Хаггард Генри Райдер - Священный цветок

них в большом количестве слоновую кость, так как взять ее с собой было невозможно (к сожалению, мы больше никогда не видели этой кости), и распределить между носильщиками багаж. Кроме того, нужно было сделать носилки для раненых и прекратить ужасное пиршество невольников, в характере которого я больше не стал разбираться. Собрав их вместе, я увидел, что большое число их исчезло за ночь неизвестно куда. Однако еще оставалась толпа более чем в двести человек, значительную часть которой составляли женщины и дети. У всех оставшихся, казалось, была одна мысль: сопровождать нас, куда бы мы не пошли. После всего этого мы наконец тронулись в путь.

   Описывать наши приключения в продолжение следующего месяца было бы слишком трудно, если не невозможно, так как, сказать правду, они несколько перепутались в моей памяти.

   Нам было очень трудно кормить такую большую толпу невольников, так как они скоро уничтожили запасы риса и зерна, за умеренным потреблением которых мы не были в состоянии присматривать. К счастью, страна, через которую мы проходили, в это время года изобиловала дичью, и мы, идя вперед довольно медленно, успевали настрелять ее в достаточном количестве. Но стрельба дичи, став для нас обязанностью, потеряла свой характер удовольствия, не говоря уже о большом расходовании зарядов. Это возбудило ропот среди зулусских охотников: вся тяжесть этой работы падала на них, так как Стивен и я редко могли оставлять лагерь. В конце концов я разрешил этот вопрос следующим образом. Выбрав из среды невольников тридцать или сорок подходящих мужчин, я снабдил каждого из них ружьем и патронами (из отнятых у арабов), причем мы предварительно научили их пользоваться этим оружием. Потом я сказал им, что они сами должны добывать пропитание себе и своим товарищам.

   Как и следовало ожидать, произошло несколько несчастных случаев. Нечаянно был застрелен один человек, и трое других были убиты самкой слона и раненым буйволом. Но в конце концов они настолько хорошо научились обращаться с оружием, что снабжали дичью весь лагерь.

   Почти каждый день исчезали маленькие группы невольников, отправлявшихся, я полагаю, разыскивать свои дома.

   Когда мы наконец подошли к границам земли мазиту, при нас их осталось не более пятидесяти человек, включая пятнадцать из числа тех, которых мы обучили стрелять.

   Тут начинаются наши настоящие приключения.

   Однажды вечером, после трехдневного путешествия через непроходимые кустарниковые заросли, где львы унесли одну из женщин-невольниц, разорвали одного осла и настолько изранили другого, что его пришлось пристрелить, мы оказались на конце большого, поросшего травою плоскогорья, поднимавшегося, согласно показаниям моего анероида [37], на 1640 футов над уровнем моря.

  

   [37] - Анероид - металлический барометр.

  

   - Что это за местность? - спросил я двух наших проводников-мазиту, тех самых, которых мы взяли у Хассана.

   - Это земля нашего народа, господин, - отвечали они. - Она ограничена с одной стороны кустарниками, а с другой - большим озером, на котором живет народ понго.

   Я посмотрел на голое плоскогорье, начинавшее уже принимать коричневую окраску. На нем ничего не было видно, кроме больших стад коз, какие часто встречаются несколько южнее.

   Вообще весь пейзаж казался весьма неприглядным из-за мелкого дождя, сопровождавшегося туманом и холодным ветром.

   - Я не вижу ни людей вашего племени, ни их краалей, - сказал я. - Я вижу только траву и диких животных.

   - Они придут, - несколько нервно ответил проводник. - Их лазутчики, без сомнения, следят за нами даже теперь откуда-нибудь из высокой травы или из какой-нибудь норы.

   - Ну и пусть следят! - сказал я и перестал об этом думать. Всякий человек, находящийся в положении, при котором что-нибудь может случиться (как было со мной большую часть всей моей жизни), становится несколько беззаботным по отношению к тому, что случится. Что касается меня, то я всегда было до некоторой степени фаталистом. Поэтому я никогда не думал о завтрашнем дне.

   Однако на этот раз (как и в других случаях моей жизни) "завтрашний день" принес много такого, над чем нужно было подумать.

   Незадолго до зари Ханс, никогда не спавший больше, чем спит собака, разбудил меня и многозначительно сообщил, что слышал звуки, которые, по его мнению, не что иное, как топот ног нескольких сот человек.

   - Где? - спросил я, прислушиваясь, но ничего не слыша. Видно тоже ничего не было, так как ночь была так темна, что хоть глаз выколи.

   - Здесь! - воскликнул он, приложив ухо к земли.

   Я тоже приложил ухо к земле, но ничего не услышал, несмотря на то что обладал довольно острым слухом.

   Тогда я послал за часовыми, но они тоже ничего не могли услышать. После этого я снова лег спать.

   Однако оказалось, что Ханс был прав. В таких случаях он всегда бывал прав, так как его слух и другие внешние чувства были так же тонки, как чувства диких животных. На заре меня снова разбудили - на этот раз Мавово, сообщивший, что нас окружает "целый полк или даже несколько полков".

