Уэдсли Оливия - Песок

лись.

   Оскорбленная гордость заговорила в Каро, наполнив ее сердце нестерпимой болью. Ее душа рвалась к нему, но он был так холоден с нею.

   Единственным утешением для нее было то, что он не мог подозревать о чувствах, волновавших ее.

   Как она была безрассудна в те солнечные летние дни, которые она провела вместе с Сфорцо в Париже! Она поняла теперь, что он не был ей безразличен. Она никогда не сможет забыть эти золотистые и голубоватые дни, как не забудет сладкого запаха жасминов, которые Сфорцо приносил ей так часто. Но и тогда он был сдержанно вежлив и рассеян, а теперь он относился к ней с холодным безразличием.

   "Пусть! Мне все равно", - думала о нем Каро с горечью.

   Она чувствовала себя несчастной. Новое счастье Джона, его веселое настроение, которое он испытывал при мысли о предстоящем разводе, даже не стараясь скрыть своих настоящих чувств, оскорбляло ее. Каро давно уже не любила его, но воспоминания об их прежней счастливой жизни были ей бесконечно дороги, и его бессмысленный эгоизм и невнимание к ней возмущали ее.

   Одиночество и пустота жизни пугали Каро. Она жалела, что оставила Париж и общество Тэмпестов. Она решила вернуться туда, а потом уехать в Англию, где у нее было много друзей. Свет был велик, и где-нибудь она сможет найти новое счастье, начать новую жизнь.

   Каро подошла к окну, стараясь спокойно обдумать положение. Может быть, она слишком многого требовала от жизни и людей, и потому она ни в чем не находила удовлетворения и не была счастливой. Она подняла руки к вискам: "О, я не знаю", - прошептала она с отчаянием, готовая заплакать. Пять лет тому назад она верила, что любовь Джона составляла все ее счастье. Теперь все прошло безвозвратно.

   "Все проходит, - думала она. - Все".

   Громкий зов муэдзинов раздался в тишине, возносясь к темному, бездонному небу.

   Каро очнулась и с глубоким вздохом отошла в глубь комнаты.

   Каро открыла глаза.

   Золотые полосы света падали через открытые окна на высокие вазы с бледно-розовыми орхидеями. Сариа бесшумно двигалась по комнате, приготовляя для Каро платье из золотистого муслина, чулки такого же цвета, бронзовые туфли и желтую соломенную шляпку с зеленой отделкой. Каро лениво следила за ней. В воздухе носилось благоухание духов, и легкий ветер врывался в открытое окно.

   - В такой чудный день должно произойти что-нибудь приятное, - медленно сказала Каро.

   - Конечно, - согласилась Сариа, обрадовавшись хорошему настроению Каро.

   Последние дни она была такой печальной. В начале замужества Каро Сариа радовалась их браку: оба были такие молодые, счастливые и радостные. Но вскоре Сариа разочаровалась в Джоне и возненавидела его, узнав о его похождениях. Теперь, наконец, все кончено, раз навсегда. Для ее госпожи начиналась новая жизнь.

   - Я хотела бы поехать посмотреть пирамиды и сфинкса, - сказала Сариа. - Говорят, это так интересно и поучительно.

   Каро согласилась с ее мнением; закурив папиросу, она подумала о том, что Гамид обещал ей показать сфинкса.

   - Принц эль-Алим собирается повести меня ночью к пирамидам, - сказала она рассеянно.

   Сариа неодобрительно на нее посмотрела, но ничего не сказала.

   - Я думаю, что пора вставать, - заметила Каро.

   Одевшись, она спустилась вниз на террасу, раскланялась с некоторыми случайными знакомыми и села у столика, когда на прекрасной лошади подъехал Гамид эль-Алим. Он легко спрыгнул с седла, взбежал по ступенькам и подошел к Каро, улыбаясь.

   - Знаете, у меня новый план, - сказал он, поздоровавшись с ней и усаживаясь около нее. - Один из моих друзей уезжает в Персию по делам и сообщил мне, что на время своего отсутствия сдает свою виллу внаем. Вилла находится около Люксора, в прекрасном месте, среди апельсиновых рощ и садов роз. Когда Мир Джоким сообщил мне об этом, я вспомнил, что вы сможете воспользоваться его предложением. Я позабочусь о том, чтобы устроить ваш переезд. Вы можете поехать по Нилу на моей барке, если пожелаете. Вы сможете увидеть настоящую пустыню, о чем вы так мечтали, и будете себя прекрасно чувствовать на вилле "Зора".

   - Какое странное название, - сказала Каро, повторяя его.

   Гамид закурил папиросу.

   Держа горящую спичку в руке, он посмотрел на Каро и продолжал:

   - В вилле есть все удобства современного комфорта и, конечно, целый штат прислуги.

   - Мне кажется, что мне не совсем удобно будет жить там одной с моей горничной, - нерешительно сказала Каро.

