Главная » Книги

Груссе Паскаль - Искатели золота, Страница 8

Груссе Паскаль - Искатели золота


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10

ата громогласно объявил, что он берет себе в жены Мартину; Мартина, в свою очередь, поклялась по-французски никогда не выходить замуж за Иату и убежать от него при первом удобном случае. Ле-Гуен наконец вздохнул с облегчением и принялся хохотать; к нему присоединились и негры, всегда готовые к быстрым переходам от грусти к веселью и наоборот.
   После пира и обычных танцев Иата пожелал узнать о происхождении своей невесты. Напрасно Жерар старался объяснить ему: не имея понятия о море, Иата не мог представить себе чуждого ему края. Среди его вопросов Жерар заметил его беспокойство относительно Колетты. Иата слыхал от мудрецов, что люди, родившиеся с таким светлым цветом лица - духи, что они приносят несчастье... Правда ли это? Может быть, и с Жераром оттого случились такие беды, крушение и затем приключения? Напрасно Жерар отрицал глупые предположения. Иата и его шайка боялись Колетты и решили быть от нее подальше.
   Преследуя ту же мысль, Иата осведомился, есть у белых колдуны, которые предсказывают будущее и отгадывают сны. Есть ли у них признаки, по которым можно знать заранее, что нас ждет?
   - Мы, - говорил негр тихим голосом, - всегда знаем, что нас ждет: если у порога закричит сова, значит, хозяин этого дома умрет. Пение синей птицы предвещает дождь. Если у двери запоет трясогузка - жди гостей или подарков; если же человек убьет одну из этих птиц, у него будет пожар. Коршуны и вороны - главные из птиц; тот, кто осмелится убить их, непременно захворает. Если ты видишь во сне, что кто-либо из живых людей замышляет что-нибудь против тебя, отделайся от него как можно скорее: только мертвые не кусаются. Если ты видишь мертвого родственника, значит, он требует жертв своей тени. Убивай без жалости всех, кто тебе попадется под руку...
   Иата продолжал перечислять монотонным и глухим голосом свои суеверные познания, а прочие негры с замиранием сердца добавляли и свои сведения, ворочая белками глаз при слабом мерцании огня.
   Жерар хотел было объяснить им, как глупо придавать такое значение всяким пустякам, но убедился, что это был бы напрасный труд; они даже стали бы относиться подозрительно к иностранцу, не верящему в колдунов и предзнаменования. Чтобы поднять настроение у всех, он начал петь шансонетку, которая, по-видимому, развеселила слушателей. Видя, что его пение понравилось, он попросил и сестру спеть что-нибудь. Она запела прелестную вещицу из "Ифигении", оперы Глюка. Ее спутники слушали с волнением, как раздавался в воздухе ее мягкий и грустный голосок; у дикарей навернулись на глаза слезы. Но когда она кончила, негры все приуныли.
   - Эта девушка поет так, как будто бы она сестра птиц! - сказал Иата, - но ее пение - зловещее; посмотрите, мой сын сделался грустный; он плачет как женщина.
   Действительно, старший сын начальника, чахоточный молодой человек, закрыл лицо руками.
   - Никогда я не видел его таким! - продолжал Иата. - Верно, в голосе твоей сестры есть что-то особенное... Это нехорошо... Если бы нам завтра пришлось идти на войну, это было бы плохим предзнаменованием!
   "Черт бы его побрал со всеми его предзнаменованиями! " - подумал Жерар.
   Но ему удалось более или менее рассеять странное беспокойство Иаты. Отведя его в сторону, он доказал ему, что, во-первых, их прибытие ознаменовалось дождем, значит, они принесли ему счастье, а не горе. Потом, если их присутствие так беспокоило его, он может отпустить их... Но Иата отрицательно закачал головой и объявил, что, напротив, колдуны велят не выпускать из виду подозрительных особ. Окончательно отчаявшись убедить негра, Жерар решил неустанно следить за своей сестрой и всеми силами защищать ее от фанатизма этих варваров.
   Вот когда храбрый мальчик особенно почувствовал весь ужас того положения, в котором они очутились, и всю ответственность, лежавшую на его молодых плечах. Каким способом уберечь его дорогую сестру? С каким лицом он предстанет перед своими родителями, если с ней случится несчастье?
   Подумать только, что его Колетту, которая не могла смотреть без слез на невольников, которая так искренне жалела черных женщин и детей, - обвиняли в дурном глазе, боялись ее как ведьмы. Эта мысль возмущала его до глубины души. И его воображению рисовались всевозможные ужасы!..
   Между тем первая луна уже прошла: пленники видели, что время летит и приближается тот час, когда Мартина должна сделаться женою Иаты.
   Отказ был бы невозможен. Они были во власти баротзеев, и сопротивление их окончилось бы смертью.
   Вдруг в деревне разразился пожар, уничтоживший несколько домов. Жерар и Ле-Гуен первые бросились на помощь пострадавшим. Но все-таки, по некоторым взглядам и шепоту, они заметили, что негры приписывали несчастье белой девице. Утром она вошла в один из домов, чтобы навестить там больного ребенка, а вечером в этом самом доме показался огонь. Значит, факт был налицо: причина пожара - ее дурной глаз.
   К несчастью, вскоре после пожара, захворал сын Иаты и умер. Хотя он всегда был слаб и болезнен, но в темном уме Иаты зародилась мысль, что виною смерти его сына была опять Колетта. Неужели он и теперь станет еще колебаться, когда преждевременная смерть его единственного сына вопиет о мщении?
