Кервуд Джеймс Оливер - Погоня

с кнопкой. Блектон указал на нее, и лицо его запылало от возбуждения.

   - Вот эта самая ничтожная вещичка, мисс Грэй, - сказал он, - и может взорвать целую гору. Достаточно одного только прикосновения к ней вашего пальчика. Вы видите вот ту черную громаду у основания горы? Прямо перед вами, вон там, где виднеется народ? Это в полумиле отсюда. Там-то и врыт в стену "койот".

   Голос его дрожал от волнения, когда он шел и указывал перед собой своей длинной рукой.

   - Только подумайте об этом! - захлебывался он. - Чтобы пройти сквозь эту гору, мы израсходуем всего только какие-нибудь сотни тысяч долларов, тогда как в будущем, благодаря нашим работам, поезд, идущий от Атлантического океана к Великому, выгадает на всем пути семь минут! Можно подумать, что это - расточительность. Но это не так. Это знание! Это конкуренция с соседней дорогой! Это - настойчивость сверх меры, именно настойчивое желание сделать нашу дорогу самой лучшей в мире. Слушайте!

   Стал быстро сгущаться мрак. Черная гора стала медленно исчезать из виду, и сквозь этот мрак вдруг раздались через мегафоны голоса, удалявшие публику с опасных мест.

   - Разойдитесь! Разойдитесь! - кричали они. - Разойдитесь!

   И вся долина и окружавшие ее горы подхватили эти крики, послышалось отовсюду эхо и стало казаться, что это кричали тысячи предостерегающих голосов. Затем наступила странная, жуткая тишина, эхо смолкло, точно крики умирающих людей, и только слышен был отдаленный лай собаки где-то недалеко от койота. Иоанна стояла уже у самой скалы. Люди, работавшие над установкой батареи, быстро соскочили вниз.

   - Готово! - сказал один из них.

   - Перестань! - огрызнулся на свою жену Блектон, когда она стала говорить. - Слушай!

   Пять минут длилось гробовое молчание. Затем из глубины ночи вдруг раздалось через мегафон одно только слово:

   - Поджигай!

   - Значит, все уже готово, - сказал с глубоким вздохом инженер. - Все, что вы теперь должны сделать, мисс Грэй, - это повернуть вот эту самую рукоятку с того места, на котором она сейчас стоит, в совершенно противоположную сторону. Готово?

   - Да, - ответила она.

   - Тогда нажимайте кнопку! - Она нажала - и цепь соединилась. Прошло полминуты, может быть, даже три четверти, земля вдруг содрогнулась у них под ногами, но звука еще не было. И вдруг черная пелена, гораздо более непроницаемая, чем ночь, встала перед горой, и секундой позже последовал взрыв. Земля задрожала так, точно началось землетрясение. Облака непроницаемого черного дыма взлетели вверх, а минутой позже окрасились в ярко-красный цвет, и послышался вдруг такой гром, точно выстрелили сразу из десятков тысяч пушек. С быстротой, за которой едва успевал глаз, в воздух прыснули огненные языки, которые стали подниматься все выше и выше, сверкали, как молнии, пока, наконец, вся оторопевшая от испуга публика не оказалась на четверть мили вокруг объятой ярким пламенем, Взрыв следовал за взрывом, некоторые из них так и замирали с глухим ревом под землей, тогда как другие вылетали на воздух, Невидимые для зрителей острые осколки камней высоко взлетали чуть ли не до самого неба; громадные куски гранита в десять футов в поперечнике отлетали в сторону на сотни саженей, Конвульсии земли продолжались еще в течение трех минут, и языки пламени еще долго боролись с мраком ночи. Затем они стали угасать, все короче и короче становились вспышки, и наконец снова наступила тишина.

   В эти страшные моменты, сама не зная почему, Иоанна так тесно прижалась к Альдосу, что он мог чувствовать легкое прикосновение ее волос и быстрое движение ее груди. Голос Блектона привел их в себя.

   Он смеялся, и это был смех человека, который сознавал, что его работа выполнена хорошо.

   - Здорово сделано! - восхищался он. - Завтра мы съездим туда и поглядим. Я изменил свое решение относительно "койота" N 28. Главный инженер Хэтчинс проедет здесь завтра после обеда, и мне хотелось бы, чтобы и он тоже поглядел.

   И, обратившись к какому-то человеку, который вышел к нему из темноты, сказал ему:

   - Грэтти, приготовьте N 28 к завтрашнему дню к четырем часам. Понимаете? Чтобы к четырем часам все было готово! Не к ночи, а к четырем часам!

   А затем он сказал своим:

   - Сейчас до нас дойдет противный запах и пыль. Поедемте домой!

   И пока они шли до экипажа, Альдос все еще держал руку Иоанны в своей руке, и она не делала ни малейших усилий, чтобы ее отнять.

   На следующее утро, когда Альдос сошел вниз в столовую, он был очень разочарован, обнаружив, что завтрак был накрыт только для двоих, а не для четверых. Было ясно, что мадам Блектон и Иоанна решили еще поспать.