   Я встал и сквозь туман увидел на довольно далеком расстоянии от нас ряды вооруженных людей. Свет зари слабо играл на их копьях,

   - Что делать, Макумазан? - спросил Мавово.

   - Завтракать, - ответил я. - Если мы должны умереть, то это с таким же успехом может произойти после завтрака, как и до него.

   Я позвал дрожащего от страха Самми и приказал ему приготовить кофе. Потом разбудил Стивена и объяснил ему положение дел.

   - Великолепно! - ответил он. - Это, без сомнения, мазиту. Нам удалось найти их значительно легче, чем мы ожидали. Чтобы отыскать кого-нибудь в этой проклятой стране, приходится затрачивать очень много труда!

   - Это неплохой взгляд на вещи, - ответил я. - Но будьте добры обойти лагерь и объяснить всем, что никто ни в коем случае не должен стрелять без приказания. Постойте. Лучше отберите ружья у этих невольников, так как они Бог знает чего наделают, если испугаются.

   Стивен кивнул головой и ушел с тремя или четырьмя охотниками. После его ухода я, посоветовавшись с Мавово, отдал кое-какие распоряжения, о которых нет нужды распространяться. Они касались того, чтобы мы могли возможно дороже продать свою жизнь в случае, если дело примет плохой для нас оборот. В Африке всегда следует пытаться произвести на врагов сильное впечатление. Это может оказаться полезным хотя бы для будущих путешественников.

   Спустя некоторое время Стивен и четверо охотников вернулись с ружьями (или, вернее, с большей частью их) и сообщили мне, что невольники сильно перепуганы и обнаруживают желание бежать.

   - Пусть бегут, - сказал я. - От них толку мало. Они даже могут испортить дело. Позовите зулусов, которые их караулят.

   Стивен кивнул головой, и через пять минут я услышал (туман, нависший над кустарником, который рос в восточной части лагеря, был такой густой, что не позволял ничего видеть) шум голосов, сопровождавшийся топотом ног. Невольники, включая носильщиков, ушли все до одного. Они даже захватили с собою раненых. Так как окружавшие нас воины постепенно замыкали свой круг, то невольники пробрались между сходившимися концами его и скрылись в кустах, через которые мы проходили накануне.

   С тех пор мне часто хотелось узнать, что сталось с ними. Без сомнения, некоторые из них погибли, а остальные вернулись в свои хижины или нашли себе новые среди других племен. Испытания, пережитые теми, кто спасся, должны были представлять большой интерес для их племени. Я представляю себе легенды, в которые облекли их два или три последующих поколения.

   После ухода невольников и носильщиков, взятых нами у Хассана, у нас осталось всего семнадцать человек, а именно: одиннадцать зулусских охотников, включая Мавово, двое белых, Ханс, Самми и двое мазиту, пожелавших остаться с нами.

   Между тем вокруг нас медленно смыкалось кольцо воинов племени мазиту.

   В это пасмурное утро туман рассеивался довольно медленно, но номере того, как светлело, я рассматривал этих людей, делая в то же время вид, что не обращаю на них особенного внимания. Все они были атлетического сложения, ростом значительно выше среднего зулуса; цвет кожи у них был светлее, нежели у последних. У них, как и у зулусов, были большие кожаные щиты и копья с очень широкими наконечниками. Метательных ассегаев у них не было, но зато за спиной у каждого висели лук и колчан со стрелами. На старейшинах была короткие кожаные плащи. Воины были тоже в плащах, которые, как я узнал впоследствии, были сделаны из древесной коры.

   Они медленно приближались к нам, сохраняя полное молчание. Никто не говорил ни слова; приказания отдавались знаками. Я не видел, чтобы кто-нибудь из них имел огнестрельное оружие.

   - Если мы будем стрелять, - сказал я Стивену, - и убьем нескольких из них, они, быть может, испугаются и убегут. А может быть, и нет...

   - Как бы там ни было, - рассудительно ответил он, - после этого мы вряд ли встретим в их стране хороший прием. Я думаю, что лучше ничего не предпринимать, пока мы на это не будем вынуждены.

   Я кивнул головой в знак согласия, так как было очевидно, что мы не сможем сражаться с несколькими сотнями людей, и приказал Самми, сделавшемуся от страха совсем белым, подать нам завтрак. Неудивительно, что бедняга был чрезвычайно перепуган: мы находились в большой опасности. У этих мазиту была дурная слава - если бы они напали на нас, все мы через пять минут были бы перебиты.

   Кофе и холодное козье мясо были поставлены на небольшой походный столик, стоявший перед палаткой, которую мы разбили по случаю дождя. Мы начали есть. Зулусские охотники тоже ели из общей миски мучную похлебку, приготовленную ими накануне. Каждый из них держал на коленях заряженное ружье.

   Наше поведение сильно озадачило мазиту. Они подошли к нам довольно близко, не более чем на расстояние в сорок ярдов, и остановились сомкнутым кругом, удивленно смотря на нас своими большими круглыми глазами. Вся эта сцена походила на сон. Я никогда не забуду ее.

   Их удивляло, по-видимому, все: наше безразличное к ним отношение, цвет кожи Стивена и моей (как оказалось, до этого времени брат Джон был единственным белым, которого они видели), наша палатка и два уцелевших осла. Когда одно из этих животных закричало, мазиту испуганно переглянулись и даже отступили на несколько шагов.

