|
|
Бласко-Ибаньес Висенте - Розаура Салседо, Страница 3
Бласко-Ибаньес Висенте - Розаура Салседо
Виктор, где папа Бенедикт XIII принимал множество раскаявшихся
недоброжелателей, так же, как и оставшихся ему верными сторонников.
Смелый план замышлял Педро де-Луна. Чтобы покончить с церковным расколом,
он решил встретиться со своим противником лицом к лицу, хотя бы ему для этого
пришлось добраться до самого Рима. Бенедикт XIII любил море, так как оно
казалось ему истинно свободным. Ему нужно было собрать флот, и он написал
аррагонскому королю, чтобы тот прислал ему галеры из Каталонии и Валенсии.
Также и некоторые испанцы, корсары Средиземного моря, нанялись к нему на
службу. Девять месяцев жил он в аббатстве, готовясь к экспедиции. Но чтобы
добраться до Рима и захватить противника, нужно было много денег, и некоторые
епископы прислали ему щедрые субсидии. Бенедикт XIII уехал из Марселя и прибыл
в Ниццу в последние дни декабря 1404 г. Папский флот только в середине мая 1404
г. достиг Генуи, где папе был оказан блестящий прием. Казалось, все
благоприятствовало Бенедикту. Но удача длилась недолго. Вскоре все изменилось.
Нужно было создать войско, а на это у папы не было денег. И наконец, на него
встал еще более страшный враг - бледный призрак, который столько раз уничтожал
в XIV веке все человеческие замыслы: чума. И вот дон Педро де-Луна вернулся в
аббатство Сэн Виктор до следующей экспедиции.
- И мы также добрались до нашего аббатства, - сказала Розаура, прерывая
своего спутника.
Они вошли в ресторан и уселись за стол в первом этаже. Розауре очень
понравилась обстановка и, главное, вид из окна ресторана.
- Да тут интереснее, чем в Воклюзе. Какая прелестная панорама! Но и
завтрак, надеюсь, будет не хуже.
Клаудио стал уговаривать свою спутницу поехать с ним в Испанию и, наконец,
в ответ на его просьбы, креолка утвердительно кивнула головой. Да, она поедет с
ним в Испанию. Увидит уединенный замок на берегу моря, где умер скиталец Луна.
Решено! И через стол она обменялась с Клаудио крепким рукопожатием.
Теперь шел у них разговор исключительно о предстоящем путешествии. Они уже
видели перед собой вершины Пиринеев, снежную шапку Каниго, а по ту сторону -
равнины Каталонии, - реку Эбро, апельсинные сады Валенсии, скалу, увенчанную
крепостью и выдвигающуюся в Средиземное море, точно гигантский корабль.
Выходя из ресторана, они улыбались, как двое влюбленных, хотя обменивались
только восклицаниями относительно стран, которые собирались посетить.
- Дайте мне руку, Борхита, - сказала она детским голосом, будто прося
помощи. - Я чувствую себя немного неуверенно. Думаю, что я слишком много
выпила. "Живописные" завтраки, которыми вы меня угощаете, в результате
убийственны.
Она хотела тотчас же вернуться в отель. И они пошли по широкой улице, в
конце которой находился их отель, лучший в Марселе. Приближаясь к главному его
подъезду, они оба увидели какого-то сеньора, поспешно выходившего оттуда. Обоим
показалось, что это был сеньор Бустаменто. Розаура нашла подобную ошибку легко
объяснимой.
- После такого "ужасного" завтрака совсем неудивительно, что мы видим
призраки.
И Клаудио тоже усомнился в том, что это был Бустаменто. За две недели до
того, находясь еще в папском городе, он получил письмо от своего опекуна. Тот
не говорил ни о каком близком путешествии, а только сообщал ему интересную
новость, что его "начальство", некий видный политический деятель, обещает ему
высокий пост, а именно, пост посла. И это должно случиться скоро, так как
теперешнее министерство продержится недолго и уступит место новому.
Они вошли в отель и, поднявшись на лифте, очутились одни на безлюдной
площадке.
Приходилось проститься. Комнаты их были в противоположных концах здания.
Комната Розауры, элегантная и дорогая, выходила на улицу Канебьер. Борха
поселился в более скромном номере, с окнами, выходившими в узкую старинную
улицу.
Они простились с улыбкой, будто между ними существовало нечто вроде
интимной близости, искусно скрытой от посторонних глаз и проявлявшейся только
тогда, когда они оставались наедине. Клаудио поцеловал ей руку и, волнуясь,
спросил, когда они снова увидятся.
