Груссе Паскаль - Искатели золота

с белым лбом... Это Жерар!.. Мертвый?.. Заснувший?.. С отчаянным криком она бросилась к нему, не обращая внимания на протесты соседей. Она упала на колени перед своим юным братом. Как он бледен! Огромный багровый синяк на его лбу показывал, что он сильно ушибся. Она стала обнимать его и умолять выйти из этого состояния; вскоре она с радостью увидела, что он открыл свои измученные глаза.

   - Жерар, дорогой мой, что с тобой?.. Ты ранен? - спрашивала Колетта с тревогой.

   - Я споткнулся о борт, - пробормотал Жерар с мутным взглядом и с трудом выговаривая слова. - Но... это ничего... пройдет... Где остальные?.. Ах, да! Я теперь помню... Меня спустили насильно... О! Колетта! "Дюранс"-то! Все кончено?.. Все погибло?..

   Не будучи в силах говорить, она только утвердительно кивнула головой.

   - А папа, мама, Генрих?.. - воскликнул Жерар, приподнимаясь.

   - Их здесь нет, - едва выговорила Колетта сквозь слезы. - О! как я рада, что хотя мы-то с тобой вместе.

   - Но другие... лодки?..

   - Я не знаю, где они... только что взошло солнце, и посмотри!.. Мы одни... Кругом ничего... ничего... ни души!..

   - Но они не могут быть далеко от нас! Это уж очень странно! О! только бы они не пошли ко дну!..

   - Нет!.. Нет!.. - воскликнула Колетта, содрогнувшись при такой ужасной мысли. - Вспомни, что нам рассказывал Ле-Гуен, - он здесь, в конце лодки, а также и Мартина! Ты знаешь, что в море ситуации меняются неожиданно быстро. Довольно десяти минут, чтобы все изменилось к лучшему или к худшему... Часто какая-нибудь волна или туман могут скрыть от нас вещи, которые находятся от нас всего в нескольких сотнях метров... О! если бы он говорил правду! Если бы они были близко от нас, наши бесценные родители, наш Генрих, наши друзья!..

   В волнении она прячет лицо в своих руках и горько плачет; бедняжка Жерар, сам вытирая свои глаза, старается удержать дрожание губ и в свою очередь внушить сестре уверенность, которой сам не чувствует.

   - Ты права, Колетта, - говорит он, - они должны следовать по тому же пути, как и мы... Может быть, их понесло течением... Но мы встретимся на суше...

   - Лина в лодке, - сказала Колетта немного погодя. - Бедняжка!.. Она еще несчастнее нас, у нее никого нет, она... Мама так любила ее... - прибавляет она разбитым голосом и, уронив голову на плечо Жерара, перестала сдерживаться.

   Бедный мальчик искусал себе губы, чтобы не расплакаться. Он должен был утешать, поддерживать свою сестру, заменить ей покровителей, которых она лишилась. Он обнял ее.

   - Ну, будет, голубчик, - нежно, но решительно остановил он ее. - Мы должны быть неизмеримо счастливы, что нас не разлучили; будем надеяться, что и наши дорогие отсутствующие или в одной лодке тоже, или близко от нас и мы скоро найдем их... Как говорит Ле-Гуен, одного часа бывает довольно, чтобы многое изменить на море. Почем знать! Может быть, сегодня же вечером мы их встретим на каком-нибудь судне, приютившем их. Невозможно, чтобы мы не встретили ни одного корабля... Это море - судоходное... Удивительно, что мы до сих пор еще ни на кого не напали. А! негодяи, трусы! ночью... - добавил он, вздрагивая. - Так бросить нас! Какая подлость!..

   - О, да! Это возмутительно! - воскликнула Колетта. - Это не может быть французское судно, я в этом уверена!

   - За это-то мы можем быть спокойны. Летописи наши могут засвидетельствовать, что наши моряки скорее всех других готовы рисковать своей жизнью, чтобы спасти погибающих. Улепетнуть так и оставить нас гибнуть по их же вине!.. Как это низко, гадко!..

   - Бедный капитан Франкер! - пожалела его Колетта. - Он так любил свое судно!

   - А дорогой доктор Ломонд!.. - вздохнул мальчик. - О! как бы я хотел знать, что они все живы и здоровы!.. А Генрих... Ты видела, как он защищал выход?.. Ах, если бы я мог остаться с папой и с ним! Но волей-неволей пришлось спуститься... у меня не спросили моего мнения... уверяю тебя!.. В один миг спустили! Я не успел опомниться, как мы уже отчалили...

   - Слава Богу, - воскликнула Колетта. - О, Жерар, какое утешение в нашем горе, что мы - вместе!

   -_ Это правда! Будь спокойна, моя Колетта, я тебя не дам в обиду!.. - сказал Жерар, выпрямляясь. - А эта тоже моргает своими совиными глазами... Ее тоже надо охранять, - добавил он с важностью.

   - Что твоя голова? Все еще болит? - с заботливостью осведомилась Колетта.

   - Ба! Это ничего, пустяк! Надо приспосабливаться к обстоятельствам! Я немного ошеломлен, но это пройдет...

   - И мне нечем сделать тебе перевязку, бедный ты мой мальчик. Ах! Как я испугалась, когда увидела тебя там, такого бледного и без движения!

   - В обмороке, точно слабую женщину! - сконфузился Жерар. - Честное слово, мне кажется, что это со злости, что меня против желания спустили вниз как узел!..

