Хаггард Генри Райдер - Аэша

Симбри нетерпеливо и, видимо, не одобряя племянницу.

   - Он допустил, что это возможно, так как та женщина могла возродиться, потом пытливо посмотрел на меня и спросил: прошла ли я через огонь? Он захотел посмотреть мои волосы, вытащил из мешочка, который носит на шее, прядь волос и сравнивал. О! Симбри, что это за волосы! Они во весь мой рост, до пола длинной, мягкие, как шелк, и черны, как вороново крыло.

   - Твои волосы прекрасны, - отвечал он, - но не похожи на эти!

   - Может быть, - ответила я, - ни у одной женщины нет таких волос.

   - Правда, - согласился он, - она была больше, чем просто смертная женщина.

   - И как я ни пытала его, больше ничего не узнала. Раскрой свои книги, маг, и найди в них, кто эта женщина, где она живет, чтобы я могла убить ее, если можно.

   - Вот то-то, - если можно, - отвечал шаман.

   - Прочитай мне еще раз послание главного жреца Ороса! - попросила она.

   - "От Гезеи из Дома Огня Афине, жене хана Калуна, - начал он читать начертанное на пергаменте послание. - Сестра моя, до меня дошло, что с запада пришли вопросить моего Оракула два чужеземца. В первый день следующего месяца ты с мудрым шаманом, Стражем Дверей, должна встретить их на берегу реки там, где кончается древняя дорога. Окажите им всяческую помощь и проводите их до Горы. Не желая нарушать наш договор, сама я не могу выйти им навстречу". Итак, - продолжал Симбри, - это не случайные путешественники - их ожидает сама Гезея.

   - Я тоже ждала их. Сердце чуяло, что они придут. Но не может быть, чтобы они искали Гезею.

   - В горах есть и другие женщины, - сухо возразил шаман.

   - Не пойдет он на Гору! - упрямо сказала жена хана.

   - Гезея могущественна. На земле и в воздухе у нее есть слуги, которые ей повинуются. Они предупредили ее о появлении чужеземцев, они же расскажут ей об их дальнейшей судьбе. Я ненавижу Гезею, но не советую тебе навлекать на себя ее гнев: он ужасен. Династия Рассенов испытала его уже раз. Она говорит, что они должны пойти на Гору...

   - А я говорю, что он не пойдет. Пусть идет другой, если ему угодно.

   - Скажи, Афина, зачем тебе этот пришелец? - спросил шаман. - Ты хочешь сделать его своим любовником?

   - Нет, мужем! - отвечала она, дерзко выдерживая его взгляд.

   - Но он-то, по-видимому, не хочет этого. К тому же у тебя уже есть муж.

   - Ты знаешь, Симбри, что у меня нет мужа, - сказала Афина, положив руку на плечо кудесника. - Заклинаю тебя узами нашего кровного родства, свари мне опять волшебный напиток...

   - Чтобы нас еще более связали узы соучастников убийства? Нет, Афина, не хочу. Твой грех и так тяготеет надо мной. Ты прекрасна. Опутай этого человека своими сетями, если можешь, если же нет, пусть он уйдет с миром.

   - Я не могу его отпустить. Рада была бы, если бы могла. Я люблю его и ненавижу его спутника. Но его сердце не лежит почему-то ко мне. О, великий шаман, ты знаешь прошлое и будущее. Скажи, что тебе говорят звезды?

   - Вот что я прочитал в книге звезд, Афина: судьба того человека переплелась с твоей, ты права; но между вами стоит высокая стена, через которую я не могу проникнуть взором. Знаю только, что смерть сблизит его и тебя, и меня также.

   - Пусть же тогда скорее приходит смерть! - гордо воскликнула Афина.

   - Не радуйся торжеству и там. Неведомая сила царит и за гробом. Внешнее око Гезеи читает в тайниках души.

   - Слушай, старик, завтра же пошли на Гору гонцов. Пусть скажут Гезее, что прибыли два старых чужеземца, заметь хорошенько, - старых, но что они очень устали и больны. Месяца через три, когда поправятся, они пойдут вопросить Оракула. Может быть, она поверит. Но я хочу спать, у меня болит голова. Дай мне сонных капель. Я тоже чувствую на себе чьи-то глаза.

   Она обернулась. Я отскочил от двери и пополз вниз по лестнице. Я слышал, как Афина открыла дверь.

   На следующее утро ко мне пришел Симбри и осведомился, как я спал.

   - Как чурбан, - отвечал я.

   - А между тем, вид у тебя усталый, друг Холли, - заметил он.

   - Меня мучил кошмар; это со мной случается. Но сам ты, Симбри, кажется вовсе не спал?

   - Не спал всю ночь, - вздохнул он. - Я был на своем посту у Дверей.

   - О каких дверях говоришь ты? Не о тех ли, через которые мы пришли?

   - Я говорю о Дверях Прошлого и Будущего. Пожалуй, это те, через которые вы перешли от чудесного прошлого к неизвестному Будущему. Я пришел сказать, чтобы ты был готов: через час вы пойдете в город.

   - Отлично. Я здоров и смогу отправиться в путь. Но что с моим приемным сыном?

   - Поправляется, поправляется. Впрочем, ты его увидишь сегодня.

