Бласко-Ибаньес Висенте - Майский цветок

  

  

   Дѣло было постомъ, во вторникъ. Утро выдалось прекраснѣйшее. Mope спокойное, гладкое, точно зеркало, спало безъ малѣйшей ряби, a отблески солнца падали на неподвижную воду дрожащими зопотыми треугольниками. Лодки, тянувш³я за собой сѣти мимо мыса св. Антон³я, были чужды всякой тревоги; тишь на морѣ внушала довѣр³е, и хозяева ихъ стремились поскорѣе наполнить свои корзины, чтобы вернуться въ Кабаньялъ {Одинъ изъ кварталовъ предмѣстья Валенс³и, называемаго Грао. Кабаньялъ расположенъ вдоль песчанаго взморья.}, гдѣ рыбачьи жены нетерпѣливо ждали на взморьѣ. На базарѣ въ Валенс³и спросъ былъ великъ, и рыба, слава Богу, шла съ рукъ легко.

   Въ полдень погода измѣнилась. Началъ дуть низовой вѣтеръ, очень опасный въ заливѣ; море покрылось легкой рябью; приближен³е бури всколебало гладкую воду, принявшую свинцовый оттѣнокъ; съ горизонта налетѣли тучи и закрыли солнце.

   Подиялась тревога. Ураганъ предвѣщалъ бѣднякамъ, привыкшимъ къ бѣдамъ на морѣ, одну изъ тѣхъ бурь, которыя не обходятся безъ человѣческихъ жертвъ.

   Женщины, подгоняемыя вѣтромъ, раздувавшимъ ихъ юбки, волновались и растерянно бѣгали по песку, сами не зная куда, причемъ испускали ужасные вопли, призывая всѣхъ святыхъ; тогда какъ мужчины, блѣдные, сосредоточенные, покусывая сигаретки и прячась за лодками, оставшимися на берегу, наблюдали темнѣвш³й горизонтъ спокойными и проницательными взорами моряковъ, не спуская глазъ со входа въ гавань, съ выдававшагося впередъ Левантинскаго мола, гдѣ начинали биться о красныя скалы первыя высок³я водны, разлетавш³яся кипучей пѣной.

   Мысль обо всѣхъ этихъ отцахъ, которыхъ буря застигла за добыван³емъ хлѣба для своихъ семействъ, кидала въ дрожь; и при каждомъ порывѣ бури, налетавшемъ на береговыхъ зрителей, послѣдн³е думали о крѣпкихъ мачтахъ и о треугольныхъ парусахъ, можетъ быть, въ эту минуту уже превращенныхъ въ щепки и тряпки.

   Черезъ нѣсколько часовъ послѣ полудня, на все болѣе темнѣвшемъ горизонтѣ показался рядъ парусовъ, исчезавш³й и опять выплывавш³й, словно подвижные клочья пѣны. Лодки приближались въ безпорядкѣ, какъ напуганное стадо, качаясь на свинцовыхъ волнахъ, убѣгая отъ неутомимаго и бѣшенаго урагана, который, каждый разъ, какъ настигалъ ихъ, будто радовался, отрывая то клокъ холста, то кусокъ мачты, то доску отъ руля и, наконецъ, приподнявъ цѣлую гору зеленоватой воды, обрушивалъ ее на измученную лодку.

   Растрепанныя женщины, обезумѣвши отъ горя, охрипши отъ криковъ, возсылаемыхъ къ небу, бѣгали по Левантинскому молу, рискуя сдѣлаться жертвою волнъ, хлеставшихъ скалы; всѣ мокрыя отъ пѣны, брызгавшей на нихъ съ бурнаго моря, онѣ трепетно всматривались въ горизонтъ, какъ будто надѣясь, несмотря на разстоян³е, увидѣть медленную и страшную агон³ю своихъ близкихъ.

   Многимъ лодкамъ удалось пристать къ берегу, но когда наступилъ вечеръ, на лицо оказались не всѣ. Боже мой! Что могло ихъ постигнуть? Ахъ! Счастливы были тѣ женщины, которыя въ этотъ часъ обнимали на пристани вернувшихся мужей и сыновей, тогда какъ друг³я менѣе счастливыя, знали, что ихъ милые плывутъ въ гробу среди мрака, прыгая съ волны на волну, проваливаясь въ прожорливыя бездны, слыша скрипъ разъѣзжающихся подъ ногами досокъ и ожидая себѣ на голову грозную гору воды.

   Дождь шелъ всю ночь, что не помѣшало многимъ женщинамъ просидѣть до зари на молѣ, въ черной каменноугольной грязи; завернутыя въ свои промокш³е плащи, онѣ молились громкими воплями, чтобы слышнѣе было глухимъ на небесахъ, а порою прекращали молитвы, начиная рвать себя за волосы и, въ порывѣ гнѣва и ненависти, кидать въ небо ужасныя богохульства рыбнаго рынка.

   Лучезарная заря! Солнце показало свой лицемѣрный ликъ за крайними предѣлами стихшаго моря, еще испещреннаго пѣною минувшей ночи; оно кинуло на воды длинный поясъ золотистыхъ и подвижныхъ рефлексовъ, оно разукрасило всю природу. Можно было подумать, что здѣсь ничего не случилось. А между тѣмъ, первымъ предметомъ, который освѣтили его лучи на Назаретскимъ взморьѣ, казался разбитый остовъ норвежской бригантины, раздробленной, засыпанной пескомъ, съ развороченными и превращенными въ щепки бортами, со сломанными мачтами, мочившими въ водѣ обрывки парусовъ.

   Судно это везло съ сѣвера грузъ строевого лѣса. Тихо колеблясь, море гнало его къ берегу. Громадныя бревна, толстыя доски подхватывались толпой, кишѣвшей на берегу, и исчезали, точно поглощенныя пескомъ.

   Эти муравьи работали проворно. Буря была имъ выгодна. По дорогамъ Рузафы торопливо развозились прекрасныя балки, долженствовавш³я превратиться въ крыши для новыхъ избъ. Береговые пираты весело подгоняли своихъ воловъ и лошадей, чувствуя себя законными владѣльцами добычи и не затрудняясь мыслями о томъ, что эти бревна могли быть забрызганы кровью несчастныхъ иностранцевъ, которыхъ они видѣли мертвыми на пескѣ.

   Таможенные сторожа и праздная толпа, скорѣе съ. любопытствомъ, чѣмъ съ испугомъ, стояли группами вокругъ нѣсколькихъ труповъ, лежавшихъ у воды: то были видные, рослые, бѣлокурые, мускулистые парни, крѣпкое тѣло которыхъ, бѣлое, точно у женщинъ, просвѣчивало сквозь рваную одежду, между тѣмъ какъ голубые глаза, мутные и неподвижные, устремлены были на небо съ выражен³емъ недоумѣн³я.