   Колетта повернулась к Лине, которая только что очнулась от лихорадочного сна. Дрожа от утреннего ветерка, она смотрела своими близорукими глазами, стараясь узнать, кто ее окружает. Она очень обрадовалась, когда увидела Жерара, которого на судне она так боялась, и узнала, что Мартина и Ле-Гуен были здесь. Дети начали так же, как и их спутники, внимательно смотреть на горизонт, поглядывая в то же время на странные костюмы друг друга.

   Жерар был одет, но без шапки. У Лины не было башмаков, и длинный ульстер, которым ее закрыли, свисал вокруг нее. Колетта же успела обуться и не забыла захватить свою шляпу. Глядя на нее, в ее голубом костюме, в коротенькой жакетке с капюшоном, нельзя было подумать, что она только что потерпела крушение.

   К счастью, Лина нащупала в карманах ульстера белый шерстяной берет, сложенный вчетверо, и большой шелковый платок, из которого Колетта тотчас же смастерила ей капор, который мог защитить ее от палящих лучей солнца. Берет она предназначила Жерару, который был очень доволен, что мог прикрыть голову от нестерпимой жары.

   Остальные же, менее предусмотрительные, чем семейство Массей, были большей частью полуодеты, и почти все - босиком.

   Мартина была почти совсем одета. Она уже давно издали поглядывала на "своих детей" и не могла дольше вытерпеть разлуки с ними; несмотря на энергичные протесты соседей, она бросилась по узкому проходу лодки, отчего та, конечно, зашаталась, к молодым Массеям и с волнением прижала их к своей груди, заливаясь горькими слезами.

   Ей неохотно освободили место, так как несчастье вместо того, чтобы сблизить людей, часто портит их характер; но, не придавая значения ворчанию своих сотоварищей, она расчистила себе порядочное местечко и, обняв одной рукой Колетту, другой - Лину, во весь рот улыбнулась Жерару, дружественно кивнула головой Ле-Гуену и стала сравнительно спокойно ожидать хода дальнейших событий.

  

   Положительно лодка была одна на беспредельном пространстве моря. Вдали со всех сторон виднелась закругленная линия опускающегося небесного свода и ни малейшего признака появления какого-либо судна.

   - Ей-ей!.. - проговорил Ле-Гуен, - дело плохо!.. Как тут узнать, где мы находимся? Одно солнце показывает восток. Но надо решить, куда мы едем!..

   - У меня есть маленькая карта Африки и компас, с которыми я никогда не расстаюсь! - обрадовался Жерар. - Хотя он и невелик, все же поможет нам определить стороны света!..

   - А, мосье Жерар, вот это, что называется, блестящая идея! Значит, мы могли бы держать путь к берегу Африки, которая должна быть недалеко к западу. Если бы я мог сообразить, где мы были вчера, когда появился этот проклятый туман!..

   - Я знаю где! - сказал Жерар. - После нашего отъезда из Марселя я все время следил за направлением судна. Мы были на 19® 15' 3? северной широты и 34® 5' восточной долготы.

   - Так!.. Это я понимаю. Как видно, любопытство приносит иногда пользу. Значит, по-вашему, в скольких милях мы были от Африки?

   - Ну, конечно, в сорока или пятидесяти морских милях приблизительно... недалеко от берега Ажана, как говорил доктор.

   - Гм... интересно бы знать, какой народ мы тут найдем?

   - О! народ неважный... Сомали, если не ошибаюсь...

   - Что касается этого, - вмешалась Колетта, - то все эти племена ненавидят европейцев: самали, мандарасы, нжимпсы, зулусы, макалолосы, суакелисы, кафры и готтентоты...

   - Однако, мадемуазель Колетта, откуда вы их так знаете, этих язычников? - удивился Ле-Гуен.

   - Я много читала о них, Ле-Гуен, все они очень нехорошие люди!..

   - Ах ты грех! - воскликнула Мартина. - Верно, все людоеды?

   - Надеюсь, что нет, милая Мартина. Кажется, что людоедство исчезло теперь, по крайней мере, на этом материке... но они свирепы, жестоки, алчны... Не дай Бог попасться к ним в руки...

   - Эй, Мартина!.. Что, если бы тебя поймал людоед, - начал шутить Жерар, к которому уже возвратилась его природная веселость, - каких бифштексов он нарезал бы из тебя!.. У него потекли бы слюнки при одном взгляде на тебя...

   - Не говорите глупостей! Э! Так я ему и дамся...

   - Ай!.. - воскликнула вдруг Колетта, - Жерар, посмотри-ка! Вон там!..

   Она указывала на точку в синей воде, прозрачной как кристалл. Перегнувшись через борт, Жерар увидел на глубине двух метров длинный силуэт акулы с приплюснутым носом и громадной пастью; она распустила хвост веером и казалась неподвижной.

   Лодка делала в час около пяти километров, чудовище неотступно следовало за ней... Жерар отшатнулся от ужаса. Все в невыразимом страхе смотрели на ужасного зверя... Может быть, им суждено было погибнуть от этой отвратительной пасти... Ле-Гуен плюнул в воду с презрением.

   - Подлая тварь! - закричал он, показывая акуле кулак, - чего ты лезешь за нами, а?.. Ты воображаешь попробовать нас... но погоди, голубушка!..

   И, схватив весло, он изо всей силы ударил им по голове животного; лопатка даже сломалась, но удар ошеломил ее, так как, зашевелив быстро хвостом, она нырнула, оставив на поверхности воды блестящие пузыри.