   Блектон заметил, как вопросительно оглядел стол его друг, и засмеялся.

   - Нам придется позавтракать только вдвоем, - сказал он. - Разве вы не слышали, как они проболтали всю ночь напролет?

   - Нет.

   - Правда, вы находились от них далеко, а я - только через комнату. Знаете, дорогой мой, моя супруга просто истосковалась здесь по обществу, и обе они не расходились спать до двенадцати часов. Я даже посмотрел на часы. Может быть, они лежали уже в постелях, но только я все время слышал, как они жужжали, точно пчелы. Перестанут - и зажужжат, перестанут и зажужжат. Точно прорвавшаяся плотина. Одна кончает, другая начинает, а то и обе вместе. Понятно, почему они сейчас спят. - Окончив завтракать, Блектон посмотрел на часы.

   - Семь часов, - сказал он. - Ну, поговорим после, часов в девять, когда поднимутся наши дамы. А тем временем, чем вы намерены заняться, Альдос?

   - Думаю повидаться с Мак-Дональдом.

   - А я побегу скорее к работам.

   Они вышли вместе.

   - Ну, вот и он сам! - указал на Мак-Дональда инженер. - Избавляет вас от труда разыскивать его. Ну, так помните же, Альдос! Не позже девяти!

   Полминуты спустя Альдос уже шел навстречу Мак-Дональду.

   - Они исчезли! - было первым словом старого горца.

   - Исчезли?

   - Да. Вся их шайка - Куэд, Кульвер Ранн, Дебар и та девица, что ездит на медведе. Они скрылись, и никто не знает куда.

   Альдоса это удивило.

   - Исчез также и караван Кульвера Ранна, - добавил нехотя Мак-Дональд. - Двадцать лошадей, включая шесть седел. Кто-то еще отправился с ними, только я еще не успел выяснить, кто.

   - Отправились!.. - вздохнул Альдос.

   Мак-Дональд утвердительно кивнул головой.

   - Кульвер Ранн не станет терять времени по-пустому, раз запахло золотом, - продолжал он. - С ним Дебар и та девчонка. А остальные три седла под такими же разбойниками, как и они сами. Они приготовились к сражению.

   - Ну, а Куэд?

   Старый Дональд пожал плечами, и вдруг лицо Джона Альдоса потемнело.

   - Я понимаю, - сказал он упавшим голосом. - Куэд скрылся, но он не с Кульвером Ранном. Он хочет заставить нас думать, что и он тоже уехал. Он хочет сделать так, чтобы мы не остерегались. Но он следит откуда-то и так и ждет, чтобы, как ястреб налететь на Иоанну! Он...

   - Да, это так! - мрачно перебил его Мак-Дональд. - Вы правы, Джонни! Это один из его методов, - старый его метод по отношению к женщинам, - и теперь мы должны глядеть в оба за Иоанной. Это наша обязанность, Джонни. И если она вдруг исчезнет...

   Альдос прислушался.

   - Если она вдруг исчезнет, - закончил он, - то вы уже никогда ее больше не найдете.

   - Мы будем беречь ее, - спокойно ответил Альдос. - Я буду при ней, Мак, целый день, а по ночам буду приходить к вам, чтобы делиться с вами новостями. Надеюсь, что пока я буду уходить, ее не выкрадут из дома Блектона.

   Они простились, и в течение целого часа после этого разговора Альдос проходил около дома Блектона взад и вперед покуривая. Вернулся он в дом только тогда, когда увидел, что Блектон возвращается уже назад. Иоанна и мадам Блектон уже давно встали и ожидали их.

   Все четверо поговорили с полчаса о вчерашнем взрыве и затем отправились к "койоту" N 28. Там не оказалось ни души. Блектон от удовольствия потирал себе руки.

   - Все в порядке, - заговорил он. - Сегодня утром Грзгги заложил в него последний заряд и все, что теперь нам остается, - это терпеливо ожидать четырех часов.

   Дыра в горе была квадратная. Футах в десяти от нее инженер остановился и указал на землю. По ней тянулось два провода, которые выходили из этой дыры.

   - Эти провода, - объяснил инженер, - тянутся от самого заряда к батарее, которая находится в полумиле отсюда. Но мы соединяем их с батареей только в самую последнюю минуту, как вы видели это вчера. Иначе возможны случайности.

   Он наклонился и вошел в устье туннеля, ведя за собой свою жену. Альдос протянул руку Иоанне. Быть может, футов двадцать они проследовали за Блектонами, тоже низко наклонив головы. Им казалось, что они вошли в темный, холодный колодезь, только слегка спускавшийся вниз, и едва могли рассмотреть впереди себя Блектона только тогда, когда он выпрямился.

   Его голос звучал странно, точно выходил из-под земли.

   - Теперь вы можете выпрямиться. Мы уже в камере. Не двигайтесь, а то в темноте можете на что-нибудь наткнуться. Здесь где-то должны быть фонари.

   Он зажег спичку и, медленно обшаривая в темноте стену, стал разыскивать фонарь, все еще оборачиваясь назад и говоря:

   - Вот вы сейчас стоите на десяти тоннах динамита, а вот здесь заложено пять тонн черного пороха...

