Марриет Фредерик - Приключение Питера Симпла

клон. К моему удивлению, он не только не ответил на него, но даже посмотрел на меня весьма строго. Я заключил, что он гордец, и про себя пожелал, чтобы дочери адмирала подумали, что он не знает в лицо своих мичманов. Не успел я еще оправиться от замешательства, в которое привело меня это происшествие, как капитан, проводивший своих дам в дом адмирала, послал за мной слугу с приказанием немедленно явиться к нему в гостиницу "Джордж", находившуюся напротив.

   Я извинился перед молодой леди и обещал возвратиться тотчас же, если она согласна подождать меня. Она ответила, что если меня зовет капитан, то, значит, я буду иметь от него ужасную взбучку, и он отошлет меня на борт. Пожелав мне успеха, она оставила меня и отправилась домой одна.

   Я столько же понимал во всем этом, как и в том, почему капитан посмотрел на меня так грозно, когда мы с ним повстречались. Но все объяснилось, лишь только я вошел.

   - Я очень сожалею, мистер Симпл, - сказал он, - что в таком молодом человеке, как вы, так рано проявляются все признаки безнравственности. Еще более грустно мне видеть, что вы не имеете той деликатности, которой не лишены даже самые закостенелые развратники; деликатности, заставляющей скрывать свою безнравственность, а не унижать себя и не оскорблять своего капитана, бесстыдно признаваясь в своем разврате, можно сказать, хвастаясь пороком и выставляя его напоказ среди бела дня и на самой многолюдной улице города.

   - Ах, Боже мой! Что же я такое сделал, сэр? - воскликнул я с удивлением.

   Капитан обратил на меня свой проницательный взгляд; казалось, он хотел пронзить меня насквозь и пригвоздить к стене.

   - Не хотите ли вы сказать, сэр, что не знаете особы, с которой давеча шли?

   - Нет, сэр, - ответил я, - мне известно только то, что она ласковая и добрая девушка.

   И я рассказал ему, как она заговорила со мной и что потом было между нами.

   - Возможно ли, мистер Симпл, чтоб вы были таким дураком?

   Я подтвердил, что действительно считаюсь величайшим дураком в нашем семействе.

   - Я теперь сам так думаю, - сказал он сухо. Потом он объяснил мне, кто та особа, с которой я был в компании, и сказал, что всякое общение с ней неизбежно приведет меня к позору и гибели.

   Это весьма опечалило меня; я стыдился своей глупой ошибки и сожалел, что упал в глазах капитана. На вопрос его, что я делал с тех пор, как приехал в Портсмут, я признался, что был пьян, пересказал все, что мне наговорили мичманы, и сказал, что имел сегодня утром дуэль.

   Он с вниманием выслушал мою историю, и мне казалось, что появлялась улыбка на его лице, хотя он и кусал губы, чтобы скрыть ее.

   - Мистер Симпл, - сказал он, когда я кончил, - я не могу позволить вам дальше оставаться на берегу, пока вы не приобретете больше жизненного опыта. Я прикажу командиру сопровождающего судна не спускать с вас глаз, пока вы не окажетесь на борту фрегата. Когда вы проведете со мной несколько месяцев в море, вы в состоянии будете решить, таков ли я, каким описали меня молодые джентльмены с единственным намерением, как я думаю, посмеяться над вашей неопытностью.

   Я рад был, когда все это кончилось. Я видел, что капитан поверил моему рассказу и расположен отнестись ко мне снисходительно, хотя и считает меня дураком. Командир судна, сопровождающего корабль, ожидавший его приказаний, проводил меня в гостиницу "Голубые Столбы". Я уложил свое платье, заплатил трактирщику, и дворник повез мой сундук в Саллипорт, где нас ожидал бот.

   - Скорей, ребята, проворнее! Капитан приказал доставить этого молодого джентльмена прямо на борт.

   Пьянство и волокитство за Долли Мопс лишили его свободы.

   - Я желал бы, чтоб вы были почтительнее в своих замечаниях, мистер командир судна, - сказал я с неудовольствием.

   - Мистер командир судна! Благодарю вас, сэр, за довесок, который вы добавляете к моей должности. Ну, ребята, работайте сильнее веслами!

   - Эй, Билл Фримен, - закричала одна молодая женщина с берега, - что это у вас за хорошенький молодой джентльмен! Он настоящий Нельсон! Послушайте, молодой офицер, одолжите мне шиллинг!

   Мне так понравилось, что эта женщина назвала меня Нельсоном, что я тотчас же исполнил ее просьбу.

   - У меня нет шиллинга, - сказал я, - но вот полукрона; разменяйте ее и принесите мне назад восемнадцать пенсов!

   - Благодарю, вы прекрасный молодой человек! - сказала она, взяв монету. - Я возвращусь сию минуту, мой милый.

   Люди, находившиеся в боте, усмехнулись, а командир судна приказал отчаливать.

   - Нет, - возразил я, - вы должны подождать мои восемнадцать пенсов.

   - Я подозреваю, что нам придется ждать дьявольски долго. Мне знакома эта девка, у нее преплохая память.

   - Она не может быть так бесчестна и неблагодарна. Мистер командир судна, я приказываю вам ждать - я офицер.