   Гамид рассмеялся:

   - Конечно, решайте сами. Но вы бы жили одна в какой-нибудь вилле, около Сорренто, например, или в другом месте? Почему же вы не можете сделать этого здесь? У вас будет проводник, и я всегда смогу приезжать к вам, чтобы сопровождать вас во время путешествий по пустыне. Мы сможем вместе ездить верхом.

   Он глядел на оживленную улицу. На его лице было какое-то странное выражение насмешки и нетерпения.

   - Я думал, вам понравится мой план, - сказал он с сожалением. - Я так на это надеялся.

   Он подождал минуту и произнес медленно, с заметным сомнением и ожиданием в голосе:

   - Поезжайте.

   - Я бы очень хотела. Вы себе не можете представить, как меня прельщает ваше предложение.

   - Вы должны поехать, вы поедете, - сказал Гамид с такой сдержанной силой, что его голос дрогнул. - Подумайте о глубоком покое, о красоте, которые ожидают вас там, в пустыне.

   Каро нравились прелестные виллы на берегу Нила. Она всегда мечтала поселиться в одной из них, проехаться на барке по Нилу, увидеть пустыню. Непреодолимое очарование нового и неизведанного влекло ее туда, особенно теперь, в этот час, когда все, заполнявшее до сих пор ее жизнь, безвозвратно ушло в прошлое.

   "Да, я поеду, я хочу поехать", - подумала Каро. Не пригласить ли кого-нибудь из знакомых женщин поехать с ней? Но это испортило бы всю прелесть этой поездки, а она так хотела предпринять ее. И, в конце концов, почему же нет: она была свободной, никто не вмешивался в ее жизнь!

   Горькое разочарование проснулось в ней, когда она вспомнила о своем одиночестве.

   Она обернулась к Гамиду:

   - Я очень хочу поехать на виллу "Зора", и было бы глупо с моей стороны медлить решением. Благодарю вас за предоставленную мне возможность.

   - Прекрасно! - воскликнул Гамид. - Теперь поговорим о подробностях. Когда вы поедете? Отправить ли мне теперь телеграмму? Я должен предупредить обитателей виллы.

   Гамид строил планы, написал нужные телеграммы и заметки.

   Теперь, когда Каро приняла решение, она радовалась предстоящему отъезду. Они позавтракали на террасе и, когда подали белое вино и замороженные фрукты, снова заговорил о пустыне, о Ниле, о доме, лежащем посреди садов из роз.

   Когда Гамид ушел, Каро побежала наверх и позвала Сариа:

   - Сариа, нам предстоит настоящее приключение. Мы уезжаем через несколько дней на виллу в пустыне.

   Сариа сдержанно заметила:

   - Я начну укладывать вещи.

   Каро рассмеялась:

   - Сариа, вы чудо и всегда верны себе. Разве вы не рады такому путешествию?

   - Конечно, мадам, - ответила Сариа. - Но почему вы решили предпринять его?

   - Принц Гамид эль-Алим предложил мне поселиться на вилле его друга, которая построена среди апельсиновых рощ и садов из роз и находится на берегу Нила, на границе пустыни.

   - Все преимущества, - холодно заметила Сариа, думая о том, будет ли их сопровождать принц.

   Сариа была слишком откровенна, чтобы не сказать:

   - Мы поедем одни, мадам?

   - Да, конечно, - ответила Каро небрежно. - Но у нас будет проводник и целый штат слуг на вилле.

   - Это будет очень интересно. Я не знала, что в пустыне могут расти розы и апельсиновые деревья.

   - При вилле "Зора" имеется прекрасный сад; ведь берега Нила очень плодородные, - пояснила Каро, словно читая из книги.

   - Да, я слыхала об этом, - ответила Сариа. - Эта вилла построена, по-видимому, в прекрасном месте.

  

   "Конечно, - думала Каро, - не стоит в отеле никому сообщать о моих планах".

   Она никому не сказала об этом, кроме управляющего отелем, которому отдала нужные указания насчет своего багажа.

   Радостное ожидание отъезда омрачило маленькое событие. С дорожной фуражкой в руке вошел в ее комнату Джон.

   - Я слышал случайно, как Фрегори отдавал распоряжения относительно твоих сундуков. Неужели эта правда? Ты собираешься уезжать?

   Каро улыбнулась:

   - Ты, кажется, хочешь поразить меня своей сообразительностью?

   Он сделал нетерпеливое движение.

   - Каро, куда ты едешь?

   - Я еду в пустыню, как тебе известно.

   Джон подошел к ней.

   - Не делай этого, не уезжай, - сказал он.

   Каро с раздражением усмехнулась:

   - Предоставь мне поступать, как мне удобно. Оставь меня, уходи, пожалуйста.

   Он покраснел и отвернулся, но медлил уходить, желая сказать последнее слово в их споре.

