Бласко-Ибаньес Висенте - Майский цветок

есть часовъ. Солнце кидало оранжевый оттѣнокъ на кровли этого огромнаго строен³я и смягчало черновато-зеленые тона лужъ, которыя оставилъ дождь въ углублен³яхъ мансардъ. Статуя Карла III купалась въ прозрачно-голубомъ воздухѣ, полномъ теплаго свѣта; изъ рѣшетчатыхъ балконовъ вырывался наружу гамъ рабочаго улья, крики, пѣсни и металлическ³й звонъ хватаемыхъ и бросаемыхъ ножницъ.

   Изъ широкихъ воротъ начали выходить, подобно бунтующему стаду, работницы первыхъ мастерскихъ: потокъ ситцевыхъ платьевъ, засученныхъ рукавовъ, крѣпкихъ рукъ, ногъ, сѣменящихъ безъ устали мелкимъ воробьинымъ шагомъ. Неясный гулъ переклички и неприличныхъ фразъ слышенъ былъ у воротъ, на обширномъ пространствѣ, гдѣ ходили взадъ и впередъ сторожевые солдаты и гдѣ стояло нѣсколько будочекъ, торговавшихъ лимонадомъ.

   Р_е_к_т_о_р_ъ стоялъ на тротуарѣ Глор³еты посреди разносчиковъ газетъ, находя удовольств³е въ созерцан³и веселой суетни сигарочницъ, неугомонная толпа которыхъ, въ бѣлыхъ фуляровыхъ платкахъ на головахъ, смутно напоминала бунтующую общину, безстыжихъ монахинь, черные глаза которыхъ оглядывали мужчинъ и какъ бы проникали подъ одежду своими пренебрежительными взглядами.

   Онъ замѣтилъ Росету, которая, отдѣлившись отъ одной изъ группъ, шла ему навстрѣчу. Спутницы молодой дѣвушки остались ждать другихъ работницъ, которыя работали въ различныхъ мастерскихъ и должны были выйти немного погодя.

   "Паскуало возвращается домой? Отлично. Такъ они могутъ идти вмѣстѣ".

   И они отправились по дорогѣ въ Грао. Онъ, неповоротдивый морякъ съ кривыми ногами, долженъ былъ ускорить шаги, чтобы не отстать отъ этой дѣвушки чертовки, умѣ³шей ходить лишь очень быстро, съ грац³ознымъ развальцемъ, и размахивая юбкой, точно шхуна - флагомъ. Братъ хотѣлъ взять у нея корзину, чтобы помочь ей. "Да нѣтъ, спасибо! Она такъ привыкла чувствовать эту корзину на своей рукѣ, что безъ нея не сумѣетъ идти".

   Еще не дойдя до Морского Моста, Р_е_к_т_о_р_ъ уже заговорилъ о своей лодкѣ, о "Цвѣтѣ Мая", ради котораго онъ забывалъ даже свою Долоресъ и маленькаго Паскуало.

   "Завтра начинается ловля "быками", и всѣ лодки выйдутъ въ море. Всѣ увидятъ, какова его новинка! Такая чудная лодка! Наканунѣ волы стащили ее въ воду, и теперь она стоитъ въ гавани вмѣстѣ съ другими. Но какая разница! "Цвѣтъ Мая" поневолѣ обращаетъ на себя вниман³е, какъ барышня изъ Валенс³и среди береговыхъ растрепъ. Онъ побывалъ въ городѣ, чтобы докупить кое-что, не хватающее въ ея снаряжен³и, и держитъ пари на д_у_р_о, что всѣ богачи Кабаньяля - судохозяева, забирающ³е себѣ чистый барышъ съ ловли безъ риска собственными шкурами, - не могутъ выставить болѣе нарядной лодки".

   Но такъ какъ все имѣетъ конецъ, то, несмотря на восторгъ Р_е_к_т_о_р_а, пришло къ концу и его повѣствован³е о совершенствахъ его лодки; и когда они добрались до Фигетъ, онъ, въ свою очередь, уже слушалъ Росету, которая жаловалась на придирки надсмотрщицъ.

   "Онѣ измываются надъ работницами, и если ихъ оттаскаютъ за волосы при уходѣ, то пусть пеняютъ на себя. Счастье, что Росетѣ съ матерью не много нужно; но, ахъ! сколькимъ несчастнымъ приходится работать какъ крѣпостнымъ, чтобы прокормить лѣнтяя-мужа и цѣлое гнѣздо дѣтворы, поджидающей ихъ у дверей, - ртовъ, никогда не устающихъ глотать! Непонятно, что при такой нуждѣ есть еще женщины, имѣющ³я склонность разводить ребятъ!"

   Съ полною серьезностью и сохраняя скромный видъ, недоступная бѣлокурая дѣвственница, выросшая въ грязной обстановкѣ взморья, разсказала брату скандальную истор³ю въ выражен³яхъ самыхъ грубыхъ, какъ женщина, которая знаетъ все; но въ ея тонѣ было столько благородства, что самыя рѣзк³я слова какъ бы скользили по алымъ губкамъ, не оставляя по себѣ ни малѣйшаго слѣда. Дѣло шло о товаркѣ по фабрикѣ, поганой шкурѣ, которая теперь не можетъ работать изъ-за сломанной руки: мужъ засталъ ее съ однимъ изъ многочисленныхъ любовниковъ и наказалъ нѣсколько сурово. "Какой позоръ! У этой мерзавки четверо дѣтей!"

   Р_е_к_т_о_р_ъ свирѣпо улыбался "Сломалъ руку! Чортъ возьми, оно недурно! Но, пожалуй, этого еще мало. У него нѣтъ жалости къ бабамъ, которыя ведутъ себя дурно. Какъ должно быть несносно жить съ подобной женщиной! Ахъ! должно благодарить Бога, когда, подобно ему, имѣешь честную жену и спокойств³е въ домѣ!"

   Ргсета бросила саркастическ³й взглядъ сожалѣн³я.

   "Дѣйствительно, Р_е_к_т_о_р_ъ былъ счастливъ и имѣлъ основан³е благодарить Бога!" Но ирон³я, которая звучала въ этихъ словахъ, была слишкомъ тонка для того, чтобъ Паскуало могъ ее понять.

   Послѣдн³й преобразился, возмущаясь дурнымъ поведен³емъ женщины, которой онъ не зналъ, и соболѣзнуя несчастью человѣка, чье имя даже не было ему извѣстно.

