Кервуд Джеймс Оливер - Старая дорога

о она превращается в маленькую тигрицу, безжалостно-решительную, когда надо бороться с каким-нибудь злом или несправедливостью. Она не испугалась, когда вы дрались с Хурдом, не закричала и не упала в обморок, потому что верила, что правда на вашей стороне. Она вообще непоколебимо верит в Клифтона Бранта. Говорила она вам это?

   - Напротив, она сердилась на меня, когда вы вошли.

   Лицо Дениса в первый раз прояснилось, и веселые искорки вспыхнули в глазах.

   - Я мог бы догадаться, судя по тому, как радостно она встретила меня. Что вы наделали?

   - Сказал, что полюбил ее с того самого момента, как услыхал ее голос, и сейчас окончательно осознал это.

   - Однако! И Антуанетта Сент-Ив стерпела такую дерзость?

   - Нет, Джон. Думаю, что она враг мне на всю жизнь, но, повинуясь судьбе, я буду продолжать любить эту ненавидящую меня особу... разве только... вы?..

   Джон покачал головой.

   - Нет, Клифтон. Та часть моего сердца, которая должна бы вмещать любовь к женщине, давно умерла.

   - Я так и думал. Глупая фантазия с моей стороны. Но вы не сказали мне - на что я вам нужен? Что угрожает вам обоим?

   - Потом, потом... Я обещал...

   - А полковник Денис всегда исполняет свои обещания, - раздался подле них мягкий голос. - Обед готов, и Гаспар голоден, как волк. Кэптен Брант, снизойдете ли вы до того, чтоб предложить мне руку? Обязуюсь касаться ее лишь кончиками пальцев...

   Клифтон рассчитывал, что за обедом немного выяснится положение, но если трем его собеседникам и угрожала опасность, то они ни одним словом, ни одним намеком не упоминали о ней.

   Клифтон осторожно коснулся скользкой для него темы: он спросил Антуанетту Сент-Ив - понравились ли ей Бенедикт Эльдоз и его жена?

   - О, да! Я провела у них три дня. Влюбилась в Джо и Бима и, кажется, усыновлю их.

   - Усыновите? - растерялся Клифтон.

   - Да, усыновлю, - холодно повторила она. - Джо нужен женский присмотр, а у Клэретт Эльдоз довольно хлопот со своими малышами. Она самая милая женщина, какую я когда-либо видела. Мсье Эльдоз - счастливый человек, что у него такая жена! - Выпустив эту стрелу, она вызывающе глянула на Клифтона. - Разумеется, было оговорено, что если встретятся возражения с вашей стороны или вы пожелаете принять участие... Впрочем, мы успеем поговорить об этом завтра, кэптен Брант, по приезде Джо и Бима...

   - Джо и Бим едут сюда? Но Джо... как он?..

   - О, мы с ним друзья! - улыбнулась она, и глаза блеснули, - вначале он, правда, побаивался меня, и это совершенно естественно, если принять во внимание, что ему внушалось. Он, по-видимому, питает суеверный страх перед подстриженными волосами, и готов был бежать от меня, как от зачумленной. Но позже, когда я разъяснила ему некоторые тонкости, он стал очень мил. Не хотите ли еще чашечку кофе, кэптен Брант?

   Когда обед подходил к концу, Джон Денис откровенно выразил желание тотчас уйти вместе с Клифтоном. Встали из-за стола, и Денис прошел вперед вместе с Гаспаром, как будто намеренно оставив Клифтона наедине с девушкой.

   Клифтон никогда не мог забыть, какая она стояла перед ним в ту минуту, спокойная и красивая, с молчаливой мольбой в гордых глазах. Она протянула ему руку.

   - Полковник Денис расскажет вам все, кэптен Брант, - сказала она. - И я всей душой надеюсь, что не ошиблась в вас, что вы поможете нам в час испытания. Почему я верю, что вы выведете нас из положения, как будто безнадежного, - это для меня самой загадка. А все-таки верю. Вы - борец!

   - И вместе с тем бессердечный, бездушный, сухой человек...

   - Простите меня! Это была нехорошая выходка с моей стороны.

   - Так вы не презираете меня?

   - За что?

   - За дерзость, с какой я предложил вам свою жизнь, за еще большую дерзость, с какой я открыл вам тайну моего сердца - мою любовь к вам!

   - Мсье!

   Он нагнулся к ее руке, не глядя ей в глаза.

   - Если то, что гнетет вас, может быть устранено ценой моей жизни - оно будет устранено, мадемуазель Сент-Ив! - мягко сказал он и вышел на темную узенькую уличку, лепившуюся у скалистой громады, с волнующим сознанием, что тонкие пальчики на одну секунду крепче прижались к его руке.

   Четверть часа спустя Джон Денис и Клифтон Брант входили в частный кабинет первого в небольшом здании, занимаемом Лаврентьевской компанией бумаги и мязги. Клифтон с радостным восклицанием оглянулся вокруг. Это было равносильно возвращению домой. Та же комната, тот. же большой дубовый письменный стол, с которого он и Джон Денис взяли последние две сигары, выкуренные ими перед отъездом на войну, десять лет назад. Все те же картины и карточки висели по стенам, и атмосфера в этой старомодно обставленной комнате была по-прежнему непринужденная, атмосфера, создаваемая человеком, который ставил себе в жизни иные цели, кроме наживания долларов.

