Уоллес Эдгар - Дюссельдорфский убийца

не по вкусу очень многим, но я не могу в ущерб делу считаться с самолюбием или тщеславием других. Инспектор Шульце, - обратился он к злополучному Мячу, - вы получите месячный отпуск...

   Рут поднялась.

   - Разрешите мне сказать несколько слов, - прошептал упавшим голосом Мяч, когда девушка скрылась за дверь.

   - Пожалуйста, - и движением руки Горн попросил всех оставить их вдвоем.

   О чем они говорили, никто так и не узнал. Через четверть часа Мяч вышел из кабинета и на участливые расспросы коллег ничего не ответил, безнадежно махнув рукой.

   - Кажется, я на самом деле стар для этой работы, - уныло произнес он.

   - Как, неужели вы уходите?

   - Да, я возьму отпуск, а дальше - видно будет.

   Шеф полиции только покачал головой, выслушав Мяча.

   - Я понимаю, что вы устали, Шульце, так же, как и все мы, но неужели вы не можете выбрать более удобное время. Теперь, когда дело приближается к развязке...

   - Верховный комиссар находит, что моя работа только тормозит дело, - холодно ответил Мяч.

   - Он, кажется, слишком зазнался, этот Горн, - возмущенно воскликнул шеф полиции. - Я поговорю с ним.

   Но, несмотря на просьбы шефа и глухое возмущение всех чинов полицей-президиума, всеобщий любимец Мяч был по настоянию Горна отправлен в месячный отпуск, и, простившись со всеми, уехал в Швальцвальд, где, по его словам, у матери была небольшая усадьба.

   Интервью с Горном, помещенное Рут в несколько смягченном виде в очередном номере газеты, произвело впечатление разорвавшейся бомбы. Весь город только и говорил об этом. Мяч пользовался всеобщей симпатией, и его предполагаемая отставка произвела тяжелое впечатление на граждан.

   Стали распространяться самые нелепые и вздорные слухи. Некоторые говорили, что Горн уволил Мяча потому, что тот якобы был подкуплен дюссельдорфским убийцей. Другие с пеной у рта доказывали, что Горн сам причастен так или иначе к этому делу.

   Недовольство против Горна росло. Исходило оно из полицей-президиума, распространяясь по всему городу. До сих пор Горна только боялись, теперь им стали открыто возмущаться.

  

   Кэтти Финк только принялась за утренний туалет, как горничная подала ей письмо.

   Она с недоумением взглянула на незнакомый почерк и лениво разорвала конверт.

   Кто мог ей написать из этого сумасшедшего города? Неужели там люди еще ходят в театры?

   Кэтти Финк была небольшой, но довольно популярной артисткой малой сцены. Успех ее можно было приписать не столько таланту, сколько умению одеваться (вернее раздеваться) и выбирать поклонников. В последних у нее никогда не было недостатка.

   Письмо, отпечатанное на нескольких страницах, очень заинтересовало ее. Впрочем, может быть, больше всего ее заинтересовал чек на крупный берлинский банк. Чек этот выпал из конверта, и, взглянув на сумму, Кэтти даже присвистнула от удивления. Не каждый мужчина мог одарить ее такой суммой и тем более авансом. Она внимательно перечитала письмо еще раз и позвонила.

   - Уложите чемоданы. Я еду на три-четыре дня в Дюссельдорф, - приказала Кэтти горничной. - Возьмите билеты.

   Вышколенная горничная, привыкшая к эксцентричности своей госпожи, быстро принялась за дело, а Кэтти позвонила директору театра.

   - Алло! Да, это я. Уезжаю на три дня. Что? Штраф? Пожалуйста. Все равно премьера только через неделю, и не велика беда, если я пропущу репетиции. Куда еду? Это секрет. Выступать? Нет, успокойтесь, просто навестить больную знакомую. Ну, не сердись, цыпочка!

   И сделав жест, будто она хотела похлопать директора по блестящей лысине, Кэтти бросила трубку.

  

   Рут долго раздумывала, идти ли ей к Горну или нет. Его поступок относительно ее приятеля Мяча искренне возмутил девушку. Как Горн мог быть таким жестоким? Даже, если Мяч и в самом деле не мог работать как следует, он ведь двадцать шесть лет провел на службе и по-своему любил дело. Можно было вызвать хоть десять новых помощников и, вместе с тем, пощадить самолюбие старого работника.

   Вначале Рут решила отправиться к Горну и без обиняков поговорить с ним, ведь Мяч был ее старым другом. Поездка за город настолько сблизила ее с Горном, что она могла говорить с ним совершенно откровенно. Но потом она начала колебаться, сомневаться... Какое она имела право вмешиваться в распоряжение верховного комиссара?

   - Барышня, вас желает видеть какая-то дама, - доложила вошедшая горничная.

   - Дама?

   - Да, она говорит, что хочет видеть вас по важному делу.