   Ле-Гуен слышал, как негры, собравшиеся у колдуна, говорили ему, что белая девушка сглазила сына Иаты, и тут же составили против нее заговор, угрожавшей ее жизни. Ле-Гуен стремглав полетел к своим друзьям предупредить их о такой страшной опасности.
   - Больше нельзя терять ни минуты! - сказал он. - Вы должны уехать сейчас же, не откладывая, на этой машине, которую сама судьба предоставила вам. Ну, скорей, уезжайте все трое! Лина сядет между вами, на маленьком седле, которое я устроил ей. Что же касается нас с моей невестой, мы сумеем выпутаться из дела. А этим дьяволам скажем, что вас умчал маниту. Да оно и действительно так!
   - Но оставить вас, мой добрый Ле-Гуен, и нашу дорогую Мартину, нет, это немыслимо! - ответила Колетта. - Мы останемся с вами! Они ничего с нами не сделают! Не посмеют!
   - Мадемуазель, - возразил матрос важным, почти строгим тоном, - я с вами говорю, как с родной дочерью. Вы сами знаете, что Мартина предпочтет перенести все, что угодно, только бы не видеть вас в опасности! Неужели вам приятнее, чтобы нас всех перебили, пока мы будем защищать вас? А потому я говорю вам - вы должны послушаться и ваш брат обязан спасти вас, пока еще есть время. А за остальное я отвечаю!
   - Колетта, ты должна это сделать! - сказал Жерар, побледнев. - Поцелуй нашу вторую мать, нашу дорогую и верную подругу! У нас сердце разрывается на части, оставляя вас. добрые наши друзья, но Ле-Гуен прав: долг Колетты - уехать, а мой - увезти ее... Ну, Лина, собирайся!..
   Девушки насилу вырвались из объятий Мартины, покрывавшей их поцелуями и слезами. Она помогла им усесться на велосипед, уже заранее вычищенный и смазанный маслом.
   Ле-Гуен с силой толкнул его, и трое белых помчались из деревни дикарей.
  

ГЛАВА XVI. Приток Замбези

   Уже больше часа ехали наши беглецы, не переводя дыхания и не смея произнести ни слова. С тяжелым сердцем и сдерживая слезы, они стремились к одной цели: увеличить расстояние между собой и Иатой. Согнувшись над машиной, они быстрым и ровным ходом, подобно полету ночной птицы, спускались вдоль берега реки.
   Дорога была прекрасная, точно нарочно устроенная для их бешеной езды.
   Среди темной ночи сверкали звезды. Ни один крик, ни один подозрительный шелест не нарушал царившей тишины и не давал повода к беспокойству о преследовании.
   Можно было передохнуть, потому что злоупотребление быстрой ездой могло вредно отозваться на их силах. Жерар первый решился нарушить молчание, посоветовав отдохнуть немного, и трое детей, соскочив на землю, спустились тихонько к реке, утолили жажду, обмыли лицо и руки, покрывшиеся пылью, и наконец закусили, воспользовавшись пакетиком, который им сунула на прощанье добрая Мартина. На этот раз Лина взяла его себе на хранение, довольная хоть чем-нибудь быть полезной, и так крепко прижимала его к себе, что большая часть бананов превратилась в кашу. Но Жерар утешил ее, сказав, что они и в таком виде очень вкусны, и что нечего сокрушаться, так как они по пути найдут бананов сколько угодно.
   Подкрепившись и отдохнув, путники сели опять на велосипед и помчались дальше. Каждый час Жерар давал знак к остановке, чтобы сберечь силы своих спутниц. Но когда наконец взошло солнце, Лина чуть не падала от усталости, да и Колетта совсем выбилась из сил.
   Жерар и сам был не прочь заснуть с ними, но он ни за что не хотел согласиться на это и превозмог всю свою усталость, чтобы сторожить своих спутниц.
   Сняв их с тандема и спрятав драгоценный экипаж в кусты, он приказал девушкам ложиться, тоном, не допускающим возражения.
   Они не стали сопротивляться, и не успели лечь, как обе крепко заснули. Жерар с умилением смотрел на них: Колетта обняла Лину за шею, а девочка с доверчивостью облокотилась на плечо своей покровительницы. Глядя на них, мальчик почувствовал новые силы для борьбы с усталостью, не забывая ни на минуту своей нравственной ответственности за них.
   Было около восьми часов утра, когда Колетта проснулась. В один миг она все сообразила и, встав на ноги, сказала Жерару, целуя его:
   - Ну, скорей! Ложись спать, дорогой Жерар, я буду сторожить.
   Он, конечно, не заставил себя упрашивать.
   Так же, как и его спутницами, сон тотчас же овладел им. Колетта заметила фрукты, которые Жерар нарвал для них; тем временем и Лина проснулась, и они обе закусили с большим аппетитом, поглядывая с любовью на своего предводителя и защитника.
   Потом опять двинулись в дорогу. Беглецы неизменно следовали вдоль течения речки.
   Куда их вела эта дорога? Конечно, к югу, судя по компасу, а это было главное.
   Если, как предполагал Жерар, Лоангуа была притоком Замбези, то, следуя по ней, они достигнут большой реки, которая должна быть в соседстве с Трансваалем, с Преторией, куда стремились дорогие им существа.
