Сальгари Эмилио - Страна чудес

;  - Принадлежит он кому-нибудь?

   - Может быть, и принадлежит какому-нибудь скотопромышленнику.

   - Но я не вижу здесь никаких домов.

   - Жилища здесь очень удалены одно от другого, и Бог знает, где находится тот дом, хозяину которого принадлежит эта громадная, кажется, не имеющая конца равнина, составляющая, быть может, чей-нибудь ран.

   - Что это вы, по-арабски, что ли, говорите, сеньор доктор? - смеясь, спросил Диего.

   - Нет, я называю эту равнину ее настоящим именем. Рани - это пространства, уступленные правительством скваттерам, то есть землепашцам и скотопромышленникам.

   - Что же, их дарят им или отдают за плату?

   - Их уступают им на пять лет даром, а если в продолжение этого времени скваттер улучшит землю, то правительство продолжает срок еще на десять лет.

   - Австралийское правительство необычайно щедро, но, правду говоря, оно раздает только земли, не имеющие для него никакой ценности, то есть земли, принадлежащие соотечественникам нашего Коко, - сказал Диего.

   - Оно старается сделать этот континент как можно более плодородным, и это ему вполне удалось.

   - А если бы я явился к правителям, мне тоже дали бы кусок земли?

   - Не только дали бы земли, но, если бы ты назвался землепашцем, так тебе дали бы право выбирать лучший кусок земли, какой ты только найдешь в ранах крупных владельцев.

   - И эти крупные владельцы добровольно дозволяют отбирать у себя лучшие куски их земли?

   - Добровольно или нет, но они должны были бы покориться и уступить тебе выбранную тобой землю, хотя, конечно, они смотрели бы на тебя не очень дружелюбно, за это я могу поручиться. Они даже выискивали бы все средства, как законные, так и незаконные, чтобы отправить к черту пожирателя какаду.

   - Как, разве бы я стал пожирателем какаду?

   - Так зовут скваттеры мелких земледельцев, так как считают их столь бедными, что думают, будто бы они питаются исключительно одними только птицами.

   - И они стали бы меня всячески тревожить?

   - И еще как! Между крупными и мелкими землевладельцами постоянно царит непримиримая вражда, почти всегда оканчивающаяся ружейными выстрелами. Пастухи и рабочие первых очень презрительно обращаются со вторыми, а последние мстят тем, что крадут у своих преследователей быков, баранов, а иногда даже и лошадей. Ссоры делаются очень частыми и кончаются выстрелами; когда при этом кто-нибудь бывает убит, то убийца его спасается в глубь материка в полной уверенности, что местная полиция не станет его разыскивать, и становится разбойником.

   - Нет, лучше я останусь моряком.

   - Думаю, что так, Диего, - отвечал сеньор Кристобаль.

   - Варрамс! - воскликнул в эту минуту туземец, быстро соскакивая с фургона на землю и бросаясь на какие-то листья, резко отличавшиеся своим цветом от трав, покрывавших равнину.

   - Это, верно, какое-нибудь животное? - спросил Диего.

   - Нет, - ответил доктор, - это коренья, до которых очень охочи туземцы; говорят, что они превосходны.

   - Надеюсь, что мы их попробуем. Молодец, Коко, ищи, ищи!

   Впрочем, туземец, видимо, вовсе не нуждался в поощрении моряка. Он вооружился ножом, подаренным ему доктором, и с какой-то яростью взрывал им землю, выбрасывая наружу крупные круглые корни, похожие на картофель.

   - Их так и едят? - спросил Диего, заранее пошевеливая челюстями.

   - Нет, их пекут под золой, - ответил доктор. - Дикари обыкновенно едят их с древесной смолой.

   - Вот как!.. Значит, соотечественники нашего Коко едят смолу?

   - Можно сказать, что зимой она составляет их единственную пищу. Когда деревья начинают терять кору, которая только и опадает в этой стране, так как листья остаются постоянно на деревьях, - дикари отправляются в лес и собирают смолу, вытекающую из обнаженных пор деревьев. Несчастные туземцы, находящиеся в постоянной борьбе с голодом, ждут этого времени с большим нетерпением.

   - А эту смолу находят под всеми деревьями? - спросил Кардосо.

   - Нет, не под всеми, но деревья, выделяющие смолу, очень многочисленны, можно даже сказать, что таковых большинство.

   - А плодов с них не собирают?

   - Каких плодов? Австралийские деревья не приносят плодов, - ответил доктор.