   Гибель норвежской бригантины была наибольшею изъ бѣдъ, причиненныхъ бурею. Объ этой катастрофѣ написали въ газетахъ. Горожане изъ Валенс³и собрались, точно на богомолье, чтобы издали поглядѣть на судно, увязшее до снастей въ зыбучемъ пескѣ; и всѣ, забывъ о рыбацкихъ лодкахъ, съ удивлен³емъ оборачивались на стоны женщинъ, къ которымъ еще не вернулись ихъ мужья.

   Впрочемъ, несчастье оказалось менѣе значительнымъ, чѣмъ думали сначала. По спокойному морю подплыло нѣсколько лодокъ, которыя считались погибшими. Убѣгая отъ бури, онѣ попали въ Ден³ю, Ганд³ю или Кульеру; при появлен³и каждой изъ нихъ раздавались крики радости, возгласы благодарности всѣмъ святымъ, приставленнымъ въ хранители къ людямъ, которые зарабатываютъ себѣ хлѣбъ на морѣ.

   Только одна лодка такъ и не вернулась, - лодка дяди Паскуало, одного изъ самыхъ усердныхъ работниковъ въ Кабаньялѣ, вѣчно въ погонѣ за копейкой, рыбака зимой, а лѣтомъ контрабандиста, храбраго на морѣ и постояннаго посѣтителя береговъ Алжира и Орана, которые онъ попросту называлъ "берегъ, что напротивъ", точно говоря о тротуарѣ черезъ улицу.

   Его жена, Тона, провела на молѣ болѣе недѣли, вмѣстѣ съ двоими ребятами, изъ которыхъ одинъ былъ на рукахъ, а другой, уже большеньк³й, держался за ея юбку. Она ждала своего Паскуало и при каждомъ новомъ извѣст³и начинала вопить, рвать себѣ волосы и шумно призывать Пресвятую Дѣву.

   Рыбаки не высказывались опредѣленно, но, говоря съ нею, принимали мрачный видъ. Они видѣли, какъ лодку несло бурею мимо мыса св. Антон³я уже безъ парусовъ: слѣдовательно, она не могла пристать къ берегу; а одному даже показалсь, будто ее подхватила сбоку громадная, быстрая волна; но онъ не могъ сказать съ увѣренностью, ускользнула ли лодка или же была потоплена.

   И несчастная женщина продолжала ждать вмѣстѣ со своими ребятами, столь же быстро приходя въ отчаян³е, какъ и утѣшаясь надеждами; но, наконецъ, по прошеств³и двѣнадцати дней, таможенная лодочка, крейсировавшая вдоль берега ради надзора за контрабандою, притащила за собою лодку дяди Паскуало, килемъ вверхъ, черную, блестящую отъ морской слизи, подобную громадному гробу и окруженную стаями странныхъ рыбокъ, маленькихъ чудовищъ, очевидно привлеченныхъ добычею, которую они почуяли сквозь доски.

   Лодку вытянули на берегъ. Мачта была сломлена у самой палубы, трюмъ - полонъ воды. A когда рыбаки ухитрились залѣзть туда, чтобы вычерпать эту воду ведрами, то ноги ихъ, проникши между снастями и кучами корзинъ, уперлись во что-то мягкое и липкое, вызвавшее инстинктивные крики ужаса. Тамъ былъ покойникъ. Погрузивши руки въ воду, они вытащили раздутый, зеленоватый трупъ съ громаднымъ животомъ, готовымъ лопнуть, съ разможженною головою, представлявшею собою безформенный студень; и все это мертвое тѣло грызли прожорливыя рыбки, которыя, не отрываясь, щетиною стояли на немъ и, дергая, заставляли его вздрагивать, отчего на головахъ зрителей волосы поднимались дыбомъ.

   Это былъ дядя Паскуало, но въ столь ужасномъ видѣ, что вдова, хотя завыла отъ отчаян³я, однако не рискнула прикоснуться къ отвратительному трупу. Прежде чѣмъ потопить лодку, волна сбросила рыбака въ трюмъ, гдѣ онъ такъ и остался, убитый сразу, найдя себѣ могилу въ томъ досчатомъ кузовѣ, который составлялъ мечту всей его жизни и являлся результатомъ тридцатилѣтней бережливости, копившей грошъ за грошемъ.

   Кабаньяльск³я кумушки принялись бѣшено вопить, видя, какъ море награждаетъ людей, имѣющихъ храбрость работать на немъ; ихъ погребальные вопли проводили до кладбища гробъ, въ который положены были истерзанные и разложивш³еся останки.

   Впродолжен³е недѣли о дядѣ Паскуало говорилось много. Но затѣмъ люди перестали вспоминать о немъ, кромѣ какъ при встрѣчахъ со вдовою, которая все вздыхала, ведя за руку одного малыша, а другого неся на рукахъ.

   Бѣдная Тона плакала не только о гибели мужа. Она предвидѣла нищету и притомъ не такую, какую еще можно вынести, а такую, которая ужасаетъ даже бѣдняковъ: ту, что лишаетъ крова и принуждаетъ несчастныхъ протягивать руки на улицахъ, чтобы вымолить копейку или заплѣсневѣлую корку.

   Пока ея несчастье было новостью, она не оставалась безъ помощи; подаян³я и сумма, собранная въ окрестности по подпискѣ, обезпечили ее на три или четыре мѣсяца. Но люди забываютъ быстро. Вскорѣ въ Тонѣ перестали видѣть вдову утонувшаго: она явилась просто нищенкой, надоѣдающей всему свѣту хныкаиьемъ и клянченьемъ. Въ концѣ концовъ, мног³я двери закрылись передъ нею, мног³я задушевныя пр³ятельницы, когда-то встрѣчавш³я ее лишь съ привѣтливыми улыбками, стали отворачиваться съ пренебрежен³емъ.

   Ho не такая женщина была Тона, чтобы растеряться отъ общественнаго презрѣн³я. Вотъ еще! Она довольно наплакалась. Пришла пора добывать себѣ пропитан³е, какъ надлежитъ доброй матери съ парою здоровыхъ рукъ и парою открытыхъ ртовъ, постоянно просящихъ ѣсть.

   Одна у нея была на свѣтѣ собственность: разбитая лодка, въ которой погибъ ея мужъ, гнила на пескѣ, заливаемая дождями или разсыхаясь отъ солнца и давая пр³ютъ въ щеляхъ своихъ цѣлымъ тучамъ москитовъ. Смышленая Тона кое-что придумала. На томъ мѣстѣ, гдѣ валялось судно, она затѣяла цѣлое предпр³ят³е. Гробъ отца долженъ былъ прокормить вдову и сиротъ.

