Сальгари Эмилио - Страна чудес

сточенной борьбы? Удастся ли грозному оружию доктора отбить толпы нападающих, или же оставшись один, без товарищей, он погибнет, подавленный многочисленностью врагов?

   Диего и Кардосо, слыша, что стрельба все еще не прекращается, лезли, словно безумные, на стены своей тюрьмы, всячески стараясь взобраться по этой гладкой поверхности. Напрасно пытались они сделать на ней зарубки топором, напрасно влезали один другому на плечи, думая найти повыше какую-нибудь щель, чтобы схватиться за нее рукой, напрасно бросали вверх веревку, надеясь, что она зацепится за какую-нибудь ветвь, - железо постоянно отскакивало от крепкого, как камень, дерева, щелей нигде не было, а веревка была настолько коротка, что не могла достать до ветвей.

   - Да что мы, прокляты, что ли? - заревел наконец Диего.

   - Все против нас, - сказал Кардосо глухим голосом, в отчаянии ломая руки.

   - Может быть, в эту минуту злодеи убивают доктора. Ах, этот подлый Коко!

   И они беспомощно метались взад и вперед по своей узкой темнице, словно тигры, запертые в клетку.

   Между тем издали все громче и громче доносился боевой клич австралийцев, и в ответ им с возрастающей силой гремела митральеза.

   Вдруг выстрелы прекратились, тогда как победные крики нападающих еще продолжали раздаваться в течение нескольких минут; можно было предположить, что им удалось овладеть укреплением и драем. Затем все стихло.

   - Все кончено! - ревел Диего, вырывая клочья волос. - А мы сидим здесь...

   - Дикари победили.

   - Быть может, даже убили его.

   - Или взяли в плен.

   - Это хуже всего.

   - Нет, Диего, только бы они его не убили, а мы его спасем.

   - Мы спасем!.. Да кто нас вытащит из этой тюрьмы? Ах, Кардосо, я потерял всякую надежду отсюда выйти.

   - Нет, Диего, мы выйдем.

   - Но каким же образом?.. Мы уже испробовали все способы, и ничто нам не удалось.

   - А!..

   - Что с тобой?

   - Быть может, нам удастся разбить эти стены?

   - Да ты с ума, что ли, сошел, друг мой?

   - Нет, старина, не сошел.

   - Так говори же скорее, или я сам сойду с ума.

   - Только мы подвергаемся большой опасности.

   - Я готов на все, лишь бы только не умереть здесь от голода и жажды.

   - Давай сделаем мину.

   - Мину?.. А как ее сделать?.. Порох-то где?..

   - Разве с нами нет картечницы, полной зарядами, да и карманы наши также ими набиты - по крайней мере, у меня их более трехсот.

   - Ах, как я глуп, Кардосо, я об этом и не подумал.

   - Выкопаем в стволе дырку, вложим туда пороху и взорвем его.

   - Но куда же мы спрячемся? Ведь, пожалуй, тогда и мы полетим на воздух вместе с деревом.

   - Мы будем делать маленькие взрывы и притом наверху, а сами ляжем на дно и прикроемся мертвыми двуутробками.

   - Отлично придумано, друг мой. Влезай мне на плечи, бери мой нож, у него твердое лезвие, и постарайся выковырять им дырку, как можно поглубже. Это будет трудная работа, потому что дерево это твердо, как железо, но с твоим терпением это тебе удастся.

   Кардосо хотел влезть на плечи к Диего, когда снаружи вдруг послышались людские голоса.

   - Это, верно, австралийцы?.. - прошептал Диего, и в глазах его блеснул злобный огонек.

   - Да, - ответил Кардосо, - и они, быть может, собираются на нас напасть.

   - Тем лучше, мне страшно хочется всех их перебить.

   - Перебьем, старина. Ах, теперь я понимаю: вероятно, те, что явились раньше, ходили звать на помощь товарищей. Ну, погодите же, поганые обезьяны, попробуйте-ка сойти сюда!

   - Они будут осаждать нас, Кардосо.

   - А мы выйдем и дадим сражение.

   - Молчи!.. Слышишь?

   Что-то зашуршало по коре дерева. Послышался сдавленный шепот нескольких голосов. Очевидно, на дерево влезало несколько человек сразу.

   Матросы прислонились к стенкам дупла один против другого, держа ружья наготове и подняв глаза к отверстию.

   Немного погодя наверху показался дикарь и бросил в дупло зажженную ветвь банксии. Увидев моряков, он испустил крик торжества, но крик этот тотчас же превратился в предсмертный хрип.

   Кардосо быстрым, как молния, движением поднял ружье и всадил ему пулю прямо в лоб.