   На старых местах висели портреты масляными красками Уильяма Дениса и Сесиля Стэндфорда, давно умерших основателей Лаврентьевской компании, и между ними - портрет Джона Дениса, дедушки полковника, который первый открыл неисчерпаемые лесные богатства бассейна Мистассини. Над дубовым столом на простой деревянной доске рукой Уильяма Дениса вырезано было ножом: "Честь дороже доллара".

   Клифтон вслух прочел эти слова.

   - Вы здесь не переменились! Чувствуется дух Лаврентьевской компании - этого пионера в своей области, спасителя квебекских лесов.

   - А сейчас все это погибло, - сказал Джон Денис с оттенком отчаяния в голосе.

   - В чем дело?

   - Происходит то же, что с вашим отцом. Если ничего неожиданного не произойдет, Лаврентьевская компания вскоре окончит свои дни жалким банкротом. А это будет ударом в самое сердце для Антуанетты Сент-Ив и ее брата. Вам непонятно, откуда такая тесная связь? Но потерпите немного, вы все узнаете. Для них это не вопрос материальных убытков. О деньгах они думают так же мало, как и я. Антуанетте Сент-Ив грозит более серьезная опасность. Вы знаете Ивана Хурда? Не того Хурда, каким он был когда-то, нет, а нынешнего?

   - Бенедикт Эльдоз говорил мне, что он очень богатый человек, политическая сила в провинции и чрезвычайно опасен для тех, кто пытается противостоять ему.

   - Вы знаете, как Хурд погубил вашего отца. Но тогда Хурд был пигмеем, сейчас он - гигант. Не могу сказать, чтобы наши законодатели все были продажны и бесчестны. Возможно, что большинство даже обрадовалось бы падению Хурда, но те, что не с ним, боятся его. Он слишком силен и не останавливается не только перед мошенничеством и бесчестными поступками, но даже перед преступлением. Вот какого человека вы унизили в Монреале! Вот какого вы приобрели врага!

   Джон Денис развернул на столе карту:

   - Взгляните, - сказал он, - я перехожу к сути дела. Вот ваш старый друг - река Мистассини. Красным очерчены концессии Лаврентьевской компании - две тысячи квадратных миль; граница проходит в сорока милях на западе и на востоке, а по реке пятьдесят миль. Каждый поток, каждая речка, по которым мы можем спустить лес с наших участков, вливается в Мистассини. А Мистассини - единственный путь к озеру святого Иоанна и нашим фабрикам, которые еще три года назад выпускали ежегодно свыше ста тысяч тонн бумаги. Стоит преградить нам путь по Мистассини - и мы обескровлены, мы погибли!

   - Я начинаю понимать, Джон. Старая система! Но отец пользовался для сплава, в сущности, небольшим ручьем, который только в половодье переполнялся водой, и Хурду не трудно было его обескровить. А Мистассини, величайшая из рек, текущих с севера...

   - Может спустить пять миллионов бревен - не более того. И это количество нам необходимо для того, чтобы фабрики наши работали хотя бы на восемьдесят процентов своей пропускной способности. Сплавляя лес в период сплава день и ночь и занимая всю, до последнего дюйма, поверхность реки, мы и то можем дать фабрикам лишь восьмидесятипроцентную нагрузку. Конечно, пойди мы на некоторые сделки с совестью, мы могли бы получить новые концессии или по крайней мере гарантировать себе использование старых. Но мы политикой не занимаемся, и Иван Хурд медленно, но верно, приканчивает нас. Финал наступит ближайшей весной, в период сплава, и все, что имела Лаврентьевская компания, попадет в жадно протянутые руки Ивана Хурда и его шайки.

   - Вы забываете об Антуанетте Сент-Ив, - напомнил Клифтон.

   Денис указал пальцем на маленькое черное пятно, почти в центре лаврентьевских концессий, на берегу реки.

   - Готье Сент-Ив, отец Антуанетты и Гаспара, более четверти века был правой рукой Уильяма Дениса в его культурной работе в лесах. Потеряв жену, когда Антуанетте было шесть лет, а Гаспару - четырнадцать, он умер от горя два года спустя. За несколько лет до его смерти, ввиду его заслуг, Компания выделила ему участок в двести квадратных миль, обозначенный здесь черным. Гаспар вырос, и выяснилось, что он, как и отец, страстно любит лес и не мыслит себе жизни вне леса. Он стал сам вести разработку их участка, сам работал наряду с дровосеками и сплавщиками; лес, готовый к переработке, он продавал Лаврентьевской компании; много это ему с сестрой не давало, потому что Гаспар любит деревья, пожалуй, даже больше, чем людей, и соглашается срубать лишь перестой или деревья, покалеченные и пострадавшие от огня. Он держится системы, благодаря которой можно надолго сберечь наш запас лесных материалов, системы, которой с самого начала, но не с такой педантичной строгостью, держалась и Лаврентьевская компания. Теперь вам понятно, каким образом Антуанетта Сент-Ив оказывается втянутой в борьбу не на жизнь, а на смерть с Иваном Хурдом? Но главная опасность для нее - не в этом. Я перейду потом к другой стороне вопроса. Пока дорисую вам общую картину положения. Вам не надоело еще?

   - Я - весь внимание. Продолжайте...

