Филиппсон Людвиг - Яков Тирадо

дерландцев прояснятся и в этом отношении, что они осознают необходимость предоставить всем людям те права, которые они завоевали для самих себя с такими громадными жертвами, и поймут, что фанатизм, с какой бы стороны он ни приходил, можно уничтожить только его радикальной противоположностью!

   Тирадо схватил руку принца и воскликнул:

   - Благодарю, ваше высочество, тысячу раз благодарю! Вы рассеяли тьму, скрывавшую мой путь и в которой он терялся вплоть до настоящей минуты. Теперь все прояснилось для меня, и я счастлив.

   - Не увлекайтесь, друг мой, - возразил Вильгельм с ласковой улыбкой, - ведь наша цель еще не достигнута. Перехожу теперь к тому, что предстоит нам сделать прежде всего. В Голландии единственным нашим противником остается могущественный Амстердам. Совет этого города, держащий власть в своих руках, и большая часть граждан исповедуют католичество. До сих пор они отказываются повиноваться правительству своего государства и этим вдвойне ослабляют его силу. С другой стороны, собравшиеся в Утрехте штаты не желают признавать Голландию полноправной до тех пор, пока Амстердам не вступит в их союз. Поэтому представители Голландии решили подчинить Амстердам силой и поручили мне направить для нападения на город десять отрядов пехоты под началом храбрых полковников Геллинга и Рюйкгавера. Я не могу отказаться от этого поручения, хотя сам план, которому я тщетно противился, возбуждает во мне сильные опасения. Амстердам не из тех городов, которые покоряются силе; враждебное нападение, насильственные действия против него привлекут на сторону нашего противника и ту часть его обывателей, которая в настоящее время поддерживает нас. Мы должны стараться устранить эту опасность, и в этом-то сложнейшем положении я подумал, Тирадо, о вас. Вы именно тот человек, который способен выполнить мои тайные замыслы и, конечно, обладающий достаточной долей самопожертвования для того, чтобы в случае неудачи не выдать главного виновника.

   Тирадо ответил:

   - Я еще не вижу, ваше высочество, в чем, собственно, должна состоять моя помощь, но потрудитесь объяснить мне - и я приму на себя все, что не превышает моих сил.

   - Так слушайте. В Амстердаме я имею могущественного союзника, человека, пользующегося безусловным влиянием на реформатскую партию тамошних граждан. Зовут его Бардес. С неудовольствием подчиняется он игу католиков и уже давно хочет сбросить его. Это и должно быть сделано, но в Амстердаме, как и в других местах - без большого кровопролития, без возбуждения общественной бури, которая снова разорвала бы еще не совсем окрепшие узы единения. План мой заключается в следующем. Вы самым тайным образом отправитесь в Амстердам к Бардесу. Обеспечить вам туда дорогу я беру на себя. Бардесу вы сообщите о предполагаемом нападении на Амстердам. К тому времени он должен собрать вооруженных людей своей партии, но ему не следует выступать против голландских отрядов. Пусть это сделают католики, а Бардес тем временем нападет на ратушу и овладеет ею, разгонит совет и все организует так, чтобы народ выбрал его самого и его приверженцев в члены нового совета; затем он должен взять цейхгаузы, а сторонников смещенного совета держать за чертой города до тех пор, пока они не подчинятся новому порядку вещей. В этих энергичных действиях я, как вы позже узнаете, окажу Бардесу необходимую помощь. Но предварительно он должен подписать формальное обязательство, что Амстердам примкнет к Голландии, а через это - к Утрехтскому союзу; затем - что в городе законным путем будут установлены религиозный мир и полное равноправие всех граждан без различия вероисповеданий, а также - что хотя бы до прочного установления мира городская власть будет сохраняться в руках реформаторов. Ваше дело, Тирадо, будет держать втайне от этого человека и предположительное нападение на Амстердам и обещание нашей помощи до тех пор, пока он не подпишет обязательств. По окончании этого дела вам предстоит второе. Полковнику Геллингу, находящемуся в настоящее время с четырьмя отрядами в Наардене, я приказал уже в условленное время подступить к Харлемским воротам Амстердама. Теперь я прошу вас передать мои приказания и полковнику Рюйкгаверу, который с шестью отрядами стоит в Лейдене. Этих приказаний вы получите два: одно - одинакового содержания с посланием к Геллингу, другое - со словами: "перед воротами Харлема". Какое из них окажется нужным вручить Рюйкгаверу - это будет зависеть от ваших переговоров с Бардесом. Если он подпишет обязательства, вы отдадите полковнику второе распоряжение. Впоследствии оно будет принято за недоразумение. Четыре отряда Геллинга войдут в Амстердам, но тем легче будут остановлены и обращены в бегство католиками, а шесть отрядов Рюйкгавера будут находиться на пути к Харлему. Это даст Бардесу время осуществить наш план. Амстердам получит свободу и присоединится к своим естественным союзникам. Крови прольется немного - это будет мирная революция. Такой результат оправдывает, конечно, употребление тайных средств, и вы, Тирадо, тоже достигнете цели ваших стремлений. Ручаюсь вам честным словом - Амстердам не станет долее отказывать вам и вашим товарищам в мирном и надежном приюте. Пройдет еще несколько месяцев - и я буду приветствовать вас как гражданина этой страны...