Было два часа дня, может быть, несколько больше. Ей надо отдохнуть. В пять
часов они сойдут вниз пить чай в "холл" отеля. Затем поедут в экипаже в Прадо и
по Корнишу.
- Итак, до пяти часов, - сказал молодой человек. - Думайте обо мне... Не
забудьте о нашем путешествии.
Он еще держал ее правую руку в своей руке и снова поднес ее к губам.
Розаура, доверчивая и оптимистически настроенная, несколько встревожилась
при этом втором поцелуе ее руки.
И тотчас же вскрикнула и откинулась назад. Губы, ласкавшие ее руку, быстро
поднялись выше и страстно прильнули к ее губам длительным, жадным, высасывающим
поцелуем. Но она была мужественная женщина, несмотря на притворно-изнемогающий
вид, которым она иногда желала придать новую грацию своей особе. Розаура
сохранила всю силу, приобретенную ею еще в детстве, когда она жила в
обширнейших владениях родственников и друзей и была настоящей амазонкой. И
достаточно ей было дать толчок, чтобы отбросить своего спутника, который,
казалось, раскаивался и устыдился этой необычной своей дерзости.
- И вы еще просили, чтобы мы путешествовали вместе? - сказала она голосом,
дрожавшим от гнева. - Ни в Испанию, ни куда бы то ни было я с вами не поеду...
Не расчитывайте на меня!..
Она повернулась к нему спиной и удалилась энергичной походкой.
Сошла она в "холл" впять часов дня. Ей наскучило сидеть у себя в комнате в
полном одиночестве. Когда она уселась в кресле, то не удивилась, увидав, что
Борха подходит к ней со смиренным, умоляющим видом. Он ждал ее, чтобы вымолить
себе прощение. Заранее зная, что сказать ему, она прервала его речь с видом
милостивой королевы.
- Не говорите ничего! Все забыто, если вы пообещаете, что это больше
никогда не повторится. В сущности это и так не повторится, потому что теперь вы
не найдете удобного случая. Никакого путешествия, о котором мы говорили с вами
за завтраком, не будет. Что за безумие путешествовать с человеком, на которого
нельзя положиться!
Клаудио сделал покорный жест. Он на все согласится, лишь бы она его
простила.
- Садитесь, возьмите чашку чаю! - продолжала Розаура, - и, чтобы не
начинать прежнего, продолжайте лучше свой интересный и поучительный рассказ.
Мы оставили нашего дон Педро, бежавшего от чумы, в аббатстве Сан Виктор
в Марселе - он готовился к новой экспедиции в Рим. Что же случилось дальше?
Несмотря на свой энтузиазм в отношении исторических эпизодов, из которых
должна была состоять его будущая книга, ему пришлось сделать над собой усилие,
чтобы исполнить желание Розауры. Он предпочел бы продолжать разговор о
случившемся несколько часов тому назад, объяснить свое поведение и добиться
того, чтобы Розаура, забыв свой гнев, снова испытала прежнее желание поехать с
ним в Испанию, что могло продлить их дружескую близость. Но ее нетерпение
принудило его немедленно продолжать рассказ о событиях былых времен.
- Однажды папа Луна получил в своем уединении в Марселе известие о том, что
римский папа умер. Восьмидесятилетний дон Педро проявил юношескую энергию,
собираясь воевать с новым соперником, которого ему противопоставил Рим. Этот
новый папа - Григорий VII - согласился было на предложенное им, Бенедиктом
XIII, свидание. Оно должно было состояться в Саоне. Луна немедленно поехал в
Ниццу. Здесь он организовал свой флот. Но свидание не состоялось. Григорий VII
считал, что Саона слишком близка к побережью, а он боялся морского папы.
Народ смеялся над обоими папами. Дело в том, что Бенедикт упорно
отказывался удалиться с побережья. Григорий же ни за что не желал приблизиться
к морю. Король Франции заявил, что если и тот и другой папа не свидятся еще до
праздника, Франция объявит себя нейтральной и не будет поддерживать Бенедикта
XIII. Так кончилось его путешествие в Вечный Город, начавшееся триумфом.
Кардиналы того и другого папы устраивали собрания в Пизе с тем, чтобы обоих
отрешить от их звания, думая таким образом добиться окончательного единства
церкви.