   Родственникъ покойнаго Паскуало, дядя Мар³ано, старый холостякъ, слывш³й богатымъ и выказывавш³й нѣкоторую благосклонность къ дѣтямъ Тоны, помогъ вдовѣ и, несмотря на свою скупость, далъ ей денегъ на обзаведен³е.

   Одинъ бокъ лодки распилили сверху донизу, чтобы устроить входъ. На кормѣ появился небольшой прилавокъ, за нимъ помѣстились два-три боченка водки, простой и можжевеловой, a также и вина. Палуба уступила мѣсто крышѣ изъ толстыхъ просмоленныхъ досокъ, отъ чего эта темная лачуга стала нѣсколько повыше. На носу и на кормѣ изъ оставшихся досокъ вышло двѣ конурки, похож³я на каюты, одна - для вдовы, другая - для дѣтей, а передъ дверью устроенъ былъ тростниковый навѣсъ, въ тѣни котораго не безъ гордости красовались два хромыхъ стола и полдюжины табуретокъ. Итакъ, разбитая лодка превратилась въ кабачокъ, близь того здан³я, гдѣ помѣщались быки, употребляемые для тяги бичевой, и рядомъ съ тѣмъ мѣстомъ, гдѣ выгружается рыба и гдѣ всегда толпится много народа.

   Кабаньяльск³я кумушки были внѣ себя отъ изумлен³я. Сущимъ чортомъ оказалась эта Тона. "Смотрите, какъ сумѣла устроиться!" Боченки и бугылки чудеснымъ образомъ пустѣли: рыбаки предпочитали пить здѣсь, чѣмъ ходить черезъ все взморье въ кабаньяльск³е кабаки; а въ тѣни навѣса, на хроменькихъ столикахъ, они перекидывались въ картишки въ ожидан³и часа выхода въ море, оживляя игру нѣсколькими глотками рома, получаемаго Тоною прямехонько изъ Кубы, въ чемъ она клялась именемъ Бога!

   Разбитая лодка плыла на всѣхъ парусахъ. Въ тѣ времена, когда, перелетая съ волны на волну, она выкидывала въ море сѣти, ни разу не случилось ей дать столько барыша дядѣ Паскуало, сколько теперь давали вдовѣ ея обломки, старые и превращенные въ кабачекъ.

   Это доказывалось постепеннымъ ея украшен³емъ.

   Въ обѣихъ каютахъ появились превосходныя саржевыя занавѣски; а когда онѣ раздвигались, то можно было видѣть новые матрацы и подушки въ бѣлыхъ наволочкахъ. На прилавкѣ, точно слитокъ золота, блисталъ ярко вычищенный кофейникъ. Лодка, выкрашенная въ бѣлый цвѣтъ, утратила мрачный видъ гроба, напоминавш³й о катастрофѣ, и, по мѣрѣ процвѣтан³я заведен³я, расширялись постройки и разросталось хозяйство. По горячему песку, съ грац³ознымъ развальцемъ бѣгало болѣе двадцати куръ подъ командою задорнаго и крикливаго пѣтуха, готоваго къ бою со всѣми бродячими собаками взморья; изъ-за тростниковаго плетня слышалось хрюканье свиньи, страдавшей астмою отъ ожирен³я, а подъ навѣсомъ противъ прилавка не погасали двѣ жаровни со сковородами, гдѣ разогрѣвался рисъ и шипѣла рыба, румянясь въ голубоватыхъ парахъ оливковаго масла.

   Тутъ водворилось благосостоян³е, изобил³е. Разбогатѣть было не изъ чего, но на безбѣдную жизнь хватало. Тона самодовольно улыбалась, думая, что у нея нѣтъ долговъ, и любуясь потолкомъ, съ котораго свѣшивались копченыя колбасы, блестящ³е сосиски, копченая и нарѣзанная полосами скумбр³я, окорока, посыпанные краснымъ перцемъ, а затѣмъ, переводя взоръ на полные боченки, разнокалиберныя бутылки, въ которыхъ сверкали разноцвѣтные напитки и всевозможныя сковородки, висѣвш³я на стѣнкѣ въ готовности принять въ себя всякую вкусную снѣдь и зашипѣть на жаровнѣ.

   Какъ вспомнишь, что въ первый мѣсяцъ вдовства ей приходилось голодать!.. Теперь, сытая и довольная, она повторяла по всякому поводу: "Нѣтъ, что тамъ ни говори, Богь никогда не покидаетъ честныхъ людей".

   Благосостоян³е и обезпеченность вернули ей молодость; она растолстѣла у себя въ лодкѣ и стала лосниться точно упитанная мясничиха. Защищенное отъ солнца и сырости, лицо ея не имѣло того темнаго и сухого вида, какой бываетъ у женщинъ, работающихъ на взморьѣ; надъ прилавкомъ вздымалась ея объемистая грудь, на которой смѣнялись безчисленные шелковые платочки цвѣта "яйца съ томатомъ" т.е. затканные красными и желтыми узорами.

   Она позволила себѣ даже роскошь художественныхъ украшен³й. На задней стѣнѣ "магазина", выкрашеннаго въ бѣлую краску, въ промежуткахъ между бутылками, появилась коллекц³я дешевыхъ хромолитограф³й, своею яркостью затмевавшихъ даже великолѣпные платочки, и рыбаки, угощаясь подъ навѣсомъ, любовались красовавшимися надъ прилавкомъ: О_х_о_т_о_ю н_а л_ь_в_а, С_м_е_р_т_ь_ю п_р_а_в_е_д_н_и_к_а и С_м_е_р_т_ь_ю г_р_ѣ_ш_н_и_к_а, Л_ѣ_с_т_н_и_ц_е_ю ж_и_з_н_и и полудюжиною святыхъ, въ числѣ которыхъ, безъ сомнѣн³я, находился св. Антон³й, а также Х_у_д_ы_м_ъ к_у_п_ц_о_м_ъ и Ж_и_р_н_ы_м_ъ к_у_п_ц_о_м_ъ - символическими изображен³ями того, кто торгуетъ въ кредитъ и того, кто продаетъ за наличныя.

   Конечно, она имѣла основан³е быть довольной, видя, что дѣти ея растутъ сытыми. Торговля развивалась день ото дня, к старый чулокъ, хранивш³йся въ ея каютѣ подъ туго набитымъ матрацомъ ея кровати, мало-по-малу наполнялся серебряными монетами.