   Тирадо несколько минут пребывал в раздумье, потом сказал:

   - Благодарю вас, принц. Я с радостью принимаю поручение, которым вы почтили меня. Я понимаю цель, с которой вы возлагаете это дело именно на меня - цель, состоящую в том, чтобы близко связать меня с людьми, от которых будет зависеть моя участь и участь моих товарищей. Я глубоко благодарен вам, принц. Дай Бог, чтобы успех моих действий вполне соответствовал вашему доверию ко мне.

   На губах Вильгельма появилась тонкая улыбка.

   - Погодите, друг мой, не судите так поспешно. Правда, что я имел ту цель, о которой вы говорите. Но поручение, полученное вами, труднее, чем оно кажется вам в данную минуту. План рассчитан так, чтобы неудачи не могло быть ни в коем случае. Допусти мы ее - будут скомпрометированы очень крупные интересы. Военной силе Голландии будет нанесен жестокий удар, а в Амстердаме поднимется буря, последствием которой станет трагическое опустошение. Оттого-то я и посылаю туда вас: ваш опытный и проницательный взгляд правильно, обсудит положение дел, узнает, в чем заключаются главные трудности и найдет средства вовремя их устранить. От вашей удачи или неудачи будет зависеть дальнейшее направление моих действий. Попрошу вас сегодня вечером еще раз пожаловать ко мне, и тогда вы получите мои инструкции и письма.

   Тирадо поклонился и вышел.

   Несколько дней спустя Тирадо был уже в Амстердаме у Бардеса. Он нашел в нем один из тех характеров, в которых гармонично сочетается восторженное сочувствие делу и неограниченное личное честолюбие, а потому пламенная энергия существует рядом с хитростью и расчетом. Этот человек очень охотно, даже восторженно соглашался на все, казавшееся ему благоприятствовавшим его целям, хотя и не закрывал глаза на препятствия, могущие немедленно возникнуть при этом... Для Тирадо не составило особого труда переговорить и условиться с ним обо всем. Когда он в общих чертах изложил план принца и сообщил главные пункты предлагавшегося обязательства, Бардес сразу одобрил весь проект, заверил, что условия обязательства, которое ему предлагали подписать, соответствуют его задушевным убеждениям и что он, так же, как и его верные сторонники, немедленно подпишут этот документ.

   - А-а! - воскликнул он. - Наконец-то наш мудрый, наш медлительный принц нашел, что время действовать приспело! Наконец-то он убедился, что в его храбрых гражданах есть сила сбросить это ненавистное иго и уничтожить врагов Амстердама, которые почти превратили его в пустыню, заставили выселиться на чужбину стольких лучших сынов его!.. И верьте мне - принц не обманулся!

   Тирадо не затруднился открыть ему, что здесь дело идет не только о реформаторах и католиках, но что Амстердаму предстоит сделаться безусловным прибежищем для последователей всех религий, в том числе и для евреев, а в особенности нее - марранов.

   - Хорошо, хорошо, - сказал Бардес, ни на секунду не задумавшись, - пусть приходят все, кто захочет: анабаптисты, менониты, евреи, турки... Чуть только бразды правления попадут в руки Бардеса, ни один человек в Амстердаме не будет страдать от притеснений и гонений. Все тогда соберутся здесь и отдадут свое состояние и свои руки на службу нашему отечеству.