   - Знаю, что вот уже почти шесть часов, как вы офицер. Хорошо! Но только я пойду к капитану и доложу ему, что у вас уже другая девка на буксире и что вы не хотите ехать на корабль.

   - Ах, нет, мистер командир судна, прошу вас, не делайте этого. Отчаливайте, если вам угодно, и не думайте о моих восемнадцати пенсах.

   Бот отчалил от берега и направился к кораблю, стоявшему в Спитхеде.

  

  

   Когда мы прибыли на борт, командир судна подал записку от капитана старшему лейтенанту, оказавшемуся в это время на палубе. Он прочел записку, строго посмотрел на меня, и я слышал, как он сказал второму лейтенанту:

   - Служба теперь ни к черту не годится. Пока она не была столь популярна, мы хотя и не отличались образованностью, а все-таки могли надеяться на то, что наши природные способности сделают ее доступной нам; теперь же, когда высшее общество стало посылать своих сыновей во флот, у нас собирается вся дурная трава их семейств. Как будто из любого материала, как бы он ни был плох, можно сделать капитана военного корабля, у которого на плечах больше ответственности, от которого его положение требует больше рассудительности, чем от кого бы то ни было. Вот еще один дурак, пожертвованный своим семейством в подарок отечеству, - вот еще щенок, которого я должен вышколить. Ну, да я еще не встречал такого, из которого не мог бы сделать чего-либо. Где мистер Симпл?

   - Я мистер Симпл, сэр! - отвечал я, весьма ошеломленный тем, что мне пришлось подслушать.

   - Ну, мистер Симпл, - повернулся ко мне старший лейтенант, - обратите особое внимание на то, что я вам скажу. Капитан говорит в своем письме, что вы оказались до крайности глупым. Но, сэр, меня этим не надуете. Вы нечто вроде обезьян, которые не хотят говорить из страха, чтобы их не заставили работать. Я внимательно смотрел вам в лицо и заметил, что вы очень смышлены; если вы не намерены доказать мне это в самое короткое время, то лучше вам сразу броситься за борт. Вот так! Вы поняли меня? Я знаю, что вы очень смышленый парень, и если я говорю это, так уж не надейтесь разуверить меня - это ни к чему не приведет.

   Эта речь напугала меня, но в то же время мне приятно было слышать, что он считает меня смышленым, и я решил всеми силами стараться удержать за собой эту неожиданную репутацию.

   - Квартирмейстер [Квартирмейстер - здесь: старшина-рулевой.], - сказал старший лейтенант, - прикажите мистеру Троттеру выйти на палубу.

   Мистер Троттер появился в сопровождении квартирмейстера, извиняясь, что так замарался, перетаскивая бочонки из трюма. Это был коротенький толстяк лет тридцати, с носом, на котором возвышалась красная бородавка, с грязными зубами и огромными черными усами.

   - Мистер Троттер, - сказал старший лейтенант, - вот молодой джентльмен, поступивший на наш корабль. Отведите ему место в мичманской каюте и прикажите повесить его койку. Присматривайте за ним немножко.

   - Мне, право, некогда присматривать, сэр, - возразил мистер Троттер, - но я постараюсь сделать, что могу. Пойдемте, молодой человек.

   Я сошел вслед за ним по лестнице, потом по другой, наконец, к моему удивлению, он попросил меня сойти по третьей и тут только объявил, что я нахожусь в кубрике.

   - Ну, молодой человек, - сказал мистер Троттер, садясь на огромный сундук, - вы можете делать, что вам угодно. Мичманы обедают наверху; если вы хотите, можете присоединиться к ним. Но я по дружбе скажу вам: они вам будут надоедать целый день, и вы раскаетесь, что познакомились с ними: кто послабее, тот должен держаться от них подальше. Но, может быть, вы не того мнения? Мы теперь в гавани, и я обедаю здесь, потому что миссис Троттер на борту. Она прекрасная женщина, могу вас заверить; вы ее увидите сию минуту - она только что вышла на камбуз присмотреть за котелком картофеля. Если угодно, я попрошу ее позволить вам обедать с нами. Лучше держаться подальше от мичманов; этот дурной народ научит вас всему, что только безнравственно и скверно. Кроме того, у вас будет преимущество находиться в хорошем обществе. Миссис Троттер была принята в лучших домах Англии. Я предлагаю вам это из желания доставить удовольствие старшему лейтенанту, который, кажется, принимает в вас участие, иначе я бы не очень-то охотно сделал вас свидетелем моего семейного счастья.

   Я ответил, что очень благодарен за внимание, и если это не стеснит миссис Троттер, то почту за счастье принять его предложение. И в самом деле, я счел себя счастливым, что встретил такого друга.

   Не успел я сказать это, как заметил наверху лестницы пару ног в черных бумажных чулках. Оказалось, что они принадлежали миссис Троттер, которая сошла с лестницы, держа сеточку, полную дымящегося картофеля.

   - Клянусь честью, миссис Троттер, вы, должно быть, очень уверены в красоте ваших ног, иначе вы не рисковали бы показывать их мистеру Симплу, молодому человеку, которого я вас прошу принять в наше общество и который, с вашего дозволения, будет обедать с нами.