   - Проведите ее сюда.

   Кэтти Финк вошла в уютную светлую гостиную и оглянулась. Навстречу ей поднялась сидевшая у окна стройная красивая девушка с энергичным лицом.

   Так вот она какая, эта Рут! Кэтти невольно позавидовала ее свежести, но, вспомнив о цели своего визита, поспешила придать лицу грустное, измученное выражение.

   - Вы... Рут Корнер? Такой именно я и представляла вас. Меня зовут Кэтти...

   Рут неохотно пожала протянутую руку. Гостья не внушала ей симпатии, несмотря на строгий темный костюм и красивое слегка подгримированное лицо.

   - Что вам угодно?

   - У меня к вам очень... очень щекотливое дело, фрейлин Рут. Ради Бога, не поймите меня превратно, я дошла до последней степени отчаяния, и только вы одна можете мне помочь...

   Голос ее звучал с такой подкупающей искренностью, что Рут постаралась побороть первое чувство неприязни.

   - Если это в моих силах... может быть, вы... нуждаетесь?

   - Ах, нет, нет. Неужели вы подумали, что я пришла просить денег. Нет, я... ах, Боже мой, как это тяжело... Поймите... Я Кэтти фон Горн...

   - Вы - сестра? - Побелевшие губы Рут с трудом шевельнулись.

   Незнакомка горько усмехнулась.

   - Вы, конечно, не знали, что он женат? Да, Олаф скрытен. Немногие знают о его личной жизни. Мы так любили друг друга... Его родители были против нашей женитьбы. Он - аристократ, я - мелкая мещанка. У меня не было денег, чтобы сгладить мезальянс. Я бежала из дому, мы поженились. Потом родились дети. Мальчик - вылитый отец.

   Она протянула потрясенной девушке фотографию, изображающую ее и Горна вместе с двумя детьми.

   Рут взглянула на посетительницу. С нее было достаточно.

   - А потом все пошло иначе, - упавшим голосом продолжала Кэтти. - Он стал увлекаться другими... не спорю... я сама виновата, ревнуя его. Но разве можно спокойно смотреть, когда любимый человек уходит? В конце концов, он просто бросил меня. Одна, с двумя детьми на руках, я с трудом зарабатывала на жизнь. Изредка он присылал мне, как подачку, несколько сотен марок. Но я слишком горда, чтобы просить, и, несмотря ни на что, я все же... люблю его и верю, что он вернется.

   На днях Олаф прислал мне письмо, в котором потребовал развода и обещал в качестве компенсации крупную сумму. Он, между прочим, упомянул и ваше имя. Но я думаю, что вы плохо знаете его. Ведь недаром же его прозвали Усталым Сердцем. Он беспощаден и не знает жалости. Сердце ли, душа ли, жизнь ли разобьется, - он улыбнется и пройдет мимо. Единственная его страсть - убийства. Мне кажется, что если бы он не был сыщиком, то сам стал бы преступником. Но все-таки я люблю его. Вы так молоды и красивы... Я не решаюсь просить вас... Я знаю - любовь эгоистична. Но... повлияйте на Олафа, чтобы он обеспечил хотя бы моих детей... наших детей... Я лично ничего не приму и, конечно, дам ему развод.

   - Я не вижу причины для этого, фрау фон Горн, - холодно произнесла Рут, - и нахожу, что господину Горну следовало бы вначале спросить о моем согласии, если он решил жениться на мне, насколько я вас поняла. Я встречалась с ним несколько раз по делу, и о каких-либо романтических отношениях между нами не было и речи. Во всяком случае, уверяю вас, что я не собираюсь выходить за него замуж, а тем более разрушать семью. Меня удивляет его самоуверенность и только.

   Внимательный наблюдатель заметил бы, несмотря на слова Рут, мертвенную бледность ее лица и чужой, усталый голос.

   - Как мне благодарить вас! - воскликнула Кэтти, стремительно поднимаясь. - Вы так ободрили меня, что я не нахожу слов. Да поможет вам Бог, фрейлин Рут, и пошлет настоящее счастье.

   Рут устало наклонила голову, еле удерживаясь от рыданий, подступивших к горлу. К счастью, гостья сама догадалась, что ей лучше уйти, и еще раз, рассыпавшись в благодарности, простилась с девушкой.

   После ее ухода Рут долго сидела, не шевелясь и глядя прямо перед собой невидящими глазами.

   Так вот в чем состоит эта семейная трагедия, о которой ей намекал Мяч, когда она еще не была знакома с Горном. Все объяснялось очень просто: женат хотя и на красивой, но очень вульгарной женщине.

   Впрочем, какое ей до этого дело? Рут попробовала даже рассмеяться, но смех прозвучал истерически.

   - Барышня, отец просит вас в кабинет.

   - Папа?

   Рут медленно поднялась и, сойдя по лестнице вниз, пошла в отцовский кабинет.