   Наконец мои нервы не выдержали, когда я увидел, что некоторые из них натягивают свои луки, а их предводитель, высокий одноглазый старик, по-видимому, решил что-то предпринять. Я позвал одного из двух наших мазиту (я забыл сказать, что мы дали им имена: Том и Джерри) и вручил ему чашку кофе.

   - Отнеси это с моими добрыми пожеланиями их начальнику и спроси его, не желает ли он выпить этот напиток вместе с нами, - сказал я.

   Джерри, бывший довольно смелым человеком, повиновался. Подойдя к мазиту, он поднес чашку с дымящимся кофе к самому носу их предводителя. Очевидно, он знал имя последнего, так как я услышал следующее:

   - О Бабемба! Белые господа, Макумазан и Вацела, спрашивают тебя, не разделишь ли ты с ними их священный напиток?

   Я вполне хорошо понимал язык мазиту, так как он очень близок к зулусскому.

   - Их священный напиток! - воскликнул старик, отпрыгивая назад. - А это не "красная вода"? Не хотят ли эти белые господа отравить меня с помощью мвави?

   Тут я должен объяснить, что мвави, или, иначе, мказа - жидкость, добываемая из коры мимозы особой породы, которую туземные колдуны дают лицам, обвиняющимся в каком-нибудь преступлении. Если их стошнит от этого напитка, то они объявляются невиновными; если же их схватят судороги или они впадут в оцепенение, они объявляются виновными и умирают либо от действия яда, либо как-нибудь иначе.

   - Это не мвави, о Бабемба, - сказал Джерри. - Это чудесная жидкость, благодаря которой белые господа метко стреляют из своих удивительных палок, убивающих на расстоянии тысячи шагов. Смотри, я проглочу немного ее, - и он отпил немного кофе, хотя, должно быть, обжег себе язык.

   Это придало смелости старому Бабембе. Он понюхал кофе и нашел его ароматным. Потом позвал какого-то мужчину, который, судя по его наряду, был колдуном, и заставил его отведать напиток. Результат был тот, что колдун сделал попытку выпить всю чашку. Бабемба с негодованием отнял ее у него и выпил кофе сам. Напиток понравился ему, так как я положил в кофе очень много сахару.

   - Это действительно священное питье, - сказал он, причмокивая губами. - Нет ли у тебя еще немного этого напитка?

   - Белые господа имеют его много, - сказал Джерри. - Они приглашают тебя есть с ними.

   Бабемба сунул палец в чашку и, набрав на него сахарного осадка, обсосал его и задумался.

   - Дело налаживается, - шепнул я Стивену. - Не думаю, что он убьет нас после того, как испробовал нашего кофе. Он и завтракать придет.

   - Это может быть ловушка, - сказал Бабемба, начав теперь вылизывать из чашки сахар.

   - Нет, - уверенно ответил Джерри, - белые господа легко могли бы убить тебя, но они не причиняют вреда тем, кто разделил с ними их священный напиток.

   - Не можешь ли ты принести сюда еще немного этого священного напитка? - спросил Бабемба, окончательно очищая чашку своим языком.

   - Нет, - ответил Джерри, - ты должен идти туда, если хочешь этого напитка. Не бойся. Могу ли я, принадлежащий к своему народу, предать тебя?

   - Правда! - воскликнул Бабемба. - По твоей речи и лицу видно, что ты мазиту. Но о том, как ты попал сюда, мы поговорим после. Я чувствую сильную жажду и пойду туда. Воины! Сядьте и будьте настороже. Если со мной что-нибудь случится, отомстите за меня и обо всем донесите королю.

   Пока все это происходило, я приказал Хансу и Самми вскрыть один из ящиков и достать оттуда большое зеркало в деревянной рамке и на подставке.

   К счастью, оно было цело. Наша упаковка была настолько тщательной, что все бинокли и другие хрупкие вещи оказались в целости. Это зеркало я тщательно вытер и поставил на стол.

   Старый Бабемба осторожно направился к нам, подозрительно косясь на каждую принадлежавшую нам вещь. Когда он подошел совсем близко, его взгляд упал на зеркало. Он остановился и удивленно посмотрел в него, потом отступил назад, потом, побуждаемый любопытством, снова шагнул вперед и снова остановился.

   - В чем дело? - спросил из рядов воинов его помощник.

   - Здесь большое колдовство, - ответил он. - Я вижу себя, идущего мне навстречу. Тут не может быть ошибки, потому что у него тоже нет одного глаза.

   - Подойди ближе, о Бабемба, и посмотри, в чем дело, - крикнул колдун, пытавшийся выпить весь кофе Бабембы. - Держи свое копье наготове, и если другой ты попробует причинить тебе вред, убей его!

   Ободренный Бабемба поднял свое копье и опустил его с большой поспешностью.

   - Этого нельзя делать, глупец! - закричал он колдуну. - Другой я тоже поднял копье. Больше того, все вы, которые должны быть позади меня, находитесь передо мною. Священное питье опьянило меня. Я околдован! Спасите меня!

