Уэдсли Оливия - Песок

  

   - Я знал, что объяснения неизбежны, - сказал Клэвленд.

   Он помолчал минуту, обдумывая дальнейшие слова.

   Легкий вызов прозвучал в его прекрасном голосе.

   - Во всяком случае, я знал, что женщине такие объяснения покажутся необходимыми.

   Если он надеялся услышать ответ на свое вызывающее замечание, он ошибся. Каро сидела совершенно неподвижно в венецианском кресле с высокой спинкой, опершись своей стройной рукой на темную резьбу деревянной ручки и откинув голову назад.

   Внизу, под окнами, прозвучал рожок автомобиля. Где-то оркестр играл какой-то красивый мотив.

   "Вероятно, в Грин-парке", - подумал Клэвленд.

   Стоило ли затевать ссору в такой прекрасный летний день? Начинать такой ненужный разговор? Ведь так легко все можно было уладить. Он увидел свое отражение в зеркале и аккуратно поправил свой галстук.

   Скучающий взор его снова остановился на Каро. Время проходило, а она все еще ничего не говорила.

   - Ну? - спросил он.

   Она посмотрела на него со странным выражением, и Клэвленд невольно подумал о том, какие красивые глаза у Каро. Он вспомнил, что всегда любовался ее "необыкновенными глазами". Они были действительно необыкновенные: глубокие, прозрачные и зеленоватые, с ясным, почти детским выражением.

   - Джон, - мягко сказала Каро, - о чем ты думаешь?

   Мальчишеская улыбка озарила лицо Клэвленда, придавая ему какое-то странное очарование. Он подошел к Каро и остановился около нее.

   - О твоих глазах, - сказал он. - Знаешь, дорогая, они... они такие замечательные.

   Несмотря на улыбку, он был настороже и, заметив странное выражение ее ясных глаз, внезапно нахмурился, отошел и быстро произнес сквозь зубы:

   - Боже! Неужели мы не перестанем думать об этой проклятой истории! Неужели ты не можешь понять меня! Я не знаю, как объяснить тебе, но, видишь ли, мужчина может увлекаться другой женщиной и это совершенно не влияет на жизнь, на его любовь, на его настоящую любовь к жене.

   - Я могу этому поверить, - сказала Каро, - я могу даже с этим согласиться.

   - В таком случае, дорогая, если ты можешь понять, то почему же не забыть обо всем раз навсегда и продолжать нашу прежнюю жизнь? Если ты все понимаешь, то зачем мы спорим о пустяках?

   - Мы не спорим о пустяках, - прервала его Каро, - мы вообще не спорим, мы стараемся обсудить вопрос о твоей и моей совместной жизни.

   - Опять все сначала, - с раздражением заметил Клэвленд.

   С резким движением он отошел от нее.

   - Мы еще ни разу не обсуждали этого вопроса, - ответила Каро.

   Она встала и подошла к Джону, который стоял у окна, сердито глядя на улицу. Она молча посмотрела на него, изучая его лицо.

   Он с некоторым удовлетворением почувствовал ее пристальный взгляд, так как гордился своей наружностью. Его внешность во многом помогала ему в жизни, особенно в отношении женщин.

   Каро решительно прервала его размышления. Его красивая наружность давно перестала нравиться Каро.

   - Джон, - произнесла она очень спокойно, - наша совместная жизнь не может больше продолжаться.

   Он обернулся к ней резко, с низко наклоненной головой, словно дикий зверь, готовый к прыжку. Его гневный взгляд был устремлен на нее.

   Каро побледнела. Джон дрожал от бешенства. Несвязные слова срывались с его уст.

   - И, - продолжала Каро ясным, но тихим голосом, - я ухожу от тебя. По крайней мере, на некоторое время. Я уезжаю завтра.

   - Неужели? - спросил Джон хрипло. - Ты уезжаешь? Я не допущу этого. Ты думаешь, что я позволю тебе поступить таким образом и сделать меня всеобщим посмешищем? Ты так много говорила о долге, чести, сдержанности, совести и тому подобной чепухе. Может быть, ты повторишь все это себе самой? Я поступил глупо - я ничего не отрицаю, - и сознался тебе, что жалею о случившемся, я сделал все, что мог. Разве твоя собственная совесть безукоризненно чиста, не правда ли?!

   - Да, чиста, - сказала Каро страстно, обернувшись к нему при его последних словах. - Ты это знаешь, в глубине души ты никогда не сомневался, что я и Чарлз были лишь друзьями. Да, я нуждалась в друге в то ужасное, тягостное время, когда ты был влюблен в Сильвию Беннет, когда тебе было безразлично, что все знали, говорили об этом и что я так страдала.

   Джон стоял неподвижно, то бледнея, то краснея, с вызовом во взоре и гневной улыбкой.

   - Мы решили не говорить о прошлом. По крайней мере, я был уверен, что все забыто. Но теперь я убеждаюсь, что все твои уверения о прощении - лишь пустые слова. Но, во всяком случае, ты могла бы не напоминать мне каждый раз об этом прошедшем эпизоде, из-за которого ты оставляешь меня.