   - Вот так сторонка, нечего сказать! - воскликнул старый моряк. Собрав все коренья, Ниро Варанга перенес их в драй, потом влез в фургон, и караван опять пустился в путь, продолжая продвигаться все по той же необозримой травянистой равнине, покрытой великолепнейшими цветами, между которыми выделялись пеларгонии, похожие на европейские георгины, и фиги. Эта страна, хотя и лежащая близко к берегу, тем не менее казалась совершенно пустынной: тут не встречалось ни одного жилища, ни рогатого скота, ни пастухов, не встречалось даже никакой дичи! Только кое-где быстро, как стрела, мелькали кролики, да в вышине носились голуби, принадлежащие к породе Mionis alba, с беловатым оперением на спине и ярко-белым на груди и животе, да виднелись стаи berniclae jubat , некрасивых водяных птиц величиной с курицу, с длинными худыми шеями и белым оперением, покрытым черными или коричневыми разводами; стаи эти направлялись к востоку, к озеру Эйр.

   Хотя наши путешественники находились еще не в тех областях, где обитают дикари, и в Австралии не существует опасных животных, за исключением динго, или диких собак, страшных только тогда, когда они собираются в большом количестве, тем не менее доктор, как человек осторожный, велел зажечь большой костер и назначил каждому часы караула.

   Когда все поужинали, то быков и лошадей привязали вокруг драя, люди улеглись внутри громадного фургона, под защитой полотна, которым он был обтянут, а Диего стал первый отбывать свое дежурство.

   Ночь прошла спокойно. Единственными услышанными в продолжение ее звуками были щелканье птицы-бича, серебристый звон птицы-колокола да хохот птицы-пересмешника, гнездившихся в густом кустарнике мальг.

   Как только начало светать, Ниро Варанга приготовил чай и стал запрягать волов, доктор и матросы позавтракали, вскочили на лошадей, и караван снова двинулся в путь, перешел через речку и пошел вдоль по восточному берегу болота.

   Кардосо и Диего, от зорких глаз которых ровно ничего не ускользало, заметили за речкой много углублений, похожих на колодцы, точно таких же, какие они уже видели на берегах Хамберта.

   - Это дикари так изрыли землю? - спросил он у доктора.

   - Нет, белые. Это произошло в период так называемой золотой лихорадки, - ответил Альваро.

   - Значит, здесь искали золото?

   - Да, друзья мои.

   - Так и этот континент также доставил европейцам золото?

   - Да, и даже в продолжение нескольких лет в очень большом количестве. Можно даже сказать, что именно этот металл и способствовал столь быстрому заселению берегов Австралии, а также обогатил ее города. Чудеса, сотворенные им в Калифорнии, повторились и здесь.

   - Расскажите нам о них, доктор.

   - Открытие первого самородка произошло 3 апреля 1851 года, близ Саммер-Хилла, в окрестностях Сиднея, но этому не придали особенного значения. Четыре месяца спустя один погонщик фургонов, проезжая вдоль по берегу бухты Андерсон, нашел в луже грязи золотой самородок, весивший тридцать две унции [*].

  

   [*] - Унция - мера веса, равная 28,35 г.

  

   - Вот так счастье! - воскликнул Диего. - Этому погонщику выпал славный денек.

   - Весть об этой находке сильно взволновала жителей Виктории. Населением овладела настоящая золотая лихорадка, и все бросились искать золото, разрывая землю в долинах и в городах. Люди, несколько дней тому назад умиравшие с голоду, стали в несколько недель миллионерами. Находили самородки громадной ценности, весом в несколько фунтов.

   Весть об этом открытии перелетела через океаны, и из Америки, так же как и из Европы, понаехали тысячи и десятки тысяч золотоискателей. Население страны увеличилось за три года на двести пятьдесят тысяч душ, в ней словно по волшебству выросли новые города, а старые сильно разрослись. Торговля прекратилась, так как все мужчины оставили города; купцы, доктора и даже моряки оставляли свои дела и бросались на поиски драгоценного металла, и золотая лихорадка закончилась лишь тогда, когда вся земля была изрыта и перерыта во всех направлениях, и в ней не осталось ни одного самородка.

   - Счастливцы эти англичане! - воскликнул Диего. - Где бы они ни обосновались, везде они находят"

   - Что находят? - спросил доктор.

   - Да хоть бы животных, каких еще никто никогда не видел, - договорил моряк, внезапно остановившись перед группой деревьев.

   Доктор обернулся и увидел, что Диего неподвижно поднялся в стременах и с выражением величайшего изумления на лице пристально вглядывался в деревья.

   - Что с вами, друг мой? - спросил он его.

   - Сеньор доктор, - ответил моряк, - видели ли вы когда-нибудь летающих кошек?

   - Летающих кошек? Да ты с ума сошел, мой милейший.

   - Нет, клянусь тысячей люков! Я только спросил вас: видели ли вы когда-либо летающих кошек?