   Когда вода приняла свой обычный вид, акулы уже больше не было.

   - Иес! О, Господи!.. - повторяла Мартина, крестясь. - Какое чудовище!.. Иес!.. Когда-то мы будем на земле!.. Подумайте, какая встреча! Мне кажется, что я видела черта!..

   - Без таких встреч не обойдешься в этих краях, мадемуазель Мартина! - сказал Ле-Гуен. - Акулы родятся в этих морях, а потому и понятно, что они здесь шатаются...

   - Ах! Боже милосердный!.. Ну, скажите, к чему существуют такие гадины?..

   - Разве их много здесь, Ле-Гуен? - спросила Колетта, еще бледная от страха. - И они всегда нападают?..

   - О, этого нельзя сказать, мадемуазель Колетта! Не надо беспокоиться из-за такой дряни... да, когда они увидят в воде человека, то обыкновенно подплывают к нему сзади, и трах!.. Вы не успеете опомниться, как они откусят у вас руку или ногу - Но с лодкой они ничего не могут поделать...

   - Однако они любят плыть за судами; доктор Ломонд несколько раз показывал мне акулу.

   - Это потому, что они знают, что с кораблей бросают кости, куски говядины, овощи, а так как эти твари очень прожорливы, то они и надеются поживиться лакомым кусочком. А вот эту, конечно, привлекло свежее мясо...

   - Ой! какой ужас!.. - воскликнула Колетта, вздрагивая.

   - Да, это противные животные, - заметил Ле-Гуен, потряхивая головой. - Но бояться их нечего: мы постараемся не попасться им...

   - О, скорей бы пристать к земле, - не удержалась бедная Колетта, но, встретив взгляд испуганной Лины, которая прижималась к ней, она попыталась улыбнуться.

   - Мы скоро приедем, не бойся! Благодаря этим добрым людям, которые так дружно гребут, мы можем быть спокойны. Подумай, как хорошо, что у Жерара есть компас!.. Мы уже наверное не потеряемся, ведь правда, Ле-Гуен?

   - Совершенно верно, мадемуазель Колетта; с этим инструментом нельзя заблудиться; разве только если ослепнешь...

   Солнце уже давно поднялось, и жара делалась нестерпимой.

   Утренний ветерок совсем прошел. Море было спокойно. Только легкие волны шли к западу, что значительно облегчало труд гребцов, так как земля должна была находиться именно в этом направлении. Жара сделалась такой сильной, что пот градом катился со лба потерпевших крушение. Жажда поскорей пристать к земле чувствовалась всеми, тем более, что опасность всегда могла застигнуть врасплох простую лодку, да и провизии было очень мало: мешок сухарей и небольшой бочонок пресной воды, брошенные наскоро в лодку при ее отплытии. Из десяти гребцов было только два матроса, кроме Ле-Гуена. На всех лицах отражалась безмолвная тоска.

   Но Колетта не унывала; от нее никто не услышал никакой жалобы; она изо всех сил старалась утешить своих несчастных соседок: Лину, изнемогавшую от усталости, и Мартину, которую один вид акулы довел до жалкого состояния. Эта шестнадцатилетняя девушка с самого момента несчастья выказывала сокровища своего сердца - храбрость и покорность; вместо того, чтобы упасть духом под гнетом ужасающего одиночества и беспомощно хныкать, подобно большинству ее спутников, ее глаза не переставали вглядываться в горизонт во всех направлениях, и в них никто не мог заметить ни на одну минуту выражения страха. Такая энергия Колетты служила для всех уроком. Вскоре и Мартина, следуя ее примеру, перестала ныть. Она взяла к себе на колени Лину, отяжелевшая голова которой повисла на руке Колетты, и, покрыв своей юбкой ее плечи, начала укачивать ее как малого ребенка; скоро девочка заснула, забыв все свои невзгоды.

   День казался нескончаемым благодаря всем пережитым страданиям: голоду, жажде и жаре. По всеобщему согласию, Ле-Гуену поручено было хозяйство. Боясь, что еще, пожалуй, предстоит пять или шесть дней пути, он очень скупо оделил всех пищей.

   Потерпевшие крушение особенно страдали от жажды, а вид сверкающей перед их глазами воды еще усиливал ее.

   Наконец солнце зашло. На небе показались мириады звезд, серебристая луна осветила несчастных своим бледным светом, показавшимся им благодатным после дневного зноя.

   Настала ночь, тихая и приятная. Мужчины гребли по очереди; Жерар, умевший прекрасно грести, исполнял свою обязанность наравне с другими. Второй день был такой же мучительный, как и первый, и тоже прошел без приключений, если не считать того, что путешественники увидели на горизонте дым большого корабля, который прошел мимо и исчез, не зная или не заботясь о несчастных, простиравших к нему руки.

   Вечером, около девяти часов, выпили весь остаток воды до последней капли.

   Следующая ночь показалась всем чересчур длинной; жалобы и стоны возобновились. Лишь только на востоке показалась заря, Колетта, не смыкавшая глаз, посмотрела на горизонт. О, радость! На западе виднелась масса темных туч. Слишком привыкшая к морю, чтобы принять эту массу за простые тучи, она радостно воскликнула:

   - Жерар!.. Мартина!.. Ле-Гуен!.. Земля!.. Земля!..

   Все вскочили. Действительно, там, вдали, была видна земля.

   Несколько минут продолжалось радостное волнение, восклицания, крики, счастливый смех...