С этой целью был созван собор в Пизе. Первым действием этого собора было
объявление Григория VII и Бенедикта XIII отрешенными от папства. Надеясь
осуществить единство церкви, собор избрал нового папу, а именно, Александра V,
который прожил всего одиннадцать месяцев.
Таким образом, оказалось трое пап вместо двух. Вот все, чего добился
Пизанский собор.
Борха хотел продолжать, но дойдя до этого места своего рассказа, он издал
изумленное восклицание и одновременно поднялся со своего плетеного кресла.
Розаура, услыхав его возглас, в свою очередь изумилась, взглянув на вход в
салон.
Оба они увидели сеньора Бустаменто; за ним следовали Эстела и другая
сеньора - ее тетка, заступившая место матери Эстелы и управлявшая хозяйством
сенатора в Мадриде. Но Бустаменто был менее удивлен, чем Борха. Только узнав
вдову Пинеда, он сделал жест удивления и, поклонившись ей, сказал молодому
человеку:
- Вижу, что ты очень скоро получил телеграмму, которую мы тебе послали из
Барселоны. Я не ожидал, что ты приедешь еще сегодня из Авиньона.
Борха что-то пробормотал, чтобы скрыть свое смущение, и предоставил опекуну
думать, что он получил его телеграмму.
Между тем дочь и ее тетка уселись рядом с Розаурой, и Бустаменто уделил
тогда богатой американской сеньоре все свое внимание.
- Как мог я предполагать, что увижу в Марселе высокочтимую и прекрасную
сеньору, когда я думал, что она в Париже? Какой сюрприз! Жалею только о том,
что наша встреча будет кратковременной.
Каким-то инстинктом Розаура избегала упоминать, сколько дней она провела в
папском городе. О своей встрече с Борха она говорила так, будто это случилось
только сутки тому назад. Молодой человек собирался остаться в Марселе в поисках
новых материалов для своей книги, а она, утомившись Парижем, будет продолжать
свое путешествие по Лазурному берегу.
Бустаменто, спросив у вдовы о здоровье разных южно-американских лиц,
знакомых им обоим, решил, что настала удобная минута поговорить с Борха
"о серьезных вещах", предоставив дамам беседовать за чайным столиком.
- Я должен объяснить тебе причину моего приезда, - сказал он тихо. - Это
было внезапное решение. Ты видел из последнего моего письма, что готовятся
важные события. Мой покровитель вспомнил обо мне. Он хочет, чтобы я был послом
при Ватикане, как только наша партия возьмет в свои руки власть, а это должно
случиться через несколько месяцев - быть может, через несколько недель. В
Ватикане нужен человек с дипломатическим талантом, к тому же пользующийся
известностью в чужих краях - особенно в Америке, и потому он вспомнил обо мне.
Борха утвердительно качал головой и в то же время улыбался двусмысленно.
- Ты знаешь моего друга Энсизо де-Лас-Казас? Он двадцать лет был
полномочным послом при Ватикане. Рим он знает хорошо, все кардиналы его друзья
и обедают у него. Ты знаешь также, что он много раз приглашал меня приехать с
моей семьей на несколько дней в его великолепный дворец. Я все откладывал свое
посещение, а теперь считаю его своевременным. На будущей неделе Энсизо дает
большой бал. И все мы решили поехать в Рим и воспользоваться гостеприимством
знаменитого американца. Таким образом, мне можно будет изучить сценарий, в
котором мне придется играть роль.
Борха знал по имени Энсизо де-Лас-Казас. Это был южно-американский
миллионер, поселившийся в Риме вследствие своих литературных наклонностей. Для
бóльшего престижа он был фиктивным представителем своей страны в Ватикане. Эти
дипломатические функции ad honorem стоили ему очень дорого. Вдова Пинеда
посещала его, когда бывала проездом в Риме. И когда говорили ей об Энсизо, она
добродушно улыбалась:
- Превосходный человек, отец семейства, богач, неутомимо пишущий книги и
жаждущий присоединить к своей славе дипломата некоторую беззаботность богемы.
Другие южные американцы, из зависти или соперничества, были жестоки к нему,
считая его графоманом. Он ежегодно печатал том о древних итальянских городах
или о папстве в средних веках, описывая с невинным апломбом то, что
многочисленные авторы рассказали раньше его. Он сам был уверен, что первый
сообщает обо всем этом. Разорившаяся итальянская знать составляла великолепный
хор на его банкетах и приемах. Эти обедневшие патриции продавали ему всяческие
древности, рекомендовали всякую гастрономию, итальянские вина и толпились
вокруг него в качестве доверенных лиц по самым неожиданным торговым делам.
