Главная » Книги

Эберс Георг - Дочь фараона, Страница 13

Эберс Георг - Дочь фараона


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28

p;Что с тобою, сестра? - воскликнула Атосса, прежде нежели Камбис договорил эти слова, смачивая вином лоб египтянки, которая без чувств лежала в ее объятьях.
  
   - Что такое было с тобою? - спросила слепая Кассандана, когда невеста царя пришла в чувство через несколько минут.
  
   - Радость, счастье, Тахот, - чуть слышно проговорила Нитетис.
  
   Камбис, так же как и его сестра, бросился на помощь потерявшей сознание девушке. Когда она окончательно пришла в себя, он просил ее подкрепить свои силы глотком вина, сам подал ей кубок и, поясняя свои прежние слова, продолжал:
  
   - Бартия отправится на твою родину и из Наукратиса на берегу Нила возьмет себе в жены внучку некоей Родопис, дочь благородного воина-героя, уроженца героического города Фокеи.
  
   - Что это было такое? - воскликнула слепая царица.
  
   - Что с тобою? - спросила резвая Атосса встревоженным и почти укоризненным тоном.
  
   - Нитетис! - воскликнул Крез, особенно выразительно обращаясь к своей любимице.
  
   Но это предупреждение опоздало, так как сосуд, поданный Камбисом его возлюбленной, выпал у нее из рук и со звоном покатился на пол.
  
   Взоры всех присутствующих с испуганным напряжением были обращены на лицо царя, который, побледнев, как мертвец, с дрожащими губами и судорожно сжатыми кулаками снова вскочил со своего места.
  
   Нитетис обратила на своего возлюбленного взгляд, полный мольбы о снисхождении; но он, опасаясь влияния этого чарующего взгляда, отвернулся от нее и воскликнул хриплым голосом:
  
   - Отведи женщин в их комнаты, Богес! Я не хочу более их видеть... Пусть начинается попойка... Желаю тебе покойной ночи, мать моя, и советую тебе не пригревать у себя на сердце ядовитых змей. А ты, египтянка, попроси богов, чтобы они наделили тебя большим искусством лицемерия. Друзья, завтра мы отправимся на охоту! Дай мне пить, виночерпий! Наполни большой кубок! Но хорошенько попробуй сам это вино, так как сегодня я боюсь отравы, а ведь все яды и лекарства - ха, ха, ха! - привозятся из Египта, и это знает каждый ребенок.
  
   Нитетис вышла из залы, шатаясь и едва держась на ногах. Богес провожал ее и приказал носильщикам поторопиться.
  
   Когда достигли висячих садов, он сдал египтянку евнухам, обязанным сторожить ее дом, и, откланиваясь ей, сказал далеко не столь почтительно, как обыкновенно, но гораздо любезнее и добродушнее, с хихиканьем потирая руки:
  
   - Желаю тебе, моя нильская кошечка, увидеть во сне прекрасного Бартию и его египетскую возлюбленную. Не желаешь ли ты что-нибудь передать прекрасному мальчику, чья влюбчивость так сильно напугала тебя? Подумай хорошенько; бедный Богес охотно сделается твоим посредником, он желает тебе добра; смиренный Богес будет огорчен, увидав падение гордой пальмы Саиса; ясновидящий Богес предсказывает тебе скорое возвращение в Египет или мирное успокоение в черноземной почве Вавилона; добрый Богес желает тебе спокойно заснуть! Будь здорова, моя сломленная роза, моя пестрая змейка, сама себя поранившая, мое упавшее с дерева яблоко!
  
   - Бессовестный! - воскликнула негодующая царская дочь.
  
   - Благодарю тебя, - отвечало смеющееся чудовище.
  
   - Я пожалуюсь на твое поведение, - пригрозила Нитетис.
  
   - Как ты любезна! - возразил Богес.
  
   - Долой с глаз моих! - воскликнула египтянка.
  
   - Я повинуюсь твоему очаровательному повелению, - прошептал евнух, точно сообщая ей на ухо какую-нибудь любовную тайну.
  
   Она отшатнулась в страхе и отвращении перед этой насмешкой, весь ужас которой она осознала, и пошла прочь от Богеса, по направлению к дому; он же закричал ей вслед:
  
   - Помни обо мне, прекрасная царица, помни! Все, что случится с тобой в последующие дни, будет дружеским даром со стороны бедного, презираемого Богеса!
  
   Как только египтянка исчезла, евнух изменил тон и строго, начальническим голосом приказал стражам усердно охранять висячие сады.
  