   Уже шесть дней прошло с тех пор, как молодые беглецы ехали по берегу Лоангуа; дорога вдруг совсем изменилась - берега сделались круче, на каждом шагу стали попадаться холмы и неровности почвы.
   После нескольких минут нерешительности и разочарования Жерар сказал:
   - Нечего делать, больше нельзя ехать вдоль реки. Поедем другой дорогой! Компас с нами, значит, мы можем держаться по-прежнему направления к югу.
   - Все к лучшему, - утешался Жерар. - Посмотрите на компас, теперь мы едем по прямой дороге, тогда как прежде делали разные зигзаги по речке.
   - Конечно, - ответила Колетта, старавшаяся не разочаровывать своего брата, - это просто счастье, что мы перестали ехать по речке. Как ты думаешь,
   Лина?
   И девочка, польщенная тем, что спрашивали ее мнение, подтверждала, что это прекрасно, что они больше не едут по речке, что теперь уже, наверное, они приближаются к югу.
   Итак, они продолжали свой долгий путь, поддерживая друг друга и находя в этом силу не предаваться ни на минуту отчаянию. Но бывает степень несчастья, перед которым падают духом и самые сильные люди.
   Было около четырех часов пополудни. Беглецы с утра ехали по новой дороге и кое-как справлялись с ее неровностями, как вдруг на них обрушилась внезапная непоправимая катастрофа.
   Послышался треск. Велосипед погнулся, сломался и вдруг остановился; все трое упали на землю.
   К счастью, они собирались остановиться, а потому замедлили ход, вследствие чего толчок оказался не так силен.
   Став первый на ноги, Жерар с радостью удостоверился, что девушки не пострадали. Увы! Не то было с велосипедом - остов машины сломался пополам.
   При виде такого несчастья у бедного мальчика опустились руки. Он, которому нипочем были все опасности, усталость и. ответственность этого мучительного путешествия, воскликнул теперь в отчаянии:
   - Все потеряно!
   Но он тотчас же закусил себе губу до крови, жалея, что выдал себя, и замолчал, остановившись с неподвижным взглядом и стараясь унять внезапное волнение; его лихорадочному воображению рисовались все ужасы такого безвыходного положения.
   Обе девушки тоже молчали, боясь хоть одним словом прибавить каплю к переполненной чаше горечи. Но каждая из них взяла руку Жерара и этим немым пожатием постаралась утешить его.
   Наконец Колетта сказала твердым голосом:
   - Жерар, с нами случилось большое несчастье: свобода, встреча с нашими, все наши надежды отодвинулись надолго; это жестоко, но что же делать. Остается покориться. Теперь нам никто не может помочь, но у нас остается наше единственное оружие защиты - это наше мужество. Будем утешать себя; могло бы быть еще хуже!
   - Хуже! - воскликнул Жерар. - Но как мы теперь будем бороться с усталостью? Перенесут ли ваши бедные ноги такую трудную ходьбу?
   - Ну, да, - сказала Колетта, - я так и знала, что если ты огорчен до такой степени, то это из-за нас. В сущности, вся наша беда сводится к одному - теперь нам придется идти пешком.
   - Ну, что ж, я хороший ходок, а Лина крепнет теперь с каждым днем, кажется, ни один доктор не поправил бы так ее здоровье, как эта жизнь на свежем воздухе.
   - О, Жерар! - воскликнула девочка с жаром, - я очень рада идти пешком; пока я с вами, я всегда счастлива!
   - Она говорит правду! - сказала Колетта. - Пока мы вместе, пока ничто не разлучает нас, мы можем смело смотреть в глаза всякому несчастью.
   Жерар был не из тех, которые надолго падают духом. Стойкость его сестры ободрила его.
   - Ну, ладно, - сказал он, - Нечего унывать! Пока мы живы, нечего признавать себя побежденными.
   Отвязав от велосипеда походные инструменты, он спрятал его в небольшую яму, прикрыв ее ветками и сухими листьями, потом сделал значки на деревьях и сосчитал их, чтобы впоследствии можно было найти машину. Наконец, когда все приготовления были окончены, путники опять двинулись в дорогу.
   Но какая разница с предыдущими днями! Вместо пятнадцати-двадцати километров в час беглецы едва успевали пройти три-четыре километра.
   Но их неутомимая энергия была вознаграждена.
   При закате солнца, когда они вышли из одной долины, их глазам представилось неожиданное зрелище.
   Внизу, на двести или триста метров под ними, по краю огромной равнины, протекала большая река, извилинами текшая к западу.
   Замбези!.. Это могла быть только Замбези, в чем Жерар и Колетта не сомневались. Такое спокойное величие могло только быть у "отца рек" Южной Африки. Значит, тут близко и Трансвааль.
   "Но как теперь быть?" - подумал Жерар.
   Оставив свою сестру и Лину в тени, у большой скалы, он сам спустился на берег.
   Не видно было ни одного человеческого следа, ни одной лодки.
   Река протекала спокойно по песчаному руслу. Жерар бросил в нее пучок травы и заметил, что течение реки совсем слабо. Это было весьма важно, так как подавало надежду одолеть препятствие простым способом.
   Толстый гнилой ствол дерева, выброшенный водой на берег, подал Жерару мысль воспользоваться им как лодкой. Хотя это было трудно, но отчего же не попробовать?