   Рабы принесли мне платье, и я переоделся. Слуги проводили меня по лестнице. Внизу я встретил Лео. Он выглядел лучше, чем я ожидал. Лео бросился ко мне и стал расспрашивать, где я был и здоров ли я. Симбри наблюдал за нами. Нам подали два запряженных пони паланкина. Рабы взяли пони под уздцы, и мы двинулись в путь.

   Целую милю шли мы по узкому горному ущелью. Наконец, на повороте перед нами открылся, как на ладони, Калун. По долине протекала широкая река. На севере возвышалась та самая огнедышащая гора, которая издали служила нам маяком. На краю кратера высился гигантский столб, мрачно черневший на фоне голубого неба и вековых снегов горы. Мы смотрели со страхом на него: там должна была решиться наша судьба. Все наши спутники поклонились горе и, чтобы отогнать от себя нечистую силу, скрестили большие пальцы обеих рук. Даже Симбри поклонился.

   - Был ты когда-нибудь на горе? - спросил Лео.

   Симбри уклончиво покачал головой.

   - Жители равнины не ходят на гору! - сказал он. - По ту сторону реки живут дикари, которые часто угоняют наш скот и опустошают наши поля. Кроме того, раскаленная лава и огонь пугают путешественников. Когда горное божество гневается, оно засыпает пеплом даже нашу страну.

   - Что это за божество? - спросил Лео.

   - Не знаю. Люди не могут видеть духов.

   - У тебя, шаман, такой вид, будто ты их видел не раз.

   - Ты приписываешь мне слишком многое. Мое искусство не так велико. Однако, вот лодки ожидают нас; дальше мы поплывем по реке.

   Лодки были вместительные и удобные, но без весел. Тех же пони, которые везли наши паланкины, перепрягли в лодки. К счастью, нас с Лео посадили вместе, и, кроме рулевого, в нашей лодке не было никого. За нами, в другой лодке, ехали вооруженные луками и мечами рабы, по виду - солдаты.

   - Наконец-то мы одни! - сказал Лео. - Помнишь, Гораций, мы точно так же на лодке приехали в страну Кор. Ничто не ново, и все повторяется.

   - Не знаю, долго ли нас оставят вместе, - отвечал я. - Скорее расскажи мне все, что случилось с тобой за это время. Мы здесь - беспомощные мошки, попавшие в паутину, раскинутую пауком - женой хана. Шаман стережет нас.

   - Вернемся к тому моменту, когда я висел, как паук на тонкой паутине, на веревке над пропастью. Мне казалось, что я сойду с ума, и, чтобы поскорее умереть, перерезал веревку и полетел в бездну. А ты?

   - Я хотел умереть вместе с тобой и прыгнул в пропасть.

   - Верный друг Гораций, - сказал Лео, и слезы навернулись у него на глаза.

   - Оставим это. Расскажи лучше, что с тобой произошло дальше.

   - О, это не особенно интересно. - Лео покраснел. - Я спал, а когда просыпался, видел у своего изголовья красивую женщину. Сначала я подумал, что это та, ну, ты знаешь! Она поцеловала меня. Но, может быть, мне снился сон?

   - Это был не сон. Я сам все видел.

   - Жаль, что не сон. Жена хана - красавица. Я говорил с ней по-гречески. Аэша тоже говорила по-гречески. Не странно ли? Однажды ханша стала спрашивать меня про то, как мы сюда попали. Я сказал, что мы путешественники, и не стал вдаваться в подробности, а спросил о тебе. Она сердилась, что не может ничего выпытать у меня, но и о себе сообщила только, что она жена хана. Почему она так заинтересовалась мной, иностранцем, я не знаю. Вчера вечером она вошла ко мне, одетая в королевскую мантию.

   Она была хороша, как сказочная царица. На распущенных каштановых волосах красовалась корона.

   Она смотрела на меня и вздыхала, говорила, что мы когда-то в прошлом были знакомы, и надеялась возобновить нашу дружбу. Я защищался как мог, но ты понимаешь, что это не легко, когда лежишь беспомощно в постели, а над тобой склонилась и шепчет ласковые слова красавица. Кончилось тем, что я признался ей, что ищу свою жену, которую потерял. Ведь Аэша моя жена, Гораций. В ответ она только улыбнулась и сказала, что мне незачем искать далеко, что она и есть моя жена, она-то и спасла меня, когда я тонул. Было видно, что она не шутит, да и сам я начинал думать, что Аэша могла измениться. Вдруг я вспомнил про прядь волос Аэши и сравнил ее с волосами жены хана. Волосы оказались не похожими и гораздо длиннее. Жена хана разозлилась от зависти. Все, что в ней было дурного, всплыло наружу. Голос зазвучал грубо. Аэша могла быть ужасна в своем гневе, как молния, но никогда не была груба и вульгарна. С этого момента я убедился, что жена хана и Аэша - не одно и то же. Я позволил ей сердиться и упрекать себя и лежал молча. Наконец она ушла и закрыла за собой дверь на ключ. Вот и все, что со мной было.

   - Молчи же и слушай теперь, что я тебе расскажу. Только будем говорить тише. Наш рулевой, наверное, шпион, кроме того, я чувствую спиной взгляд Симбри. Надо торопиться, потому что неизвестно, долго ли нас оставят одних.

