Хаггард Генри Райдер - Завещание мистера Мизона

ustify">   - Дик будет спать! - пролепетал он.

   - Дик проснулся, и тетя, - (он называл Августу тетей), - унесет его наверх посмотреть на мамми... - сказала Августа. - Ты будешь послушным мальчиком и пойдешь на палубу?

   - Да! - доверчиво ответил Дик.

   Августа посадила его к себе на колени и закутала в то, что было под рукой. Тут, около двери, висел маленький жакет, который мальчик надевал, когда было холодно. Она надела его поверх фланелевой рубашки и блузки и закутала Дика одеялами. В ногах кровати стоял ящик с бисквитами и молоко. Августа набила бисквитами свои карманы, напоила мальчика молоком и сама выпила остатки. Затем, набросив на себя шаль, она взяла ребенка и побежала на палубу. По дороге она встретила самого лорда Холмерста, спешившего к сыну.

   - Я взяла его! - крикнула Августа. - Нянька убежала. Где ваша жена?

   - Бог да благословит вас! - произнес он. - Вы добрая девушка! Бесси - там! Я не хотел, чтобы она пришла сюда! Эти люди положительно помешались, их не могут сдержать, они рвутся к лодкам!

   - Разве мы тонем? - спросила Августа испуганно.

   - Бог знает! А вот и капитан!

   Лорд Холмерст указал на капитана, с трудом пробиравшегося сквозь ревущую толпу, и схватил его за руку.

   - Оставьте меня! - проговорил капитан, пытаясь вырвать руку.

   - Ах, это вы, лорд Холмерст!

   - Да, постойте минуту и скажите нам правду. Мы должны знать ее!

   - Хорошо, лорд Холмерст. Слушайте. Мы налетели на крейсировавшее здесь китобойное судно, не потрудившееся даже зажечь сигнальные огни. Носовая часть парохода с силой врезалась в судно... Образовалась течь. Плотник и его помощники сделали все, что могли, и забили трещины досками, но вода продолжает прибывать, и я боюсь, что может произойти непоправимое. Все насосы пущены в ход, выкачивают воду, но...

   - Мы должны пойти ко дну? - спокойно произнес лорд Холмерст. - Надо приготовить лодки. Не так ли? Или это еще не все?

   - Боже мой! Вам этого мало? - спросил капитан, отворачивая свое бледное, страшное лицо. - Если хотите, это еще не все. Наши лодки могут выдержать около трехсот человек. На "Канчаро" до тысячи пассажиров - из них около трех сотен женщин и детей!

   - Мужчины должны уступить! - сказал лорд спокойно. - Божья воля!

   - Но для вас, сэр, приготовлена лодка! - сообщил капитан. - Я приказал приготовить ее, и, слава Богу, теперь светло! Поручаю вам, лорд, объяснить все владельцам парохода... Скажите им, что я исполнил свой долг! Лодки пойдут к острову Кергелен, на семьдесят миль к востоку!

   - Вам придется поручить это кому-нибудь другому, капитан, - ответил лорд Холмерст. - Я останусь здесь и разделю судьбу остальных!

   Все напускное величие лорда Холмерста исчезло, остался настоящий честный английский джентльмен.

   - Нет, нет! - возразил капитан. - У вас револьвер с собой?

   - Да.

   - Отлично. Держите его под рукой, он понадобится вам. Они все бросятся к лодкам!

   В это время серый и призрачный свет занимающегося дня озарил ужаснейшую сцену. Вокруг лодок толпились офицеры и пассажиры, собиравшиеся прыгнуть в них. В одной из лодок сидела леди Холмерст, которую насильно втолкнули туда. Она кричала, призывая сына и мужа. Около нее находились кучка женщин и детей, полдюжины матросов и один офицер. Августа сейчас же увидела лицо своей приятельницы.

   - Бесси! Бесси! Леди Холмерст! - закричала она. - Мальчик у меня... Все хорошо... ребенок со мной!

   Леди услышала голос и протянула к ней руки. Но лодка отчалила и увезла бедную леди Холмерст. В это время кто-то схватил Августу за руки. Она оглянулась. Это был мистер Томби, который держал в руке револьвер.

   - Слава Богу! Я нашел вас! - воскликнул он. - В путь, скорее, в путь!

   - Женщин сюда! - закричал офицер, распоряжавшийся размещением пассажиров. Несколько мужчин бросились к лодке.

   - Сначала женщины! Женщины сначала!

   - Я не тороплюсь! - сказала Августа, держа на руках испуганного ребенка; ее слова произвели эффект, мужчины остановились.