   - Если припомните, затея колонизировать лесные угодья исходила от Хурда и его приспешников. За ваше отсутствие они выработали целую систему и проводят ее организованно. Согласно нашему договору, в любое время границы наших участков могут быть передвинуты "в интересах колонизации". Между тем вам прекрасно известно - много ли шансов у колониста просуществовать в наших диких лесах, где он легально может вырубать лишь по пяти акров в год? Заметьте - легально. Зато правительство разрешает ему вырубать весь лес, пострадавший от огня. И вот эти поп bona fide колонисты, устроенные Хурдом и ему подобными, поджигают лес и, спустя сорок восемь часов, в их распоряжении обширная площадь, которую они могут разрабатывать самым легальным образом. Они - лесные пираты, и не только обогащают мошенников вроде Хурда, доставляя им дешевый материал для переработки на бумагу, но и причиняют неисчислимые убытки своими поджогами.

   Все это вам известно, Клифтон. Мы впервые узнали, что Хурд и его шайка протягивают лапы к Лаврентьевской концессии, когда нам сообщили четыре года назад, что от нас изъято двести квадратных миль "для целей колонизации". Явились "колонисты", нанятый народ, начались пожары; затем приспешники Хурда скупили у этих "колонистов" лес, по цене ниже той, которую мы давали, - и в результате Хурд спустил по Мистассини двести тысяч бревен, урезав наш сплав ровно на такое количество.

   Потом одновременно нам нанесен был другой, сильнейший удар: правительство отказалось возобновить с нами арендный договор на два крупных лесных участка, из которых один расположен по течению Мистассини, ниже наших, и продало эти участки Хурду, который поэтому ближайшей весной спустил по Мистассини уже полтора миллиона бревен, отчего мы могли спустить всего три с половиной вместо прежних пяти миллионов. Производство наших фабрик упало на 30 процентов, что лишило куска хлеба сотни рабочих.

   Голос Джона Дениса дрогнул; он побледнел от волнения и заходил взад и вперед по комнате, не глядя на Клифтона.

   - Мы, разумеется, приняли вызов и предпочли разорение попрошайничеству и бесчестью, - продолжал он, помолчав. - В результате, два года назад производство сократилось до пятидесяти процентов первоначального, и мы вынуждены были порвать наш контракт с одним нью-йоркским издателем, который для одного воскресного выпуска своей газеты использует семьдесят акров леса. Мы искали поддержки, но против той коалиции политических величин, которую составил Хурд, ничего нельзя было поделать. Оставалось только закрыть самую большую нашу фабрику и перейти на уменьшенную продукцию, довольствуясь двумя миллионами бревен в год. Мы так и поступили. Но... но тут-то и выяснилась вся мерзость... Я подхожу к тому, что угнетало меня все это время так, что я и физически, и морально стал никуда не годен. Повторяю, не материальные потери угнетают меня, но унижение, но гибель дела, созданного моим отцом, но... Антуанетта. Я отдал бы полжизни за то, чтобы верить, как она, в благополучный исход.

   - Не ударяйтесь в сентиментализм, Джон. Хурд испортил вам нервы, но вы ведь не собираетесь выкидывать белый флаг, и опускаться на дно еще рано. Бодрее!

   Джон хотел было ответить, как вдруг зазвонил телефон, стоявший на столе.

   - В такое время! Только Антуанетта и Сент-Ив знают, что я здесь!

   Он взял трубку. Клифтон видел, как постепенно менялось выражение его лица. Бледные щеки вспыхнули, и на лбу проступили капли пота. Закончив разговор, он обернулся к Клифтону. Он улыбался, но было что-то жесткое в этой улыбке.

   - Антуанетта Сент-Ив, - объяснил он. - Иван Хурд в городе и только что говорил с ней. Будет у нее через полчаса. Вот он - взрыв, Клифтон! Хурд поставит ультиматум - у Антуанетты готов ответ. После этого начнется сущий ад!

   Переданное ему по телефону известие заметно повлияло на Джона Дениса: исчезла напряженность, которая все время чувствовалась в нем; глаза холодно и ясно, почти с улыбкой, смотрели на Клифтона.

   - Довольно неожиданно, - сказал он. - Но я отчасти рад. Хурд ставит вопрос ребром. После сегодняшнего вечера все пути, кроме одного, будут отрезаны. Мне это по душе. Не люблю идти ощупью. Антуанетта постарается внести ясность в отношения. Однако мне надо вернуться к тому месту моего повествования, на котором меня прервал телефонный звонок. Вы поймете тогда, что происходит сейчас на улице Нотр Дам.

   Он снова указал пальцем на маленькое черное пятнышко на карте.

   - Когда мы расквитались с большинством наших кредиторов и сократили продукцию, Хурд недоумевал. У нас оставалось предприятие сравнительно небольшое, но здоровое. А нашими концессиями он мог воспользоваться, только в буквальном смысле слова приперев нас к стене. Он стал искать другие способы достижения своей цели и обратил внимание на субконцессию Сент-Ива. Он понял, что овладеть этим участком, расположенным в самом центре наших разработок, - значит схватить нас за горло.

   Он предложил Гаспару Сент-Иву за его двести квадратных миль столько же, сколько предлагал нам за две тысячи. Целое состояние! Но предложение, разумеется, было отклонено. Тогда-то Хурд в первый раз и увидел Антуанетту Сент-Ив. Вы легко можете представить себе, что произошло. С этой минуты мерзавца охватила страсть, отодвинувшая на второй план все остальное. Он был настолько умен, что повел себя пристойно, если, впрочем, можно считать пристойным, что он сделал предложение к концу второй недели знакомства...

   Клифтон усмехнулся.

   - Должен вам заметить, Джон, что я не выжидал двух недель, чтобы сказать мадемуазель Сент-Ив то же самое, что сказал ей Иван Хурд.