   - Тот из вас, кто позволит пройти сюда кому-нибудь другому, кроме меня, будет казнен смертью! Не пускать никого, - слышите - никого! А главное - никакие посланцы от матери царя, от Атоссы или от других знатных лиц не должны ступить ногой на эту лестницу. Если Крез или Оропаст пожелают говорить с египтянкою, то вы должны прямо не пускать их. Поняли? Теперь я опять повторяю, что ваша смерть будет неизбежна, если просьбы или подарки заставят вас ослушаться меня. Никто, решительно никто не должен появляться в этих садах без моего личного положительного приказания. Надеюсь, что вы знаете меня! Возьмите эти золотые статеры в награду за усложненную и более трудную службу и заметьте, что я клянусь именем Митры не пощадить нерадивого или ослушника!
  
   Стражи поклонились с твердой решимостью послушаться своего начальника. Они знали, что он не любит шутить, произнося серьезные угрозы, и предчувствовали, что готовятся нешуточные происшествия, так как скупой Богес никогда не раздавал своих статеров понапрасну.
  
   В тех самых носилках, в которых была принесена Нитетис, Богес отправился обратно в залу пиршества.
  
   Царские жены удалились; только наложницы еще стояли на назначенном для них месте и продолжали петь свои однообразные песни, на которые не обращали никакого внимания сидевшие мужчины.
  
   Раскутившиеся гости давно забыли о женщине, лишившейся чувств. Каждая новая кружка вина увеличивала шум и гам среди выпивших. Все, казалось, забыли о величии того места, где они находятся, и о присутствии всемогущего властелина.
  
   Тут один пьяный вдруг радостно взвизгивал, там обнимались два воина, нежность которых была вызвана вином, а здесь сильно опьяневшего новичка выносили из залы несколько здоровенных слуг; дальше старый питух схватывал целый кувшин вместо кубка и опоражнивал его сразу, среди восторженных криков своих соседей.
  
   Во главе стола сидел царь, бледный как смерть, безучастно уставившись глазами в чашу. Как только он увидел своего брата, кулаки его судорожно сжались.
  
   Он избегал разговора с ним и оставлял его вопросы без ответа. Чем дольше он сидел так, с неподвижно уставленными в одну точку глазами, тем сильнее укоренялось в нем убеждение, что египтянка обманула его и лицемерно выказывала любовь, между тем как ее сердце принадлежало Бартии! Какую недостойную комедию играли с ним, какие глубокие корни пустила любовь в сердце этой ловкой лицемерки, если одного известия о том, что его брат любит другую, было достаточно, чтобы, не только лишить ее обычного самообладания, но и довести даже до потери сознания.
  
   Когда Нитетис вышла из залы, Отанес, отец Федимы, воскликнул:
  
   - Египтянки, по-видимому, принимают весьма живое участие в сердечных делах своих деверей; персиянки не столь расточительны в отношении своих чувств и приберегают их для своих мужей.
  
   Гордый Камбис притворился, будто не слышал этих слов, и старался не видеть и не слышать ничего вокруг, чтобы не замечать шепота и взглядов своих гостей, которые служили ему подтверждением, что он действительно обманут.
  
   Бартия не мог разделять вины Нитетис; только она одна любила прекрасного юношу и любила, может быть, тем пламеннее, чем менее могла рассчитывать на взаимную страсть. Если бы в Камбисе зародилось малейшее подозрение относительно брата, то он убил бы его тут же на месте. Бартия не был виновником его разочарования и несчастья; но он был причиною его, и поэтому старая вражда, чуть-чуть замолкшая на дне его души, возродилась с новой силой, подобно тому как в болезни каждый возврат опаснее начала самой болезни.
  
   Он думал, думал - и не знал, какое наказание придумать для лицемерной женщины. Его месть не была бы удовлетворена ее смертью; он хотел изобрести что-нибудь похуже!
  
   Не отправить ли ее обратно в Египет со срамом и позором? О, нет! Ведь она любит свое отечество, и родители приняли бы ее там с распростертыми объятиями. Или не лучше ли будет, после того как она сознается в своей вине (а он твердо решился добиться от нее признания), запереть вероломную в уединенную тюрьму или передать ее в руки Богеса в качестве служанки для его наложниц?
  
   Вот это так! Этим способом он накажет вероломную лицемерку, которая осмелилась издеваться над ним, но лицезрения которой он все-таки не мог лишить себя.
  