   И я рассказал ему все, что знал.

   - Кто же эта Гезея, которая послала письмо с Горы? - воскликнул Лео. - Кто жена хана?

   - А ты как думаешь?

   - Аменарта! - прошептал Лео нерешительно.

   - Я тоже так думаю.

   - Если старый буддийский монах Ку-ен помнит свое прошлое, почему бы этой женщине не помнить своего прежнего земного существования?

   - Берегись, однако, Лео, чтобы не ошибиться. Я очень боюсь, что это искушение, за которым последуют и другие испытания. Горе тебе, если ты ошибешься!

   - Знаю, - отвечал он. - Но не бойся, кем бы ни была для меня в прошлом жена хана - все кончено. Я ищу Аэшу, и только ее. Сама Венера не в силах соблазнить меня.

   С надеждой и страхом вспомнили мы о таинственной Гезее, которая приказала шаману Симбри выйти нам навстречу, и о могучей жрице, у которой есть слуги на небе и на земле. Между тем лодка причалила к берегу, и Симбри перешел из своей лодки к нам. Наступала ночь, и шаман, вероятно, боялся, как бы мы не бежали под ее покровом. Лодка поплыла дальше. В нескольких милях впереди уже виднелись плоские кровли города, куда мы должны были прибыть к ночи.

   Город стоял на островке, образовавшемся между двумя рукавами реки. В центре возвышалось здание с башнями, должно быть, ханский дворец. Город, как и вся страна, назывался Калун, тогда как территория Горы носила наименование "Гезея" в честь древнеегипетской богини.

   Шаман рассказал нам, что на горе живут жрицы и жрецы, которые сменили еще более древних огнепоклонников, построивших здесь святилище и храм.

   - Кому же поклоняются там?

   - Богине Гезее, - сказал Симбри, - но мы мало знаем об этом культе. Между нами и горцами - вечная вражда. Они убивают нас, мы - их. Они ревниво оберегают свою святыню, позволяя восходить на гору только тем, кто желает вопросить Оракула или принести жертву во время неурожая, засухи, землетрясения или другого народного бедствия. Мы же, если на нас не нападают, не трогаем их. Мы - трудолюбивый земледельческий народ и любим мир.

   Действительно, на пастбищах спокойно паслись стада; поля были засеяны. Одетые в длинные серые одежды поселяне возвращались после трудового дня в свои обсаженные тополями деревни. Какой контраст представляла эта плодородная равнина с бесплодными пустынями, которые мы недавно прошли! Утопавший в лучах заходящего солнца пейзаж напоминал Голландию. Вполне понятно, что проникшие через кольцо увенчанных снегами гор в эту прелестную страну завоеватели не хотели идти дальше, а поселились здесь, взяли себе жен из покоренного племени и решили здесь жить и умереть.

   Стемнело. Клубы дыма над огненной горой озарились светом вулкана. Чем гуще становился мрак, тем ярче горело зарево. Из гигантского ока Символа Жизни лучи бросали далеко вокруг полосы света, освещали вершины гор. Полосы эти тянулись высоко в небо над крышами города Калуна, через реку, через горы. Зрелище было великолепное. Наши спутники-туземцы испуганно зашептали молитвы. Они считали пламя над Горой дурным предзнаменованием.

   - Разве это пламя не всегда полыхает? - спросил Лео.

   - Нет, редко. Много лет не видели мы его. Три месяца тому назад оно показалось впервые, и сегодня во второй раз, - отвечал Симбри. - Мы молимся, чтобы какое-нибудь бедствие не постигло Калун.

   Через несколько минут пламя погасло, но на небе еще несколько минут оставался его отблеск. Взошла луна. Только всплеск весел нарушал тишину ночи. Вдруг издали донесся лай собак. На восточном берегу реки раздался топот копыт. Шум все приближался. И мы увидели скачущего на белой лошади всадника. Он обернулся на мгновение к реке, и в лунном свете мы увидели на его лице выражение смертельного отчаяния. Он промчался, как молния, вынырнул из тьмы на мгновение и быстро погрузился в нее. За ним неслась ужасная погоня - страшные рыжие собаки, целая сотня собак.

   - Собаки смерти! - воскликнул я, хватая Лео за руку.

   - Да, - отвечал он, - они преследуют этого несчастного. А вот и охотник.

   Он ехал на великолепном коне. Ветер развевал его плащ. Он взмахнул бичом. Когда охотник оглянулся, лунный свет упал на него, и мы увидели лицо безумного.

   - Хан, хан! - испуганно сказал Симбри и поклонился.

   Но хан ускакал, за ним последовали егеря; я насчитал всего восемь человек.

   - Что это значит, друг Симбри? - спросил я.

   - Друг Холли, так хан наказывает тех, кто его прогневал.

   - Что мог сделать этот несчастный?

   - Человек этот знатен: он приходится родней самому хану. А вина его в том, что он полюбил ханшу и предложил ей объявить войну хану, если она согласится выйти за него замуж. Но она ненавидела его, как ненавидит всех мужчин. Вот и все.

   - Счастлив хан, у которого такая добродетельная жена, - сказал я.

   Старый шаман пытливо посмотрел на меня.