   - Милый Троттер, как жестоко было с вашей стороны не предупредить меня! Я думала, что внизу никого нет. Мне, право, так совестно, - продолжала леди, улыбаясь и закрывая лицо свободной рукой.

   - Теперь уж этому не поможешь, моя милая, да и не из-за чего совеститься. Надеюсь, вы будете добрыми друзьями с мистером Симплом. Кажется, я говорил уже, что он желает обедать с нами.

   - Я уверена, что мне приятно будет в его обществе. После общества, к которому я была приучена, мистер Симпл, мне непривычно здесь; но любовь способна на всякие жертвы, и прежде чем расстаться с моим милым Троттером, которому не повезло в денежном отношении...

   - Ни слова об этом, моя милая! Семейное счастье заменяет все, освещает даже этот мрачный кубрик.

   - И однако ж, - продолжала миссис Троттер, - когда я подумаю о том времени, когда мы жили в Лондоне и держали собственный экипаж... Были ли вы когда-нибудь в Лондоне, мистер Симпл?

   Я отвечал утвердительно.

   - Так вы, вероятно, знаете или слыхали о Смитах? Я отвечал, что единственно, с кем я познакомился там, были мистер и миссис Хандикок.

   - Ах, если бы знала, что вы будете в Лондоне, я с удовольствием дала бы вам рекомендательное письмо к Смитам. Это знатнейшая из тамошних фамилий.

   - Но, милая моя, - прервал мистер Троттер, - не время ли позаботиться об обеде?

   - Сию минуту! У нас будет сегодня жаркое на вертеле. Прошу извинить, мистер Симпл.

   И миссис Троттер отправилась наверх, попросив меня предварительно, довольно кокетливо, отвернуться.

   Так как читатель, вероятно, желает знать, какова была ее внешность, то я возьму на себя труд описать ее. У нее была недурная фигура, а в известный период жизни, я полагаю, и лицо весьма приятно; но ко времени моего знакомства с ней в нем отчетливо стали видны следы разрушительного действия времени и трудов. Короче, ее можно было назвать поблекшей красавицей, щегольски одетой, но не очень опрятной.

   - Очаровательная женщина миссис Троттер! Не правда ли, мистер Симпл? - сказал ее супруг, с которым я, конечно, согласился. - Теперь, мистер Симпл, - продолжал он, - нам остается обсудить между собой кое-какие условия, о которых нам удобнее поговорить, пока нет миссис Троттер; она смутилась бы, услышав, что мы говорим о таких вещах. Разумеется, образ жизни, который мы позволяем себе вести, очень расточителен. Миссис Троттер не может обойтись без своего чая и некоторых других небольших удобств; в то же время я не хочу, чтобы и у вас были лишние издержки - скорее соглашусь сам остаться без денег. Итак, я предлагаю вам, пока вы будете обедать с нами, платить только по одной гинее в неделю; что же касается задатка, то я не возьму с вас более двух гиней. Есть у вас деньги?

   - Да, - сказал я, - у меня осталось три гинеи с половиной.

   - Ну, так дайте мне три гинеи, а остальные полгинеи вы можете оставить себе на карманные расходы. Напишите скорее вашим друзьям, чтобы они снабдили вас на дальнейшее время.

   Я вручил ему деньги, которые он положил в карман.

   - Ваш сундук, - продолжал он, - прикажите принести сюда. Я уверен, что миссис Троттер, если я попрошу ее, не только будет держать его в порядке, но даже позаботится о починке вашего платья. Она очаровательная женщина - миссис Троттер - и очень любит молодых джентльменов. Сколько вам лет?

   Я отвечал, что мне пятнадцать лет.

   - Не более того! Ну, это меня радует: миссис Троттер как-то щепетильна насчет общества молодых людей известного возраста. Я советую вам ни под каким видом не связываться с прочими мичманами. Они сердиты на меня за то, что я не позволяю миссис Троттер обедать с ними. Это страшные сплетники.

   - Это правда! - согласился я.

   Но тут мы были прерваны приходом миссис Троттер с вертелом в руках, на котором было нанизано около дюжины тоненьких кусочков говядины и свинины. Разложив все это на блюде, она принялась накрывать на стол.

   - Мистеру Симплу всего только пятнадцать лет, моя милая, - заметил мистер Троттер.

   - Неужели! - воскликнула миссис Троттер. - А как он высок! Он так же высок для своего возраста, как молодой лорд Футритоун, которого вы, бывало, сажали в свой кабриолет. Вы знаете лорда Футритоуна, мистер Симпл?

   - Нет, мэм, - возразил я, но, желая показать, что состою в родстве со знатью, я прибавил: - Могу сказать, однако, что мой дедушка, лорд Привиледж, наверное, знает его.

   - Боже мой! Неужели лорд Привиледж ваш дедушка? То-то мне так и казалось, будто я где-то видела подобное лицо. Вы помните лорда Привиледжа, мой милый Троттер, которого мы видели у леди Скампс? С вашей стороны очень неблагодарно не помнить его: он подарил вам однажды прекрасный кабаний окорок.

   - Помню ли Привиледжа? Черт возьми! О да! Старый джентльмен, не правда ли? - воскликнул мистер Троттер, обращаясь ко мне.

