Буссенар Луи Анри - Приключения в стране львов, Страница 6 - Книги

тон.

Это было трудно. Потребовались чудеса дипломатического искусства и ужасающее количество рома, чтобы хорошенько допросить Сунгойю.

Медальон, действительно, находился у него. Он обокрал путешественницу без всяких угрызений совести. Когда негром овладевает жадность, он теряет всякое нравственное чувство.

На эту вещицу он, впрочем, смотрит, как на могущественный талисман, благодаря которому супруга жандарма избавилась от обезьяны, а он, Сунгойя, отвоевал себе престол.

Во всем этом он сознался парижанину, будучи безобразно пьян, и все-таки до талисмана не только не позволил дотронуться, но даже и взглянуть на него не дал.

Медальон висел у него на шее, на цепочке, в кожаном футляре.

От одного чужого взгляда он мог утратить свою чудодейственную силу.

Фрикэ нужно было взять его в руки хоть на одну секунду, чтобы вытащить из него лотерейный билет, имеющий большую ценность. Хотя он и не имел причин быть особенно довольным госпожой Барбантон, все же считал своим долгом содействовать отысканию пропажи.

Он стал следить за Сунгойей, решив при первом же удобном случае вытащить из медальона содержимое, саму вещь оставив негру.

Случай не замедлил представиться.

Однажды Фрикэ сидел с Сунгойей и по обыкновению спаивал его пивом и ромом. Чтобы не возбудить подозрений в чернокожем монархе, Фрикэ делал вид, что тоже пьет: всякий раз подносил стакан ко рту и выливал себе за рубашку. По окончании выпивки он пошел к себе переодеться после душа из алкоголя, как вдруг его остановили бешеные вопли, раздавшиеся со всех сторон.

Часовые с передовых постов отступали с криком:

- К оружию!.. Неприятель!..

Селение зашевелилось, наполнилось движением и шумом.

Черные ополченцы в относительном порядке собрались на указанных местах. Появился сам Барбантон в полной форме, важный, торжественный, на целую голову возвышаясь над толпой.

Так как все распоряжения на случай атаки были сделаны заранее, то каждый уже знал, что ему делать, и потому оборона была организована в один миг.

Фрикэ наскоро вооружился скорострельным "винчестером", который в бою гораздо удобнее тяжелых охотничьих ружей, и принял командование над отборным отрядом, чтобы защищать королевскую хижину и священную особу монарха, находившегося в это время в состоянии полной невменяемости. Крики усилились. Сражающиеся перекликались подобно гомеровским героям, треск перестрелки раздавался со всех сторон. Бой разгорался по всей линии фронта. Штурм, к которому давно готовились, начался.

Тут-то и выявился во всем блеске стратегический гений полководца, который в продолжение месяца был душою обороны.

Не будь им сделано известных распоряжений, оказавшихся теперь весьма дальновидными, вчетверо сильнейший неприятель овладел бы столицей без единого выстрела.

Но первый же вражеский натиск был остановлен бамбуковым забором, из-за которого осажденные довольно успешно палили, сами не неся никаких потерь.

Тем временем Фрикэ, будучи, так сказать, в резерве, достал у себя из походной аптечки флакон с нашатырным спиртом, накапал в воду надлежащее количество капель и влил в рот пьяному королю.

Сунгойя вскочил, точно глотнул расплавленного свинца, встряхнулся, потянулся, протер глаза, стал чихать и в конце концов пришел в себя.

В двух словах ему объяснили, что наступила решительная минута. Тут он выказал себя молодцом и собрался принять деятельное участие в спектакле, исход которого, впрочем, волновал его больше, чем кого-либо другого.

Перестрелка как будто стала стихать. Неужели осажденные выдыхаются? И раскатистых команд "генерала" что-то не слышно. Между тем осаждающие кричат все громче, и выстрелы с их стороны участились. Что же это значит?

Неужели какая-нибудь непредвиденная катастрофа изменила положение дел так, что вместо первоначального несомненного успеха случилось поражение?

На войне все так переменчиво, все зависит от случая. Слабо защищенный забор проломлен во многих местах; разъяренные черные демоны со всех сторон врываются в селение. Стрелки Сунгойи отступают в полном порядке, без потерь, и занимают королевский дворец, который Фрикэ непочтительно назвал "правительственной избой".

Число нападающих растет в ужасающей прогрессии.

Дворец защищен хорошо. Обороной командует Фрикэ. Сунгойя рядом с ним - взволнованный, пепельно-серый. Фрикэ его успокаивает:

- Ну, ну, монарх, ободрись. Защищай свою шкуру. Ведь если ты будешь побежден, твоя песня спета.

Около дворца кипит бой. Стрелки не успевают заряжать ружья. Начинается рукопашная. Вдруг раздается знакомый резкий свисток.