   Дикарь тотчас же исчез, слышно было, как его тело тяжело свалилось на землю. Снаружи послышались крики, становившиеся все громче и громче.

   - Нам предстоит бороться с целым племенем, - сказал Диего. - К счастью, у нас хватит пуль на всех.

   Наверху показалась другая голова, и чья-то рука бросила в дупло какой-то предмет, тяжело упавший на землю. Раздался другой выстрел, и еще один из нападающих свалился на землю, испустив страшный вой.

   - Вот уже два! - сказал Кардосо. - Ну вы, там! Чья теперь очередь?..

   - Ура! - воскликнул Диего своим могучим голосом. - Хорошенько этих обезьян, Кардосо!..

   Но, кажется, дикари сочли, что с них достаточно и этих двух выстрелов, потому что на верху дупла не появлялось больше ни одной головы, к величайшему огорчению Диего, надеявшегося переколотить таким образом всех осаждающих.

   Тем не менее австралийцы, вероятно, что-нибудь да придумывали, потому что снаружи дерева слышался оживленный говор. Без сомнения, они совещались о том, как бы вернее овладеть так решительно защищавшимися матросами.

   Казалось, что решено было срубить громадное дерево, потому что послышался громкий стук топоров по его наружным стенкам. Каменные топоры работали с ожесточением, но они, должно быть, только тупились о крепкую древесину эвкалипта, не поддававшуюся даже стальным топорам.

   - Приятного развлечения! - крикнул им Диего.

   С полчаса продолжался этот град бешеных ударов, но затем он стих: должно быть, австралийцы убедились в тщетности своих усилий.

   Немного спустя какой-то длинный и прямой предмет перелетел через край дупла и упал как раз перед носом Кардосо, чуть-чуть не ударив его по голове. Это было копье с довольно острым каменным наконечником. Вслед за первым упало второе, потом третье и четвертое.

   - Черт возьми! - воскликнул Диего, отскакивая то вправо, то влево, чтобы его не проткнуло падающими копьями. - Вот еще новый род града! К счастью, мы видим, куда они падают, и можем вовремя сторониться от их ударов. Если у вас нет лучшего способа нас уничтожить, сеньоры, так уверяю вас, что вы только даром теряете время и оружие.

   Этот чрезвычайно опасный дождь продолжался минут десять, затем он прекратился, быть может, потому, что у дикарей больше не оказалось копий; впрочем, последние не нанесли никакого вреда осажденным, так как они держались настороже и не давали себя ударить.

   - Посмотрим, к каким метательным снарядам прибегнут они теперь, - заметил Диего.

   - Кажется, что кто-то влезает на дерево, - сказал Кардосо.

   - Тем хуже для него; они думают, что убили нас.

   - Слышишь, старина?

   - Да, кто-то влезает наверх. Ты готов?

   - Я убью его, словно попугая, как только увижу.

   В этот момент на краю отверстия показалась голова и нагнулась, чтобы взглянуть во внутренность дупла. Ободренный царящей там тишиной, человек перегнулся через край немного сильнее. Вдруг раздался выстрел, и он, пораженный меткой пулей Кардосо, перекувырнулся и слетел прямо на Диего.

   - Тысяча молний! - воскликнул последний. - На нас нападают даже и мертвые.

   - Ты не ранен? - с беспокойством спросил Кардосо.

   - Нет, но если бы плечи мои были не столь крепки, так эта обезьяна наверняка переломила бы мне ключицу.

   - Он мертв?

   - Еще бы! Он не шевелится: ты всадил ему пулю прямо в череп. Ай, что это опять падает?

   - Это камни, - сказал Кардосо.

   - Что же, они, верно, хотят теперь побить нас каменьями? Ну, вот и камни перестали падать.

   - Что же такое еще выдумали эти обезьяны?

   - Наверно, ничего приятного для нас не выдумают.

   - Ах, если бы я мог выглянуть наружу!

   - Молчи!

   - Что ты слышишь?

   - Мне кажется, что я слышу какой-то треск.

   - А я вижу дым.

   - Каррамба!..

   - Тысяча чертей!..

   - Они хотят нас поджарить, старина.

   - И не быть в состоянии выйти! Ох" Какой бы я сделал из этих обезьян мармелад! Если дерево сухо, то мы изжаримся, словно бифштекс.

   - Нет, дерево живое, и к тому же оно очень толсто и не легко загорится.

   - Нужно скорее действовать, Кардосо.

   - Что же ты хочешь делать?

   - Осуществить твой план. Ну, живее бери мой нож и влезай мне на плечи.

   Молодой матрос на заставил повторять себе дважды; он влез на плечи к Диего, схватил своей сильной рукой нож и принялся за работу.