   - Так, сэр, - подтвердил я, очень довольный тем, что нахожусь среди людей, знакомых с моим семейством.

   - Ну, мистер Симпл, - сказала миссис Троттер, - так как мы имеем удовольствие знать вашего родственника, то теперь я беру вас под свою опеку и буду так любить, что мистер Троттер заревнует, - прибавила она, усмехаясь. - Сегодня у нас жалкий обед. Маркитантка обманула мои надежды. Я просила принести баранью ножку, а она говорит, что их нет на рынке. Правда, для них еще не настало время, но Троттер очень разборчив в пище; пора, сядемте за стол.

   Я чувствовал себя нездоровым и не мог ничего есть. Обед наш состоял из кусков говядины и свинины, картофеля и вареного пудинга, поданного на оловянном блюде. Мистер Троттер отправился наверх раздавать водку корабельному экипажу и возвратился с бутылкой рому.

   - Принесли вы порцию мистера Симпла, мой милый? - спросила миссис Троттер.

   - Да, его не забыли, ведь он прибыл на борт до одиннадцати часов. Пьете вы виски, мистер Симпл?

   - Нет, благодарю вас, - отвечал я, вспомнив приказание капитана.

   - Принимая в вас живое участие, - сказал мистер Троттер, - я должен серьезно посоветовать вам воздерживаться от водки. От этой дурной привычки, однажды приобретенной, нелегко избавиться. Я вынужден пить, чтобы не задохнуться, работая в трюме. Тем не менее я имею к ней врожденное отвращение; но шампанское и кларет вышли у меня на днях, и я вынужден покориться обстоятельствам.

   - Бедный Троттер! - проговорила леди.

   - Ну, - возразил он, - жалок тот человек, который никогда не веселится.

   Он налил полстакана рому и долил остальное водой.

   - Хотите отведать, моя милая?

   - Вы знаете, Троттер, я никогда не прикасаюсь к рому, разве что если вода так дурна, что теряешь к ней вкус. Какова вода сегодня?

   - По обыкновению, моя милая, такова, что невозможно пить.

   После долгих просьб миссис Троттер согласилась наконец хлебнуть немного из его стакана. Мне показалось, что для непривыкшей к вину она уж слишком хорошо пьет.

   Я чувствовал себя до того нездоровым, что вынужден был выйти на палубу. Здесь мне встретился мичман, которого я до того еще не видал. Он серьезно взглянул мне в лицо и спросил, как мое имя.

   - Симпл? - вскричал он. - Вы не сын ли старика Симпла?

   - Точно так, сэр, - отвечал я, удивленный, что столь многие люди на судне знакомы с моим семейством.

   - Я так и думал, вы на него похожи. И как поживает ваш батюшка?

   - Очень хорошо, покорно вас благодарю, сэр.

   - Когда будете писать ему, кланяйтесь от меня и скажите, что я просил напомнить о себе.

   Сказав это, он пошел прочь; но так как он забыл сказать мне свое имя, то я не мог исполнить его желания.

   Я лег в постель весьма усталым. Мистер Трон ер повесил мою койку в кубрике, отделявшемся от конурки, в которой он спал со своей женой, только ширмами, обтянутыми полосатой хлопчатобумажной тканью. Mне показалось это очень неприличным, но мне сказали, что таков общий обычай на борту корабля, хотя это и оскорбляет деликатность миссис Троттер. Я был очень нездоров; миссис Троттер обходилась со мной крайне заботливо: на прощанье она поцеловала меня, и вскоре после того я крепко заснул.

  

  

   На рассвете следующего утра я был разбужен шумом, похожим на гром, раздававшимся над моей головой. Я узнал, что это происходило от чистки и мытья палубы. Мне было гораздо лучше, и я не чувствовал прежнего головокружения. Мистер Троттер, вставший еще в четыре часа утра, сошел вниз и приказал одному из матросов принести мне воды. Я умылся на своем сундуке и вышел на палубу, которую в то время вытирали. Стоя на часах у дверей каюты, я увидел одного из мичманов, с которыми находился вместе в гостинице "Голубые Столбы".

   - Ну, мистер Симпл, старый Троттер и эта неряха, жена его, завладели вами? Правда ли это? - спросил он.

   Я возразил, что вряд ли можно назвать миссис Троттер неряхой, по-моему, она очаровательная женщина. Он прыснул со смеху.

   - Что, миссис Троттер уже показывала вам свои ноги?

   - Да, - признался я, - и очень хорошенькие.

   - А, так она все еще в своем старом репертуаре. Я должен вас предостеречь. Не доверяйтесь им, иначе они разорят вас совершенно. Вам бы лучше обедать с нами. Вы не первый простачок, мистер Симпл [Симпл - по-английски "простак".], которого они обманули. Смотрите, - продолжал он уходя, - подальше прячьте ключ от вашего сундука - вот все, что я могу сказать вам.

   Но так как мистер Троттер предупредил меня, что мичманы будут наговаривать на него и его жену, то я пропустил мимо ушей эти слова.

   Расставшись с ним, я поднялся на палубу. Все моряки были заняты делом. Старший лейтенант кричал канониру:

   - Если вы готовы, мистер Диспарт, то крепите пушки брюками.