   К ее удивлению, отец был не один. Напротив него в мягком кресле сидел доктор Миллер в своем старомодном сюртуке. При появлении Рут он поднялся.

   - Ты нездорова, моя девочка? - озабоченно спросил археолог, заметив внезапную перемену в лице дочери. Она была настолько разительна, что даже он, при всей своей рассеянности, не мог не обратить на это внимание.

   - Нет, я совершенно здорова, папа.

   - Видишь ли, - начал старик, приглашая доктора сесть и жестом указывая дочери на кожаный диван, - доктор...

   Он замялся, смущенно потирая руки.

   - Видишь ли... я, конечно, предоставляю решение этого вопроса тебе... потому что не в моих правилах вмешиваться в личную жизнь других... Ты самостоятельна... Одним словом, доктор пришел ко мне просить твоей руки, Рут... - закончил он с усилием.

   Если бы это событие случилось днем раньше, Рут, вероятно, просто расхохоталась бы. Но сегодня она могла только удивленно поднять брови.

   - Вас, конечно, удивит мое предложение, фрейлин Рут, - начал доктор, снова вставая. - Мы с вами очень мало знакомы. Но в мои лета, согласитесь, странно было бы ухаживать... как это обычно принято. Я видел вас несколько раз, знаю хорошо вашего отца и имею о вас весьма лестные отзывы. Этого мне достаточно. Откровенно скажу, что я не питаю к вам безумной страсти, я уже стар для этого, - улыбнулся он. - Но вы мне очень нравитесь. В молодости я не мог жениться и собираюсь это сделать теперь. Все старые холостяки кончают тем, что жаждут семейного уюта. Вы молоды, красивы и скрасите отпущенные мне судьбой годы. Я достаточно богат и смогу предоставить вам все, о чем может мечтать женщина. Конечно, я не собираюсь держать вас взаперти. Напротив, вы будете пользоваться такой свободой, какую пожелаете. Вы разумная девушка. Советую вам подумать, прежде чем дать ответ.

   - Я согласна.

   Рут протянула доктору безжизненные пальцы.

   - Рут! - почтенный археолог с изумлением смотрел на дочь. Неужели же она не понимает, что делает?

   - Я тоже не могу обещать вам пылкой любви, но постараюсь оправдать ваше уважение и симпатию, доктор, - медленно произнесла она.

   Доктор наклонился к ее руке, почтительно поцеловал ее и надел на безымянный палец старинный перстень с бриллиантом.

   - Я просил бы только держать пока нашу помолвку в тайне, - сказал он, - это вызовет лишние толки и пересуды. Я должен уехать недели на две по делам, а когда вернусь, мы можем скромно обвенчаться и уехать за границу. В Италию, например, или в любое место, куда вы пожелаете.

   Рут молча кивнула головой, будучи не в силах оторвать взгляда от огромного бриллианта, красовавшегося на ее руке.

   Доктор перехватил ее взгляд и улыбнулся.

   - Красиво? - спросил он. - Собственно, я не люблю бриллиантов и предназначал для вас другое кольцо, но, к сожалению, потерял его. С изумрудом.

   - С изумрудом? - невольно переспросила Рут, вздрогнув.

   - Да, мой любимый цвет зеленый. Если вы увидите у кого-нибудь кольцо с большим изумрудом, Рут, скажите мне, я куплю его за любые деньги.

   Рут показалось, что доктор выжидательно смотрит на нее. Ведь она нашла вчера кольцо с изумрудом. Но это, конечно, не то кольцо, что потерял доктор. Сказать разве: "Обратитесь, пожалуй, к Горну"?

   Но что-то удержало ее, и она промолчала.

   Доктор поцеловал ей на прощание руку и ушел, церемонно раскланявшись с отцом.

   - Ты себе представляешь, девочка, на что ты идешь? - спросил ее старик-археолог. - Мы не богаты, конечно, и тебе приходится даже работать, но ведь в поклонниках у тебя нет недостатка, а он старше меня.

   - Я решила, папа. Он не плохой человек.

   - Доктор производит очень странное впечатление, - заметил отец.

   Рут думала то же самое, но промолчала и об этом, и о том, что он чем-то неуловимым напоминал ей совсем другого человека, который тоже любит зеленый цвет.

  

   Агент Зоммер, живший у старухи Румпель, стараясь быть незаметным, насколько это позволял ему высокий рост, неотступно следил за Шлеманом и его приятелем Якобом.

   Столяр, похоронив жену, стал еще мрачнее, еще чаще сидел в пивной. Под пьяную руку приятеля часто вели откровенные разговоры, забыв, что с тех пор, как в Дюссельдорфе начались убийства, и стены имеют уши...

   Однажды вечером приятели по обыкновению сидели в одном из небольших пригородных ресторанчиков. Перед ними на столе высились опорожненные бутылки, лежали недоеденные закуски...