Стрелки узнают сигнал, падают на землю ничком. Хрупкие стены дворца словно воспламеняются. Гремит залп сотен ружей! На осаждающих обрушивается целый ураган свинца.

Несколько десятков черных тел валятся на землю, обагряя ее кровью. Раненые корчатся и воют от боли и ярости. Атакующие деморализованы, но скоро оправляются от испуга и снова идут на штурм. Их ведет высокий негр в мундире английского генерала. Это сам низложенный король. Он молодчина: храбр и энергичен. Но лицо его очень уморительно выкрашено в белую краску, а щеки даже в розовую. Имитация белого человека для пущей важности. Он дерется отчаянно храбро и умеет подбодрить своих воинов. Те с безумной отвагой лезут вперед. Они совсем не похожи на выродившихся негров морского побережья. Впрочем, отсюда до берега более пятисот верст.

Защитники дворца стараются изо всех сил. Они поддерживают непрерывный ружейный огонь, но нападающих такое множество, и все прибывают новые и новые силы.

- Эти черные чучела дерутся молодцами,- сам с собой рассуждает Фрикэ.- Мне даже неприятно бить их из ружья, как кроликов. Я вообще не люблю убивать, и если бы дело шло не о спасении собственной жизни, я бы теперь чинно и благородно сидел сложа руки. Черт бы побрал этого жандарма с его побегом и его черномазого приятеля с его престолом и милицией... К черту всю эту поганую лавочку!.. Однако дела наши из рук вон плохи... Между тем у меня нет ни малейшей охоты подставлять свою шею под ножи. Ждать больше нечего. Придется прибегнуть к сильному средству.

Он схватил свои тяжелые ружья, бывшие у него тут же под рукой, принялся расстреливать негров, ломившихся в дверь.

Окутанные облаком порохового дыма, под градом всесокрушающих пуль, нападающие отхлынули в беспорядке.

Вождь попытался повернуть их в наступление, но произошел новый инцидент, довершивший расстройство их рядов.

В тылу вдруг раздался зычный голос "генерала". Барбантон, взяв с собой отборных стрелков, совершил обходной маневр и теперь бегом приближался к месту битвы.

- Пли!..

Нападающие очутились между двух огней. Видя, что сопротивление бесполезно, они побросали оружие и обратились в бегство. Но "генерал" принял меры. На побежденных со всех сторон были направлены ружья. Бежать немыслимо.

Барбантон вложил саблю в ножны, взял в левую руку револьвер и подошел к потрясенному, растерявшемуся вождю разбитой армии.

Схватив его по-жандармски, правой рукой за шиворот, он объявил:

- Вы мой пленник... И вы, солдаты, долой оружие! Сдавайтесь, а не то хуже будет. Я не могу ручаться ни за что.

Глава XV

После победы.- Пословица неверная.- Пленники.- Недостойное обращение.- Массовое избиение.- Бесполезный протест.- Друзьям все это кажется отвратительным.- Приготовления к отбытию.- На другой день после избиения.- Негр находит, что у белых делается то же самое.- Дипломатия дикаря.- Сунгойя собирается угостить своих воинов слоном.- Великие полководцы не любили охоту.- Барбантон тоже не любит.- Поиски.- Нет слона! - Похищен змеей.

Сделанный Барбантоном обходной маневр решил исход битвы. Сунгойя торжествовал. Победа была тем полнее, что соперник его сам попался в плен.

Взял его сам "генерал", собственноручно.

Числа убитых никто не знал, да об этом и не заботились.

Все внимание победителей было сосредоточено на пленных. Их было около пятисот человек, в том числе много раненых. Обезоруженные, крепко связанные, они валялись на солнцепеке, точно скот, назначенный на убой.

Фрикэ и жандарм не без тревоги задавались вопросом о том, что с этими несчастными сделают.

Победители пока лишь утоляли жажду, поглощая неимоверное количество пива.

Сунгойя, после одержанной победы окончательно укрепивший свою власть, как бы поставил себе целью опровергнуть пословицу,- конечно, неверную, как и большинство их,- будто бы "благодарность есть добродетель негров".

На европейцев, оказавших ему такую сильную поддержку, он почти и не глядел.

- Каков болван! - ворчал Фрикэ.- Дует пиво, а нам ни слова благодарности, даже ни единого взгляда.

- Да, он что-то не особенно предупредителен с нами,- согласился Барбантон.

- Это с его стороны довольно гнусно. Я вовсе не претендую на титул герцога для вас или для себя, но сказать "спасибо" не мешало бы. Впрочем, чего же ждать от этих черномазых? Все они дрянь страшная.

- Боже мой! Что такое они хотят делать?

- У меня мороз пробегает по коже.

Сунгойя отдал приказ, который взволновал всех его подданных. Даже самые отчаянные пьяницы перестали пить.