   - Идите в лодку! - приказал мистер Томби, помогая молодой девушке спуститься туда.

   Ему пришлось чуть не драться с каким-то человеком, который отчаянными усилиями пытался влезть в лодку. Это был мистер Ми-зон. Узнав его, мистер Томби оттолкнул его так сильно, что он опрокинулся навзничь.

   - Тысяча фунтов за место в лодке! - заревел мистер Мизон. - Десять тысяч фунтов за место в лодке!

   Он поднялся, вскарабкался на перила и снова был отброшен в сторону.

   Мистер Томби помог Августе и мальчику усесться в лодку, поцеловал ее в лоб.

   - Бог да благословит вас, прощайте! - произнес он. В эту минуту корма корабля вдруг высоко поднялась, а передняя часть опустилась. Пронесся страшный крик.

   - Тонем! Тонем! - донеслось до ушей Августы.

   Из машинного отделения выбежали люди с почерневшими, закопченными лицами, совсем задыхающиеся, и еще более напугали растерявшуюся толпу.

   За ними неслись матросы и эмигранты.

   - В лодки, бросайся в лодки, или мы потонем! - загремел чей-то грубый голос.

   При этих словах обезумевшая толпа бросилась к лодкам, ругаясь и крича. В один момент женщины и дети были выброшены из одной лодки, и высокий, сурового вида моряк пытался оттолкнуть ее от корабля.

   Августа увидела мистера Томби, лорда Холмерста и какого-то офицера, прибежавших на шум. Они подняли пистолеты и выстрелили в толпу.

   - Не надо пистолетов! - закричал кто-то. - Что быть убитым, что потонуть! Для нас нет места в лодках! Мы найдем его себе! Идем!

   Снова отчаянная попытка влезть в лодки - и трое убитых!

   - Билл! - крикнул человек, стоявший впереди. - Отведи лодку вправо. Они бросятся и потопят нас!

   Билл послушался. Лодка отделилась от парохода. Как вдруг какой-то человек отчаянным прыжком очутился в ней, ударился о ее борт и свалился в воду. В испуге одна леди, жена судьи, выронила ребенка из рук. Августа пыталась схватить дитя, но безуспешно. Ребенок утонул. Затем два матроса слетели с парохода, корма которого так высоко поднялась над водой, что можно было видеть руль. С ужасным криком мистер Мизон, у которого было сильно развито чувство самосохранения, бросился с парохода в воду и, часто взмахивая руками, подплыл к лодке, умоляя взять его.

   - Толкни хорошенько старого мошенника, Билл! - закричал матрос. - Долой его!

   - Нет, нет! - воскликнула Августа, сжалившись над несчастным. - Здесь, в лодке, много места!

   - Держись крепче! - сказал матрос по имени Джонни. - Когда мы отплывем подальше, мы возьмем вас!

   Мистер Мизон держался за лодку изо всех сил. Через некоторое время, когда она отплыла на пятьдесят ярдов, два человека не без труда втащили в нее толстого Мизона.

   Крики на корабле не утихали, пока судно медленно погружалось в воду. Гудок надрывался не переставая, протяжно и заунывно. В утреннем тумане взвилась ракета... Вокруг приготовленных лодок началась настоящая война. Августа видела людей, которые старались попасть в лодки, переполненные женщинами и детьми. Они цеплялись за их борта, кричали, просили, ругались... Одна лодка опрокинулась, и все находившиеся в ней - около сорока человек - упали в воду. Другая, в которой были только женщины и дети, благополучно спустилась в воду, но не могла отцепить канат и задержалась.

   Когда через две или три минуты "Канчаро" затонул, ни у кого не оказалось ножа, чтобы перерезать канат, которым была привязана к нему лодка, и она также затонула со всеми пассажирами [3].

  

   [3] - Подобный случай произошел с "Тевтоном", затонувшим у берегов Южной Африки. - Примеч. автора.

  

   Остальные лодки, за исключением той, где находилась леди Холмерст, исчезли и, вероятно, все потонули. Невозможно было противостоять напору обезумевшей толпы, которая, подобно зверю, бросилась на лодки. Несколько человек матросов и офицеров не могли ничего поделать. Каждый лез в лодку, спасая свою жизнь, не щадя других.

   Через двадцать минут после того как "Канчаро" потопил китобойное судно (все эти события произошли в короткое время), он затонул сам, а с ним - все оставшиеся на нем люди.

  

   Как только мистер Мизон, спасшийся благодаря Августе, очутился в лодке и свалился на ее дно, как мертвый, Августа почувствовала страшную слабость. Она опустила голову и прижалась лицом к одеялам, в которые закутала спасенного мальчика. Ребенок, испуганный криком и шумом, озирался кругом с широко раскрытыми глазами.