   Взялись за весла с новой силой. Вскоре все подробности обозначились. Это был остров, красовавшийся как жемчужина среди голубых волн океана. Середина острова, покрытая густым лесом, выступала из песчаных берегов, на которые набегали пенящиеся волны.

   Жерар и Колетта, несмотря на радость при виде земли, не могли удержаться от горького сожаления, что это был только остров, так как им больше всего хотелось бы пристать к Африке, к которой, конечно, стремились и их родители, и где они надеялись встретиться. Но все же они разделяли счастье своих спутников, и когда наконец киль лодки задел за песок, и их ноги почувствовали под собой столь пламенно желанную землю, брат и сестра обнялись с облегчением.

   Первым долгом все набросились на кокосовые пальмы, росшие совсем близко. Молодой матрос в один миг вскарабкался наверх и набросал оттуда массу орехов к ногам своих спутников. Все стали пить свежее душистое молоко и делить сочную мякоть; в ста шагах журчал ручеек, вода в нем была пресная, и все с наслаждением напились из него. Остров казался необитаемым. Дикие фрукты росли на нем в изобилии; на берегу огромные черепахи отложили свои яйца, которые многие из вновь прибывших принялись высасывать сырыми. Масса птиц летала, никого не пугаясь, вероятно, потому, что еще впервые видела человека. Один из путешественников, пустивший в них камнями, дал им первый урок, что следует бояться присутствия человека.

   После того как все отдохнули, Ле-Гуен, Жерар и другие отправились исследовать остров. Они возвратились только к вечеру и объявили, что остров совсем пустынный, что он имеет около двадцати километров в окружности, что в середине его непроходимый лес, но что местность вообще вполне годится для обработки и удобна для поселения. С небольшого холмика на горизонте к западу виднелась огромная темная стена. Все единодушно решили, что это должна быть Африка.

   И тут же подняли вопрос, ехать ли туда или нет.

   - Но, право, торопиться нечего! - воскликнул один из матросов, Петр Денвер, разваливаясь на песке. - И здесь совсем не худо!.. Не надо чистить медь, не надо мыть палубу!.. Только ешь, пей да спи... просто земной рай!..

   - А потому и я намерен остаться тут, пока меня не вытребуют! - добавил второй матрос.

   - Как! - возразил Жерар. - Значит, мы не можем рассчитывать добраться до Африки?.. Остаться здесь, без всяких сообщений с цивилизованным миром, отрешиться от надежд... Нет, это было бы безумием. Чего же проще переправиться к тому берегу, раз у нас есть хорошая лодка?.. Подумайте, через каких-нибудь двенадцать или пятнадцать часов мы были бы в Африке!

   - Благодарю покорно! - резко ответил Петр Денвер. - Отправляться на поиски большой земли? Разве у нас тут не земля, не все ли равно, велика она или мала?.. Найдем ли мы еще землю лучше этой, с такой массой фруктов, деревьев, рыб и птиц? Лучше удержать то, что имеешь, а не гнаться за неизвестным.

   -_ Но наши родители! - вступила Колетта в разговор, складывая руки. - Если они не погибли, то они отправятся в Африку. И только там мы можем встретиться с ними.

   -_ Найдете ли вы их или нет, до этого мне нет никакого дела! - возразил Денвер. - Если вы рассчитываете таскать меня с собой в поисках их, то ошибаетесь, предупреждаю вас.

   - Ну, что ж! Вам никто не мешает остаться здесь, если вам это нравится, - решительно заявила Колетта - но отчего же желающим не попробовать отправиться в Африку.

   - Та, та, та!.. Моя хорошенькая малиновка... Для такой маленькой птички вы поете слишком громко... Спросите-ка лучше других, что они думают по этому поводу...

   - Хорошо, я согласна! - воскликнула Колетта. - Кто предпочитает остаться здесь?

   - Я! я! я! И я тоже!.. Я!.. - закричали со всех сторон.

   - А! а! вот видите? - сказал Денвер насмешливо.

   - А кто хочет попытаться остановиться в Африке?

   - Я! - заявил Жерар.

   - И я, мадемуазель Колетта. Хотя это и неблагоразумно, но я не расстанусь с вами... - сказал Ле-Гуен.

   - И я, конечно, - проговорила Мартина.

   - И я! - пробормотала Лина, прижимаясь к молодой девушке.

   - Пять против двадцати трех!.. - воскликнул Денвер. - Побита моя бедная девчоночка!..

   - Но те, которые хотят остаться, не могут же удержать нас от поездки. Какое им дело до нас? - спросила Колетта, скрывая свое беспокойство.

   - Гм... А лодка-то? Было бы несправедливо отдать ее вам; она может понадобиться нам самим... Впрочем... мне все равно!.. Я не люблю плавать в таких скорлупках; я уже довольно пожарился на солнце и помучился жаждой среди воды... Денвер останется здесь, пока настоящее судно не возьмет его отсюда... А там делайте, как хотите... Мне решительно все равно, но я не тронусь с этого острова...

   Начался оживленный спор: одни хотели оставить лодку, другие соглашались отдать ее путешественникам. Наконец несколько добрых людей, тронутых волнением Колетты, прекратили разногласие, предложив желающим доплыть до берега, оставить их там, а затем вместе с лодкой вернуться обратно к своим спутникам. Колетта и Жерар так спешили покинуть остров, боясь, что их товарищи по несчастью изменят свое мнение, что уговорили Ле-Гуена отплыть ночью. Сделав наскоро запас бананов, яиц и свежей воды, они снова уселись в лодку; Ле-Гуен, Жерар и еще двое других взялись за весла и стали удаляться от острова, преследуемые насмешками безжалостного Денвера.