   Затем он сказал себе: 'Бартия должен уехать отсюда, так как скорее могут соединиться между собой огонь и вода, чем этот баловень счастья и такое достойное сожаления существо, как я. Его потомки станут со временем делить между собой мои сокровища и носить мою корону; но покамест я еще царь и докажу, что царь не только по названию!'
  
   Подобно молнии, сверкнула в его уме мысль о его гордом всемогущем величии. Исторгнутый из своих мечтаний к новой жизни, он, в припадке дикой страсти, швырнул свой золотой кубок на середину залы, так что вино брызнуло на его соседей, точно дождевой ливень, и воскликнул:
  
   - Перестаньте болтать вздор и напрасно шуметь! Будем теперь, пьяные, держать военное совещание и обдумаем ответ, который мы должны дать массагетам. Тебя, Гистасп, в качестве старшего средь нас, я спрашиваю о твоем мнении.
  
   Старый отец Дария отвечал:
  
   - Мне кажется, что послы этого кочующего племени не оставили нам выбора. Нет смысла идти войной против пустынных степей; но так как наши войска уже готовы к походу и наши мечи слишком долго находились в бездействии, то война для нас необходима. Чтобы иметь возможность вести войну, нам недостает только врагов, а приобрести себе врагов, по-моему, самое легкое дело!
  
   При этих словах персы разразились громкими кликами восторга; когда же шум утих, то Крез заговорил:
  
   - Ты, Гистасп, такой же старик, как и я; но, как истый перс, ты умеешь находить счастье только в боях и битвах. Жезл, бывший когда-то знаком твоего звания главнокомандующего, теперь служит тебе опорой; а все-таки ты говоришь, точно юноша с кипучей кровью. Я допускаю, что врагов найти легко, но только глупцы будут стараться нарочно приобретать их. Тот, кто ради каприза создает себе врагов, похож на безумца, который наносит себе увечья. Когда у нас есть враги, тогда следует с ними сражаться, подобно тому как мудрецу приличествует мужественно встречать несчастье. Не станем грешить, друзья, и начинать неправую, ненавистную богам войну, а будем выжидать, пока с нами не поступят несправедливо, и тогда, с сознанием своей правоты, двинемся в бой, чтобы победить или умереть.
  
   Негромкий шепот одобрения, перекрытый восклицанием: 'Гистасп прав! Будем искать врага!', прервал речь старика.
  
   Посланник Прексасп, за которым была очередь говорить, воскликнул смеясь:
  
   - Послушаемся обоих благородных старцев: Креза - в том, что станем ожидать, пока нам не нанесут оскорбления, а Гистаспа - усилив свою чувствительность и положив за правило, что каждый, кто не пожелает с радостью называть себя членом великого государства, основанного нашим отцом Киром, должен считаться в числе врагов персидского народа. Например, нам следует спросить жителей Индии: будут ли они гордиться, подчинившись твоему скипетру, Камбис? Если они ответят отрицательно, то это будет означать, что они не любят нас, а кто не любит нас, тот наш враг.
  
   - Все это не то! - воскликнул Зопир. - Мы должны начать войну во что бы то ни стало!
  
   - Я держу сторону Креза! - воскликнул Гобриас.
  
   - И я также! - проговорил благородный Атрабаз.
  
   - Мы - за Гистаспа, - закричали герой Арасп, престарелый Интафернес и другие старые товарищи Кира по оружию.
  
   - Не нужно войны против массагетов, бегущих от нас, но должна быть война во что бы то ни стало! - заревел полководец Мегабиз, ударив по столу своим тяжелым кулаком так, что золотая посуда зазвенела и несколько кубков опрокинулось.
  
   - Не нужно войны против массагетов, которым сами боги отомстили за смерть Кира, - сказал верховный жрец Оропаст.
  
   - Война, война! - ревели в диком беспорядке подвыпившие персы. С полным спокойствием и совершенно холодно прислушивался Камбис некоторое время к необузданному бешенству своих воинов, затем он встал со своего места и произнес громовым голосом:
  
   - Замолчите и выслушайте вашего царя!
  
   Эти слова подействовали магически на опьяневшую толпу. Даже наиболее пьяные послушались бессознательно приказания своего повелителя, который, возвысив голос, продолжал:
  
   - Я не спрашиваю вас, желаете ли вы войны или мира, так как знаю, что всякий перс предпочитает воинские труды бесславному бездействию, - я хотел знать, что ответили бы вы на моем месте массагетам? Считаете ли вы, что душа моего отца, которому вы обязаны вашим величием, уже отомщена?
  