   Он сообщил эту приятную новость своим спутницам, и на другой день, выспавшись ночью как следует, все трое принялись за работу. В несколько часов они настолько выскоблили имеющимися у них инструментами внутренность дерева, что свободно могли все поместиться в нем. Затем они зажгли охапку сухих ветвей и с помощью их отпалили лишнюю часть ствола, так что у них получилась настоящая пирога, правда, совсем первобытная, но все же годная для употребления.
   Теперь оставалось выбрать на деревьях большие толстые ветки, которые могли бы заменить весла; скоро и с этим покончили.
   Затем с большим трудом они спустили в воду импровизированную лодку. Жерару пришлось сначала идти в воде, подталкивая пирогу сзади.
   Наконец они принялись грести и вскоре наткнулись на корень дерева у противоположного берега. Замбези была преодолена! Все выпрыгнули на землю. Увидев маленькую рощицу, они решили отдохнуть в ней и переговорить обо всем. Жерар привязал пирогу к дереву с помощью сухих сплетенных трав.
   Ехать по течению было немыслимо: их на открытой реке всякий легко мог заметить, да, кроме того, такое путешествие было бы слишком утомительно. Обсудив все, беглецы решили идти опять пешком по направлению к югу.
   Увы! Судьба не замедлила представить беглецам новые неожиданные опасности.
   Не успели они пройти и одной мили, как увидели на равнине опустошенную деревню. Это был крааль, или готтентотская деревня, с куполообразными хижинами, разрушенными пожаром. Здесь всюду видны были следы отчаянной борьбы. Человеческие кости валялись наряду со скелетами быков.
   При появлении путешественников в воздух со зловещим криком взвилась хищная птица. Лина лишилась чувств от такого ужасного зрелища, так что пришлось унести ее с поля битвы.
   Бедные дети еще не успели прийти в себя от этого испуга, удалившись на полмили от крааля, как их сердца забились от нового испуга.
   В ста шагах от них показалось войско негров со свирепой наружностью.
   Все знали, что можно было ожидать от этих дикарей...
   Неужели они освободились от баротзеев, чтобы попасть в еще худшие руки?
   Эти люди казались ужасными. Их было около тридцати человек; вооруженные щитами, они продвигались медленной и ровной походкой. Их громадные головы придавали им особенно страшный вид.
   По мере того, как они приближались, Жерар рассмотрел, что их головы были увеличены искусственно, как у прежних саперов, носивших особенный головной убор. Теперь уже нечего было рассчитывать на спасение. Волей-неволей пришлось остановиться и ждать, что выйдет из этой встречи.
  

ГЛАВА XVII. Большие головы и белые лица

   Черные воины все приближались. Они были уже на расстоянии не более пятидесяти-шестидесяти метров.
   Вдруг Жерар сказал:
   - Удивительно! Мне кажется, что среди них белые лица. Или это мое воображение? Посмотри-ка, Колетта!
   В ответ на это Колетта громко вскрикнула и, как стрела, бросилась бегом в объятия того самого белого человека, на которого ей указывал ее брат и в котором теперь и сам Жерар узнал господина Массея! В ту же секунду раздался второй такой же крик, и Лина очутилась в объятиях своего отца!
   Словами не выразить всего восторга и счастья этой встречи. Обе группы европейцев стояли без слов, точно застигнутые ударом молнии, между тем как окружившие их туземцы бессмысленно вращали глазами и гримасничали, не понимая в чем дело. Колетта и Лина, повиснув на шеях своих отцов, рыдали, не будучи в состоянии объяснить себе такую чудесную встречу; они инстинктивно все крепче и крепче сжимали руки, боясь лишиться отцовской защиты, чтобы дорогие им существа не скрылись бы как привидения. Наконец Колетта очнулась.
   - Я совсем завладела вами и Жерару не оставила места, - сказала она, улыбаясь сквозь слезы. - Ах, папа! Дорогой папа! Поцелуйте его покрепче!..
   - Если бы вы знали, какой он был добрый для нас, как он спасал нас! О, бесценный папочка!.. Неужели это правда?.. Неужели это не сон?
   И бедная девушка опять обнимала и целовала своего отца, любуясь обожаемыми чертами, которых она не надеялась более увидеть. Потом на нее точно напал столбняк от такого внезапного перехода от горя к радости. Прошло несколько минут...
   - Мадемуазель Колетта, вы узнаете вашего старого друга?
   Колетта вздрогнула при звуках знакомого голоса.
   - Месье Ломонд! Ах, доктор, как я рада увидеть вас! - сказала прелестная девушка, дружески протягивая ему руку.
   - А вот и господин Брандевин, тоже старый знакомый, которому вы будете рады, наверное.
   - Еще бы! - сказала Колетта, ласково здороваясь с ним.
   - Представляю вам в его лице Его Сиятельство главного эконома племени Больших Голов, знаменитой ветви народа матабелов! - сказал торжественно доктор, который, по обыкновению, старался вывести бедную девушку из слишком сильного и продолжительного волнения.
   - Ну-с, а узнаете ли вы нашего доброго Вебера?
   - О, да! Месье Вебер, вы себе представить не можете, как я счастлива увидеть опять отца моей дорогой маленькой Лины!
   - Ах, мадемуазель! - сказал Вебер, глядя на нее с нежностью. - А я-то как счастлив, что снова могу любоваться вашим очаровательным личиком! Это точно небесная роса на иссохшей земле! А этот ребенок, моя бедная сиротка, которая твердит мне, что она всем обязана вам, что вы для нее были более, чем родная мать! И вы мне возвращаете ее крепкой, выросшей, похорошевшей, неузнаваемой!.. Как вам выразить все мои чувства признательности!..