Все бросились к пленным, подтащили их к забору и привязали стоя к кольям. Несчастные, несмотря на крайне грубое и жестокое обращение с ними, вооружились гордым терпением и не издали ни одного стона.

Все было сделано с невероятной быстротой. Сунгойя объявил, что пленных сначала накажут розгами женщины и дети.

Этого объявления, очевидно, все ждали. Оно было встречено дикими криками. Из хижин, вопя и сотрясая палками, высыпала целая армия отвратительных мегер и противных маленьких уродцев с толстыми животами и тонкими ногами.

На пленников посыпался град ударов. Несчастные корчились, скрежетали зубами, выли, как звери, обдираемые заживо.

Терпению человеческому есть предел.

Победители тем временем оттачивали свои дрянные сабли, одобрительным хохотом поддерживая истязателей.

Фрикэ и Барбантон в страхе догадывались...

Покрасневшие от крови палки ложились на спины истязуемых все реже и реже. У истязателей устали руки.

Сунгойя дал знак. Они остановились и стали отдуваться. Посудины с пивом пошли кругом. Стар и млад, все с жадностью упивались пьяным напитком.

Воины покрепче, то есть не раненые и не очень пьяные, подошли с поднятыми саблями к забору к измученным, истерзанным, облитым кровью пленникам.

Европейцы поняли. Изверг, которому они сами же помогли одержать победу, собирался отдать приказ о массовом убиении. Этого они выдержать не могли.

Оба бросились к негодяю и принялись уговаривать его, чтобы он не пятнал победы гнусной жестокостью.

- Ты жил с белыми,- вскричал Барбантон,- ты видел, что они щадят побежденных. Убивать пленного - низость, и если ты хочешь править своим народом по примеру белых, ты должен перенимать их обычаи. Я тебе помог одержать победу, проводив тебя сюда, обучив твоих воинов. В награду я прошу пощады этим людям.

- Мой друг говорит дело,- с важностью вмешался Фрикэ.- Пленных нельзя убивать. Если ты это сделаешь, мы сейчас же покинем тебя и призовем проклятие на твою голову.

- Что же мне делать? - возразил плут-король на ломаном французском языке, на котором говорят обычно негры.- Кормить их я не могу - нечем. Нам самим мало. Отпустить их? Они завтра же на меня нападут снова. Продать их в рабство тоже нельзя: вы же сами, белые, этого не позволяете и вешаете тех, кто покупает. Единственное средство кончить с ними - это их убить. На моем месте они сделали бы то же самое. Таков обычай. И вождь должен умереть первым. Всегда нужно убить того, чье место занимаешь. Назад не возвращаются только мертвецы. Вы же, белые, если хотите остаться моими друзьями, не вмешивайтесь в мои дела и уважайте наши обычаи. Я здесь единственный повелитель.

Негодяй взмахнул саблей над низложенным королем и снес ему голову одним ударом.

Это было сигналом.

За каждым пленником уже стоял палач. Одновременно с тем, как Сунгойя взмахнул саблей, на головы пятисот пленников опустилось также по сабле.

Но не все палачи-победители оказались такими ловкими, как их достойный вождь. У многих сабли не перерубили позвонков или врезались выше шеи, в череп. Последовали новые взмахи, новые удары. Слышались стоны, нечеловеческие крики, ужасное хрипенье...

Кровь брызгала из перерезанных артерий, дождем окатывала палачей, обливала землю, забор. Образовалось кровавое болото.

Возмущенные европейцы с отвращением отвернулись и поспешили в свою хижину. Они не присутствовали при дальнейших сценах живодерства, когда вырывались внутренности, а еще трепещущие сердца поедались победителями, опьяненными вином и кровью.

Не желая дольше ни минуты оставаться в обществе таких зверей, европейцы принялись укладываться.

Барбантон, браня себя за помощь, оказанную таким скотам, проклинал свое бегство и объявил, что вернется на яхту, несмотря на присутствие там госпожи Барбантон. Весь воинственный пыл с него соскочил, охлажденный этими потоками крови, этой гнусной жестокостью. Изнанка воинской славы предстала перед ним во всей наготе - и он от души ее возненавидел.

Он проворно скинул с себя мундир, уложил в чемодан, сунул саблю в чехол из зеленой саржи и глубоко перевел дух, сам себя, в качестве главнокомандующего, отправляя в отставку.

Верный сенегалец пришел проведать своих господ. Он давно не видал их и тревожился.

Ему тоже не по вкусу была эта бойня и последовавшая за ней сцена людоедства. Он уже успел достаточно цивилизоваться рядом с европейцами. Поэтому он наотрез отказался, когда ему предложили выпить и закусить. Его отказ вызвал сенсацию и недовольный ропот.

Прочие негры были мертвецки пьяны. Они не годились никуда.