   Тут я увидел, что шутка зашла слишком далеко, так как воины заволновались и начали натягивать свои луки. К счастью, в этот момент почти напротив нас наконец показалось солнце.

   - О Бабемба! - сказал я торжественным голосом. - Этот магический щит, который мы дарим тебе, дает второе твое изображение. Отныне твой труд уменьшится наполовину, и твое удовольствие удвоится, ибо, когда ты посмотришь в этот щит, ты будешь не один, а двойной. Этот щит имеет еще одну особенность. Смотри, - я поднял зеркало и, пользуясь им, как гелиографом [38], направил "зайчика" прямо в глаза воинам мазиту, сидевшим перед нами длинным полукругом. Клянусь честью, они побежали!

  

   [38] - Гелиограф - солнечный телеграф.

  

   - Удивительно! - воскликнул старый Бабемба. - Могу ли я, белый господин, научиться делать то же самое?

   - Конечно, - ответил я. - Попробуй. Держи щит вот так, пока я буду говорить заклинание.

   Я пробормотал несколько ничего не значащих слов, потом снова направил зеркало на мазиту.

   - Смотри, смотри! Ты попал им в глаза. Теперь ты тоже колдун. Они бегут, бегут! - (ив самом деле они бежали). - Кого ты не любишь среди своих?

   - Многих, - выразительно ответил Бабемба, - особенно колдуна, который чуть не выпил весь священный напиток.

   - Хорошо. Со временем я покажу тебе, как прожечь в нем дыру с помощью этого волшебного предмета. Нет, не-сейчас. Этот солнечный предмет на время перестал действовать. Смотри, - я перевернул зеркало и положил его на стол, - теперь ты ничего не видишь?

   - Ничего, кроме дерева, - ответил Бабемба, смотря в обратную сторону зеркала.

   Тогда я набросил на зеркало салфетку и, чтобы переменить разговор, предложил Бабембе сесть и выпить с нами "священного напитка".

   Старик с большой осторожностью сел на складной стул и воткнул свое огромное копье наконечником в землю. Он так смешно сидел на стуле, что легкомысленный Стивен забыл об опасности положения и после неудачной попытки подавить в себе смех поставил свою чашку на стол и убежал в палатку, где разразился неудержимым хохотом. В момент замешательства Самми взял его кофе и передал старому Бабембе. Вскоре Стивен вышел из палатки и, чтобы скрыть свое смущение, взял чашку, предназначенную для Бабембы, и выпил ее.

   Тогда Самми, заметив свою ошибку, сказал:

   - Мистер Соммерс, мне очень жаль, но тут вышла ошибка. Вы выпили кофе из чашки, которую только что вылизал этот вонючий дикарь.

   Эффект получился потрясающий, так как Стивена тотчас же стошнило.

   - Что это с белым господином? - спросил Бабемба. - А! Теперь я вижу, что вы действительно обманываете меня. Вы дали мне пить не что иное, как горячий кубабу, который вызывает тошноту у невиновных и причиняет смерть замышляющим зло.

   - Прекратите ваши сумасбродные выходки, идиот вы этакий! - прошептал я Стивену, толкая его в бок. - Из-за вас всем нам перережут глотки.

   Потом, набравшись духу, я обратился к Бабембе:

   - О нет, вождь. Белый господин - жрец священного напитка, и то, что ты видишь, - религиозный обряд.

   - Вот оно что! - сказал Бабемба. - Но я надеюсь, что этот обряд не переходит на других?

   - Нет, - ответил я, предлагая ему бисквиты. - Теперь скажи мне, вождь Бабемба, зачем ты вышел против нас почти с пятью сотнями вооруженных людей?

   - Чтобы убить вас, белый господин... Ох, как горяч, хотя и вкусен, этот священный напиток! Ты говоришь, что это не переходит на других? Ибо я чувствую...

   - Ешь пирожное, - ответил я. - А зачем тебе убивать нас? Будь добр, скажи мне правду, или я прочту ее в магическом щите, который так же отражает все внутреннее, как и наружное.

   - Если ты, белый господин, можешь читать мои мысли, то зачем ты утруждаешь меня, заставляя высказывать их? - весьма резонно спросил Бабемба, рот которого был набит бисквитами. - Однако я все скажу тебе, ибо этот блестящий предмет может солгать. Бауси, король нашего народа, послал меня убить всех вас, так как до него дошли слухи, что вы - работорговцы, идущие сюда с ружьями, чтобы набрать в плен мазиту, отвести их к Черной Воде [39] и продать на большие лодки, которые движутся сами собой. Мы знаем, что это правда, так как вчера с вами было много невольников, которые, увидев наши копья, разбежались не более часа тому назад.

  

   [39] - то есть к океану.

  

   Я внимательно посмотрел в зеркало и холодно сказал:

   - Этот магический щит рассказывает несколько другую историю. Он говорит, что ваш король Бауси, которому мы, между прочим, несем много подарков, приказал тебе провести нас к нему с почестями, чтобы мы могли переговорить с ним.

   Выстрел попал в цель. Бабемба чрезвычайно смутился.

   - Это верно! - сказал он, запинаясь, - То есть... я хочу сказать, что король предоставил мне поступить по своему усмотрению. Я посоветуюсь с колдуном.