   - И я до сих пор удивляюсь, как вы уцелели. Очень уж хорошего мнения о вас, вероятно, Антуанетта. Положим, разница ей, конечно, ясна. Хурду же она определенно дала понять, что видит его насквозь и презирает.

   Но Хурд не такой человек, чтобы отказываться от того, что он наметил. Он привык брать препятствия, как танк, который минует проволочные заграждения и окопы. Отказ Антуанетты лишь сильнее разжег его страсть. Он не рассчитывал на то, что она может полюбить его: видел, что она его ненавидит, но это только распаляло его желание. Он хочет обладать ею, и, я думаю, сейчас, на улице Нотр Дам, готов половину своего состояния сложить ради этого к ее ногам. Предлагал он вместе со своим именем и состоянием и другое: предлагал прекратить борьбу против Лаврентьевской компании, вернуть нам все отобранные участки. Это предложение было сделано через меня, в надежде, что я повлияю на Антуанетту. Когда он окончательно осознал, что она ни во что не ставит все, что он может предложить ей, он перестал маскировать свою подлинную сущность - сущность зверя джунглей. Он решил загнать ее в угол, как загнал нас, вынудить ее отдаться ему. И начал с того, что с этой целью провел одно из самых подлых гражданских законоположений нашей провинции.

   Вы видели, как привязаны Антуанетта и ее брат к остаткам старины и древним реликвиям, сохранившимся с того времени, когда первые пионеры положили здесь начало Новому Свету? Их уж немного осталось. Антуанетта и Гаспар только и мечтают о том, чтобы ценою каких угодно жертв сберечь от разрушения последние. Хурд узнал об этом и придумал новую ловушку. Его агенты действовали исподтишка. Он скупил в Квебеке и в окрестностях на миллион долларов недвижимости, в том числе все, что имело историческое значение, мало того, благодаря своему влиянию, он добился того, что улицы Notre Dame, Petit Champlin и Cul de Sac были обречены на перепланировку. Дом Сент-Ива, вместе с другими, должен быть снесен! Конец мечтам, конец счастью Антуанетты Сент-Ив! И если она хочет спасти то, что так дорого ее сердцу, нет другого выхода, как только отдаться Хурду!

   Он замолчал и встретился глазами с Клифтоном. Каждый из них понимал, что скрывается за холодным и спокойно-напряженным молчанием другого.

   - Теперь, - спустя некоторое время закончил Денис, - вы понимаете, что дело идет не только о спасении Лаврентьевской компании, но о защите двухсотлетней старины, о жизни, счастье и чести прекрасной девушки! Мало того, меня пугает Гаспар Сент-Ив. Он - человек, который опоздал родиться. Честь для него - основа всего. И если Иван Хурд победит - он конченый человек, ничто не удержит руки Гаспара. Боится этого и его сестра. Вот почему брат Альфонсо всегда сопровождает Гаспара. Вы думаете, что расстались с ним у входа в уличку Нотр Дам? Но он раньше вас вошел в дом Сент-Ива. Он всегда в распоряжении Антуанетты Сент-Ив и следит за тем, чтобы Гаспар не встретился с Хурдом. Обеспокоена этим и милая девушка в долине Сен-Фелисьен - Анжелика Фаншон, - она даже дала слово, что выйдет за Аякса Трапье, если только Гаспар нападет на Ивана Хурда.

   - Вот как! - перебил его Клифтон. - Мне многое проясняется сейчас, Джон. И я вижу лишь один выход.

   - А именно?

   - Я должен сам убить Ивана Хурда!

   Он засмеялся с буйной и почти радостной непринужденностью.

   Денис положил руку ему на плечо.

   - Узнаю старого Клифтона! Давно мне хотелось слышать такой решительный и твердый голос! Оба мы знаем, что вы не убьете Ивана Хурда, разве необходимость заставит. Но все же во мне заговорила надежда с той минуты, как я узнал, что вы живы и вернулись. Вы - дитя лесов Канады, каким был и мой дед. При ваших знаниях, опыте в лесном деле, при ваших данных борца и уменье внушать людям любовь и уважение, - соединившись все вместе против Ивана Хурда, мы, может быть, и победим. Так мне думается сейчас, хотя недавно еще катастрофа и поражение казались неизбежными.

   На Гаспара Сент-Ива при настоящих условиях нельзя рассчитывать как на руководителя лесными работами. И нет другого человека, который мог бы отразить решительный приступ. Сам я не гожусь для этого. Между тем Хурд готовит последний приступ на весну. То, что он затеял, под стать грабежу, убийству, разбою. Раскрыла его планы Антуанетта. Он уже начал проводить их в жизнь.

   Благодаря его стараниям на наших разработках среди людей, годами работавших в лесу, начались раздоры. Из Соединенных Штатов и других мест он нагнал сюда целую орду людей из подонков, чуть ли не объявленных вне закона. Он начал строить плотины, чтобы помешать нам сплавлять бревна. Он хладнокровнейшим образом поджигает лес...

   Этой зимой и ближайшей весной все разрешится. И... - Он остановился, как бы для того, чтобы сильнее оттенить следующие слова: - И Антуанетта Сент-Ив утверждает, что сейчас пришло время действовать не мужчинам, а женщинам. И в этом последнем этапе нашей борьбы с Иваном Хурдом мы будем проводить ее план. Вот почему она, а не я, вела переговоры с Иваном Хурдом, когда вы явились к нему. Он просил ее пройти в соседнюю комнату, пока примет вас. В результате Антуанетта просит вас сопровождать ее не на жизнь, а на смерть, в экспедиции, которая отбудет из Квебека в леса севера послезавтра утром. Согласны вы, Клифтон Брант? Готовы ли бороться рядом с нами?