   Порою она не могла преодолѣть желан³я охватить однимъ взглядомъ всю совокупность своего богатства; тогда она сходила къ морю. Оттуда она внимательно созерцала куриный загонъ, кухню подъ открытымъ небомъ, свиной сарайчикъ, гдѣ хрюкала розовая свинья, лодку съ выпиленнымъ бокомъ, сверкавшую среди плетней и заборовъ ослѣпительной бѣлизной своей кормы и своего носа, точно волшебный корабль, который буря выкинула бы какъ разъ посреди хуторского двора.

   Впрочемъ, она трудилась много. Спать приходилось мало, вставать - рано, и часто посреди ночи внезапные удары въ дверь заставляли ее вскакивать и угощать рыбаковъ, прибывшихъ съ моря и собиравшихся, выгрузивъ рыбу, опять отплыть еще до зари.

   Эти ночные кутежи бывали всего выгоднѣе, но при томъ и всего хлопотливѣе для трактирщицы. Она хорошо знала этихъ людей, которые, проплававъ цѣлую недѣлю, хотятъ въ нѣсколько часовъ насладиться всеми земными радостями сразу. На вино они кидались, какъ москиты. Старики засыпали тутъ же на столѣ, не выпуская угасшихъ трубокъ изъ сухихъ губъ; но молодежь, крупные и здоровенные парни, возбужденные трудовою и воздержною жизнью на морѣ, такъ зарились на с_и_н_ь_ю {Синья - мѣстное сокращен³е слова сеньора.} Тону, что ей приходилось сердито поворачивать имъ спину и всегда быть готовою къ самозащитѣ отъ грубыхъ ласкъ этихъ тритоновъ въ полосатыхъ рубахахъ.

   Никогда не была она очень красивою; но зарождавшаяся полнота, широко раскрытые черные глаза, цвѣтущее смуглое лицо, а болѣе всего - легкость одежды, въ которой лѣтними ночами она прислуживала гостямъ, дѣлали ее красавицею въ глазахъ этихъ безхитростныхъ молодцовъ, которые въ ту минуту, какъ поворачивали лодки къ Валенс³и, радостно мечтали о свидан³и съ с_и_н_ь_е_й Тоной.

   Но она была женщина храбрая и умѣла держать себя съ ними. Никогда она не сдавалась. На слишкомъ смѣлые подходы она отвѣчала дерзостями, на щипки - пощечинами, на насильственные поцѣлуи - здоровыми ударами ноги, отъ которыхъ не разъ катались по песку парни, столь же крѣпк³е, какъ мачты ихъ лодокъ. Она не хотѣла становиться въ двусмысленное положен³е, какъ дѣлаютъ мног³я друг³я; она не позволяла относиться къ ней легкомысленно! Сверхъ того, у нея были дѣти: оба малыша спали тутъ же, отгороженные отъ прилавка лишь досчатой переборкой, сквозь которую слышенъ былъ ихъ храпъ; и единственной ея заботой было - прокормить свое маленькое семейство.

   Будущность ребятъ начинала ее тревожить. Они росли на взморьѣ, какъ молодыя чайки, заползая въ часы зноя подъ брюхо лодокъ, вытащенныхъ на берегъ, а въ остальное время забавляясь у моря сборомъ раковинъ и камешковъ, причемъ ихъ ножки шоколаднаго цвѣта тонули въ густыхъ слояхъ водорослей.

   Старш³й Паскуало былъ живымъ портретомъ отца. Шаровидный, пузатеньк³й, круглолицый, онъ походилъ на здороваго семинариста, и моряки прозвали его "Р_е_к_т_о_р_о_м_ъ", каковое прозвище и осталось за нимъ навѣкъ.

   Онъ былъ на восемь лѣтъ старше маленькаго Антон³о, ребенка худощаваго, нервнаго и капризнаго, съ глазами такими же, какъ у Тоны.

   Паскуало окружалъ маленькаго брата искренней материнской заботливостью. Пока с_и_н_ь_я Тона бывала занята своимъ дѣломъ, добрый ребенокъ возился съ малюткой, какъ усердная нянька, и уходилъ играть съ мальчишками на берегу, никогда не оставляя дома бѣшенаго малыша, который брыкался, грызъ ему плечо и выдиралъ ему волосы на затылкѣ. Ночью, въ тѣсной каютѣ, превращенной въ спальню, лучшее мѣсто уступалось младшему, а старш³й терпѣливо забивался въ уголъ, чтобы просторнѣе спалось на матрацѣ этому чертенку, который, несмотря на свою слабость, былъ настоящимъ тираномъ.

   Въ тѣ дни, когда волны бушевали и зимн³й вѣтеръ дулъ, врываясь въ щели между досками, подъ глухой ревъ моря, доносивш³йся до ихъ лодки, дѣти засыпали одинъ въ объят³яхъ другого, подъ общимъ одѣяломъ. Бывали ночи, когда ихъ будилъ шумъ попоекъ, которыми рыбаки праздновали свое прибыт³е. Они слышали сердитый голосъ матери, приведенной въ негодован³е, звонк³й звукъ ловкой пощечины, и не разъ перегородка ихъ каюты вздрагивала и гудѣла отъ внезапнаго паден³я свалившагося тѣла. Но въ своемъ невинномъ невѣдѣн³и, чуждые страха и подозрѣн³й, они вскорѣ засыпали вновь.

   По отношен³ю къ дѣтямъ с_и_н_ь_я Тона допускала несправедливую слабость. Въ первое время своего вдовства, глядя на нихъ по ночамъ, когда они спали въ своей тѣсной каютѣ, сдвинувъ головки и покоясь, можетъ быть, на той самой доскѣ, о которую размозжилъ себѣ голову ихъ отецъ, она испытывала глубокое волнен³е и плакала, какъ будто опасаясь лишиться и ихъ. Но впослѣдств³и, когда годы нѣсколько изгладили воспоминан³е о катастрофѣ, живя въ достаткѣ, она невольно высказывала больше любви своему Антон³о, этому грац³озному существу, повелительному и грубому со всякимъ, за исключен³емъ только матери, къ которой онъ ласкался съ прелестью рѣзваго котвнка.

   Вдова приходила въ восторгъ отъ этого шалуна, который вѣчно шатался по берегу и въ семь лѣтъ пропадалъ цѣлыми днями, возвращаясь лишь къ ночи съ платьемъ въ лохмотьяхъ и съ пескомъ въ карманахъ. Старш³й, напротивъ, свободный теперь отъ ухода за младшимъ, съ утра до вечера мылъ стаканы въ кухнѣ, прислуживалъ гостямъ, кормилъ куръ и свинью и съ сосредоточеннымъ вниман³емъ наблюдалъ за сковородками, шипѣвшими на жаровняхъ.