   Лай собак снова приблизился. Несчастный всадник еще раз промчался мимо нас. Его лошадь была совсем измучена. И вот огромная рыжая собака вцепилась ей в бок. Несчастное животное закричало от боли. Тогда всадник спрыгнул с лошади и побежал к берегу, надеясь, вероятно, спастись у нас в лодке, но он не успел добежать: собаки настигли и растерзали его. Не стану описывать, что было дальше: слишком ужасны были эти рыжие волкодавы и слишком ужасно звучал хохот сумасшедшего хана, натравливавшего их на добычу.

  

  

   Мы продолжали путь с горечью в сердце. Не мудрено, что жена хана не любит мужа. Женщина эта влюблена в Лео, а мы видели, как ревнивый хан мстит своим соперникам. Приятная перспектива, что и говорить!

   Между тем, лодка причалила. Мы прошли через ворота в высокой городской стене и пошли по вымощенной камнями улице. Дома ничем не отличались от обычных построек Центральной Азии. Нас, по-видимому, ожидали. Любопытные толпились на улицах, выглядывали из окон и с крыш домов. Миновав рыночную площадь, мы вошли в калитку во внутренней стене и очутились среди садов. Вот мы и перед построенным в египетском стиле дворцом с двумя массивными башнями.

   Проникнув во внутренний двор, окруженный верандой, на которую выходили двери внутренних покоев, мы прошли в предназначенные для нас богато, но безвкусно убранные комнаты. Здесь Симбри куда-то исчез. Рабы переодели нас в белое, подбитое горностаем платье и проводили в большой, хорошо натопленный зал с колоннами, стены которого были увешаны коврами. Посреди зала, под балдахином, стоял узкий длинный стол с золотыми и серебряными кубками и тарелками. Ударили в гонг, и в дверях показались вельможи. Все они были одеты в белое, как и мы. С ними были и женщины, почти все - хорошенькие. Нам кланялись, мы отвечали на поклоны. Раздался звук литавр. Из-за портьеры показались хан с женой, впереди шли герольды в зеленых ливреях и Симбри, сзади следовали другие придворные. Взглянув на хана, никто бы не узнал в нем зверя, который травил собаками своего ближнего. Это был отяжелевший, грубоватый, но довольно красивый мужчина. Неспокойные, бегающие глаза изобличали в нем недалекого человека. Жена его была все так же красива, только лицо ее казалось несколько утомленным. Румянец вспыхнул на ее щеках, когда она увидела нас. Она знаком подозвала нас и представила мужу.

   - Любопытное старое животное! - захохотал хан, глядя на меня. - Мы с тобой, кажется, не встречались еще?

   - Нет, великий хан, - отвечал я, - но я видел тебя сегодня на охоте. Удачно ли ты поохотился?

   - Отлично, - сказал он, оживившись, - мои собаки поймали-таки его.

   - Довольно, - властно остановила его жена.

   Хан отшатнулся от нее и тогда только заметил Лео.

   - Не тебя ли это навещала Афина у Дверей Калуна? - спросил он, с любопытством вглядываясь в красивые черты лица моего друга. - Теперь я понимаю, почему она так интересовалась тобой. Смотри же, будь осторожен, чтобы мне не пришлось охотиться за тобой.

   Лео вскипел и хотел ответить, но я остановил его, сказав, что он имеет дело с сумасшедшим.

   Жена хана посадила Лео с собой, меня - по другую сторону, рядом с Симбри. Хан сел несколько дальше между двумя самыми хорошенькими дамами.

   Блюд было много, но все - грубые. Главным образом подавали рыбу, баранину и сладкие кушанья. Присутствующие ели и пили много хмельного напитка, приготовленного из хлебного зерна. Обменявшись со мной из вежливости несколькими словами, ханша уделила все внимание Лео. Я стал беседовать с Симбри. Он рассказал мне, что в Калуне почти нет торговли, потому что нет связей с другими странами. С тех пор, как подгнили и обрушились мосты через пропасть, Калун совершенно отрезан от мира. В стране нет даже денег; торговля ведется только меновая; даже доход собирают натурой. Население - в основном желтой расы, вероятно, - монгольского происхождения. Страной управляют ханы, которые ведут свой род от Александра, но в жилах которых течет и монгольская кровь. На престол Калуна могут восходить и женщины. Династия постепенно вырождается. Народ поклоняется огню, а его правители верят в волшебство и привидения, но это подобие религии вымирает вместе с ними.

   Ханша Афина - последний отпрыск прямой линии царствующего дома, и народ больше любит ее, чем хана. Она много помогает бедным и потому очень популярна. Подданные жалеют, что у нее нет детей и с ее смертью опять начнутся споры и войны из-за престолонаследия.

   - Народ желал бы, - сказал Симбри, многозначительно взглянув на Лео, - чтобы ненавистный хан умер, а жена его, пока молода, вышла замуж за другого. Хан знает это, поэтому он так ревнив. Рассен понимает, что стоит его жене полюбить кого-нибудь, это будет для него смертным приговором.

   - Значит, он ее любит? - сказал я.

   - Может быть, но она не любит ни его, ни кого-либо из них, - Симбри показал взглядом на сидевших за столом вельмож.