   Глухой шепот одобрения, прерванный несколькими отрицательными возгласами, был ответом царю, на второй вопрос которого: 'следует ли принять условия, предлагаемые явившимся в этот день посольством, и даровать мир народу, подвергшемуся каре богов?' - все присутствовавшие ответили вполне утвердительно.
  
   - Вот это именно мне и хотелось знать, - продолжал Камбис. - Завтра мы, по старому обычаю, протрезвев, обсудим то, что было решено во время опьянения. Продолжайте пировать остаток ночи; я оставляю вас, но буду ждать при первом пении священной птицы Пародара у ворот Ваала, чтобы отправиться с вами на охоту.
  
   С этими словами царь вышел из залы. Громовое 'Победа царю!' понеслось ему вслед.
  
   Евнух Богес незаметно выскользнул из залы раньше своего повелителя. На дворе он увидел маленького слугу садовника из висячих садов.
  
   - Что тебе нужно? - спросил он его.
  
   - Я должен кое-что передать царевичу Бартии.
  
   - Бартии? Разве он просил у твоего господина семян или рассады? - Мальчик покачал загорелой головкой и плутовски улыбнулся.
  
   - Итак, тебя послал кто-нибудь другой?
  
   - Другая.
  
   - А! Египтянка захотела передать через тебя что-нибудь своему деверю?
  
   - А кто открыл это тебе?
  
   - Нитетис говорила мне об этом. Давай мне, что у тебя есть; я сейчас передам это Бартии.
  
   - Я не имею права отдавать это никому, кроме него самого.
  
   - Давай сюда, я гораздо быстрее и лучше тебя исполню это поручение.
  
   - Мне не приказано...
  
   - Слушайся меня, или...
  
   В эту минуту царь приблизился к спорившим. Богес на минуту задумался, а потом громким голосом крикнул стоявшим на часах у ворот биченосцам, приказывая им арестовать удивленного мальчика.
  
   - Что тут такое? - спросил Камбис.
  
   - Этот дерзкий, - отвечал евнух, - пробрался во дворец, чтобы передать Бартии поручение от твоей супруги, Нитетис.
  
   При виде царя мальчик бросился на колени, касаясь земли лбом.
  
   Камбис помертвел, глядя на несчастного посланца. Затем он обратился к евнуху и спросил:
  
   - Чего желает египтянка от моего брата?
  
   - Мальчик утверждает, что ему приказано отдать только самому Бартии то, что он принес.
  
   При этих словах мальчик, глядя на царя умоляющим взором, подал ему маленький сверток папируса.
  
   Камбис выхватил у него листок и в бешенстве топнул ногой, когда увидел греческий шрифт, который не мог прочитать.
  
   Оправившись, он устремил на ребенка ужасный взгляд и спросил его:
  
   - Кто передал это тебе?
  
   - Служанка египетской госпожи, дочь мага, Мандана.
  
   - И это назначалось моему брату Бартии?
  
   - Она сказала, чтобы я передал этот листок прекрасному царевичу перед началом пиршества, вместе с поклоном от ее госпожи Нитетис, и сообщил ему...
  
   От ярости и нетерпения царь топнул ногой, и мальчик так сильно испугался, что голос изменил ему и он с трудом мог продолжать:
  
   - Царевич шел на пир рядом с тобой; тогда я не мог заговорить с ним. Теперь я ожидаю его здесь, так как Мандана обещала дать мне золотую монету, если я искусно исполню это поручение.
  
   - Этого ты не сделал, - произнес громовым голосом Камбис, считавший себя жертвой низкого обмана. - Ты не сумел сделать этого! Эй, вы, телохранители, возьмите мальчишку!
  
   Мальчик с видом мольбы глядел на царя и хотел что-то проговорить, но напрасно: с необычайной быстротой его схватили стражи, и царь, крупными шагами спешивший в свои комнаты, не слыхал уже его отчаянного вопля о милосердии и помиловании.
  
   Следуя по пятам за царем, Богес потирал свои мясистые руки и тихо посмеивался про себя.
  
   Когда раздеватели хотели приняться за свое дело, то царь с неудовольствием велел им немедленно удалиться.
  
   Как только они вышли из комнаты, он позвал Богеса и сказал ему шепотом:
  
   - Отныне я поручаю тебе присмотр за висячими садами и египтянкой. Смотри же, хорошенько стереги ее! Если какое-нибудь человеческое существо проберется к ней, или она получит какое-либо послание без моего ведома, то ты рискуешь жизнью!
  
   - Ну, а если к ней пришлет кого-нибудь Кассандана или Атосса?
  