Это было досадно, потому что без них нельзя было обойтись: требовались носильщики и, кроме того, гребцы, потому что европейцы решили возвращаться домой речным путем. Пришлось отъезд отложить.

Настала ночь.

Они поужинали на скорую руку рисом с овощами, испеченными в костре, и легли спать. Сон был тревожный, кошмарный. На всякий случай они даже положили около себя винтовки, но за ночь ничего особенного не случилось.

Взошедшее солнце осветило поселок, успевший принять почти обычный вид. Трупы были убраны. О битве и бойне напоминали только опрокинутые кое-где хижины, выломанный забор, следы пуль на деревьях и обширные лужи крови, не успевшие просохнуть.

Сунгойя, протрезвевший, но сильно помятый с перепоя, заглянул навестить своих друзей-французов.

Он облачился в английский генеральский мундир, тот самый, который был вчера на его сопернике.

Барбантон набросился было на него с упреками за вчерашнее безобразие, но благоразумный парижанин сразу его перебил. К чему бесполезные разглагольствования? Сделанного не воротишь. Находясь в дикой среде, приходится считаться с ее обычаями.

Чем ссориться и спорить, лучше молча уложить свой багаж и уходить, раз не нравится.

Сунгойя увидал сборы в путь и очень удивился. По своей дикарской наивности он никак не подозревал истинной причины спешного отъезда европейцев.

Белые друзья чем-то недовольны? Обиделись на него? За что? Быть может, он чересчур возвысил голос, когда спорил из-за пленных, которым добрые белые люди просили сохранить жизнь. Но ведь это оттого, что он вчера был возбужден - и битвой, и пивом, и ромом. Правда, он казнил всех пленных, но ведь и у европейцев это бывает. Ему рассказывали белые матросы.

- Неправда! - резко возразил Барбантон.- У нас казнят только пленных бунтовщиков.

- Ну, вот видишь,- возразил негр.- Казнят, стало быть.

- Так это не одно и то же. Тут бунт, междоусобица, гражданская война, когда между собой воюют люди одной и той же страны.

- Все белые из одной и той же страны, и все негры из одной и той же страны. Есть земля белых людей и есть земля черных людей. Почему же одних можно расстреливать, а других нельзя? Я этого не понимаю. Во всяком случае, это дело конченное. Не для того я пришел, чтобы спорить без надобности. Я теперь успокоился, обезопасил себя от врагов, и мы можем с вами поразвлечься.

- Покорнейше благодарим,- отвечал Фрикэ холодным тоном.- Нам пора домой, на наш корабль. Мы и так задержались. Наш начальник давно нас ждет.

- Поспеете... а сегодня позабавимся.

- Нам не до забав. Ехать пора.

- Поспеете... а сегодня позабавимся.

- Да что ты все заладил одно? - возразил с нетерпением Фрикэ.- Хуже кукушки! Чем нам забавляться?

- Охотой.

- Охотой?.. Какой?..

- Слоновой.

- Почему тебе в голову пришла слоновая охота?

- Потому что ты великий охотник, и ружья у тебя большие, они бьют по крупным животным. И потому еще...

- Ну? Еще почему?

- Потому что у нас нет провизии. Завтра будет нечего есть, а слона хватит на несколько дней.

- Этакий хитрец король! Так бы и сказал, что хочешь сделать с нашей помощью запас мяса. Очень хорошо. Я согласен. А после того можно будет уйти или нет?

- Можно.

- И ты дашь нам пирогу с гребцами, чтобы доехать до Фри-Тауна?

- Дам, если убьете слона.

- А когда нужно будет его убить?

- Завтра.

- Завтра? Это хорошо. Значит, у тебя есть слон на примете, раз ты так говоришь?

- Я тебя приведу куда нужно с Бабато-генералом.

- Хорошо. Постараюсь добыть для тебя эту мясную гору.

Снарядились и многочисленной толпой пошли в лес, где, по словам Сунгойи, скрывался слон.

Минуты были дороги. Поселку грозил голод. Вся провизия вышла за время, предшествовавшее сражению.

Слона необходимо во что бы то ни стало убить.

Фрикэ далеко не разделял радужных надежд Сунгойи и доказывал ему возможность неудачи. Не потому, что парижанин боялся встречи со слоном, но он заметил, что Сунгойя всю надежду на эту встречу возлагает почти исключительно на могущество своего талисмана.

С позиции разума это было очень наивно.

Что касается Барбантона, то он отнесся ко всему крайне апатично. Ему было все равно. Он шел молча.

Великий полководец, быть может, мечтал о новой славе, обдумывал план завоевания Судана?

Или он переживал из-за кровавого и гнусного эпизода, разбившего его карьеру.

Впрочем, он вообще не был охотником. Все великие полководцы не любили охоту, смотрели на нее как на пустую забаву, недостойную их.

Ни Тюренн, ни Конде, ни Густав-Адольф, ни Карл XII не были охотниками. Ни Фридрих Великий, ни Наполеон.

