Хаггард Генри Райдер - Священный цветок

в живых, то я, вероятно, привезу его домой со следующим почтовым пароходом". Мы прибыли в Плимут в тихий ноябрьский день, часов около восьми утра. Вскоре явился буксир за пассажирами, почтой и некоторым грузом. Я смотрел, как он подходит к нам, и увидел на его палубе полную леди, закутанную в меха, а рядом с ней красивую белокурую молодую женщину в изящном костюме. Немного спустя ко мне подошел стюард и сказал, что меня просят в салон. Я отправился туда и нашел там двух упомянутых дам, стоявших рядом:

   - Мистер Аллан Квотермейн, - сказала полная леди. - Скажите поскорее, где мистер Скруп, которого вы везете домой?

   Что-то в ней и в ее манере обращения так встревожило меня, что я едва мог ответить:

   - Внизу, мадам, внизу...

   - Моя дорогая, - сказала полная леди своей спутнице, - Я предупреждала тебя быть готовой к самому худшему. Соберись с духом и не устраивай сцены перед всеми этими людьми. Пути Провидения неисповедимы. Тебе не следовало отпускать бедного юношу в страну язычников.

   Потом, обернувшись ко мне, она прибавила:

   - Я полагаю, он набальзамирован? Мы хотели бы похоронить его в Эссексе.

   - Набальзамирован! - воскликнул я. - Набальзамирован? Да он в ванне или был в ней всего лишь несколько минут тому назад!

   В следующую секунду молоденькая леди пролила слезы радости на моем плече.

   - Маргарет! - воскликнула ее компаньонка (она приходилась молодой особе чем-то вроде тетки), - я просила тебя не устраивать публичных сцен. Мистер Квотермейн, ввиду того, что мистер Скруп жив, будьте добры попросить его сюда.

   Я немедленно притащил Скрупа, не дав ему окончить бритья.

   Остальное легко можно себе представить.

   Хорошо быть героем. С этих пор (благодаря мне) Чарльз Скруп остался таковым на всю жизнь. Теперь у него есть внуки, и все они считают его героем. Более того, он не возражает им. Потом я отправился в Эссекс к молодой леди, в ее имение с красивым домом. Я попал на большой парадный обед на двадцать четыре персоны. Мне пришлось произнести речь о Чарльзе Скрупе и леопарде. Это была великолепная речь. По крайней мере, все весело рукоплескали, включая и слуг, собравшихся в конце большой столовой.

   Я помню, что для дополнения рассказа я ввел в него еще нескольких леопардов (самку и трех взрослых детенышей) и раненого буйвола. Согласно моему рассказу, всех их одного за другим мистер Скруп прикончил своим охотничьим ножом. Интересно было смотреть на него во время этого рассказа. К счастью, он сидел рядом со мной, и я мог толкать его ногой под столом. Все это было очень весело. Молодая пара была очень счастлива, так как они действительно любили друг Друга.

   Благодарение судьбе, мне с помощью брата Джона удалось снова соединить их.

   Во время своего пребывания в Эссексе я, между прочим, впервые встретился с лордом Регноллом и прекрасной мисс Холмс, с которыми мне впоследствии суждено было пережить несколько очень странных приключений.

   Спустя некоторое время я взялся за дело. Кто-то сказал мне, что в городе есть фирма, занимающаяся аукционной продажей орхидей, которые в то время входили в моду у богатых садоводов. "Вот - подумал я, - подходящее место, где мне следует показать свое сокровище. Без сомнения, господа "Мэй и Примроуз" - так называлась эта всемирно известная фирма - смогут познакомить меня с богатыми орхидистами, которые не задумаются внести пару тысяч фунтов на поиски цветка, стоившего, по словам брата Джона, неслыханную сумму денег. По крайней мере, я попытаюсь что-нибудь сделать".

   И вот в одну пятницу, около двенадцати часов дня, я посетил деловую контору господ "Мэй и Примроуз", принеся с собою Cypripedium, которая лежала теперь в плоской жестяной коробке. Для своего посещения я выбрал очень неудачное время, так как на вопрос, могу ли я видеть мистера Мэя, я получил ответ, что он отсутствует.

   - В таком случае я хотел бы видеть мистера Примроуза, - сказал я.

   - Мистер Примроуз в аукционном зале, - ответил клерк, который, казалось, был очень занят.

   - А где это? - спросил я.

   - Выйдя за дверь, налево, потом опять налево, - сказал клерк, захлопывая окошечко.

   От этой грубости мне стало так неприятно, что я уже был близок к тому, чтобы отказаться от своего предприятия.

   Но, немного подумав, я все же пошел в указанном направлении и через минуту или две очутился в узком проходе, ведущем в большую комнату.

   Для всякого нового человека эта комната представляла необычайное зрелище.