   Подобныя мерзости приводятъ его въ ярость! Убиваться на работѣ, чтобы прокормить жену и дѣтей, а затѣмъ, вернувшись домой, найти невѣрную въ объят³яхъ любовника, откровенно говоря, такая штука всякаго можетъ вывести изъ себя и довести до пожизненной каторги. А въ такихъ случаяхъ кто виноватъ? Онъ безъ колебан³я говоритъ: виноваты эти проклятыя быбы, которыя и на свѣтѣ-то живутъ, чтобы губить мужчинъ, а больше ни для чего!" Но тотчасъ же онъ пожалѣлъ, что зашелъ слишкомъ далеко, и поправился, сдѣлавъ оговорку въ пользу Росеты и Долоресъ.

   Впрочемъ, эта оговорка почти не принесла пользы, такъ какъ его сестра, видя, что разговоръ переходитъ на тему, близкую ея матери и ей самой, начала говорить съ большой горячностью, и ея нѣжный голосокъ дрожалъ отъ гнѣва. "А мужчины! Вотъ прекрасная порода! Истинные виновники, это - они. Ахъ! и она съ матерью имѣютъ полное право сказать: "кто изъ нихъ не подлецъ, тотъ дуракъ!.." Если женщины таковы, каковы онѣ есть, то виноваты мужчины, только мужчины. Они стараются соблазнять молодыхъ дѣвушекъ; она можетъ объ этомъ говорить по опыту, такъ какъ, будь она дура и послушай ихъ, она была бы теперь Богъ знаетъ чѣмъ. А, если онѣ замужемъ становятся дрянными, то это уже вина мужей, которые или раздражаютъ ихъ своимъ дурнымъ поведен³емъ и подаютъ дурной примѣръ, или слишкомъ глупы, чтобы замѣтить бѣду и вовремя примѣнить лѣкарство. Стоитъ только посмотрѣть на Антон³о! Развѣ Росар³и не было бы простительно потерять себя, хоть бы ради мести за мерзк³е поступки мужа? Что касается дураковъ, она не желаетъ приводить примѣровъ. Ихъ много, даже и въ Кабаньялѣ, - мужей, виновныхъ въ томъ, что допустили до гибели своихъ женъ, - и всѣ ихъ знаютъ".

   Безо всякаго умысла она такъ посмотрѣла на Р_е_к_т_о_р_а, что тотъ, несмотря на свою простоту, какъ будто понялъ и бросилъ на сестру вопросительный взглядъ; но тутъ же, успокоенный слѣпымъ довѣр³емъ къ женѣ, онъ удовлетворился слабымъ протестомъ противъ того, что говорила Росета. "Ну! Это все - скорѣе сплетни, чѣмъ правда. У здѣшнихъ людей злые языки. Они разсуждаютъ о супружскихъ дѣлахъ крайне лвгкомысленно, находятъ поводъ къ смѣху въ вѣрности жены и въ чести мужа, издѣваются самымъ жестокимъ образомъ надъ семейнымъ миромъ, но, въ сущности, это - пустые разговоры безо всякаго желан³я обидѣть." "Имъ не достаетъ образован³я", какъ отлично выразился священникъ, донъ Сант³аго. Даже самъ Паскуало, если бы захотѣлъ обращать вниман³е на ихъ болтовню, развѣ не имѣлъ бы повода сердиться? Развѣ не осмѣлились они дѣлать злостныя предположен³я о Долоресъ и подпускать намеки ему самому, на взморьѣ въ Кабаньялѣ? И на кого, велик³й Боже? Нельзя повѣрить! На Антон³о, на его брата! Ну, вотъ! Все, что можно сдѣлать, это - посмѣяться! Статочное ли дѣло, чтобы, при такой хорошей женѣ, кто-нибудь пришелъ охотиться въ его владѣн³яхъ, и чтобы этимъ браконьеромъ былъ именно Антон³о, тотъ Антон³о, который почитаетъ Долоресъ, какъ родную мать?!"

   И Р_е_к_т_о_р_ъ, хотя ему досадны были эти сплетни, смѣялся при воспоминан³и о нихъ съ тѣмъ выражен³емъ презрѣн³я и вѣры, какое бываетъ у крестьянъ, если при нихъ отрицаютъ чудеса ихъ деревенской Богородицы.

   Росета замедлила шагъ. Она посмотрѣла на Паскуало своими глубокими большими глазами, какъ бы сомнѣваясь въ искренности этого смѣха. Но нѣтъ, сомнѣн³е невозможно: смѣхъ былъ непритворенъ. Простофиля былъ непроницаемъ для подозрѣн³й. Это ее разозлило; инстинктивно, не отдавая себѣ отчета въ причиняемомъ злѣ, она сболтнула то, что просилось у нея съ языка. "Да, она стоитъ на своемъ всѣ мужчины, безъ исключен³я, - негодяи или дураки!" И ея взглядъ устремился на брата, ясно показывая, что онъ причисленъ ко второй категор³и.

   Тогда этотъ первобытный человѣкъ началъ понимать. "Дураки?.. И онъ тоже, можетъ быть?.. Развѣ Росета знаетъ что-нибудь?.. Тогда она должна сказагь... сказать прямо..."

   Они дошли до полпути, гдѣ крестъ; и тутъ на нѣсколько минутъ остановились. Р_е_к_т_о_р_ъ былъ блѣденъ и покусывалъ свой толстый палецъ: палецъ моряка, широк³й, мозолистый, со стертыми ногтями.

   "Да, она должна сказать прямо!"

   Но Росета не говорила. Она видѣла сильное возбужден³е брата, которое встревожипо ее. Она боялась, не зашла ли слишкомъ далеко; совѣсть ея, какъ честной дѣвушки, возмутилась, и, при видѣ блѣдности и суровости на этомъ, обыкновенно простодушномъ и добромъ, лицѣ, она упрекнула себя.

   Поэтому она почти взяла назадъ свои слова.

   "Нѣтъ, нѣтъ, она не знаетъ ничего. Сплетни, не болѣе... Но все же, чтобы не дать людямъ болтать, Паскуало долженъ бы заставить Антон³о ходить къ нему не такъ часто".

   Р_е_к_т_о_р_ъ слушалъ ее, наклонившись къ водопроводу, у креста, и поглощалъ всю воду, вытекавшую изъ крана, какъ будто бы недавнее волнен³е зажгло огонь въ его груди. Послѣ этого онъ пустился въ путь съ мокрымъ ртомъ, вытирая губы своими мозолистыми руками.

   Но добродуш³е еще разъ одержало побѣду.

   Нѣтъ, никогда не поступитъ онъ такъ дурно съ Антон³о. Развѣ бѣдный мальчикъ виноватъ, что люди такъ наглы? Кромѣ того, запереть передъ нимъ двери, это - желать его гибели: если онъ сталъ теперь сколько нибудь смирнѣе, то именно благодаря добрымъ совѣтамъ Долоресъ, бѣдняжки, крторую такъ мног³е ненавидятъ изъ зависти, только изъ зависти.