Они охотились на людей, травили их, избивали, науськивали на них свои армии. Но гоняться за каким-нибудь зверем, тратить на это время - никогда! Заниматься таким ничтожным делом, когда от них зависят судьбы мира!

Как бы то ни было, но только жандарм о чем-то глубоко задумался и молчал, все время не покидая наполеоновской позы No 1, то есть просунув руку между пуговицами мундира.

Углубились далеко в лес, а слоновьих следов нигде не обнаруживалось - не только свежих, но даже старых.

И все-таки Сунгойя уверял, что слон непременно появится. Так сильна была его вера в талисман.

Он то и дело дотрагивался до него руками, не то затем, чтобы убедиться в его сохранности, не то из желания пробудить в нем прежнюю силу, чтобы перенять ее самому.

Фрикэ посматривал на него искоса и думал:

"Хоть бы на эту скотину дерево, что ли, свалилось и придавило бы его хорошенько! Я открыл бы медальон, вынул из него билет госпожи Барбантон, а саму вещь оставил бы, пожалуй, этому плуту, если бы он не до смерти оказался раздавленным".

Солнце закатилось. Сделали привал в лесной чаще, разведя костры во избежание чересчур короткого знакомства со львами, которые всю ночь с рыканьем бродили около огней, своей многочисленностью оправдывая данное этой стране название (Сьерра-Леоне означает "Львиная гора").

Слышно было также ворчанье леопардов, рев горилл, визг гиен и блеянье антилоп, но ни разу - ни вдали, ни вблизи - не протрубил слон, а его звучный металлический глас всегда отличишь сразу, не спутав ни с чем.

Между тем Сунгойя продолжал непоколебимо верить.

Он проспал всю ночь сном праведника, зажавши руками талисман, и утром объявил, что сегодня еще до заката солнца слон будет найден и убит. Белых друзей он посулился угостить таким рагу из слоновьего мяса, какого европейским поварам не приготовить ни за что.

Фрикэ только плечами пожал, насвистывая утреннюю зорю; вскинув на спину большую винтовку, он вместе с Барбантоном занял свое место в самом хвосте отряда. Впереди шел Сунгойя, как и подобает вождю и в то же время двуногой ищейке. За ним гуськом тянулись сперва его приближенные, потом целою толпою чернь и, наконец, оба европейца.

Такой порядок был принят ввиду того, что европейцы стуком своей обуви могли спугнуть зверей, тогда как босые негры шли беззвучно, как ползают змеи.

Фрикэ перестал насвистывать. Он зарядил винтовку Гринера двумя пулями в металлических гильзах, срезал палку для опоры и тронулся в путь.

Барбантон молча шагал, чередуя наполеоновские позы и все что-то обдумывая.

В лесу стояла полная тишина; лишь где-то наверху, в непроницаемом зеленом своде, чуть слышно чирикали птицы.

Вдруг за гигантскими стволами, на которых покоился этот свод, раздался громкий крик ужаса и прокатился по всему лесу. Цепочка всколыхнулась вся от начала до конца и круто разорвалась.

Фрикэ хладнокровно взял ружье на прицел; Барбантон, выведенный из задумчивости, сделал то же. К ним быстрым шагом, но стройно - видно, уроки старого унтера пошли впрок - приближались испуганные люди авангарда.

Старый унтер, глядя на них, чувствовал большое удовольствие.

- Стой! - скомандовал он.

Услыхав знакомую команду, люди разом остановились, как на ученье.

- Что с вами такое? - спросил Фрикэ, призывая себе на помощь все свои познания в наречии мандингов.

- Господин!.. Сунгойя!..

- В самом деле, где же это он? Что с ним случилось? Или гри-гри сыграл с ним какую-нибудь штуку?

- Сунгойя!.. Бедный Сунгойя!.. Такой великий вождь! О, горе!..

- Смирррно!..- прогремел Барбантон.- Нельзя говорить всем вместе. Говорите кто-нибудь один.

Все разом стихло.

- Ну вот. Хоть ты, что ли, номер первый, отвечай и объясни, что такое у вас произошло. Да только без околичностей. Отвечай, как по команде: раз, два! Где Сунгойя?

- Схвачен, утащен.

- Кем?

- Змеей.

- Дело дрянь.

- Позвольте, позвольте! - вскричал Фрикэ.- Я так не согласен. Пусть змея утащила его - ей это ничего не стоит, они здесь громадные, с целое дерево. Но я не желаю, чтобы она его съела. Тогда как же гри-гри?