   Первое, что бросилось мне в глаза, было объявление на стене, запрещавшее посетителям курить трубки. "Странные растения эти орхидеи, если они умеют отличать сигарный дым от трубочного", - подумал я, входя в большую комнату. Налево стоял длинный стол, уставленный горшками с самыми красивыми цветами, какие я когда-либо видел. Все это были разнообразные орхидеи. Вдоль стен стояли столы, сплошь заваленные корнями, тоже, по-видимому, орхидей. Моему неопытному глазу все эти кучи корней казались не стоящими и пяти шиллингов. Посреди комнаты стояла кафедра или трибуна, за которой сидел джентльмен с очень приветливым лицом. Он так быстро вел аукцион, что сидевший рядом с ним клерк едва успевал записывать покупателей. Перед кафедрой стоял стол, имевший вид подковы. За ним сидели покупатели. Конец этого стола никем не был занят, так что носильщики могли выставлять перед продажей каждую партию цветов. У самой кафедры стоял еще другой небольшой стол, на котором стояло около двадцати горшков наиболее красивых орхидей. Судя по объявлению, они должны были продаваться ровно в половине второго. По всей комнате стояли группы мужчин (дамы сидели за большим столом), большинство которых имело в петлицах орхидеи. Это, как я узнал впоследствии, были продавцы и любители орхидей. Все они производили на меня очень хорошее впечатление. Комната мне тоже казалась чрезвычайно уютной, особенно по контрасту с ужасным лондонским туманом, царившим снаружи. Я пробрался в угол, чтобы никому не мешать, и некоторое время смотрел на происходившее перед моими глазами.

   Вдруг чей-то приятный голос рядом спросил меня, не желаю ли я заглянуть в каталог. Я посмотрел на говорившего и сразу почувствовал к нему чрезвычайную симпатию (я уже говорил, что принадлежу к людям, придающим большое значение первому впечатлению).

   Это был обыкновенный белокурый молодой англичанин, не очень высокого роста, хорошо сложенный, с веселыми голубыми глазами и чрезвычайно приятным выражением лица. Лет ему было не более двадцати четырех - двадцати пяти. Я сразу почувствовал, что это чрезвычайно добрый и милый человек. На нем был немного поношенный костюм из грубой материи, с орхидеей в петлице.

   - Благодарю вас, - ответил я, - я пришел сюда не покупать. Я мало смыслю в орхидеях, - прибавил я в виде пояснения, - за исключением некоторых видов, встречавшихся мне в Африке, и вот этой, - я похлопал по жестяному ящику, который держал в руках.

   - Мне очень хотелось бы услышать что-нибудь об африканских орхидеях, - сказал он. - Что у вас в этом ящике, растение или цветы?

   - Всего один цветок. Он принадлежит не мне. Один из моих африканских друзей просил меня... впрочем, это длинная история, которая вряд ли будет интересна вам.

   - Напротив. Судя по величине, это должно быть стебель или побег Cymbidium [14].

  

   [14] - Цимбидиум, род растений семейства орхидных.

  

   Я отрицательно покачал головой.

   - Это не то название, которое упоминал мой друг. Он назвал этот цветок Cypripedium.

   Молодой человек был чрезвычайно удивлен.

   - Один цветок Cypripedium во всем этом большом ящике? Должно быть, это очень большой цветок.

   - Да, мой друг говорит, что это самый большой цветок, какой когда-либо находил. Он имеет около двадцати четырех дюймов [15] в поперечнике.

  

   [15] - Дюйм - английская мера длины, около 2, 5 см.

  

   - Двадцать четыре дюйма в поперечнике! - воскликнул молодой человек с видом крайнего удивления. - И притом Cypripedium'. Сэр, вы, вероятно, шутите?

   - Сэр, - ответил я с негодованием, - вы хотите сказать, что я лгу? Впрочем, может действительно оказаться, что этот цветок другого семейства.

   - Во имя богини Флоры [16], покажите мне его поскорей! Я начал открывать ящик. Он уже был наполовину открыт, когда к нам подошли два других джентльмена, которые либо слышали наш разговор, либо заметили возбужденный вид моего собеседника. Я заметил, что в петлицах у них тоже были орхидеи.

  

   [16] - Флора - в римской мифологии - богиня цветения колосьев, цветов, садов.

  

   - Ба, Соммерс! - сказал один из них с искусственной живостью, - что это у вас?

   - Что это у вас? - повторил другой.

   - Ничего, - ответил молодой человек, которого назвали Соммерсом, - это... ящик с тропическими бабочками.

   - А! Бабочки! - сказал номер первый и ушел. Но не так легко было удовлетворить любопытство номера второго, мужчины с ястребиными глазами.

   - Покажите мне этих бабочек, - обратился он ко мне.

   - Это никак не возможно, - воскликнул молодой человек. - Мой друг боится, как бы сырость не испортила их окраски. Не правда ли, Броун?

   - Да, Соммерс, - ответил я, поняв хитрость и захлопывая ящик. Мужчина с ястребиными глазами удалился.

   - Орхидист! - прошептал молодой человек. - Ужасный народ эти орхидисты! Оба эти джентльмена - очень богатые люди. Мистер Броун - надеюсь, так вас зовут, хотя, быть может, я ошибаюсь...

   - Да, вы ошибаетесь, - ответил я, - меня зовут Аллан Квотермейн.