   - Верно, солнце расстроило твои мозги, друг мой, - сказал Кардосо.

   - Пока еще нет, друг мой.

   - Так что же ты хочешь этим сказать?

   - Говорю вам, что передо мной пролетела кошка.

   - А, да это, верно, лисица! - воскликнул доктор, разражаясь смехом.

   - Лисица? Да говорят же вам, что она летела.

   - Это летучая лисица.

   - С вашего позволения, сеньор доктор, я вам не поверю, пока не увижу этого странного зверя. Лисица с крыльями! Да что же это за страна, в конце-то концов!

   - Куда она направилась?

   - Вон туда, сеньор доктор, в середину группы этих деревьев.

   - Поедем посмотреть ее.

   И пока Ниро Варанга продолжал путь, все еще лежавший по краю болота, всадники направились к группе деревьев, состоявшей из десяти или двенадцати страмоний, высотой от пятнадцати до двадцати метров, и начали внимательно всматриваться в ветви деревьев. Поиски длились недолго, так как внимание их было привлечено хриплым криком, исходившим из густой листвы одного из деревьев. Вглядевшись туда, они увидели очень странное животное - летающую кошку, как ее назвал Диего.

   Она была величиной с лисицу, но до некоторой степени походила и на кошку, так как голова ее напоминала голову последней; что удивительно, так это то, что она действительно имела нечто вроде пары крыльев, состоявших из перепонки, соединявшей ее задние ноги с передними, причем пальцы оставались свободны. Увидев, что его заметили, животное расправило перепонки и перелетело пространство в пятьдесят или шестьдесят метров и затем снова уселось на ветвях другого дерева.

   - О, черт возьми! - воскликнул старый моряк, все еще находившийся в состоянии сильнейшего изумления. - Ну, виданное ли дело, чтобы кошки летали?

   - Это кубинг , - сказал доктор, внимательно осмотрев животное. - Это довольно любопытное создание, но его находят также и на некоторых островах Малайского архипелага.

   - А можно его есть?

   - Не думаю, обжора ты этакий.

   - Чем же оно питается? Неужели же оно охотится за мышами, как его бескрылые подруги?

   - Оно питается насекомыми, летучими мышами и маленькими млекопитающими, за которыми охотится ночью. Днем же его встречают очень редко.

   - Если оно не съедобно, то пусть отправляется умирать в другое место.

   - Едем, друзья мои, - сказал доктор.

   Они пришпорили лошадей и догнали драй, медленно двигавшийся по направлению к северу, в то же время несколько отклонившись к западу.

  

   В продолжение следующих дней маленький караван продолжал путь к северу, все более и более углубляясь в пустынные внутренние земли. Он прошел болотистую местность, тянущуюся между потоками Варринером и Дугласом, перешел через потоки Девенпорт, Хамбон и Неале (последний представляет собой довольно значительную реку, впадающую, так же как и другие вышеупомянутые реки, в озеро Эйр). Наши путешественники видели пики Деттон и Харви, перешли через цепь гор Хансона и наконец остановились на берегу довольно значительного потока Стивенсон, берущего свое начало на склонах гор Смита и также впадающего в озеро Эйр, предварительно приняв в себя воды нескольких притоков, в том числе Алберга, Гамильтона и Бледа.

   Люди и животные были страшно изнурены и чувствовали необходимость в нескольких днях отдыха после пройденного ими длинного пути, почти в сто миль. К тому же все это время они шли под лучами знойного солнца, становившимися со дня на день все жарче, так как лето продвигалось вперед, да и маленький караван уходил все дальше и дальше от берега, охлаждаемого южными ветрами.

   За все время пути они не встретили ни одного человеческого лица, ни белого, ни бронзового, и очень редко встречали какую-либо дичь, но местечко, где они теперь остановились, обещало им встречу если не с людьми, то, по крайней мере, с каким-нибудь животным, могущим доставить кусок свежего мяса, так как они заметили на берегах реки очень много следов кенгуру и эму, или, иначе говоря, австралийского страуса.

   - Ну, приободритесь же, мои храбрые друзья, - сказал доктор, обращаясь к матросам, отряхивавшимся, точно медведи, после совершенно спокойно проведенной ночи. - Я даю вам целый день отдыха, так что вы можете охотиться сколько угодно на берегах реки и в окрестных лесах.

   - Мы набьем множество дичи и вернемся к драю нагруженные словно мулы, - сказал на это старый моряк, перекидывая свой "снайдер" через плечо и набирая зарядов.

   - Берегитесь, чтобы не зайти слишком далеко, помните, что мы находимся в дикой стране, а в особенности старайтесь не слишком долго быть на солнце, потому что мошенник Баримай начинает уже вертеть его своим громадным пальцем, так что легко получить солнечный удар.