   - Ну, ребята, - скомандовал артиллерист, - берись за дельфинов и двигай их вперед. Цепляй брюки к лафетам и портам.

   Так как я никогда не слышал, чтобы брюки удерживали пушку, и не мог представить себе, при чем здесь дельфины, мне было очень любопытно посмотреть, как они будут закреплять пушки, и я подошел к старшему лейтенанту[Здесь: брюки - мощные тросы для крепления пушек к бортам. Одним концом брюк крепился к рыму (кольцу) на лафете пушки, а другим к рыму на боковой стороне пушечного порта - амбразуры в борту судна. Дельфины - парные дужки, расположенные над центром тяжести ствола и отлитые вместе с ним; обычно их делали в виде дельфинов.]. Не дав мне раскрыть рта, он сказал:

   - Ну-ка, молодой человек, подайте мне с дюжину глухарей и ершей.

   Я подумал, раз он говорит "подайте", то эти птицы и рыбы должны быть где-то рядом с нами. Но их не было нигде, а рядом с нами были только ящики с гвоздями и шурупами. Схватив с испугу по пригоршне того и другого, я подал все это старшему лейтенанту. Оказалось, что это были как раз те вещи, в которых он нуждался[Здесь: глухарь - шуруп большого размера с головкой под ключ, ерш - стальной гвоздь квадратного сечения с зазубринами по краям.].

   Взяв все это, он взглянул на меня и сказал:

   - Так вы уже знаете, что такое глухарь и ерш? Не смейте же после этого никогда прикидываться глупым.

   "Слава Богу, угадал и попал в умники, - подумал я. - Но если это глухари и ерши, то они уж слишком тверды".

   И я решил как можно скорее заучить названия всех предметов, чтобы как следует приготовиться к исполнению своих обязанностей. С этим намерением я стал внимательно прислушиваться ко всему, что говорили вокруг, но тут так меня озадачили всякими юферсами, легвантами, фишгаками, швертами, лиселями, трюмселями, крюйсселями и регелями, что я хотел уже покинуть палубу. Но вдруг я услышал знакомые слова и снова стал прислушиваться.

   - Как же я должен сделать это, сэр? - спросил боцмана один из матросов.

   - Ха! Позвольте возвестить вам самым торжественным и деликатнейшим образом, что это делается с помощью двойной стены. И, черт возьми, неужели вы до сих пор не знаете этого? Старшина! Фок-мачтовых, - продолжал он, - взбирайтесь с этим недотепой на лошадей и подтяните стремена еще на три дюйма.

   - Слушаю, сэр!

   Я смотрел во все стороны, но не мог приметить никаких лошадей и тем более стремян [Слова "лошадь" и "стремя" у моряков (на английском языке) соответственно означают "леер" и "подперток". Леер - вообще туго натянутая веревка (трос), в данном случае речь идет о леере на рее, к которому на подпертках (коротких тросах) подвешиваются перты - слабо натянутые тросы, на которых стоят матросы при работе с парусами.].

   - Мистер Чакс, - спросил старший лейтенант, - не осталось ли у вас внизу каких-нибудь незанятых блоков?

   - У нас есть, сэр, один паук, другой мы намедни раскололи пополам. Да, в кладовой, кажется, есть еще сестра и пара канифас-блоков [Паук, сестра, канифас-блок - различные виды блоков; паук - деревянный брус с семью отверстиями, через которые протягивали лини (тонкие веревки или тросы), совместно образующие паутину; сестра - комельблок; канифас-блок - блок с прорезанной или откидной щекой для установки троса. Бак - надстройка в носовой оконечности судна; бычий глаз - водонепроницаемый иллюминатор в палубном настиле или на крышке люка; верблюд - железная накладка на конце румпеля, скользящая по деревянному сектору при повороте румпеля; ангелы - скрепленные железной штангой полуядра, применявшиеся при стрельбе для разрушения вант и мачт; банка - здесь: место между двумя смежными орудиями.]. Эй, Смит, - крикнул он матросу, прохлаждавшемуся на баке, - иди сюда. Хорошенько протри бычьи глаза, смажь мылом дорожку для верблюда да добавь к каждой пушке по два-три ангела. А потом можешь загорать на банке [Здесь: банка - скамья для гребцов на шлюпке; четверка - четырехвесельная шлюпка; беседка - подвешенная на тросах деревянная доска для подъема людей на мачты и спуска за борт при покраске.].

   Тут же он стал советоваться со старшим лейтенантом, не пригодится ли для чего-то (я не расслышал, для чего именно) мышка или голова турка, и сообщил, что гусиное крыло уже поставлено, а гусиную шейку оружейник сделает, как только привезут наковальню[Здесь: мышка - оплетенный узел на веревке для задержки при скольжении по ней; гусиное крыло - прямой парус, нижние углы которого подтянуты под середину рея; гусиная шейка - гусек, S-образное колено.].

   Но хотя теперь каждое слово мне было хорошо известно, общего смысла я все равно не понимал и совсем пришел в отчаяние.

   - Да, вот еще, мистер Чакс, - сказал старший лейтенант, - не забудьте, пусть после обеда юнги обновят банки на четверках, а затем и ватерлинию. Потихоньку спустите их за борт в беседке.