   Когда мать, полудремля за прилавкомъ въ часы зноя, останавливала взоръ свой за Паскуало, она всегда испытывала живѣйшее изумлен³е: ей воображалось, будто она видитъ своего мужа въ ту пору, какь съ нимъ познакомилась, когда онъ служилъ юнгою на рыбачьей лодкѣ. Передъ нею было то же лицо, круглое и улыбающееся, то же коротковатое и широкое туловище, тѣ же толстыя и коротк³я ноги. Въ сферѣ духовной сходство было не менѣе велико. Подобно отцу, сынъ отличался честною простотою, усерд³емъ къ работѣ, спокойною настойчивостью, за что всѣ почитали его "человѣкомъ серьезнымъ". Очень добрый и очень робк³й, онъ доходилъ до озвѣрѣн³я, когда являлась возможность зашибить копейку; и онъ безумно любилъ море, этого щедраго кормильца безтрепетныхъ людей, умѣющихъ добывать изъ него пищу. Въ тринадцать лѣтъ онъ ужъ не мирился съ жизнью въ кухнѣ и неловко выражалъ свое къ ней отвращен³е безсвязиыми слоѳами, отрывочными и н³сколько неясными фразами, такъ какъ ничего другого не складывалось въ его туго соображавшей головѣ. Онъ не рожденъ для службы въ трактирѣ: это дѣло черезчуръ легкое, годное для его брата, который не очень то любитъ работать. А онъ силенъ и крѣпокъ, любитъ море и хочетъ стать рыбакомъ.

   С_и_н_ь_я Тона пугалась, когда слышала это и отвѣчала напоминан³ями о страшной катастрофѣ, приключившейся постомъ во вторникъ. Упрямый подростокъ настаивалъ: так³я несчаст³я бываютъ не каждый день, и разъ, у него есть призван³е, онъ долженъ дѣлать дѣло своихъ отца и дѣда, что много разъ повторялъ дядя Борраска, владѣлецъ лодки, большой пр³ятель покойнаго Паскуало.

   Наконецъ, въ ту пору, когда начиналась "ловля быками" {"Ловля быками" въ Средиземномъ морѣ производится при помощи двухъ соединенныхъ лодокъ, тянущихъ за собою одну длинную сѣть.}, мать уступила, и Паскуало нанялся къ старику Борраскѣ въ юнги или "лодочныя кошки" безъ жалованья, эа харчи и "рыб³й бракъ", въ составъ котораго входятъ мелкая рыбешка, крабы, морск³е коньки и т. п.

   Начало ученичества было для него пр³ятнымъ. До тѣхъ поръ онъ одѣвался въ старое платье отца; но с_и_н_ь_я Тона пожелала, чтобы вступлен³е въ новую професс³ю сопровождалось нѣкоторой торжественностью; разъ вечеромъ, она заперла трактиръ и вмѣстѣ съ сыномъ отправилась въ Грао, на приморск³й рынокъ, гдѣ продавалась готовая одежда для моряковъ. Паскуало долго помнилъ этотъ рынокъ, показавш³йся ему храмомъ роскоши. У него разбѣгались глаза среди синихъ куртокъ, желтыхъ клеенчатыхъ плащей, громадныхъ морскихъ сапогъ, - предметовъ, употребляемыхъ лишь хозяевами лодокъ; онъ ушелъ оттуда полный гордости, неся съ собою свое скромное приданое: двѣ рубашки майоркскаго полотна, жестк³я и колюч³я, точно изъ упаковочной бумаги; черный шерстяной поясъ; полный костюмъ изъ грубаго сукна, желтый до ужаса; красную шапочку, которую приходится надвигать на уши въ дурную погоду, и черную шелковую фуражку для прогулокъ по берегу. Наконецъ-то у него явилось платье по росту и пришелъ конецъ его борьбѣ съ отцовскими куртками, которыя вздувались вѣтромъ на его спинѣ, точно паруса, и заставляли его бѣжать скорѣе, чѣмъ онъ хотѣлъ. Что же касается башшмаковъ, то о нихъ не стоило и говорить: никогда въ жизни юнга изъ Кабаньяля не пряталъ своихъ рѣзвыхъ ногъ въ эти оруд³я пытки!

   Ребенокъ не ошибся, говоря, что рожденъ для жизни на морѣ. Лодка дяди Борраска понравилась ему гораздо больше, нежели материнская, рядомъ съ которою хрюкала свинья и кудахтали куры. Работалъ онъ усердно и, сверхъ харчей, щедро бывалъ вознаграждаемъ тычками отъ руки стараго хозяина, который на сушѣ бывалъ съ нимъ ласковъ, но на лодкѣ не спустилъ бы даже и отцу его. Мальчикъ съ кошачьей ловкостью влѣзалъ на мачту и прикрѣплялъ фонарь или поправлялъ снасти; онъ помогалъ тащить сѣти, когда начинали ихъ вытягивать; мылъ палубу, убиралъ въ трюмъ больш³я корзины съ рыбою, раздувалъ жаровню и наблюдалъ, какъ бы не пережарился обѣдъ, чтобы не дать повода къ ропоту рыбакамъ.

   Но за весь этотъ трудъ сколько радостей выпадало на его долю! Тотчасъ по окончан³и обѣда хозяина съ рыбаками, за которымъ Паскуало и другой юнга присутствовали почтительно и неподвижно, объѣдки предоставлялись юнгамъ, которые усаживались вдвоемъ на кормѣ съ чернымъ котломъ между колѣнъ и съ хлѣбомъ подъ мышкой. Сначала поѣдалось лучшее; потомъ, когда ложки начинали скрести дно котла, происходило вытиран³е его корками, такъ, что, въ концѣ-концовъ, чугунъ оказывался чистымъ и гладкимъ, точно его вымыли. Затѣмъ, шли поиски вина, недопитаго экипажемъ изъ жестяного жбана; наконецъ, если не оказывалось работы, "кошки" по-царски растягивались на палубѣ, выпроставъ рубахи изъ штановъ, животы наружу, и лежали, убаюкиваемые качкой и продуваемые вѣтеркомъ. Въ табакѣ недостатка не было, и дядя Борраска призывалъ всѣхъ чертей, видя, съ какою непостижимою быстротою исчезаетъ изъ кармановъ его куртки то листовой алжирск³й, то крошеный гаванск³й табакъ, смотря по сорту послѣдняго груза, контрабандою привезеннаго въ Кабаньяль. Эта жизнь была раемъ для Паскуало; и каждый разъ, какъ онъ сходилъ на берегь, мать его замѣчала, что онъ все болѣе крѣпнетъ, все болѣе загораетъ отъ солнца, но по старому остается добродушнымъ, несмотря на постоянное товарищество съ лодочными "кошками", скороспѣлыми негодяями, способными на сквернѣйш³я выходки и имѣвшими обыкновен³е при разговорѣ пускать собесѣднику въ носъ дымъ изъ трубокъ почти такого же роста, какъ они сами.