   - Кто же этот сеньор Баримай?

   - Это добрый дух австралийцев, создатель земли, лесов, рыб и людей; громадный негр с белыми волосами и огненными глазами; он сотворил свои чудеса, сидя на вершине Варра-Ганга, этих Австралийских Альп.

   - Значит, это бог соотечественников нашего Коко?

   - Да, Диего.

   - И он-то и вертит солнце?

   - Да, но кажется, это вещь очень легкая для Варимая, так как он вертит его только одним пальцем.

   - Ха-ха-ха! - расхохотался старый моряк. - И дикари верят всему этому?

   - Совершенно серьезно верят.

   - А есть у них также и дьявол?

   - У них нет настоящего дьявола, но есть злой гений, называемый Тулуталом, он восседает в глубине Виали, то есть в аду. Его зовут также и Патаян. Очень любезный господин: он предупреждает о своем приближении продолжительным свистом.

   - Если мы его встретим на дороге, то схватим за нос и отведем к Коко, пусть он держит его в плену.

   - Хорошо, насмешник ты этакий.

   - Пойдем, Кардосо, я хочу попотчевать себя за завтраком прекрасной четвертью кенгуру или страусовой головой.

   И веселые моряки ушли, предоставив доктору продолжать ряд начатых им астрономических наблюдений, и направились к западу, идя вдоль по берегу Стивенсона, или, вернее сказать, Трера, так как в начале своего течения поток называется этим именем.

   Вдоль берега потока была очень густая растительность. Здесь и там виднелись группы казуарин (это превосходные деревья с почти столь же крепкой древесиной, как у железных деревьев, растущих в Бразилии), встречались кусты xanthoma , растения, дающего такую липкую смолу, что она превосходит лучшую мастику. Туземцы употребляют эту смолу, между прочим, чтобы прикреплять каменные наконечники своих коротких метательных копий.

   Здесь путники увидели также превосходные диакриды со своими крошечными цветами, дикие бананы и австралийские огурцы. Множество птиц порхало и чирикало на ветвях деревьев: тут были попугаи с чрезвычайно разнообразным пестрым оперением, фазаны, подражавшие крикам всевозможных птиц, животных и даже человека, иволги с желтовато-золотистыми перьями с чрезвычайно эффектными черными полосками и целые стаи какатоэс, превосходных, но очень неловких птиц с перьями кремового цвета и с хохлом на голове, или же белых как снег, или, наконец, бледно-розового цвета.

   Диего и Кардосо, продвигаясь вперед с большими предосторожностями, чтобы не спугнуть дичь, которая могла находиться в кустах, старательно вглядывались вдаль и чутко прислушивались ко всякому шороху, но ничего не видели и не слышали.

   - Ну, приятель, - сказал Кардосо, - я боюсь, что множество дичи, которое ты собирался принести, окажется сущим пустяком: не видать ни кенгуру, ни какого-либо другого животного, заслуживающего выстрела.

   - Это правда, дружище, - ответил старый моряк. - В этой стороне только и водятся что одни птицы, но если мы не найдем здесь дичины, покрытой шерстью, так с избытком вознаградим себя дичью пернатой.

   - Ну, это не особенно сытно, старина.

   - Хоть бы крокодила найти.

   - Здесь их нет.

   - Ну, так тапира.

   - И их тоже нет здесь.

   - Проклятая страна! Здесь ничего нет и"

   - Что с тобой?

   - Ш-ш!.. Клянусь корпусом пробитого трехпалубного корабля!..

   - Что такое ты увидал?

   - Там шевелится что-то преогромное, вон позади того куста.

   - Что-то огромное? Да ведь здесь же не водятся крупные животные.

   - Тысяча громов! Что же ты думаешь, что я ослеп, что ли? Говорят тебе, что там есть какая-то громадная штука.

   - Ты плохо видел и...

   Кардосо внезапно оборвал речь и спрятался за куст, причем на лице его выразилось величайшее изумление.

   - Неужели и я тоже ослеп? - прошептал он.

   Огромная птица, почти двух метров вышины, с черными и белыми перьями, с непомерно длинной шеей и с высокими сильными лапами, рыла землю своим клювом, жадно ища насекомых и поглощая в то лее время мелкие камешки. Казалось, она не замечала присутствия двоих охотников, находившихся с подветренной стороны, так как оставалась совершенно спокойной.

   - Ну что, разве я ослеп? - повторил Диего. - Посмотри, что за птица!

   - Да это страус, Диего!

   - Страус?! Ты с ума сошел, приятель! Я знаю, что страусы водятся только в Африке!

   - А я говорю тебе, что это настоящий африканский страус.