   Дерево было очень крепко, но и лезвие ножа было остро и отлично закалено. Имея терпение, можно было выковырять небольшую ямку.

   Опасность возрастала. Снаружи слышен был треск горевшей коры, над деревом виднелись клубы дыма, а в глубине мрачной тюрьмы моряков очень быстро повышалась температура, так что несчастные скоро должны были испечься, словно на костре.

   Кардосо ковырял ямку с возрастающим бешенством, и через четверть часа он уже сделал маленькое углубление в шесть сантиметров глубины и в семь или восемь сантиметров в окружности.

   - Ну, этого будет достаточно, - сказал он и, взяв заряд, вынул из него пулю, а порох всыпал в углубление. Он повторил эту операцию семь раз, сгребая каждый раз разрушительное вещество внутри отверстия в одну кучу.

   - А где же взять фитиль? - спросил он, окончив свою работу.

   - Тысяча молний! - воскликнул Диего. - Вот мы и попали в большое затруднение.

   - Нет, постой, в моем кармане есть клочок бумаги, она может послужить нам вместо фитиля.

   - Отлично, дружище. Положи сначала посреди пороха несколько револьверных зарядов - они помогут его действию - и потом заткни мину куском копья, оставив лишь небольшое отверстие для фитиля. Таким образом получится более сильный взрыв.

   Кардосо повиновался, потом, воткнув в оставшееся отверстие кусок скрученной и слегка осыпанной порохом бумаги, зажег ее и соскочил вниз.

   - Теперь на землю! - сказал он.

   - И давай закроемся, - добавил Диего.

   Матросы улеглись в самый отдаленный утолок, накрылись трупами австралийца и двуутробок и с величайшим беспокойством стали ждать, что будет.

   Они видели, как наверху горела бумага, и слышали легкий треск взрывавшихся пороховых зерен, затем легли ничком, зарывшись под трупы; у них захватывало дух от волнения. Вдруг наверху раздался громкий взрыв, все дерево задрожало, словно готовясь упасть на землю, и в темной тюрьме матросов распространился удушливый запах пороха.

   Снаружи послышались пронзительные крики ужаса, затем быстрый топот ног, и крики мало-помалу замерли в отдалении.

   Диего и Кардосо нисколько не пострадали от взрыва. С них только сорвало трупы австралийца и двуутробок сильным напором воздуха, возникшим вследствие взрыва мины.

   - Вставать! - закричал Диего.

   Он поднялся и посмотрел вверх; эти немногие заряды сотворили настоящее чудо: разорванные силой взрыва крепкие волокна эвкалипта висели здесь и там, и посреди них в стволе виднелось отверстие сантиметров в тридцать диаметром.

   - Ур-ра!.. - закричал Диего. - Влезь-ка ко мне на плечи, Кардосо, и выгляни наружу, только смотри, берегись копий и держи наготове револьвер.

   Молодой моряк в два прыжка оказался у отверстия и приблизил к нему лицо. С земли поднимались красноватые отблески и густой дым, это служило видимым признаком того, что дерево уже начало гореть, но вокруг него не видно было людей.

   - Неужели они так перепугались? - спросил сам себя Кардосо.

   - Кто перепугался?

   - Да австралийцы. Их тут уже нет!

   - Это двойная удача. Только смотри не обманись!

   - Повторяю тебе, что я никого не вижу. Они все убежали.

   - Можешь ты пролезть в отверстие?

   - Нет, я слишком толст, но я могу подняться отсюда наверх.

   - Нужно быть обезьяной, чтобы проделать такое упражнение.

   - Предоставь это мне, старина.

   Молодой матрос, крепко держась за края отверстия, скорчился насколько мог, так что ему удалось поставить в отверстие одну ногу.

   - Смотри, как бы я тебя не раздавил, Диего, - сказал он. - Если прыжок мне не удастся, так я могу на тебя свалиться. Раз... Два... - Он вдруг выпрямился, вставил в отверстие обе ноги, прыгнул вверх, и его протянутые руки крепко схватились за верхний край дупла. Даже обезьяна не могла бы сделать более удачного прыжка.

   - Браво, Кардосо! - воскликнул изумленный Диего. - Вот так матрос!

   - Мы спасены, Диего, - ответил молодой человек, задыхаясь. Он поднялся на край дерева и быстро осмотрелся кругом.

   - Ты никого не видишь, друг мой? - с беспокойством спросил старый моряк.

   - Ни единой кошки. Австралийцы исчезли.

   - А дерево все еще горит? Здесь становится невыносимо жарко.

   - Еще один час, и мы бы изжарились как котлеты.

   - Но как же я-то взберусь наверх?

   - По той самой лиане, по которой мы взбирались на дерево, когда гнались за двуутробками. Береги голову!..