   - Нет, - ответила Каро тем же ровным, холодным голосом. - Я не настолько безрассудна и несправедлива. Я ухожу от тебя из-за того, что ты не сдержал своего слова, которое ты дал мне.

   - Каким образом? - спросил он резко.

   Каро снова посмотрела на него с тем странным выражением, которое он прежде заметил в ее глазах, когда стоял около нее.

   - Каким образом? - повторил он враждебно.

   - Три месяца тому назад, когда мы ужасно поссорились, - сказала она, - ты обвинил меня, что я люблю Чарлза Форсайта. Ты выразился более грубо, более низко. Потом ты просил у меня прощения, клялся мне, что сам не верил в свое обвинение. Ты знал, что был не прав тогда, а сегодня, после всего, ты опять намекаешь на это. Я никогда не прощу тебе. Это так низко, подло и достойно презрения! Ты знал, что Чарлз защищал тебя всегда, так как был твоим другом и хотел предотвратить трагическую развязку, предвидя, чем должен кончиться такой брак, как наш. Ты знал, с какой чуткостью и благородством Чарлз делал все для нас, и ты оскорбляешь его и меня таким обвинением, желая унизить меня и оправдать свою собственную измену.

   Густая краска залила лицо Джона.

   - Это подло с твоей стороны все время напоминать о том же! - крикнул он вне себя. - Я уже говорил тебе и снова говорю то же самое - я жалею, что Сильвия Беннет не умерла. Я ненавижу ее, ненавижу одно напоминание о ней!

   - О Джон! - прервала Каро с презрением. - Мы не должны разговаривать таким образом - я не допущу этого. Я должна была сказать тебе раньше и жалею, что не сказала. Я знаю всю правду, знаю, что ты вернулся к Сильвии, даже знаю, сколько раз ты виделся с ней за последние месяцы. А ты ведь по собственной воле поклялся мне никогда больше не встречаться с ней.

   Резкое восклицание сорвалось с уст Джона. Он закусил губу, и тонкая полоска крови показалась на ней под рядом белых зубов. Лицо его побледнело и выглядело испуганным и смущенным.

   Каро не могла видеть его смущения. Она услыхала сдавленный, беззвучный голос Джона:

   - Кто сказал тебе, черт возьми? Если я узнаю, я разделаюсь с ним. Кто сказал тебе, я спрашиваю?

   Он схватил Каро за плечи и грубым движением притянул к себе.

   Не стыд и унижение от сознания собственной вины и измены заговорили в нем, а лишь дикая вспышка безвольной натуры, которая боится нести ответственность за собственные поступки.

   Каро вначале надеялась, что Джон сознается во всем, поступит по отношению к ней так же честно, как она поступила по отношению к нему.

   Но вместо этого она услыхала слова:

   - Кто сказал тебе, черт возьми?

   Она ответила ледяным голосом:

   - Это совершенно безразлично, как я узнала. Я знаю и поэтому ухожу от тебя.

   - Проклятие! - воскликнул Джон. - Разве я не сказал тебе, что ненавижу эту женщину? Неужели ты не хочешь понять, что я говорю правду?

   Его слова вызвали в Каро негодование.

   - Как ты смеешь! Как ты смеешь! - сказала она гневно. - Ведь ты же помнишь... ты... ведь ты любил эту женщину.

   - О, любовь! - прервал он презрительно. - Женщины всегда говорят о любви. Я увлекся ею. Мы, мужчины, все таковы. Может быть, ты и права, но такие вещи не имеют для нас никакого значения. Ты, наверно, сочтешь мои слова ложью, если я скажу тебе, что значение Сильвии в моей жизни было ничтожно. Мое чувство к ней было страстью, вот и все.

   - Не говори о любви или страсти, ты недостоин этого, - устало произнесла Каро.

   Взор Джона остановился на ее лице. Усталость в ее голосе показалась ему нежностью. Он смягчился и подошел к ней.

   - Слушай, Каро. Все произошло таким образом. У Сильвии были мои письма, я должен был вернуть их. Она поклялась, что отдаст их только мне лично. Мне пришлось отправиться за ними. Это было после того, как я дал тебе слово, понимаешь? Она лгала, конечно. Такие женщины всегда лгут. Неужели ты не хочешь понять? Но, Каро, видишь ли, я не хотел идти...

   - О Джон, не лги больше. Не лги, не лги!.. Я не спрашиваю тебя ни о чем, ты ничего не должен говорить мне или, по крайней мерю, не говори неправду. Ведь я все знаю, знаю, почему ты вернулся к Сильвии. Я знаю все о твоих письмах, которые ты написал ей в течение последних трех месяцев. Она сама прислала их мне.

   - Эти письма у тебя? Ты... ты читала их? - пробормотал Джон.