   И, въ злобѣ на враговъ Долоресъ, онъ подчеркнулъ свое сужден³е жестомь, которымъ какъ бы ставилъ и Росету въ число завистницъ.

   "Но пусть болтаютъ до устали. Онъ, все же, очень спокоенъ и плюетъ на всѣхъ... Антон³о для, него - сынъ. Онъ помнитъ, будто вчера, то время, когда онъ служилъ нянькой этому мальчугану, когда спалъ съ нимъ рядомъ въ каютѣ старой лодки, стараясь занять поменьше мѣста, чтобы тому было просторно на постели. Какъ такъ? Развѣ так³я воспоминан³я забываются легко? Забываются только счастливые дни! Вылетаютъ изъ памяти пр³ятели, съ которыми пьешь и поешь въ кабачкѣ, а съ кѣмъ вмѣстѣ голодалъ, чортъ возьми! того не забудешь! Бѣдный Антон³о! Р_е_к_т_о_р_ъ рѣшилъ сдвинуть съ мели этого несчастнаго, достойнаго жалости, и не уймется, пока не сдѣлаетъ его хорошимъ человѣкомъ. Что вообразила себѣ Росета? Ахъ, онъ, въ самомъ дѣлѣ, дуракъ; зато сердцу его даже тѣсно въ груди!"

   И онъ колотилъ себя въ могучую грудь, которая гудѣла какъ барабанъ.

   Затѣмъ братъ и сестра шли болѣе десяти минутъ, не обмѣнявшись ни словомъ, Росета сожалѣла, что затѣяла этотъ разговоръ; Паскуало, опустивъ голову и задумавшись, порою хмурилъ брови и сжималъ кулаки, будто боролся съ какою то дурною мыслью.

   Вотъ они дошли до Грао и вступили въ тѣ улицы, что ведутъ къ Кабаньялю. Тутъ Паскуало, наконецъ, заговорилъ, явно чувствуя потребность излить душу, высказать сокровенныя и мучительныя мысли, отъ которыхъ морщился его лобъ.

   "Словомъ, главное въ томъ, что эти рѣчи - только людск³я выдумки. Потому что, если бы онѣ когда-нибудь потвердились, чортъ возьми! Тутъ еще не знаютъ, каковъ Р_е_к_т_о_р_ъ! Есть минуты, когда онъ самъ себя боится... Да, конечно, онъ - человѣкъ миролюбивый и ненавидитъ ссоры; часто на взморьѣ онъ отказывается отъ своихъ правъ, потому, что онъ - отецъ и не хочетъ слыть заб³якой. Но пусть не смѣютъ трогать его добра: денегъ и жены!.. Онъ до сихъ поръ съ ужасомъ вспоминаетъ, какъ, на пути изъ Алжира, ему прошло въ голову, если таможенная шлюпка настигнетъ его, стать у мачты съ ножомъ въ рукѣ и убивать, убивать до тѣхъ поръ, пока его самого не свалятъ на тюки, составляющ³е все его богатство. А что касается Долоресъ, то порою, видя, какъ она красива и привлекательна, съ ухватками барыни, что къ ней такъ идетъ, онъ себѣ говорилъ, (отчего не сознаться?), онъ себѣ говорилъ, что, можетъ быть, кому-нибудь удастся ее отнять у него; и, тогда, чортъ возьми!.. тогда онъ чувствовалъ желан³е задушить ее и броситься затѣмъ по улицамъ, кусая всѣхъ, какъ бѣшеная собака... Собака - вотъ что онъ такое: добрая, смирная собака; но разъ онъ взбѣсится, то уничтожитъ всѣхъ, если его не убьютъ до тѣхъ поръ... Пусть его оставятъ въ покоѣ, пусть не трогаютъ его счастья, которое онъ пр³обрѣлъ и поддерживаетъ трудомъ".

   И Р_е_к_т_о_р_ъ, размахивая руками, пристально смотрѣлъ на сестру, какъ будто Росета собиралась похитить у него Долоресъ. Потомъ, вдругъ, онъ сдѣлалъ движен³е, будто просыпаясь, и на его лицѣ отразилось сожалѣн³е, которое испытываешь, когда боишся, не наговорилъ ли лишняго въ минуту возбужден³я.

   Присутств³е сестры его стѣсняло, и онъ поспѣшилъ разстаться съ нею. Пока она шла къ старой лодкѣ съ поручен³емъ кланяться матери отъ Паскуало, послѣдн³й направлялся домой.

   Впродолжен³е всей ночи у Р_е_к_т_о_р_а оставалось непр³ятное впечатлѣн³е отъ этой встрѣчи и онъ не могъ сомкнуть глазъ. Но, утромъ, когда пришли матросы "Цвѣта Мая" за приказан³ями для перраго отплыт³я, онъ забылъ обо всемъ. Антон³о былъ тутъ же, у него на глазахъ; но это ничуть его не смущало.

   Такое свое настроен³е онъ счелъ вѣрнымъ доказательствомъ лживости всѣхъ сплетенъ: такъ какъ его сердце ему ничего не говоритъ, то, навѣрно, ничего и не было.

   И съ обычнымъ хладнокров³емъ онъ сталъ дѣлать распоряжен³я, касавш³яся завтрашняго отплыт³я. "Цвѣтъ Мая" долженъ былъ плыть въ парѣ съ другою лодкою, взятою внаймы. Если Господь пошлетъ ему успѣхъ, то вскорѣ явится возможность построить вторую, и тогда у него будетъ своя "пара".

   Въ экипажѣ находился матросъ, котораго Р_е_к_т_о_р_ъ слушался, какъ древняго оракула: дядя Баптистъ, самый старый морякъ во всемъ Кабаньялѣ, олицетворявш³й собою семьдесятъ лѣтъ жизни на морѣ и опытность трехъ четвертей вѣка или около того; заключенная въ его темную пергаментную кожу, эта опытность, въ формѣ практическихъ совѣтовъ и морскихъ пророчествъ, выходила наружу изъ его чернаго рта, пропахшаго сквернымъ табакомъ.

   Хозяинъ нанялъ его не ради услугъ, которыя могли оказать на морѣ его слабыя руки, a ради точнаго знан³я берега, чѣмъ и славился старикъ.

   Начиная съ мыса св. Антон³о и до мыса Канета, на огромномъ пространствѣ залива не было ни одного подводнаго камня, ни одной ямы, которыхъ не зналъ бы дядя Баптистъ. Ахъ! если бы онъ могъ превратиться въ эспарелло {Родъ маленькой рыбы.}, онъ плавалъ бы по дну, не заблудившись! Поверхность моря, загадочная для всѣхъ, для него была точно книгой, по которой онъ легко разбиралъ все, что было подъ нею. Сидя на палубѣ, онъ, казалось, чувствовалъ самыя легк³я неровности подводной почвы; и быстраго взгляда ему было достаточно, чтобы опредѣлить, находится ли лодка надъ глубокими грядами водорослей, или на Ф_а_н_ч_ѣ, или на таинственныхъ пригоркахъ, прозванныхъ П_е_д_р_у_с_к_е_т_а_м_и, которыхъ избѣгаютъ рыбаки изъ боязни изорвать въ лохмотья сѣти, цѣпляя ими за утесы.