   Через несколько секунд молодая девушка, пересиливая себя, подняла голову. Лучи восходящего солнца разогнали туман и озарили тонущий корабль. Его корма высоко вздымалась над водой, качаясь взад и вперед.

   - Тонет! Клянусь святым Георгием, тонет! - произнес моряк Джонни.

   Огромный корабль тихо умирал. Медленно, очень медленно, под отчаянные крики людей его корма поднималась все выше и выше, а остальная часть погружалась в воду. Люди кричали и молили о помощи, но Небо не вняло их мольбам!

   Скоро корабль стоял вертикально в воде, и в ста шагах от него вырос чудовищный вал, а люди, как мухи, полетели прямо в пенящиеся волны. Раздался треск, шум... Взорвалась паровая машина. Среди клубов дыма, с оглушительным шумом корабль погрузился в бездну и исчез в ней.

   Вода забурлила и закипела на том месте, где затонул "Канчаро"... Пар клубами вырывался из глубины...

   Люди в лодке застонали и отвернулись. Ребенок сильно испугался. Августа вскрикнула и закрыла лицо руками.

   - Вернитесь! - пробормотала она. - Вернемся, посмотрим, нельзя ли спасти кого-нибудь!

   - Нет, нет! - закричал Мизон. - Они потопят нашу лодку!

   - Без толку! - возразил Джонни. - Все утонули.

   Между тем матросы успели повернуть лодку и услыхали слабый крик. Но когда они добрались до того места, где затонул "Канчаро", ни одного живого существа там не оказалось. Только волны шумели и пенились кругом. Тяжелый туман повис над водой. Они пробовали кричать - ответа не было. Где-то послышался слабый звук, но когда лодка подплыла к тому месту, откуда он раздался, - ничего и никого... Все люди утонули. Их отчаянные крики не тронули безжалостное Небо... Все было кончено... Ветер, облака и море были свидетелями этой ужасной смерти в бездонной морской пучине.

   - Боже мой, Боже мой! - вскричала Августа, вытирая слезы.

   - Одна лодка уцелела, но где же она? - спросил мистер Мизон, весь мокрый и жалкий, вращая вокруг безумными глазами, словно стараясь проникнуть сквозь туман.

   - Там что-то виднеется! - указал Джонни на круглый, похожий на лодку предмет, появившийся в стороне от них.

   Это была пустая лодка, та самая, которую не смогли отвязать от корабля, когда он тонул. Освободившись от пассажиров, под давлением воды она всплыла на поверхность. Через несколько дней несчастные утонувшие также всплывут из глубины моря наверх и будут смотреть своими мертвыми очами в небо... Для них все кончено - и навсегда!

   Матросы повернули свою лодку, и она медленно поплыла среди разного хлама - бревен, щепок, весел, обломков... Люди принялись кричать, надеясь привлечь внимание пассажиров другой лодки, которая, по их мнению, находилась где-то неподалеку.

   Но все их усилия были тщетны из-за густого тумана, который не позволял видеть дальше чем за двадцать ярдов, ветра и шума воды. В бескрайних просторах океана совсем затерялись две маленькие лодки, и хотя они находились на близком расстоянии друг от друга, но не могли встретиться, потому что каждая плыла своей дорогой, стараясь избежать страшной участи корабля. Лодка, в которой находились леди Холмерст и еще двадцать других пассажиров и шесть матросов, что уцелели от гибели, после крушения "Канчаро" отправилась на остров Кергелен. До наступления ночи ее нагнало китобойное судно и проводило в Олбени, на берег Австралии. Крушение "Канчаро" произвело ужасающее впечатление. Телеграммы сообщили об этом повсюду. Овдовевшая леди Холмерст и другие женщины были доставлены обратно в Англию.

   А пассажиры маленькой лодки вместе с нашей героиней и мистером Мизоном сидели с бледными, взволнованными лицами и молча поглядывали друг на друга. Наконец Джонни, лицо которого было безобразно из-за расшибленного носа, вдруг сурово проговорил:

   - Нехорошие были дни! Плохие!

   На это Билл улыбнулся во всю свою добродушную физиономию и заметил, что ему, Джонни, нечего жаловаться, они только что счастливо избежали опасности.

   В разговор вмешалась Августа и сказала, что капитан направлялся к острову Кергелен, находившемуся в шестидесяти или семидесяти милях отсюда. На лодке оказался компас. Подняли парус, и лодка побежала на восток под свежим западным ветром. Целый день они плыли по пустынному океану, не встретив ни одного живого существа. Наконец настала ночь.