Знатная дворянская семья продала ему занимаемый им ныне в Риме дворец за
цену, которая заставила лицемерно улыбаться их знакомых, завидовавших столь
великолепной "комбинации".
И вот эта псевдо-римская особа, родом с того берега Атлантического океана,
чувствовала себя связанной с Бустаменто благодарностью. Дон Аристидес повез его
в Мадрид, чтобы он прочел там несколько лекций. И полномочный посол, надев
фрак, левая сторона которого была сплошь покрыта орденскими знаками (при чем
еще столько же висело у него на шее), читал в течение трех вечеров лекции о
целом ряде исторических открытий, о которых многие слушатели знали давно: о
Флоренции времен Медичи, о морской политике Венеции или о знаменитых артистах
Возрождения.
Бустаменто на лекциях подбодрял слушателей или не допускал во всеуслышание
дерзких комментариев юношества. Борха вспомнил, что присутствовал на одном из
этих докладов. "Надо налаживать испано-американские отношения", - говорил дон
Аристидес. - "Мы должны быть патриотами и, вместе с тем, вежливыми людьми". И
он снова повторял свой обычный возглас: "Будущность Испании - в Америке".
- Мы проведем несколько недель в Риме, - говорил Бустаменто. - Если бы он
мог добиться этого от меня, мой друг Энсизо пожелал бы никогда не расставаться
со мной. Но я приеду в Рим послом, и все уполномоченные Южной Америки в Риме
будут в восторге, что Испания послала такого человека, как я, чтобы поддержать
их начинания.
Сообщив все это, Бустаменто заговорил о своей семье. Эстела, его дочь, в
восторге от путешествия. Тетя ее - донья Нативидес, вдова адвоката Гамбоа, или
Ната, как ее звала Эстела, - хотя и была не более чем домоправительница,
все-таки умела дать чувствовать свое влияние.
Она была бедна и жила тем, что получала от своего зятя. Свою судьбу она
считала несправедливой и утешалась лишь тем, что от души ненавидела всех, кого
считала счастливым. Клаудио Борха она терпела потому, что считала его будущим
мужем Эстелы. Последнюю она, повидимому, любила, а Бустаменто молчаливо
презирала. Его тщетные попытки стать министром были самым сладостным утешением
ее разбитой жизни. А теперь, видя, что вскоре ему предстоит стать послом, она
вновь поднимала глаза к небу с выражением протеста.
Тетя Ната была высокая, полная, очень смуглая дама, с большими черными
глазами, маленькими, торчащими вперед зубами, с темным пушком на верхней губе и
широким носом.
Предметом сильнейшей ее ненависти была вдова Пинеда, пребывание которой в
Мадриде было для нее одним из самых неприятных воспоминаний. Все мужчины, в том
числе и Бустаменто, казались ей презренными животными, бегающими за этой
женщиной с непреодолимым вожделением. Вместе с тем она ежедневно завидовала ее
драгоценностям, ее платьями другим мелочам, беспрерывно возобновляющим ее
элегантность.
Время и расстояние ослабили дурное воспоминание, а теперь, когда она
чувствовала себя разбитой после путешествия по железной дороге, первый, кто ей
встретился в Марселе, была эта ненавистная женщина, так сильно прославляемая ее
глупым шурином и даже племянницей.
- Какой счастливый случай встретить вас здесь, да еще в обществе Клаудио!
Кто мог ожидать!..
Эстела разговорилась с Розаурой о своем путешествии. Они приехали в отель
после полудня. Но тетя Ната, вероятно, вследствие своего утомления, забыла в
вагоне сумку, в которой были очень значительные предметы: скромные
драгоценности - память о ее покойном муже Гамбоа, - ключи, деньги и бумаги,
доверенные ей Бустаменто. Последний, узнав об этой потере, немедленно нанял
экипаж, вернулся на вокзал и, к счастью, нашел потерянную сумку.
Все общество сидело в "холле" в ожидании обеда. Эстела смотрела на Клаудио
с робостью и желанием в глазах, напоминавших страстное и боязливое выражение
маленьких зверьков, грациозных, покорных и нежных. Борха тоже улыбался ей, но
не двигался с места, чтобы подойти к ней ближе.
Бустаменто выказывал юношескую подвижность, беседуя то с теми, то с
другими, точно он находился в салоне у себя дома и должен был оказывать
| |