   Между тем гости порядочно охмелели. Сам хан откинулся на спинку кресла; одна из его хорошеньких соседок обвила рукой его шею, другая подавала ему бокал с вином. Пили все, даже женщины. Взгляд Афины упал на пьяного хана, и на красивом лице ее появилось презрение.

   - Посмотри, - сказала она Лео, - на моего супруга и пойми, каково быть царицей Калуна.

   - Отчего ты не уберешь ненужных людей из дворца? - спросил он.

   - Потому что тогда никого не осталось бы. Эти люди живут в лености трудами народа. Но вино и роскошь погубят их. У них мало детей, да и те слабые и больные. Но я вижу, вы устали. До завтра.

   Мы встали, поклонились Афине и ушли в сопровождении Симбри.

   - Вы думаете, мы навеселе? - закричал нам вслед хан. - Отчего бы нам и не повеселиться? Никто не знает, долго ли он будет жить. А тебе, рыжебородый, советую не заглядываться на Афину. Она моя жена, и я, так и знай, не спущу тебе.

   Гости захохотали. Симбри схватил Лео под руку и поспешно увел его.

   - Не бойся, - успокоил он Лео. - Пока ты под защитой жены хана, ты в безопасности. Она - правительница страны, а я - самый близкий к ней человек.

   - Тогда постарайся сделать так, чтобы мы не встречали больше этого человека, - сказал Лео. - Я имею обыкновение защищаться, когда на меня нападают.

   - Никто тебя за это не осудит, - загадочно улыбнулся Симбри.

   Мы легли и заснули. Утром нас разбудил лай ужасных собак. Должно быть, их кормили.

   Мы прожили в Калуне три месяца, и это было самое ужасное время в нашей жизни. В сравнении с этим наши утомительные странствия по снежным степям показались нам блаженством, а пребывание в монастыре - раем. Но не стану подробно рассказывать обо всем. Отмечу лишь важнейшие события.

   В полдень Афина прислала нам двух белых верховых лошадей, и мы поехали с ней вместе на прогулку. Она показала нам псарню, где за железными решетками сидели собаки хана. Никогда не видывал я таких огромных собак. Тибетские дворовые собаки были в сравнении с ними комнатными собачками. Они бросались на железную решетку, как разъяренные волны на прибрежный утес. Они слушались только своих псарей да хана. Преступников и осужденных отдавали на съедение этим зверям. С ними же хан охотился за теми, кто имел несчастье навлечь на себя его гнев.

   Мы объехали затем вокруг города по стене, представлявшей собой род бульвара. Местами стена обрушилась, и надо было ехать осторожно. Отсюда открывался вид на равнину и реку. Сам город не представлял ничего интересного, и мы перебрались через мост на другой берег реки. Тут перед нами замелькали прекрасно обработанные поля с целой системой ирригации. Там, куда вода не попадала естественным путем, для подъема были устроены колеса. Иногда воду таскали на своих плечах женщины. Афина рассказала нам, что население так быстро растет, что людям пришлось бы убивать друг друга, если бы периодические неурожаи и голод не уменьшали число жителей.

   - А нынче какой будет год? - спросил Лео.

   - Опасаются неурожая, - отвечала она. - Мало дождей, а пламя над Горой предвещает, по народному поверью, засуху. Только бы народ не подумал, что это ваше появление принесло стране несчастье.

   - Если они станут нас преследовать, - засмеялся Лео, - мы убежим на Гору.

   - Разве вы ищите смерти? - мрачно спросила она. - Пока я жива, я не позволю вам перейти реку. Такова моя воля, теперь вернемся домой.

   На этот раз нас не позвали в столовую, и мы обедали у себя. Чтобы нам не было скучно, к нам пришли Афина и всюду следовавший за ней шаман. Она сказала нам, что хан задал пир, который будет продолжаться целую неделю, и она не хочет, чтобы мы были свидетелями всей низости ее двора. Мы провели довольно приятно несколько вечеров. Рассказывали об Англии, о странах, по которым путешествовали, об Александре Завоевателе и о Древнем Египте. Афина слушала, не отрывая глаз от Лео. Так беседовали мы до полуночи.

   Фактически мы жили во дворце как в тюрьме. Когда же мы выходили в другие дворцовые помещения, нас окружали придворные и досаждали своими расспросами. Придворные дамы стали ухаживать за Лео, посылать ему цветы и назначать свидания. Стоило нам показаться на улице, и перед нами собиралась целая толпа любопытных. Только прогулки за город вместе с женой хана были приятны, но опасаясь ревности мужа, Афина скоро прекратила их. Мы стали ездить в сопровождении солдат, которые должны были помешать нам бежать. Между тем началась засуха, и крестьяне толпами преследовали нас, требуя, чтобы мы вернули им дождь: они считали нас виновниками своего бедствия. Оставалось только заниматься рыбной ловлей на реке да издали смотреть на Огненную гору, мечтая о возможности бежать или хоть как-нибудь снестись со жрицей. Нас мучила мысль о дальнейших поисках, о достижении цели нашего путешествия. Все время я старательно оберегал Лео от Афины, ни на минуту не оставляя их одних, и с той ночи в жилище Привратника она не говорила ему о своей любви; но я хорошо знал, что страсть ее не угасла и скоро прорвется. Я угадывал это по ее словам, движениям и трагическому выражению глаз.

  

  

   Раз Симбри пригласил нас откушать у него.