   К счастью, в лодке нашлись ящик с бисквитами, вода и ром. Оба матроса, Билл и Джонни, усердно подкреплялись последним. Было холодно. Все озябли в мокрой одежде, но не испытывали ни голода, ни жажды. На восходе солнца стало теплее.

   Долгая ночь прошла, но Августа не сомкнула глаз. Маленький Дик крепко спал на ее груди, в ее объятиях, прикрытый одеялом от холода и сырости. На дне лодки лежал мистер Мизон, которому Августа из жалости отдала одно одеяло, оставив себе только шаль.

   Наконец появилось солнце и озарило бескрайнюю гладь моря. Августа долго вглядывалась в туманную даль.

   - Что это такое? - внезапно спросила она у Билла задрожавшим от волнения голосом, указывая на темную массу впереди. Билл пристально вгляделся.

   - Земля, там земля! - радостно закричал он.

   Мистер Мизон приподнялся на коленях - он не мог стоять на ногах - и начал осматриваться вокруг.

   - Слава Богу! - вскричал он. - Какая это земля? Новая Зеландия? Тогда я останусь тут и никогда больше не поплыву на корабле!

   - Новая Зеландия! - сердито проворчал матрос. - Вы, должно быть, помешались! Это остров Кергелен - вот что. Здесь вечно идет дождь, и никто не живет! Оставайтесь здесь, коли хотите! Я могу поклясться, что никому не придет в голову приехать сюда за вами!

   Мистер Мизон угрюмо проворчал что-то.

   Между тем солнце разогнало туман, и прелестная панорама открылась перед глазами потерпевших кораблекрушение. Рядами тянулись высокие горы с блистающими на солнце белыми снеговыми вершинами. Билл направил лодку к югу. Вода была спокойна. Скоро они увидели устье большого фьорда, окаймленное утесами... Вокруг прибрежных скал шумели и разбивались волны, и далекое эхо вторило их глухому рокоту.

   Лодка плыла по фьорду, мимо скал, на которых сидели какие-то фантастические чудовища, похожие на морских львов, пока не приблизилась к берегу, поросшему мелкой травой. Здесь, к восхищению спасшихся, они увидели две хижины из строевого леса, одна недалеко от другой, в пятидесяти шагах от воды.

   - Да тут есть дом, - обрадовался Джонни, - хотя выглядит он не очень красивым!

   - Причаливайте к берегу... Скорее бы выбраться из этой ужасной лодки! - произнес мистер Мизон.

   Августа поддержала его просьбу. Убрали парус, пустили в ход весла, и лодка вошла в маленькую, самой природой устроенную гавань. Через десять минут все они ступили на твердую землю. Первой заботой их было пойти осмотреть хижины, но результат осмотра оказался неутешительным.

   Выстроенные, вероятно, в 1874 году, в то время, когда здесь находилась экспедиция по наблюдению за Венерой, а может, какими-нибудь моряками, хижины стояли сейчас почти разрушенные. Стены и пол поросли мхом, а огромные щели в крыше пропускали дождь, так что внутри хижин стояли целые лужи воды. Однако это все же был кров и хоть какая-то защита от холода и дождя, и путешественники решили этим воспользоваться.

   Решено было, что в одной хижине, поменьше, поселятся Августа и Дик, а мистер Мизон и оба матроса устроятся в другой. Затем они перенесли сюда все свое скудное имущество, убрали и вымыли хижины и сделали их, насколько было возможно, удобными для жилья, наскоро закрыв парусом сырой пол и прикрыв дыры на крыше камнями и досками, оторванными от днища лодки. Погода, на их счастье, была сухая, и все, за исключением Мизона, совершенно упавшего духом, усердно принялись за работу. Даже маленький Дик бегал взад и вперед за Августой, очень довольный, что оказался на суше. К полудню все было сделано.

   Развели огонь, и Августа зажарила двух птиц, похожих на кур, которых они поймали; обедали, конечно, стоя, потому что сесть было не на что.