   Таким образом, до сих пор все шло хорошо. Затем приступили к конкретной части. Тирадо сообщил план принца во всех его подробностях - и тут-то возникли затруднения. Католическая партия в Амстердаме за время своего господства сумела использовать выгоды своего положения. Она отобрала оружие у граждан, организовала милицию исключительно из сторонников своей партии и усилила ее наемниками. Это помогло ей удержать в своих руках вспомогательные ресурсы города, а также получить возможность посредством налогов, которыми она обложила своих противников, все больше порабощать их. Бардес мысленно перебрал свои дополнительные средства и должен был сознаться и самому себе, и Тирадо, что, хотя помощников у него было предостаточно, но оружия они имели довольно мало. Надо было что-то срочно придумывать. Теперь Тирадо понял, почему хитрый Вильгельм послал сюда именно его. Но тем сильнее забилось его сердце, тем острее ощутил он в себе готовность пойти на жертвы, чтобы достичь здесь той цели, из-за которой страдал и действовал уже столько лет.

   - Нам необходимо, - сказал он Бардесу после спокойного размышления, - достать побольше оружия и снарядить сильный и самоотверженный отряд, могущий стать опорой масс, способный сплотить вокруг себя людей. Для приобретения оружия необходимы деньги, и я готов ссудить их; слово будущего бургомистра Бардеса служит мне вполне достаточным ручательством за возврат любого аванса или займа. Полагаю, что за деньги будет не слишком трудно приобрести оружие в соседних городах и ночью на лодках переправить его сюда. Набрать же людей, умеющих с ним обращаться, - уже ваша забота. Но вы, вероятно, не откажетесь принять в этот отряд и моих друзей, которых, хоть и немного, но тем решительнее пойдут они с вами в смертельный бой.

   Бардес был на верху блаженства. Он уже представлял себе все трудности устраненными и видел в недалеком будущем то торжество их общего дела, которого он жаждал так давно, за которое столько вытерпел. Ему хотелось броситься на шею Тирадо, но он ограничился тем, что горячо пожал его руку и сказал:

   - Прекрасно! Вы и ваши друзья запечатлеваете союз с нами кровью и имуществом. Это связь неразрывная, и амстердамский народ сумеет по достоинству оценить ее!

   Оба ревностно принялись за дело. Тирадо не стоило никакого труда достать денег на имя Гомема. Уже на следующий день в Эмден было послано доверенное лицо, чтобы вызвать оттуда в Амстердам друзей Тирадо; небольшое их число, в том числе и Алонзо, должны были пока оставаться в Эмдене для присмотра за ремонтом и снаряжением яхты в плаванье.

   Утром двадцать четвертого ноября четыре отряда голландской пехоты под началом полковника Геллинга подошли к Харлемским воротам Амстердама. Они надеялись застать здесь и полковника Рюйкгавера с его более многочисленным войском. Но его еще не было; представлялось, однако, необходимым вторгнуться в город немедленно. Полковник Геллинг надеялся, что отряды Рюйкгавера тем временем подоспеют, и в воображении уже приписывал себе честь проведения первого, но успешного сражения, и следовательно, главную долю победы. Между тем в городе уже заметили появление неприятеля и тотчас забили тревогу. Пока солдаты Геллинга входили в предместье Амстердама, тамошняя милиция двинулась ей навстречу. Началось большое смятение, раздались звуки труб и барабанов, поднялся колокольный звон, отовсюду сбегался народ. Католики смело пошли на голландцев, завязалась ожесточенная схватка.

   Голландским отрядам сразу же не повезло: в самом начале боя их полковник погиб, сраженный вражеской пулей. Отряды расстроились и стали медленно отступать, уже не помышляя о победе - лишь бы спасти честь оружия. Католики, возбужденные своей удачей, бросились в решительную атаку, гоня голландцев из города, преследуя их по дороге в Наарден.