   С восходом солнца им оставалось несколько километров до берега, виденного накануне. Низкий, длинный, покрытый лесом и роскошной растительностью, этот берег поразил их при первых лучах солнца. Eго внушительный вид доказывал, что на этот раз перед ними был не остров, а сама Африка - огромный черный материк, почти не тронутый цивилизацией, находящийся во власти варварства, зверства, невежества... и здесь-то бедные дети мечтали пуститься на поиски своих родителей!..

   К десяти часам утра они подъехали к земле. Волны гнали их к берегу с неимоверной силой. По совету Ле-Гуена, они ухватились за борт шлюпки, чтобы их не снесло, но вот вал отбросил их в бухточку, на берегу которой стояли гиганты-деревья, дугообразные корни которых расползлись в воде.

   Воздух здесь был особенный, напоенный пряным, одуряющим запахом, который они почувствовали еще в море и который Ле-Гуен и матросы назвали "запахом Африки".

   Наконец они причалили и выскочили из лодки. Теперь они на большой земле. Первая часть их путешествия пройдена. Но куда именно попали потерпевшие крушение, никто не знал, и спросить было не у кого. Они были окружены великанами-деревьями с громадными корнями, невиданной доселе растительностью: пальмами с фруктами, гвоздичными кустарниками, манговыми деревьями с переплетающимися между ними лианами. Почти везде берег был обрамлен громадными алоэ, точно ограждавшими его от чужеземцев; деревья с громадными шипами, ядовитые молочайники и масса всевозможных кустарников, образовавших сплошную стену, придавали этому берегу далеко не гостеприимный вид... Но это была земля, это была Африка!.. Это был первый шаг к Трансваалю, куда, несомненно, стремятся все члены семьи, пережившие катастрофу...

   А потому брат и сестра радовались от всего сердца, вступив на эту неизвестную землю. Они искренне благодарили людей, привезших их сюда. Последние приготовились к отдыху, в котором они так нуждались; затем, подкрепив силы и пожав в последний раз руки своим покидаемым товарищам, сели в лодку и поехали обратно к острову, который смутно виднелся на горизонте, точно большое пятно аспидного цвета.

  

   - Ну, что нам теперь делать? - спросил Жерар, прерывая молчание, напавшее на путешественников после исчезновения лодки.

   - Надо посоветоваться сначала! - ответил Ле-Гуен, усаживаясь на песок и очищая банан, который он принялся есть. - Вы желаете, насколько я понял, мадемуазель Колетта, и вы также, мосье Жерар, отправиться в Трансвааль, где надеетесь разыскать своих достопочтенных родителей?

   - Да, дорогой мой Ле-Гуен, - ответила Колетта. - Так как это была цель нашего путешествия, то, понятно, нам хотелось бы добраться до Трансвааля, куда отправятся и те, кто пережил эту ужасную ночь... - добавила она совсем тихо, закрыв лицо обеими руками.

   - Конечно, и другие остались живы, так же, как и мы, - добродушно сказал Ле-Гуен. - Отчего им помирать, скажите на милость? Если их понесло течением, то наверное их подобрал корабль, который нам попался навстречу; почем знать. Не бойтесь, милая барышня, они живы и здоровы!..

   - Будем надеяться и сделаем все, что можем, чтобы найти их! - вздохнула Колетта. - Господин Вебер тоже ехал в Трансвааль, значит, и он будет там. Все наши старания должны быть направлены к этой цели; там - центр нашей встречи, а так как вы последовали за нами из одного великодушия, добрый наш друг, то и вы отправитесь с нами туда же!

   - Правильно, мадемуазель Колетта!.. Куда пойдете вы, туда же и я за вами, честное слово Ле-Гуена!

   - Теперь надо решить вопрос, как нам туда добраться! - начала Колетта, благодаря улыбкой доброго моряка. - Чтобы нам не заблудиться, а также, чтобы нас заметили с какого-нибудь судна и оказали помощь, - не лучше ли нам держаться береговой линии?

   - Конечно, да! - ответил Ле-Гуен. - Если мы направимся вглубь, где мы не знаем ни одной собаки и нас никто не знает, это все равно, что самим проситься в волчью пасть. Мы наверное заблудились бы, совсем как отряд мальчиков с пальчик.

   - Что верно, то верно, и компас мой тут не помог бы, - заметил Жерар. - Итак, мы идем по берегу...

   - А по вечерам будем останавливаться для ночлега и будем зажигать огонь как маяк... Если будет проходить корабль, то он направится к нам...

   - Просто и ясно как день! - прервал Жерар, подбрасывая свой берет. - Итак, в дорогу! Мы скоро придем в Трансвааль, ты увидишь, Колетта!

   - Разве нам надо войти в этот лес?.. - спросила Лина, испуганный взгляд которой старался проникнуть сквозь непроходимую стену деревьев.

   - Как же, без этого, милая моя, не обойдется! - добродушно ответил Ле-Гуен.

   - Но... львы!.. змеи!.. тигры!.. - бормотала Лина, вытаращив глаза от ужаса.

   - Ге, ге! пожалуй, мы и натолкнемся на них где-нибудь, - сказал Жерар, - только не на тигров, их нет в Африке, не правда ли, Колетта?