   После обеда снова возобновились обследования и попытки устроиться возможно лучше. Воды было достаточно, потому что недалеко от хижин протекал быстрый ручей. Кроме того, у них был большой запас бисквитов и бочка рома. Рыбы в ручье водилось в изобилии, если бы они нашли возможность варить ее, а на окрестных утесах оказались массы пингвинов. Очевидно, что им не грозила опасность умереть с голоду. Сейчас же после обеда оба матроса ушли и скоро вернулись, притащив множество птичьих яиц. Едва они успели вернуться, как пошел дождь - характерное отличие этих широт, - и скоро горы оделись густой завесой мокрого тумана. Час за часом дождь лил не переставая, проникая сквозь крышу лачуг, и капал на пол. Августа сидела в своей лачуге, стараясь чем-нибудь занять маленького Дика и рассказывая ему разные истории, чтобы чем-нибудь утешить ребенка и унять его плач, потому что ему было холодно и его маленькое сердечко болезненно ощущало весь ужас положения. Никто не знал, как тяжело было ей придумывать сказки, когда сердце сжималось от тоски. Она рассказывала ему о Робинзоне Крузо и добавила, что они тоже играют в Робинзона, но Дик возразил, что он не хочет так жить и желает видеть свою маму.

   Становилось все холоднее и темнее. Сырость пронизывала до костей. Наконец стемнело. Ветер и дождь бушевали над лачугами, и дикий крик морских птиц сливался с воем ветра. Мальчик все-таки заснул, укутанный одеялом и парусом. Августа чувствовала себя очень несчастной, одна, подавленная тяжелыми думами, и хотела также последовать примеру ребенка и уснуть, как вдруг раздался стук в доску, заменявшую дверь.

   - Кто там? - вскрикнула Августа с испугом.

   - Это я, мистер Мизон! - ответил голос. - Могу я войти?

   - Да, если вам угодно! - произнесла Августа сурово, хотя, в сущности, была рада его видеть, или, вернее, слышать человеческий голос, потому что в темноте ничего нельзя было разглядеть. Под гнетом горя и несчастья люди быстро забывают былые обиды и ссоры и рады обществу даже своего злейшего врага!

   - Закройте за собой дверь! - сказала Августа, догадавшись по сильному притоку воздуха, что посетитель вошел в лачугу. Мистер Мизон, ворча и вздыхая, закрыл за собой вход доской.

   - Оба эти скота пьяны, - сообщил он, - напились рому! Я пришел к вам, потому что не мог более оставаться с ними. Я болен, мисс Смиссерс, очень болен! Вероятно, я умру! Я чувствую, что во мне все застыло... Не можете ли вы помочь мне?

   - Не знаю, что тут можно сделать! - ответила Августа мягко: сострадание к этому человеку превозмогло в ней отвращение к нему. - Лучше бы вы легли и заснули.

   - Заснуть! - заворчал он. - Как я могу заснуть? Мое одеяло намокло, и все платье отсырело!

   Он упал на пол и застонал.

   - Постарайтесь уснуть! - снова повторила Августа.

   Он не ответил, но несколько успокоился. Августа положила голову на ящик с бисквитами и забылась.

   Сон - верный друг юности! Несколько раз она просыпалась и снова засыпала. Когда она окончательно проснулась и открыла глаза, было уже светло, и дождь перестал.

   Первой заботой Августы было подойти к маленькому Дику. Он проспал всю ночь глубоким сном и выглядел молодцом. Она вынесла его из хижины, вымыла ему лицо и руки в ручье и дала позавтракать бисквитами. Возвращаясь, Августа встретила обоих матросов, совершенно трезвых, хотя лица их носили отпечаток пьянства. Она выпрямилась и сурово посмотрела на них.

   Они молча прошли мимо. Когда Августа вернулась в хижину, мистер Мизон сидел на полу, и свет из двери падал прямо на его лицо.

   Молодая девушка испугалась. Щеки его ввалились, под впалыми глазами залегли красные круги, он походил на человека в последней стадии болезни.

   - Какая ночь! - сказал он. - Господи! Какую ночь я провел! Думал, что не доживу до утра!

   - Ничего, - возразила Августа. - Поешьте бисквитов, и вам будет легче.

   Мизон взял кусок бисквита и попытался проглотить его, но не смог.

   - Бесполезно! - пробормотал он. - Я - конченный человек! Я лежал в лодке, весь мокрый... и это прикончило меня.

   Августа взглянула на его лицо и не могла не поверить словам Мизона.

  

   После завтрака - Августа съела бисквит и крылышко птицы, сваренной накануне, - Билл и Джонни, оба матроса, принялись за работу по указанию девушки. Они укрепили на утесе большую палку, к концу которой привязали флаг, найденный в лодке. Хотя у них было мало шансов на то, что кто-нибудь увидит флаг в тумане, они сочли необходимым сделать это. К полудню флаг развевался на утесе. И - удивительно! - погода опять была прекрасная, солнце сияло и грело. К радости Августы, одеяла совсем высохли. Она попросила матросов поискать и принести ей птичьих яиц, как накануне. Матросы охотно сделали это, так как были трезвы и стыдились своего поведения. Августа дала Дику бисквит и четыре яйца, которые он с удовольствием съел, и начала убеждать мистера Мизона, лежавшего в хижине и стонавшего, выйти и погреться на солнце.