   А между тем внутри города происходило иное. Тот же самый колокольный звон, тот же стук барабанов, те же трубные звуки заставили взяться за оружие остальных горожан, причем их было немало. Как только католическая милиция схватилась с неприятелем, двери многих домов распахнулись, на улицах вскоре начали собираться вооруженные люди, - и все устремились к ратуше. Приказания были заранее четко отданы, в них было все предусмотрено - а народ, еще не посвященный в тайну происходящего, только изумлялся и не противодействовал. Ратушу окружили, Бардес и его товарищи ворвались туда, связали часовых, арестовали бургомистра и советников и посадили их в тюрьму. После этого Бардес вышел на балкон и обратился с речью к собравшейся внизу толпе. Он объяснил ей все происходящее, коснулся многих обстоятельств, на которые народ имел основания жаловаться, и пригласил выбрать на место смещенных и арестованных правителей его самого и самых верных своих товарищей. Священники, в облачении, ходили между людьми, убеждая их согласиться. Но в этом почти не было надобности. Толпа с ликованием приветствовала новый магистрат, и Бардес счел это совершенно достаточным для утверждения выборов. Рядом с флагом города Амстердама под восторженные крики народа подняли флаг принца Оранского.

   После этого одна часть вооруженных людей осталась в ратуше в качестве гарнизона, а другая ушла туда же, куда гнала неприятеля католическая милиция. В числе первых находился Тирадо и его друзья. А в это время были отворены одни из ворот города, и через них с речных судов и лодок, при криках: "Да здравствует принц Оранский!" в город вошло множество вооруженных гезов. "Марраны и гезы, свобода наша!" - восторженно воскликнул Тирадо. Народ, охваченный всеобщим волнением, бросился к цейхгаузам, связал часовых, разбил двери и завладел всем находящимся там оружием.

   А солдаты нового городского правительства продвигались вслед за наемниками старого, которые за это время успели отойти от города на весьма значительное расстояние. Все караулы, оставленные ими на пути, были взяты в плен или перебиты в случаях сопротивления. Победители закрыли городские ворота, оцепили и забаррикадировали улицы. Между тем католическая милиция нашла излишним дальше преследовать голландцев и повернула обратно к городу. Но пройдя предместье, она с удивлением обнаружила невозможность проникнуть дальше. Вооруженные люди, угрожая, не пропускали ее, и флаг принца Оранского дал ей понять, что перед ней новый противник, сражаться с которым она не имела приказа, да и силы, после боя с голландцами, были на исходе. Вскоре вооруженным католикам сообщили о положении в городе. Они вступили в переговоры, и после того, как с обеих сторон было дано торжественное обещание хранить ненарушаемым религиозный мир, сдались и сложили оружие.

   Ворота снова отворились. Баррикады исчезли, народ толпами двинулся навстречу милиции, и враги примирились. Восторженное настроение охватило всех, всюду слышались клятвы в дружбе и единении, сопровождаемые слезами и объятьями, Образовалось грандиозное импровизированное празднество. На улицах расставили столы, уставленные яствами и напитками; угощение сопровождалось песнями, смехом, ликованием; обычно серьезный и сдержанный народ словно переродился.

   В ратуше Тирадо стоял перед новыми членами магистрата. Бардес вручил ему грамоту, по которой всем его единоверцам обеспечивалось свободное проживание в Амстердаме и беспрепятственное исповедание их религии; при этом Бардесом были произнесены слова благодарности и восхваления. Когда он закончил, Тирадо вынул из кармана долговые обязательства, выданные ему Бардесом от имени города в обеспечение возврата ссуды, и разорвал их.

   - Город Амстердам заплатил свой долг! - воскликнул он. - С этой минуты будут существовать между нами только обязательства любви, верности и гражданских законов!..

  

  

   По пустынному каменистому полю стелется зеленая полоса. Она то обрывается, то опять появляется, и из нее прорастает мох во всех своих разнообразных формах. В его маленьких лабиринтовидных извилинах собирается пыль воздуха и пыль старого камня. Прошло несколько столетий - и на каменистом ложе образовались толстые слои земли, на которой густо растут сочные травы, а из залетевших сюда когда-то семян поднялись исполинские деревья. Тут пасутся животные, вьют гнезда птицы, селятся люди. Вот так в Божественном творении из малого созидается великое, формируется полная и деятельная жизнь.

   Несмышленый человек! Тебе кажется, что ты работаешь лично для себя, ради своих эгоистических целей, что ты трудишься и приносишь себя в жертву своей личной выгоде, своего честолюбия, жажде житейских наслаждений. А между тем на самом деле ты действуешь как орудие высшего смысла, как маленькое звено в неизмеримой мировой цепи, как слуга невидимой власти!