Глава XVI

Каких размеров достигают змеи.- Каким образом змея унесла Сунгойю.- Фрикэ объявляет, что у него нет рекомендательной конторы для безработных монархов.- Трясина.- Устройство гати.- Барбантон все еще командует, и его слушаются.- Саперы.- Что осталось от черного властителя.- Две ноги и два лоскутка от костюма.- Змея совершает пищеварение.- Смерть змеи.- Громада копченого мяса.- Вместо слонины.- Возвращение.- На реке Рокелль.- На рейде.- Яхта.- Перетянутый флаг.

Самые крупные змеи обоих полушарий, как известно, не ядовиты, как, например, ужи, боа, анаконды, питоны.

Но хоть у этих змей и нет ядовитых зубов, наносящих смертельные раны, однако они очень опасны благодаря своей огромной мускульной силе. Опасны даже для крупных млекопитающих.

К счастью, эти чудовища редко выползают из непроходимых экваториальных лесов и вязких болот, не доступных человеку.

Какой величины достигают эти змеи? Приведем несколько примеров из достоверных свидетельских показаний.

В 1866 году капитан Кэмбден убил в окрестностях Сьерра-Леоне питона, длиной в 28 английских футов, то есть в девять метров восемь сантиметров, при сорока сантиметрах в диаметре (у желудка). Несли его потом шесть человек. Капитану посчастливилось сделать из змеи превосходное чучело. Теперь оно находится в Лондоне в частном музее.

Капитан Фредерик Буйе рассказывает о жандармском унтер-офицере в Гвиане, который был изувечен напавшим на него громадным ужом. Этого ужа, впрочем, ему удалось убить. Чудовищный гад был двенадцати метров длины.

Жандарм остался жив и в 1880 году служил смотрителем маяка в Илэ-лэ-Мере.

Путешественник Эмиль Каррэ, исследователь Амазонки, наблюдал водяную змею анаконду, живущую в Амазонке, длиной в двенадцать метров шестнадцать сантиметров при шестидесяти сантиметрах в диаметре. Семь человек насилу могли ее перевернуть.

Французский путешественник Адансон, пять лет путешествовавший по Сенегалу, видел страшных питонов от тринадцати до шестнадцати метров длины и от шестидесяти пяти до восьмидесяти сантиметров в диаметре.

Сам пишущий эти строки, путешествуя в 1880 году по реке Марони в Гвиане, остановился однажды у гостеприимных индейцев аруагов. В хижине вождя он увидал очень странную скамейку и вскоре рассмотрел, что она сделана из позвонка змеи. Позвонок был сорока шести сантиметров в диаметре.

Индеец ни за какие деньги не согласился уступить табурета, потому что последний входил в состав колдовского арсенала.

Какой же человек, какое же животное в состоянии сопротивляться, когда его обовьет эта громадная спираль из холодного, крепкого тела, стиснет, задушит, изомнет, раздавит и превратит в бесформенную массу мускулов, костей, кожи и внутренностей? Притом же нападает змея всегда предательски, украдкой, застигая врасплох.

Встреча с крупным диким зверем не так опасна. Там возможна защита, борьба и надежда на успех.

Сунгойя, разумеется, погиб, раз его утащила змея. Очевидцы события передавали, что змея была громадной величины. Таких они еще не видывали ни разу.

Барбантон скомандовал:

- Вольно!..

К неграм сразу вернулась их обычная болтливость. Они принялись обсуждать событие на все лады. В особенности их смущало то, что они остались без короля.

Если бы Сунгойя не убил того, другого, то можно было бы столковаться.

- Что же я могу для вас сделать? - сказал серьезным тоном Фрикэ.- В короли к вам идти сам я не могу, и рекомендовать мне некого. У меня нет рекомендательной конторы для безработных монархов. Обратитесь к вашему генералу, хотя он, после неудачного опыта с одним правителем, едва ли пожелает взять на себя поставку вам другого. Но довольно шутить. Хоть я и не особенно интересуюсь вашим Сунгойей, но все-таки мне нужно его отыскать. Змеиный след, наверное, остался. Покажите мне место, где это произошло. Скажите, генерал, что с вами? Вы словно воды в рот набрали.

- Мне жаль своих трудов. Эти люди скоро забудут, чему я их выучил.

- Так оставайтесь у них. Довершите их военное образование. Станьте у них королем. А не то объявите республику и назовитесь президентом.

Барбантон тяжело вздохнул и молча пошел рядом с другом.

Пожалуй, ему ничего другого и не оставалось делать.

Фрикэ вскоре достиг места катастрофы и попытался домыслить, как это произошло. На земле, поперек дороги, по которой шел отряд, лежало упавшее дерево. Сунгойя перепрыгнул через него и свалился на другое, лежавшее рядом. Но вдруг это второе дерево выпрямилось с громким свистом, в один миг обвилось вокруг несчастного негра, который успел только прохрипеть, и увлекло его в лес.

Дерево оказалось громадной змеей.

След ее был хорошо виден на топкой почве; он был вдавлен полукругом, точно тут тащили круглое бревно или мачту. Но след пропадал в жидкой трясине, идти по которой было невозможно.