   - А! Это лучше, чем Броун. Вот что, мистер Аллан Квотермейн. Здесь есть отдельная комната, куда я имею доступ. Быть может, мы перейдем туда с этим ящиком... (мимо нас проходил джентльмен с ястребиными глазами) с бабочками?

   - С удовольствием, - ответил я.

   Мы вышли из аукционного зала и в конце концов очутились в маленькой комнатке, по стенам которой стояли полки, уставленные книгами.

   Соммерс тщательно запер за собой дверь.

   - Ну-с, - сказал он тоном романтического злодея, оставшегося наедине с добродетельной героиней, - теперь мы одни. Мистер Квотермейн, покажите мне ваших... бабочек.

   Я поставил ящик на стол у окна и открыл его. Потом был снят верхний слой ваты, и вот на свет появился золотистый цветок, сжатый между двумя стеклами, ничуть не поврежденный в больших путешествиях, прекрасный даже в мертвом виде.

   Молодой человек, которого называли Соммерсом, не мог оторвать от него глаз. Один раз он обернулся, пробормотал что-то, потом снова принялся рассматривать его.

   - О небо! Возможно ли, чтобы в этом несовершенном мире мог существовать такой цветок? Ведь вы не подделали его, мистер Квотермейн?

   - Сэр, - сказал я, - вы во второй раз оскорбляете меня. Прощайте!

   - Не обижайтесь! - воскликнул он. - Сжальтесь над слабостью бедного грешника! Вы не понимаете меня. Вы поймете это только тогда, когда начнете собирать орхидеи. Мистер Квотермейн, - продолжал он, понизив голос, - ваш друг прав. Это чудесная Cypripedium, стоящая целой золотой копи. Конечно, не этот цветок, а все растение, на котором он расцвел. Где же это растение, мистер Квотермейн?

   - В одном месте в Африке, - ответил я. - Я могу указать его приблизительно, с точностью до трехсот миль.

   - Это очень неопределенно, мистер Квотермейн. Конечно, я не имею никакого права спрашивать об этом, так как вы совсем не знаете меня... Но, уверяю вас, я человек порядочный. Быть может, вы расскажете мне историю этого цветка.

   - Мне не следовало бы этого делать, - ответил я с некоторым колебанием.

   Но все же, выпустив имена и точные обозначения местности, я вкратце рассказал ему все, касавшееся цветка, и объяснил, что ищу кого-нибудь, кто согласился бы финансировать экспедицию в отдаленное романтическое место, где, вероятно, растет эта особенная Cypripedium. Едва я окончил свой рассказ, как в дверь сильно постучали.

   - Мистер Стивен, - сказал чей-то голос, - вы здесь?

   - Наверное, это Бриггс! - воскликнул молодой человек. - Бриггс, управляющий моего отца. Закройте ящик, мистер Квотермейн. Входите, Бриггс, - сказал он, медленно открывая дверь. - В чем дело?

   - Ваш отец, я хочу сказать - сэр Александр, - ответил появившийся в дверях взволнованный худощавый мужчина, - неожиданно пришел в контору и очень рассердился, не найдя вас там, сэр. А когда он узнал, что вы ушли на аукцион орхидей, он рассердился еще больше и послал меня за вами, сэр.

   - Вот как? - невозмутимо ответил мистер Соммерс. - Хорошо, скажите сэру Александру, что я сейчас приду. Понимаете, Бриггс? Идите и скажите, что я сейчас приду.

   Бриггс не очень охотно удалился.

   - Я вынужден покинуть вас, мистер Квотермейн, - сказал мистер Соммерс, запирая за Бриггсом дверь, - но обещайте мне не показывать никому цветка до тех пор, пока я не вернусь. Я вернусь не более чем через полчаса.

   - Хорошо, мистер Соммерс. Я подожду вас в аукционном зале полчаса и обещаю, что до вашего возвращения никто не увидит этого цветка.

   - Благодарю вас. Вы хороший человек. Я обещаю, что, насколько это от меня будет зависеть, вы ничего не потеряете за вашу доброту.

   Мы вместе вышли в аукционный зал, где мистер Соммерс вдруг что-то вспомнил.

   - Вот беда! - воскликнул он. - Я чуть не забыл об этой Odontoglossum [17]! Где же Вудден? Вудден! Идите сюда, мне надо поговорить с вами.

  

   [17] - Одонтоглоссум, род растений семейства орхидных.

  

   Лицо, названное Вудденом, повиновалось.

   Это был мужчина лет около пятидесяти, с большими руками, ладони которых были покрыты мозолями и ногти стерты, что характеризовало его как рабочего.

   Одет он был в черный костюм, какой носят на похоронах люди рабочего класса. Я сразу решил, что это садовник.

   - Вудден, - сказал Соммерс, - у этого джентльмена есть самая замечательная орхидея во всем мире. Присматривайте, чтобы его не ограбили. В этом здании, мистер Квотермейн, есть люди, которые из-за этого цветка не задумаются убить вас и выбросить ваш труп в Темзу, - мрачно прибавил он.