   Якоб, блаженно улыбаясь, курил трубочку, а столяр мрачно сидел напротив, подперев голову руками...

   - Все тоскуешь по старухе, - полусочувственно, полунасмешливо протянул Якоб, - а жива была - бил смертным боем...

   - Молчи... лучше не трогай... Один я остался. Хоть и плохо мы жили со старухой, а все не один был.

   Он икнул и налил себе еще пива в кружку, но дрожащие руки промахнулись, и половина желтого пенистого напитка сбежала на грязную скатерть.

   - Эх, - сказал он, - и руки-то плохо слушаться стали... Прямо не знаю, что и делать... Хотя бы Элиас приехал... Может быть, за последние годы остепенился парень... Все бы было кому дело передать... Может, хоть смерть матери его немного образумит...

   Якоб насмешливо улыбнулся и вполголоса заметил:

   - Вряд ли твой Элиас когда-нибудь приедет...

   - Почему?

   Шлеман, не любивший приемного сына, в пьяном виде почему-то решил за него заступиться.

   - А потому... - замялся Якоб, - что, может быть... может быть, его и на свете больше нет.

   - Как так нет на свете? Что это ты болтаешь... Ты же сам говорил, что видел его недавно...

   - Видеть-то видел, да что из этого... - неожиданно промямлил Якоб, негодуя на себя за то, что поддержал этот разговор... У него были достаточно веские и убедительные сведения, говорящие о том, что Элиаса нет в живых... Но этими сведениями он, отнюдь, не желал делиться со Шлеманом.

   Он постарался замять неприятный разговор, перейдя на другую тему.

   Шлеман вскоре впал в забытье, облокотившись на стол. Он последнее время нередко дремал в пивной или ресторане после порядочных возлияний.

   Якоб не стал будить его, зная бесполезность подобных попыток. Разбуженный столяр в этих случаях начинал буянить, и с ним трудно было справиться. А теперь, в столь тревожное время, нельзя было обращать на себя внимание.

   Здесь, в загородном ресторанчике, впрочем, они были Б полной безопасности. Кругом не было ни души.

   За буфетом уныло торчал хозяин, равнодушным оком поглядывая на поздних гостей. Он хорошо знал обоих и не боялся, что счет не будет оплачен. Скомпрометировать его почтенное заведение они тоже ничем не могли. Оно и так славилось как место встречи самых неблагонадежных элементов, но хозяин умел вести дело так, что всегда выходил сухим из воды во всех неприятных для него историях.

   Зоммер, сидевший в углу, внимательно вслушивался в разговор приятелей.

   На этот раз его бы не узнал и сам Горн. По крайней мере, у хозяина ресторана не было никаких сомнений относительно того, что представляет собой оборванный субъект с сине-багровым носом, только что сунувший ему не большое колечко с мелким аметистом и хриплым голосом заказавший водки и пива.

   Что кольцо краденое - в этом хозяин не сомневался. Такие случаи часто бывали в его практике. Имея верный сбыт, он не гнушался и более дорогими крадеными вещами и ценностями. Конечно, он скупал все это за бесценок, пользуясь непреодолимой потребностью пьяниц в живительной влаге.

   Хозяина заинтересовал разговор Якоба со Шлеманом. Переваливаясь толстым брюхом, он вышел из-за стойки и подсел к Якобу.

   - А что, Якоб, правда ли, что Элиас опять появлялся? - спросил он, косясь на пьяного Шлемана.

   Якоб выразительно подмигнул в сторону сидевшего в дальнем углу Зоммера.

   Хозяин махнул рукой.

   - Свой парень... ничего. Я всех вас знаю, не беспокойся. У меня комар носа не подточит...

   Успокоенный, Якоб налил пива, отхлебнул глоток и сказал:

   - Старик по жене тоскует. Спохватился да поздненько. Да и она, бедняжка, умирая, говорят, жалела, что сына перед смертью не увидит, а сын-то ее давно каюк...

   Он сделал выразительный жест, показавший, что Элиаса уже нет в живых.

   - Как так? - заинтересовался хозяин, придвигаясь поближе. - Я слышал, что он разбогател. Кто-то его с полгода тому назад видел в соседнем местечке.

   - Вот то-то и оно, что видел-то его я, и потому и знаю, что ему крышка... Сыграл в ящик...

   Зоммер весь обратился во внимание. Согласно наказу Горна, он везде и всюду собирал все, что касалось Элиаса, но пока ему удалось узнать очень мало. Элиас очень давно скрылся из Дюссельдорфа, и никто хорошенько не знал, где он и чем занимается.

   - Знаешь Петера Кюртена? - спросил Якоб.

   - Кюртена? Как же... Тип известный... Кажется, сидел когда-то... не то за убийство, не то за изнасилование... Этот, что ли?