   - Я видел тебя вчера в автомобиле с Гамидом эль-Алимом. Я уже предупреждал тебя и предупреждаю снова, хотя заранее знаю твой ответ.

   Он ушел. Дверь захлопнулась за ним.

   В вестибюле Джон встретил Сфорцо и под влиянием мгновенного порыва не мог удержаться, чтобы не сказать ему:

   - Я уезжаю в Англию. Между прочим, маркиз, вы друг Тэмпестов и моей жены, миссис Клэвленд. Я слышал, что она уезжает в пустыню, и нахожу, что это не совсем безопасно. Может быть, вы повлияете на нее?

   - Боюсь, что не смогу этого сделать, - спокойно возразил Сфорцо.

   Ему не нравился Джон, но он ценил в нем некоторые привлекательные черты характера и знал, что Джон к нему хорошо относится.

   - Где ваш брат? - спросил Джон.

   - Он вернулся в свой лагерь, - ответил Сфорцо.

   Джон простился с ним и ушел, рассерженный его холодностью.

   Когда он исчез, Сфорцо сел на свое прежнее место. Он сидел, нагнувшись вперед, сжав нервные, тонкие руки. Так его застала Каро, когда спустилась вниз и вышла из лифта.

   При виде его яркая краска залила ее лицо и так же быстро исчезла. С внезапным сердцебиением и каким-то тяжелым чувством она поняла, что любит Сфорцо. Но ее смущение длилось недолго, она овладела собой. Сфорцо подошел к ней и поцеловал ее руку. Сердце ее снова тревожно забилось.

   "Я схожу с ума", - подумала она с раздражением.

   Холодно, почти резко он обратился к ней:

   - Я слыхал, что вы уезжаете в пустыню, и нахожу это неразумным.

   Вся прелесть их неожиданной встречи исчезла. Его слова вызвали в Каро враждебное чувство к нему.

   - Ничуть, - ответила она, полузакрыв глаза.

   - Это не совсем безопасно, - продолжал Сфорцо.

   Каро улыбнулась:

   - Опасность существует всюду. Я все же поеду.

   - Вы едете одна в сопровождении вашей горничной? - спросил он.

   - Да.

   Она не добавила ничего, и он не хотел ее расспрашивать подробнее. Сфорцо посмотрел на нее, желая что-то сказать, когда в вестибюль отеля вошел Гамид эль-Алим.

   Принц подошел к Каро, улыбаясь и совершенно не замечая Сфорцо.

   - Уже есть билеты, и я нанял проводника. Вы должны выехать сегодня вечером ночным экспрессом.

   Сфорцо посмотрел на него с побледневшим лицом.

   Отвернувшись от Гамида, он обратился к Каро:

   - Разрешите попрощаться с вами.

   У входа он остановился на минутку, и его стройная фигура ярко выделялась в залитом солнцем квадрате открытых дверей. Затем он вышел, спустился по лестнице и исчез в толпе.

   Каро показалось, что с его уходом померк яркий солнечный день. И, чтобы забыть это ощущение, она была особенно любезна с Гамидом, который проводил ее на вокзал, куда явился нагруженный цветами, журналами и газетами для нее. Огромный вокзал был залит светом.

   - Мы скоро увидимся, - прошептал он, склонившись над ее рукой.

   Поезд двинулся и ушел в темноту. Шумное освещенное здание вокзала осталось позади.

  

   С вокзала Гамид поехал в дом своего отца и прошел в свои комнаты, где его встретил отец.

   При виде отца Гамид покраснел от неожиданности. Присутствие старика в его комнатах поразило его. Опустив глаза, он молча слушал, что говорил ему старик.

   Когда Гассейн эль-Алим удалился, он подошел к окну и долго стоял там, пока не явился Азра, его слуга, который принялся раскладывать одежду для своего господина. Гамид подошел к нему и поднял кафтан, расшитый золотом и жемчугом.

   Насмешливая улыбка исказила его красивое лицо.

   - Мой свадебный костюм, - произнес он тихо, с иронией.

   Из соседних комнат доносился звук голосов и смех. Гамид ясно представил себе Фари, которую женщины одевали в гареме для предстоящей брачной церемонии. Сладкий запах благовоний носился в воздухе...

   Фари осталась одна. Она была очень спокойна и счастлива. Она выходит замуж за Гамида; наконец, он будет принадлежать ей одной. В этот день торжествующая радость наполняла ее душу, и она была довольна, что смеющиеся и болтающие женщины оставили ее одну на некоторое время.

   Пока Азра помогал ему одеваться, Гамид предался размышлениям. Его не тревожила мысль о предстоящей женитьбе. Он был безразличен к Фари и находил ее скучной и бесцветной. Все его мысли принадлежали Каро, стремились к ней, волновали его.

   Представители посольств были приглашены на его свадьбу. Гамид сам разослал приглашения.