   Получив такую инструкцию, Вудден устремил на меня свои блеклые глаза с выражением, показывавшим, что мое появление чрезвычайно удивило его. Потом, взявшись рукой за прядь своих волос песочного цвета, он спросил:

   - А где же эта орхидея, сэр? Я указал на жестяную коробку.

   - Да, она там, - продолжал Соммерс, - и вы должны охранять ее. Мистер Квотермейн, если кто-либо попытается ограбить вас, позовите Вуддена, и он расправится с ним. Это мой садовник, на которого я вполне полагаюсь.

   - Да, я расправлюсь с ним, - сказал Вудден, подозрительно оглядываясь и сжимая свои огромные кулаки.

   - Теперь слушайте дальше, Вудден. Видите вы вон ту Odontoglossum Pavo? - он указал на растение, стоявшее посреди небольшого столика под аукционной трибуной. Растение было покрыто чрезвычайно красивыми цветами. На конце каждого цветочного лепестка было пятнышко, имевшее очень большое сходство с глазом павлиньего пера, почему, я полагаю, и цветок назывался Pavo, т.е. павлиний.

   - Я думаю, хозяин, что это самый красивый цветок во всей Англии, - убежденно ответил Вудден. - Тут многие вертятся вокруг него, словно собаки около крысиной норы. И, видно, недаром!

   - Это верно, Вудден. Но слушайте. Мы должны во что бы то ни стало приобрести этот цветок. За мной прислал отец. Я скоро вернусь, но могу и задержаться. В последнем случае вы будете действовать от моего имени. Вот визитка.

   Он взял карточку и нацарапал на ней:

  

   Мой садовник Вудден уполномочен мною действовать от моего имени.

   С.С.

  

   - Теперь, Вудден, - продолжал он, когда карточка была передана аукционеру, - смотрите, чтобы Pavo не ускользнула из ваших рук. С этими словами он ушел.

   - Что сказал мой хозяин, сэр? - спросил меня Вудден. - Я должен приобрести этот цветок, сколько бы он ни стоил?

   - Да, - ответил я, - я тоже понял его так. За этот цветок, я полагаю, придется заплатить изрядную сумму денег, пожалуй, несколько фунтов.

   - Возможно, сэр. Я знаю только то, что я должен купить его. Вопрос о деньгах не останавливает моего хозяина, когда дело идет об орхидеях.

   После этого мы расстались. Я удалился в свой угол, между тем как Вудден стал около стола, поглядывая одним глазом на Pavo, а другим на мой жестяной ящик.

   Продажа понемногу прекратилась.

   На аукционе было так много засушенных орхидей одного особенного сорта, что на всех них не нашлось покупателей.

   Наконец жизнерадостный мистер Примроуз обратился с трибуны к собранию.

   - Джентльмены, - сказал он, - я прекрасно понимаю, что вы сегодня пришли сюда не для того, чтобы раскупить эти запасы бедной Cattleya Mossiae [18]. Вы пришли сюда, чтобы купить или посмотреть, как будет продаваться самая чудесная Odontoglossum, которая когда-либо цвела в этой стране. Это собственность одной знаменитой фирмы, которой я приношу свои поздравления как обладательнице исключительной редкости. Джентльмены, этому чудесному цветку следовало бы украшать королевскую оранжерею. Но он достанется тому, кто заплатит за него наибольшую сумму. Я полагаю, - прибавил он, окидывая взглядом все собрание, - что сегодня здесь собралось большинство наших крупнейших коллекционеров. Правда, я не вижу молодого орхидиста мистера Соммерса, но он поручил своему главному садовнику, достопочтенному мистеру Вуддену, одному из лучших ценителей орхидей в Англии, выступить за него на аукционе замечательного цветка, о котором я говорил. Ввиду того, что теперь ровно половина второго, мы можем приступить к делу. Смит, обнесите кругом Odontoglossum Pavo, чтобы все могли рассмотреть, как красив этот цветок. Только не уроните его. Джентльмены, прошу вас не трогать руками растения. Восемь вполне распустившихся цветков и четыре - нет, пять бутонов. Совершенно здоровое растение. Шесть ложных чашечек с листьями и три без них. Два отростка, которые можно срезать в надлежащее время. Кто желает купить Odontoglossum Pavo!

  

   [18] - Каттлея Мосси, вид орхидеи.

  

   - Интересно, кто будет иметь честь сделаться обладателем этого несравненного произведения природы? Благодарю вас, сэр - триста, четыреста, пятьсот, шестьсот, семьсот, в трех местах сразу. Восемьсот, девятьсот, тысяча! Джентльмены, немного поскорее!

   - Благодарю вас, сэр, - тысяча пятьсот, тысяча шестьсот. Это против вас, мистер Вудден. Ага! Благодарю вас, тысяча семьсот.

   Тут наступила короткая пауза, во время которой я, думая, что цифра 1700 означает шиллинги, занялся переводом последних на фунты. Вышло 85 фунтов. "Право, - подумал я, - это слишком большая цена даже для очень редкого растения".

   Голос мистера Примроуза вывел меня из задумчивости.