   - Этот самый. Подозрительная фигура. Я даже грешным делом думаю, что насчет девочек этих... понимаешь, не он ли... Недаром его недавно арестовали, да выкрутился, тертый калач, такого не сразу поймаешь... А главное, умеет он как-то с девчонками обращаться... Больше сорока лет, а бабник... Все время с какими-то девчонками крутится...

   - Ну и что же этот Кюртен? - нетерпеливо перебил его разглагольствования заинтересовавшийся хозяин.

   - А то, что этот самый Кюртен и прикончил Элиаса.

   - Ну?

   Круглое лицо хозяина выражало необычайное удивление.

   - А вот тебе и ну... Я сам видел. И так ловко дело было состряпано... Был я как-то в Графенбургском лесу по одному дельцу... знаешь...

   Хозяин понимающе улыбнулся. Он очень хорошо знал, что Якоб, торговавший наркотиками и всем чем угодно, не будет без дела болтаться в Графенбургском лесу.

   - Знаю, знаю, говори дальше...

   - И вот, - продолжал Якоб, - покончили мы там с делом, получил я денежки за "кокс" и собираюсь идти обратно... Вдруг вижу: двое сидят... Меня они не видели... Один Петер Кюртен, а другой... молодой такой, хорошо одетый, пальцы в кольцах... Сразу я не признал его. Только потом сообразил, что это Элиас. Рыжий такой, а лицом на доктора похож. О чем они там говорили - не знаю, но только вдруг я слышу, что у них крупный спор разгорелся. Притаился я в кустах и наблюдаю... Смотрю, Кюртен изловчился, схватил какую-то штуку - не то камень, не то кирпич, да как ахнет Элиаса в висок. Тот даже и крикнуть не успел...

   - Ну и что же дальше?

   - А дальше обшарил он покойника и потянул его куда-то... Тут я испугался, как бы самому не влипнуть, и тихонечко оттуда дал тягу... Не ровен час, если приплетут к такой поганой истории, так после не отделаешься...

   - Да, - протянул хозяин. - А ведь потом Элиаса хватиться могли...

   - Хватиться? А кто же его хватится, когда никто и не знал, что он приезжал, кроме Кюртена. Так я больше Элиаса и не видел. А у Кюртена после того денежки появились...

   Зоммер не пропустил ни одного слова из рассказа Якоба.

   Как только выдалась удобная минута, он вышел из ресторана и немедленно отправился к Горну с докладом.

  

   - Войдите.

   Горн полуобернулся в сторону вошедшего.

   - А, Зоммер. Ну, что нового?

   Зоммер изложил все слышанное им в ресторане.

   Комиссар выслушал его с большим интересом. Показания Зоммера были чрезвычайно важны. Но, к удивлению Горна, самая существенная часть этих показаний опрокидывала все его логические построения, все то, что с таким упорным трудом сооружал он на основании своих наблюдений, выводов и предложений.

   Элиас убит! У него не было причин сомневаться в правдивости рассказа Якоба... Он отлично знал, что Элиас действительно приезжал, но рассказ о его убийстве был для него ошеломляющей новостью.

   Зоммер, хорошо знавший Графенбургский лес, высказал предложение, что Кюртен, убив и ограбив Элиаса, мог бросить его тело в пруд, который находился, по-видимому, недалеко от места встречи убитого с убийцей.

   Это предположение оказалось Горну вполне логичным и здравым, и он немедленно отдал распоряжение обыскать этот пруд. Почем знать, может быть, именно там они найдут ключик к таинственной загадке.

   "Хорошо, - думал Горн, - Элиас убит. Но как же тогда доктор Миллер?.." Предположение, взлелеянное им, проверенное на многих фактах, рухнуло...

   Впервые за свою практику Горн нервничал и злился на самого себя...

   Кто такой Кюртен?

   Он поручил Зоммеру немедленно собрать все сведения об этом новом персонаже дюссельдорфской многократной трагедии.

   В следственном материале о Петере Кюртене имелись кое-какие сведения. Он был уже однажды арестован по подозрению в убийствах и после двухнедельного предварительного заключения освобожден.

   Через два дня после описанных событий Горн имел самые точные сведения о Петере Кюртене, собранные неутомимым сержантом Зоммером.

   Сведения эти не были благоприятными для Кюртена...

   Прошлое его было достаточно неблагополучно и изобиловало уголовными историями.

   Оказалось, что Петер Кюртен был семнадцать раз под судом и имел только один приговор - каторжная тюрьма.

   По некоторым сведениям, среди преступлений был ряд злодеяний садистского характера. Трудно было сразу разобраться в массе самых противоречивых слухов, которые кропотливо собрал Зоммер, рыская по городу.

   Но несомненным являлось только то, что Кюртен уже с шестнадцатилетнего возраста часто бывал на скамье подсудимых.