   Трактирщицѣ не всегда бывало весело; цѣлые дни проводила она въ старой лодкѣ совершенно одна, какъ будто у нея вовсе не было дѣтей. Р_е_к_т_о_р_ъ былъ на морѣ, добывая свою долю "рыбьяго брака", чтобы въ праздничный день съ гордостью вручить материтри - четыре п_е_с_е_т_ы {Монета, равная франку.}, составлявш³я его недѣльный заработокъ. Что же касалось младшаго, этого бѣса во плоти, онъ сталъ неисправимымъ бродягою и возвращался домой лишь тогда, когда его донималъ голодъ.

   Антон³о связался со скверными береговыми мальчишками, шайкою шалопаевъ, которые точно такъ же не знали своихъ отцовъ и матерей, какъ и бродяч³я собаки, бѣгавш³я съ ними по песку. Плавать онъ умѣлъ не хуже рыбы; лѣтомъ онъ нырялъ въ гавани, со спокойной беззастѣнчивостью обнажая свое худое и смуглое тѣло ради мелкихъ мѣдныхъ монетъ, которыя гуляющ³е бросали въ воду, а онъ вылавливалъ ртомъ. Ночью онъ возвращался въ трактирчикъ въ разорванныхъ штанахъ и съ расцарапаннымъ лицомъ. Сколько разъ мать заставала его еъ наслажден³емъ пьющимъ водку изъ боченка; a разъ вечеромъ ей пришлось надѣть плащъ и пойти въ портовую полиц³ю, чтобы слезно молить объ освобожден³и сына, обѣщая, что она исправитъ его отъ скверной привычки таскать сахаръ изъ ящиковъ, стоящихъ иа пристани.

   Какимъ бездѣльникомъ вышелъ этотъ Антон³о. Боже! въ кого это онъ удался?! Честнымъ родителямъ стыдно было имѣть сыномъ такого сорванца, мошенника, который, имѣя дома чѣмъ наѣсться, бродилъ цѣлыми днями вокругъ кораблей изъ Шотланд³и и, едва только отвернутся грузчики, уже бѣжалъ прочь съ трескою подъ мышкою. Такой ребенокъ могъ привести въ отчаян³е свою семью. Въ двѣнадцать лѣтъ - ни малѣйшей склонности къ труду, ни малѣйшаго почтен³я къ матери, не взирая на палки отъ метелъ, которыя она ломала на его спинѣ.

   С_и_н_ь_я Тона изливала свои печали передъ Мартинесомъ, молодымъ таможеннымъ стражникомъ, который дежурилъ на этомъ мѣстѣ взморья и проводилъ часы зноя подъ навѣсомъ кабачка, держа ружье между колѣнъ, неопредѣленно глядя въ пространство и выслушивая безконечныя жалобы трактирщицы.

   Этотъ Мартинесъ былъ андалузецъ родомъ изъ Хуэльвы, красивый статный парень, молодецки носивш³й свой старый солдатск³й мундиръ и изящно крутивш³й свои бѣлокурые усы. С_и_н_ь_я Тона восхищалась имъ: "Когда человѣкъ получилъ воспитан³е, то напрасно будетъ это скрывать: оно видно за цѣлую версту". И какое изящество въ рѣчи! Как³я деликатныя выражен³я! Сразу можно было узнать ученаго! Да, вѣдь, онъ и пробылъ нѣсколько лѣтъ въ семинар³и своей провинц³и! А если теперь очутился на такой службѣ, то единственно потому, что, раздумавъ идти въ священники и захотѣвъ повидать свѣтъ, онъ поссорился со своими, поступилъ въ солдаты, а потомъ перешелъ въ таможню.

   Трактирщица слушала его, выпучивъ глаза, когда онъ разсказывалъ свою истор³ю съ грубымъ пришепетыван³емъ андалузскаго простолюдина, и, платя ему тою же монетою, отвѣчала на кастильскомъ нарѣч³и, столь каррикатурномъ и мало вразумительномъ, что надъ нимъ посмѣялись бы даже и жители Кабаньяля.

   - Видите ли, г. Мартинесъ, мой мальчишка сводитъ меня съ ума своими глупостями. Я твержу ему: "Чего тебѣ не хватаетъ, разбойникъ? Что ты липнешь къ этимъ паршивцамъ?" Ахъ, г. Мартинесъ, вы такъ хорошо умѣете говорить, такъ хоть бы вы его попугали. Скажите, что его уведутъ въ Валенс³ю и тамъ посадятъ въ острогъ, если онъ не исправится.

   Синьоръ Мартинесъ давалъ обѣщан³е попугать повѣсу, отчитывалъ его со строгимъ видомъ и добивался того, что хоть на нѣсколько часовъ Антон³о оставался пораженнымъ, испытывая почти ужасъ передъ этимъ военнымъ и передъ страшнымъ ружьемъ, съ которымъ тотъ никогда не разставался.

   Так³я маленьк³я услуги постепенно превращали Мартинеса въ члена семьи, создавая все большую близость между нимъ и с_и_н_ь_е_ю Тоною. Обѣдъ ему готовили въ трактирчикѣ; здѣсь же онъ просиживалъ цѣлыми днями, и любезная хозяйка многократно, не безъ удовольств³я, чинила ему бѣлье и пришивала пуговицы къ нижнему платью. "Бѣдный синьоръ Мартинесъ! какъ обойтись такому благовоспитанному молодому человѣку безъ ея помощи? Онъ ходилъ бы въ лохмотьяхъ, заброшенный, точно бѣднякъ; а на это, говоря откровенно, женщина съ сердцемъ никогда не можетъ согласиться".

   Лѣтомъ, въ послѣполуденные часы, когда солнце палило пустынное взморье и клало на раскаленный песокъ отблески пожара, неизмѣнно повторялась нижеслѣдующая сцена:

   Мартинесъ, на тростниковомъ табуретѣ у прилавка, читалъ своего любимаго писателя, Переса Эскрича, толстые, засэленные и помятые томы котораго передавались таможенными солдатами другъ другу и такимъ образомъ обошли весь берегъ. Эти толстые томы, внушавш³е с_и_н_ь_ѣ Тонѣ суевѣрное почтен³е безграмотнаго къ книгѣ, были тѣмъ источникомъ, откуда Мартинесъ почерпалъ свой звучный и напыщенный слогъ и свою философ³ю, которыми поражалъ вдову.