   Инстинктивно он поднял руки, словно желая закрыть ими лицо, но остановился и сжал руки в кулаки. Затем он быстро повернулся к ней спиной, и она увидела, как темная краска стыда залила его шею. Ей показалось, что стыд давит его, и, несмотря на ее безразличие к нему, возникшее за последние месяцы, она страдала за Джона. Она разделяла его унижение. Каро снова заговорила, стараясь словами заглушить неприятное чувство, но охрипший, бормочущий голос Джона прервал ее:

   - Ради Бога, не говори больше!

   Она поняла его мольбу, но не поддалась состраданию. Нужно было покончить раз навсегда.

   - Джон, мы должны поговорить об этом, - сказала она неуверенно. - Неужели ты не видишь, что мы не можем продолжать нашу жизнь, словно ничего не случилось? Я могла бы, по крайней мере я думаю, что смогла бы, простить обыкновенную измену. Ведь ты сам говоришь, что для мужчины это так мало означает. Я поборола бы себя, но твоя измена была глубже, ужаснее, я никогда не прощу тебя.

   - Боже! Как подлы некоторые люди, - произнес Джон. - Сохранить мои письма и послать тебе... Каро!

   Он быстро обернулся к ней с протянутыми руками.

   - Если бы только ты знала! Тысячу раз я проклинал себя за то, что упоминал о тебе и Чарлзе в этих письмах. Это было низко, несказанно подло с моей стороны. Я не знаю, как я мог... я, вероятно, потерял голову, так как ревновал тебя, а ты была так холодна ко мне после первой ссоры. О, ты старалась скрыть свои чувства, но ты стала иной.

   - Как все могло остаться по-прежнему? - резко спросила Каро. - Ведь мы любили друг друга, во всяком случае думали, что любим. Для многих людей любовь кажется тем, чем они хотят изобразить ее. Я любила тебя, я думала и даже теперь думаю, что ты отвечал мне тем же, поскольку ты вообще способен любить.

   - Я обожаю тебя, Каро. Клянусь тебе!

   Он подошел к ней, и на его бледном лице, преображенном на мгновение, засверкали глаза с тем выражением обожания и страсти, которое она когда-то любила в нем.

   - Перестань! - сказала она. - О Джон, не стоит больше говорить, все кончено. У нас есть единственный выход: остаться друзьями. Я могу быть твоим другом, Джон.

   - Другом! - сказал он хрипло. - Боже, и это жена предлагает своему мужу!

   - Да, и это все, - сказала Каро дрожащим шепотом.

   С уст Джона сорвался сдавленный звук - не то смех, не то рыдание. Каро подняла глаза и увидела его искаженное лицо, на нем не было ни малейшего следа нежности и сдержанности. Вид его снова вернул ей спокойствие.

   - Ты думаешь, - начал Джон, - что я соглашусь с твоим глупым предложением? Мы будем друзьями! Но ведь ты - моя жена. Это твои проклятые холодность и сдержанность заставили меня уйти к другой. Ты говорила, что простила меня, но была так холодна со мной. Ты говорила мне нежные слова, но обращалась со мной черство и презрительно. Вот как ты поступила. Я не стараюсь казаться святым. А ты все время изображала святую и продолжала встречаться с Чарлзом, пока я не потерял голову. А теперь, после всего, ты обвиняешь меня и грозишь уйти от меня. Что бы я ни сделал, ты виновата во всем! Ты заставила меня...

   "Снова та же вспышка слабой и подлой натуры, которая во всем находит себе оправдание", - подумала Каро.

   "Ты заставила меня" - было припевом и подействовало успокаивающе на уставшие нервы Каро. Она сказала спокойно:

   - Это твой ответ и оправдание. По-твоему, я совершила преступление и толкнула тебя на низкую измену, когда ты предавал все наши лучшие чувства. К несчастью, этот факт, который ты для себя считаешь оправданием, с другой точки зрения может показаться достаточным основанием для того, чтобы я оставила тебя. Ты говоришь, что моя холодность, мое неумение прощать заставили тебя поступить так. Теперь снова ты хочешь, чтобы я простила. Но в таком случае мое прощение опять было бы таким же холодным и неполным, и это для тебя послужит основанием искать развлечений, считая, что я являюсь виной твоих поступков. Таким образом, наша совместная жизнь превратится в беспрерывные измены с твоей стороны (виной которых буду я, конечно), а с моей стороны в притворное прощение. Разве тебя прельщает такая жизнь?

   Джон сделал резкое движение гнева и раздражения.

   - Подходящий разговор для супругов, - произнес он.

   - Да, ты прав, - коротко ответила Каро, - поэтому окончим его, Джон. Я уезжаю завтра. Я буду путешествовать целый год. Нашей семье ты можешь дать какие угодно объяснения. Я ни в чем не буду возражать тебе. Я повидаюсь с моим отцом перед отъездом и ему одному скажу всю правду.

   - Ты, кажется, подумала обо всем, - горько рассмеялся Джон.