   Мадам Блектон слегка вскрикнула и остановила его. Спичка погасла.

   - В чем дело, Пегги? - спросил он с беспокойством. - Что случилось?

   - Ну, и зачем, спрашивается, ты зажигаешь здесь спички, - воскликнула Пегги, - когда под нами столько динамита? Ты просто с ума сошел, Поль!

   Инженер засмеялся, и его смех раскатился по туннелю, точно дикий хохот гиганта. Иоанна вскрикнула, а мадам Блектон в страхе схватила Альдоса за руку.

   - Вот! Нашел фонарь! - воскликнул Блектон. - Никакой опасности здесь нет, ни чуточки! Подождите минуточку, я все вам сейчас объясню.

   Он зажег фонарь, и при его свете лица Иоанны и Пегги казались бледными и испуганными.

   Он поднял фонарь вровень с плечом и, объясняя, направился далее в глубь туннеля. Все трое последовали за ним. Они прошли мимо бочонка, на котором был приклеен огарок свечи, Около бочонка стоял пустой ящик. Кроме этих вещей в туннеле не было больше ничего.

   - А я думала, что он сплошь забит порохом и динамитом, - оправдывалась Пегги.

   Она сказала это каким-то странным, дрожащим голосом.

   - В чем дело, Пегги? - встревожился ее муж. - Ты озябла? Ты дрожишь?

   - Д-д-д-а!..

   Альдос почувствовал, как его дернула за рукав Иоанна.

   - Надо вывести мадам Блектон на воздух, - сказала она тихонько. - А то она может простудиться!

   Едва удерживаясь от смеха, Альдос направился к выходу из туннеля. Когда они вышли на солнечный свет, и он посмотрел на Иоанну, то оказалось, что он все еще держал ее за руку. Она с упреком посмотрела на него и вырвала руку.

   - Да в чем дело? - воскликнул только теперь начинавший понимать Блектон. - Ведь ни малейшей опасности нет!

   - Нет, уж я лучше посмотрю на все это издали, милый Поль. - ответила ему супруга. - А лучше всего поеду домой!

   И, перейдя от слов к делу, она направилась к экипажу. Там она остановилась и, схватив в обе руки громадную руку мужа, стала любовно ее пожимать.

   - Это удивительное сооружение, Поль! - заговорила она. - Я горжусь тобой, Поль! Но, откровенно говоря, была бы более довольна смотреть на все это издали в четыре часа.

   Блектон с улыбкой поднял ее в экипаж.

   - Вот почему я лучше предпочла бы, - созналась она Иоанне, когда они уже ехали домой, - чтобы Поль был пастором или кем-нибудь в этом роде. Я положительно старею с каждым днем, как только подумаю, что он там все время возится со всеми этими динамитами да порохом. В одну секунду можно стать ничем.

   - А мне кажется, - ответила Иоанна, - что если бы я была мужчиной, то делала бы именно что-нибудь в таком же роде Я хотела бы быть мужчиной, но не пастором, дорогая Пегги, который ровно ничего не делает, а таким, который совершает громадные подвиги, - вот как те, которые взрывают горы, например, или открывают целые погребенные под песками города или - здесь она зашептала так тихо, что ее мог услышать только один Альдос, - или пишут книги!

   Но тут ей пришлось громко вскрикнуть. Когда Пегги спросила ее, в чем дело, то она затруднилась сказать ей, что Джон Альдос так крепко сжал ей руку. Он и обратно ехал между двух дам.

   - Так останешься калекой на всю жизнь, - упрекала она Альдоса полчаса спустя. - И я заслужила это, потому что слишком была любезна с вами. Теперь я начинаю убеждаться, что некоторые писатели прямо невыносимы!

   - Не пройдемся ли мы с вами после обеда? - умолял он ее уже в двадцатый раз.

   - Очень, очень сомневаюсь в этом.

   - Но я прошу вас, леди Грэй.

   - Подумаю.

   Она оставила его одного и даже не оглянулась, когда вместе с Пегги Блектон входила в дом. Но когда оба они, Альдос и Блектон, отъезжали от дома, то увидели в окошке два лица, глядевшие им вслед, и две руки, махавшие им на прощанье.

   - Иоанна и я хотим отправиться сегодня после обеда на прогулку, - обратился Альдос к Блектону по дороге, - и я хочу попросить вас не беспокоиться, если мы не вернемся к четырем часам. Не дожидайтесь нас. Мы будем смотреть на взрыв с какой-нибудь горы.

   Блектон усмехнулся.

   - Не беспокойтесь, не забраним вас! - сказал он. - С точки зрения постороннего наблюдателя, Джон, мне кажется, что вы собираетесь получить нечто большее, чем простую надежду.

   - Я? Очень возможно. Только вы не забудете передать мистрис Блектон, что мы не вернемся к четырем часам?

   - Нет, нет! К тому же имейте в виду, Джон...

   Он втянул в себя дым чуть ли не сразу из всей трубки.

   - К тому же имейте в виду, Джон, - закончил он, - что здешний пастор живет рядом со мной.