   - Джентльмены, джентльмены! - говорил он. - Неужели вы допустите, чтобы это чудесное произведение флоры было продано по такой ничтожной цене? Если это случится, я надолго лишусь сна. Раз, - его молоток опустился в первый раз. - Подумайте, джентльмены, в каком я буду положении, когда мне придется сказать позорную правду знаменитым владельцам цветка, которые, со свойственной им деликатностью, не присутствуют здесь. Два, - его молоток опустился во второй раз. - Смит, поднимите цветок вверх. Пусть все видят, что они теряют!

   Смит поднял вверх цветок, на который все присутствующие смотрели блестящими глазами.

   Маленький молоток из слоновой кости описал круг над головой мистера Прцмроуза. Он уже был готов опуститься, как вдруг один спокойный джентльмен с длинной бородой, до сих пор не принимавший участия в торге, поднял голову и мягко сказал:

   - Тысяча восемьсот.

   - Ага! - Воскликнул мистер Пркмроуз. - Я так и думал. Владелец самой большой коллекции в Англии не может допустить, чтобы это сокровище без борьбы ускользнуло из его рук. Против вас, мистер Вудден.

   - Тысяча девятьсот, - сказал Вудден твердым голосом,

   - Две тысячи, - эхом отозвался джентльмен с длинной бородой.

   - Две тысячи сто, - сказал Вудден.

   - Правильно, мистер Вудден! - воскликнул мистер Примроуз. - Вы вполне достойно представляете вашего патрона! Я уверен, что вы не остановитесь из-за нескольких жалких фунтов.

   - Мне даны приказания, и я действую согласно им, - ответил Вудден.

   - Две тысячи двести, - сказал длиннобородый джентльмен.

   - Две тысячи триста, - эхом отозвался Вудден.

   - Черт возьми! - воскликнул джентльмен с длинной бородой и быстро вышел из зала.

   - Odontoglossum Pavo идет за две тысячи триста, только за две тысячи триста, - закричал аукционер. - Кто больше? Никто. Тогда я должен буду исполнить свой долг. Раз. Два. В последний раз, кто больше? Три! Цветок остается за Вудденом, представляющим своего патрона, мистера Соммерса.

   Молоток опустился, и в этот самый момент мой молодой друг вошел в зал.

   - Ну, Вудден, - сказал он, - Pavo уже продана?

   - Продана, сэр. Я купил ее.

   - За сколько же?

   Вудден почесал свою голову.

   - За две тысячи триста, сэр, а чего - шиллингов или фунтов, я точно не знаю.

   В этот самый момент мистер Примроуз, который, наклонившись над своим пюпитром, был занят разговором с возбужденной толпой орхидистов, поднял голову.

   - А, мистер Соммерс! - сказал он. - От имени всего этого общества позвольте мне поздравить вас с приобретением несравненной Odontoglossum Pavo, доставшейся вам за весьма умеренную цену, - всего за две тысячи триста фунтов.

   Право, молодой человек принял это известие очень спокойно. Он только вздрогнул и немного побледнел. Что касается меня - я чуть было не упал в обморок. Да, я был так поражен, что у меня буквально подкосились ноги.

   Все кругом заговорили, но среди шума я ясно услышал слова молодого Соммерса, сказанные не очень громко:

   - Вудден, вы круглый дурак! На что последовал ответ:

   - Моя мать постоянно говорила мне то же самое. Но в чем же я виноват? Я повиновался приказанию и купил Pavo.

   - Да, вы правы, мой друг. Это моя вина, а не ваша. Я круглый дурак! Но как мне выйти из этого положения?

   Потом, немного оправившись, он подошел к трибуне и сказал несколько слов аукционеру. Мистер Примроуз закивал головой, и я услышал его ответ.

   - О, конечно, не беспокойтесь, сэр. Мы не можем требовать, чтобы такие дела устраивались в одну минуту. К вашим услугам целый месяц.

   После этого продажа началась снова.

  

   Как раз в этот самый момент я увидел около себя плотного джентльмена с четырехугольной бородой и красивым, но сердитым лицом. Он, по-видимому, был здесь в первый раз и кого-то искал.

   - Не можете ли сказать мне, сэр, - обратился он ко мне, - здесь ли джентльмен, которого зовут мистер Соммерс? Я немного близорук, а здесь слишком много народа.

   - Да, он здесь, - ответил я, - он только что купил замечательную орхидею, так называемую Odontoglossum Pavo.

   - В самом деле? Вот как! А не знаете ли вы, сколько он заплатил за нее?

   - Огромную сумму, - ответил я. - Сначала я думал, что две тысячи триста шиллингов, а оказалось, что две тысячи триста фунтов.

   Полный джентльмен так побагровел, что я боялся, как бы с ним не случился припадок. Некоторое время он тяжело дышал.

   "Соперник-коллекционер", - подумал я и начал рассказывать ему историю покупки, которая, как мне казалось, чрезвычайно интересовала его.

   - Видите ли, молодой человек был вызван к своему отцу. Я слышал, как он, уходя, приказал своему садовнику Вуддену купить растение, сколько бы оно ни стоило...