   Онъ умѣлъ ловить рыбу въ извилистыхъ подводныхъ закоулкахъ, между К_о_н_ф_и_т_о_м_ъ, К_а_з_а_р_е_т_о_м_ъ и Э_с_п_³_о_к_о_й; по этому лабиринту онъ протаскивалъ сѣть, ни разу не задѣвъ за опасные выступы и не набравши въ нее водорослей, покрывающихъ дно и ни на что не нужныхъ.

   А въ темныя ночи, когда ничего не видно въ трехъ шагахъ отъ лодки, когда весь свѣтъ маяковъ, до единаго луча, поглощается густымъ туманомъ, стоило ему только попробовать на языкъ тину съ сѣтей, чтобы назвать съ полной увѣренностью мѣсто, гдѣ находится лодка. Чортъ, а не человѣкъ! Можно было подумать, что онъ прожилъ свои семьдесятъ лѣтъ подъ водой, вмѣстѣ съ краснобородками и осьминогами.

   Сверхъ того, онъ зналъ множество вещей, не менѣе полезныхъ: напримѣръ, что кто отправляется на рыбную ловлю въ День Всѣхъ Святыхъ, тотъ рискуетъ вытащить въ сѣтяхъ мертвеца; а кто всегда помогаетъ по праздникамъ нести на плечахъ Св. Крестъ изъ Грао, тотъ никогда не можетъ утонуть. Вотъ почему онъ самъ, хоть и прожилъ семьдесятъ лѣтъ на морѣ, сохранился такъ хорошо. Съ десяти лѣтъ у него бывали мозоли подъ мышками отъ натягиван³я парусовъ. И онъ не только рыбачилъ, а плавалъ разъ двѣнадцать въ Гавану, да не какъ теперешн³е вѣтрогоны, которые считаютъ себя моряками потому, что служили въ лакеяхъ или въ чернорабочихъ на океанскомъ пароходѣ величиною съ городъ, a на записанныхъ въ матрикулы фелукахъ, смѣлыхъ посудинкахъ, возившихъ на Кубу вино, a оттуда сахаръ, и принадлежавшимъ почтеннымъ шкиперамъ въ плащахъ и высокихъ шляпахъ; и скорѣй настало бы свѣтопреставлен³е, чѣмъ оставили бы судно безъ лампадки, зажженной передъ снимкомъ съ Распят³я въ Грао, или забыли бы помолиться по четкамъ передъ заходомъ солнца! "Теперь ужъ не тѣ времена. Прежде люди были лучше".

   И дядя Батистъ, шевеля всѣми морщинами своего лица и своей почтенной козлиной бородкой, осуждалъ теперешнее безбож³е и гордость, не пропуская въ своей рѣчи ни одного изъ обычныхъ матросскихъ ругательствъ и повторяя: - А мнѣ начхать на это и на остальное!

   Р_е_к_т_о_р_ъ слушалъ его съ удовольств³емъ. Онъ видѣлъ въ этомъ старикѣ сходство со своимъ старымъ хозяиномъ, Борраской; когда же Батистъ говорилъ, то напоминалъ ему отца. Остальные люди экипажа, т.е. Антон³о, два матроса и юнга дразнили старика; бѣсили его, увѣряя, что онъ болѣе не годенъ ловить рыбу и что священникъ уже приготовилъ ему мѣсто пономаря. "Чортъ возьми! Они увидятъ, на что онъ годенъ, когда будутъ въ морѣ: тогда ужъ ему не разъ доведется назвать ихъ трусами"!

   На слѣдующ³й день весь кварталъ лачугъ волновался. Въ этотъ вечеръ спускались на воду "быки", чтобы увезти мужчинъ на заработки.

   Ежегодно повторялась эта мужская эмиграц³я, но, несмотря на это, большинство женщинъ не могло подавить нѣкоторой тревоги при мысли о безпокойствѣ и ужасѣ, которые имъ предстояли въ отсутств³е мужей.

   Судохозяева были очень заняты послѣдними приготовлен³ями. Они приходили въ гавань осматривать свои суда, приводили въ движен³е блоки и снасти, поднимали и опускали реи, заглядывали въ глубину трюма, провѣряли запасы парусовъ и канатовъ, считали корзины и приказывали еще разъ проглядѣть сѣти.

   Послѣ этого они несли свои документы въ канцеляр³ю намѣстника, чтобы гордые и хмурые чиновники удостоили ихъ засвидѣтельствовать.

   Когда около полудня Р_е_к_т_о_р_ъ пошелъ завтракать, онъ нашелъ у себя въ кухнѣ с_и_н_ь_ю Тону, которая со слезами на глазахъ говорила съ Долоресъ. У старухи лежалъ на колѣняхъ большой узелъ; замѣтивъ сына, она обратилась къ нему съ упрекомъ:

   "Такъ не годится! Отецъ не долженъ такъ поступать! Бабушка только что узнала, что маленьк³й Паскуало, ея внукъ, отплываетъ на "Цвѣтѣ Мая" ради морской выучки, въ качествѣ "кошки". Развѣ это благоразумно? Дитяти восемь лѣтъ, - ему бы еще грудь сосать, или, по крайней мѣрѣ, играть въ кабачкѣ около бабушки, - и его берутъ на море, какъ мужчину, изнурять трудами и подвергать Богъ знаетъ чему! Нѣтъ, - о Господи! - она этого не позволитъ. Нечего ребенку переносить такую муку; и если молчитъ мать, а отецъ затѣялъ такую жестокость, - такъ ладно! тогда будетъ спорить бабка! Она возьметъ къ себѣ ребенка, чтобы не допустить такого преступлен³я"...

   - Пойдемъ, Паскуало, тебя зоветъ бабушка!

   Но чертенокъ шалунъ, наряженный въ свой новый желтый фланелевый костюмъ, босой для пущяго изящества, въ поясѣ, обвивавшемъ его станъ до самой груди, въ черной шапкѣ набекрень, въ раздутой шаромъ блузѣ, важно расхаживалъ, подражая внушительному виду дяди Santera и дѣлая гримасы бабушкѣ, въ отместку за обиду, которую она ему наносила этими трусливыми просьбами. "Нѣтъ, онъ не желаетъ больше играть на взморьѣ. Онъ - мужчина и хочетъ плавать въ морѣ вторымъ "кошкою" на "Цвѣтѣ Мая".