   - До последнего! - негромко ответил Клифтон. - До последнего!

   Он взглянул на часы и протянул руку Денису.

   - Если Иван Хурд был аккуратен, он уже четверть часа как беседует с мадемуазель Сент-Ив, - холодным, ровным голосом сказал он. - Я хочу отправиться туда, Джон, походить взад и вперед перед домом, пока не закончится их совещание, а затем встретиться с ним лицом к лицу при выходе из улицы Нотр Дам. Спокойной ночи!

   - Спокойной ночи! - ответил Джон Денис.

   Клифтон не терял времени, спускаясь в Нижний город: пугала мысль о том, что происходило сейчас на улице Нотр Дам, и хотелось скорей начать действовать.

   На террасе оркестр доигрывал свой последний номер. Клифтон на минуту остановился, прислушиваясь, и прислонился к перилам над головокружительной пропастью, отделявшей его от крыш Нижнего города. Возникло ощущение, будто он из земного существования перенесся в нечто нереальное и слишком прекрасное, чтобы оно могло быть долговечно. Звуки музыки плыли к нему, нежные, парящие между небом и землей. Полмира лежало глубоко внизу; огни его мягко светились на таком далеком расстоянии, что местами напоминали разбросанные по темной синеве звездочки.

   Он видел извилистые улички, начинавшиеся у самой скалы; свет пятнами падал из узких окон, и от этого еще гуще казался мрак в промежутках. На реке сверкали двойными языками огни; некоторые из них не меняли положения, другие - передвигались.

   Французское военное судно было пришвартовано в том самом месте, где триста девяносто лет назад причалило крошечное суденышко Картье, и фонари британского истребителя давали сигналы там, где впервые вступил на берег Нового Света Шамплэн. Чье-то пение неслось снизу, издалека, из таинственного полумрака. Пела женщина. А вверху сияли миллионы звезд, и никогда еще они не казались ему такими яркими, крупными, никогда не обещали так много.

   Он начал спускаться с холма по лестнице "Casse-Cou" ["Сверни шею"]; звуки музыки доносились все глуше, все слабее; и с каждым шагом все очевиднее выявлялось для него, что огромная перемена произошла в нем самом, что потому и мир не кажется ему уже серым, однообразно скучным, и жизнь волнует его по-новому.

   Обрадованный, он рассмеялся. С раскаянием вспомнил Бенедикта и Клэретт Эльдоз и подумал, как пуст и ничтожен бывает человек, пока не приобщится таинству любви. А он любит Антуанетту Сент-Ив. Он без слов повторял это в глубине души. И не только любит - преклоняется перед ней. Он и не воображал, что может испытывать такое чувство. Но тут ему пришло в голову, что то же испытывал, наверное, и Бенедикт, и Клэретт Эльдоз, и Амелия де Репентиньи, прабабка Антуанетты Сент-Ив, о которой Антуанетта рассказывала за обедом, и многие и многие теперь и в давно прошедшие времена! Эта мысль вернула его на землю и, оглядевшись, он увидал, что идет по улице Нотр Дам.

   Он прошел мимо дома Антуанетты, так же освещенного, как час назад; Хурд, по всей вероятности, там. Что, если войти туда? Он горел желанием снова стать лицом к лицу с Хурдом, как можно скорей оповестить его, что теперь уж между ними бой будет смертный. Он дошел до конца улички, и холодное спокойствие мало-помалу овладевало им. Он верил в свои силы, но сознавал, что надо быть осторожным и владеть собой.

   Три-четыре раза прошел он мимо дома. Каждый раз он замечал в конце улицы темный силуэт, который таял во мраке при его приближении. Уж не брат ли Альфонсо тоже бдит и бодрствует, днем и ночью, на улице Нотр Дам?

   Стук открывшейся и захлопнувшейся двери резко, как пистолетный выстрел, нарушил тишину - двери дома Сент-Ива.

   Клифтон прижался к стене. Место выбрано удачное: стоит шагнуть вперед - свет упадет ему прямо на лицо, и Хурд не может не узнать его.

   По шагам, да по тому, как хлопнула дверь, было ясно, что Хурд вне себя. Когда Хурд поравнялся с ним, Клифтон выступил из тени. Они встретились лицом к лицу.

   Хурд имел страшный вид: глаза его пылали, толстые губы отвисли, дышал он прерывисто и тяжело. Увидав Клифтона, он быстро сунул руку в карман.

   Клифтон холодно улыбнулся.

   - Мы пока не в лесу, Хурд, - предостерегающе сказал он, - лучше не стреляйте. Предоставьте такого рода работу вашим наемникам, но, предупреждаю вас, получше выбирайте людей - не так, как в Гайпоонге!

   Он не дал Хурду ответить и продолжал ледяным тоном:

   - Я ждал вас. Хотел сказать вам, что я понял, какого дурака я свалял в Монреале, не убив вас. Теперь предупреждаю: я убью вас, не здесь и не сейчас, потому что хочу дать вам еще один шанс. Если вы им не воспользуетесь, все ваше влияние и политическое могущество вас не спасет. Я убью вас - где бы ни пришлось: в лесу, на улице, в вашем доме! - если только вы будете продолжать ваши козни против Лаврентьевской компании и Антуанетты Сент-Ив!