   - Сколько бы оно ни стоило! Великолепно! Продолжайте, сэр. Это очень интересно!

   - Садовник купил это растение после бешеного торга. Теперь он завертывает его, видите, вон там. Не думаю, что его хозяин предложил бы за цветок такую большую сумму, если бы сам присутствовал при аукционе. А вот и он. Если вы знаете его...

   Молодой мистер Соммерс, выглядевший несколько бледным, направлялся ко мне, очевидно с целью переговорить со мною. Его руки были в карманах, во рту он держал незажженную сигару. При виде пожилого джентльмена он сложил губы, будто хотел издать свист, и выронил сигару.

   - Ба, отец! - сказал он своим приятным голосом. - Мне передавали, что ты ищешь меня, но я никогда не думал найти тебя здесь. Ведь орхидеи тебя мало интересуют, не правда ли?

   - Да, - с негодованием ответил отец Соммерса, - меня мало интересует весь этот сор, - он указал зонтиком на красивые цветы. - Но с тобой, Стивен, дело, кажется, обстоит иначе. Этот маленький джентльмен говорит, будто ты только что купил очень редкий экземпляр.

   - Я должен извиниться перед вами, - вмешался я, обращаясь к мистеру Соммерсу. - Я совсем не знал, что этот... толстый джентльмен, - (тут Соммерс-сын слегка улыбнулся), - ваш отец.

   - О, это пустяки, мистер Квотермейн. К чему вам было бы скрывать то, что будет опубликовано в газетах? Да, отец. Я купил очень редкий экземпляр - собственно не я, а Вудден, но это, впрочем, не меняет дела, так как он действовал от моего имени.

   - И сколько ты заплатил за этот цветок? Мне назвали сумму, но я думаю, что тут должна быть какая-то ошибка.

   - Я не знаю, что тебе передавали, отец, но цветок достался мне за две тысячи триста фунтов. Это значительно больше того, чем я располагаю, и потому я хотел просить тебя одолжить мне эти деньги. Но мы можем поговорить об этом потом.

   - Конечно, Стивен, мы могли бы поговорить об этом потом. Но, по-моему, сейчас самое подходящее время для этого. Поедем ко мне в контору. И вас, сэр, - обратился он ко мне, - я прошу отправиться с нами, так как вам, кажется, известны обстоятельства дела. И вы, пентюх, тоже идите с нами. - Последние слова относились к Вуддену, который подошел к нам с растением в руках.

   Конечно, я мог бы отказаться от приглашения, выраженного в такой форме. Но я не сделал этого. Мне хотелось посмотреть, чем все кончится, и, кроме того, если представится случай, замолвить слово за молодого Соммерса. Мы вышли из аукционного зала, сопровождаемые хихиканьем той публики, которая слышала вышеприведенный разговор.

   На улице стояла великолепная карета, запряженная парой лошадей. Напудренный лакей открыл дверцу. Сэр Александр свирепым жестом пригласил меня войти, что я и сделал, заняв заднее сиденье, где было больше места для моего жестяного ящика. Потом вошел мистер Стивен, потом Вудден, державший драгоценное растение перед собой, словно это был жезл должностного лица, и, наконец, после всех - сэр Александр.

   - Куда прикажете, сэр? - спросил слуга.

   - В контору, - буркнул сэр Александр, и мы покатили. Четыре разочарованных родственника, возвращающиеся с похорон, не могли бы быть более молчаливыми, чем были мы. Наши чувства, казалось, были слишком глубокими для слов. Однако сэр Александр сделал одно замечание. Оно относилось ко мне.

   - Я буду очень благодарен вам, сэр, если вы перестанете жать меня вашим проклятым ящиком.

   - Извините, - сказал я и при попытке переменить положение ящика уронил его прямо на ноги сэру Александру. Я не стану повторять его второго замечания. Но я должен заметить, что он, по-видимому, страдал подагрой.

   Маленькое происшествие чрезвычайно развеселило его сына. Он потихоньку толкнул меня в бок и едва удерживался от хохота. Я сидел как на иголках, ибо не знаю, что случилось бы, если бы он расхохотался. К счастью, в этот момент карета остановилась у весьма красивого дома. Не дожидаясь пока слуга откроет дверцу, сэр Стивен выскочил из кареты и скрылся в доме - я полагаю, чтобы высмеяться на свободе, потом вышел я со своим жестяным ящиком, потом Вудден с цветком и, наконец, сэр Александр.

   - Ждите меня, - сказал он кучеру, - я пробуду здесь недолго. Будьте добры последовать за мною, мистер... не знаю как вас зовут, и вы, мистер садовник.

   Мы последовали за ним и очутились в большой, роскошно обставленной комнате. Надо сказать, что сэр Александр был владельцем очень крупной меняльной конторы. Пришедший сюда раньше нас мистер Стивен сидел на подоконнике, заложив ногу на ногу.

   - Ну-с, вот мы и одни, - саркастически сказал сэр Александр. Он обернулся к Вуддену, стоявшему около двери и все еще державшему перед собою завернутый в бумагу цветок.