   Бедный Вебер заплакал.
   - Поверьте, дорогой месье Вебер, - сказала Колетта, ласково взяв его за руку, - что мы с Линой обе обязаны друг другу. Необходимость поддерживать ее, подавать ей пример терпения содействовали тому, что я и сама не падала духом. Дорогая моя Лина! Ни за что на свете мне не хотелось бы расстаться с нею, разве, если бы я была уверена, что она в полной безопасности.
   Под впечатлением неожиданного счастья мысли Колетты совсем рассеялись, потеряли свою обычную уравновешенность. Вдруг ее сияющее лицо сделалось грустным.
   - А... другие? - спросила она нетвердым голосом, вглядываясь в Большие Головы, как будто между ними она надеялась найти любимое лицо.
   - Других тут нет, увы! - сказал доктор.
   - Мамы? Генриха?..
   - Их нет с нами!
   Колетта застонала в невыразимой тоске.
   - О, Колетта! - тихо умолял ее Жерар, - крепись, не смущай радость папы! Как раз он только что говорил... Не надо же так отчаиваться. Подумай, кого мы нашли! Значит, и остальных найдем! Колетта, дорогая, перестань. Колетта, я не узнаю тебя, где твоя твердость духа?
   - Прости!.. - сказала девушка, - я больше не буду расстраивать вас.
   - Но где мы теперь? - спросила она громко, чтобы переменить тему разговора, - объясните мне, что это за люди, которые не оставляют вас?
   - Это наши телохранители, - сказал доктор, - их обязанность всюду сопровождать нас, так как мы, собственно говоря, пленники, хотя нас и снабдили важными титулами. О Брандевине я уже говорил вам; Вебер здесь - главный мастер огнестрельных орудий, я - врачеватель племени, но отгадайте, мадемуазель, в какой сан возведен ваш отец?
   - Возведен в сан? - удивились Жерар и Колетта.
   - Ни более ни менее, как в сан короля!
   - Короля! - повторили они оба.
   - Именно. Павел Массей - первый владыка племени Больших Голов, генералиссимус всего большого народа (их наберется около трехсот храбрых людей, не считая мелюзги), с правом верховного суда. Ему предоставлен дворец, доставка провианта: сто голов скота, дичь, фрукты и прочее, и все привилегии, соответствующие его сану.
   - Исключая, к несчастью, главного - свободы! - со вздохом заметил господин Массей.
   - Но, мой милый друг, надо быть справедливым. Есть ли на свете хоть один деспот, который имеет право пользоваться свободой? Весь мир знает, что настоящие пленники - это цари!
   Путешественники в это время находились у подошвы холма, который мешал им разглядеть окрестность деревни. Не прошло и часу, как они поднялись на возвышение; новые пришельцы разом вскрикнули от восторга.
   Природа изменилась точно по волшебству. Дорога, по которой шли последнее время Жерар и девушки, представляла из себя ровную, песчаную, иссохшую землю. Всюду был один желтый песок; ни один кустик, ни одна травка не ласкали взора, разве кое-где попадалось одинокое жалкое деревцо.
   И вдруг они на спуске холма увидели прелестную долину, всю в зелени: банановые, пальмовые деревья и огромные магнолии свешивались над прозрачной речкой и отражались в ее зеркальной поверхности.
   С противоположного холма поток спускался водопадом, неся обильную дань воды в речку; там и сям виднелись островки, густо поросшие папирусом; стада коз и баранов мирно паслись, заканчивая собою этот дивный пейзаж.
   - Наполняйте ваши взоры красотой природы, - сказал доктор, - любуйтесь, пока вы еще не приблизились к жилищам; невообразимая грязь крааля заставит вас позабыть сию божественную картину.
   - Как! - воскликнула Колетта, - эти хорошенькие хижины, такие оригинальные, которые кажутся обиталищем эльфов и фей, грязны и содержатся неопрятно? Даже не верится!
   Издали действительно эти хижины казались очень красивыми, но они не все были одинаковой величины, и среди них особенно выделялась одна: хотя ее крыша, так же, как и у других хижин, была конусообразна и сделана из сплетенных сухих листьев, но имела правильную четырехугольную форму и была выше и больше всех прочих. Это и был дворец, предназначенный монарху.
   - А вот этот домик, направо, - сказал доктор, - принадлежит мастеру огнестрельных орудий, Веберу, пребывающему здесь телом, но душою парящему, без сомнения, в своих далеких мастерских. Он устроил здесь наковальню и разрабатывает всевозможные планы, внушаемые ему его изобретательным гением. Когда мы явились сюда, у нас решительно ничего не было; пришлось сначала довольствоваться более чем скромной утварью смелых матабелей: тыквенной бутылкой для воды и молока, звериной шкурой для спанья и вилкой Адама для еды.
   - Что же касается принадлежностей туалета, то о такой роскоши они и понятия не имели. Они довольствовались тем, что встряхивались утром после сна, как дворняжки, вылезшие из будки; о мытье же у них не было и речи.
   - Вот кто настоящие философы, но следовать их примеру не так-то легко. После того, как с детства привыкнешь к комфорту цивилизации, к зубной щетке, мылу и прочему, когда привыкнешь садиться за стол, покрытый чистой скатертью, к стакану, ножу и вилке, когда вас родители не приучили есть сырое мясо, то на африканской земле почувствуешь себя не очень-то хорошо!..