   - Если так, - сказал я, - то дело улажено, ибо ты, будучи столь знатным человеком, никогда не попытаешься убить тех, с кем только что разделил священный напиток. Если же ты поступишь иначе, - хладнокровно прибавил я, - то сам проживешь недолго. Одно тайное слово, и этот напиток обратится внутри тебя в мвави самого худшего сорта.

   - О да, белый господин, все улажено! - воскликнул Бабемба. - Не произноси тайного слова. Я провожу тебя к королю, и ты переговоришь с ним. Клянусь своей головою и духом своего отца, что не причиню вам вреда. С твоего позволения, я позову сюда великого колдуна Имбоцви и подтвержу наш договор в его присутствии. Кроме того, я покажу ему магическое зеркало.

   Вскоре явился Имбоцви, за которым был послан Джерри. Это был неприятный субъект неопределенного возраста, горбатый как Панч [40], худой и косоглазый. Он, как.и все туземные колдуны, был обвешан змеиными кожами, рыбьими пузырями и маленькими мешочками е лекарствами. В добавление ко всем этим талисманам, с его лба спускалась широкая красная полоска (сделанная, вероятно, охрой), проходившая под носом через губы и подбородок и заканчивавшаяся на шее красным пятном размером с пенни. Его шерстистые волосы, в которые было вплетено небольшое кольцо из черной камеди [41], были пропитаны жиром, и посыпаны чем-то синим. Они образовали подобие рога, подымавшегося острым концом дюймов на пять над макушкой. В общем, он имел вид настоящего черта. Более того, он обладал чертовски скверным характером, так как его первые слова, с которыми он обратился к нам, заключали в себе упрек в том, что мы не пригласили его разделить наш "священный напиток" с Бабембой. Мы предложили ему кофе, но он отказался, говоря, что мы хотим отравить его.

  

   [40] - персонаж английского кукольного театра, похожий на русского Петрушку.

   [41] - Камедь - застывший клейкий сок, выступающий на коре некоторых деревьев.

  

   Тогда Бабемба передал ему свое решение (мне кажется, несколько нервно, так как, по-видимому, он боялся этого старого колдуна), которое тот выслушал, храня абсолютное молчание. Когда Бабемба объяснил ему, что без прямого приказания короля было бы глупой несправедливо предать смерти таких колдунов, как мы, Имбоцви спросил, почему он называет нас колдунами. Бабемба сослался на чудеса блестящего щита, показывающего различные изображения.

   - Фу, - сказал Имбоцви. - Разве спокойная вода или отполированное железо не отражают изображений?

   - Но этот щит может делать огонь, - сказал Бабемба. - Белый господин говорит, что он может сжечь человека.

   - Пусть он сожжет меня, - с невыразимым презрением ответил Имбоцви. - Тогда я поверю, что эти белые люди - колдуны, достойные быть оставленными в живых, а не простые работорговцы, о которых мы так часто слышали.

   - Сожги его, белый господин, и докажи ему, что я прав! - раздраженно воскликнул Бабемба, после чего они начали браниться. Очевидно, они были соперниками и на этот раз потеряли самообладание.

   Солнце жгло теперь вполне достаточно для того, чтобы дать нам возможность заставить Имбоцви испытать на себе силу нашего "колдовства". Я вынул из кармана очень сильное зажигательное стекло, которым (с целью экономии спичек) часто пользовался для зажигания дров и, держа его в одной руке и зеркало в другой, занял положение, удобное для эксперимента. Бабемба и колдун так яростно спорили друг с другом, что, по-видимому, не замечали того, что я делал. Я направил зажигательное стекло прямо на грязный хохол Имбоцви, намереваясь прожечь в нем дыру. Но этот хохол, по-видимому, поддерживался изнутри чем-то весьма горючим, тростинкой или палочкой из камфорного дерева, потому что через тридцать секунд он запылал как факел.

   - О! - вскричали наблюдавшие за этим кафры.

   - Вот это ловко! - вскрикнул Стивен.

   - Смотрите, смотрите! - восхищенно закричал Бабемба. - Теперь ты, гнилой нарыв, поверишь, что это действительно великие маги?

   - Почему ты, сын собаки, смеешься надо мной? - завизжал разъяренный Имбоцви, не понимавший, в чем дело. В его уме зародилось подозрение, он поднес руку к своему хохлу и отдернул ее с воем. Потом он начал прыгать и вертеться, отчего огонь разгорелся сильнее. Зулусы захлопали в ладоши, Бабемба тоже. Стивена охватил один из его идиотских припадков веселости. Что касается меня, то я испугался. Недалеко от меня стояло большое деревянное кафрское ведро, из которого бралась вода для варки кофе. Я схватил его и подбежал к Имбоцви.

   - Спаси меня, белый господин! - завопил он. - Ты величайший колдун, и я твой раб...

   Тут я оборвал его, опрокинул ему на голову ведро, в котором она исчезла, словно свеча в тушителе. Вода лилась по всему Имбоцви, стоявшему очень смирно, а из-под ведра шел дым с неприятным запахом.

   Убедившись, что огонь потух, я снял ведро с колдуна, лишенного теперь своей изысканной прически. Он почти не был обожжен, так как я поспел со своею помощью как раз вовремя, но зато остался лысым. При малейшем прикосновении его сожженные волосы рассыпались до самого корня.