   - Говори, пентюх, - закричал он, - зачем ты купил этот цветок? Последний ничего не ответил, только переступил с ноги на ногу.

   Сэр Александр повторил свое приказание. Тогда Вудден поставил свое растение на стол и сказал:

   - Если вы обращаетесь ко мне, сэр, то меня зовут совсем не так, как вы назвали. А если вы еще раз назовете меня так, то я разобью вам голову. - С этими словами он начал засучивать рукава своей куртки.

   - Послушай, отец, - сказал Стивен, выступая вперед, - что юлку из всего этого. Все совершенно ясно. Я приказал Вуддену во что бы то ни стало купить этот цветок. Больше того, я выдал ему доверенность. Правда, я думал заплатить за цветок не более трехсот фунтов. Но Вудден только исполнил мое приказание. За это его нельзя бранить.

   - Вот это называется господин, достойный своего слуги, - вставил свое замечание Вудден.

   - Прекрасно, мой милый, - сказал сэр Александр, - ты купил этот цветок. Но, будь добр, скажи мне, чем ты заплатишь за него?

   - Я полагаю, отец, что ты дашь мне на это денег, - быстро ответил мистер Стивен. - Две тысячи триста фунтов или в десять раз больше того

   - для тебя одинаково мало значат. Но если ты откажешь мне в этом, что весьма возможно, то я сам сумею расплатиться. Как тебе известно, моя мать оставила мне по завещанию некоторую сумму денег, которая находится в твоем пожизненном владении. Я так или иначе достану денег под обеспечение этой суммы.

   Если сэр Александр был раньше крайне раздражен, то теперь он стал похож на бешеного быка в лавке фарфоровых изделий.

   Он в ярости метался по комнате, изрыгая отборную брань, от которой такому почтенному джентльмену следовало бы воздержаться, короче говоря, делал то, чего в его положении не следовало бы делать. Утомившись, он подбежал к письменному столу, подписал чек на предъявителя на сумму в две тысячи триста фунтов, вырвал его из книжки, смял и бросил его чуть не в лицо своему сыну.

   - Ты недостойный молодой негодяй! - ревел он. - Я взял тебя в эту контору, чтобы ты мог приучиться к делу и со временем унаследовать от меня крупное предприятие. Ты не питал ни малейшего интереса к этому делу и остался таким же невеждой, каким был раньше. Ты не тратил своих, или, вернее, моих денег на скачки, карты и прочее, как это делают все джентльмены. Нет, ты покупал цветы, жалкие цветы, которые только клерки разводят на задних дворах!

   - Древний, аркадийский [19] вкус, - вставил я. - Полагают, что Адам жил в саду...

  

   [19] - Аркадийский - идиллический, пасторальный.

  

   - Быть может, ты попросишь своего приятеля со щетинистыми волосами немного помолчать, - прохрипел сэр Александр. - Довольно с меня твоих долгов! Я лишаю тебя наследства и оформляю это до четырех часов - до закрытия нотариальных контор. Кроме того, я увольняю тебя со службы. Можешь, если хочешь, зарабатывать себе на хлеб поисками орхидей!

   Он остановился, чтобы перевести дух.

   - Это все, отец? - спросил мистер Стивен, вынимая из кармана сигару.

   - Нет, молодой, бесчувственный негодяй! Дом, который ты занимаешь в Туикенхэме, принадлежит мне. Будь любезен немедленно очистить его.

   - По закону я как квартирант имею право прожить в нем еще целую неделю, - сказал мистер Стивен, закуривая сигару. - Если ты откажешь мне в этом, я потребую от тебя судебного постановления о выселении. Прежде чем покинуть квартиру, мне надо устроить свои дела.

   - О негодяй! - прохрипел разъяренный отец. Вдруг его осенила какая-то мысль.

   - Мерзкий цветок для тебя дороже отца? Хорошо! Я положу этому конец!

   Он бросился к цветку, стоявшему на столе, с явным намерением уничтожить его. Но это не укрылось от бдительного Вуддена. Он быстро стал между сэром Александром и предметом его гнева.

   - Только троньте Pavo, и я сшибу вас с ног, - с расстановкой сказал Вудден.

   Сэр Александр посмотрел на Odontoglossum Pavo, потом на огромные кулаки Вуддена и... отказался от своего намерения.

   - Черт побери ваш Pavo и всех вас! - крикнул он и быстро выбежал из комнаты, сильно хлопнув дверью.

   - Кончено, - спокойно сказал мистер Стивен, обмахиваясь носовым платком. - Все это очень неприятно, но что поделать? Теперь, мистер Квотермейн, что вы скажете относительно завтрака? Ресторан Нима здесь рядом, а там превосходный стол. Только, я думаю, надо заехать в банк и получить по этому чеку. В гневе мой отец способен на все. Он может передумать и распорядиться не выдавать денег по этому чеку. Вы, Вудден, отвезете Pavo в Туикенхэм. Держите цветок в тепле и немного полейте его теплой водой, но осторожно, не касаясь стебля. Наймите кеб [20], закройте в нем окна и не курите. Я вернусь домой к обеду.