   - В Австралии-то? Ведь мы не в Африке, Кардосо.

   - А все-таки я не ошибаюсь, старина, и если бы доктор был здесь, то наверное подтвердил бы мои слова.

   - Да как же ты хочешь, чтобы здесь очутился страус?

   - Я не знаю, каким образом он здесь очутился, но думаю, что он стоит выстрела.

   - Я тоже так думаю, - сказал Диего. - Прицелься-ка хорошенько, да смотри не промахнись, так как известно, что если они пустятся бежать, так их не догнать даже на лошади.

   - Не бойся, старина, у меня хороший глаз и верная рука.

   Он очень внимательно прицелился, медленно спустил курок, и раздался выстрел.

   Сраженный меткой пулей, страус раскрыл крылья, словно для того, чтобы поддержать себя ими на воздухе, два или три раза повернулся вокруг себя, как будто у него началось головокружение, и упал в середину стоявшего рядом куста.

   Наши матросы хотели было броситься к добыче, когда увидели, что из травы и из кустов выскочило семь или восемь животных с бледно-рыжей шерстью, покрытой черными пятнами, с пестрой продолговатой мордой и с густым, опущенным вниз хвостом, с короткими ушами, с корпусом более высоким, нежели у волков, но больше похожим на лисий, нежели на волчий.

   Они бросились на страуса, все еще боровшегося со смертью, и с яростью начали его рвать, издавая при этом заунывный вой, так что слышно было, как под их сильными челюстями хрустели его кости.

   - О, да это собаки! - воскликнул старый моряк. - Тише, голубчики, ведь добыча-то наша!

   - Это динго! - воскликнул Кардосо. - Скорей прогоним их, а то они оставят нам одни только перья.

   Моряки выскочили из кустов и побежали к страусу. Дикие собаки, увидев незваных гостей, подняли головы, показывая свои острые зубы, и поглядели на них искоса злыми глазами, выражавшими не слишком-то мирные намерения, но два или три сильных удара ружейным прикладом заставили их бежать и оставить свою громадную добычу, которую они, быть может, выслеживали уже очень давно, выжидая удобного момента, чтобы на нее напасть.

   - Эти канальи испортили нашу огромную птицу, - сказал Диего. - Но все же нам осталось еще столько мяса, что из него можно сделать четыре обеда и шесть завтраков.

   - Ну, посмотри, разве это не настоящий страус, старина? - проговорил Кардосо.

   - Ты прав, дружище! Но мне бы очень любопытно было знать, каким образом очутилась здесь эта громадная птица, когда Австралия вовсе не ее родина.

   - Эту тайну объяснит нам доктор, - сказал Кардосо. - Что же, мы теперь вернемся в лагерь?

   - Нет, лучше будем продолжать охоту. Кто знает, быть может, мы найдем что-нибудь получше этой птицы, например, кенгуру? Это было бы очень кстати, так как я давно жажду встретиться с одним из этих странных животных.

   - Но как же мы потащим страуса? С ним далеко не уйдешь.

   - Мы оставим его здесь.

   - Чтобы его съели дикие собаки?

   - Они не тронут ни единого перышка. Только помоги мне, и ты увидишь.

   Он растянул веревку, которую носил при себе, забросил один ее конец на толстую ветвь дерева, привязал другой к ногам страуса и, схватившись за первый конец, воскликнул:

   - Ну, поднимай!

   Кардосо, сразу понявший маневр приятеля, поспешил ему помочь, и страус, несмотря на свою тяжесть, был приподнят до самой ветви, находившейся на высоте четырех или пяти метров.

   - Вот моя курочка и в безопасности, - сказал он, завязывая покрепче веревку. - Теперь я посмотрю, как ее съедят собаки.

   - Ну, теперь вперед! - воскликнул Кардосо.

   Они зарядили ружья и снова пустились в путь, не обращая внимания на зловещий вой динго, казавшихся очень недовольными потерей добычи. Идя по лесу, моряки скоро дошли до прогалины, тянувшейся, казалось, далеко на восток.

   - Ого! - воскликнул, внезапно остановившись, Кардосо.

   - Что там такое? - спросил Диего.

   - Хижина.

   - Какая это хижина? Мне кажется, что это сцена.

   - Разве ты думаешь, что дикари приходят сюда давать театральные представления? Диким собакам, что ли?

   - Ты прав, - воскликнул изумленный Диего. - Пойдем-ка посмотрим, в чем дело. Ведь известно, что это страна чудес.

   Посреди полянки возвышалось нечто вроде сцены, устроенной из четырех или пяти скрещенных кольев, поддерживавших что-то вроде платформы. Всматриваясь внимательно в эту странную постройку, наши моряки заметили, что на ней находится какая-то бесформенная масса, покрытая целой грудой кож поссума и коры камедиеносного дерева.

