигамба, со связанными назад руками и накинутой вокруг шеи веревочной петлей, один конец которой был переброшен через сук дерева. Перед нею, грубо хохоча, стоял Черный Пит, а вокруг него расположилась группа кафров и полубелых людей, из тех, которые не хотят ничего делать и таскаются с фермы на ферму, выпрашивая гостеприимство под предлогом дальнего родства или во имя милосердия, и живут там до тех пор, пока их не прогонят. Я слыхала, что таких людей в Европе зовут паразитами, то есть, живущими на чужой счет. Название это, по-моему, очень меткое.

   Сначала Сузи хотела было повернуть назад, испуганная видом Черного Пита и всей этой картиной, но потом устыдилась своей трусости и решилась остаться. Она смело подъехала к Питу, который, очевидно, задумал что-то ужасное против несчастно