   - Нет, вот в Индии их очень много. Но что же делать, Лина, надо быть готовым ко всему. Львы могут напасть на нас, если им это понравится.

   - Это верно! - сказала Мартина. - У нас нет с собой дверей, чтобы запереться от них.

   - Будем внимательно следить, вот и все, - сказал Ле-Гуен. - Кстати, посмотрим, какое у нас оружие. У меня, во-первых, имеется нож, - продолжал он, показывая небольшой ножик с треугольным лезвием, кожаные ножны которого торчали из-под его красного фланелевого кушака. - Затем при мне топорик; я его захватил, когда раздалось приказание капитана садиться в лодку. А мои карманы... Посмотрите-ка, что у меня там... пробочник, платок, несессер с наперстком, нитками и иголками. Итак, нитки, иголки, булавки... раз, два, три, четыре су... монета в пять франков (жаль, что не золото), мешок табака, трут... Ах, черт побери!.. Я забыл мою трубку!.. Вот досада-то!.. Какая жалость!.. Трубка, с которой я не расставался целых пять лет!.. Это, можно сказать, большое несчастье!..

   - Может быть, Жерар смастерит вам другую; он все умеет! - попробовала утешить его Колетта, тронутая печалью доброго моряка.

   - Ах, мадемуазель Колетта, вы думаете, что это так легко - заменить старую трубку; видно, вы тут ничего не понимаете, не в обиду вам будет сказано! - воскликнул Ле-Гуен, грустно поникнув головой. - Но нечего делать... Подумать только, что моя любимая трубка теперь в зубах какой-нибудь акулы!.. Этакий я дурак!.. И о чем только я думал, чтобы забыть мою трубку!..

   - Не горюйте, - сказал Жерар, - я попробую сделать вам другую. А теперь посмотрим, что у меня есть. Во-первых, мой компас. Мой маленький револьвер на шесть зарядов, который мне подарил Генрих в день отъезда; мои часы, монета в десять франков, коробка спичек, носовой платок, норвежский ножик... вот и все!.. Даже пистонов больше нет, нечем заменить их после выстрелов!.. - добавил он, опечалившись.

   - У меня есть ножницы, которые висят на моем переднике, - сказала Мартина, - подушечка с булавками и все, что нужно для шитья, как у Ле-Гуена, мой кошелек, три носовых платка (я всегда запасаюсь ими), вот и все.

   - У меня, - сказала Колетта, - часы, мой золотой кошелечек с монетой в двадцать франков, мой карманный несессер... Но, что я считаю самым важным, - это моя гребеночка, щеточка и ногтечистка!.. Благодаря этому мы не рискуем превратиться в настоящих дикарей... И еще мой платок и перчатки; больше ничего нет.

   - А у меня ничего нет, только ваше манто! - сказала Лина, сконфузившись.

   - Не мешало бы поднять его, это манто, так как от него по кустам тянется королевский шлейф, - рассмеялся Жерар. - Эй, Лина, что если сейчас по нему поползет одна из этих ящериц! - воскликнул насмешливо Жерар и показал на красивую ящерицу изумрудного цвета, по крайней мере в двадцать сантиметров длиной, которая смотрела на незваных пришельцев, высунув свой острый язык. Лина вскрикнула и попятилась назад, но в это время чуть не наступила на огромного паука с желтыми пятнами, точно у тигра; паук убежал вприпрыжку, пока Лина продолжала кричать и пятиться. Жерар и Ле-Гуен так и покатились со смеху. Мартина притянула к себе Лину, вдела нитку в иголку и большими стежками стала подшивать манто, чтобы девочке было удобнее ходить; вдруг Колетта остановила ее.

   - Но ведь она босиком! - воскликнула она. - Как она пройдет по этим кустам?..

   - Да, это невозможно! - сказал Ле-Гуен, - не говоря уже о том, что ее может укусить какая-нибудь гадина...

   - Я дам ей мои гамаши! - предложил Жерар.

   - Нет, они ей будут велики и не защитят ног! - ответил Ле-Гуен. - Предоставьте это мне.

   Он начал собирать большие, толстые и крепкие листья, начинавшие сохнуть, и сделал из них сандалии, которые и прикрепил ребенку к ногам с помощью длинных эластичных трав, зеленых с белыми полосками. В это время Мартина решилась отрезать излишек от манто и выкроила из него высокие гамаши, которые также увязала вокруг ног Лины; эта своеобразная обувь очень забавляла ее.

   - Да! - сказал Ле-Гуен, - теперь она пойдет как мужчина. Ведь правда, моя крошка?

   - О! конечно. И как удобно! По крайней мере мои башмаки не будут жать мне ноги.

   - А когда они истреплются, мы купим новые за ту же цену! - сказал Ле-Гуен. - Ну, теперь все готовы?

   - Все!

   - Ну, так двинемся!

   Прежде чем вступить под темноватый свод деревьев, потерпевшие крушение, обернувшись, бросили последний долгий взгляд на блестящий океан, теряющийся вдали, точно двигающаяся груда сапфиров. Что скрывалось в этом таинственном лесу? Они невольно представляли себе огромные алоэ, сверкающие глаза змеи, незаметно скользившей по земле или обвивавшей ствол дерева. Странный тропический воздух, делавший жару еще знойнее, жужжание мириадов неизвестных насекомых; птицы с разноцветными перьями, летающие, точно живые огоньки, и издававшие монотонный и жалобный крик, вовсе не похожий на нежное щебетанье птичек Европы, - все это носило странный отпечаток дикости, которая произвела бы неприятное впечатление даже и на путешественников при более благоприятных условиях.