   Хурд успел овладеть собой. Он оскалил зубы и засмеялся жестким смехом. В одну минуту он превратился в Taureau - в быка, готового ринуться на врагов.

   - Дурак! - бросил он, расправляя массивную грудь. - Стрелять я, конечно, не стану. Я подожду. Я буду приканчивать вас понемногу, дюйм за дюймом. Я рад, что вы не попали в руки полиции, это было бы слишком благополучным для вас концом. - Суставы его пальцев хрустнули, так крепко он сжал руки. - Жалкий хвастунишка!

   Он двинулся дальше, но Клифтон преградил ему дорогу.

   - Вы не любопытны, Хурд? Вас не интересует, почему я собираюсь убить вас, если вы не откажетесь от злодейских замыслов, цель которых - заставить мадемуазель Сент-Ив отдаться вам?

   Изумление отразилось на лице Хурда.

   - Вам известно, что... что...

   - Все, - ответил Клифтон. - И неудивительно, раз я собираюсь жениться на Антуанетте Сент-Ив! Теперь вам понятно, почему я с легким сердцем убью вас?

   И с этими словами он повернулся и зашагал вниз по улице Нотр Дам. Последние слова вырвались у него почти против воли. Он рад был, что произнес их. Но по мере того, как он приближался к дому Антуанетты Сент-Ив, страх заползал ему в душу.

   Остановившись у дверей, он колебался мгновение, затем постучал и вошел в маленькую прихожую. Постучал у второй двери. Послышались легкие шаги, потом все затихло.

   - Стучит Клифтон Брант, мадемуазель, - сказал он успокаивающе.

   Дверь медленно открылась.

   После визита Ивана Хурда он рассчитывал найти Антуанетту с пылающими щеками и горящими глазами, как истую маленькую воительницу, какой он считал ее. Внешний вид Антуанетты поразил его: она была смертельно бледна, так что пышные вьющиеся волосы тяжело, как вылитые из металла, обрамляли бескровные щеки. В бездонной глубине глаз горел странный огонь. Трагически бледная, она была еще красивее, чем в ту минуту, когда Клифтон увидал ее впервые. Но сейчас в ее красоте было что-то пугающее. Его первым побуждением было скрыть от нее, что ему бросилась в глаза происшедшая в ней перемена. И он попытался вернуть краску на ее щеки, заразив ее своим безграничным оптимизмом и вернув ей веру в его силу.

   Он сказал:

   - Простите, мадемуазель. Уже поздно, но я не мог бы заснуть, не повидав вас еще раз. Я все узнал от Джона Дениса. Он очень расстроен, очень. И я вернулся, чтобы самому убедиться, что у вас все благополучно. Я встретил Хурда на улице. Мы мило поболтали с ним. Бессовестный негодяй и безнадежный осел, к тому же - очень типичный. Я и на фронте много встречал таких. В делах или под ружьем - они всюду одинаковы. И в обращении с ними применим лишь один метод. Я рад, что это еще свежо у меня в памяти. Прошу вас, не тревожьтесь, мадемуазель... Антуанетта.

   Только на последнем слове слегка дрогнул его голос. Он заметил, что щеки девушки начинают розоветь.

   - А вы уверены, кэптен Брант, что Джон Денис ни о чем не умолчал?

   - Уверен, я только не слыхал подробностей того плана, который заставляет вас отправиться на север. А о Хурде не думайте, с этой ночи он - мой! Я так и сказал ему.

   Он поклонился, собираясь уйти.

   Она остановила его движением руки.

   - Вы готовы убить Ивана Хурда?

   - Если бы от этого зависела ваша жизнь и ваше счастье.

   - Но это вовсе не нужно! - страстно выкрикнула она. - Я вовсе не его боюсь. Пусть разоряет нас, выгоняет из леса, сносит этот дом - жить все-таки можно. Пугает меня брат Гаспар - он близок к безумию. Если Хурд не остановится...

   - Знаю, - успокоил ее Клифтон. - Денис говорил мне. Но теперь я отвечаю за вашего брата.

   Она облегченно вздохнула. На его уверенные речи ответно засияли ее чудные глаза. Тяжесть свалилась у него с сердца. В эту минуту ни одной мрачной мысли не могло возникнуть у него. Весь мир казался ему полным надежды, лицо его дышало оптимизмом и верой в будущее, и ее лицо тоже начинало медленно зарумяниваться.

   - Эта скотина напугала вас, да?

   - Было очень неприятно.

   - Но разговор был решительный?

   - Да.

   - Тогда все будет хорошо! Ложитесь, и пусть вам снятся сны, где будет только солнце и удача и, пожалуй, я...

   Улыбка, которая светилась в его глазах, была заразительна. Она улыбнулась тоже. Ее блестящая головка близко склонилась к нему, когда она прощалась с ним.

   - Я рада, что вы вернулись, - сказала она, и, уйдя от нее, он, не переставая, повторял эти слова: "Я рада, что вы вернулись", пока ему не начало казаться, что ничего другого он с начала мироздания не слыхал.