   Она сделала рукой легкое, беспомощное движение; это напомнило ему всю беспомощность и нежность, которую он так любил в ней когда-то и которая теперь только раздражала его.

   - А, хорошо. Ты уезжаешь и предоставляешь мне объясняться со всеми, - сказал он вне себя от гнева. - Прекрасное развлечение для меня!

   - Джон, - воскликнула Каро, - мы расстанемся скоро, очень скоро... Мы были женаты четыре года. Мне двадцать три, а тебе двадцать семь. Жизнь сулила нам так много прекрасного, и ничего не сбылось из всех ожиданий. Эти годы прошли бесследно. Ты изменял мне, а я была холодна к тебе, не могла простить твоих поступков - по нашей вине мы дожили до этого объяснения сегодня. Мы не можем продолжать...

   - Я могу... я мог бы... - начал он.

   - А я не могу. У меня не осталось никаких чувств к тебе, никакой любви. Дай мне уйти от тебя мирно, расстанемся друзьями.

   Ее слова "дай мне уйти" тронули Джона, разбудили в нем воспоминания. Он остановился около нее, тяжело дыша, и она заметила, что он дрожал.

   - Каро, - сказал он очень тихо, - Каро, моя дорогая, маленькая Каро.

   Она отпрянула от него.

   - Молчи, молчи, я не могу этого перенести.

   - Ты должна выслушать меня. Я хочу, чтобы ты выслушала меня. Я люблю, я буду любить тебя новой любовью. Я ведь так обожал тебя, Каро!

   Каро посмотрела на Джона сквозь слезы, покачав головой, и слова ее падали вместе со слезами:

   - Оставь меня... дай мне уйти... я не могу вынести этого. Все прошло: любовь, гордость, вера.

   И он внезапно понял, что прошлого не вернуть, что он взывал о том, чего уже не было.

   Он отошел от Каро, готовый расплакаться.

   - Хорошо, - проговорил он с усилием, - может быть, я виноват, но я получил по заслугам. Я уйду, я не могу видеть, как ты уезжаешь! Прощай!

   Она старалась произнести что-то и не могла; она почувствовала, как Джон взял ее руку, затем услыхала, как захлопнулась дверь.

   Он ушел.

   На лестнице Джон встретился со своим тестем.

   Они поздоровались: сэр Джорж - с улыбкой, Джон - с мрачным лицом.

   Джон никогда не любил старика, так как был жертвой его остроумных насмешек, и, как всякий тщеславный человек, не умел смеяться над собственными недостатками. Насмешки своего тестя он считал глупыми.

   Сэр Джорж был поражен странным поведением своего зятя. Сэр Джорж женился на матери Каро, потому что она была очень красивой. После двух лет замужества она умерла при рождении дочери. Жена надоела ему в первую неделю совместной жизни, и после ее смерти ему никогда не приходила в голову мысль о возможности вторичной женитьбы.

   До семилетнего возраста дочери он не обращал на нее внимания, пока он не явился однажды в детскую и не сделал при этом случайного открытия, что девочка была худенькой и очень хорошенькой. И он занялся ее воспитанием, путешествовал с ней, следил за ее образованием.

   Когда Каро исполнилось девятнадцать лет, она влюбилась в обаятельного и красивого Джона Клэвленда. Сэр Джорж был в отчаянии, но дал свое согласие. Джон был прекрасной партией и наследником титула. Каро очень любила его, и он отвечал ей взаимностью. Было бы безумием противиться их браку, а сэр Джорж никогда не противился неизбежному. Но он знал Джона и предугадывал будущее, понимая, что и Каро скоро обнаружит истину. Он жалел ее, так как был уверен, что это неизбежно случится, и относился к Джону с некоторым предубеждением. Но Джон отчасти нравился ему: он был таким красивым, легкомысленным, физически сильным и так безмерно любовался самим собой.

   Сэр Джорж был высокого роста, со светлыми волосами песочного цвета, которые так медленно седеют, переходя в светлое серебро, с загорелым лицом, тонкими губами, прелестной улыбкой и голубыми глазами. Он одевался моложаво и был прекрасным спортсменом. Обладал большим состоянием и дал Каро крупное приданое после ее свадьбы. Гордость, остроумие, любознательность, спокойная вежливость были отличительными чертами его характера. Он провел бурную, интересную жизнь и был большим эгоистом.

   Медленно поднимаясь по лестнице в комнату Каро, он почувствовал волнение за дочь и был оскорблен за нее.

   Окна были открыты, и лучи заходящего июньского солнца розовыми полосами ложились на маленький письменный стол из черного дерева и широкую кушетку с большими мягкими подушками. Маленькая собачка побежала ему навстречу. Он поднял ее, погладил и затем спустил на пол.

   - Славная собачка. Откуда она у тебя? - приветствуя дочь, спросил сэр Джорж.

   - Джон подарил ее мне.

   Сэр Джорж сел и снова погладил собаку, все время думая: "Как я начну говорить с Каро?"

   Каро сама помогла ему, начав разговор.