   Родители смѣялись дерзостямъ ребенка. "Что за чертенокъ!.." Р_е_к_т_о_р_ъ былъ радъ зацѣловать его до полусмерти.

   Бабушка плакала, какъ будто уже видѣла своего внука умирающимъ. Но отецъ вззмутился. "Скоро ли она перестанетъ выть? Послушавъ ее, можно подумать, что этого малыша убиваютъ! Что особеннаго въ этомъ рѣшен³и? Паскуало будетъ морякомъ, какъ его отецъ и всѣ предки. He предпочитаетъ ли с_и_н_ь_я Тона, чтобы онъ сталъ бродягой? Онъ же, Паскуало, хочетъ, чтобы его сынъ былъ честнымъ и трудолюбивымъ, чтобъ онъ не боялся моря, благодаря которому люди зарабатываютъ себѣ хлѣбъ. Если, умирая, отецъ оставитъ сыну на прожитокъ, тѣмъ лучше: тогда мальчику не будетъ нужды подвергать себя опасности; но, по крайней мѣрѣ, онъ узнаетъ, что такое лодка, и его нельзя будетъ надуть... Конечно, случаются иногда несчаст³я; но развѣ можно воображать, что всѣ рыбаки непремѣнно тонутъ, только потому, что утонулъ покойный мужъ с_и_н_ь_и Тоны?!"

   - Да, ну-же, ну, перестаньте и не смѣшите насъ!

   Но с_и_н_ь_я Тона не умолкала. "Въ нихъ во всѣхъ сидитъ дьяволъ. Это проклятое море завлекаетъ ихъ, чтобы истребить все семейство. Старуха мать не спитъ совсѣмъ. Ахъ! если бы она имъ разсказала объ ужасныхъ снахъ, которые видитъ по ночамъ. Она уже достаточно страдаетъ, когда думаегъ объ опасностяхъ, которымъ подвергается ея сынъ; и, теперь, какъ будто этого мало, должна дрожать еще за внука... Нѣтъ, нѣтъ, она не можетъ согласиться на такую штуку! Они такъ поступаютъ, чтобы уморить ее горемъ. Ахъ! если бы она ихъ такъ не любила, то перестала бы пускать къ себѣ на глаза".

   Р_е_к_т_о_р_ъ, равнодушный къ плачу матери, сѣлъ за столъ къ дымящейся кастрюлѣ: "Старушечьи страхи! Ну, Паскуало, садись ѣсть!"

   Чтобы покончить съ этимъ хныканьемъ, онъ спросилъ, что у матери въ узлѣ.

   С_и_н_ь_я Тона снова начала плакать: "Очень печальная вещь для подарка! Въ прошлую ночь, когда заботы разогнали у нея сонъ, она собрала всѣ свои сбережен³я, - пустяки, конечно, - чтобы сдѣлать подарокъ сыну. Вотъ она и принесла этотъ подарокъ: спасательный поясъ, который купила черезъ одну знакомую у машиниста одного англ³йскаго парохода".

   И она показала что-то въ родѣ огромнаго панцыря изъ пробковыхъ полосъ, который складывался съ особенной гибкостью.

   Р_е_к_т_о_р_ъ смотрѣлъ, улыбаясь. "Вотъ это хорошо! Какихъ чудесъ не выдумываютъ! Онъ слыхалъ объ этихъ поясахъ и радъ имѣть такой, хотя плаваетъ, какъ тунецъ, безо всякихъ снарядовъ".

   Восхищаясь подаркомъ, какъ ребенокъ, онъ бросилъ завтракъ и хотѣлъ тотчасъ-же примѣрить поясъ, забавляясь этою толстою оболочкою, которая придавала ему видъ тюленя и стѣсняла дыхан³е.

   "Большое спасибо! Съ этимъ невозможно утонуть; зато непремѣнно задохнешься... С_и_н_ь_я Тона можетъ быть спокойна: онъ возьметъ поясъ съ собою въ лодку". И онъ бросилъ на полъ пробковый панцырь. Ребенокъ схватилъ его тотчасъ же, укутался въ него съ большимъ трудомъ такъ, что снаружи торчали то³ько голова и конечности, и сдѣлался похожимъ на черепаху, заключенную въ свой щитъ.

   Послѣ завтрака пришелъ Антон³о. У него была перевязана рука. "Этимъ же утромъ его ударили". Онъ сообщилъ объ этомъ такимъ тономъ, что братъ, боясь быть нескромнымъ, не сталъ его разспрашивать: этотъ полоумный, навѣрно, опять напроказилъ, затѣялъ глупую ссору въ кабакѣ.

   Антон³о прибавилъ, что съ помятой рукой онъ безполезенъ на лодкѣ. Лучше оставить его на берегу; черезъ два-три дня Паскуало возьметъ его съ собою, такъ какъ онъ надѣется, что тогда будетъ въ состоян³и приняться за работу.

   Пока Р_е_к_т_о_р_ъ отвѣчалъ съ большимъ спокойств³емъ, сильно жалѣя брата за невозможность принять участ³е въ первомъ плаван³и "Цвѣта Мая", Антон³о и Долоресъ, опустивъ головы, избѣгали смотрѣть другъ на друга, какъ будто имъ было стыдно.

   Послѣ полудня начали сниматься съ якоря.

   По крайней мѣрѣ около сотни лодокъ, стоя въ два ряда противъ мола, наклоняли свои мачты, какъ отдающ³й честь эскадронъ улановъ, безпрерывно и грац³озно качаясь на водѣ. Эти маленьк³я суда съ тяжелыми очертан³ями древнихъ галеръ, напоминали о морскихъ силахъ Арагон³и, о тѣхъ флотил³яхъ изъ лодочекъ, съ которыми Рожеръ де Лор³а наводилъ ужасъ на Сицил³ю.

   Рыбаки приходили кучками, съ мѣшками за спиною, съ рѣшительнымъ видомъ, какъ тѣ вооруженные мужики, что собрались когда-то на Салонскомъ берегу, чтобы на такихъ же или худшихъ лодкахъ плыть завоевывать Майорку. Это массовое отплыт³е на столь первобытныхъ судахъ заключало въ себѣ нѣчто легендарное, напоминавшее о мореходствѣ среднихъ вѣковъ, о тѣхъ ладьяхъ, едва завидѣвъ треугольные паруса которыхъ на небѣ, смѣющемся, какъ небо Грец³и, мавры въ Андалуз³и приходили въ ужасъ.