   Было уже за полночь, когда Клифтон перестал бродить по городу и разыскал себе комнату. Но ложиться он еще не собирался. По дороге он купил газету и сигар. В гостинице ему пришлось давать объяснения насчет отсутствия у него багажа. Вещи его остались в доме на улице Нотр Дам. Было очевидно, что Гаспар и его сестра вначале смотрели на него как на их гостя. Однако, помнится, когда он уходил с Джоном Денисом, ни слова об этом не было сказано. Конечно, его поведение в отношении Антуанетты Сент-Ив должно было сильно поразить брата и сестру, больше, пожалуй, чем неожиданный визит Ивана Хурда. И предлагать ему свое гостеприимство после того, что было им сказано, стало для них немыслимым.

   Но Клифтон ни о чем не жалел. Чувство счастья и ликующего восторга не давало ему уснуть. Он рад был, что высказал правду. Пусть Антуанетта Сент-Ив считает его дерзким, чересчур смелым - все равно. Все же лучше, что истина вскрылась сразу.

   Он нашел в ящике стола почтовую бумагу и начал писать. Вся его душа, его любовь, его уверенность в будущем вылились в словах. Он не перечитал, когда закончил. Запечатал конверт и написал адрес.

   Он понимал теперь то, что без слов говорили ему небеса, звезды, вся природа за долгие годы его странствований. Он искал - и нашел. Пусть узнает все Антуанетта Сент-Ив.

   Он спустился вниз и отправил письмо. Потом долго ходил по комнате, представляя себе, как отнесется к письму Антуанетта. Удивится, конечно. Сочтет его не совсем нормальным; пожалуй, очень рассердится. Он представлял ее себе, всю в белом, в кружевах, с рассыпавшимися по плечам шелковистыми кудрями и с его письмом в руках. Что если она примет его слова за бред сумасшедшего? Ему стало не по себе.

   Было три часа, когда он лег, не раздеваясь. Хотелось лишь подремать немного. Джо и Бим должны были приехать в половине восьмого утра. Антуанетта, верно, будет встречать их. Он тоже отправится на вокзал, потом повезет их завтракать. Он закрыл глаза, твердо решив проснуться в пять часов. Обычно он умел заводить себя, как будильник, на определенный час.

   Но на этот раз что-то в механизме испортилось. Было десять часов, когда он взглянул на часы. Солнце поднялось уже высоко, и мальчишки-газетчики громко предлагали на улице утренний выпуск газеты.

   Он вскочил испуганный. Лишь к одиннадцати часам попал он на улицу Нотр Дам. Совершенно естественно, что он хочет повидать Джо и Бима. Антуанетта, конечно, поймет и извинит.

   Когда он стучал в дверь дома Сент-Ива, он чувствовал себя не совсем уверенно. Не было прежней собранности, и сердце билось не так ровно, как накануне вечером. Что это - страх? Он встряхнулся и, смеясь, отогнал эту мысль. Никто не выходил на стук. Он потянул дверь, она была заперта. Он стал стучать сильней - никакого ответа. Погулял с полчаса, вернулся снова - опять ничего. Разыскал телефон, но и по телефону ответа не добился. Странно, что даже служанка не подходит.

   Было около полудня, когда он пришел к Джону Денису. Тот, видимо, ждал его и вздохнул облегченно, когда Клифтон вошел к нему в комнату.

   - Я уж начал бояться, не случилось ли что-нибудь с вами, - встретил он Клифтона, - нервы мои никуда не годятся. Вот ваши вещи, а вот вам два письма - от Антуанетты и от Гаспара.

   Клифтон постарался скрыть свое замешательство.

   - Я проспал, - объяснил он, - и на улице Нотр Дам достучаться не мог.

   - Они уехали. - Денис пожал плечами. - Никогда нельзя сказать заранее, как поступит Антуанетта Сент-Ив. Так и на этот раз: она уехала в Метабетчуан поездом, вместо того чтобы проделать приятное путешествие водой. Не знаю, что заставило ее сняться с места так неожиданно, но с ней ее брат, расстрига и мальчик с собакой. С собакой, понимаете? Не скажете ли вы мне что-нибудь, кроме того, что она говорит в записке, которую я получил утром?

   - Я еще менее осведомлен, вероятно. Вы сказали, что у вас есть письма для меня?

   Денис протянул ему два конверта, которые лежали перед ним на письменном столе.

   Клифтон распечатал сначала маленький, залепленный восковой печатью конверт. Почерк был такой же прелестный, как сама Антуанетта Сент-Ив.

   "Если бы не то, что мне нужна помощь человека Вашего возраста и с Вашим опытом, я бы предпочла не просить Вас следовать за нами в Метабетчуан, - писала она. - Но чудовищная дерзость смягчается благодаря Вашему возрасту. Я не успела прочесть всего Вашего письма и вряд ли когда-нибудь удосужусь - столько слов и такая бедность мысли! В Метабетчуане мы пробудем, вероятно, день-два, прежде чем отправимся дальше. Полковник Денис объяснит Вам, в чем дело.

   Однако, желая Вам добра, я позволю себе посоветовать Вам обратиться к психиатру, хотя бы для того, чтобы он определил характер Вашего заболевания.

   Желаю Вам поскорей поправиться.

   Антуанетта Сент-Ив".

   Клифтон, весь бледный, обернулся к Денису.

   - Тут ничего не сказано, - пробормотал он и вскрыл письмо Гаспара.

   Оно было коротко:

   "Моя возлюбленная сестрица совсем закрутила нас с этим неожиданным отъездом. Пишу Вам лишь для того, чтобы напомнить Ваше обещание быть со мной, когда я переломаю кости Аяксу Трапье. Как только Вы прибудете в Метабетчуан, мы выработаем план действий".

   У Клифтона отлегло от сердца.

   - Я должен следовать за ними первым же поездом. Когда он отходит?