   Она подошла к кушетке, села около него и сказала:

   - Папа, завтра я оставляю Джона.

   Сэр Джорж все еще продолжал гладить голову собаки.

   - Ты уверена, что имеешь основание поступать таким образом? - спросил он, не глядя на нее.

   - Да, я уверена. Ты, наверно, слышал о миссис Беннет?

   - Конечно. Но это неважно, ведь такая связь будет продолжаться недолго.

   - Это продолжалось уже слишком долго, и то обстоятельство, что она не имела особого значения для Джона, еще больше унижает меня.

   Сэр Джорж посмотрел в темные золотистые глаза собачки, которая уставилась на него.

   - Я думал, - сказал он, наконец, - что ты однажды уже обсуждала с ним этот вопрос и что Джон разошелся с миссис Беннет, но, видно, я ошибся.

   Каро рассмеялась тихим, невеселым смехом.

   - Ты, наверное, знаешь лучше меня все подробности этой маленькой скандальной истории, но конца ты, видно, не знаешь. Джон разошелся с ней, и я помирилась с ним; но на прошлой неделе миссис Беннет прислала мне письма, которые она получала от Джона в течение последних трех месяцев.

   - Такие женщины, дорогая моя, всегда способны на подлость, - мягко сказал сэр Джорж.

   В глубине души он испытывал к Джону презрение, смешанное с жалостью.

   Спокойным голосом Каро продолжала объяснять отцу:

   - Надеюсь, ты поверишь моим словам. Даже после получения писем я старалась беспристрастно обсудить этот вопрос. Не только из-за того, что Джон не сдержал своего слова и изменял мне, но потому, что я узнала, как он низок, я не могу оставаться. Я просила, чтобы в наших отношениях никогда не было лжи, но все оказалось лишь ложью и обманом!

   - Надеюсь, ты не поступила опрометчиво? - спросил сэр Джорж. - Очень трудно прощать, моя дорогая, но еще труднее сознавать, что ты недостоин прощения. Знаешь, Каро, при примирении женщина требует, чтобы жизнь продолжалась по-старому, и глубоко оскорблена, когда недостойный супруг снова поступает так, как свойственно его натуре. Она не хочет понять, что он не может поступить иначе, что она сама скоро разочаровалась бы в нем, если бы он изменился! Что думает Джон по этому поводу?

   - О, кроме критики Чарлза Форсайта, его собственного друга, бескорыстно защищавшего его, он не нашел других возражений.

   "Его любовь просто прошла", - подумал сэр Джорж, а вслух сказал:

   - Критика Чарлза? В чем она, собственно, заключалась? Относилась ли его критика к тебе также?

   - Если бы это не было так смешно, я могла бы принять его обвинения за оскорбление.

   - Оскорбление, которое ты не можешь простить? Но ты, наверно, часто встречалась с Форсайтом после примирения с Джоном?

   - Да, я часто виделась с ним.

   - И Джон, самолюбивый и тщеславный, посчитал себя оскорбленным. Это понятно. Ведь на его глазах его жена была любезна с его другом.

   Каро устало вздохнула и печально сказала:

   - Не стоит снова и снова возвращаться к этому. Много раз я старалась привести разные доводы для его оправдания и не могу простить ему того, что он предал меня в своих письмах. Не стоит продолжать жизнь с человеком, которому нельзя простить и нельзя верить. Для нас обоих остается лишь один исход: сознаться без горечи, что наш брак был ошибкой.

   Я пыталась, - с жестом отчаяния она поднесла руку к губам, - я пыталась быть великодушной...

   Она хотела продолжать, но не могла, быстро встала и подошла к окну, глядя отсутствующим взором на багровый свет заката.

   После длительной паузы сэр Джорж спросил:

   - Что ты хотела сказать словами, что Джон предал тебя в своих письмах к миссис Беннет?

   Каро ничего не ответила.

   Он оглянулся и заметил, что она старалась сохранить спокойствие. Он нагнулся к собачке и погладил ее темное тельце.

   Тихий, почти беззвучный голос Каро прервал молчание:

   - Я думаю, что многое можно простить любимому человеку, но никогда нельзя простить ему, если знаешь, что многие подробности совместной жизни известны третьему лицу. Некоторые привычки, ласковые слова, веселые шутки стали дорогими для влюбленных. Но если они теряют свою интимную прелесть и становятся достоянием посторонних, они просто смешны и лишены всякого смысла. Каждое нежное слово, которое я говорила Джону и которое он говорил мне, каждая малейшая привычка, укоренившаяся за годы совместной жизни, - все было известно миссис Беннет, служило ей поводом для насмешек.