   Кардосо быстро вырвал из земли лиану и бросил ее в дупло.

   - Возьми с собой одну двуутробку, Диего, мы ею позавтракаем.

   - Прекрасная мысль, дружище.

   Диего привязал к поясу самую большую двуутробку, схватился за лиану, проворно влез по ней наверх и сел рядом с Кардосо.

   - Уф! - воскликнул он, переводя дух. - Пора было!

   Затем его загорелое лицо нахмурилось, глаза сверкнули гневом, черты лица внезапно изменились под влиянием неудержимого бешенства, он сжал кулак и воскликнул, грозя им вдаль:

   - Ну, теперь, Коко, я с тобой посчитаюсь!

  

   Начинало светать. На востоке показалась перламутровая полоса, заставлявшая бледнеть звезды и разгонявшая быстро исчезающий перед ней мрак. Птица-часы, птица-пересмешник и птица-бич заснули, тогда как, напротив, какатоэс, попугаи и птицы-лиры начали просыпаться, а соколы поднимались в верхние слои атмосферы, быстро описывая концентрические круги.

   Диего и Кардосо, предварительно зарядив свои ружья и револьвер и убедившись, что поблизости нет ни одного австралийца, соскользнули вниз по лиане и стали на землю. Они прислушивались в продолжение нескольких секунд, спрятавшись в кусты, но не услышали ровно ничего, за исключением отдаленного воя динго.

   - Полная тишина, - сказал Кардосо. - Эти мошенники ушли.

   - Тем лучше для нас, - ответил Диего.

   - Куда же мы теперь пойдем?

   - Прямо в лагерь. Необходимо узнать, что там произошло за время нашего отсутствия.

   - Мы найдем там только одни обломки драя.

   - Да, но мы отыщем следы грабителей и будем их преследовать, даже в том случае, если бы нам пришлось пересечь всю страну.

   - Идем, старина, я готов на все.

   Боясь быть открытыми австралийцами, матросы вошли в соседний лес и стали продвигаться вперед со всевозможными предосторожностями, стараясь не производить ни малейшего шума. Они поминутно останавливались позади какого-нибудь громадного ствола, внимательно прислушивались к малейшему шуму и осматривали окрестности, зорко вглядываясь и в поверхность земли, и в верхушки деревьев. Они не слышали ни одного человеческого голоса, не видели никаких следов человека.

   Убедившись, что за ними никто не следит, а также что и впереди них нет ни души, они ускорили шаг и полчаса спустя были уже в нескольких сотнях шагов от лагеря.

   - Тише, Кардосо, - сказал Диего, - там могут еще быть дикари, занятые разграблением или уничтожением драя.

   - Я не слышу никакого шума, старина.

   - А это что за крики?

   - Это крик соколов, я вижу, их кружатся целые стаи над самым лагерем.

   - Это доказывает, что там есть трупы; митральеза, должно быть, поразила многих нападающих. Видишь ты драй?

   - Я вижу какую-то темную массу сквозь ветви. Мы сейчас узнаем, что это такое, укрепление или лишь наш драй.

   - Вперед, но будь осторожен.

   Они стали ползти между громадными стволами деревьев и между кустов и таким образом добрались до опушки леса.

   Перед ними виднелся луг, но какое ужасное зрелище он представлял! Посреди луга возвышался полуопрокинутый, с выбитым дном, словом, приведенный в самое жалкое состояние драй; вокруг него валялись наполовину изрубленные, наполовину сожженные и опрокинутые друг на друга колья палисада; немного подальше другие колья, которые, вероятно, были быстро вырваны и отброшены в сторону, чтобы образовать проход для осаждающих; повсюду виднелись разбросанные во всевозможных позах трупы, некоторые вытянувшись, другие скорчившись, лежащие на спине или на груди, с раскиданными в стороны руками или же скрюченными и крепко сжимавшими топор или копье, как бы с целью нанести последний удар или же защитить лицо и грудь, видны были целые кучи страшно изуродованных трупов, сплошь покрытых ранами, с наполовину оторванными членами, с раздробленными головами, с лицами, искаженными предсмертными муками или последним взрывом животной злобы.

   Над этим полем мертвецов стоял сильный запах крови, жженого пороха, аммиака и дичи, а в вышине с криком носились стремящиеся на добычу соколы и орлы.

   - Какая бойня! - воскликнул Кардосо с жестом отвращения.

   - Тысяча громов! - заревел во все горло Диего, вскакивая на ноги.

   - Молодец доктор, он, должно быть, защищался отчаянно.

   - Но быть может, его убили, Диего?

   - Молчи, Кардосо, мы сейчас это узнаем, - проговорил прерывающимся от волнения голосом Диего.