   Благо тебе, когда ты сознаешь это, когда отдаешь себя господству высшей идеи, когда ты подчиняешься великой мысли и ищешь и находишь свое собственное счастье в успехе целого!

   С переходом Амстердама к Голландии и заключением Утрехтского договора борьба в Нидерландах, собственно, окончилась, хотя фактически она длилась еще много лет, хотя пришлось вытерпеть еще много кровавых битв, осад и бурь. Свобода и независимость в соединенных штатах победили - хотя и не вполне, ибо Нидерланды были разделены на два лагеря, и южные провинции оставались под испанским скипетром. Но эту победу пришлось купить дорогой ценой. Великий принц Оранский все-таки пал от предательской пули - но это кровавое семя не принесло убийцам никакого плода. Место отца занял молодой Мориц Нассауский, не уступавший Вильгельму в мужестве, уме и проницательности и даже превосходивший его удачливостью. Все это закалило силы деятельного народа, и под солнцем свободы расцвели его торговля, промышленность и общественная жизнь. Голландский флаг победоносно развевался Во всех частях света. Нидерланды сделались главным пунктом всемирной торговли и надежным приютом для всех преследуемых и изгнанных.

   Страшная война между якобы "непобедимой армадой" Филиппа и маленькой английской флотилией скоро окончилась, и голову девственной королевы Англии увенчали неувядаемые лавры победы. Она не забыла дона Антонио и направила флот для возвращения ему престола. Эта экспедиция не удалась. Не наступило еще то время, когда португальская нация признала бы испанское иго невыносимым и решила бы свергнуть его. Английские корабли причинили Испании много вреда, но Антонио смог только издалека еще раз взглянуть на прекрасный Лиссабон; затем пришлось ему вернуться обратно. Он отправился в Париж, но французский двор отнесся к нему с пренебрежением, и несколько лет спустя он умер, покинутый всеми, не забытый только семейством Гомем, которые щедро снабжали его всем необходимым.

   Тирадо усердно работал над завершением своего дела. Спустя какое-то время после вышеописанных событий из Эмдена приехали в Амстердам Ури со своей семьей и с Алонзо ди Геррера. Он принял марранов в лоно Ветхого завета, и скоро все они собрались для совместного богослужения. Празднество это должно было совершиться в следующую Пасху. Но прежняя боязнь все еще не покидала этих людей, и все еще представлялось им, что меч инквизиции висит над их головами. Переодетые, тайком прокрались они в дом, где была устроена молельня с ее святынями. Это привлекло внимание соседей. Распространился слух, что тут собираются заговорщики-паписты. Быстро собралась толпа, и люди с криками и угрозами ворвались в молитвенную залу. Они принялись искать католические образа и распятия, но не нашли ничего похожего. Испуганные марраны бежали кто как мог - в окна и двери. Один Тирадо остался на месте; спокойно и твердо вступил он в разговор с людьми, объяснил им, что здесь не католики, а евреи, и сослался на бургомистра и его грамоту. Народ успокоился. Несколько человек из толпы привели бургомистра, и когда тот подтвердил права Тирадо, все разошлись, и прерванное празднество возобновилось. То был последний раскат грома, пронесшийся над головами беглецов из Пиренеев; в последний раз нарушили их спокойствие в Амстердаме. Тирадо воспользовался благоприятным отношением к ним со стороны города и приступил к сооружению синагоги. К осени она была готова. Теперь он мог перевести сюда своих друзей из Лондона.

   Победа была одержана. Дерево свободы совести пустило прочные корни на почве этой страны - пустило на вечные времена. Расти, Божий кедр, подымайся все выше и выше, распускай все шире ветви твои, чтобы все народы находили себе приют под ними и наслаждались твоей тенью после столь долгих, столь тяжелых испытаний! Власть инквизиции была сокрушена, она лишилась доступа даже в те нидерландские провинции, которые остались в подчинении у испанской короны; единственным ее приютом остался несчастный Пиренейский полуостров, да и там она мало-помалу вымерла, сохранившись только в нескольких мрачных памятниках - печальном доказательстве человеческих заблуждений.