   Супруги прежде всего должны уважать друг друга, - продолжала она после паузы, - а у Джона больше не было уважения ко мне. Если женщина, ее привычки, разговоры и даже образ мыслей становятся объектом насмешек для мужчины, то это лучшее доказательство, что он не только не любит, но даже никогда не любил ее, может быть, просто некоторое время увлекался ею. Нельзя издеваться над тем, кого любишь. Можно сердиться, можно даже оскорблять любимого человека, но нельзя предавать каждое слово, каждое воспоминание о том, что было между влюбленными. Нельзя примириться с таким оскорблением, даже если можно примириться с изменой. Такое слабоволие было бы достойно презрения, а презрение убивает любовь. Такая жизнь была бы трагедией для нас обоих. Я не знаю, почему обыкновенная измена кажется мне не такой ужасной, как подобное предательство. Слова любви, нежные ласки - все это должно быть неотъемлемой тайной супругов. Я могла бы простить Джону, что он забыл и разлюбил меня, но я не могу простить, что он осквернил все мои лучшие воспоминания.

   Наступило долгое молчание.

   На улицах Лондона кипела шумная жизнь. В темнеющем воздухе загорались фонари, и легкий ветерок раскачивал золотые точки их огней. Сэр Джорж терпеливо ждал.

   Наконец, сэр Джорж поднялся и подошел к Каро. Когда он взял ее руку в свои, она обернулась к нему и ответила на его невысказанный вопрос:

   - Это все, отец.

   Он кивнул головой: "Да".

   И печально посмотрел на нее, словно глядел в будущее; оно казалось неясным и угрожающим.

   - Конечно, это избитая фраза, - медленно начал он, - но, моя дорогая, время исцеляет все и смягчает многое, как тебе известно.

   - Да, но только не такое разочарование. Я не смогу, никогда не смогу примириться с таким оскорблением! Я не могу говорить об этом страдании, я хочу уйти от него, забыть его и поэтому уезжаю.

   - Я понимаю, - сказал сэр Джорж. - Но когда ты вернешься - что тогда? - внезапно добавил он.

   - О, я думаю, полная свобода. Мы разойдемся без шума, без скандала, надеюсь, не оскорбив при этом семью Джона. Он может им сказать, что хочет. Через год мы оба не будем думать друг о друге с такой горечью и сможем спокойно все обсудить.

   - Ты, кажется, обо всем подумала заранее, - сухо заметил сэр Джорж.

   Он увидел, как дрогнуло лицо Каро, и она показалась ему беспомощным ребенком с большими напуганными глазами и дрожащими губами. В следующее мгновение он понял, что ее спокойные рассуждения о будущем, ее философские замечания - все было лишь словами, лишь ненадежной защитой, при помощи которой она старалась сохранить спокойствие, восстановить утраченное душевное равновесие, чтобы наладить свою будущую жизнь. Под маской этого притворного мужества и спокойной независимости скрывалось горькое разочарование разбитой мечты ее жизни.

   Он взял ее руки в свои и нежно сказал:

   - Слушай, моя дорогая, маленькая Каро. Пойди и переоденься. Мы пойдем обедать. Я поговорю с Джоном вместо тебя и улажу все.

   Он помолчал и затем добавил:

   - Лучше кончить все сразу, лучше страдать, чем согласиться на компромисс.

   Он нежно погладил ее руку.

   - Я приеду за тобой через полчаса.

   Каро только кивнула головой в ответ.

   - Через полчаса в таком случае, - повторил он и вышел из комнаты.

   Золотистые сумерки летнего дня наполняли комнату. Через открытые окна вливался беспрерывный шум города. Находившиеся напротив деревья с нежно-зеленой листвой темной массой выделялись на оранжевом, прозрачном фоне неба, где серебристые звезды загорались первыми бледными искрами.

   Бесконечная печаль, еще усугубленная благоухающей прелестью летнего вечера, наполняла душу Каро при мысли о горе, постигшем ее. Слабый свет угасавшего дня походил на ее печальные мысли об ушедшем счастье и утраченных надеждах.

   Невольно она вспомнила о том, что все окружающее осталось таким же, что ничто не изменилось вокруг, в то время, как она сама испытывала такую тоску и разочарование. Знакомая комната, в которой она находилась, приобрела для нее какую-то прелесть теперь, когда она должна была покинуть родной дом. С какой любовью она и Джон устраивали свое жилище перед свадьбой. Для этой комнаты она выбирала мебель сама и обставила ее и свою спальню по собственному вкусу, так как Джон предоставил ей полную свободу в выборе. Дом и весь инвентарь некогда принадлежали семье Джона, но обстановку этих комнат Джон с любовью подарил Каро. В этот час ее комната напоминала ей безвозвратно ушедшее счастье, словно видения прошлого смотрели на Каро из всех углов.

   Как много значила сила привычки! Кушетка, на которой она отдыхала, когда Джон так часто подходил к ней и целовал ее; большой камин, перед огнем которого они сидели вдвоем; портрет Джона над камином, перед которым Джон останавливался иногда, распевая забавную, глупую песенку:

  

   Высоко почтенный,

   Такой разумный,

   Такой красивый

   Молодой человек!

  

   Вспомнив эти слова, она снова увидела красивое, смеющееся лицо Джона, поющего слова из модной оперетты. Это было в первый год после их женитьбы.