   - О, доктор! - сказала Колетта, - я уверена, что вы на самом деле не такой гастроном, как говорите; в этой стране такие вкусные фрукты, к чему вам еще кухонная стряпня? Что касается нас, то мы ни на минуту не чувствовали этого лишения!
   - Говори за себя, Колетта, - не согласился Жерар, - мне же порядком-таки надоели кокосовые орехи и бананы, - я бы все их с удовольствием отдал за хороший кусок бифштекса.
   - Который вы скоро и получите, - сказал доктор. - В этом у нас не было недостатка с самого начала, только не хватало посуды!
   - Но Вебер выручил нас, наготовив нам всевозможных кастрюль и сковородок, а гений Брандевина развернулся во всей своей силе; благодаря ему мы не только имеем вкусные обеды, что далеко не последняя вещь, в чем согласится со мною и мадемуазель Колетта лет через двадцать, - но его таланты приобрели огромную известность, а это много содействовало нашему престижу у матабелей.
   - Ну нет, доктор, вы ошибаетесь, - сказал главный эконом, которого обстоятельства сделали скромным. - Если наше положение среди матабелей приобрело такой вес, мы этим обязаны скорее вашему влиянию на них, а не моим ничтожным талантам.
   - В домике направо, - продолжал доктор, - живет Брандевин; здесь он и создает свои шедевры.
   - А ваш домик где, доктор? - спросил Жерар. - Как только я узнаю дорогу в него, я опять начну посещать вас, как на "Дюрансе". Как это было давно! Как я тогда надоедал вам! - добавил мальчик конфузливо. - Меня папа всегда останавливал. Право, я, кажется, был тогда несноснее Больших Голов!
   - Приходите опять надоедать мне, сколько хотите, - ласково сказал доктор, обнимая Жерара, - даже еще больше: поселитесь вместе со мной.
   - Что же касается мадемуазель Колетты и ее маленького друга, то для них найдутся во дворце две прелестные комнаты.
   Между тем, пройдя долину, они вступили в деревню, у околицы которой их поджидала толпа негритят, собравшихся поглазеть на свиту, до чего ребятишки всех народов большие охотники. Они тотчас же заметили новых пришельцев и, после первого изумления, стремглав пустились к деревне возвестить всем о такой важной новости. Все жители высыпали навстречу европейцам, а некоторые показались на корточках у дыр своих берлог, так как ни о дверях, ни об окнах они не имели понятия. Любопытство было особенно возбуждено при виде Колетты и Лины; женщины, совсем обезьяны, застрекотали вокруг них со смешными жестикуляциями. Более смелые близко подходили к ним, щупали их волосы, руки, щеки, материю. Но их тотчас разогнали телохранители ударами кнута; Колетта и Лина очень огорчились таким грубым самоуправством, но доктор утешил их, сказав, что справедливая расправа в этом роде только скрепляет их взаимные отношения, что туземные женщины относились бы с меньшим уважением к своим мужьям, если бы те время от времени не пробовали бы на их спинах силу своего кнута.
   После этого инцидента Большие Головы опять сомкнули свои ряды и возобновили прерванное шествие. Скоро приблизились к воротам дворца, и господин Массей дал им знак удалиться; бедняги должны были повиноваться; они поплелись к своим очагам, хотя им очень хотелось выказать обычные любезности именитым гостям.
   Дом был довольно вместительный, с проделанными окнами (так как он строился под наблюдением самого господина Массея) и замечательной чистоты. Обе девушки вскрикнули от радости и восхищения. Сколько дней, сколько месяцев прошло с тех пор, как они не вступали в жилище цивилизованных людей! Зал был с четырьмя правильными углами, симметрия эта действовала приятно на глаз. Маленькие скамеечки были размещены рядами вдоль стен, в середине комнаты был стол из белого дерева, у которого можно было сидеть. Какая прелесть!.. Они совсем умилились и почувствовали, что теперь наконец прошли дни их скитаний.
   - Вы еще ничего не видели! - воскликнул доктор, доброе сердце которого угадывало волнение девушек. - Пусть господин Массей покажет вам произведения великого мастера, тогда вы скажете нам свое мнение. А мы с Жераром пойдем пока ко мне, если позволите...
   Господин Массей открыл дверь в соседнюю комнату и, предоставив ее в распоряжение Колетты и Лины, оставил их там одних. Они бросились друг другу в объятия и долго плакали, но это были слезы счастья и облегчения. Прекрасный отец и проницательный доктор поняли, что им необходимо дать время на чувствительные излияния, чтобы они успокоились от пережитых волнений, а потому они и придумали уважительный предлог, чтобы оставить их вдвоем.
   К тому же эта заботливость оказалась далеко не излишней. Им нужно было привести себя несколько в порядок после таких долговременных блужданий по лесам, горам и пустыням.
   Наплакавшись вдоволь, девушки вздохнули с облегчением. Оглянувшись тогда вокруг себя, они, как говорил Ломонд, пришли в неописуемый восторг.
   В этом далеком краю, в такой дикой стране они увидели комфорт цивилизованного человека, созданный благодаря силе воли, терпению и вкусу. Больше всех этому содействовал Вебер, и все единогласно признавали за ним его достоинство; его изобретательность была неистощима. Под его руководством трое спутников его сделались искусными работниками и убедились на практике, что для человека нет ничего невозможного, лишь бы было здоровье, голова на плечах да крепкие руки.