   Шагая нервно по комнате, погрузившись в раздумье, Гамид подошел к зеркалу и начал разглядывать себя. В белом одеянии, в тюрбане, украшенном драгоценными камнями, он показался самому себе марионеткой из арабской сказки. Воспоминания о его жизни в Европе всплыли перед ним, затем он снова вспомнил о Каро, и ее пленительный образ заставил его забыть обо всем остальном.

   На рассвете, когда Каро проснулась, поезд все еще шел по выжженной солнцем пустыне. Золотые лучи восходящего солнца пламенели в небе, и в нежных красках раннего утра алел восток.

   С возгласом восхищения Каро поднялась с дивана. Перед ней лежала пустыня - сверкающая, золотистая даль под голубым сводом неба. Она открыла окно, и холодный ветер ворвался в купе. Каро невольно вздрогнула и рассмеялась. Когда наступил полдень, радостное возбуждение Каро прошло. Она устала от возрастающей жары и пыли. Но конец путешествия был близок.

   Еще задолго до захода солнца проводник Гассан сказал, указывая вдаль:

   - Вот там находится вилла "Зора", миледи.

   Каро была в восторге.

   Вилла, построенная посреди цветущих апельсиновых рощ и садов из роз, была поразительно красива. Там были все удобства: прекрасная ванная, красиво обставленная спальня. Каро радовалась, как ребенок, когда в сопровождении Сариа осматривала дом. Во всех комнатах были белые стены, увешанные коврами и драпировками из тонкого вышитого шелка, паркетные полы, бронзовые лампы, диваны с шелковыми подушками, низкие, мягкие кресла и блестящее, дорогое оружие, развешанное повсюду на стенах. Вилла была построена и обставлена в восточном вкусе, что придавало ей особую прелесть в глазах Каро. Кругом были сады с цветущими розами, запах которых наполнял воздух. Когда дул северный ветер, он срывал нежные лепестки роз и уносил их к Нилу; они падали в воду и плыли вниз по течению.

   В полдень ей был подан изысканный обед безупречной прислугой. После обеда Каро ушла в сад, куда ей принесли кофе. Она услыхала голос Сариа, которая в столовой отдавала какие-то распоряжения. Каро с улыбкой подумала, что она и Сариа были единственными белыми женщинами на много миль вокруг. Но она не чувствовала себя одинокой и была довольна своим новым местопребыванием. Все прошлое было позади. Вольный простор вокруг, глубокий покой нравились ей. Но когда наступила темнота, она испытала какое-то смутное беспокойство.

   По Нилу проплыла большая барка, ярко освещенная золотистыми и красными фонарями. С внезапным чувством страха Каро испытала глубокое чувство одиночества, тяготившее ее душу.

   Каро снова вспомнила о Сфорцо. Где он был? Еще в Каире? Почему он приехал туда? Из-за своего брата, наверно. Он приехал повидаться с Робертом. Как медленно летящие птицы, мысли ее неслись к нему. Ему понравился бы сад из благоухающих роз. Она знала его вкусы и наклонности, угадывала их с чуткостью, свойственной влюбленным. Но как мало она знала о нем и как хорошо запомнила его загорелое лицо с резкими, красивыми чертами, волосы, драгоценные кольца на тонких, нервных пальцах. Она снова вспомнила свое первое впечатление, когда она нашла в нем сходство с средневековым рыцарем. Она ясно представляла себе его в костюме времен Ренессанса.

   "Почему я не знала, не поняла тогда, весной?" - спрашивала себя Каро с отчаянием.

   Она вспомнила, как Сфорцо описывал свой дом - построенный в четырнадцатом веке старинный замок со стенами, выложенными резным темным дубом, с высокими потолками, покрытыми фресками. Сфорцо любил свой замок и гордился им.

   С Нила доносились звуки музыки и заглушенного смеха. Над золотистыми берегами реки в темнеющей синеве неба пылали яркие краски заката. Каро вздрогнула от охватившего ее чувства одиночества.

   Когда Сариа ушла, Каро не могла заснуть. Она потушила все лампы, кроме одной, и начала ходить взад и вперед. Снаружи поднялся ветер, легкий и шуршащий, словно однообразная жалоба. Сладкий запах роз доносился в комнату, и, казалось, розы благоухали сильней под знойным дыханием ветра. Удивляясь своей собственной нервности и желая забыть об окружающей пустыне и своем одиночестве, Каро отправилась вниз, чтобы взять там забытую книгу. Неясная высокая фигура поднялась ей навстречу и вышла из тени. Каро вздрогнула и невольно от нее отшатнулась.

   - Я напугал вас, миледи? - услыхала она тихий голос проводника Гассана. - Я сторожу здесь всю ночь. Кругом нет никого, кроме пустыни, - он протянул свою длинную руку, и желтый свет лампы отразился в его темных глазах.

   Он отошел и низко поклонился ей.