   Bee населен³е стекалось въ гавань. Женщины и дѣти бѣгали взадъ и впередъ по моламъ, отыскивая, среди хаоса мачтъ, снастей и опутанныхъ канатами лодокъ, то судно, на которомъ плыли ихъ родные. Это было ежегодное выступлен³е въ морскую пустыню, на нескончаемыя опасности, ради добычи пропитан³я изъ этихъ таинственныхъ глубинъ, которыя то благосклонно позволяютъ похищать свои богатства, то возстаютъ и наказываютъ смѣльчаковъ.

   По наклоннымъ доскамъ, перекинутымъ съ мола на лодки, проходилъ босыми ногами, въ желтыхъ штанахъ, съ загорѣлыми лицами, весь несчастный людъ, который родится и умираетъ на берегу этого моря, не зная ничего, кромѣ его синей безпредѣльности; народъ, озвѣрѣвш³й отъ безпрерывныхъ опасностей, обреченный на насильственную смерть для того, чтобы на сушѣ друг³я существа, сидя передъ узорчатой скатертью, могли любоваться розовыми креветами, точно бездѣлками изъ коралла, и вздрагивать отъ жадности при видѣ вкуснаго мерлана, плавающаго въ аппетитномъ соусѣ. Голодъ шелъ навстрѣчу опасности, чтобы угодить изобил³ю.

   Уже спускались сумерки. Послѣдн³е москиты лѣта, раздутые и огромные, жужжали въ воздухѣ, насыщенномъ теплымъ свѣтомъ, и сверкали, какъ золотыя блестки. Mope ровное, спокойное, какъ бы сливалось съ небомъ на горизонтѣ; и тамъ, на неясной лин³и, ихъ раздѣлявшей, смутно маячила вершина Монго, подобная пловучему острову.

   Сборы все шли. Суда не переставали поглощать людей, и еще людей.

   Женщины съ одушевлен³емъ говорили о погодѣ, о ловлѣ рыбы, на обил³е которой надѣялись, о наступающей рабочей порѣ, которая должна была доставить имъ много хлѣба. Юнги вразсыпную скакали по молу босикомъ, воняя дегтемъ, посланные съ послѣдними приказан³ями хозяевъ: погрузить сухари, захватить боченокъ съ виномъ...

   Вотъ уже близилась ночь; всѣ экипажи были на лодкахъ: болѣе тысячи человѣкъ. Для отплыт³я изъ гавани не доставало только одного: чтобы чиновники кончили регистрац³ю бумагъ, и толпа, собравшаяся на молахъ, выходила изъ терпѣн³я, какъ при отсрочкѣ ожидаемаго зрѣлища.

   При отплыт³и барокъ соблюдался обычай, незабываемый никогда. Съ незапамятныхъ временъ все населен³е собиралось, чтобы весело издѣваться надъ тѣми, кто плылъ рыбачить на "быкахъ". Нестерпимыми насмѣшками, язвительными колкостями обмѣнивались между собою молъ и суда, когда послѣдн³я переплывали проливъ: все это - такъ себѣ, безъ злого умысла, единственно въ силу обычая и потому, что забавно сказать что-нибудь этимъ простякамъ, плывшимъ за рыбой совершенно спокойно, а женътоставивши однихъ.

   Этотъ обычай такъ вкоренился, что сами рыбаки готовили заранѣе и брали на лодку корзины съ камнями, чтобы отвѣчать на дерзкое прощан³е булыжными залпами. Это была грубая комед³я, обычная на средиземномъ побережьѣ, гдѣ постоянно, съ полною безмятежностью, всѣ шутники прохаживаются насчетъ покладистыхъ мужей и невѣрныхъ женъ.

   Была уже ночь. Рядъ фонарей, шедш³й вдоль моловъ, загорался, образуя гирлянду огней. Переливчатыя струйки свѣта трепетали на спокойныхъ водахъ гавани, а судовые фонари блистали на верхушкахъ мачтъ, какъ зеленыя и красныя звѣзды. Небо и море принимали общую пепельную окраску, на фонѣ которой предметы казались черными пятнами.

   - Вонъ они! Вонъ они!

   У взморья распускались паруса, сквозь которые, какъ сквозь развернутые куски крепа или нѣжныя крылья большихъ ночныхъ бабочекъ, видны были огни порта.

   Всѣ береговые оборванцы собрались на оконечностяхъ моловъ, чтобы привѣтствовать отъѣзжавшихъ. "²исусе! какое будетъ веселье! но нужно стать подъ защиту, чтобы не получить удара камнемъ".

   Первая пара "быковъ" вышла медленно, подъ слабымъ вѣтромъ; обѣ лодки покачивали носами, какъ лѣнивые быки прежде, чѣмъ побѣжать! Несмотря на мракъ, всѣ узнавали, чья пара и кто на ней.

   - Прощайте! - кричали жены матросовъ. - Счастливаго пути.

   Но голытьба уже подняла громк³й и ругательный вопль.

   - Слушайте! Что за злые языки! - Но сами оскорбляемыя женщины, стоявш³я позади забавлявшихся повѣсъ, надрывались отъ смѣха, когда вылетало удачное словцо. Это былъ карнавалъ, со всей своей вольной откровенностью, мѣшающей правду съ ложью.

   "Бараны! Хуже барановъ! Идутъ рыбачить, ничуть не безпокоясь, а жены-то - однѣ! Священникъ составитъ имъ компан³ю. Бэ! Бэ - э! My - у!"

   Они подражали реву быковъ среди шумнаго хохота толпы, которая, по странной нелѣпости этого обычая, находила удовольств³е провожать оскорблен³ями тѣхъ, кто плылъ на трудъ, а можетъ быть, и на смерть, ради пропитан³я своей семьи. Но провожаемые, поддерживая шутку, протягивали руки къ корзинамъ; и камни свистѣли, какъ пули, ударяясь въ уступы, за которые прятались повѣсы.

   Поднялся содомъ; толпа безъ стѣснен³я шумѣла за парапетами обоихъ моловъ и выкрикивала насмѣшки каждый разъ, какъ пара лодокъ проплывала по узкому проходу. А если смолкали голоса, уже охрипши, уставши ревѣть, то вызовъ шелъ отъ самихъ лодокъ. Рыбакамъ не нравилось, когда ихъ пара уплывала среди молчан³я; голосъ матроса съ одной изъ лодокъ дружелюбно спрашивалъ:

   - Ну, чтоже вы ничего не говорите намъ?.

   Ахъ, да! тогда принимались говорить; и все чаще и громче раздавалось восклицан³е "бараны", примѣшиваясь къ вою рожковъ, въ которые трубили юнги, давая таинственные сигналы, помогающ³е лодкамъ узнавать свои пары, чтобы плавать вмѣстѣ въ темнотѣ, не смѣшиваясь съ другими, идущими по тому же пути.