   Определив стороны света, двинулись в путь; Ле-Гуен с топором в руке углубился первый в чащу. Местами виднелась узенькая песчаная тропинка, но большей частью путь заграждался густыми кустарниками; иногда растительность делалась такой плотной, что трудно было не потерять совсем из виду океан, который только временами едва просвечивал. Можно было подумать, что здесь не ступала еще человеческая нога. По выходе из светлой бухточки им показалось, что они сразу вступили в непроницаемую мглу; на душе сделалось страшно и тоскливо.

   Куда они шли? Куда их приведет дорога, которую они старались проложить себе в этом лесу? Приведет ли к желанной цели надежда Жерара и Колетты найти их родителей? Пройдут ли они без защиты, лишенные всего необходимого, то огромное расстояние, которое отделяло их от цели? И если они избегнут хищных зверей, укусов змей, если они превозмогут усталость, лишения и болезни, то справятся ли они с дикарями, которые страшнее всех прочих опасностей, вместе взятых?

   Эти невеселые мысли были в голове у всех, хотя каждый старался не говорить о них, боясь напрасно тревожить других, а потому дорога казалась еще мучительнее.

   Путники продвигались с большими затруднениями: им приходилось с помощью ножей и топора пробираться сквозь чащу кустарников и переплетавшихся между собой ползучих трав.

   Вокруг раздавались тысячи таинственных звуков: крики вспорхнувших птиц, жужжание насекомых, резвившихся в воздухе, кваканье лягушек; порой же издали доносилось страшное рычание, от которого все вздрагивали, а Колетта и Лина в испуге прижимались друг к другу.

   Берег повышался, поэтому шествие становилось еще труднее; к вечеру несчастные вышли на нечто вроде лужайки, довольно высоко поднимающейся над морем.

   Все разом остановились, обрадовавшись возможности вздохнуть свободно от душной атмосферы леса.

   - Недурно было бы отдохнуть немножко! - заметил Ле-Гуен.

   - Отдохнуть! - воскликнула Мартина. - И без вас знаем, господин Ле-Гуен, что давно пора сделать это. А то уж я начала думать, что вы считаете нас за странствующих жидов... Я просто не чувствую ног под собой, а взгляните-ка на этих малюток. Они больше и шагу не могут сделать! Отдохнуть!.. Скажите лучше лечь, выспаться, это будет вернее!..

   - Все, что вам будет угодно, мадемуазель Мартина! - с чувством ответил Ле-Гуен, так как еще на корабле добрый парень почувствовал большое влечение к этой славной женщине, и ее присутствие играло немаловажную роль в решимости Ле-Гуена не покидать молодых Массеев.

   - Мы переночуем здесь, если хотите, но прежде надо непременно набрать сучьев для сигнального огня, как говорила мадемуазель Колетта утром... Тем более, что этот огонь послужит настоящим маяком, - нас будет видно с моря на несколько миль...

   - Да, правда, - сказал Жерар, - но сначала посидим немного. Мы еще успеем набрать хворосту, его здесь не занимать, а сейчас я не могу...

   Сказав это, мальчик развалился под высоким деревом, вытянув ноги и закинув руки за голову; он стал зевать во весь рот, как вдруг один корень, на который он облокотился, с резким шипением выпрямился. Остолбеневшие путники поняли, что они все приняли за корень мангового дерева громадную змею, длиной в семь-восемь метров, с плоской, угловатой головой, на которую нельзя было смотреть без содрогания. Жерар тотчас же вскочил на ноги. К счастью, его спасло то, что он наступил на шею пресмыкающегося, голова которого с разинутой пастью оказалась пригвожденной к земле, а потому она и не могла укусить его. Но туловище чудовища вдруг приподнялось и обвилось вокруг ноги мальчика, стиснув его как клещами. Жерар, к счастью, не растерялся и не приподнял ноги, придерживающей голову змеи, которая, извиваясь, все сильнее и сильнее сжимала ему ногу, причиняя невыносимую боль; несмотря на это, он не двигался с места, а только ухватился покрепче руками за ствол дерева.

   Но Ле-Гуен был уже около него. Одним взмахом топора он отсек голову ядовитой гадины так близко от подошвы Жерара, что даже задел за башмак... Туловище змеи зашевелилось в конвульсиях, потом вдруг опустилось, освободив ногу своей жертвы. Жерар от слабости упал в двух шагах от отвратительной головы, все еще опасной. Все это произошло так быстро, что обезумевшие зрители едва успели вскрикнуть. Колетта, увидев, что ее брат спасен, бросилась к нему.

   - Жерар, дорогой мой, ты ранен! Господи, какое горе! - воскликнула она вслух.

   - Нет... Это пустяки, - сказал Жерар, все еще бледный от страшного объятия. - Боюсь только, не сломала ли эта тварь мою ногу.

   - Вам очень больно? - спросил Ле-Гуен.

   - Нет... То есть да... Может быть, она только онемела.

   - Посмотрим, попробуйте встать и поставить ногу на землю...

   Жерар послушался и с радостью почувствовал, что его нога не особенно болела, только в ней ощущались холод и тяжесть.

   - Если бы не вы, дорогой мой Ле-Гуен, - воскликнул он с благодарностью, - меня бы уже не было в живых!.. Бррр... но какая она противная!.. - продолжал он, отшвырнув ногой желтоватую гадину.