   По другую сторону прилавка, втыкая какъ попало свою иголку и сама хорошенько не зная, что шьетъ, кабатчица подолгу любовалась стражникомъ, по цѣлымъ получасамъ забываясь въ созерцан³и его тонкихъ бѣлокурыхъ усовъ, въ разглядыван³и, каковъ у него носъ и съ какимъ тонкимъ вкусомъ раздѣлены проборомъ и приглажены на вискахъ его золотые волосы.

   Порою, перевертывая страницу, Мартинесъ поднималъ голову, встрѣчалъ устремленные на него больш³е черные глаза Тоны, краснѣлъ и опять принимался за чтен³е.

   Трактирщица упрекала себя за эти долг³я созерцан³я. Что могли они значить? Разумѣется, когда живъ былъ ея Паскуало, ей случалось глядѣть на него внимательно, чтобы разсмотрѣть его лицо. Но теперь какая ей надобность таращить глаза на Мартинеса цѣлыми часами, словно дура, не отрываясь отъ этого неприличнаго глазѣн³я? Что скажутъ люди, когда узнаютъ?.. Очевидно, что-то привязываетъ ее къ этому человѣку. А почемуже бы и нѣтъ? Онъ такъ красивъ, такъ воспитанъ! Такъ хорошо говоритъ!.. Однако, все же это - одни пустяки. Ей уже подъ сорокъ; точно лѣтъ своихъ она не помнитъ, но, пожалуй, идетъ тридцать седьмой; а Мартинесу не болѣе двадцати шести... А впрочемъ, чортъ возьми! Несмотря на свои лѣта, она еще недурна; она думаетъ, что хорошо сохранилась, да и разбойники-матросы, такъ надоѣвш³е ей своими приставан³ями, оказываются того же мнѣн³я. И мысли эти, пожалуй, не такъ уже нелѣпы: добрые люди успѣли придумать кое-что въ такомъ родѣ, и товарищи Мартинеса, равно какъ и береговыя рыбныя торговки, выражали свои коварныя предположен³я черезъ-чуръ удобопонятными намеками.

   Наконецъ, случилось то, чего всѣ ждали. С_и_н_ь_я Тона, чтобы заглушить свои сомнѣн³я, приводила себѣ въ видѣ довода, что ея дѣтямъ необходимъ отецъ и что ей не найти лучшаго, чѣмъ Мартинесъ. И стойкая женщина, кормившая рыбаковъ пощечинами при малѣйшей попыткѣ, сдалась добровольно, или, върнѣе, ей пришлось побороть трусость этого робкаго парня. Она взяла на себя иниц³ативу, а Мартинесъ уступилъ съ покорностью человѣка высшаго порядка, который, сосредоточиваясь мыслями въ высшихъ сферахъ, позволяетъ въ земныхъ дѣлахъ вертѣть собой, какъ автоматомъ.

   Событ³е пр³обрѣло публичность; и сама с_и_н_ь_я Тона не досадовала на это: напротивъ, пусть всѣ знаютъ, что въ ея домѣ есть хозяинъ; оно даже было ей пр³ятно. Отлучаясь въ Кабаньяль по дѣламъ, она оставляла трактиръ на Мартинеса, который, какъ и прежде, усаживался подъ навѣсомъ и, съ ружьемъ между колѣнъ, смотрѣлъ на море.

   Сами дѣти казались увѣдомленными о новомъ порядкѣ вещей. Когда Р_е_к_т_о_р_ъ бывалъ на берегу, онъ искоса глядѣлъ на мать съ тревожнымъ удивлен³емъ, а передъ бѣлокурымъ стражникомъ, котораго всегда заставалъ въ кабачкѣ, конфузился и робѣлъ. Антон³й же лукавою улыбкою давалъ понять, что происшеств³е служило темой для насмѣшливыхъ комментар³евъ на сборищахъ береговыхъ озорниковъ; вмѣсто того, чтобы попрежнему пугаться нравоучен³й стражника, онъ отвѣчалъ ему гримасами и убѣгалъ въ припрыжку, всячески кривляясь для выражен³я своего презрѣн³я.

   Въ это время, Тона пережила медовый мѣсяцъ въ пору своей полной жизненной зрѣлости. Теперь супружество ея съ Паскуало вспоминалось ей, какъ однообразное рабство. Она любила стражника съ восторгомъ, съ тою кипучею страстью, какую испытываютъ женщины уже на склонѣ лѣтъ. Ослѣпленная своею любовью, она выставляла ее на показъ, не огорчаясь ропотомъ сосѣдей. "Въ чемъ дѣло? Пусть говорятъ, что хотятъ. Друг³я дѣлаютъ еще хуже; а если болтаютъ, то только изъ зависти, потому что ей посчастливилось заполучить красиваго молодца".

   Мартинесъ, не покидая своего мечтательнаго вида, давалъ себя ласкать и баловать, какъ человѣкъ, которому воздается должное. Онъ пользовался большимъ почетомъ среди своихъ товарищей и начальства: въ его распоряжен³и была касса кабачка и даже тотъ чулокъ съ монетами, который часто наминалъ ему бока, когда онъ растягивался на кровати въ каютѣ.

   Можетъ быть, чтобы избавиться отъ этой непр³ятности, онъ поспѣшилъ опустошить его, въ чемъ, впрочемъ, не встрѣтилъ ни малѣйшаго нротиворѣч³я со стороны с_и_н_ь_и Тоны. Развѣ ему не предстояло стать ея мужемъ? Только-бы хорошо шла торговля, она не имѣла права жаловаться!

   Но по прошеств³и четырехъ или пяти мѣсяцевъ на нее начало нападать раздумье. Становилось необходимымъ оформить положен³е, а продолжать по-прежнему оказывалось невозможнымъ. Когда честная женщина, мать двоихъ дѣтей, имѣетъ въ виду произвести на свѣтъ третьяго, нужно, чтобы налицо быль мужчина, который могъ бы заявить: "это мое дѣло!"

   Она сообщила объ этомъ Мартинесу, и Мартинесъ отвѣтилъ: "очень хорошо!" на всѣ ея рѣчи. Тѣмъ не менѣе, онъ поморщился и принялъ плачевный видъ, точно его грубо столкнули съ тѣхъ идеальныхъ высотъ, гдѣ онъ любилъ искать убѣжища отъ жизненной прозы. Онъ прибавилъ, что, вѣроятно, придется долго ждать бумагъ, необходимыхъ для вѣнчан³я такъ какъ Хуэльва далеко.

   Тона стала жить надеждой, сосредоточивши всѣ мысли на этой далекой Хуэльвѣ, которая, по ея представлен³ямъ, должна была находиться гдѣ-нибудь по близости Кубы или Филиппинскихъ островъ.