   - Не допускай посланных и вели передать им, что я сочту личным для себя оскорблением всякую попытку с их стороны снестись как-либо с Нитетис.
  
   - Осмелюсь ли я просить тебя об одной милости?
  
   - Время плохо выбрано для этого!
  
   - Я чувствую себя сильно нездоровым. Только на завтрашний день соблаговоли передать кому-нибудь другому надзор за висячими садами!
  
   - Нет! Оставь меня!
  
   - Сильная горячка бушует в моей крови. Сегодня я три раза терял сознание. Если во время подобной слабости кто-нибудь...
  
   - Кто в состоянии заменить тебя?
  
   - Лидийский начальник евнухов, Кандавл. Он верен как золото и непреклонно строг. Один день отдыха восстановит мое здоровье. Будь милостив!
  
   - Никому не служат так дурно, как мне, - царю. Пусть Кандавл заменит тебя на завтрашний день; но отдай ему строгий приказ и скажи, что за одну какую-нибудь неосмотрительность он поплатится жизнью! Оставь меня!
  
   - Позволь сказать еще одно, властитель! Ты знаешь, что завтрашнюю ночь будет цвести в висячих садах редкая голубая лилия. Гистасп, Интафернес, Гобриас, Крез и Оропаст, лучшие садоводы при твоем дворце, желают взглянуть на нее. Можно ли им будет на несколько минут войти в висячие сады? Кандавл будет наблюдать, чтобы они не имели никаких контактов с египтянкой.
  
   - Кандавл пусть глядит в оба, если ему дорога жизнь. Ступай!
  
   Богес отвесил низкий поклон и вышел из комнаты царя. Рабам, шедшим впереди него с факелами, он бросил несколько золотых монет. Он был очень весел! Все его планы удавались ему лучше, чем он ожидал, так как судьба Нитетис была уже почти решена и он держал в своих руках жизнь своего товарища Кандавла, которого он ненавидел.
  
   Камбис до утра ходил взад и вперед по своим комнатам. Когда запели петухи, он твердо решил вынудить у Нитетис признание и затем отправить ее, в качестве служанки наложниц, в большой гарем.
  
   Бартия, разрушитель его счастья, должен был немедленно отправиться в Египет, а затем, в качестве сатрапа, управлять отдаленными областями. Камбис страшился сделаться братоубийцей, но слишком хорошо знал самого себя, чтобы понять, что в минуту бешенства он убьет ненавистное ему существо, если оно не будет удалено на далекое расстояние.
  
   Через два часа по восхождении солнца Камбис на взмыленном коне мчался впереди своей необозримо громадной свиты, вооруженной щитами, мечами, пиками, луками и тенетами, чтобы охотиться на диких зверей, выгнанных более чем тысячью собак из своих убежищ в вавилонском заповеднике, простиравшемся на многие мили.
  
  

  Часть вторая
  
  
  

  I
  
  
   Охота кончилась. За возвращавшимися домой охотниками следовали целые возы с убитой дичью, в числе которой было несколько исполинских вепрей, убитых собственной рукой Камбиса. Перед воротами дворца охотники разошлись по своим жилищам, чтобы сменить староперсидское платье из гладкой кожи на блестящие мидийские придворные одежды.
  
   Во время охоты царь, с трудом сдерживая свое раздражение, отдал брату все еще дружественное с виду приказание - на следующий же день отправляться за Сапфо и привезти ее в Персию. Вместе с тем на домашнее обзаведение он назначил брату доходы городов Бактры, Рагэ и Синопа, а молодой его жене в виде так называемых 'денег на пояса', подарил подати с ее родной стороны, Фокеи.
  
   Бартия благодарил щедрого брата с непритворной теплотой; но Камбис оставался холодным как лед, сказал ему несколько коротких прощальных фраз, повернулся к нему спиной и погнался за диким ослом.
  
   Возвращаясь с охоты, молодой человек пригласил своих задушевных друзей - Креза, Дария, Зопира и Гигеса на прощальный пир.
  
   Крез хотел позже присоединиться к пирующим, потому что обещал во время восхода звезды Тистар присутствовать, вместе с несколькими знатными любителями цветов, при расцветании голубой лилии в висячих садах.
  
   Рано утром Крез хотел было посетить там Нитетис, но сторожа решительно не впустили его; теперь голубая лилия, по-видимому, представляла Крезу новую возможность увидать свою любимицу и поговорить с ней; вчерашнее поведение ее старик едва мог себе объяснить, а строгий надзор за ней сильно его встревожил.
  