   - Будет исполнено, сэр, - ответил боцман. "Утопить решили мальчиков", - подумал я и вконец расстроенный покинул палубу и спустился в кубрик, где застал миссис Троттер.

   - Ах, милый мой, - сказала она, - как я рада, что вы пришли! Я хочу привести в порядок ваше платье. Есть у вас его список? Где ваш ключ?

   Я ответил, что списка не имею, и подал ключ, хотя и не забыл предостережения мичмана. Я полагал, что нет никакой беды в том, что она станет рассматривать платье в моем присутствии.

   Она отперла сундук и начала, вынимая все вещи одну за другой, толковать об их пользе или негодности.

   - Вот, - говорила она, - эти шерстяные чулки очень пригодны в холодную погоду; а эти темные бумажные носки будут восхитительно прохладны в летнее время. Что же касается этих тонких бумажных чулок, они никуда не годятся - разве стирать грязь с палуб, когда их моют; к тому же они совершенно неудобны. Удивляюсь, как хватило глупости прислать вам такую вещь; этого никто не носит на борту. Это годится только женщинам. Думаю, как они пойдут мне, чудо!

   Она повернула стул ко мне спинкой и начала надевать чулок, улыбаясь все время при этом; потом снова повернулась ко мне, показывая, как хорошо он сидит на ее ноге.

   - Хорошо, что Троттер в трюме, мистер Симпл, а то бы он заревновал. Знаете, что стоят эти чулки? Они вам бесполезны, но очень годятся мне; я поговорю с Троттером - мы купим их у вас.

   Я отвечал, что и думать не хочу продавать их, а так как они бесполезны мне и годятся ей, то прошу ее принять от меня в подарок двенадцать пар. Сначала она категорически отказалась, но, поскольку я настаивал, то наконец согласилась. Я чувствовал себя счастливым, делая ей этот подарок, потому что она была очень ласкова со мной, и я считал ее очаровательной женщиной.

   Обед наш состоял из бифштекса и лука, запах которого я терпеть не мог. Мистер Троттер возвратился рассерженный выговором, полученным от старшего лейтенанта. Он клялся, что оставит службу, что служит он из-за капитана, который говаривал, что скорей согласится расстаться с правой рукой, чем с ним, и что, получив отставку, потребует удовлетворения от старшего лейтенанта. Миссис Троттер делала все, что могла, чтоб успокоить мужа, напоминала ему, что он находится под покровительством такого-то лорда и такого-то сэра Томаад, которые восстановят справедливость, - все напрасно. Старший лейтенант выразился о нем, что он не стоит денег, которые получает, что от него нет никакой пользы. И только одна кровь, говорил мистер Троттер, может смыть эту обиду. Он пил грог стакан за стаканом и после каждого становился сердитее. Миссис Троттер пила также и, как я заметил, гораздо больше, чем нужна Но она шепнула мне, что делает это только для того, чтоб меньше осталось Троттеру, иначе он непременно будет пьян. Это показалось мне очень великодушным с ее стороны. Впрочем, они сидели так долго, что я отправился спать и оставил Троттера все еще пьющим и грозящим мщением старшему лейтенанту.

   Не проспал я и двух-трех часов, как был разбужен страшным шумом и спором. Оказалось, что мистер Троттер пьян и бьет свою жену. В негодовании, что смеют оскорблять такую очаровательную женщину, я поспешно вскочил с койки в намерении защитить ее; но темнота была страшная. Они, однако, не прекращали драку.

   Я приказал матросу, стоявшему на часах у дверей кают-компании, принести фонарь и был очень удивлен его ответом, что я лучше сделаю, если пойду спать и оставлю их драться вволю.

   Вскоре миссис Троттер, еще не раздевавшаяся, вышла из-за ширмы. Я заметил, что она едва стоит на ногах; шатаясь, подошла она к моему сундуку, села и начала, громко рыдать. Поспешно одевшись, я стал утешать ее, но она не в состоянии была говорить внятно. Я тщетно старался успокоить ее. Не отвечая, она нетвердыми шагами приблизилась к моей койке и после долгих попыток смогла, наконец, влезть на нее. Не могу сказать, чтоб это мне понравилось, но что было делать? Я окончательно оделся и вышел на палубу.

   Мичман, бывший в это время на вахте, был тот самый, который предупреждал меня относительно Троттеров; он обращался со мной очень дружески.

   - Ну, Симпл, - спросил он, - что привело вас на палубу?

   Я рассказал ему, как дурно обращается мистер Троттер со своей женой и что она заняла мою койку.

   - Проклятая пьяная старая ведьма! - вскричал он. - Постойте, я пойду стащу ее за косу.

   Я просил не делать этого, говоря, что она дама.

   - Дама, - возразил он, - много таких дам!

   И он рассказал мне, что несколько лет тому назад она была на содержании у одного богатого человека, который держал для нее экипаж; что, когда она ему наскучила, он дал Троттеру двести фунтов стерлингов с условием жениться на ней, и что теперь оба они ничего не делают, а только пьют и дерутся.

   - Надеюсь, - прибавил он, - она еще не успела выманить у вас чего-нибудь из платья?