   - Они все опадают, - удивленно сказал он, ощупывая свою голову.

   - Да, - ответил я, - наш щит действует хорошо, не правда ли?

   - Можешь ли ты, белый господин, возвратить их обратно? - спросил он.

   - Это зависит от того, как ты будешь вести себя, - ответил я.

   После этого он, не сказав ни слова, повернулся и пошел к своим воинам, которые встретили его взрывами хохота. Очевидно, Имбоцви не пользовался среди них популярностью, и они были рады его поражению.

   Бабемба тоже был чрезвычайно доволен. Он сейчас же начал отдавать распоряжения относительно доставки нас к королю в его столицу, называющуюся Безу, причем дал торжественное обещание, что ни он, ни его воины не причинят нам никакого вреда.

   Один только Имбоцви не оценил нашей магии. Когда он уходил, я прочел в его взгляде крайнюю ненависть. Я подумал, что, быть может, лучше было бы не применять зажигательного стекла, хотя у меня не было намерения опалить ему всю голову.

   - Отец мой! - сказал мне Мавово спустя некоторое время. - Лучше было бы, если бы ты совсем спалил эту змею, ибо тогда ты уничтожил бы ее яд. Я тоже немного колдун и скажу тебе, что наш брат больше всего не любит быть осмеянным. Ты осмеял, Макумазан, этого колдуна перед его народом, и он не забудет этого.

  

   Около полудня мы тронулись в путь и направились в город Безу, резиденцию короля Бауси, куда должны были прибыть к вечеру следующего дня. В продолжение нескольких часов весь отряд мазиту шел впереди, или, вернее, вокруг нас. Но мы пожаловались Бабембе на пыль и шум, и он с положительно трогательным доверием услал отряд вперед. Однако он предварительно заставил нас поклясться "нашими матерями" (среди многих африканских племен это - самая священная клятва) в том, что мы не будем пытаться бежать. Признаюсь, я, не чувствуя особенной любви к мазиту, не сразу решился согласиться на это (от Джерри я узнал, что расстроенный Имбоцви покинул отряди ушел вперед по какому-то собственному делу). Если бы решение зависело исключительно от меня, - я бы попытался бежать через пограничный кустарник и пробраться к югу, по пути добывая себе пропитание охотой. Таково было также желание зулусских охотников, Ханса и, особенно, Самми. Но когда я сказал об этом Стивену, он начал упрашивать меня оставить эту мысль.

   - Послушайте, Квотермейн, - говорил он, - я пришел в эту покинутую богом страну, чтобы добыть здесь большую Cypripedium, и либо добуду ее, либо умру. Конечно, - прибавил он, посмотрев на наши несколько бледные лица, - я не имею никакого права подвергать риску вашу жизнь. Поэтому, если вы считаете положение опасным, я пойду один с этим стариком Бабембой. Кто-нибудь из нас должен посетить крааль Бауси, на случай, если туда явится джентльмен, которого вы называете братом Джоном. Короче говоря, я пришел к определенному решению, и дальнейший разговор об этом бесполезен.

   Я закурил трубку и, глядя на этого упрямого юношу, постарался рассмотреть положение с разных точек зрения.

   В конце концов я пришел к заключению, что он прав. Правда, подкупив Бабембу - или иным путем, - мы могли бы бежать и избавиться от многих опасностей. Но, с другой стороны, мы пришли в это дикое место совсем не для того, чтобы бежать отсюда. Далее, за чей счет мы прибыли сюда? За счет Стивена Соммерса, желавшего идти вперед!

   Наконец, не говоря уж о возможности встречи с братом Джоном (с которым я не был связан обязательством, так как он не дождался нас в Дурбане), мне не нравилась мысль остаться побежденным. Мы собрались посетить загадочных дикарей, почитающих обезьяну и цветок, и должны идти вперед до тех пор, пока это будут позволять обстоятельства. Опасности существуют повсюду. Тот, кто бежит от опасности, никогда ничего не добьется.

   - Мавово, - сказал я, указывая своей трубкой на Стивена, - Вацела не хочет пытаться бежать. Он хочет идти дальше в страну народа понго. Помни, Мавово, что он заплатил за все и что мы наняты им. Он говорит, что если мы бежим, то он все равно пойдет один к этим мазиту. Но если кто-нибудь из вас, охотников, захочет бежать, то ни он, ни я не воспротивимся этому. Что ты скажешь на это?

   - Я скажу, Макумазан, что хотя Вацела и молодой вождь, но у него большая душа. Куда пойдете вы оба, туда пойду и я. Думаю, что за мной последуют и остальные охотники. Я не люблю этих мазиту, ибо если их отцы и были зулусами, то матери их были более низкого происхождения. Они - ублюдки нашего народа, а о понго я слышал только дурное. Но плох тот бык, который, видя перед собой лужу, боится идти дальше. Надо идти вперед, ибо что с того, если мы утонем в болоте? Кроме того, моя змея говорит, что если мы и утонем, то не все.