   Под подмостками зловеще завывало десять или двенадцать диких собак, а над ними крутилось несколько milvus , небольших соколов красновато-бурого цвета с черными полосками, да несколько haliaestur , соколов другой породы, по росту больше первых; последние время от времени бросались на лежавшую на подмостках массу, стараясь разорвать кожи и кору.

   - Чем больше я гляжу, тем меньше понимаю, - сказал Диего. - Уж не спрятано ли там какое-нибудь животное новой породы?

   - Или падаль, - возразил Кардосо, уже несколько секунд нюхавший воздух.

   - Падаль?

   - Разве ты не слышишь никакого запаха, старина?

   - Каррамба! Ты прав, дружище. Что же это такое, уж не магазин ли какого-нибудь дикого племени? Мне говорили, что они большие любители тухлого мяса.

   - Пойдем посмотрим.

   - А собаки-то?

   - Мы их прогоним.

   Они перешли отделявшее их от постройки пространство и двумя или тремя выстрелами заставили динго разбежаться, впрочем, дело не обошлось-таки без того, чтобы последние не показали им своих крепких зубов, и хотя они удалились, но продолжали издали угрожать матросам своими завываниями. Весь воздух вокруг подмостков был заражен отвратительнейшим запахом разлагающегося мяса, казалось, что на них что-то гнило.

   Моряки, желая поскорее узнать, что такое находилось под этими кожами, скинули с себя ружья, чтобы свободнее двигаться, и, схватившись за колья, ровно в четыре приема поднялись на платформу, состоявшую из сплетенных между собой лиан.

   При их появлении соколы тоже разлетелись, испуская пронзительные крики. Несмотря на невыносимую вонь, распространявшуюся от находившегося на платформе свертка кож и коры, наши моряки разрыли-таки его и обнаружили, что в нем завернут полусгнивший, совершенно голый труп с черной, но местами покрытой белыми и желтыми рисунками кожей.

   - Клянусь китовым остовом! - воскликнул Диего. - Это труп дикаря! Странный обычай у этих австралийцев отдавать своих мертвецов на съедение соколам и собакам.

   - Уйдем-ка отсюда, старина, - сказал Кардосо, - этот отвратительный запах просто душит меня.

   - Я и сам не желаю ничего лучшего, друг мой. Черт побери этих дикарей с их могилами!

   Они хотели уже слезть с подмостков, когда внизу поднялся страшный вой.

   - Что там еще за новости? - сказал Диего, останавливаясь.

   - Черт возьми, - воскликнул Кардосо, - да ведь мы в плену!

   - В плену? Кто же нас взял в плен?

   - Динго.

   - Как, эти собаки смеют...

   - Они не то что смеют, а даже ждут наших икр, чтобы вцепиться в них зубами.

   - Да мы четырьмя хорошими пинками...

   - Но они съедят тебя, их, по крайней мере, штук пятьдесят...

   - Пятьдесят собак?!

   - Посмотри сам.

   Диего перегнулся через край платформы, посмотрел вниз и с досадой махнул рукой. Пока они занимались осмотром могилы, под этим странным сооружением втихомолку собралось штук пятьдесят собак, с нетерпением ожидавших внизу, чтобы напасть на них.

   - Гром и молния! - воскликнул Диего. - Мы, в самом деле, ловко попались!

   - Да и ружья-то наши на земле, - прибавил Кардосо.

   - А я всегда считал этих животных безопасными.

   - Они и в действительности безвредны, когда их мало, но когда они собираются в большие стаи, то становятся очень смелы и нападают не только на стада, но даже и на пастухов. Я слышал, что стая этих проклятых собак не более чем в.продолжение трех месяцев сожрала у одного пастуха тысячу двести голов скота.

   - Оставим-ка теперь пастуха да подумаем, как бы нам выйти из этого опасного и неудобного положения. Что, если попробовать сойти? У меня с собой есть нож, и если бы я мог только добраться до ружей, то эти канальи дорого бы поплатились за свою проделку!

   - Не советую тебе пробовать, у них сильные зубы, да и сами они обладают большей силой, нежели лисицы.

   - Разве ты хочешь оставаться здесь вместе с этой падалью, которая заражает воздух? Дай-ка я попробую.

   Старый моряк вынул из-за пояса свой матросский нож, взял его в зубы, схватился за край платформы и протянул ноги к одному из поддерживающих ее кольев.

   Динго начали бешено выть и прыгать на кол, стараясь схватить матроса за ноги; последний, видя, что икры его находятся в большой опасности, проворно поднялся назад на платформу.