   Когда наступили сумерки, молодые Ахемениды, дружески разговаривая, сидели в тенистой беседке царского сада, подле которой весело журчали фонтаны. Арасп, знатный перс и друг покойного Кира, присоседился к компании и добродушно попивал превосходное вино царского сына.
  
   - Счастливец ты, Бартия, - воскликнул старый холостяк, - ты отправляешься в золотую страну, за любимой женщиной; а вот я, бедный старый холостяк, всеми порицаемый, приближаюсь к могиле и не оставляю ни жен, ни детей, которые могли бы меня оплакать и испросить у богов милостивый суд моей душе.
  
   - Что за вздорные мысли! - вскричал Зопир, размахивая кубком. - Верь мне, каждый, кто берет себе жену, будет по крайней мере раз в день раскаиваться в том, что не остался холостяком! Будь же весел, старик, и подумай, что ты жалуешься на свою собственную вину или, быть может, на свою мудрость. Женщин выбирают по наружности, как орехи по виду скорлупы. Кто может знать, хорошее ядро в орехе или испорченное, или нет вовсе никакого! Я говорю по опыту: хотя мне только двадцать два года, но у меня пять красивых жен и целая толпа красивых и некрасивых невольниц.
  
   Арасп горько улыбнулся.
  
   - Кто же тебе мешает еще и теперь жениться? - спросил Гигес. - Правда, тебе шестьдесят лет, но ты не уступишь многим молодым в статности, силе и бодрости. Ты принадлежишь к самым знатным царским родственникам; говорю тебе, Арасп, ты можешь получить еще двадцать красивых, молодых женщин!
  
   - Подметай сор перед своей дверью! - возразил старый холостяк сыну Кира. - Если бы я был такой, как ты, то, конечно, не остался бы неженатым в тридцатилетнем возрасте.
  
   - Оракул запретил мне жениться.
  
   - Глупости! Станет ли разумный человек слушать оракула! Боги возвещают нам будущее только в сновидениях! Я думаю, что ты в своем родном отце должен бы видеть, как бесстыдно греческие жрецы обманывают своих лучших друзей.
  
   - Этого ты не понимаешь, Арасп.
  
   - Да и не желаю понимать; а ты, мальчик, веришь в оракула именно потому, что не понимаешь его изречений. Вообще вы, по своей ограниченности, называете чудом все, что не понимаете. Что вам кажется чудесным, к тому вы имеете больше доверия, чем к простой, открытой для всех истине. Оракул обманул твоего отца, довел его до погибели; но по оракулу - чудо, вот и ты также с полным доверием даешь ему лишить тебя счастья!
  
   - Ты богохульствуешь, Арасп. Вина ли богов, если мы ложно толкуем их изречения?
  
   - Без сомнения, потому что если бы они хотели принести нам пользу, то наделили бы нас и нужной прозорливостью, чтобы понимать эти изречения. К чему мне хорошие речи, если они передаются на непонятном языке.
  
   - Оставьте бесполезные споры! - воскликнул Дарий. - Объясни нам лучше, Арасп, почему ты так долго позволяешь жрецам порицать себя, отодвигать на задний план во время праздников, почему возбуждаешь против себя неудовольствие женщин, желаешь счастья каждому жениху, а сам остаешься старым холостяком?
  
   Арасп задумчиво смотрел в землю, потом встрепенулся, хлебнул большой глоток из кубка и сказал:
  
   - Я имею основание для этого, друзья; но не могу поведать его вам теперь.
  
   - Расскажи, расскажи!
  
   - Не могу, дети, не могу. Этот кубок я осушаю за здоровье твоей красавицы Сапфо, счастливец Бартия, а этот посвящаю твоему будущему счастью, возлюбленный мой Дарий!
  
   - Благодарю! - воскликнул Бартия, весело поднося кубок к губам.
  
   - Ты желаешь мне добра, - пробормотал Дарий, мрачно глядя в землю.
  
   - Эх, сын Гистаспа, - вскричал старик, устремив пристальный взор на серьезного юношу, - такие мрачные черты совсем не идут к жениху, который должен пить за здоровье своей возлюбленной! Разве дочка Гобриаса не самая знатная из всех молодых персиянок после Атоссы? Разве она не красавица?
  
   - Артистона обладает всеми достоинствами, свойственными Ахеменидам, - отвечал Дарий; но складки на его лбу все-таки не разгладились.
  
   - Так чего же ты еще требуешь, недовольный?
  