   Яхта "Мария Нуньес" вошла в лондонскую гавань. Она была великолепна. Среди множества людей, никем не встречаемый, одинокий, Тирадо сошел на берег. Хотя его и ждали в доме Цоэги, но день и час прибытия яхты никому не были известны. Сердце Тирадо сильно билось. На пути из Амстердама в Лондон он имел достаточно времени еще раз воскресить в памяти события своего прошлого. Одержанная им победа, осуществление заветных планов не опьянили его, однако, настолько, чтобы он забыл все мрачное и скорбное. Он видел себя то в монастырской келье ребенком-сиротой, то у смертного одра дяди, который рассказывает юноше страшную историю его семьи, то странствующим и гонимым монахом среди диких смут и волнений междоусобной войны, то в подземной темнице инквизиции, на грани безумия, на краю могилы... Вот он стоит у эшафота Эгмонта, у смертного ложа Гаспара Лопеса; со всех сторон окружают его опасности, каждую минуту может он погибнуть; отовсюду приходится ему бежать, отовсюду его гонят; лучшие свои желания и стремления должен он таить в самых сокровенных глубинах своего сердца... И как изменилось все теперь! Исполнились самые смелые его ожидания, он полон сознания осуществленных заветных стремлений, он видит перед собой высшее блаженство! Но человек, перенесший такие испытания, не без колебания и трепета подносит к губам чашу, наполненную самым сладким напитком. Он смотрит на дно ее, словно хочет убедиться, что нет там никакого осадка, который может отравить ему наслаждение новым счастьем... То же самое ощущал Тирадо. Почти боязливо вступал он на улицы, еще отделявшие его от дома тех людей, которые были для него дороже всего на свете, дороже его собственной жизни. Но заметив в себе эту слабость, он поспешил стряхнуть ее, прогнал все сомнения - и вскоре был уже в гостеприимном доме своего друга. Тут он сразу узнал от слуги, что все семейство Гомем здесь, что все они здоровы. Он не стал ждать доклада о себе, а прямо прошел в комнаты, задыхаясь от волнения.

   Крик радости вырвался из уст Марии Нуньес. Через миг она уже обнимала его. Позади нее стояла сеньора Майор. Она тоже обняла Тирадо и сказала:

   - Здравствуй, дорогой сын! Ты дал нам родину, завоевал для нас свободу личную и свободу религии; теперь ты обрел мирное убежище в наших сердцах!

   В глубине комнаты скромно стоял Мануэль Гомем; но яркий румянец на его лице, сверкающий взор устремленный на Тирадо, свидетельствовали о любви его к этому человеку, его учителю и другу. О, то были блаженные минуты, какие редко выпадают на долю человека, - выпадают только тогда, когда он видит в своей прошедшей жизни длинную цепь невзгод и бедствий и может вспоминать о них с чистым, безгрешным сердцем!

   Вскоре они оставили берега Темзы и прибыли в свое новое отечество. Здесь они сразу почувствовали разницу между прежней и новой жизнью. Цепи страха и гнета, давящие на них на Пиренеях, сменились узами любви и верности, мира и благодати.

   Весть о блестящем результате деятельности Тирадо проникла в Испанию и Португалию. Беглецы из этих стран стали толпами стекаться в Амстердам, неся с собой не только богатство, но также энергию и жажду деятельности. Они немало способствовали быстрому развитию этого города. С их помощью была основана торговая компания, которая, будучи первой, установила нормальные отношения Европы с другими частями света. В числе переселенцев был и дон Самуил Паллаче. Марокканский султан, которому он служил, был свергнут с престола и умерщвлен. Его победитель и преемник обрушил всю злобу восточного деспота на тех, кому покровительствовал его предшественник. На Самуиле Паллаче и его единоверцах это отразилось сильнее, чем на всех других, ему едва удалось спасти свою жизнь, но не удалось - свое состояние. В Амстердаме он нашел дружеский прием и скоро поборол в себе удивление, когда узнал в Тирадо своего исчезнувшего слугу Якова.

   Обретенное счастье не уничтожило в душе Тирадо желания и стремления продолжать содействовать сооружению великого здания свободы, фундамент которого был прочно заложен в маленькой, отвоеванной у моря стране на берегу северного моря. Ему хотелось, чтобы оно мало-помалу расширялось по всей Европе, собирая в своих странах народы для борьбы с фанатизмом и суеверием, - здания, которое рано или поздно должно стать Божьим храмом общего мира и единения.