   Они двигались вперед посреди трупов и оружия, загромождавших лагерь, и подошли наконец к драю. Австралийцы разграбили его полностью; они не удовольствовались тем, что унесли с собой съестные припасы, оружие, платье, заряды, ящики и бочонки, они утащили даже и покрывавший его белый холст, а также все железо с колес и со стенок драя.

   - Ах они, грабители! - злобно воскликнул Диего. - Даже митральеза исчезла!

   - Должно быть, Ниро Варанга руководил нападением. Только он один и может управлять этим оружием, так как только ему и известно его могущество. Но что же произошло с доктором?

   - От него не осталось и следов, - ответил Диего.

   - Быть может, он взят в плен?

   - Без сомнения, Кардосо, если бы его убили, то мы нашли бы здесь его труп, или, по крайней мере, в драе видны были бы следы крови. Вот счастье-то!

   - Да что же они станут с ним делать?

   - Ну, этого я не знаю.

   - Может быть, они пощадили его, чтобы потом съесть?

   - Разве они на это способны?.. Ты пугаешь меня, Кардосо.

   - Нет, Диего, я не думаю этого. Ведь Ниро Варанга не совсем дикарь.

   - Но в конце концов...

   - Посмотри вон туда, Диего! - воскликнул Кардосо, быстро повернувшись на пятках и схватив ружье.

   - Это дикари! - закричал старый матрос, делая скачок вперед.

   - Гром и молния!

   На опушке леса внезапно показались четыре человека и тотчас же остановились, словно пораженные величайшим изумлением, но не выказывая никаких враждебных намерений, по крайней мере, в настоящую минуту.

   Это была семья австралийцев, состоявшая из маленького, худого, как индийский факир, и безобразного, как шимпанзе, мужчины с очень темной кожей, с маленькой, покрытой длинными волосами головой и с бородой; тело его было прикрыто только кенгуровой шкурой; вместе с ним была женщина и двое совершенно голых ребятишек, сквозь кожу которых виднелись все кости.

   - Какая прекрасная коллекция живых скелетов! - воскликнул Диего. - Неужели эти отвратительные обезьяны хотят напасть на нас?

   - Мне кажется, что у них вовсе нет враждебных намерений, - сказал Кардосо, - что они просто изумлены и вовсе не желают затевать с нами ссоры.

   - Пойдем посмотрим, чего они хотят.

   Австралиец остановился на опушке леса, а сзади него стояла семья. Мужчина держал в руке копье, украшенное перьями какатоэс, а за поясом его был заткнут каменный топор, но он не схватился за него, увидев, что белые пошли к лесу.

   - Здравствуйте, сеньор туземец, - сказал Диего, дотрагиваясь рукой до шляпы. - Здравствуйте, госпожа обезьяна с чадами. Чему мы обязаны, что имеем честь видеть вас на этом поле битвы? Может быть, вы желаете ограбить тех мошенников, что спят вон там с унциями свинца в черепах?

   Очень естественно, что дикарь ровно ничего не понял из этой речи, тем не менее он бросил копье на землю и, испустив какой-то горловой звук, пошел потереть свой нос о нос моряка.

   - Этот дикарь очень любезен! - сказал Диего. - Верно, он принадлежит к другому племени!

   - Думаю, что так, старина, - ответил Кардосо. - Если бы это был один из тех, что ограбили драй, он бы наверняка убежал, чтобы позвать товарищей.

   - У меня появилась одна мысль, Кардосо.

   - Какая мысль?

   - Мне сказали, что австралийцы отлично умеют отыскивать следы как белых, так и черномазых.

   - Это справедливо, старина. Полиция города Виктории использует дикарей для отыскания следов буштрангеров.

   - Что, если бы мы объяснили этому дикарю все, что с нами случилось? Быть может, он поможет нам отыскать доктора?

   - Только бы он нас понял! Я знаю не более пятидесяти австралийских слов!

   - И я столько же, значит, мы можем кое-что объяснить ему, а пока давай-ка пригласим на завтрак эту семейку, как мне кажется, не евшую уже целую неделю.

   - Я одобряю твое предложение, старина.

   Диего сделал дикарю знак следовать за ним вместе с семьей в лес, чтобы не быть открытыми в том случае, если вернутся грабители, и бросил к их ногам двуутробку, очень выразительно открывая рот и делая вид, что жует.

   Дикарь прекрасно понял этот немой язык, потому что быстро схватил дичь, корча при этом гримасы, достойные обезьяны, и демонстрируя зубы, каким могла бы позавидовать даже морская собака.