   - Да они, кажется, бешеные! - воскликнул он.

   - Просто они голодны, старина, - сказал Кардосо, хохоча во все горло.

   - А, так они голодны! Ну, так пусть пока что едят мертвеца.

   И моряк, зажав рукой нос, чтобы не чувствовать отвратительной вони, толкнул тело мертвеца и сбросил его в середину воющей стаи.

  

   Австралийские динго, называемые туземцами варрангалами , что значит дикая собака, составляют особый род, хотя и имеющий сходство с лисицами и с дикими собаками других стран, тем не менее не похожий ни на тех, ни на других. Быть может, по форме они и похожи на лисиц, но гораздо больше, сильнее и толще их и имеют длинные, а не короткие ноги. Динго встречаются на всем австралийском континенте, как на берегах, так и в жарких внутренних землях, но избегают близости городов и селений, отлично зная, что там им нечем поживиться. Обыкновенно динго держатся по пять-шесть особей вместе, но иногда случается встретить их и большими стаями, особенно в местах, изобилующих дичью. Можно думать, что они составляют как бы отдельные племена, потому что динго одной какой-нибудь области никогда не смешиваются с динго другой области, да и беда была бы, если бы кто из них попытался это сделать: его тотчас бы изорвали в клочья. Предполагают даже, что они разделили между собою весь континент, чтобы охотиться каждой стае на своей территории, не встречая опасных противников.

   Они очень ловкие охотники и гоняются за всеми дикими животными, но, не довольствуясь этим, собираются иногда в большие стаи и устраивают настоящую травлю в тех громадных лесах, где скотопромышленники пасут свои огромные стада, и тогда под их острыми зубами погибают десятки овец, баранов, ягнят, телят и даже жеребят. Поэтому между ними и колонистами всегда ведется ожесточенная война. Последние повсюду роют западни, отравляют стрихнином тела павших животных и стаскивают их в леса, населенные динго, но те съедают их, нисколько не колеблясь; за ними также охотятся и с ружьем, но динго довольно хитры и подозрительны и не подпускают к себе на выстрел. Если же их преследуют и загоняют в угол, то динго смело бросаются на собак пастухов, которых страшно ненавидят, а иногда кидаются даже на людей.

   Собираясь в большую стаю, они становятся очень смелы и не боятся людей. Они живут в дружеских отношениях только с дикарями, но не выносят рабства и не приручаются.

   Динго дружат с австралийскими дикарями не ради привязанности, но ради интереса. Они присоединяются к ним, чтобы вместе с ними охотиться, но требуют своей доли дичины. Иногда они остаются при каком-нибудь дикаре недели две или даже месяц и затем убегают от своего временного хозяина, если только последний не убьет их, чтобы съесть, что случается довольно часто... Надо отдать справедливость, что дикарь подчас заботится о своей охотничьей собаке и любит щенков, рожденных в его хижине; он даже вскармливает их молоком своей жены в ущерб собственным детям, но при первых же проявлениях голода не может удержаться, чтобы не поджарить и мать и ее щенков.

   Очевидно, что положение двух моряков, осажденных многочисленной стаей сильных и голодных животных, было не особенно веселым. Если бы осаждающих было немного, то осажденные могли бы бороться с ними без особенной опасности/но их было слишком много, да к тому же они находились как раз у их ног.

   - Тысяча громов! - воскликнул достойный Диего, увидев, как вся стая яростно кинулась на мертвеца и сожрала его в четыре секунды. - Вот так желудки!

   - А в особенности, что за зубы! - сказал Кардосо.

   - Друг мой, а ведь я начинаю беспокоиться, мы положительно осаждены, и еще какая это осада: у нас нет ни ружей, ни корки хлеба, чтобы поглодать.

   - И ни капли воды, чтобы промочить горло!

   - А тут еще это солнце нас поджаривает. А что, как ты думаешь, долго продлится эта осада?

   - Я знаю об этом не больше, чем ты, старина.

   - Пошевели-ка своими мозгами да найди средство отправить к черту всю эту воющую стаю.

   - Ищу и переискиваю, да ничего не нахожу, Диего.

   - Что же, неужели нам придется занять место той отвратительной мумии, которую мы сбросили вниз? Если эти животные будут упорно оставаться на месте, то ведь мы тут умрем, дружище.

   - Да, старина! Пожалуй, и собаки и соколы превесело попируют, обжираясь нашими телами.

   - Мошенник этакий, да ты смеешься и говоришь, словно человек, сидящий у себя дома.

   - Ты что же, хочешь, чтобы я рвал на себе волосы?

   - Нет, Кардосо, но мне кажется, что наше положение нисколько не смешно, а напротив, опасно. Черт возьми! Я начинаю хотеть есть. Ах, зачем я не догадался принести сюда этого страуса!