   - Миледи хочет посидеть в этой комнате?

   Каро покачала головой:

   - Нет, я только хотела взять книгу.

   Она взяла французскую книгу и, желая услышать человеческий голос, спросила Гассана:

   - Вы уже бывали здесь прежде?

   Глаза араба странно блеснули, и он медленно ответил:

   - Все знают эту виллу, миледи. Леди и джентльмены часто осматривают прелестную виллу "Зора".

   - А почему же ее владелец отдает ее внаем? - спросила Каро.

   Снова какой-то блеск появился в глазах Гассана, и он неопределенно ответил:

   - Я не знаю, миледи.

   Он сделал легкое движение, чтобы удалиться, но Каро не хотела оставаться одна.

   - Чья барка остановилась на противоположном берегу, Гассан? - спросила она рассеянно.

   Гассан развел руками:

   - Это барка перса Мира Джокима, миледи. Он, я думаю, устроил праздник на борту.

   - Но я слышала, что Мир Джоким, владелец виллы, уехал в Персию.

   - Не знаю, миледи, может быть, - медленно ответил Гассан.

   Прежде чем Каро успела задать новый вопрос, он вышел из комнаты, и мягкий звук его шагов замер в отдалении.

   Взяв книгу Роше-Брюнна о Востоке, Каро вернулась в свою комнату. Она устала и хотела спать. Потушив лампу, она легла в постель.

   Последней мыслью перед сном было воспоминание о пустыне, которая простиралась вокруг маленького оазиса из роз под темным небосводом, усеянным звездами.

   На следующее утро явился Гассан и с глубоким поклоном заявил, что он приготовил ей какой-то сюрприз. Каро последовала за ним во двор позади виллы, и Гассан с видом заговорщика повел ее к полуоткрытой двери. На его громкий зов появился нубиец, который вывел во двор верблюда. На спине его возвышался удобный паланкин.

   - Может быть, миледи хочет проехаться верхом? - предложил Гассан торжественно. - Вот, - указал он на верблюда. - Я поеду на осле, а может быть, тоже на верблюде.

   С радостным удивлением Каро разглядывала молодое животное, не зная, на что решиться.

   - Я никогда не ездила на верблюде, Гассан, - сказала она.

   - Попытайтесь, миледи, - предложил Гассан с радостной улыбкой. - Очень хорошее животное и прекрасная прогулка. Мы можем отправиться осмотреть забытый храм, находящийся в пустыне, - с улыбкой уговаривал он.

   Каро рассмеялась и пошла переодеться для прогулки, радуясь маленькому приключению.

   Гассан помог ей взобраться в паланкин и заставил верблюда подняться с земли. Молодой араб сел на другого верблюда, и они поехали. Каро тихо раскачивалась в такт мерного шага верблюда.

   Утро было прозрачно-ясное, жаркое, но освеженное легким, почти прохладным ветром, и под мерный бег верблюдов Каро казалось, что она находится во сне. Гассан тихо напевал про себя. Иногда вдали подымался тонкий столб пыли, рассыпаясь золотистыми песчинками, словно тая в прозрачном воздухе. Высоко в бездонной глубине голубого неба реяли птицы, и, когда они спускались ниже, далекий крик их доносился до слуха всадников. Они подъехали к развалинам храма, где подымались высокие колонны, у подножия которых скользили зеленые ящерицы, которые исчезли с шуршанием при появлении всадников. Глубокий золотой покой пустыни царил повсюду.

   - Здесь поклонялись давно забытому Богу, - сказал Гассан задумчиво и умолк, глядя вдаль.

   Каро казалось, что она одна со своими мыслями в знойном молчании пустыни. Она смотрела на массивные, сломанные колонны, построенные некогда в честь какого-то Бога, и при виде их думала о канувших в вечность столетиях, об исчезнувших поколениях, некогда поклонявшихся здесь забытому теперь божеству.

   У подножия колонны мелькнула ящерица и исчезла среди камней.

   Не говоря ни слова, боясь прервать очарование тишины, Каро вошла в храм, где царили полумрак и прохлада. Но она не оставалась долго среди развалин и снова вышла в золотое сияние дня.

   Когда она вернулась домой, цветущий сад показался ей пестрой сказкой, возникшей из сверкающего миража пустыни.

   Два садовника поливали розы, мальчик-нубиец играл на свирели. Из виллы доносились звуки голосов, позвякивание посуды. Накрывали стол к завтраку.

   - Сариа, - позвала Каро свою камеристку, входя в дом. - Я знаю теперь, что буду любить это место.

   Гассан в восхищении кивнул головой.

   Сариа медленно ответила:

   - Надеюсь, мадам.

   Она знала изменчивое настроение Каро, переходившее от глубокой печали к беспричинной жизнерадостности.