   Пока его жена, вероятно, страшно голодная, рыла глубокую яму, используя для этого заостренную и обожженную на огне палку, а затем накидывала хворост, чтобы приготовить печь, австралиец распорол будущему жаркому живот, выпотрошил его и затем начал энергично скрести его острием своего топора, чтобы содрать с него густую шерсть.

   Диего и Кардосо, обыскав все окрестности и удостоверившись, что поблизости не было других дикарей, растянулись в ожидании завтрака под одним из кустов.

   Им хотелось тотчас же пуститься в путь с целью преследования похитителей, но они знали, что австралиец никогда не тронется с места с пустым желудком, когда перед ним лежит прекрасное жаркое. Легче было сдвинуть одно из колоссальных деревьев австралийского леса, нежели убедить голодного дикаря бросить двуутробку.

   Впрочем, завтрак вскоре был готов. Прекрасная дичь, превосходно зажаренная в импровизированной печи, была наконец приготовлена и подана нашим морякам вместе с несколькими кореньями варрамса и кусочками смолы.

   Выбрав лучшие куски, они отдали остальное семье дикарей, бросившихся с жадностью животных на аппетитно дымившееся и издававшее очень приятный запах мясо и начавших глотать, почти не разжевывая, куски величиной чуть ли не с кулак. Жена и дети были также допущены к столу, если только так можно выразиться, быть может, потому, что австралиец боялся быть невежливым по отношению к белым, а быть может, и потому, что не был в состоянии заставить исчезнуть в своем желудке двенадцать или четырнадцать килограммов мяса.

   Когда дикарь наелся до отвала, то поправил продетую в его носовой хрящ и служившую ему украшением кость, распустил свой пояс и хотел было улечься, чтобы спокойно переварить излишек съеденной им пищи, но Диего, рассчитывавший совсем на другое, приподнял его с земли, взяв за ухо, и дал понять, что хочет кое-что сообщить ему и получить от него кое-какие разъяснения.

   Между дикарем, пребывавшем в прекрасном расположении духа, да и вообще казавшимся добрым малым, и двумя моряками завязался разговор, но вначале им было чрезвычайно трудно друг друга понять. К счастью, австралиец знал несколько английских слов, так как часто общался с колонистами, поселившимися на восточном берегу, вследствие чего они могли лучше друг друга понять.

   Будучи спрошен, кто он, - он объяснил, что принадлежит к племени, расположившемуся на берегах реки, находящейся в той стороне, где восходит солнце, и что он пришел к этому озеру в поисках дичи, так как земля его племени очень бедна. Идя сюда, они услыхали множество выстрелов, поэтому, движимые любопытством, направились к этому лугу.

   Узнав подробности того, что произошло, дикарь сначала как бы испугался. Племя, напавшее на доктора, было многочисленно и пользовалось дурной славой; говорили даже, что оно пожирает своих пленников, к тому же племя это было во вражде с его собственным племенем, уже много раз подвергавшимся его нападениям.

   Он знал, где расположен лагерь похитителей, и охотно согласился повести туда своих белых друзей, если только они возьмутся в продолжение пути кормить его и его семью.

   - Мы закормим тебя до того, что ты лопнешь, - сказал Диего. - Ты за всю свою жизнь не съел столько мяса, сколько мы тебе доставим за это время. Что за народ эти дикари, они только и думают о том, как бы набить свой живот!

   - Ну, в путь! - воскликнул Кардосо. - Я горю нетерпением догнать этого злодея Ниро Варанга и освободить от него доктора.

   - Неужели они оставили его в живых для того, чтобы посадить на вертел? - спросил Диего, невольно вздрогнув при этой мысли.

   - Не думаю, - ответил Кардосо, бледнея при ужасном подозрении, высказанном его товарищем. - Ниро Варанга не может до такой степени ненавидеть доктора.

   - Ну, идем же, и да поможет нам Бог!

  

   Оставшись после ухода матросов совершенно один, доктор, как мы уже сказали, взошел на устроенную около палисада наблюдательную вышку, куря сигару, но в то же время внимательно наблюдая за тем, что происходило на маленьком лугу. Он инстинктивно чувствовал, что Ниро Варанга должен быть очень недалеко и что он непременно возвратится, чтобы довести до конца свое предательство, столь давно и с таким терпением им подготовленное. Впрочем, пока было светло, он не боялся оставаться один в лагере, зная, что австралийцы имели привычку нападать ночью, так как в темноте выстрелы огнестрельного оружия не столь метки, и им легче подойти к неприятелю незамеченными.

   Прошло два, три, наконец, четыре часа. Доктор, к величайшему своему изумлению, не слышал ни одного выстрела; его верные спутники и не думали возвращаться, а между тем он велел им не уходить слишком далеко и не запаздывать с возвращением. Доктор и представить себе не мог, что они в то время уже сидели пленниками в глубине дупла дерева, служившего жилищем двуутробкам.