   Во-вторых, выяснилось, что с молодых лет в нем проявлялась какая-то странная смесь внешней корректности и необузданной несдержанности. При этом он проявлял необыкновенную настойчивость по отношению к женщинам, которых он добивался, и дикую мстительность в тех случаях когда его настойчивость не имела успеха.

   Когда-то в молодости он не добился взаимности у девятнадцатилетней девушки, с которой учился вместе в народной школе.

   Потерпев неудачу, он стал жестоко мстить отвергнувшей его девушке, швырял ей в окно топор, бросал камни и однажды даже стрелял в отца девушки, к счастью, неудачно.

   Кюртен часто заводил дружбу с домашней прислугой, обещая девушкам жениться, выманивая у них сбережения. Его влияние на женщин было очень велико.

   Жена Кюртена когда-то была приговорена к пяти годам заключения в исправительном доме за то, что она в состоянии аффекта застрелила человека, обещавшего жениться на ней, а затем бросившего ее.

   Заключение подорвало ее морально и физически. За Кюртена она вышла замуж лет семь тому назад, не зная, что он уже несколько раз привлекался к суду.

   Госпожа Кюртен узнала о судебном прошлом своего мужа только после того, как против него было возбуждено следствие по обвинению в преступлении против нравственности.

   Она возбудила дело о разводе, но Кюртену удалось уговорить ее взять жалобу обратно. Когда его выпустили из тюрьмы, он остался без работы и стал "шлепером" в сомнительной гостинице.

   Кюртен жил вместе со своей женой в нищенской комнате под крышей на Меттманской улице, 71. Поселился он там около года тому назад. Для того, чтобы попасть в комнату, нужно было из коридора пройти через чердачное помещение, в котором был устроен водопровод с раковиной-корытом.

   Женщины, жившие в одном доме с Кюртеном, встречаясь с ним случайно на лестнице, часто говорили о том, что он производит на них жуткое впечатление.

   Они объясняли это тем, что он обладает странным, колючим взглядом и какой-то притворной вежливостью. Между тем в обращении с другими Кюртен производил впечатление человека застенчивого и немного нервного, но вовсе не неприятного. Петер был среднего роста, очень крепкого телосложения, моложав, светлый шатен, с резкими чертами лица.

   Отец Кюртена еще жив и живет в богадельне. Он был пьяницей и имел плохую репутацию.

   В семье было семеро детей, живы еще два брата и сестра. Оба брата - чернорабочие, живут в относительном достатке. Кроме Петера ни у кого из родственников не наблюдалось каких-либо отклонений в поведении. По мнению одного из братьев, Кюртён женился на своей теперешней жене, владевшей маленькой конфетной лавкой в Дюссельдорфе, только для того, чтобы обеспечить себе сносное существование. Жена была в полном его подчинении.

   В одном письме она жаловалась на то, что ей в браке очень тяжело живется, но говорила, что она твердо намерена остаться со своим мужем для того, чтобы помешать ему снова вступить на дурной путь. Братья и сестра избегали Петера, но с его женой встречались довольно часто.

   Петера Кюртена считали самым умным из братьев. Он обладал разнообразными познаниями и прекрасно знал уголовное право.

   Близкие к Кюртену люди отзывались о нем как о плохом товарище. Время от времени им овладевали навязчивые идеи, и он всегда был склонен к эксцессам. Из-за мелочей он мог прийти в бешенство, угрожая ножом.

   Часто видели у него крупные суммы денег, дамские золотые-вещицы, часы... Однажды, когда зашла речь о дюссельдорфском убийце и кто-то сказал, что его нужно было бы обезглавить. Кюртён разразился жутким смехом и воскликнул:

   - Что обезглавить! Хуже, чем обезглавить. Разорвать на мелкие куски его нужно.

   Кюртён, по словам его товарищей, был большим "бабником". Особенно сильно на него действовали молодые девушки-подростки. Он всегда умел сводить знакомство с девушками, которые ему нравились, и все они быстро попадали под его влияние. Кюртён терпеть не мог, чтоб его фотографировали. Только однажды одному из его друзей удалось снять его во время загородной прогулки.

   В 1907 году он был приговорен к восьми годам исправительного дома за тридцать четыре кражи, а в 1913 году за пятнадцать краж и случаев обмана к шести годам исправительного дома.

  

   Все эти сведения заставили Горна серьезно призадуматься. Не было никаких сомнений в том, что Кюртен каким-то образом связан с таинственными убийствами. Но прямых улик все же не было.

   Впрочем, Горн был убежден, что главную роль в преступлениях играет кто-то другой, а Кюртен, быть может, только пассивный исполнитель чьей-то могучей злой воли.

   Во всяком случае, все это было пока еще очень сомнительно и шатко, и на этом колеблющемся фундаменте нельзя было построить ничего устойчивого, как нельзя строить дом на песке.

   В глубине души Горн очень сомневался в том, что Элиас убит. Ему казалось, что Якоб введен в заблуждение.