   - Знаешь ли, что делают австралийцы, когда они голодны?

   - Нет, право же, не знаю, Кардосо.

   - Очень простую вещь: они затягивают свой пояс потуже. Они даже всегда носят пояс из кожи поссума, чтобы посильнее себя стягивать.

   - Да ведь я не дикарь, друг мой, - ответил старый моряк.

   - Ну, так я не могу тебе дать лучшего совета, - смеясь сказал Кардосо.

   - Ты еще смеешься, злодей, тогда как я выхожу из себя! Ну, видал ли кто-либо подобного человека! Но теперь довольно шутить, дружище, давай-ка поищем, как бы нам убраться с этих подмостков, которые еще и до сих пор воняют мертвечиной! Что, если мы попробуем позвать доктора?

   - Это будет потерянное время, старина. Мы ушли так далеко, что он не услышал бы даже и тромбона.

   - Молчите вы, зверье! - воскликнул старый моряк, уже начинавший терять терпение. - Послушай-ка, какой они выдают раздирающий концерт.

   - Да, они спеваются для ночной серенады, старина.

   - Для ночной серенады? Ну нет, тысяча миллионов громов! Я ни за что не буду спать на этих вонючих подмостках, на которых только что лежал мертвец. А знаешь, мне пришла в голову мысль!

   - Ну, так говори скорее, - сказал Кардосо, все еще не терявший хорошего расположения духа.

   - Что, если мы попробуем выудить наши ружья?

   - Каким же образом?

   - У меня есть в кармане еще одна веревка, которой связывают канаты.

   - Да при тебе их, оказывается, целый склад!

   - Это привычка старого моряка; я сделаю скользящую петлю и попробую поднять ею ружье.

   - Попробуем. Посмотри-ка, мой карабин полулежит на кусте травы, его можно легко подхватить, лишь бы динго не съели веревки.

   - Мне пришла еще мысль!

   - Что же это за мысль, старина?

   - Если бы нам поймать посредством лассо нескольких динго, мне говорили, что они очень вкусны.

   - И ты хочешь их съесть сырыми? - спросил Кардосо, разражаясь смехом. - Я предпочитаю твою первую мысль.

   - Ты прав, друг мой, я настоящий дуралей. Ну, так примемся же за дело, а вы, подвывалыцики, приготовьтесь-ка провести прескверные четверть часа. Клянусь усами кита, мы изготовим из вас настоящий мармелад!

   Старый моряк вытащил из одного из своих четырнадцати карманов кусок веревки длиной в шесть или семь метров, сделал на конце ее скользящую петлю, лег на грудь и прополз до края платформы, очень тревожно скрипевшей при каждом его движении.

   Увидя Диего, собаки, расположившиеся было вокруг платформы с поднятыми кверху мордами и терпеливо ожидавшие живой добычи, повскакали с мест, начали прыгать на колья и снова яростно завыли.

   - Вы слишком малы, мои голубушки, - сказал им старый моряк. - Дайте мне только справиться, и вы увидите, какие я вам преподнесу конфетки.

   Он взял в руки скользящую петлю, расправил ее пошире, повернул ею два раза в воздухе, как это делают гаучо аргентинской пампы, когда хотят поймать на бегу быка или дикую лошадь, и набросил ее на ружье Кардосо, оставшееся несколько приподнятым, так как оно случайно оперлось на куст.

   Дернуть покрепче за веревку и приподнять кверху ружье было делом одной секунды. Динго словно поняли, что сейчас произойдет, они бросились к ружью и злобно схватились было за него зубами, но моряк обладал необыкновенной силой: он дернул еще раз, сразу освободил ружье от их зубов и поднял его на платформу, испустив при этом победный крик.

   - Ловко сделано! - воскликнул Кардосо. - Даже гаучо не сумел бы сделать это более ловко.

   - Да, я кое-чему выучился у индейцев пампы, - сказал Диего, сиявший от радости, что его затея так прекрасно удалась. - Теперь, мои милейшие динго, мы заставим вас удирать во всю прыть. Твой черед, Кардосо, так как ты первостатейный стрелок.

   Молодой матрос взял "снайдер", убедился в том, что он заряжен и прицелился прямо в воющую стаю.

   - Прежде всего надо убить вот этого отвратительного пса, который воет громче всех и положительно кажется мне бешеным, - сказал старый моряк.

   Не успел он еще окончить фразу, как указанная им собака рухнула на землю: коническая пуля попала ей прямо в голову. Товарищи ее немного отступили, завывая сильнее прежнего и яростно оскалившись.

   - Перекувырни-ка еще вверх ногами вон ту, что так косится на нас своим