   Веселое настроение Каро продолжалось до вечера. Когда наступили короткие сумерки и с далекой барки на Ниле донеслись звуки музыки и смеха, она глубоко вздохнула и подумала:

   "Я хотела бы, чтобы приехал кто-нибудь, с кем бы я могла поговорить и посмеяться".

   Она вспомнила Париж, дни, проведенные в обществе Сфорцо, тот вечер, который они провели в его имении. Она видела перед собой дом с широкой террасой, обвитой плющом, темный сад, в котором носились светлячки. Они сидели все на террасе в удобных, низких креслах, шутили и смеялись. Все воспоминания, связанные с Сфорцо, всплывали перед ней; она видела его взгляд, странный и глубокий, слышала его тихий голос. Однажды они поехали в какое-то местечко осмотреть старинную церковь. Сфорцо управлял автомобилем, и она невольно любовалась его прекрасными, тонкими, нервными руками, державшими колесо. В церкви, полутемной и прохладной, Каро присела отдохнуть и, утомленная жарким днем и долгой ездой, невольно задремала. Она проснулась словно от толчка, и первым, что она увидела, было лицо Сфорцо, склонившееся над ней. Их взоры встретились на одно мгновение, и в его глазах она прочла какое-то странное, сдержанное волнение. Она рассмеялась и встала, и они вскоре уехали в автомобиле.

   Каро сама удивлялась силе своего чувства; она никогда не думала, что была способна на такую любовь.

   Закат алел, горя пурпуровыми красками, которые постепенно бледнели и угасали в небе.

   "Вторая ночь", - подумала Каро со вздохом.

   Она обошла виллу и увидела, что вдали, в пустыне, с далеких костров подымались тонкие струи дыма. Во дворе сидела группа арабов, куря и разговаривая. Один из них поднялся и подошел к ней. Это был Гассан.

   - Караван остановился в пустыне, миледи, и нубийцы говорят, что по этому поводу в деревне всю ночь будут танцы. Миледи желает поехать посмотреть их?

   - Думаю, что поеду, - ответила Каро.

   - Хорошо. Я приду позже за миледи.

   Каро едва успела пообедать, как явился Гассан. Каро быстро поднялась и последовала за ним по узкой, каменистой дорожке, ведущей в далекую деревню.

   Гассан расхваливал танцовщиц, которых они должны были увидеть.

   - Они недавно танцевали в Каире, - добавил он с гордостью.

   Танцы должны были начаться в маленьком здании кофейни, находящейся в начале деревни. Гассан бесцеремонно растолкал группу арабов и принес стул для Каро. Воздух был душный и насыщен благовониями. Каро испытывала разочарование. Танцовщицы, столпившиеся в углу, показались ей некрасивыми, почти смешными в своих дешевых, унизанных блестками украшениях.

   - Я не останусь здесь, - внезапно встав, сказала она Гассану.

   Несмотря на упрек, который ясно читался в глазах Гассана, Каро направилась к выходу, и проводник последовал за ней. Он проводил ее до виллы, молча поклонился и исчез.

   - Вам не понравились танцы? - спросила Сариа.

   - Было слишком жарко, - ответила Каро.

   - Всегда душно и мало места в этих маленьких африканских кофейнях, - заметила Сариа и после небольшой паузы добавила: - Здесь проезжал недавно молодой араб на замечательной лошади. Он был весь в белом, с белым тюрбаном на голове и прекрасно сидел в седле. Лошадь шла неспокойно, и он, смеясь, успокаивал ее, гладя ее по шее. Когда я увидела его лицо, я испугалась, так он был похож на маркиза Сфорцо. Вылитый его портрет, только более загорелый.

   - Это, должно быть, брат маркиза, мистер Эссекс, - сказала Каро. - Я жалею, что не видела его.

   Каро долго оставалась в саду со смутной надеждой, что, может быть, неизвестный всадник вернется. Было прохладно и тихо. Сладко благоухали розы в темном саду. Каро чутко прислушивалась к неясным звукам, доносившимся из деревни. Никто не приехал.

   Среди всех разнообразных впечатлений последних дней в Гамиде просыпалось одно страстное желание - увидеть Каро. Мысль о ней мучила его.

   "Я схожу с ума по ней, - сознавался он сам себе и с лихорадочной тоской мечтал о встрече с Каро. - Я должен поехать, должен увидеться с ней".

   Влияние его европейского воспитания было забыто. Когда он думал о Каро, о своей любви к ней, в нем просыпался первобытный варвар, не знавший преграды своим желаниям.

   Он глубоко вздохнул и вздрогнул, когда голос Рабун Бея произнес за его спиной:

   - Мечтаете?

   Холодный блеск голубых глаз Гамида встретился со спокойным, почти насмешливым взглядом старика.

   Рабун Бей улыбнулся. Он погладил двумя пальцами свою остроконечную бородку и спросил:

   - Где Фари?

   - У себя, - коротко ответил Гамид.