Но Фрикэ упорствовал. Топко, нельзя идти? Можно устроить гать из камышей и ветвей деревьев. Не оставлять же на произвол судьбы змею, которая только что проглотила человека с тремястами тысячами франков на шее.

Негры поняли желание Фрикэ. Они нарезали камышей, которые росли в изобилии по краям болота, связали их в пучки и принялись устилать ими трясину по змеиному следу.

Сначала они работали усердно, и камышовый настил протянулся на довольно значительное расстояние. Но вот им или надоело работать, или начала страшить встреча со змеей, только трудиться они стали все ленивее, и, наконец, работа совсем прекратилась.

Но это не входило в планы Барбантона.

Видя упорство своего друга, хотя и не понимая причины, по которой ему так понадобилась змея и ее жертва, он громко скомандовал:

- Стройся!.. Стой!.. Смиррно!..

Негры повиновались, как на ученье. Барбантон умел командовать, умел влиять на этих чернокожих и подчинять их своей воле. Они боялись блеска его серых глаз и слепо повиновались ему.

Он объяснил им частью, как умел сам, частью через переводчика-сенегальца, что от них требуется беспрекословное повиновение... Работа необходима, а стало быть, и обязательна. Пусть они работают по-военному, а не то...

Что "не то"? Что он мог сделать?

Барбантон забыл, что сам же вышел в отставку, что его генеральское прошлое рассеялось, как дым, что ему даже опереться не на кого, так как король, который облек его властью, больше не существует. И все-таки он приказал - и его послушались. Встав во главе отряда, Барбантон скомандовал:

- Марш!..

Пехотинцы превратились в саперов и двинулись в болото за своим командиром.

Работа снова закипела. Гать настилали и двигались по ней вперед. Но вот Фрикэ увидал перед собой примятый на большом пространстве камыш, словно тут прошло целое стадо гиппопотамов.

Он первый ступил на это место и вскрикнул от удивления. Перед ним шагах в пяти или шести лежали две черные ноги, покрытые роем разноцветных мух. Повыше колен виднелись два красных лоскутка - очевидно, то были остатки генеральского мундира, в котором щеголял Сунгойя.

Остальное тело было проглочено змеей.

Сама она находилась тут же на виду и доглатывала черного короля. Она его измяла, превратила в тесто, смочила всего слюной и начала глотать с головы. Операция была окончена на две трети. Оставались не проглоченными только ноги.

Что за страшилище! Какая голова! Какое туловище! Какие громадные размеры.

Фрикэ много видел, много читал на эту тему, но никогда не представлял себе ничего подобного.

В эту минуту змея была совершенно не опасна, потому что вся была набита пищей так, что могла даже лопнуть.

Процесс пищеварения еще не начался - тогда змеи впадают в полное оцепенение. Но челюстями уже действовать она не могла.

Зубы у змей, как известно, загнуты назад, так что, когда она ухватит крупную добычу, то не может от нее избавиться иначе, как проглотивши ее целиком, а процесс заглатывания совершается не сразу. Случается, что крупное животное, покрытое мухами, уже начинает разлагаться в той части, которая еще не проглочена змеей и не находится в ее пасти.

Фрикэ глядел на змею спокойно, с холодным любопытством. Жили в этом страшном пресмыкающемся только одни глаза - круглые, черные, маленькие, подвижные, как у птицы. Длинное тело медленно извивалось, совершая глотательные движения.

Но змея могла убить и хвостом. Поэтому Фрикэ решил покончить с ней. Приказавши всем отодвинуться, он спокойно подошел к ней, прицелился из винтовки и выстрелил.

Сквозь дым парижанин увидал, как что-то вдруг выпрямилось, словно мачта, и сейчас же рухнуло в трясину.

Бултых!.. Во все стороны полетели липкие, вонючие брызги. Фрикэ разглядел, что у змеи прострелен насквозь затылок. Шейные позвонки перебиты. Конечно, она была сражена насмерть сразу, но все-таки нашла силы на миг судорожно выпрямиться и только тогда уже упала. Такова их живучесть.

Парижанин стоял и смотрел на чудовищное пресмыкающееся, половина которого была погружена в ил.

Он позвал Барбантона, который сейчас же подошел со всеми неграми.

- Взгляните, жандарм, какого я червячка застрелил. Недурен, а?

- Да, она должна весить не меньше квинтала! {Центнер, или 100 кг.}

- А длина - не меньше двенадцати метров.

- И толщиной с бочку. Что же с ней делать?

- Ваши негры привяжут к ее шее лиану и вытащат из трясины, а кожу мы сдерем и подарим господину Андрэ... Мяса тут будет около ста килограммов. Не желают ли подданные Сунгойи взять его себе вместо слонины? Кажется, они едят змеиное мясо. Предложите им.