   Долоресъ стояла на одномъ изъ моловъ, не боясь камней, посреди кучки ругателей. Ея пр³ятельницы держались подальше, чтобы избѣжать ударовъ, и она осталась одна. Или вѣрнѣе, нѣтъ: она была не одна; къ ней тихо и съ притворною разсѣянностью подходилъ мужчина и придвинулся сзади почти вплотную.

   To былъ Антон³о. Пышная красотка почувствовала на своей шеѣ дыхан³е молодого человѣка, и завитки волосъ на ея затылкѣ задрожали отъ его горячихъ вздоховъ. Она обернулась, ища въ темнотѣ его глазъ, которые сверкали жаднымъ пламенемъ, и улыбнулась, счастливая его нѣмымъ обожан³емъ. Она ощутила скользившую вдоль ея стана тревожную и ловкую руку, ту самую завязанную руку, которую нѣсколько часовъ назадъ, по его словамъ, нельзя было двинуть безъ ужасной боли. Взгляды обоихъ выражали одну и ту же мысль: наконецъ-то, у нихъ будетъ свободная ночь! Уже не мимолетное свидан³е, полное тревоги и опасности, а возможность пробыть однимъ, совершенно однимъ цѣлую ночь, да и слѣдующую, и еще друг³я... пока не вернется Р_е_к_т_о_р_ъ съ ребенкомъ. Антон³о займетъ постель брата, точно хозяинъ дома. Ожидан³е этого преступнаго наслажден³я, этого прелюбодѣян³я, осложненнаго обманомъ брата, кидало ихъ въ жуткос-ладострастную дрожь, заставляло ихъ прижиматься другъ къ другу, проникаться чисто-физическимъ трепетомъ, будто гнусность страсти усиливала остроту наслажден³я.

   Крикъ голытьбы вывелъ ихъ изъ любовнаго онѣмѣн³я:

   - Р_е_к_т_о_р_ъ! Вотъ Р_е_к_т_о_р_ъ! Вотъ "Цвѣтъ Мая"!

   И Богъ свидѣтель! было надъ чѣмъ посмѣяться, когда раздался залпъ остротъ. Для бѣднаго Паскуало припасены были лучш³е выпады. Вопили не одни оборванцы: немног³е изъ его товарищей, оставш³еся на сушѣ, и непр³ятельницы Долоресъ присоединили свои голоса къ хриплому крику озорниковъ.

   "Рогачъ! Когда вернется на берегъ, къ нему не подойдешь: забодаетъ"! Народъ выкрикивалъ эти и еще худш³я издѣвательства съ веселымъ задоромъ, какъ бываетъ, когда знаютъ, что удары не пропадаютъ даромъ. Съ этимъ рѣчь велась уже не въ шутку: ему говорили правду, одну только правду!

   Антон³о дрожалъ, боясь болтливости этихъ дикарей. Но Долоресъ безстыдно и смѣло хохотала отъ души, какъ бы находя удовольств³е въ потокѣ оскорблен³й, лившихся на ея толстаго пузана. Ахъ, да! Она была достойной дочерью дяди Паэльи!

   "Цвѣтъ Мая" вяло подвигался между плотинъ; съ кормы раздался веселый голосъ хозяина, довольнаго какъ бы заслуженною овац³ею.

   - Ну, что же!.. Скажите еще! скажите еще!

   Этотъ вызѳвъ раздразнилъ толпу. Сказать еще? Чтожъ? Ладно! Посмотримъ, смолчитъ ли этотъ "баранъ"?!

   И близко, совсѣмъ рядомъ съ Антон³о и Долоресъ, раздался голосъ, отвѣтивш³й на приглашен³е такъ, что любовники содрогнулись: "Р_е_к_т_о_р_ъ можетъ рыбачить безъ тревоги. Антон³о уже около Долоресъ, чтобы утѣшать ее!"

   Р_е_к_т_о_р_ъ бросилъ румпель и выпрямился.

   - Скоты! - заревѣлъ онъ - свиньи!

   "Нѣтъ, это было нехорошо. Надъ нимъ пусть насмѣхаются, сколько угодно. Но задѣвать его семейство - это подло, безчестно!"

  

  

   Въ этомъ году Богъ особенно помогалъ бѣднымъ. По крайней мѣрѣ, такъ говорили женщины изъ Кабаньяля, собравшись послѣ полудня на возморье, два дня спустя послѣ отплыт³я лодокъ.

   Пары "быковъ" возвращались на всѣхъ парусахъ, подгоняемыя попутнымъ вѣтромъ; ясная лин³я горизонта казалась зубчатой отъ безчисленныхъ крылышекъ, приближавшихся все по двѣ пары, точно связанныя лентами голубки летѣли какъ разъ надъ водою.

   Даже самыя старыя изъ мѣстныхъ рыбницъ не помнили такого обильнаго улова. "Ахъ! Господи! Рыба какъ будто нарочно собралась подъ водою въ кучи и терпѣливо ждала сѣтей, чтобы добровольно попасть въ нихъ, изъ желан³я помочь бѣднымъ рыбакамъ".

   Лодки подплывали, свернувъ паруса, и останавливались, равномѣрно покачиваясь въ нѣсколькихъ саженяхъ отъ берега.

   Каждый разъ, какъ подходила "пара", народъ бросался къ самымъ волнамъ; то была смѣсь неряшливыхъ юбокъ, румяныхъ лицъ, растрепанныхъ головъ. Толпа кричала, спорила, бранилась, стараясь угадать, чья это рыба. "Кошки" прыгали съ лодокъ въ воду, доходившую имъ до пояса, и образовывали длинную цѣпь изъ людей и корзинъ; эта цѣпь двигалась прямо къ берегу; выходя понемногу изъ спокойныхъ волнъ, пока босыя ноги не ступали на сухой песокъ; тутъ ужъ хозяйск³я жены принимали рыбу и отправлялись ее продавать.

   На пескѣ, еще трепеща въ тростниковыхъ корзинахъ, лежало все это богатство: краснобородки со скалъ, похож³я на живые лепестки камел³й, задыхаясь, корчили свои алыя спинки; липк³е осьминоги и волосатки крутили свои перепутанныя лапы, свертывались клубками, корёжились, издыхали; рядомъ засыпали камбалы, плоск³я и тонк³я, какъ подошвы башмаковъ; дрожали мягк³е, осклизлые скаты; но больше всего было креветовъ, составлявшихъ самую цѣнную часть улова и удивлявшихъ всѣхъ своимъ изобил³емъ въ этомъ году; прозрачные, какъ хрусталь, они въ отчаян³и двигали клешнями, выдѣляясь на темномъ фонѣ черноватыхъ корзинъ своими нѣжными перламутровыми тонами.