   Дарий поднял кубок и смотрел на вино.
  
   - Мальчик влюблен; это так же верно, как то, что я называюсь Араспом, - сказал старик.
  
   - Что вы за неразумные люди! - прервал Зопир эти восклицания. - Один, вопреки всем персидским обычаям, остается холостяком; другой не женится потому, что страшится оракула; Бартия хочет удовольствоваться одной женой, а Дарий смотрит дестуром, поющим заупокойные гимны, единственно потому, что отец приказывает ему быть счастливым с самой прекрасной и знатной девушкой во всей Персии!
  
   - Зопир прав, - сказал старик, - Дарий не ценит своего счастья!
  
   Бартия не сводил глаз с порицаемого друга. Он видел, что шутки товарищей неприятны Дарию, и, сознавая собственное счастье, протянул ему руку со словами:
  
   Жаль мне, что я не буду на твоей свадьбе. Надеюсь по возвращении найти тебя уже примирившимся с отцовским выбором.
  
   - Быть может, - отвечал Дарий, - по возвращении твоем я покажу тебе еще вторую и третью жену.
  
   - Да поможет этому Анахита! - вскричал Зопир. - Ахемениды скоро бы вымерли, если бы все они вздумали поступать подобно Араспу и Гигесу. О твоем намерении, Бартия, остаться при одной жене также не стоит говорить. Ты обязан привезти домой сразу трех жен, хотя бы для того, чтобы поддержать род Кира.
  
   - Я ненавижу наш обычай брать многих жен, - воскликнул Бартия. - Он ставит нас ниже женщин, от них мы требуем верности нам на целую жизнь, тогда как сами, которым верность приличествует гораздо более, клянемся сегодня одной, а завтра другой женщине в неизменной любви!
  
   - Ба! - удивился Зопир. - Я согласился бы лучше лишиться языка, чем солгать мужчине; но наши жены - такие лживые создания, что и им следует платить той же монетой.
  
   - Вот эллинки - другое дело, потому что с ними и поступают иначе, - возразил Бартия. - Сапфо рассказывала мне об одной греческой женщине, которая называлась, кажется, Пенелопой. Она провела целых двадцать лет в любви, терпении и верности своему супругу, считавшемуся мертвым, хотя пятьдесят женихов каждый день бывали у нее в доме.
  
   - Мои жены не стали бы ждать меня так долго! - весело рассмеялся Зопир. - Говоря откровенно, я и сам не слишком бы опечалился, если бы, после двадцатилетнего отсутствия, нашел свой дом пустым. Вместо изменниц, которые тем временем должны были бы состариться, я набрал бы тогда в свой гарем молоденьких, красивых девочек. Но не каждая найдет себе похитителя, а нашим женам все-таки приятнее иметь хоть отсутствующего мужа, чем вовсе никакого.
  
   - Ну, если бы твои жены слышали такие слова! - усмехнулся Арасп.
  
   - Они объявили бы мне войну или, что еще хуже, заключили бы между собой мир.
  
   - Как так?
  
   - Не понимаете? Вот и видно, что у вас нет никакого опыта!
  
   - Так посвяти нас в таинства твоей брачной жизни.
  
   - Охотно! Вы можете вообразить себе, что пять жен в одном доме живут не так мирно, как пять голубей в одной клетке; по крайней мере, мои жены ведут беспрерывную войну не на жизнь, а на смерть. Я к этому привык и забавляюсь их деятельностью. С год назад они в первый раз как-то помирились, и этот день их мира я должен назвать самым несчастным в моей жизни.
  
   - Шутник!
  
   - Нет, я говорю совершенно серьезно. Проклятый евнух, который должен смотреть за всеми пятью, впустил к ним старого продавца драгоценных камней из Тира. Каждая выбрала себе дорогой убор. Когда я вернулся домой, Судабе подходит ко мне и просит денег на драгоценные вещи. Вышло так дорого, что я отказался дать требуемую цену. Все пятеро в один голос просили у меня денег. Я отказал наотрез каждой и ушел из дому. Когда я вернулся домой, то увидел, что все мои бабы сидят и воют друг подле друга. Одна обнимает другую, называя ее подругой своих страданий и несчастий. Недавние враги напустились на меня с трогательным единодушием и до того доняли бранью и угрозами, что я оставил комнату. Когда пришло время ложиться спать, я нашел пять запертых дверей. На следующее утро вчерашние вопли продолжаются. Я опять убегаю и еду с царем на охоту. Возвращаюсь изнуренный, голодный, замерзший (дело было весной, и мы жили уже в Экбатане [73], когда снег лежал еще на Оронте [74] в локоть толщиной), - огня в очаге нет, обед не приготовлен. Благородная компания, чтобы меня достойно наказать, заключила между собою союз, погасила огонь, запретила поварам исполнять свои обязанности и, что самое худшее, удержала при себе драгоценные украшения! Едва я успел приказать рабам раздуть огонь и приготовить обед, как снова является бесстыдный торговец и требует денег за драгоценности. Я опять отказываюсь заплатить и опять, отдаленный от моих жен, провожу ночь кое-как; на следующее утро, для восстановления мира, жертвую десять талантов. С тех пор я как злых дивов страшусь единодушия моих возлюбленных и не нахожу ничего лучше их маленьких перебранок и ссор.
  