   Однако, недѣля шла за недѣлею и необходимость вѣнчан³я становилась все очевиднѣе. "Мартинесъ, синьоръ Мартинесъ, осталось всего два мѣсяца. Уже невозможно скрыть, чего мы ждемъ, и люди начинаютъ примѣчать. Что скажутъ мальчишки, когда застанутъ въ домѣ новаго брата?"

   Мартинесъ возражалъ: "Это не моя вина. Ты видишь, сколько писемъ я пишу, чтобы ускорить высылку бумагъ..."

   Въ одинъ прекрасный день стражникъ объявилъ, что самъ ѣдетъ въ Хуэльву за проклятыми документами и уже получилъ отпускъ отъ своего начальства.

   Превосходно! Такое рѣшен³е было весьма пр³ятно с_и_н_ь_ѣ Тонѣ. Чтобы облегчить ему путешеств³е, она отдала всѣ деньги, как³я были въ выручкѣ, затѣмъ въ послѣдн³й разъ погладила его по головѣ и пролила нѣсколько слезъ, говоря:

   - До свидан³я, добрый путь!..

   Бѣдной Тонѣ никогда уже не суждено было свидѣться съ синьоромъ Мартинесомъ. Среди стражниковъ, обслуживавшихъ берегъ, нашлась добрая душа, доставившая себѣ удовольств³е открыть ей истину. Никогда не было рѣчи о поѣздкѣ въ Хуэльву. Письма Мартинесъ отправлялъ въ Мадридъ: въ нихъ заключались просьбы о переводѣ на другой постъ, подальше отъ Валенс³и, климатъ которой ему якобы вреденъ. И въ самомъ дѣлѣ, его перевели въ Коронью.

   Синья Тона подумала, что сойдетъ съ ума. Воръ, и хуже вора! Смотрите, какой недотрога! Вотъ вѣрь послѣ этого людямъ, которые такъ хорошо говорятъ. Такъ отплатить ей, которая рада была отдать ему послѣдн³й грошъ и ублажала его подъ навѣсомъ въ часы с³есты ни дать, ни взять, какъ родная мать.

   Но все отчаян³е бѣдной женщины не помѣшало появлен³ю на свѣтъ того, что было причиною необходимости брака; и нѣсколько мѣсяцевъ спустя с_и_н_ь_я Тона подавала стаканы, прижимая къ свой пышной груди блѣдную, слабенькую, голубоглазую дѣвочку, съ объемистой бѣлокурой головкой, походившей на золотой шаръ.

  

  

   Прошли года безъ малѣйшей перемѣны въ однообразномъ существован³и семейста, которое жило въ лодкѣ, превращенной въ харчевню.

   Р_е_к_т_о_р_ъ былъ настоящ³й морякъ, коренастый, флегматичный, безстрашный передъ опасностью. Изъ "кошки" онъ превратился въ матроса; на него дядя Борраска надѣялся больше, чѣмъ на весь остальной экипажъ; и ежемѣсячно онъ отдавалъ матери четыре или пять сбереженныхъ д_у_р_о, которые она клала для него на хранен³е подъ матрацъ.

   Антон³о не имѣлъ ремесла. Между матерью и имъ шла борьба. Тона находила ему мѣста, a онъ ихъ бросалъ черезъ нѣсколько дней. Съ недѣлю онъ прожилъ въ ученикахъ у башмачника; побольше двухъ мѣсяцевъ проплавалъ съ дядей Борраска въ качествѣ юнги, но хозяину надоѣло кричать на него, не будучи въ силахъ добиться повиновен³я. Потомъ онъ попробовалъ сдѣлаться бочаромъ: это ремесло считалось наилучшимъ; но хозяинъ выставилъ его вонъ очень скоро. Наконецъ, въ семнадцать лѣтъ, онъ поступилъ въ артель разгрузчиковъ и работалъ не чаще двухъ разъ въ недѣлю, да и то съ большой неохотой.

   Тѣмъ не менѣе, его праздношатайство и порочныя привычки почти прощались с_и_н_ь_е_ю Тоною, когда она любовалась имъ по праздникамъ - а для этого бродяги почти каждый день бывалъ праздникъ, - въ шелковой фуражкѣ съ пышнымъ дномъ надъ темно-бронзовымъ лицомъ съ пробивавшимися усиками, въ синей холщевой курткѣ, прилегавшей къ стройному тѣлу, въ черномъ шелковомъ поясѣ, замотанномъ вокругъ фланелевой рубашки въ черныхъ и зеленыхъ клѣткахъ. Какъ бы тамъ ни было, она гордилась тѣмъ, что была матерью этого красиваго мальчишки, который явно намѣревался стать такимъ же негодяемъ, какъ недоброй памяти Мартинесъ; но ея Антон³о обѣщалъ быть живѣе, смѣлѣе, предпр³имчивѣе; это доказывалось тѣмъ, что кабаньяльск³я дѣвицы уже соперничали передъ нимъ въ качествѣ влюбленныхъ.

   Тона радовалась, узнавая, какъ онѣ цѣнятъ ея сына, и бывала извѣщена обо всѣхъ его похожден³яхъ. Какая жалость, что онъ такъ любитъ эту проклятую водку! Вотъ кого можно назвать настоящимъ мужчиной; онъ - совсѣмъ не то, что его сонный братецъ, котораго не расшевелишь, хоть проѣзжай по немъ въ телѣгѣ.

   Въ одинъ воскресный вечеръ, въ кабакѣ "Добрыхъ Нравовъ", - ужасно ироническое назван³е! - Антон³о поссорился съ артелью разгрузчиковъ, работавшихъ дешевле: полетѣли стаканы и, когда для водворен³я мира явилась полиц³я, то захватила его съ ножемъ въ рукѣ, среди преслѣдован³я враговъ между столами. Болѣе недѣли его продержали въ кутузкѣ при общинномъ домѣ. Слезы с_и_н_ь_и Тоны и хлопоты дяди Марьяно, который былъ вл³ятельнымъ выборщикомъ, вызволили его на этотъ разъ; но исправился онъ такъ мало, что въ самый вечеръ своего освобожден³я вновь замахнулся тѣмъ же ножемъ на двухъ англ³йскихъ моряковъ, которые, напившись вмѣстѣ съ нимъ, захотѣли его вздуть.

   Онъ былъ у всѣхъ на виду въ Кабаньялѣ. Неважный работникъ, но крѣпче кого угодно въ тѣ ночи, когда на всѣхъ парусахъ плавалось изъ кабака въ кабакъ вплоть до утра.

   Мать не видала его иногда по цѣлымъ недѣлямъ. У него была любовная связь, почти серьезная и походившая, по словамъ многихъ, на рановременное обручен³е. Но с_и_н_ь_я Тона не одо