   Солнце уже зашло, и ночь спустилась на землю с обычной в тех краях быстротой, а матросы не подавали ни малейшего признака жизни. Охваченный сильным беспокойством и грустными мыслями, доктор спустился с вышки, вышел на луг и дошел до ближайшего леса, надеясь уловить какой-либо звук, указывавший на их возвращение, но под громадными деревьями царила полная тишина.

   Он попробовал выстрелить из своего "снайдера", но на выстрел ответили лишь одни завывания динго. Тогда беспокойство его перешло всякие границы.

   - Видно, с ними случилось какое-нибудь несчастье, или же они заблудились, - прошептал он. - Что теперь делать и где их искать?

   Доктор вернулся к драю очень печальный; сердце его мучительно билось, на лбу выступил холодный пот. Им овладели грустные предчувствия, и он не мог отделаться от мысли, что храбрые моряки попали в какую-нибудь засаду.

   Он снова забрался на вышку, взял с собой два ружья, чтобы быть готовым ответить на первый же сигнал друзей, и стал ждать, стараясь успокоить себя мыслью, что, быть может, спутники его свободны, но заблудились в больших, густых лесах, покрывавших берега озера.

   Позади гор Ашбертон взошла луна, но она была в первой четверти, а следовательно, очень бледна и почти не имела блеска; на темном фоне небесного пространства ярко блестели звезды, отражаясь в водах озера; поднялся легкий ветерок и начал шевелить грубые листья громадных эвкалиптов. По ту сторону луга завыла стая голодных динго, оспаривавших друг у друга трупы отравленных быков и лошадей.

   Прошло еще два часа, когда доктор вдруг услыхал в отдалении выстрел.

   - Это ружейный выстрел! - воскликнул он, вскакивая на ноги. - Быть может, они наконец возвращаются?

   Он стал внимательно прислушиваться, надеясь услыхать другой выстрел, но больше ничего не слышал. Тогда он поднял ружье и выстрелил в воздух, затем снова прислушался, но никто ему не ответил.

   Он послюнявил большой палец и поднял руку кверху, чтобы узнать направление ветра.

   - Теперь дует с севера, - сказал он, - тогда как только недавно дул с юга. Но" он меняется и снова дует с юга. Значит, они должны слышать мои выстрелы.

   Он хотел было выстрелить еще раз, когда увидел, что динго, обгладывавшие трупы животных, бросились быстро бежать на восток, испуская протяжные завывания.

   Этот факт, который, быть может, легко ускользнул бы от кого-либо другого, был замечен доктором, знавшим привычки и жадность этих животных. Какая опасность могла испугать их настолько, чтобы они бросили добычу?

   Альваро с беспокойством встал и начал зорко вглядываться в окрестности. Он не увидел ничего подозрительного, но до него донесся порыв ветра, принесший запах аммиачных испарений и дичи.

   - Это австралийцы! - прошептал он, бледнея.

   Доктор был очень храбр; он привык к продолжительным экспедициям во внутренние провинции Парагвая и, будучи закален всевозможными приключениями, был неспособен испугаться какой бы то ни было опасности, но, находясь один, ночью, в этом драе и имея перед собой, быть может, целые сотни озлобленных осаждающих, решительно шедших на страшную опасность и, по всей вероятности, больших любителей поджаренного на вертеле человеческого мяса, он невольно вздрогнул.

   Тем не менее он быстро покинул вышку, забрав с собой ружья, и стал позади митральезы, решив дорого продать свою жизнь. Ужасное орудие должно было свалить много осаждающих, прежде чем позволить им приблизиться!

   Вскоре после этого он увидел какие-то черные, блестящие, издававшие острый звериный запах фигуры, тихо подползавшие к драю, скользя в траве, словно змеи. Доктор не мог знать, сколько их, но их должно было быть очень много, так как ими была уже покрыта большая часть луга, а из леса начинали выползать еще новые.

   - Значит, настал мой последний час, - сказал доктор. - А что же произошло с Диего и с моим храбрым Кардосо? Постараюсь, по крайней мере, отомстить за них.

   Между тем осаждающие были уже не дальше чем в шестидесяти шагах от драя, они начинали уже подниматься на колени, держа в руках копья, бумеранги и каменные топоры.

   Вдруг на лугу раздался призывный клич:

   - Кооо-мооо-хооо-э-э-э!

   Туземцы вскочили на ноги дружно, словно один человек, и бросились на укрепление, осыпая его своими копьями и бумерангами и оглашая окрестности дикими завываниями и криками.