   - Послезавтра.

   Сердце Клифтона упало.

   - Не раньше? Нет ли другого способа?

   - Пешком, сотни миль пустынными местами. Впрочем, - спохватился Денис, - полчаса назад мне звонил Люсьен Жанно, один из летчиков, которые по поручению правительства наносят на карту северные лесные земли. Его база в Робервале, на озере святого Иоанна, и он сегодня летит туда... Если вам это улыбается...

   - Улыбается! - чуть не закричал Клифтон. - Ради всего святого, устройте мне это, Джон. Будь у меня миллион долларов, я отдал бы его за то, чтобы быть на стареньком метабетчуанском вокзале, когда Антуанетта Сент-Ив выйдет из поезда. Где Жанно? Возьмет ли он меня?

   Денис был уже у телефона. Ему удалось захватить Жанно в одном казенном учреждении. Да, Жанно с удовольствием возьмет с собой мсье Бранта. Отлет назначен на два часа.

   Клифтон с радостным возгласом опустился в кресло.

   - Не удивляйтесь моему волнению, - пояснил он. - Я рвусь на поле сражения. И я уверен, Джон, как никогда ни в чем не был уверен в жизни, - мы побьем Хурда. До двух часов вы должны рассказать мне еще многое, прежде всего - какой план действий предложила мадемуазель Сент-Ив?

   Денис приготовился к объяснению; он разложил на столе карты, планы и начал с того, на чем остановился накануне вечером. Он прежде всего показал Клифтону расположение плотин, мостов, дорог, лагерей дровосеков и сплавщиков. Синим были помечены владения неприятеля. Клифтону сразу стала ясна трагичность положения. Они не только работали на одной реке с врагами, но во многих местах пользовались теми же дорогами и мостами.

   - Мы не в одном сражении побывали вместе, Клифтон, - говорил Джон Денис, - и нам не трудно оценить положение. Для меня теперь ясно, что поражение или победа будут зависеть главным образом от превосходства живой силы, и превосходства не столько численного, как морального. Сейчас преимущество на стороне Хурда. Силы его организованы, машина смазана и работает без зацепок благодаря главным образом неограниченным денежным средствам. Наши же силы надломлены, рассеяны, подорваны его провокационными приемами.

   Антуанетта Сент-Ив и считает, что важнее всего для нас сейчас приобрести в лесу друзей. И что эта задача больше по плечу женщинам, чем мужчинам. Поэтому она и решила отправиться на север, жить общей жизнью с теми, кто там работает, и их семьями; сеять семена правды там, где Хурд и его люди сеяли отраву. Не себялюбие руководит ею, Клифтон. Она любит тех людей, среди которых собирается жить; знает многих из них. Она любит лес. Она решила провести в лагерях всю зиму и всю весну, до окончания сплава. Я долго отговаривал ее, но уступил в конце концов, тем более что она обошлась бы и без моей санкции. Затея ее не безопасна. Хурд понял ее намерения и собрал в тех местах самую скверную, какую только можно было найти, шайку, которая зимой разнуздается еще больше. А Антуанетте придется постоянно сталкиваться с ней. Она непременно хочет побывать в хурдовских лагерях, перезнакомиться с его буянами, пристыдить их, что они ведут войну с женщиной. План смелый. Как вы полагаете? Может удаться. Может и провалиться. Если провалится или что-нибудь случится с ней, я и хочу, чтобы вы были готовы вступить в другого рода бой. Вам будут предоставлены самые широкие полномочия в лесу. Мадемуазель Сент-Ив согласилась на это с той оговоркой, что на нее лично ваше влияние простираться не будет, она это усиленно подчеркивала. - Денис засмеялся, пожимая худыми плечами. - Идите же, Клифтон, своим путем. Себя я признаю побежденным, и все бремя перекладываю на ваши плечи. Судьба Лаврентьевской компании и судьба Антуанетты Сент-Ив и ее брата в ваших руках. Задача предстоит вам трудная. Но... дело идет о счастье Антуанетты. Эта мысль должна вдохновлять вас.

   - Будет вдохновлять, - подтвердил Клифтон.

   Наскоро позавтракав, они около двух часов были на пристани, где их уже ждал Жанно, тонкий, с живыми глазами и приятной улыбкой француз. Он встретил Клифтона так приветливо, что они сразу почувствовали себя близкими.

   В последнюю минуту Клифтон спохватился: побежал в соседнюю телеграфную контору и отправил Антуанетте Сент-Ив, пассажирке поезда на Метабетчуан, следующего содержания телеграмму, которую она должна была получить около половины четвертого:

   "Побывал у психиатра. Уверяет, что я душевно здоров, но нуждаюсь в очень нежном внимании и заботах. Люблю.

   Клифтон".

   Спустя несколько минут полковник Денис смотрел, как гидроплан птицей взвился над водой, выровнялся и, держа путь на север, быстро скрылся из глаз.

   Клифтон летал в свое время над Бельгией и Эльзасом и некоторыми французскими провинциями; смотрел сверху вниз на шпицы Лондона и Парижа; дважды парил над Гайпоонгом и с английским летчиком побывал над Бомбеем, но ничто не производило на него такого впечатления, как этот старый город Квебек и окружающие его удивительной красоты места. Мысль его работала с такой же быстротой, с какой они неслись вперед, и думалось, что Картье и Шамплэн, и Роберваль, должно быть, внутренним зрением посмотрели сверху вниз на эту сказочную страну,