   Все столпились вокруг змеи, с ужасом осматривая ее. Лина от страха едва держалась на ногах. Что касается Мартины, то от пережитого волнения при виде опасности, угрожавшей ее мальчику, она точно обезумела...

   - Все это показывает, что нам нельзя больше медлить с огнем! - сказал Ле-Гуен. - Сейчас настанет ночь! Львы, леопарды, дикие кошки, змеи, все эти прелести выйдут на прогулку, и если свет огня не удержит их от нас на почтительном расстоянии, то нам несдобровать...

   - Львы!.. Сохрани нас Бог от них!.. - воскликнула Мартина.

   - Вы думаете, что они тут водятся? - спросила Колетта Ле-Гуена.

   - Еще бы, мадемуазель Колетта! Я полагаю, что их тут целые полчища...

   - А я думала, что они живут только в пустынях! - сказала Лина.

   - А тут разве не пустыня, крошка моя? Настоящая пустыня, только покрытая не песком, а травами и деревьями!.. Один из моих товарищей убил их штук двадцать на африканском берегу... Как доказательство, он потом продавал их по двадцать франков!..

   - А может быть, и я убью хоть одного из моего револьвера? - сказал Жерар, развеселившись такой перспективой.

   - Льва не убьешь из пистолета, месье Жерар. Для этого нужно ружье большого калибра. Эти звери очень злы, говорил мой товарищ.

   - Но тогда лучше было бы остаться в лесу!.. - испугалась Лина.

   - А кто им запретит пойти туда за нами? Нет, нет, давайте-ка лучше собирать хворост для огня!.. Это куда надежнее...

   Все усердно принялись за работу, позабыв об усталости. Вскоре они набрали большую кучу сухих веток, которые разделили на две части; одну из них решено было зажечь, как только стемнеет, а другую оставить для поддержания костра, который устроили на площадке холма, выступающего из земли, и расположили так, чтобы огонь не доставал до окружающей их зелени. Закусив дикими фруктами и чистой водой, путники разожгли костер, который запылал ярким пламенем, освещая вывешенный Ле-Гуеном на верхушке одного из деревьев сигнал, состоящий из четырех платков Мартины, скрепленных углами, так что получилось нечто похожее на флаг.

   Видя, что его спутники изнемогают от усталости, Ле-Гуен объявил, что берет на себя первую четверть ночного дежурства; все остальные, расположившись вокруг костра, вскоре заснули, не заботясь о рычании зверей и реве шакалов, которых Ле-Гуен смутно видел бродящими в тени, с их искрящимися глазами, устремленными с удивлением на огонь. Часа два спустя Ле-Гуен разбудил Мартину, а сам заснул. Продежурив два часа, добрая Мартина с сожалением позвала Жерара, который вскочил и сразу не мог сообразить в чем дело; он подумал, что это колокол в лицее зовет всех спускаться в классы.

   Сначала мальчик удачно боролся со сном и подбавил еще сухих ветвей в костер, но потом, чувствуя, что сон одолевает его, начал ходить взад и вперед, свистеть и даже петь, чтобы удержаться от сна...

   Но все напрасно... сон пятнадцатилетнего мальчика оказался сильнее. В ту самую минуту, когда Жерар повторял себе: "Я не должен спать, мне надо караулить... Наша безопасность зависит от моего бодрствования...", ноги его невольно согнулись, он тихо опустился на землю и заснул крепче, чем когда-либо. Солнце уже сияло на горизонте, освещая алмазные капли росы, висевшей на зелени. Наши путешественники все еще спали, как вдруг их разбудил крик дикарей. Они все разом вскочили, не понимая, в чем дело.

   Их окружили со всех сторон ужасные черные лица. Около тридцати полунагих мужчин, вооруженных длинными копьями, смотрели на них с жадным любопытством, толкая друг друга, чтобы лучше разглядеть, и при этом испускали какие-то дикие гортанные звуки, жестикулировали, кричали, говорили все разом на непонятном наречии.

   Ле-Гуен и Жерар хотели схватиться за оружие, которое они положили подле себя. Но оказалось, к их великому огорчению, что от них уже все было отобрано.

  

   Чернокожие, обступившие путешественников, принадлежали к одному из самых безобразных племен - сомали. Благодаря длинным черепам, низким лбам и необычайной худобе тела, они производили крайне неприятное впечатление. Особенно поражали взор их необыкновенно большие животы, что зависело, конечно, от пищевого режима, которого придерживались почти все их соотечественники: в обыкновенные дни - настоящий пост, а при удобном случае - настоящие оргии, а может быть, на них влияло постоянное употребление в пищу сырых трав, которые образуют вздутие живота.

   Большинство из этих людей разукрашивали себя кружками и черточками, которые они вырезали на лице и закрашивали; эти раны придавали им еще более отталкивающий вид. Часть дикарей носила простые передники, на других же были плащи, перекинутые через левое плечо и заходившие под правую руку. Плащи эти были сделаны из тяжелой материи, украшенной внизу яркими цветами и сделанной, как узнали впоследствии, туземными женщинами. Их костюм заканчивался обручами, надетыми на руки и на ноги.

   Среди дикарей особенное внимание привлекал молодой человек лет двадцати, как бы затянутый в трико, - до того густо он был разрисован татуировкой с головы до ног. Этот высокий и здоровый юноша был симпатичнее всех своих спутников; одна его нога была выкрашена длинными желтыми и красными поло