   С этой минуты и вплоть до самого обеда Джон Альдос пребывал в какой-то совершенно нереальной атмосфере, точно во сне. Его надежды и счастье достигли своей наивысшей точки. Он был уверен, что Иоанна пойдет с ним, и, несмотря на все свои усилия доказать себе противное, все-таки чувствовал, что представляется самый подходящий случай для объяснения. Точно сквозь сон он осматривал работы Поля Блектона. А когда они возвратились вместе домой, он прошел прямо к себе в комнату, побрился, переоделся и приготовился к обеду.

   Иоанна и Блектон уже ожидали его в столовой.

   С первого же взгляда на Иоанну он почувствовал уверенность. Она была одета в серый костюм для прогулки. Никогда еще не казалось ему, что можно было так долго накрывать на стол и тысячу раз он посылал в кухню свои безмолвные ругательства. Ровно в час они сели за стол и ровно через час встали. Было четверть третьего, когда оба вышли из дому.

   - Не пройтись ли нам в горы? - спросил он. - Оттуда интересно будет посмотреть на взрыв.

   - Я заметила, - ответила Иоанна, точно не обращая внимания на его вопрос, - что в некоторых отношениях вы до мелочности наблюдательны. Так, например, относительно какого-нибудь завитка волос вы стоите вне конкуренции. Но зато во всем другом вы абсолютно слепы.

   - Что вы этим хотите сказать? - встревожился он.

   - Сегодня утром я потеряла свой шарф, а вы даже этого не заметили. А это для меня совсем необычный шарф. Я купила его еще в Каире и вовсе не хотела бы, чтобы и он тоже взлетел на воздух.

   - То есть, как это понять?

   - Да, да! Я потеряла его в туннеле. Когда мы входили в него, то он был еще на мне.

   - Тогда вернемся за ним! - обрадовался он. - У нас еще достаточно времени впереди - так что взобраться на горы до взрыва еще успеем.

   Двадцать минут спустя они уже подошли к мрачному устью туннеля. Там по-прежнему не было никого, и Альдос полез за спичками в карман.

   - Подождите здесь, - сказал он. - Через две минуты я вернусь.

   Он зажег спичку. Фонарь оказался на пустом ящике. Он зажег его, стал разыскивать шарф и вдруг услышал шелест. Он обернулся и увидел перед собой Иоанну, освещенную фонарем.

   - Нашли? - спросила она.

   - Нет еще.

   Они наклонились над полом, и Иоанна с радостным криком подняла шарф. Когда оба выпрямились и посмотрели друг на друга, Альдос вдруг почувствовал, что сердце у него остановилось и что Иоанна сразу побледнела, как смерть. Туннель вдруг вздрогнул; до них донесся глухой отдаленный гул и когда Альдос подскочил к Иоанне, и схватив ее за руку, бросился к выходу, этот гул превратился в оглушительный рев; порыв ветра ворвался к ним в туннель, загасил фонарь и оставил их в темноте. Казалось, что вся гора закружилась вокруг них, и вдруг послышался дикий, полный отчаяния, крик Иоанны. Она заметила, что дневной свет перестал светить им в устье туннеля, и что их окружила со всех сторон глубокая, непроглядная темнота. Им в лицо хлынул поток пыли и мелких камней, так что пришлось отбежать от него назад - и они разъединились.

   - Джон Альдос! Где вы?

   - Я здесь, Иоанна! Я только хочу засветить фонарь!

   Его дрожащие руки нашли, наконец, фонарь. Он зажег его вновь, и Иоанна подползла к нему, бледная, как смерть. Он держал фонарь над плечом, и вместе они уставились в ту сторону, где перед этим был выход из туннеля. Масса пыли застилала им глаза. Вход оказался заваленным. А затем они оба медленно обернулись друг к другу, и каждый понял то, в чем они не ошибались, потому что это была Смерть, которая уже зашептала свой беспокойный призыв в этом каменном гробу, притом самая ужасная из смертей, - и они оба стояли, не произнося ни слова, и смотрели друг на друга в этом полном ужаса молчаливом понимании.

   Иоанна первая нарушила молчание.

   - Туннель завален! - прошептала она.

   Ее голос звучал странно. Это уже не был голос Иоанны. Альдос не мог ей ответить; у него, точно петлей, перехватило горло, и кровь застыла, когда он вдруг увидел, каким бледным было ее лицо и какой ужас отражался в ее глазах. Некоторое время он не мог тронуться с места, а затем, точно вдруг что-то свалилось с плеч, исчез страх.

   Он улыбнулся и протянул ей руку.

   - Вероятно, случился обвал перед входом в туннель, - сказал он, вынуждая себя говорить таким тоном, точно ничего серьезного не произошло.

   - Обвал... - повторила она безучастно.