   Жил он в башне дворца. Мы не знали тогда еще, что здесь было суждено разыграться последнему акту нашей драмы. В конце обеда Лео попросил шамана ходатайствовать перед ханшей, чтобы она отпустила нас, но старик посоветовал нам поговорить с ней самим.

   - Кажется, Афина несчастлива в замужестве? - начал Лео.

   - Ты прозорлив, друг, - отвечал шаман.

   - И, кажется, она взглянула на меня благосклонно? - продолжал Лео, краснея.

   - Ах! Ты запомнил кое-что из того, что произошло у Дверей!

   - Я запомнил также кое-что, касающееся тебя, Симбри, и ее.

   - Ну и что же? - спросил шаман.

   - А то, что я вовсе не желаю компрометировать первую женщину в вашем государстве.

   - Это благородно, впрочем, здесь смотрят на такие вещи несколько иначе. Все были бы рады, если бы Афина вышла замуж за другого.

   - При жизни хана?

   - Все люди смертны. Хан сильно пьет в последнее время.

   - Ты хочешь сказать, что людей можно устранить? - сказал Лео. - Так знай же, я никогда не совершу подобного преступления.

   При этих словах послышался шорох. Мы обернулись. Из-за завесы, за которой стояла кровать шамана, хранились его гороскопы и другие вещи, вышла ханша.

   - Кто говорил о преступлении? - спросила она. - Не ты ли, Лео?

   - Я очень рад, что ты слышала мои слова, повелительница, - отвечал Лео, глядя на нее в упор.

   - Я только больше уважаю тебя за них. Я сама далека от мысли о преступлении, но то, что предопределено - сбудется.

   - Что именно? - спросил Лео.

   - Скажи ему, шаман.

   Симбри взял свиток и прочитал: раньше следующего новолуния хан Рассен умрет от руки чужеземца, который пришел в страну из-за гор, - так начертано в Книге звезд.

   - В таком случае, звезды лгут, - возразил Лео.

   - Думай, как тебе угодно, - сказала Афина, - только он умрет не от моей руки или руки моих слуг, а от твоей.

   - Отчего непременно я, а не Холли убьет его? Но если так, то меня, конечно, жестоко накажет его опечаленная вдова...

   - Ты смеешься, Лео Винцей. Ведь ты знаешь, что за муж - хан!

   Мы с Лео оба почувствовали, что нам не избежать объяснения.

   - Говори, царица, говори все, - сказал Лео решительно, - может быть, лучше высказаться.

   - Хорошо же. Что было раньше, я не знаю, я скажу только то, что открылось мне. С раннего детства, Лео, образ твой носился передо мной. Когда я в первый раз увидела тебя у реки, я узнала тебя. Я видела тебя раньше во сне. Раз, еще маленькой девочкой, я заснула на траве на берегу реки, и ты пришел ко мне, только лицо твое было тогда моложе. С тех пор ты часто снился мне, и я привыкла считать тебя своим. Долго тянулись годы, и я чувствовала, что ты медленно приближаешься, ищешь меня, идешь ко мне, минуя холмы, пустыни, равнины, снежные степи. Три месяца тому назад мы сидели здесь вдвоем с Симбри; он учил меня читать в книге прошлого, и вот мне было видение. Я увидела тебя и твоего друга над обрывом. Я не лгу. Все это записано в свитке.

   Боясь, что вы погибнете, мы поспешили с Симбри к реке и, действительно, увидели вас. Остальное вы знаете. Мы видели, как вы качались на веревке над пропастью, как ты, Лео, бросился в пропасть первый, а за тобой последовал твой храбрый товарищ. Я спасла из воды тебя, свою давнишнюю, вечную любовь. Я предчувствовала опасность, которая тебе грозила. Моя рука спасла тебя, неужели ты оттолкнешь от себя меня, царицу Калуна?

   Она глядела на Лео с мольбой и ожиданием.

   - Благодарю тебя, Афина, за то, что ты спасла меня, хотя, может быть, было бы лучше, если бы я утонул. Но если все, что ты говоришь, правда, скажи, почему ты вышла замуж за другого?

   Она отшатнулась, как будто кто-то кольнул ее ножом в сердце.

   - Не брани меня, - жалобно сказала она, - я сошлась с этим безумцем в интересах государства. Меня уговорили выйти за него. Даже ты, Симбри, - будь ты проклят за это, - советовал мне вступить в брак с Рассеном, чтобы прекратить войну. Ты говорил мне, что мои сны - простая фантазия. Я уступила для блага своего народа.

   - И своего собственного, - сказал Лео. - Я не осуждаю тебя, Афина. Однако, ты говоришь, что я должен разрубить узел, убив твоего мужа, которого ты сама избрала. Ты говоришь о судьбе, но эту судьбу ты устроила себе сама. Твой сон и видение, которое заставило идти тебя на берег - вымысел. Ты пришла на берег, потому что так приказала тебе Гезея.

   - Кто тебе сказал? - удивилась Афина.

   - Я знаю еще многое другое. Напрасно ты обманываешь меня, Афина!

   Ханша побледнела.

   - Кто мог сказать тебе? - прошептала она. - Уж не ты ли, волшебник? Если ты, я узнаю это и отомщу тебе, не посмотрю на то, что в жилах наших течет одна кровь.