- Хорошо. А как быть с трупом Сунгойи?

- Я сам вытащу его из змеи, и потом мы его похороним.

- В этом я вам не помощник. Мне противно. Я не выдержу.

- Все зависит от нервов. Мне это нипочем.

Фрикэ подошел к мертвой змее, выломал ей тесаком челюсти, раздвинул их посредством деревяшки и вытащил тело Сунгойи. Черты лица еще можно было узнать.

На шее несчастной жертвы висел медальон в кожаном мешочке. Фрикэ оборвал цепочку и спрятал медальон в карман.

Более ему, в сущности, ничего не было нужно.

...Тело своего короля негры без дальнейших церемоний закопали в ил, а змею лианами вытащили из болота. Парижанину они помогли содрать с нее кожу, а мясо разрубили на куски, закоптили и унесли к себе в поселок.

На несколько дней они теперь были обеспечены продовольствием.

Фрикэ собрался домой. Мандинги очень упрашивали его и "генерала" остаться у них, но, разумеется, безуспешно.

Отъезжающие выбрали себе крепкую, просторную пирогу, устроили на ней навес из листьев, велели перенести в нее свой багаж и решили тронуться в путь в тот же день.

Три негра и сенегалец, из сухопутных капитанов, разжалованный в простые гребцы, заняли свои места, и вот все шестеро уже быстро мчались вниз по течению реки Рокелль.

Через четыре дня они вступали на Фритаунский рейд.

Барбантон по известным причинам не желал появляться на яхте, поэтому пироге было велено причалить к верфи, несмотря на то, что всюду еще развевался зловещий желтый флаг - на сигнальной мачте, на казармах и на больнице.

Вдруг Фрикэ вздрогнул и тревожно вскрикнул.

- Что с вами, дитя мое? - спросил Барбантон.

- Посмотрите! - отвечал юноша, указывая на изящный кораблик, стоявший на якоре в двух кабельтовых.

- Вижу: яхта "Голубая Антилопа". Какая жалость, что мне туда нельзя и что я не увижу monsieur Андрэ!

- А что на мачте? Видите?

- Боже!.. Проклятый желтый вымпел!.. Болезнь проникла на яхту!

- Не только это. Неужели вы не замечаете траурных лент на реях и приспущенного национального флага? На яхте покойник.

Тревога овладела в равной мере обоими. Барбантон уже не желал высаживаться на пристани. Он указывал гребцам на яхту и кричал сдавленным голосом:

- К яхте, ребята! Живей!..

Через несколько минут они уже на борту - запыхавшиеся, расстроенные. И видят торжественную, но мрачную и тяжелую сцену.

Глава XVII

Гроб на яхте.- В тоске и тревоге.- Жертва эпидемии.- "Прощай, матрос!" - В период отсутствия двух друзей.- Что делала madame Барбантон, покуда "генеральствовал" ее муж.- Самоотверженность.- Раскаяние.- Фрикэ отдает медальон по назначению.- Он пустой! - Жандарм сознается в краже с благими намерениями.- Два выигрыша.- Отъезд домой.

Происходящее на палубе яхты представляло, действительно, драматическую, потрясающую картину.

В кормовой части на палубе выстроился в две шеренги экипаж в угрюмом безмолвии. Перед строем, ближе к рулю, был установлен узкий длинный ящик, прикрытый национальным флагом. То был гроб. Подле него стоял капитан.

Фрикэ и Барбантон обмерли, не видя monsieur Андрэ. Невыносимая тоска и тревога овладели ими обоими. Но через минуту оба облегченно вздохнули.

Страшный кошмар рассеялся.

О, эгоизм дружбы! Они увидели бледное лицо самого monsieur Андрэ, поднимавшегося по лестнице на палубу. Он едва мог ходить, но все-таки счел себя обязанным отдать покойнику последний долг.

Он жив!

Они готовы оплакивать того, кого уложила в гроб безжалостная смерть, но - слава Богу, что это не monsieur Андрэ. Это было бы ужасно!

- Неужели это она умерла, а я с ней и не помирился перед смертью? - проговорил жандарм тихо.

Андрэ подошел к гробу, снял шляпу и, обращаясь к матросам, произнес такую речь:

- Я счел своим долгом лично проводить в последний путь останки нашего рулевого Ива Коэтодона, унесенного эпидемией. Нам приходится хоронить на чужбине нашего бравого товарища, но его могила не будет забыта. Я позабочусь о том, чтобы она содержалась в порядке. Увы! Это все, что я могу сделать. На всю жизнь останется нам памятной несчастная стоянка в Сьерра-Леоне, и в своих сердцах мы воздвигнем жертве долга памятник, который будет прочнее пышных монументов с громкими надписями. Прощай, Ив Коэтодон! Прощай, матрос! Ты умер честной смертью. Мир праху т