   Я отвечал, что подарил ей двенадцать пар чулок и заплатил мистеру Троттеру три гинеи за стол. - Это надобно принять к сведению, - заметил он, - утром я поговорю об этом со старшим лейтенантом. Покуда надобно возвратить вам койку. Квартирмейстер, покарауль немного

   Он отправился вниз, а я последовал за ним, чтоб посмотреть, что он станет делать.

   Подойдя к моей койке, он опустил один ее конец, так что миссис Троттер очутилась головой на полу в весьма неудобной позе. К удивлению моему, она разразилась страшными ругательствами и не хотела оставить койку. Мичман принялся бить и тормошить ее, как вдруг мистер Троттер, разбуженный шумом, бросился из-за ширм.

   - Негодяй! Что делаешь ты с моей женой! - закричал он, колотя его изо всех сил, несмотря на то, что едва мог держаться на ногах.

   Считая мичмана способным постоять за себя, я не хотел вмешиваться и остался посторонним наблюдателем. Возле меня над люком дока стоял часовой с фонарем, освещая мичмана и созерцая бой. Мистер Троттер в минуту был сбит с ног, но миссис Троттер, соскочив с койки, в свою очередь схватила мичмана за волосы и начала его бить. Видя это, часовой счел нужным вступиться. Он позвал фехтмейстера, а сам спустился вниз на помощь мичману, которому приходилось плохо в схватке с двумя. Но миссис Троттер вырвала у него фонарь и разбила вдребезги; мы остались в темноте, и я не мог видеть, что происходило далее, хотя бой все еще продолжался. Таково было положение дел, когда фехтмейстер пришел с огнем. Мичман и часовой отправились наверх, а мистер и миссис Троттер продолжали драться. Но на это никто уже не обращал внимания; все говорили, как сказал прежде дежурный: "Пусть дерутся вволю".

   Подравшись еще немного, они возвратились за ширмы, а я, следуя совету мичмана, отправился в свою койку, которую фехтмейстер снова повесил для меня. Я слышал, как мистер и миссис Троттер в одно время бранились и целовались.

   - Жестокий, жестокий мистер Троттер! - говорила она, всхлипывая.

   - Но, душа моя, - возражал он, - я так ревнив!

   - Черт побери твою ревность! - отвечала она. - Завтра утром у меня будут два прекрасных синяка под глазами.

   Поцелуи и перебранка продолжались еще около часа, наконец они заснули.

   На следующее утро, еще до завтрака, мичман донес старшему лейтенанту о поведении мистера Троттера и его жены. Послали за мной, и я вынужден был подтвердить справедливость донесения мичмана. Он послал за мистером Троттером, который ответил, что нездоров и не может выйти на палубу. В ответ на это старший лейтенант приказал сержанту морской пехоты привести его немедленно. Мистер Троттер явился с перевязанным глазом и лицом, исцарапанным до крайности.

   - Не просил ли я вас, сэр, - сказал старший лейтенант, - поместить этого молодого человека в мичманскую каюту? Вместо этого вы отвели его к вашей нечестной жене и выманили у него часть его имущества. Я приказываю вам тотчас возвратить три гинеи, которые вы получили с него за стол, а вашей жене отдать назад чулки, которые она у него выманила.

   Но здесь я вмешался и объяснил старшему лейтенанту, что чулки были добровольным подарком с моей стороны, и что хотя я в этом случае и поступил весьма глупо, но думаю, что не могу по чести требовать их назад.

   - Ну, вы, может быть, и правы, молодой человек, - ответил старший лейтенант, - и если вы того хотите, то я не стану настаивать на этом пункте моего приказания. Я требую, сэр, - обратился он к Троттеру, - чтоб ваша жена оставила корабль немедленно, и надеюсь, что когда донесу о вашем поступке капитану, то он поступит с вами таким же образом. А покуда считайте себя под арестом за пьянство.

  

  

   Капитан прибыл на борт около одиннадцати часов утра, и когда старший лейтенант донес ему о том, что случилось, он тотчас же отдал приказ об отставке мистера Троттера. Вслед за тем он приказал всем мичманам собраться на квартердеке.

   - Джентльмены, - сказал он им со строгим видом, - я чувствую себя обязанным некоторым из вас за мнение, которое вам угодно было внушить о моем характере мистеру Симплу. Я требую, чтобы вы ответили мне на несколько вопросов, которые я намерен предложить вам в его присутствии. Сек ли я когда-нибудь вахту штирборта за то, что корабль делал не более девяти узлов па булине?

   - Нет, сэр, нет! - отвечали они с перепуганным видом.

   - Задавал ли я какому-нибудь мичману четыре дюжины палок за то, что он не подал своего еженедельного отчета, или пять дюжин другому за то, что он на дежурстве был в красной ленте?

   - Нет, сэр, - отвечали они.

   - Умирал ли какой-нибудь мичман от усталости на своем сундуке?

   Тот же отрицательный ответ.

   - Ну, джентльмены, теперь сделайте одолжение, отвечайте, кто из вас счел за нужное утверждать эту ложь в публичной кофейне, а также кто из вас принудил этого молодого человека рисковать жизнью на дуэли?

   Всеобщее молчание.

   - Вы мне ответите, джентльмены?

   - О дуэли, сэр, - подал голос мичман, сражавшийся со мной, - я слышал, что пистолеты были заряжены одним порохом; это была шутка.