   Доктор ждал именно этой минуты, он нагнулся над митральезой, и ужасное орудие сразу покрыло своим громким ревом воинственные завывания дикарей. Заряды со свистом вылетали, сметая все на пространстве в тридцать метров, одним пронзив грудь, другим разбив головы, руки или ноги.

   Нападающие, намеревавшиеся проникнуть в отверстие, оставленное в палисаде перед драем, и не подумавшие о том, что можно перелезть через палисад или повалить его, падали целыми кучами; митральеза поражала их почти в упор. Все пространство, обстреливаемое целым дождем зарядов, покрылось трупами и умирающими и оросилось их кровью.

   Воинственный клич дикарей превратился в злобные крики, в раздирающие душу вопли, стоны и предсмертный хрип.

   Изумленные таким сильным отпором, испуганные градом зарядов, который, как им казалось, никогда не прекратится, и все громче и громче раздававшимися пушечными выстрелами, дикари остановились в нерешимости и рассыпались по лугу, но взамен их из леса выбежала другая толпа и с новой энергией бросилась на драй, ободряя себя страшными криками.

   Доктор, которому первый успех придал еще больше смелости, осыпал и эту толпу нападающих своими смертоносными зарядами. Митральеза снова сразила множество людей; ряды дикарей редели со страшной быстротой, и перед драем образовалось широкое пространство, покрытое новыми трупами и ранеными.

   Но вдруг доктор услышал позади себя страшный вой и крики торжества. Первая колонна нападающих снова собралась за лесом, но на этот раз она переменила способ нападения. Поняв, что взять драй спереди невозможно, так как он защищен с той стороны митральезой, она бросилась на задние колья палисада и открыла себе проход ударами топоров.

   Доктор почувствовал, что он погиб. Он был один и, следовательно, не мог отражать атаку с двух сторон. Если бы с ним были его храбрые матросы, победа наверно бы осталась за ним, но они находились в это время далеко, и им невозможно было прибежать к нему на помощь.

   Туземцы в несколько минут разнесли заднюю часть палисада, опрокинув и вырвав несколько кольев, и устремились на драй, словно неудержимый поток.

   Доктор бросил митральезу и выстрелил в первых двух осаждающих из "снайдеров", а затем разрядил также свой шестиствольный револьвер, причем убил семь человек, но остальные бросились на него, сжали его со всех сторон, свалили на пол и начали душить.

   Брошенный кем-то бумеранг ошеломил его, ударив по голове, и над ним поднялось двадцать топоров сразу; доктор смутно услыхал голос, закричавший: "Этот человек мой!" - и затем потерял сознание и неподвижно повалился на дно драя.

   Когда он пришел в себя, солнце стояло уже высоко.

   Удивившись, что он еще жив, доктор приподнялся и с изумлением оглядел окружавшие его предметы.

   Он находился в хижине, построенной из крепко сколоченных кольев и покрытой циновками из тонких ветвей и молодых побегов, едва защищавших ее от солнечных лучей; казалось, что хижина эта была выстроена всего несколько часов тому назад. Какой-то человек, склонившись над ним, внимательно разглядывал его ярко горевшими глазами. Это был туземец.

   При виде его кровь бросилась доктору в лицо.

   - Это ты, мерзавец!.. - воскликнул он с ненавистью.

   - Да, это я, Ниро Варанга, господин, - спокойно ответил ему изменник. - Я очень рад, что вы еще живы, я боялся, чтобы мои подданные вас не укокошили.

   - Подлец!..

   - Успокойтесь, господин, а то у вас снова откроется рана на голове. Я немало потрудился, чтобы остановить кровь.

   Доктор поднес руки ко лбу и только тогда заметил, что голова его перевязана. Удивление его было очень велико.

   - Ты меня лечил, вместо того чтобы убить? - воскликнул доктор.

   - Я надеюсь извлечь из вас громадные выгоды, поэтому-то я и пощадил вас, господин. Да к тому же у меня не было никакого повода вас ненавидеть. Если бы речь шла о другом, о Диего, так это было бы совсем иное дело, но я еще не успел захватить его.

   - Значит, ты не взял в плен моих моряков?

   - Нет еще.

   - Так где же они? Ты это должен знать.

   - Мои подданные нашли их в дупле одного пустого дерева, но эти трусы испугались и убежали, не забрав их в плен.

   - В дупле дерева!.. Что ты такое рассказываешь?

   - Сущую правду, господин. Я не знаю, вследствие какого несчастного или, скорее, счастливого случая попали они в дупло громадного дерева, но надеюсь найти их все еще сидящими в этой тюрьме.

   - Ты надеешься?.. Каналья!-

   - Здесь есть один человек, желающий свести старые счеты с Диего.

   - Кто же этот человек?

   - Вьередан.

   - Значит, Диего не ошибся!..

   - Нет, не