   Итак, было решено не предпринимать никаких попыток к бегству. Правда, Самми хотел было сделать это, но когда дошло до дела и ему был предложен один из уцелевших ослов и необходимое количество припасов, он изменил свое намерение.

   - Мне кажется, мистер Квотермейн, - сказал он, - что лучше окончить жизнь в обществе с добрыми людьми, нежели в одиночестве пытаться ускользнуть от неизбежного.

   - Великолепно, Самми, - сказал я. - А тем временем, пока настанет неизбежное, ты пойди и приготовь нам обед.

   Итак, отбросив всякие сомнения, мы продолжали наше путешествие - довольно легко, так как вместо ушедших носильщиков нам было дано достаточное число новых.

   Бабемба в сопровождении всего одного воина шел вместе с нами. От него мы узнали многое.

   Мазиту, по-видимому, были довольно большим народом, способным выставить от пяти до семи тысяч копий.

   Их предания говорили, что они происходят от того же племени, что и зулусы. И действительно, многие их обычаи, не говоря уже о языке, походили на зулусские. Однако их военная организация не была столь совершенной, как у последних, и во многом другом они производили на меня впечатление людей более низкой расы. Только в одном они значительно дальше ушли вперед - это в устройстве своих домов. Многочисленные краали, через которые мы проходили, были построены лучше зулусских. Вместо "пчелиных ходов" они были снабжены подобием дверей, через которые можно было проходить не нагибаясь. По дороге мы ночевали в одном из таких домов и нашли бы его удобным, если бы не бесчисленные блохи, которые в конце концов выгнали нас на двор. В остальном эти мазиту весьма походили на зулусов. Они имели краали и разводили скот. Управлялись они вождями, подчиненными верховному вождю, или королю.

   Они верили в колдовство и приносили жертвы духам своих предков и, кроме того, некоему могущественному богу, управляющему делами мира и объявляющему свою волю через колдунов. Наконец, они были весьма воинственным племенем, которое любило войну и под разными предлогами нападало на соседей, убивая мужчин и похищая женщин и скот. Они обладали и некоторыми достоинствами, будучи по натуре любезными и гостеприимными. Но со своими врагами они были довольно жестоки. Кроме того, они ненавидели торговлю невольниками и тех, кто ею занимался, говоря, что лучше убить человека, нежели лишить его свободы.

   Они питали отвращение к людоедству и поэтому, более чем кто-либо, гнушались людей понго, считавшихся людоедами.

   К вечеру второго дня нашего путешествия, во время которого мы проходили по красивой и плодородной гористой местности, мы прибыли в город Безу. Этот город был расположен на обширной равнине, окруженной невысокими холмами и целым поясом обработанных полей, весьма красивых благодаря маису и другим злакам, уже готовым к жатве.

   Весь город был окружен высоким деревянным палисадом, по обеим сторонам которого были посажены колючие грушевые деревья и кактусы. Внутри палисада город делился на кварталы, населенные людьми, занимавшимися различными ремеслами. Так, одна часть города называлась "кузнечным кварталом", другая - "военным", третья - "земледельческим", четвертая - "кожевенным" и т.д. Жилище короля, его жен и приближенных находилось недалеко от северных ворот. Перед ним было широкое открытое место, куда, в случае, необходимости, можно было загнать скот.

   Во время нашего пребывания в городе это место служило рыночной площадью; кроме того, здесь обучались воины.

   Мы вошли в город (который, вероятно, заключал в себе большое число жителей) через южные ворота, сделанные из крепких бревен. Солнце уже заходило, когда мы дошли до хижин, предназначавшихся для гостей и находившихся в конце центральной улицы, которая была переполнена всем населением города, собравшимся посмотреть на нас. Эти хижины были расположены в "военном квартале", недалеко от жилища короля, и были окружены изгородью.

   При нашем прохождении никто не проронил ни слова, так как мазиту по натуре весьма учтивы.

   Мне казалось, что они смотрят на нас со страхом, смешанным с любопытством. Те из них, которые были воинами, салютовали нам своими копьями. Хижины, в которые мы были приведены Бабембой, весьма подружившимся с нами, были очень чистыми. Все наше имущество, включая ружья, отобранные у невольников перед их бегством, было сложено в одну из хижин, к которой был приставлен часовой-мазиту. Ослы были привязаны к изгороди. Снаружи стоял на часах другой вооруженный мазиту.

   - Разве мы пленники? - спросил я Бабембу.

   - Король охраняет своих гостей, - загадочно ответил он. - Не надо ли вам, белые господа, что-нибудь передать королю? Я увижу его сегодня вечером.

   - Да, - ответил я. - Передай королю, что мы братья того, кто около года тому назад срезал опухоль с его тела. Мы условились с ним встретиться здесь. Я говорю о белом господине с длинной бородой, которого черные зовут Догитой.

   Бабемба встрепенулся.

   - Вы братья Догиты? Как же случилось, что вы ни разу не упомянули его имени? Когда он хотел встретить вас здесь? Знайте, что среди нас Догита великий человек, ибо с ним одним из всех людей наш великий король Бауси вступил в кровное братство. Среди мазиту Догита то же, что и король.

   - Мы, Бабемба, никогда не упоминали о нем потому, что не говорим обо всем сразу. Что касается того, когда нас встретит Догита, то я не знаю этого. Я убежден только в том, что он сюда придет.