   - Хорошо, сэр, положим, что дуэль была затеяна в шутку, я надеюсь и верю, что вы говорите правду; но репутация вашего капитана - тоже шутка, позвольте спросить? Я желаю знать, кто из вас осмелился распространять такую оскорбительную клевету?

   Мертвое молчание последовало за этим вопросом.

   - Хорошо, джентльмены, вы не хотите признаться, так я воспользуюсь властью. Мистер Симпл, будьте так добры, укажите мне лицо или лиц, которые рассказали вам все это.

   Но я подумал, что исполнить это требование было бы дурно с моей стороны, и так как они очень ласково обращались со мной после дуэли, то я решил не говорить.

   - С вашего позволения, сэр, - ответил я, - мне кажется, я сообщил вам все это под секретом.

   - Под секретом, сэр? - возразил капитан. - Где это слыхано, чтоб существовали секреты между капитаном первого ранга и мичманом?

   - Сэр, - заметил я, - не между капитаном первого ранга и мичманом, а между двумя джентльменами.

   Старший лейтенант, стоявший около капитана, закрыл лицо рукой, чтобы скрыть улыбку.

   - Он, может быть, и дурак, сэр, - шепнул он капитану, - но могу вас уверить, что он дурак чистосердечный.

   Капитан закусил губу и, обращаясь к мичманам, сказал:

   - Джентльмены! Вы должны благодарить мистера Симпла за то, что я прекращаю дальнейшее расследование; я верю, что вы не серьезно клеветали на меня; но помните: что говорится в шутку, то часто принимается всерьез. Надеюсь, что поведение мистера Симпла окажет на вас свое действие, и вы перестанете отыгрываться на нем, он избавил вас от весьма строгого наказания.

   Сойдя вниз, мичманы пожали мне руку, говоря, что я добрый парень и не ябедник. Что же касается совета капитана, чтоб они, как он выразился, не играли на мне, это было забыто: они тут же начали снова и не переставали, пока не увидели, что меня уже нельзя обмануть.

   Я не пробыл и десяти минут в мичманской каюте, как они уже приступили к своим розыгрышам. Один из них заметил, что я, кажется, очень силен и, вероятно, могу выдержать весьма долгий сон.

   - Скажу, не хвастаясь, - ответил я, - что способен на это, в интересах службы.

   Это рассмешило их, и я подумал, что отвечал умно.

   - Вот Томкинс, - заявил мичман, - покажет вам, как исполнять эту часть ваших обязанностей. Он наследовал эти способности от отца, служившего морским офицером. Он в состоянии храпеть четырнадцать часов кряду, ни разу не повернувшись на другой бок, да еще и днем не откажется продолжить свой сон на сундуке.

   Томкинс защищался, утверждая, что некоторые обделывают свои дела проворно, а другие очень медленно, что он не из числа шустрых и что в сущности долгий сон освежает его не более, чем другого короткий, потому что он спит медленнее других.

   Это остроумное доказательство было немедленно опровергнуто замечанием, что он съедает свой пудинг скорее всех прочих.

   В это время почтальон, прибывший на борт с письмами, просунул голову в мичманскую каюту. У меня дух занялся от желания получить письмо из дому, но я обманулся в своих ожиданиях. Некоторые из мичманов получили письма, другие - нет. Те, которые не получили, называли своих родителей несознательными и объявили, что готовы сбыть их за шиллинг; те, которые получили, продавали свои письма после прочтения другим, обыкновенно за полцены. Мне казалась странной такая продажа, но среди них это было делом привычным. Одно письмо, преисполненное добрых советов, было продано три раза; это заставило меня составить лучшее мнение о нравственности моих товарищей. Самыми дешевыми письмами были письма от сестер. Мне предлагали такое письмо за один пенни, но я отказался, так как имел в достатке собственных сестер. Едва я это сообщил, как тотчас же меня осыпали вопросами об их именах и возрасте, хорошенькие ли они или нет и так далее. Я удовлетворил их любопытство; поднялся спор, кому они должны принадлежать. Один хотел Люси, другой брал Мэри; но самый жаркий спор завязался за Эллен, о которой я сказал, что она лучше всех. Наконец, они согласились продать ее на аукционе, и она досталась одному подшкиперу, по имени О'Брайен, который предложил за нее семнадцать шиллингов и бутылку рому. Меня просили засвидетельствовать их любовь к моим сестрам и потом объявить им их ответ. Такая просьба показалась мне очень странной; но цена, предложенная за Эллен, должна была льстить мне, потому что впоследствии я нередко был свидетелем, как очень хорошеньких сестриц продавали за стакан грогу.

   В разговоре я упомянул о причине, почему с таким нетерпением ожидал письма: мне недоставало денег на покупку кинжала и загнутой набок фуражки. На это мичманы отвечали, что мне ни к чему тратить собственные деньги, так как по уставу службы интендант обязан снабжать ими офицеров, которые того потребуют. Зная, где находилась комната интенданта - я видел ее, когда был еще в кубрике с Троттерами, - я тотчас же отправился туда.

   - Господин интендант, - сказал я, - прикажите выдать мне сию минуту загнутую на бок фуражк