   Мебель была самая обыкновенная, утварь совсем простая, материя и инструменты тоже не представляли из себя ничего особенного, но во всем виднелся отпечаток вкуса, во всех мелочах не было ничего банального.
   Первая зала, служившая для банкетов, приемов и государственных дел, отличалась так же, как и в цивилизованных странах, строгим и официальным стилем. Вторая же комната, куда воспрещался вход подданным, была святилищем господина Массея. Сюда он удалялся подумать о своих дорогих отсутствующих, помечтать о способах освобождения или просто отдохнуть. Стены были здесь обтянуты матами, на фоне которых, среди роскошной зелени, ослепительных цветов и огромных фруктов, красовались охотничьи трофеи; коллекции редких бабочек, жуков, насекомых, всевозможных цветов, все, что было замечательного в этой стране из царства флоры и фауны.
   В окнах не было стекол; их заменяли широкие прозрачные листья папируса, но закрывать их не представлялось надобности, так как воздух был необыкновенно мягок и вид на озеро - восхитителен.
   В углу была кровать, сооруженная из двух шкур пантеры, прекрасно выделанных и дубленых благодаря стараниям Вебера. Над изголовьем кровати Колетта с нежностью заметила портрет своей матери, нарисованный ее отцом на листочке папируса. Но восторженные возгласы Лины заставили ее обернуться в другую сторону.
   - О! Колетта, Колетта. Посмотрите, что за прелесть этот туалетный столик! Здесь есть все, все. И какие смешные вещи: умывальная чашка из большой тыквы, снаружи она разрисована... мыльницы из черепашьей кости, а вот и мыло, настоящее!..
   - Мыло! Ах, какое счастье! - воскликнула Колетта, обрадовавшись.
   - О! Посмотрите-ка на эти щеточки, - продолжала восторгаться девочка, - а этот гребешок, какой он чистенький, беленький! Да ведь это никак рыбий хребет!.. А этот кувшин из тыквы, точно амфора; как все красиво, как будто в сказке о феях!
   - Но меня больше всего удивляет замок в двери, - сказала Колетта. - Сколько времени мы не видели его, Лина!
   - О! - сказала девочка, - это уж, конечно, дело папиных рук!
  

ГЛАВА XVIII. Изобретения господина Вебера

   Королевский дворец был окружен большим парком из магнолий. Когда девушки вышли, они нашли господина Массея с доктором и Жераром; вскоре и Вебер присоединился к ним. Что же касается Брандевина, то он остался в своей кухне, занятый предстоящим торжеством.
   Начались расспросы, рассказы, прерываемые подробностями, которые повторялись сотни раз. Столько нужно было сказать друг другу, что не знали, с чего начать. Наконец более или менее удалось установить некоторую связь между фактами.
   Жерар и Колетта узнали, что господин Массей и его друзья попали в одну из двух последних лодок, спущенных с "Дюранса"; они не знали, успели ли Генрих и капитан Франкер отплыть на остававшейся лодке, или же они остались на судне. В тумане невозможно было ничего разглядеть. Лодку господина Массея и его спутников понесло и выбросило на берег Мозамбикского пролива. Потерпевшие крушение решили тотчас же направиться в Трансвааль, но после утомительного пути, измученные, они попали в плен к одному из племен матабелей.
   - Племя Больших Голов воевало в то время с кифарами, которым покровительствовали немцы, снабжая их ружьями и водкой.
   Большие Головы были убеждены, что мы немцы, а потому можете себе представить, какими глазами они смотрели на нас. Мы ежечасно должны были ожидать, что нас перебьют и превратят в котлеты и бифштексы.
   - Как! Неужели матабелы - людоеды? - воскликнула Колетта. - Это невозможно, у них тогда была бы наружность гораздо свирепее!
   - Не всегда можно доверяться внешности, - возразил доктор. - Большинство диких племен делаются людоедами в известный момент. Это еще не значит, что они всегда питаются человеческим мясом, или что они нарочно убивают людей с этой целью. Но когда представляется удобный случай, редко кто из них устоит от искушения...
   - Одним словом, нам бы пришлось весьма плохо; к тому же нас не понимали; но тут подвернулось счастливое обстоятельство, убедившее дикарей в наших добрых намерениях.
   - На матабелов внезапно напали, выскочив из оврага, человек двадцать кифаров. Хотя Больших Голов было столько же, но они растерялись от неожиданности и хотели бежать.
   - Тогда господин Массей явился их избавителем. Вырвав топор из рук одного из беглецов, он закричал громким голосом:
   - Нас больше! Как вам не стыдно отступать! У кого есть хоть капля совести, пусть идет за мной! Заметьте, что в критические минуты всякий язык делается понятным, поэтому всем стал ясен смысл речи господина Массея, - и все без исключения пошли за ним. Очертя голову, точно двадцатилетний юноша, он бросился в самую гущу кифаров и начал махать топором направо и налево, каждым ударом кладя на месте человека. Кифары же, взявшие вместо своих простых боевых орудий немецкие ружья, совсем растерялись при вмешательстве белых.
   - Конечно, мы разбили их наголову, и наше положение сразу упрочилось. Вместо подозрительных людей мы вдруг сделались благословенными гостями, посланными каким-нибудь добродетельным маниту!
   - Нас с триумфом повели в деревню, как избавителей, и после такой услуги за нас, разумеется, уцепились всеми силами.
   - Первой нашей заботой было ознакомиться с местным наречием.