   Она приняла от него фонарь, и голыми руками Альдос принялся за дело. Но не прошло и пяти минут, как он должен был признать, что разгребать землю одними только пальцами было бы сплошным безумием. Голыми руками все равно нельзя было расчистить туннель. И все-таки он работал, врываясь пальцами в землю и в щебень, как животное, которое выкапывает для себя нору. Через несколько минут он действовал, как сумасшедший, мускулы его напрягались до крайней степени, разодранные руки кровоточили, и то и дело, как барабанный бой, в его ушах звучали слова Блектона: "Сегодня в четыре часа пополудни! Сегодня в четыре часа пополудни!"

   Затем он докопался до плотной каменной массы. Она грузно уселась прямо на провод, придавив его к земле. Он выпрямился, достал платок, стер с лица пыль и пот и, когда подошел к Иоанне, то в выражении лица не было ни малейшего страха. При тусклом освещении лампы он даже улыбался.

   - Напрасная работа, Иоанна!

   Казалось, она не слышала его слов. Она смотрела на его руки. Затем приблизила к ним фонарь.

   - У вас руки в крови, Джон!

   В первый раз за все время она назвала его просто по имени, не прибавляя фамилии, и он был изумлен от спокойствия в ее голосе и от той нежности, с которой она коснулась его руки. В удивлении он стоял и молчал, и в этом наступившем продолжительном молчании было что-то страшное.

   Вдруг они оба услышали, как у него в кармане затикали часы.

   Все еще не спуская с него глаз, она спросила:

   - Который час, Джон?

   - Иоанна!..

   - Я не боюсь, - прошептала она. - До сих пор я боялась, но теперь нет. Который час, Джон?

   - Но уверяю вас, они откопают нас! - дико воскликнул он. - Неужели вы не верите, Иоанна, что они хватятся нас и откопают? Почему это невозможно? Ведь камень навалился на провод! Они должны нас откопать! Поэтому опасности нет, ни малейшей! Только холодно и неуютно, но мы ведь не боимся простуды!

   - Который час? - повторила она тихонько.

   Он вытащил часы и приблизил их к фонарю.

   - Четверть четвертого, - сказал он. - В четыре часа они приступят к работам - Блектон и его артель. А ужинать мы будем уже дома.

   - Четверть четвертого, - повторила Иоанна твердо. - Это значит...

   Он насторожился.

   - Это значит, - продолжала она, - что нам осталось жить всего только сорок пять минут.

   И прежде чем он успел ей что-нибудь ответить, она сунула фонарь ему в одну руку, а другую сжала в обеих своих.

   - Если нам осталось всего только сорок пять минут, - сказала она совершенно твердым голосом, - то не будем лгать друг перед другом! Альдос, я знаю, почему это случилось именно с вами. Это из-за меня. Вы столько сделали для меня за эти два дня, только за эти два дня, в которые многие рождаются, живут и умирают. Но в эти последние минуты я не хочу неправды. Вы знаете, и я знаю: провод ведет к батарее. То, что он прижат к земле, ровно ничего не значит. Надежды нет никакой. Мы оба знаем, что должно произойти в четыре часа. И все-таки мне не страшно.

   Она поняла, что он собирается ей что-то сказать. Наконец он говорил:

   - Здесь есть еще и другие фонари, Иоанна. Я видел их когда мы разыскивали ваш шарф. Я хочу зажечь их.

   Он снял со стены два фонаря и зажег их. И еще огарок, стоявший на бочонке.

   - Так веселее, - сказала она.

   Она стояла в полном освещении высокая, стройная, прекрасная, как ангел. Губы ее были бледны, в лице не было ни кровинки.

   - Джон! Джон Альдос!

   - Что, Иоанна?..

   Он подпрыгнул к ней, она отшатнулась, но все-таки улыбалась, улыбалась как-то ново и удивительно и протянула к нему руки.

   - Джон, Джон, - заговорила она, - если вы хотите, то теперь можете говорить, что мои волосы прекрасны!

   Затем она бросилась к нему в объятия. Он прижал к себе ее теплое тело, тесно прижавшееся к нему, а она подняла к нему голову, стала гладить его ладонями по щекам, то и дело повторяя его имя. Он держал ее, забыв обо всем на свете: о времени и пространстве и даже о самой смерти. Он целовал ее губы, волосы, глаза, сознавая только одно - что в этот смертный час он обрел целую жизнь, что ее руки гладили его по лицу и по волосам, что она в безумии повторяла его имя и любила его.

   - Иоанна, Иоанна! - вдруг воскликнул он. - Это невозможно! Я жил для тебя, я ожидал тебя - все эти годы я ждал, ждал, ждал, когда ты ко мне придешь, и вот ты пришла, наконец, ко мне - стала моей, моя, моя! Нет, это невозможно! Этого не может быть никогда!..

   Он высвободился из ее объятий, поднял фонарь и шаг за шагом стал исследовать туннель. Он весь был из сплошного камня, в нем не было ни отверстия, ни трещинки, сквозь которые он мог бы подать голос или подать сигнал выстрелом из револьвера. И он не кричал. Он знал, что это было бы ни к чему и что его голос прозвучал бы в этом туннеле, точно в склепе. Но, может быть, здесь находился еще какой-нибудь выход? Другого выхода не оказалось. Он вернулся к Иоанне. Она стояла на том же месте, где он ее оставил, и когда он взглянул на нее, все его страхи прошли. Он опустил фонарь на пол и подошел к ней поближе.