   - Бедный Зопир! - усмехнулся Бартия.
  
   - Бедный? - повторил муж пятерых жен. - Я счастливее вас - вот что я вам скажу! Мои жены молоды и красивы, а когда они состарятся, то кто мне помешает взять к себе в дом еще более красивых, которые, рядом с поблекшими прежними женами, покажутся вдвойне очаровательными? Эй, раб, позаботься о лампах! Солнце село, а вино только тогда и нравится, когда стол озарен ярким светом!
  
   - Послушайте, как прекрасно поет птица бюль-бюль, - вскричал, обращаясь к друзьям, Дарий, который из беседки вышел на воздух.
  
   - Клянусь Митрой, сын Гистаспа, ты влюблен! - прервал Арасп восклицание юноши. - Кто покидает вино, чтобы слушать соловья, тот поражен цветочной стрелой любви; это так же верно, как то, что я называюсь Араспом!
  
   - Ты прав, дедушка! - согласился Бартия. - Сладкозвучные песни филомелы, как называют эллины нашу бюльбюль, так и льются в грудь; она у всех народов считается птицей влюбленных. О какой красавице мечтаешь ты, Дарий, когда ночью выходишь слушать соловья?
  
   - Ни о какой, - отвечал тот, - вы знаете, что я люблю смотреть на усеянное звездами небо. Звезда Тистар взошла сегодня в таком великолепном сиянии, что я оставил вино, чтобы на свободе посмотреть на нее. Чтобы не слыхать громкого пения перекликающихся соловьев, мне пришлось бы заткнуть себе уши.
  
   - А ты не только не заткнул, но еще больше навострил их; это доказывается твоим восторженным восклицанием, - усмехнулся Арасп.
  
   - Довольно! - воскликнул Дарий, которого раздражали эти насмешки.
  
   - Какой ты недальновидный, - шепнул старик юноше, - теперь-то и выдал себя! Если бы ты не был влюблен, то сам смеялся бы вместо того, чтобы кипятиться! Но не буду тебя раздражать, а спрошу только - что ты вычитал в звездах?
  
   При этих словах Дарий еще раз обратил лицо к небу и устремил пристальный взор на блестящее созвездие, которое показалось на горизонте. Зопир наблюдал за астрологом и сказал друзьям:
  
   - Там, должно быть, произошло что-нибудь важное. Эй, Дарий, расскажи нам, что делается на небе!
  
   - Ничего хорошего, - отвечал тот. - Мне нужно поговорить наедине с тобой, Бартия.
  
   - Зачем же? Арасп человек скромный, а от других у меня нет секретов.
  
   - Однако...
  
   - Да говори же!
  
   - Нет, прошу тебя, следуй за мной в сад.
  
   Бартия подмигнул остальным собеседникам, положил руку на плечо Дария и вышел с ним на яркий лунный свет. Когда они остались одни, сын Гистаспа взял своего друга за обе руки и сказал:
  
   - Сегодня в третий раз на небе совершается нечто, не предвещающее тебе ничего хорошего. Твоя несчастная звезда так близко подошла к твоему благодетельному созвездию, что не много нужно смыслить в астрологии для предсказания тебе серьезной опасности. Будь осторожен, Бартия, и сегодня же отправляйся в Египет: звезды говорят, что на Евфрате, недалеко отсюда, тебе угрожает бедствие.
  
   - Неужели ты так твердо веруешь в пророческую силу звездного неба!
  
   - Конечно! Звезды никогда не лгут!
  
   - В таком случае было бы безумием стараться избегнуть того, что они предвещают.
  
   - Конечно, человек не может уйти от свое

Категория: Книги | Добавил: Armush (20.11.2012)
Просмотров: 343 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *:
Форма входа