  

   [20] - Кеб - наемный конный экипаж.

  

   Вудден взял горшок с цветком в левую руку и вышел с поднятым кулаком правой - я полагаю, на случай, если сэр Александр подкарауливает его где-нибудь за углом. Мы же с Соммерсом заехали в банк и получили по чеку, потом позавтракали в переполненном публикой ресторане, где невозможно было поговорить.

   - Мистер Квотермейн, - сказал Соммерс, - ясно, что здесь мы не можем разговаривать и, еще меньше того, рассмотреть вашу орхидею, которую я хотел бы изучить на досуге. Я буду располагать своей квартирой по крайней мере еще целую неделю. Хотите погостить у меня пару дней? Я мало знаю вас, а обо мне вам известно только то, что я лишенный наследства сын, не сумевший угодить своему отцу. Однако мы сможем провести несколько приятных часов в разговоре о цветах и прочем. Примите мое приглашение, если располагаете свободным временем.

   - Я совершенно свободен, - ответил я, - я простой путешественник из Южной Африки, остановившийся в отеле. Если вы позволите захватить мне свой саквояж, я с удовольствием переночую у вас.

   Мы прибыли в Туикенхэм в экипаже Соммерса, взятом из городской конюшни. Был уже почти вечер. Небольшой дом, называвшийся "Вербена-Лодж", был построен из красного кирпича, в стиле начала царствования Георга [21]. Примыкавший к нему сад, площадь которого занимала почти целый акр [Акр - английская мера площади, около 0.4 га], был, вероятно, чрезвычайно красив в летнее время. В оранжереи мы не заходили, так как для осмотра цветов было слишком поздно. Едва мы вошли в дом, хозяин вместе с Вудденом отправились водворять на новое место Odontoglossum Pavo. Потом мы прекрасно пообедали. Несмотря на ссору с отцом и вытекающие из нее последствия, мистер Стивен был в превосходном настроении духа. Очевидно, он решил пользоваться, пока возможно, всем, что принадлежало ему раньше. Вино, подававшееся за обедом, было превосходного качества.

  

   [21] - Речь идет о Георге IV, короле Англии (1820-1830), получившем известность как законодатель мод своего времени.

  

   - Видите ли, мистер Квотермейн, - сказал хозяин, - сегодня вы были свидетелем моего разрыва с отцом - разрыва, который уже давно назревал. Мой почтенный отец, составивший огромное состояние, думает, что я должен продолжать его дело. Я же смотрю на это иначе. Я очень люблю цветы и терпеть не могу финансовых операций. В Лондоне для меня самые приятные места -это аукционный зал, где мы с вами встретились, и ботанические сады.

   - Все это так, - ответил я, - но мне кажется, что дело обстоит весьма серьезно. Ваш отец, по-видимому, не изменит своего решения. А как вы проживете без всего этого? - Я указал на дорогое серебро и вино.

   - Не думайте, что это сколько-нибудь меня тревожит. Перемена для меня будет приятная. Кроме того, дело обстоит не так уж плохо, если даже отец не изменит своего решения, хотя он очень любит меня, так как я похож на мать. Она оставила мне шесть или семь тысяч фунтов. Я продам Pavo сэру Треголду - тому самому длиннобородому джентльмену, который, как вы рассказывали, начал набавлять цену с тысячи восьмисот фунтов - или кому-нибудь другому. Я напишу ему сегодня же. Долгов у меня нет. На службе у отца я получал три тысячи фунтов в год и если тратил деньги, то только на цветы. Черт побери прошлое, и да здравствует будущее!

   С этими словами он залпом выпил стакан вина и весело засмеялся. Действительно, это был весьма симпатичный молодой человек, правда, немного легкомысленный, но легкомыслие и молодость связаны друг с другом, как бренди с содовой водой.

   Я повторил его тост и выпил свое вино. Я люблю выпить стакан хорошего вина, как и всякий, кому приходится целыми месяцами пить скверную воду, хотя допускаю, что последняя для меня полезнее вина.

   - Теперь, мистер Квотермейн, - продолжал Соммерс, - закуривайте вашу трубку. Мы перейдем в другую комнату и хорошенько рассмотрим вашу Cypripedium. Я не смогу уснуть, пока снова не увижу ее. Постойте минуту, подождем этого пентюха Вуддена.

   - Вудден, - сказал его хозяин, когда садовник вошел в комнату, - этот джентльмен, мистер Квотермейн, хочет показать вам орхидею, которая в десять раз красивее, чем Pavo.

   - Извините, сэр, - ответил Вудден, - но если мистер Квотермейн утверждает это, то он говорит неправду. Во всем свете нет орхидеи красивее Pavo.

   Я открыл ящик и вынул из него золотистую Cypripedium. Вудден посмотрел на нее и отшатнулся. Потом снова посмотрел на нее и ощупал свою голову, будто желая убедиться, на плечах ли она. Потом воскликнул:

   - Какой чудесный цветок, если только это не подделка! Я умер бы от счастья, если бы увидел растение, на котором он расцвел.

   - Сядьте, Вудден, и помолчите, - сказал его