   - Иоанна, - тихонько заговорил он, прижав обе руки к груди. - Ты не боишься?

   - Нет, не боюсь.

   - И ты знаешь?

   - Да, знаю.

   - Ты любишь меня, Иоанна?

   - Как ни одного мужчину на свете.

   - Но ведь всего только два дня!

   - В них я прожила целую вечность.

   - Ты хочешь быть моей женой?

   - Да.

   - Завтра?

   - Какое счастье!.. - прошептала она и взяла его руками за щеки. - О, как я счастлива! Джон, я знала, что ты любишь меня, и так старалась, чтобы ты не подметил, как это делало меня счастливой! И так боялась, что ты никогда не объяснишься со мной - и вот, наконец, это случилось. Ах, Джон, Джон!..

   Он притянул ее к себе поближе, прижался губами к ее губам, и оба они перестали дышать. Только слышалось в их ушах доносившееся из его кармана тиканье часов.

   - Который час? - спросила она.

   Он вытащил часы, оба они посмотрели на них и кровь в нем застыла.

   - Двенадцать минут... проговорила она без малейшей дрожи в голосе. - Сядем, Джон, - ты на этом ящике, а я на полу, у твоих ног, - вот так.

   - Я думаю, Джон, - сказала она тихонько, - что мы часто-часто сидели бы так, - я и ты- в особенности по вечерам.

   Что-то подкатило ему к самому горлу, и он не ответил. Он слышал, как она задрожала, затрепетала и обвилась вокруг него руками.

   И вот послышалось опять: тик-тик-тик...

   Он почувствовал, как она стала нащупывать часы и, вынув их, повернула циферблатом к огню так, что увидели оба.

   - Уже без трех минут четыре, Джон.

   Часы выскользнули у нее из. пальцев. Теперь она села так, что своей щекой прижалась к его щеке, и ее руки обнимали его за шею.

   За эти последние секунды, в которые, затаив дыхание, Альдос ожидал, когда пробьют лежавшие на полу часы ровно четыре, казалось, могли бы возникнуть, достигнуть своего расцвета и погибнуть целые миры, могли бы быть написаны истории целых империй и родиться и сойти в могилы тысячи людей, - так долго они тянулись. Он никогда не мог вспомнить потом, как долго они ждали; он не представлял себе, с какой силой прижимал к себе тогда Иоанну. Секунды, минуты и потом еще минуты - его мозг отупел, и он сидел в безумном молчании и ждал. А часы тикали, и это казалось ударами молотка.

   Сперва ему казалось, что этот звук долетал до него сквозь ее волосы. Он раздавался где-то над ним, вокруг него, это уже было не тиканье часов, а настоящие удары, упорные, сотрясающие, впивавшиеся прямо в камень. Они становились все слышнее и слышнее, и от них стал содрогаться воздух. Альдос поднял голову. С глазами, как у безумного, он огляделся вокруг и прислушался. Руки его разжались, он выпустил их них уже потерявшую сознание Иоанну, и она, как мертвая, сползла на землю. Он стоял, не мигая, и это настойчивое тук-тук-тук, в сотни раз более громкое, чем тиканье его часов, давило на мозг. Неужели он сошел с ума? Он пошел нетвердой походкой к заваленному выходу из туннеля - и вдруг стал орать, кричать во весь голос, насколько хватало сил, и два раза, теперь уже как настоящий сумасшедший, подбегал к Иоанне, хватал ее за руки, рыдал, звал ее по имени и затем принимался снова орать и снова звать ее по имени. Она пошевельнулась, открыла глаза и с таким же выражением, с каким люди смотрят на человека, внезапно сошедшего с ума, не узнавала его и только повторяла:

   - Джон... Джон...

   Он схватил ее за руки и с криком побежал вместе с нею к выходу из туннеля.

   - Слушай! Слушай! - дико закричал он. - Разве ты не слышишь? Это они... Это Блектон, Блектон и его люди! Слушай... Слушай... Это звук лопат и молотков! Иоанна, Иоанна, мы спасены!

   Она не понимала еще, что он говорил. Он волочил ее за co6ой по полу, держа ее за руки, но рассудок все-таки возвращался к ней. Альдос увидел, как она напрягала силы, чтобы понять его, чтобы, по крайней мере, хоть сообразить, в чем дело, и стал целовать ее в губы, стараясь побороть в себе крайнее возбуждение, которое все еще заставляло его дико и в то же время радостно кричать.

   - Это Блектон! - то и дело повторял он. - Это Блектон и его люди! Слушай! Разве ты не слышишь, как вонзаются в землю их ломы и как стучат их молотки!