   - Да, господин Маку мазан, но когда, когда? Это король захочет знать, и вы должны сказать ему это. Господин, - прибавил он, понизив голос, - вы в опасности, так как у вас здесь много врагов... Белым людям запрещен доступ в эту страну. Если ты хочешь спасти свою жизнь, будь завтра готов сказать королю, когда Догита, которого он очень любит, придет сюда, чтобы поручиться за вас. Надо, чтобы он явился поскорее и в тот день, который ты укажешь, иначе он может не застать тебя в живых, если только он действительно придет. Вот что я по-дружески скажу тебе. Остальное зависит от тебя.

   После этого он встал и ушел через дверь хижины и ворота ограды мимо часового, который отступил в сторону, чтобы дать ему дорогу. Я тоже поднялся со стула, на котором сидел, и в ярости зашагал по хижине.

   - Вы понимаете, что сказал этот старый дурак? - (боюсь, что я употребил более сильное выражение) - воскликнул я, обращаясь к Стивену. - Он говорит, что мы должны быть готовы точно указать день, когда в город Безу явится другой старый дурак - брат Джон. В противном случае нам перережут глотки.

   - Положение не из важных, - ответил Стивен. - В город Везу не ходят поезда-экспрессы, да если бы и ходили, то мы не могли бы быть уверены, что на одном из них приедет брат Джон.

   - Не понимаю, почему этот осел не мог подождать нас в Дурбане вместо того, чтобы отправиться куда-то в северную часть Земли Зулу на дурацкую ловлю бабочек и сломать себе ногу или шею, если с ним действительно что-нибудь приключилось?

   - Трудно сказать, что побудило его сделать это.

   Мы снова уселись и смотрели друг на друга.

   В это время в хижину вполз Ханс и сел на землю перед нами. Можно было просто пройти через дверь, но, не знаю почему, он предпочел вползти в хижину на руках и коленках.

   - Чего тебе надо, уродливая жаба? - злобно спросил я его (он действительно походил на жабу; даже кожа у него под челюстью двигалась, словно у жабы).

   - Баас встревожен? - спросил он.

   - Я думаю, - ответил я, - встревожишься и ты, когда будешь извиваться на конце копья мазиту!

   - У них широкие копья, делающие большие дыры, - заметил Ханс, в ответ на что я встал, намереваясь дать ему хорошего пинка.

   - Баас, - продолжал он, - в этой хижине есть дыра, через которую все слышно, еслилежать.у стены, притворяясь спящим. Я слышал разговор бааса с этим одноглазым дикарем и баасом Стивеном.

   - Что же из этого следует, маленькая змея?

   - Если баас не хочет быть убитым в этом месте, откуда никак нельзя бежать, то нужно узнать точно день и час, когда прибудет Догита.

   - Ах ты, желтый идиот! - воскликнул я. - Если ты будешь... - тут я остановился, так как подумал, что лучше выслушать Ханса до конца, нежели срывать на нем свое раздражение.

   - Мавово - великий колдун, баас. Говорят, что его змея - самая сильная во всей Земле Зулу, за исключением змеи его учителя, старого Зикали. Он говорил, что Догита лежит где-то со сломанной ногой и что он придет сюда, чтобы встретиться с баасом. Потому он, без сомнения, может точно сказать, когда придет Догита. Я бы сам спросил об этом Мавово, но он не заставит свою змею работать для меня, Поэтому пусть лучше спросит его баас. Быть может, Мавово забудет, что баас смеялся над его гаданием.

   - О, слепец! - ответил я. - Разве могу я поручиться, что вся эта история Мавово относительно Догиты не сплошной вздор? Ханс посмотрел на меня с удивлением.

   - История Мавово - вздор! Змея Мавово солгала! Ох, баас смотрит на дело слишком по-христиански. Конечно, благодарение отцу бааса, я тоже христианин, но не настолько, чтобы отличить хорошее гадание от плохого. Змея Мавово лгунья! И это после того, как похоронен первый из тех охотников, которым в Дурбане была предсказана смерть! Прекрасно, баас, пусть будет так! Но все же только и остается либо просить Мавово, либо быть убитымии. Мне все равно, ибо я охотн начну новую жизнь в другом мире. Но пусть баас подумает, какой шум поднимет Самми.

   С этими словами он выскользнул из хижины.

   - Хорошее положение, нечего сказать! - чуть не со стоном обратился я к Стивену. - Я, белый человек, знающий, что все это кафрское гадание

   - чистейший вздор, должен просить дикаря сказать мне то, о чем он ничего не может знать! Это унизительно! Пусть меня повесят, если я сделаю это!

   - Сделаете вы это или нет - вас все равно повесят, - ответил Стивен со своей приятной улыбкой. - Но скажите, старина, почему вы так уверены, что все это вздор? Нам говорили о многих чудесах, которые не были вздором, и если чудеса существуют, то почему им не существовать теперь? Я знаю, что вы мне на это возразите, и потому спорить дальше бесполезно. Однако я не так горд, как вы. Я попробую смягчить каменное сердце Мавово и уговорю его раскрыть свою книгу тайной мудрости.