   - О! Это совсем нетрудно, - воскликнул Жерар. - Их речь и образ мышления совсем просты. Достаточно изучить какую-нибудь сотню слов, и при соответствующей мимике вы всегда будете поняты.
   - Да, я согласен с вами, - сказал доктор с улыбкой. - Итак, пока мы изучали их язык, Вебер принялся за исправление и усовершенствование ружей, отнятых у неприятеля, потом наготовил новых, еще более усовершенствованных, и, таким образом, понемногу положив прочное начало будущим победам, мы добились расположения к нам матабелов. К тому же, в самое короткое время мы приобрели на эти темные умы большое нравственное влияние и наш авторитет окончательно установился. Затем наши познания и опытность сыграли тоже немаловажную роль. Довольно было двух-трех вкусно приготовленных блюд, и Брандевин сделался в их глазах великим человеком. А когда, благодаря артиллерии, изготовленной нашим изобретателем, господину Массею удалось разрушить неприятельский лагерь, престиж белых людей достиг своего апогея. Только королевская власть могла вознаградить такой подвиг, и ваш отец волей-неволей вынужден был согласиться на королевские почести.
   - И мои таланты как чародея тоже оказались весьма кстати. Меня здесь почитают то за бога, то за дьявола. Не успею я покончить с лечением, как меня просят поколдовать; потом пристают с фокусами и, к довершению всего, я имел неосторожность рассказать им однажды несколько басен и сказок, когда наше положение еще не совсем упрочилось. Легенда о "Всесильном Адамасторе, короле бурь", произвела на них очень сильное впечатление. Вряд ли когда-либо оратора слушали с большим благоговением. Все их круглые глаза устремились на меня как загипнотизированные; эти грубые лица перестали гримасничать и, под влиянием поэтических грез, озарились чем-то духовным... Но, к несчастью, эти разбойники пристрастились к моим рассказам, и с тех пор они не дают мне ни минуты покоя.
   - А знаете, доктор, - сказал Жерар, - что еще до матабелов у вас и на "Дюрансе" были ревностные поклонники?
   - О ком вы говорите?
   - Из всех, кто имел счастье слушать вас, особенно выделялась Мартина, невеста Иаты.
   - Она постоянно изливалась мне на ваш счет: "Иес! Он знает все, этот удивительный человек, - говорила она. - Я бы за ним пошла на край света!.."
   - Мартина честная, прекрасная девушка! - воскликнул господин Массей при упоминании о верной прислуге. - Как жаль, что ее нет с нами!
   - Но я не считаю это дело проигранным! - сказал Жерар. - Наш долг освободить ее!
   - А бедный Ле-Гуен! Я уверен, что он тогда только успокоится, когда найдет нас.
   - Ты забываешь, голубчик, что мы сами-то - пленники!
   - Как! Король?
   - Такой же пленник, как и все короли, но в данном случае приходится еще считаться с особенной привязанностью подданных. Они ни за что не выпустят таких замечательных людей, которым известны всевозможные искусства цивилизации.
   - А знаете, господа, какая мысль мне пришла в голову? - сказала Колетта. - Есть одно средство избавиться от несносного почитания ваших обожателей: надо найти себе заместителей!
   - Что именно вы подразумеваете под этим?
   - А вот, например, пусть господин Брандевин научит одного из них, которого он признает способным, как надо готовить кушанья, пусть он его заставит справиться без своей помощи в нескольких торжественных случаях, чтобы удостовериться в его опытности. Другому папа может показать военную тактику и научить секретам управления. Третьему господин Вебер откроет секрет делать орудия. И, наконец, доктор Ломонд сообщит своему ученику необходимые сведения о хирургии, гигиене... и даже по колдовству, - добавила Колетта, улыбнувшись, - и я уверена, что после таких благодеяний для края и подготовив достойных себе преемников, вы будете иметь полное право просить своей отставки!
   - Прекрасная мысль, - сказал доктор после минуты раздумья. - Однако, мадемуазель Колетта, я и не подозревал за вами таких политических способностей!
  

Другие авторы
  • Якубович Петр Филиппович
  • Воровский Вацлав Вацлавович
  • Грум-Гржимайло Григорий Ефимович
  • Врангель Александр Егорович
  • Басаргин Николай Васильевич
  • Хаггард Генри Райдер
  • Семевский Василий Иванович
  • Чехов Антон Павлович
  • Бухарова Зоя Дмитриевна
  • Гребенка Евгений Павлович
  • Другие произведения
  • Тютчев Федор Иванович - Тютчев Ф. И.: Биобиблиографическая справка
  • Белинский Виссарион Григорьевич - Речи, произнесенные в торжественном собрании императорского Московского университета, 10-го июня, 1839...
  • Керн Анна Петровна - Дельвиг и Пушкин
  • Козлов Павел Алексеевич - Поэт
  • Сумароков Александр Петрович - Идиллии
  • Венгеров Семен Афанасьевич - Соловьев Е. А.
  • Вяземский Петр Андреевич - Жуковский в Париже
  • Хвощинская Софья Дмитриевна - С. Д. Хвощинская: биографическая справка
  • Маяковский Владимир Владимирович - Плакаты, манифесты 1913-1917 годов
  • Некрасов Николай Алексеевич - Заметки о журналах (1855-1856)
  • Категория: Книги | Добавил: Armush (20.11.2012)
    Просмотров: 359 | Рейтинг: 0.0/0
    Всего комментариев: 0
    Имя *:
    Email *:
    Код *:
    Форма входа