   Наконец, Иоанна поняла, что взрыв не произошел и что это работали Блектон. и его люди, чтобы спасти их. Теперь она стала вслушиваться вместе с Альдосом, и тоже стала плакать от радости, потому что уже не могло быть никакого сомнения в том, что этот равномерный звук действительно исходил извне, раздавался по ту сторону туннеля и как-то странно заставлял содрогаться воздух около их ушей. Некоторое время оба они простояли молча, точно не вполне еще понимая, что могли вырваться из объятий смерти, и что другие люди старались их спасти. Они не старались задавать себе вопросов, почему "койот" не был взорван или как догадались, что они находились именно в нем? И когда они стояли так и прислушивались, до них вдруг долетел чей-то голос. Он чуть-чуть слышался, точно кто-то говорил за десятки миль от них, - и все-таки они узнали, чей это был голос.

   - Кто-то кричит! - воскликнул Альдос. - Иоанна, дитя мое, стань лицом к стене, чтобы тебя не ранили осколки камня. Я буду отвечать им выстрелом!

   Он поставил ее в безопасное место, достал револьвер и выстрелил из него как раз у самого входа в туннель. Он стрелял ровно пять раз, равномерно, считая между каждым выстрелом по три, а. затем приложив ухо к земле и стал слушать. Иоанна подошла к нему, как тень, отыскала его руку в темноте, и оба они затаили дыхание. И вдруг они слабо, но отчетливо услышали выстрелы из ружья: раз, два, три, четыре и пять.

   Джон Альдос встрепенулся и с облегчением глубоко вздохнул.

   - Пять раз! - воскликнул он. - Это ответ! Сомнений больше не может быть!

   Он протянул к ней руки, и она подошла к нему вся в слезах; она плакала теперь, как малое дитя, уткнувшись головой ему в грудь.

   А снаружи люди работали, как гиганты. Блектон с засученными до плеч рукавами; Грэгги, подбодрявший людей и подававший им пример: и между ними поднимавший и отрывавший громадной величины камни, как безумец, старый Дональд Мак-Дональд: у него был расстегнут ворот рубашки, с рук текла кровь, волосы и борода развевались на ветру. Позади них, прижав руки к груди, плакала мадам Пегги Блектон и все время просила их поспешить. Все пятеро мужчин действовали, как львы. Люди отгребали землю и щебень прямо голыми руками. Молоты ударяли по каменной груде, точно по гранитному обелиску. Блектон подошел к стоявшей поодаль жене и с сиявшими глазами сказал ей:

   - Мы уже близко, Пегги. Еще пять минут и...

   Его прервал крик. Облако пыли вдруг вырвалось из туннеля, и сквозь эту пыль туда ринулись человек пять рабочих со старым Дональдом во главе.

   Прежде чем успела рассеяться пыль, все они уже высыпали обратно, и с громким криком Пегги Блектон бросилась вперед и обняла Иоанну, запутавшуюся в своих распущенных золотых волосах, едва державшуюся на ногах, но смеющуюся и в то же время рыдающую под ласковыми лучами солнца. А старый Дональд, сжимая в своих объятиях Альдоса, повторял сквозь слезы:

   - О, Джонни, Джонни!.. Ведь я все время следил за вами издали, чтобы на вас никто не напал, и вот был здесь в то самое время, когда вы входили в "койот!".

   - Спасибо вам, Мак! - ответил Альдос.

   А затем Блектон стал пожимать ему руку. Остальные, один за другим, тоже пожали ему руку, а Пегги рыдала навзрыд и прижимала к себе Иоанну.

   - Мак-Дональд явился как раз вовремя, - стал объяснять потом Блектон и то улыбался, то старался говорить серьезно. - Еще бы минут десять, и тогда бы...

   Он был бледен, как полотно.

   - Но все хорошо, что хорошо кончается, Поль, - перебил его Альдос и сказал ему на ухо только одному: - Мы уже были лицом к лицу со смертью, так я и сказал ей. И там, в последнюю минуту, мы дали обещание друг другу быть мужем и женой. Пошлите за лицами, которые должны будут совершить обряд. Ничего не говорите Иоанне, но пусть все это совершится у вас на дому. Окажите услугу!..

   - За полчаса все будет готово, - ответил Блектон. - Я отправлю за мистером Уоллевером экипаж. Мы устроим все это у нас на дому, и я уверен, что и он сам будет этим очень доволен.

   Когда они подошли к экипажу, Альдос стал искать глазами Мак-Дональда, но его и след простыл. Попросив Грэгги догнать его и послать к нему на квартиру, Альдос влез в экипаж и усадил Иоанну между собой и Пегги Блектон. Всю дорогу он держал Иоанну за руку, и та ее не отнимала. Сидевшая с другой стороны от нее Пегги смеялась, болтала и плакала попеременно.

   Когда они приехали домой, Альдос шепнул Иоанне:

   - Ты пройдешь прямо к себе в комнату. Я хотел бы кое-что сказать тебе наедине.

   Когда она стал подниматься наверх, Блектон кивнул своей жене. Альдосу пришлось задержаться с ними на две минуты, так как необходимо было сообщить ей о том, что составляло для нее самый восхитительный конец всего этого приключения. После этого Блектон отправился за мистером Уоллевером, а Альдос поднялся к Иоанне. Она уже заперла за собой дверь, а когда он постучал, не спеша, открыла ее.

   - Джон...