   Это сомнение вскоре превратилось почти в уверенность, когда в пруде, тщательно, по всем направлениям исследованном неутомимым и энергичным Зоммером, не оказалось никаких следов трупа.

   Однако на этом поиски трупа не прекращались. Мало ли какими способами можно уничтожить останки человека?

   Якоб был арестован, и Горн лично допрашивал его с глазу на глаз, не допуская ничьего вмешательства, которое могло только испортить дело.

   Тот долго отнекивался, но, припертый к стене Горном, в конце концов подтвердил все, о чем рассказал Зоммер.

   Выяснилось также, что Якоб, вскоре после предполагаемого убийства Элиаса, снова был в Графенбергском лесу и там нашел следы недавнего костра с обуглившимися костями.

   Горн с Зоммером лично обследовали Графенбургский лес и действительно нашли в указанном месте следы костра, но костей там не оказалось.

   Оставалось предполагать, что либо Якоб выдумал версию о костях, либо неведомый преступник скрыл следы преступления, либо Элиас жив.

   Самым простым, конечно, было бы арестовать Кюртена и путем перекрестных допросов заставить его сознаться а убийстве. Но Горна мало интересовало одно только убийство Элиаса. Ему нужно было установить, кто является виновником смерти многочисленных жертв.

   Он усилил наблюдение на Кюртеном, попутно не выпуская из поля зрения других лиц.

   Вскоре агент, наблюдавший за домом доктора Миллера, доложил ему об очень странном событии.

   Оказалось, что простой рабочий Петер Кюртен был у доктора Миллера.

   Что могло связывать старого миллионера-ученого с рабочим, имевшим криминальное, темное прошлое?

   Казалось, не было никаких причин для подобных отношений и связей.

   Это сообщение еще больше укрепило подозрения Горна, касавшиеся роли доктора Миллера в загадочной истории.

   Выяснилось, что Кюртен неоднократно посещал доктора и что эти визиты происходили на другой или третий день после убийства.

   Все это было странно и наводило на серьезные размышления.

   Зоммер узнал у соседей Кюртена, что тот страдал головными болями и галлюцинациями. Однажды он проговорился, что ходит к доктору Миллеру советоваться с ним по поводу своих болезней.

   Непонятно было только, почему доктор Миллер, уже лет тридцать или сорок не занимавшийся практикой, принимал у себя такого странного пациента.

   Жена Кюртена однажды рассказала соседям, что ее мужу мерещатся какие-то приведения, и нередко он вскакивает во сне и выкрикивает диким голосом страшные слова.

   Человеку заурядному трудно было бы разобраться во всем сумбуре этих сведений.

   Горн выслушал доклад бравого Зоммера и улыбнулся.

   - Хорошо, Зоммер, вы очень толковый парень. Я позабочусь о вашем повышении. Может быть, даже возьму вас потом с собой в Берлин.

   Зоммер просиял от неожиданной похвалы. Всем было известно, что верховный комиссар редко хвалил кого-нибудь.

   Непонятна была для сержанта и внезапная перемена настроения Горна. Он совершенно неожиданно повеселел, хотя, по мнению Зоммера, сообщенные им сведения нисколько не объясняли таинственных убийств, а еще больше запутывали дело.

  

   Расцветающая сирень напоила воздух пряным, густым ароматом. Молодой месяц скупо освещал старинные, окаймленные деревьями, улицы. Редкие запоздалые прохожие казались персонажами какой-то романтической сказки. Конечно, вблизи это ощущение исчезало.

   Председатель общества страхования от несчастных случаев и его бухгалтер задержались у подъезда шикарного отеля.

   - Пора. Говорю тебе, что пора. У нас и так достаточно денег. Если Горн явится еще раз, то будет поздно.

   - Ты думаешь, это он написал письмо?

   - А кто же?

   - А это не мистификация?

   - Когда тебя упрячут лет на двадцать, тогда ты научишься отличать мистификацию от предупреждения.

   - Почему же он сразу нас не прихлопнул?

   - Горн бьет наверняка.

   Директор вынул из кармана листок бумаги со следующими строчками: "Пора кончать дело. Уходите, пока не поздно".

   - Ну, ладно, подумаем.

   Он пожал плечами и простился с товарищем.

  

   Черная высокая тень метнулась через площадь и как будто вросла в стенку старинного особняка.

   Месяц, словно нарочно, закрыл тучу, и тень, незамеченной, беспрепятственно скользнула дальше. Только очень внимательный глаз мог заметить ее среди сплетений деревьев.

   Одно из окон оказалось неплотно закрытым - или руки проявили большую ловкость?

   Тень двигалась свободно и уверенно, как будто ее обладатель не раз бывал в этом доме.

   Из библиотеки - направо дверь, налево коридор и...

  

   Доктор Миллер спал очень чутко. От едва слышного шума он проснулся, приоткрыл глаза и слегка повернул голову.