   Самая большая трагедия любви заключается в том, что любовь проходит и остаются лишь одни воспоминания о пережитом счастье и магической силе прошедшей страсти. Каро старалась спокойно думать о Джоне, каким он был теперь, но воспоминания о прошлом возбудили в ней такую горечь, что она была близка к слезам.

   Она стояла в надвигающейся мягкой темноте, освещенная слабым отблеском уличных фонарей, захлестнутая волной печальных воспоминаний.

   Наверху в большой, прохладной спальне горничная Каро складывала ее вещи. На кровати лежала целая гора платьев, завернутых в белую пену папиросной бумаги. Весь пол был уставлен коробками, картонками и чемоданами различных размеров.

   Нагнувшись над коробкой, в которую она укладывала туфли, Сариа наблюдала исподтишка за своей госпожой. Сариа всегда была безупречно одета, безупречно вежлива и спокойна. Ее шелковистые волосы отливали медью. Она была очень привязана к Каро и прекрасно знала цену ее мужу.

   Бросив пытливый взгляд на Каро, она поднялась с пола, подвинула стул к зеркалу и предложила ей сесть. Когда Сариа начала расчесывать темные, блестящие волны ее волос, Каро нагнулась к зеркалу, разглядывая свое отражение. При мягком свете горящих свечей почти не было видно следов слез на ее лице.

   Рассеянно Каро неожиданно произнесла:

   - Как приятен свет от свечей.

   - Да, конечно, но свечи устарели, - согласилась Сариа. - Если их все же употребляют, несмотря на прогресс, на изобретение электричества, это только доказывает, что многим приятен их свет и что многие хотят отдохнуть от всего нового и вернуться к старому, хотя это иногда невозможно.

   Она внезапно остановилась, словно боясь сделать какой-нибудь вывод из своих слов, и быстро добавила:

   - Заколоть волосы бриллиантовыми шпильками?

   - Нет! - почти резко ответила Каро.

   Она не хотела носить те украшения, которые ей подарил Джон.

   Когда Сариа помогала ей надеть платье, Каро незаметно сняла все свои кольца и быстро спрятала их в ящик...

   Обед в Савой-отеле прошел очень удачно. Ни Каро, ни ее отец не вспоминали больше о Джоне. Они говорили о знакомых, живущих в различных городах, в которых Каро должна была останавливаться во время своего путешествия.

   Протанцевав до одиннадцати часов, они покинули отель и решили отправиться в гости к Рите.

   - Я рад, что она свободна и может сопровождать тебя, - сказал сэр Джорж, - но я бы не мог путешествовать с ней. Ее голос! Я думаю, что многим ее голос нравится, но я предпочел бы, чтобы он был более ясным и звонким. Иногда мне кажется, что только благодаря ее голосу Тэмпест стал исследователем таких дальних стран.

   - Он стал им еще до того, как узнал Риту, - ответила Каро.

   - Насколько я знаю, он продолжает путешествовать, - сказал сэр Джорж.

   Их провели в гостиную, которая была вся уставлена сиренью и цветами миндаля. Миссис Тэмпест пела у рояля.

   Несмотря на то, что ее голос многим не нравился, она пела очень хорошо. Она с восторгом встретила сэра Джоржа и Каро.

   Они попросили ее, чтобы она окончила свою песнь, и Рита исполнила их просьбу. Затем она встала и подошла к камину, украшенному цветами.

   Рита была маленького роста, стройная и темноволосая. У нее были красивые глаза и умное лицо, которое так прекрасно поддается фотографии и в жизни кажется более красивым, чем многие хорошенькие лица. У нее был мальчишеский вид, придававший ей больше очарования, и она носила великолепные украшения.

   Рита была дочерью канадского миллионера, и ее замужество с бедным исследователем вызвало много толков, особенно то обстоятельство, что Барри Тэмпест продолжал путешествовать и после женитьбы. Когда ее жалели по поводу долгого отсутствия мужа, Рита выслушивала дружеские соболезнования и в душе смеялась над ними. Она вышла замуж после тридцати лет, потому что заранее нарисовала себе идеал мужа, которого она хотела бы иметь. В таком муже она могла быть уверенной и сумела бы хранить ему неизменную верность.

   В Барри Тэмпесте она нашла свой идеал. Это был человек необычайной доброты и кротости, не замечавший ее слабостей, не мешавший ее затеям и совершенно не заинтересованный в ее богатстве. Он был необыкновенно честен по натуре, совершенно чужд мелочности и тщеславия и считал Риту непогрешимой. Во всем он видел прекрасное и возвышенное. У него была необыкновенно красивая наружность, и он считался одним из лучших ученых по естествоведению. Его любили все: женщины, дети и даже животные. Сын их учился в университете. Они оба обожали его. От матери сын унаследовал ум, от отца - наружность.

   Когда Каро попросила Риту сопровождать ее во время ее путешествия, Рита тотчас же согласилась.