   Богач чувствовал себя очень несчастным, был убежден, что умирает, и не мог дотронуться ни до чего.

   - Мисс Смиссерс! - сказал он, усевшись на камнях. - Я умру в этом ужасном месте, но я не готов к смерти. Подумать только, - продолжал он с прежней важностью, - я умру здесь, как голодная собака, в холоде, один, тогда как у меня двухмиллионное состояние! Я отдал бы все деньги до последнего фартинга, чтобы только очутиться дома, в безопасности! Клянусь Иовом! Я бы обменялся местом с любым несчастным писакой! Я дал бы ему двадцать фунтов в месяц! Понимаете ли вы мое положение, мисс Смиссерс!

   Он снова застонал от ужаса и отчаяния. Августа взглянула на несчастного богача и вспомнила о том гордеце, которого она знала и который так отвратительно относился к своим клеркам и наводил страх на всех служащих. Она задумалась о превратностях человеческой жизни.

   Увы! Как изменился мистер Мизон!

   - Да, - продолжал он, несколько успокоившись, - я умру здесь, в этой дыре, и все мои деньги не могут помочь мне! Проклятье! Аддисон и Роскью получат от меня миллионы, хотя им ничего не нужно. Я бешусь, когда думаю, что девчонки Аддисона будут проматывать мои миллионы, купят себе на них титул и знатных мужей! Я лишил наследства своего племянника, Юстаса, и теперь я многое бы отдал, чтобы изменить это! Мы поссорились с ним из-за вас, мисс Смиссерс, потому что я не хотел вам дать еще денег за вашу книгу. Лучше было бы, если бы я дал вам их тогда! Я скверно поступил с вами, мисс Смиссерс, но коммерция есть коммерция! Я не мог сделать этого из принципа. Не старайтесь отплатить мне, мисс Смиссерс, я болен и беспомощен и, вы понимаете, поступал так из принципа...

   - Я не имею привычки мстить, мистер Мизон, - с достоинством ответила Августа, - но думаю, что вы поступили очень дурно, лишив наследства племянника, и не удивляюсь, что вы жалеете об этом.

   Спокойные и правдивые слова Августы затронули совесть мистера Мизона. Он начал изливаться в слезах и сожалениях.

   - Но чем горевать и убиваться, - возразила Августа, - лучше изменить завещание! Мы все, сколько нас есть, будем свидетелями, и если с вами что-нибудь случится, у вас останутся свидетели завещания!

   Это была новая мысль, и умирающий человек ухватился за нее.

   - Конечно, конечно! - сказал он. - Мне не пришло это в голову. Я так и сделаю, и Аддисон и Роскью останутся ни с чем. Юстас получит все. Дайте мне руку! Я пойду и все сделаю!

   - Погодите минуту! - остановила его Августа. - Как же вы будете писать без пера, карандаша, без бумаги и чернил?

   Мистер Мизон снова сел с тяжелым стоном...

   - Вы уверены, что ни у кого нет карандаша и кусочка бумаги? - спросил он. - Надо писать четко и разборчиво!

   - Я тоже так думаю, - согласилась Августа, - сейчас я узнаю.

   Она пошла и спросила Билла и Джонни. Ни у кого не было ни карандаша, ни клочка бумаги! Августа вернулась, опечаленная.

   - Я нашел, нашел! - вскричал мистер Мизон, когда девушка подошла к нему. - Если мы не найдем бумаги и карандаша, мы можем написать кровью на холсте или полотне. Можно сделать перо, ведь здесь много птиц. Я читал где-то о чем-то подобном. Надо будет так и сделать!

   Августа с радостью ухватилась за эту мысль, но сейчас же задумалась: где же взять холст?

   - Да, - произнесла она, - если только мы найдем холст или полотно. На вас надета фланелевая рубашка, у матросов - также, и у маленького Дика только фланель!

   Действительно, случилось так, что у них не было ни куска полотна. Нашелся один носовой платок, и тот весь дырявый. Все вещи Августы утонули вместе с "Канчаро". Они бы много отдали сейчас за полотняный носовой платок!

   - Да, - сказал мистер Мизон, - у нас ничего нет. У меня не найдется даже ни одного банковского билета, на котором я мог бы написать кровью, хотя и есть с собой сотня золотых соверенов! Простите меня, мисс Смиссерс, за нескромность... нет ли у вас чего из полотна... может быть, вы оторвете кусочек... Вы ничего не потеряете... Я обещаю вам, что уничтожу наш контракт, если буду дома, хотя это едва ли возможно... Я напишу на полотне, что он должен быть уничтожен! Вы получите пять тысяч фунтов, мисс Смиссерс! Может быть, вы оторвете кусочек от сорочки или от чего-нибудь другого? Никто ничего не узнает, а найти этот кусочек так важно!