   Появление Рабун Бея напомнило ему о его молодой жене. Гамид не тяготился своей женитьбой. Она была необходимой; к тому же ему нравилась Фари. Сквозь тонкую пелену дыма, подымавшегося из его трубки, он наблюдал за лицом Рабун Бея. Подозревает ли тот о его чувстве к другой женщине? При проницательности, свойственной старому ученому, это было весьма возможно, и холодный гаев проснулся в Гамиде при мысли о том, что его отец и Рабун Бей связали его свободу этой женитьбой.

   Когда Рабун Бей ушел, Гамид отправился к Фари. Весь этот последний вечер в Каире он провел с Фари и был нежен с ней. Они сидели под широким шелковым навесом на плоской крыше дома, на которой лежали темные ковры и длинные, пестрые подушки. Гамид в национальном белом одеянии, с белым тюрбаном на голове полулежал на них, а Фари сидела около него, положив свою темноволосую головку к нему на плечо. Она была очень юной, худенькой и стройной, страстно любила Гамида, и эта любовь превратила ее в настоящую восточную женщину, уничтожив все следы европейского воспитания. Она тихо говорила с ним по-арабски, забыв о том, что она некогда так любила французский язык, и называла его нежными именами, с какими все восточные женщины обращаются к своим мужьям.

   Фари обвила его шею своими тонкими руками и непрерывно спрашивала его:

   - Мой господин, ты любишь меня?

   Гамид, рассеянный и безразличный, машинально клялся ей в своей любви.

   Фари, глубоко и долго глядя на него, неожиданно заявила:

   - Мой господин, если ты полюбишь другую - я не вынесу. Это будет моим смертным приговором, моим концом.

   Глаза ее горели мрачным огнем, и свет фонарей отражался в них золотистыми искрами. Глаза ее были подведены тушью, а губы кармином, и это еще увеличивало очарование ее узкого личика.

   - Ты слышишь меня? - спросила она, дрожа нервной дрожью.

   Гамид поднял голову, обнял ее и притянул к себе.

   Когда Фари заснула, успокоенная, он отнес ее вниз, как ребенка, уложил в постель и, не оглядываясь, вышел из ее комнаты.

   Пройдя к себе, он взял широкий плащ и бесшумно вышел из дома. Он уехал скорым поездом и вышел на станции, затерянной в пустыне. Там его ждал слуга, встретивший его подобострастными поклонами.

   - Все готово? - спросил Гамид и, получив ответ, прошел мимо него.

   Они поехали на лошадях, направляясь на восток, и в полдень достигли местечка, где его ожидал караван. Во главе его Гамид эль-Алим направился на юго-восток. Один из молодых арабов, ехавший во главе каравана, запел какую-то дикую арабскую песенку о любви, крови и смерти, ударяя в такт песни в ладоши. Однообразный ритм песни успокаивал Гамида, и медленный шаг каравана усыплял его.

   Гамид забыл о Фари, обо всем, что он оставил позади себя, и думал лишь о Каро, о своей встрече с ней. Ночью, когда он ложился спать в своей палатке, улыбка радости и удовлетворения появилась на его лице.

   "Здесь так тихо, здесь такой глубокий покой", - говорила себе Каро каждый день. Но каждую ночь, когда с реки подымался ветер, этот покой оставлял ее, словно скрытая опасность таилась в ночном молчании пустыни, и очарование золотых дней исчезало бесследно. Она часто ездила одна к развалинам храма и проезжала деревню с ее вылепленными из глины хижинами без окон, целой оравой нагих ребятишек на узких, кривых уличках, где сновали бесчисленные собаки и редко показывались любопытные туземцы.

   Днем маленькая кофейня казалась еще более убогой с ее деревянными скамьями и стойкой, на которой стояло несколько бутылок абсента.

   На вилле установился определенный порядок дня. Сариа возилась с цветами в саду, шила, гуляла и ухаживала за Каро. Каро читала, играла на рояле, ездила в пустыню, словно погружаясь во время этих поездок в странный, неясный сон. Только ночью она была расстроена и опечалена своим одиночеством. Барка, стоявшая у противоположного берега, снялась с якоря и уплыла вниз по течению. Умолкли звуки флейт и гобоев, треск барабанов и взрывы веселого смеха. Только ветер шуршал песком пустыни и шевелил лепестками роз, медленно осыпавшихся под его знойным дыханием.

   Часто Каро лежала в саду, под навесом из густого, темного газа, в пестром гамаке, протянутом между стволами пальм. Она проводила там целые дни, вспоминая Сфорцо и временами забывая, где она находилась. Вскоре она вернется к прежней жизни, снова войдет в обычную колею повседневности, но эти дни, проведенные в романтическом одиночестве, были дороги ее сердцу. Для ее мыслей и мечтаний пустыня была тем же, что лучи солнца для распускавшихся цветов. В знойном дыхании безбрежных песков просыпалась душа ее для новых, неизведанных до сих пор чувств, нежных и страстных. Здесь, в благоухающем одиночестве, невыполнимое казалось ей возможным, и пустота ее прежней светской жизни, требования и предрассудки света были для нее теперь просто смешными.