   - Афина, Афина! - взмолился Симбри, - ты знаешь, что я ничего не говорил.

   - Так, значит, это ты, старая обезьяна, - обратилась она ко мне. - Напрасно я тебя не убила. Но это дело поправимое!..

   - Уж не думаешь ли ты, что я тоже волшебник? - спросил я.

   - Да, думаю. Тебе покровительствует какая-то богиня, которая живет в огне.

   - Если так, с нами шутить нельзя, Афина, - сказал я. - Отвечай же, что сказала Гезея на ваше извещение о нашем прибытии в страну?

   - Слушай, - перебил Лео, - хочешь ты или не хочешь, а я пойду вопросить Оракула на Огненную гору. Посмотрим, кто сильнее, - ты или Гезея.

   - Ты непременно хочешь пойти туда? - засмеялась Ханша. - Там ты найдешь огонь, и только. Ты не встретишь прекрасного существа, которое могло бы очаровать тебя. Слушайте, странники, наша страна - земля чудес и тайн, непостижимых для пришельцев. Пока я жива, нога ваша не ступит на Гору. Лео Винцей, я знаю, что ты пришел сюда не из-за меня, как я о том мечтала, а для какого-то демона в образе женщины, которую ты никогда не найдешь. Довольно просьб. Не стану унижаться. Ты узнал слишком много. Подумай до завтрашнего дня о том, что я тебе предложила, и дай мне ответ, согласен ли ты быть моим и царствовать вместе со мной, или же ты предпочитаешь умереть вместе с твоим другом. Выбирай между мной и местью! Я не позволю чужеземцу смеяться над собой!

   Она говорила тихо. Слова ее срывались с уст, как капельки крови из раны. Наконец, она замолчала. Никогда не забуду я этой сцены. Старый кудесник смотрел на всех нас своими выцветшими глазами, как ночная птица. Лицо ханши дышало гневом, взгляд ее - местью. Холодный, решительный Лео боролся с ней своей железной волей. А я, которого Афина ненавидела, стоял и ждал приговора.

   Но вот огонь лампы замигал. Где-то открылась дверь. Я увидел, что из темноты кто-то приближается к нам неслышной поступью. Это был хан. Войдя в полосу света, он дико захохотал. Жена взглянула на него. Я подивился хладнокровию этой женщины. Лицо ее не выразило ни страха, ни гнева.

   - Что ты тут делаешь, Рассен? - спросила она. - Ты выслеживаешь меня? Ступай к своим придворным дамам и пей! Ты смеешься? Что тебя так развеселило?

   - Отчего смеюсь? Я только что слышал, как первая женщина в стране, гордая ханша, которая боится, чтобы придворные дамы не запятнали ее платье своим прикосновением, моя жена, которая, заметьте это, сама просила меня, чтобы я на ней женился, потому что я ее двоюродный брат и соперник по престолонаследию, она предлагает себя безвестному страннику, который ненавидит ее и жаждет бежать от нее! Он отказал ей, как я не отказал бы последней женщине во дворце! - Хан захохотал. - Слышал я также, что она называет меня сумасшедшим. Меня сделал сумасшедшим старый колдун Симбри, он влил отраву в мой кубок на свадебном пиру. Он дал мне зелья, которое меня отвратило от Афины, и я действительно ненавижу ее, я не выношу ее прикосновения, не могу быть с ней в одной комнате... В воздухе вокруг нее пахнет волшебством. Кажется, и ты, рыжебородый, - обратился он к Лео, - чувствуешь то же? Ну, так попроси у старой крысы любовного зелья; когда ты его выпьешь, Афина покажется тебе чистой, кроткой, прекрасной, и вы проведете несколько приятных месяцев. Не отвергай напитка, который тебе предлагают. Пей до дна! Только на другой день ты почувствуешь, что он отравлен кровью мужа. - И безумный хан снова разразился хохотом.

   Афина выслушала все эти оскорбления молча.

   - Прошу прощения, - обратилась она к нам спокойно. - Вы пришли в порочную страну. И ее глава, ее цвет, - ты, Рассен, - не уйдешь от своей судьбы, и я тут ни при чем. Когда-то на очень короткое время мы были близки, но это было давно. Теперь ты пресмыкаешься в моем доме, как змея. Если бы я хотела, отравленный кубок давно излечил бы твое безумие и заставил бы замолчать твое ядовитое жало. Пойдем, Симбри! Мне стыдно и горько.

   Шаман подошел к ней.

   - Слушай, Рассен, - сказал он хану. - Твоя мать - дурная женщина. Отца твоего никто, кроме меня, не знал. В ночь, когда ты родился, над Горой показалось пламя и звезды померкли. Я был на твоей свадьбе. На свадебном пиру ты напился и обнимал распутную женщину. Ты правил, разоряя страну, опустошая ради своей забавы поля и пуская людей по миру. Но скоро ты будешь плавать в своей крови, ты развяжешь эту благородную женщину, твое место займет более достойный, у них будет потомство и в стране воцарится мир.

   Шаман говорил с горечью. Хан несколько раз пытался поразить его своим коротким мечом, но не сделал этого, не смог, он вынес обиду, как собака терпит удары хлыста своего господина. Мало-помалу он отступил в дальний угол комнаты и упал на землю, а Симбри взял Афину под руку, и они вышли. У порога массивной железной двери Симбри остановился.