   Тихо. Но нет... в комнате все же кто-то есть.

   Он неслышно просунул руку под подушку и, нащупав рукоятку кинжала, медленно приподнялся.

   Его глаза быстро различили в полумраке тень, стоявшую неподвижно около комода, служившего доктору и туалетом.

   Все остальное произошло в несколько секунд. Доктор с поразительной для его возраста быстротой выскочил из постели и замахнулся.

   Выплывший месяц скользнул серебром по кинжалу и осветил слегка сгорбленную тень: в рамке черного капюшона мертвенным казалось белое, как мел, лицо с горящими глазами и ярко окрашенным пурпуровым ртом; рыжие волосы беспорядочными прядями спадали на лоб.

   Доктор отшатнулся и, глухо застонав, уронил кинжал.

   Тень бледного человека не больше секунды наслаждалась произведенным эффектом. Прежде чем доктор успел опомниться, послышался стук распахнутого окна, и тень метнулась в сад.

   Тихо. Доктор, стуча зубами, улегся в постель и зажег ночник. Привычными руками взял шприц, лежавший рядом на стуле, и, завернув рукав, сделал укол...

   Опять... галлюцинации...

   Доктор Миллер был убежден, что видел тень, а не живого человека.

  

   Черная тень, тщательно закрывая лицо, мелькала по сонным улицам города, пряча под романтическим плащом трофей таинственного визита.

   Это был трофей, способный удивить кого угодно, или даже насмешить непосвященного.

   Таинственный предмет этот бил ничем иным, как самой обыкновенной гребенкой.

   Еще была глубокая ночь, когда та же самая темная фигура подошла к большому пятиэтажному дому на Меттманской улице, под номером 71.

   Проворные, умелые руки быстро справились с тяжелым засовом ворот... и человек, не возбуждая интереса дремавшего где-то на порядочном расстоянии сторожа неслышно скользнул в глубину колодца-двора.

   Так же неслышно он нащупал в темноте черный ход и быстро начал подниматься на последний этаж - мансардное помещение с маленькими окошечками.

   Здесь, в душных крохотных чердачных коморках, ютилась беднота...

   Осветив коридор электрическим фонарем, неизвестный человек быстро сориентировался и, найдя нужную дверь, попытался открыть ее отмычкой...

   Но отмычка не понадобилась, так как дверь не была заперта на ключ.

   Войдя в маленькую узкую переднюю, черный человек вынул из кармана носовой платок и небольшую баночку с какой-то жидкостью. Открыв пробку, он смочил платок этой жидкостью и, едва слышно ступая, двинулся дальше...

   При бледном свете месяца, тускло озарявшего убогую комнату, острые глаза различили две кровати, пару сломанных стульев и колченогий стол.

   На одной кровати лежала женщина с бледным, испитым, преждевременно состарившимся лицом, изнуренным голодом и тяжелой работой.

   Человек быстро подошел к ней и накинул на ее лицо платок, смоченный жидкостью...

   Женщина глухо застонала, зашевелилась, но через несколько минут снова затихла...

   Удушливый сладковатый запах распространился по комнате... Вдруг мужчина, лежавший на другой кровати, проснулся и вскочил на ноги...

   Он протер глаза и с удивлением осмотрелся кругом. Взгляд его упал на одинокую фигуру, стоявшую посреди комнаты...

   Месяц озарил черты лица таинственного посетителя.

   - Я пришел, Петер, - сказал человек глухим, монотонным голосом.

   Глаза Кюртена с ужасом устремились на него...

   - Ты, ты, Элиас? - глухо простонал он. - Ты опять меня мучаешь, проклятый... Но ведь ты тень? Я же тебя убил? Для чего ты снова являешься мне? Зачем ты мучаешь меня? Ты снова хочешь крови? К-ро-в-и... много крови... Тебе еще недостаточно всего того, что я сделал... Да отвечай же, недостаточно? Или мне нужно снова убить тебя? Убить убитого??? Второй раз...

   Он глядел на пришельца дикими, безумными, вылезающими из орбит глазами...

   - Двадцать жертв... - хрипло шептал он, - и тебе все еще мало... Когда же ты перестанешь мучить меня... Я ведь знаю, что ты только тень... тень... или ты встал из могилы, чтобы сосать мою кровь... вампир проклятый...

   Голос его пресекся... Он закачался и безмолвно рухнул на пол.

  

   На следующее утро черный автомобиль Горна остановился перед особняком доктора Миллера.

   Слуга, открывший дверь после звонка комиссара, сообщил, что доктор ранним утром уехал в неизвестном направлении и вернется только через две недели.

   Горн, против ожидания, принял это известие совершенно спокойно и в ответ только усмехнулся.

   "Игра начинается, - сказал он самому себе. - Дичь направляется в ловушку... Посмотрим, что будет дальше".

  

   Сцепление