   В один из таких ярких дней, когда краски заката пламенели в небе, явился Гамид эль-Алим. Он приехал верхом и в своем белом одеянии, пестром кафтане и тюрбане с драгоценными камнями показался ей видением из арабской сказки.

   Остановив лошадь у ворот, он спросил, улыбаясь:

   - Вы не узнаете меня?

   Спрыгнув с лошади, он подошел к ней, заметив восхищение в ее глазах.

   - Как вы великолепно выглядите в этом костюме! - сказала она откровенно и добавила с улыбкой: - Словно сошли с картины.

   Он радостно улыбнулся:

   - Видите ли, я нахожусь в родной мне обстановке. Может быть, потому я произвожу такое впечатление.

   Они медленно направились к гамаку, около которого стояли складные стулья.

   Гамид, указывая на гамак, попросил:

   - Сядьте снова.

   Каро удобно устроилась в нем, а он сел около нее и, достав свой плоский портсигар, осыпанный бриллиантами, закурил папиросу.

   - Какое у вас красивое кольцо на руке! - сказала она внезапно.

   Горящая спичка упала на ладонь Гамида, он сомкнул пальцы над ней, не замечая боли. Кольцо скрылось в складках бурнуса.

   Не отвечая на замечание Каро, он спросил:

   - Скажите, вы теперь довольны?

   Каро тихо рассмеялась:

   - Очень; вы даже не можете себе представить, как я рада. Сначала я была поражена окружающим, теперь я очарована. Я поддалась очарованию тишины, покоя, золотой дали, - понизив голос, закончила она.

   - Но вы еще не знаете настоящей жизни пустыни, - спокойно возразил Гамид, - настоящей жизни, которой живем мы. Когда-нибудь я покажу ее вам.

   Он пристально посмотрел на нее, и в его спокойных глазах Каро угадала скрытое чувство, словно тайный, важный смысл был в его словах.

   Испытывая смущение, почти страх, она быстро произнесла:

   - Вы пообедаете со мной, не правда ли, ваша светлость?

   Гамид весело рассмеялся:

   - Я почту это за честь. Я тронут вашей снисходительностью, вашей добротой ко мне.

   Наступили короткие южные сумерки.

   Гамид продолжал говорить, расспрашивая о Сариа и Гассане, вспоминал Париж и Каир. Становилось темнее. Гамид задумался. Горящий конец его папиросы вспыхивал в темноте, освещая его лицо и линию шеи.

   - О чем вы думаете, Каро? - прервал он молчание.

   Первый раз за все время он назвал ее по имени.

   Каро ответила с легким, нервным смехом:

   - О вас.

   Она остановилась, а затем продолжала другим тоном:

   - Я думала о том, как живописен ваш костюм.

   Появившийся бесшумно Гассан объявил, что обед подан. Он низко поклонился Гамиду, приложив руку ко лбу.

   Каро казалось странным обедать наедине с Гамидом. К своему удивлению, она заметила, что он употреблял духи, сладкое благоухание которых доносилось до нее.

   - Какие духи вы употребляете? - спросила она. - Мне очень нравится их запах.

   - Это арабские духи со странным названием "Дивный час", - ответил Гамид.

   В его голосе дрогнуло теплое чувство. Легкая краска залила лицо Каро.

   - Красивое название, - сказала она рассеянно.

   - Как хорошо прожить дивный час, воспоминание о котором навсегда останется в памяти, - тихо произнес Гамид.

   - Где находится ваш лагерь? - спросила Каро.

   - Вот там, вблизи гор, - указал он на восток.

   - Но вы должны переплыть Нил! - воскликнула Каро удивленно.

   - Что же вас удивляет? У меня есть фелука.

   - О, я понимаю, - ответила Каро и заговорила о своей жизни на вилле, о золотых песках пустыни, о глубоком покое и одиночестве, которое подчас тяготило ее. - Я думаю, что женщине, принадлежащей к обществу и привыкшей к шумной жизни больших городов, не так легко отречься от своих обычных интересов, друзей и развлечений, - закончила она.

   - Вы думаете, что для такой женщины было бы жертвой провести всю жизнь в пустыне? Вы считаете, что все эти обычные интересы, друзья и развлечения имели бы для нее такое значение, если бы она полюбила человека, с которым должна была бы остаться в пустыне?

   Каро медлила ответом.

   При новых чувствах, проснувшихся в ней, она не знала, что сказать.

   - Так трудно ответить на такой вопрос, - произнесла она, наконец.

   - Неужели? Мне это было бы нетрудно. Я пожертвовал бы всем, собственной жизнью, жизнью других, всеми м