   Августа сильно покраснела.

   - Мне очень жаль, мистер Мизон, но на мне нет ничего подобного! Ничего, кроме фланели, - добавила она. - Я вскочила ночью, было темно, набросила на себя что попало, рассчитывая вернуться и одеться!

   - Нет и воротничка? Может быть, найдется воротничок или подшивка у юбки? - спросил мистер Мизон, с отчаянием хватаясь за эту надежду.

   Августа печально покачала головой.

   - Тогда - кончено! - простонал мистер Мизон. - Юстас не получит моих денег. Бедный мальчик! Бедный! Я дурно поступил с ним!

   Августа ломала себе голову, - она решила, что Юстас Мизон не должен потерять ни пенни из своего колоссального наследства, если она может помочь ему. Но мистер Мизон мог умереть, а если он умрет, вероятно, они последуют за ним. Тогда никто не узнает о его желании изменить завещание!

   В это время пришел Билл, возившийся с флагом на утесе и напрасно старавшийся увидеть корабль. Его фланелевая куртка была разорвана на локтях, и Августа пристально разглядывала его мускулистые смуглые руки. Ей пришла в голову новая мысль.

   - Ничего не видать! - сказал матрос. - И я думаю, ничего и не будет. Мы останемся здесь, пока не умрем.

   - Я тоже не надеюсь, - согласилась Августа. - Пожалуйста, мистер Билл, скажите, это татуировка на вашей руке?

   - Да, мисс, это вытатуировано, - сказал Билл, поднеся свою огромную руку к ее носу. Вся рука была испещрена знаками, флагами, кораблями, а в середине их находилась надпись - имя матроса: Билл Джонс.

   - Кто это сделал вам, мистер Билл? - спросила Августа.

   - Кто сделал? Я сам. Один товарищ бился со мной об заклад, что я не сумею написать свое имя на руке... Я доказал ему...

   Августа не сказала более ни слова, пока Билл не ушел.

   - Теперь вы понимаете, что должны сделать? - обратилась она к Мизону.

   - Я? Нет, - ответил он, - не понимаю.

   - Как? Вы можете вытатуировать... заставьте матроса! Это, я думаю, недолго!

   - Вытатуировать?! Как это и чем? - спросил он с удивлением.

   - Вы можете вытатуировать свое завещание на спине матроса Джонни, если он позволит... Потом, у нас есть патрон от револьвера, и если порох смешать с водой... я думаю, можно это сделать!

   - Честное слово, - воскликнул мистер Мизон, - вы удивительная женщина! Кому могла прийти в голову такая мысль! Идите и спросите Джонни, позволит ли он татуировать свою спину?

   - Я попытаюсь!

   Взяв маленького Дика за руку, Августа пошла туда, где сидели оба матроса, и, улыбаясь своей милой улыбкой, спросила Билла, не согласится ли он для нее сделать маленькую татуировку? Мистер Билл, всеми силами старавшийся удержаться от искушения глотнуть рому, грациозно согласился исполнить ее просьбу, сказав, что видел поблизости много острых рыбьих костей, так как порох вовсе не годится для этой цели.

   Казалось, вдохновение сошло на него свыше, и он быстро пошел на берег.

   Тогда Августа, как только могла любезно и ласково, подошла к Джонни, который сидел спиной к хижине со страдальческим выражением на лице, вероятно, от головной боли после вчерашней попойки.

   Медленно и с большим трудом, потому что Джонни все воспринимал очень туго, она объяснила ему, что от него требуется. Когда он наконец понял, лицо его приняло странное выражение, он заговорил скорее резко, чем вежливо, ругая мистера Мизона, и отказался наотрез. Августа замолчала, ожидая, пока его гнев утихнет, затем снова приступила к делу.

   Она была уверена, что мистер Джонни не сомневается в важности этого документа и не откажет ей, если ему придется участвовать только в качестве свидетеля при татуировке и держать за руку Билла, пока тот вытатуирует его подпись.

   - Хорошо, мисс, - согласился он, - я не могу отказать вам, так как вы просите меня об этом, а не старый мошенник Мизон. Я и пальцем не шевельну ради него, мисс, это верно.

   - Так вы обещаете? - спросила Августа и вернулась к мистеру Мизону. По дороге она встретила Билла, который нес в руках что-то вроде рыбы, противное на вид, с длинными щупальцами и круглой головой, похожей на голову попугая.