   - Я все рассказал им, дорогая, - зашептал он со счастливым видом. - Они догадались. Минут через десять Блектон вернется уже с представителем закона. Ты рада?

   Она широко распахнула дверь, и он опять протянул к ней руки. С минуту она стояла, испытывая легкую дрожь, и все гуще покрывалась румянцем, нежно глядя на него.

   - Я только причешусь, - ответила она. - Ведь надо же еще и одеться!

   - Кажется, кто-то уже вошел в парадную дверь, Джон?

   Они прислушались. Дверь открылась и захлопнулась. Они услышали голоса Блектона, его жены и чей-то еще, незнакомый.

   - Как это удачно вышло, Пегги, - говорил Блектон. - Я еду, а мистер Уоллевер идет навстречу. А где же...

   - Тсс! - остановила его супруга.

   Иоанна взялась руками за щеки Альдоса.

   - Кажется, это он... - сказала она. - Этот самый мастер по брачным делам.

   Она подставила ему губы для поцелуя.

   - Ну, Иоанна! Пойдем вниз!

   Церемония продолжалась очень недолго. Когда представитель закона поздравил их и пожал им руки, и они, взявшись, как дети, за руки, побежали со всех ног к себе наверх, он опять в удивлении остановился и долго смотрел им вслед. Перед дверью они остановились и обнялись.

   - Ну, а теперь, мой миленький муженек, - спросила Иоанна, - могу я причесать свои волосы?

   - Не твои, а мои, - поправил он ее и выпустил из объятий.

   Она заперла за собой дверь. Точно во сне побрел он в свою комнату и уже взялся за ручку двери, когда она его окликнула. Он обернулся и увидел, что она снова открыла дверь и стояла на пороге, протягивая ему какой-то предмет. Он вернулся, и она протянула ему фотографию.

   - Разорви ее, Джон, - прошептала она. - Это портрет Мортимера Фиц-Юза. Я привезла его сюда, чтобы в случае надобности показать эту карточку людям, которые могли бы его знать и помочь мне в поисках. А теперь, пожалуйста, уничтожь ее сам!

   Он вернулся к себе и положил фотографию на стол. Она находилась в тоненьком прозрачном конверте и ему вдруг страстно захотелось посмотреть, каким был Мортимер Фиц-Юз при жизни.

   Разорвав конверт и взглянув на портрет, Альдос в изумлении застыл, вскрикнул, и ему показалось, что весь свет закружился вокруг него, и что почва ускользнула у него из-под ног.

   На фотографической карточке был изображен Кульвер Ранн!

   Целую минуту, а может быть, и больше, Альдос не мог оторвать глаз от фотографии, которую продолжал держать в своей руке. Да, это действительно был Кульвер Ранн! Карточка выскользнула у него из руки на стол, и он направился к двери. Первой мыслью его было пойти к Иоанне. Но вместо этого он запер свою дверь на ключ и бросился в кресло, стоявшее перед зеркальным шкафом.

   Отражение его собственного лица испугало его. Если он и был бледен, то его бледность была скрыта под густым слоем пыли и грязи, оставшейся на нем после борьбы за жизнь в туннеле. Но смотревшее на него из зеркала лицо было угрюмо, глаза блуждали, и он отвернулся с горькой усмешкой и крепко стиснув зубы. Затем, возвратившись к столу, в мелкие кусочки разорвал портрет, сложил в кучку на пепельнице и зажег. Потом открыл окно, чтобы выпустить дым от сгоревшей бумаги, и свежий прохладный вечерний воздух хлынул ему прямо в лицо. Он вцепился пальцами в подоконник, и в его мозгу завертелась одна и та же мысль: "Значит, Мортимер Фиц-Юз не умер. Он был жив. Это теперь Кульвер Ранн. И Иоанна не была женой его, Джона Альдоса, а все еще продолжала оставаться женой Кульвера Ранна. Формально она считала себя вдовой Мортимера Фиц-Юза, а им теперь был Кульвер Ранн - не все ли это равно?"

   - Эх ты, жалкий, распустивший слюни, трусливый дурак! - проворчал он на свое изображение в стекле. - И ты осмелился, ты дерзнул хоть на минутку усомниться в том, что она твоя жена?

   Будто в ответ на эти слова послышался электрический звонок и голос Блектона снизу, из передней.

   - Альдос! - крикнул ему Блектон. - Сюда пришел Мак-Дональд. Он хочет видеть вас!

   Альдос открыл дверь и впустил старого охотника.

   - Я вас не побеспокоил, Джонни?

   - Вот именно вас-то я безумно и хочу видеть, Мак. Впрочем, не вас одного. Есть еще некто, с кем бы я желал встретиться сейчас больше, чём с вами. Это - Кульвер Ранн.

   Странное выражение его лица смутило старого Дональда.

   - Садитесь, - предложил ему Альдос, придвигая два кресла к столу. - Нам нужно поговорить. А как мы легко отделались, а?

   - Да, чуть-чуть не попались, Джонни. Еще бы немножко - и влопались бы.

   И, все еще не понимая, в чем дело, старик во все глаза