   - Хан Рассен, я тебя возвысил, теперь я тебя низвергну. Вспомни мои слова, когда будешь плавать в своей собственной крови!

   Когда вдали замер звук шагов, хан, боязливо озираясь, выполз из своего угла.

   - Ушли крысы? - спросил он.

   Испуг отрезвил его, и рассудок вернулся к нему.

   - Вы считаете меня трусом? - продолжал несчастный. - Да, я боюсь их обоих. Они отняли мою силу, мой разум своим волшебством. Я был когда-то могуч, благороден душой, владел половиной царства. Но я полюбил ее проклятую красоту. Она же хотела выйти за меня замуж и прислала ко мне сватом эту старую крысу. Я прекратил войну и женился на ханше. Лучше было бы мне стать последним мужиком, чем войти в опочивальню царицы в качестве ее супруга! Она ненавидела меня. И чем сильнее я любил, тем сильнее она ненавидела. Наконец, на свадебном пиру она дала мне напиток, который отвратил меня от нее, но в то же время иссушил мой мозг ядом безумия.

   - Если она тебя ненавидела, - спросил я, - почему она не отравила тебя?

   - Из расчета. Ведь полцарства принадлежало мне. Кроме того, я был ей нужен. При мне народ не мог заставить ее выйти замуж за другого. Она не женщина, а колдунья. Она хочет жить одна. Так думал я, по крайней мере до сегодняшней ночи, - при этих словах хан взглянул на Лео. - Она знала также, что хотя я избегаю ее, в душе все-таки люблю, ревную и могу защитить ее. Она нарочно натравила меня на человека, которого я недавно загнал своими собаками. Теперь я знаю, отчего она всегда казалась такой холодной. Она берегла пыл своей души, чтобы растопить лед твоего сердца.

   - Кажется, ты видел, хан, что этот лед нисколько не растаял, - сказал Лео.

   - Да, пока, если ты не лжешь. Но дай пламени разгореться побольше, и лед растает. Может ли кто-нибудь из смертных противиться желанию Афины?

   - Говорят, что я должен убить тебя, хан, но я не ищу твоей смерти; не хочу отнимать у тебя и твоей жены. Мы давно жаждем уйти из этого города, но нас не пускают. Нас стерегут, как пленников, - и днем, и ночью. Отпусти нас на свободу, хан! Это в твоей власти.

   - Куда же вы пойдете, если я отпущу вас на свободу? - спросил хан. - Страна наша окружена горами. Только птицы могут перелететь через них.

   - Мы уйдем на Огненную гору, - сказал Лео.

   - Кто же из нас не в своем уме? - удивился хан. - Я или вы? Я не верю вам. А впрочем, если правда, что вы пойдете на Гору, вы приведете на нас врагов и завоюете нашу землю.

   - Нет, - возразил Лео. - Я говорю тебе честно, как мужчина мужчине, мне не нужно твое царство, как не нужна твоя жена. Будь же разумен, отпусти нас и живи себе с миром.

   Хан задумался, потом вдруг опять захохотал.

   - Что скажет Афина, когда узнает, что ее птичка улетела? Она рассердится на меня и станет искать вас.

   - Отпусти нас поскорее, тогда погоня не настигнет нас.

   - Ты забываешь, что ханша и ее старая крыса знают все. Они найдут вас. А все-таки интересно, как она хватится своего рыжебородого, - и хан представил, как Афина будет искать беглеца. - Хорошо же, собирайтесь в путь, через полчаса я приду за вами.

  

  

   Вернувшись к себе, мы переоделись в дорожное платье, взяли с собой съестных припасов и охотничьи ножи, чтобы было чем защищаться в случае, если хан замыслит убить нас. Смех хана еще звенел у нас в ушах - то был недобрый смех. Хан внушал нам мало доверия.

   - Однако ему все же хочется избавиться от нас, - сказал я.

   - Живые всегда могут вернуться, - возразил Лео.

   - Афина думает иначе.

   - Но и она угрожала нам смертью.

   - Это стыд и страсть ослепляли ее.

   Мы замолчали. Скрипнула дверь, и, кутаясь в большой плащ, вошел хан.

   - Идем, - сказал он. - Зачем вы берете с собой оружие? Ведь вы не на охоту идете!

   - Но, может быть, на нас будут охотиться, - заметил я.

   - В таком случае, вам лучше оставаться здесь и ждать, когда ханша откроет клетку и выпустит вас.

   - Не думаю, - отвечал я, и мы последовали за ханом.

   Мы прошли веранду, внутренний двор, сад и потайной калиткой, ключ от которой был у Рассена, вышли из дворца. Когда мы проходили мимо псарни, собаки почуяли нас и бешено залаяли. Я вздрогнул, опасаясь, что они разбудят стражу, но хан подошел к собакам и успокоил их: они узнали его и замолчали. Хан велел нам спрятаться в тени арки и ушел. Мы опять заподозрили, не пошел ли он за убийцами, но скоро услышали топот копыт и увидели хана, ведущего под уздцы белых лошадей, которых нам дала Афина. Он сам оседлал их, велел нам, чтобы нас не узнали, хорошенько заку