   Узкая полоса моря между берегомъ и лодками была полна людей, точно часть суши. Бѣгали съ кувшинами на плечахъ юнги, посланные экипажемъ, которому послѣ теплой и грязной воды боченковъ хотѣлось испить свѣженькой изъ Фонтана у Газа. Дѣвченки со взморья, беззастѣнчиво подоткнувши свои коротк³я изорванныя юбки и обнаживъ шоколаднаго цвѣта ляжки, входили въ воду, чтобы лучше видѣть, а при удобномъ случаѣ и схватить какую-нибудь мелкую рыбу. А чтобы вытащить на песокъ тѣ лодки, которымъ слѣдовало пролежать завтрашн³й день на сушѣ, въ море шли волы Общества Рыболововъ: великолѣпные звѣри, бланжевые и бѣлые, огромные, какъ слоны, тяжеловѣсно величавые въ движен³яхъ, качавш³е жирными подбрудками съ гордостью римскихъ сенаторовъ.

   Этими животными, которыя тонули въ пескѣ копытами и однимъ движен³емъ своихъ чудовищныхъ лбовъ сдвигали самыя тяжелыя лодки, распоряжался Чепа, хилый и сухопарый горбунъ съ лицомъ злобной старухи, недоносокъ, которому можно было дать и пятнадцать лѣтъ, и тридцать, закутанный въ желтый клеенчатый плащъ, изъ подъ котораго торчали темно-красныя коротк³я ноги, туго обтянутыя кожей, обрисовавшей съ точностью всѣ связки и очертан³я скелета.

   Вокругъ лодокъ, медленно близившихся къ берегу, суетился муравейникъ оборванныхъ и лохматыхъ ребятъ, которые, высунувшись на половину изъ воды, какъ нереиды и тритоны вокругъ миѳологическихъ лодокъ, пронзительно визжали, чтобы имъ бросили горсть мелкой рыбы.

   На взморьѣ возникъ рынокъ, гдѣ торгъ сопровождался криками, размахиван³ями рукъ и ругательствами.

   Жены судохозяевъ, стоя у полныхъ корзинъ, торговались и перебранивались съ толпой торговокъ, которымъ предстояло завтра распродать эту рыбу въ Ваденс³и; установивъ цѣну за арробу {Испанск³й вѣсъ въ 25 фунтовъ.}, принимались ругаться вдвое, потому что продавщица не хотѣла отдавать крупную рыбу за условленную плату, а покупательница требовала, чтобы не клали мелкой. Двѣ больш³я тростниковыя корзины, повѣшенныя на веревкахъ, и нѣсколько крупныхъ камней служили вѣсами и гирями; и всегда находилось нѣсколько мѣстныхъ мальчишекъ, побывавшихъ въ школѣ и предлагавшихъ себя въ секретари хозяйкамъ, чтобы записывать проданное на клочкѣ бумаги.

   Отъ толчковъ покупательскихъ ногъ вертѣлись полныя корзины, съ которыхъ не сводили глазъ береговые озориики. Каждая падавшая съ корзины рыба "испарялась", будто всосанная пескомъ; и добрыхъ горожанъ, пришедшихъ изъ Валенс³и полюбоваться на свѣжую рыбу, толкало и кружило въ водоворотѣ сутолоки, которая, подобно неустанно движущемуся смерчу, мѣняла мѣсто каждый разъ, какъ прибывала новая лодка.

   Долоресъ была тутъ во всей своей славѣ. Много лѣтъ покупая рыбу, какъ обыкновенная торговка, она желала быть судохозяйкой, чтобы помыкать другими и величаться передъ несчастнымъ стадомъ перепродавщицъ. Наконецъ, ея честолюбивые замыслы осуществились: вмѣсто того, чтобы покупать, она продаетъ; ея изящныя ноздри горделиво раздувались; она подбоченивалась среди только что принесенныхъ ей корзинъ, между тѣмъ какъ Антон³о занимался взвѣшиван³емъ и счетомъ проданнаго.

   Въ мелкой водѣ, почти касаясь дна, "Цвѣтъ Мая" ждалъ, тихо качаясь, чтобы волы втащили его на берегъ.

   Р_е_к_т_о_р_ъ помогалъ своимъ матросамъ спускать парусъ, но время отъ времени отрывался, чтобы взглянуть, какъ управляется его жена, какъ она торгуется съ рыбницами и какъ ведетъ счетъ, записываемый тотчасъ же Антон³о. "Какова? Можно сказать: царица!" И бѣднякъ радовался при мысли, что его Долоресъ всѣмъ обязана ему, ему одному.

   На носу торчала мин³атюрная фигурка ея сына, неподвижная, точно вырѣзанная изъ дерева для украшен³я лодки; ребенокъ преобразился въ настоящаго "морского волка": былъ грязный, босой, въ рубашкѣ поверхъ штановъ, развѣвавшейся по вѣтру такъ, что виднѣлся его животикъ, темно-красный, какъ у статуэтки изъ жженой глины. А противъ лодки стояла, любуясь имъ, толпа голодныхъ бродягъ побережья, оборванныхъ нищихъ, подобныхъ дикому племени, съ темнымъ оттѣнкомъ кожи, который придаетъ морской вѣтеръ, съ изсохшими членами, доказывавшими, что соленый воздухъ недостаточенъ для питан³я. "Какое счастье этому Р_е_к_т_о_р_у! У него лодка полна креветовъ, которые продаются по двѣ "песеты" за фунтъ! Тащите, тащите!" И несчастные разѣвали рты и таращили глаза, какъ будто видя сверкающ³й дождь изъ "песетъ".

   Чепа пришелъ съ парою своихъ могучихъ животныхъ; и "Цвѣтъ Мая", скрипя килемъ по деревяннымъ полозьямъ, началъ выдвигаться на песокъ.

   Р_е_к_т_о_р_ъ ушелъ съ лодки и стоялъ около Долоресъ, блаженно улыбаясь ея подоткнутому переднику, полному монетъ, наложенныхъ въ него горстями и грозившихъ его прорвать. "Вотъ такъ денекъ! Еще нѣсколько такихъ, и вполнѣ хватитъ на прожитокъ. Кто знаетъ? Удача можетъ повториться, потому что старикъ, котораго онъ взялъ, колдовствомъ узнаетъ лучш³я мѣста".

   Но онъ прервалъ свою восторженную рѣчь, когда взглянулъ на руки брата: повязки уже не было. "Значитъ Антон³о здоровъ? Тѣмъ лучше! Въ такомъ случаѣ, ему можно ѣхать съ братомъ во второе плаван³е, и онъ увидитъ, какъ будетъ весело! Пр³ятно ловить, когда сѣти наполняются почти безъ труда. Паскуало намѣренъ былъ выйти въ море завтра утромъ. Нужно воспользоваться благопр³ятной погодой".