   - Конечно, я поеду с вами во Францию, Италию, Египет и даже дальше. Если же Барри вернется во время моего отсутствия, он поедет за нами и привезет с собой Тима, у которого начинаются каникулы.

   Она не спросила даже, какая причина побуждает Каро оставить свой дом на неопределенное, долгое время как раз в начале сезона; она также не поинтересовалась, что по этому поводу думает Джон. Рита многое знала о Джоне и о многом догадывалась. В этот вечер она говорила обо всем, только не упомянула о дне отъезда. Хотя сэр Джорж и находил, что у нее неприятный голос, но, по мнению Каро, она, очевидно, нравилась ему, потому что он продолжал сидеть с ней, смеясь и разговаривая. В действительности голос миссис Тэмпест не был неприятным, а скорее странным - низким и тихим.

   Было уже поздно, когда Каро, наконец, вернулась домой, но она только была рада этому. Она отворила дверь ключом - слуги уже спали и в доме царила мертвая тишина.

   Ей казалось странным, что она возвращается так поздно. Раньше она всегда ожидала Джона. О, как это случилось? Почему Джон увлекся Сильвией Беннет? Почему? Как жестока жизнь!

   Она заперла входную дверь и с болью в сердце поднялась по лестнице в свою комнату. Завтра она будет в Париже, и эти стены, окружающие ее, и все эти предметы и привычки, заполняющие ее жизнь, исчезнут навсегда.

   Прохладный ветер раздувал мягкие занавеси на окнах ее комнаты. Маленькая лампа под темным абажуром горела около ее кровати. В прохладном воздухе носился запах духов и пудры. Она сняла платье, накинула легкий капот и распустила волосы.

   Последняя ночь... на целый год. Где был Джон? Словно откликнувшись на ее зов, он появился около нее. В неясном освещении она увидела его глаза, гневные и умоляющие, полные любви и страдания.

   Он обвил ее руками, прежде чем она успела произнести слово, и его губы искали ее рта. Прерывистые слова, произнесенные шепотом, достигли ее слуха:

   - Моя... ты моя... ты не можешь забыть... клянусь тебе... я сдержу свою клятву. Вернись ко мне, Каро, Каро!..

  

   Однажды он уже звал ее так, после первой ссоры.

   Как далекое эхо, в ней проснулось воспоминание о прошедших годах, разрывавшее ей сердце. Невольно она смягчилась, и с интуицией влюбленного Джон понял ее минутную слабость. Униженное смущение, испытанное им раньше, сменилось чувством торжества.

   - Я люблю тебя... я люблю тебя... - прошептал он.

   Звук его голоса, такой знакомый и родной, звал Каро, словно манил во сне, далекий, еле слышный. Но ее душа на этот раз осталась холодной.

   Она высвободилась из его объятий быстрым движением.

   - Джон, пожалуйста, пожалуйста, уходи.

   - Уйти?.. - повторил он.

   И подлинная его натура проявилась в следующих словах:

   - Было бы смешно, если бы я это сделал.

   Он снова пытался обнять ее, но она его оттолкнула:

   - Не трогай меня, я не потерплю этого.

   Затем слова ее полились быстрым потоком:

   - Джон, будь великодушным хоть раз. Ведь наступил конец. Дай мне уйти, дай мне унести светлую память о тебе на всю жизнь. Если бы я могла, я бы все начала сначала. Но я не могу. Моя душа разбита. Может быть, я недостаточна добра, чтобы все простить. Может быть, я могла бы простить, но забыть - никогда! Воспоминания останутся в моей душе и не дадут мне покоя. Дай мне уйти, дай мне свободу. О Джон, будь добр ко мне, не забывай меня...

   Джон схватил ее за руку.

   - Перестань, - начал он, - ради Бога, перестань. Хорошо, ты уедешь. Я это заслужил. Я знал, что ты никогда не поймешь. Можно изменять, но сохранить любовь в своем сердце. Ты думаешь, что это не так? Тебе непонятны мои слова. Иногда я думаю, хочу думать, что неизменная любовь, наполняющая сердце человека, и есть наивысшее проявление верности. Мои воспоминания о тебе останутся навсегда прекрасными и незапятнанными. Вот и все. Может быть, это и глупо... Прощай!

   Он подождал мгновение, затем вышел.

   Входная дверь захлопнулась за ним внизу, и вслед за тем раздался звук отъезжающего автомобиля.

   Переезд по Каналу был спокойным. В Кале пришлось долго ждать, и остаток пути до Парижа был необыкновенно скучным.

   Раньше Каро всегда думала, что путешествие является лучшим развлечением, отвлекающим от воспоминаний и тягостных мыслей. Теперь же оно ей показалось нескончаемым.

   Под конец жаркого, пыльного дня в розовом закате показался Париж, чарующий, шумный и яркий.

   - Каждый раз, когда я подъезжаю к Парижу, мне кажется, что это мое первое посещение, и в то же самое время я рада, что знаю Париж так хорошо, - сказала Рита.