   - Ну-с, мисс, я нашел этого джентльмена на берегу сегодня утром. Это каракатица... я добуду из нее чернил... отличных чернил!.. Порох здесь не годится!

   В это время они дошли до мистера Мизона, и здесь все дело, включая и упрямый отказ Джонни, было объяснено Биллу.

   - Я вижу, что надо теперь сделать... - произнесла наконец Августа. - Очевидно, татуировать придется вас, мистер Мизон!

   - Меня? - простонал Мизон. - Я буду татуирован, как дикарь, на мне будет татуировано мое собственное завещание!

   - Простите, иначе ничего не поделаешь! - заметил Билл. - Если вы будете ворчать, как же тогда писать завещание? Мы можем проколоть кожу острым камнем, - добавил он задумчиво, - но у нас нет соли, и вы не выдержите. А если солнце коснется татуировки, кожа сморщится, и никакие суды и законоведы Лондона не разберут ничего!

   Мистер Мизон громко застонал.

   - У нас есть здесь ребенок, - продолжал Билл, - кожа у мальчика белая, тонкая, и его легко татуировать, но придется его держать, ведь он начнет реветь!

   - Да, да - поспешно согласился мистер Мизон, - татуируйте ребенка! Он будет нам полезен!

   - Я не хочу и не позволю тронуть Дика, - возразила Августа с негодованием, - ребенок перепугается. Кроме того, никто не имеет права заклеймить его на всю жизнь!

   - Ну, тогда разговор окончен! - сказал Билл. - Деньги этого джентльмена пойдут, куда он назначил их ранее!

   - Нет, - заметила Августа, внезапно покраснев, - не окончен! Мистер Юстас Мизон был очень добр ко мне, и для того, чтобы он мог получить свои деньги, татуируйте меня!

   - Я хотел бы расцеловать вас! - вскричал Билл с восторгом. - Вы просто молодец-баба! Если бы я был молодым человеком, то непременно расцеловал бы вас!

   - Да, - подтвердил мистер Мизон, - это прекрасная мысль! Вы молоды, сильны, с голоду здесь не умрете... проживете долго, может быть, несколько месяцев! Начинайте. Я очень ослабел и не думаю, что переживу эту ночь! Если мы устроим дело и Юстас получит свое наследство, мне будет легче умереть!

  

   Августа отвернулась от старика с жестом нетерпения. Его себялюбие и эгоизм возмущали ее.

   - Я полагаю, - обратилась она к Биллу, - что вам придется вытатуировать завещание на моей шее!

   - Да, мисс, это верно! - согласился Билл. - Понятно, мисс, для документа нужно место. Если бы это был корабль или флаг, или изображение молодого человека, я мог бы вытатуировать все это на вашей руке, но, чтобы написать целый документ, надо много места. Я покажу им, как умеет татуировать Билл Джонс!

   - Хорошо, - произнесла Августа со вздохом. - Я сейчас буду готова.

   Она ушла в хижину, сняла лиф платья и завернулась во фланель, оставив шею открытой настолько, насколько она бывает открыта в модном вечернем туалете светской дамы. Когда она вышла снова одетой или, вернее, раздетой для операции, Билл приготовил маленькую деревянную палочку, которую очинил, как карандаш, и вставил в нее длинную рыбью кость, потом обмакнул ее в чернила, взятые из каракатицы.

   - Ну, мистер Билл, я готова! - сказала Августа, садясь на камень и крепко сжав зубы.

   - Честное слово, мисс, вы - молодец! - повторил матрос, смотря на ее шею глазами художника. - Я никогда не видал такого прекрасного материала для работы. Повесьте меня, если мне не жаль вашу шею! Но хорошая татуировка только украшает человека, даже принцессу... ваше счастье, мисс, что я мастер татуировать!

   Августа закусила губу, и горькие слезы потекли из ее глаз. Прежде всего она была женщиной, и женские слабости не были чужды ей! Хотя она никогда не надевала платья с глубоким вырезом, но хорошо знала, что у нее очень красивая шея, и гордилась этим. Тяжело было сознание, что она всю жизнь будет носить на шее это смешное завещание, и зачем? Ради молодого человека, который вовсе и не думает о ней! Но сердце подсказало ей, что это неправда. Мистер Юстас Мизон не забыл о ней, он интересовался ею, а она, она должна была сознаться, что любит его. Она поняла это только здесь, в этом ужасном месте, в этом печальном царстве смерти, поняла, что любит его глубокой и нежной любовью. Если бы даже Августа не была по природе великодушной, смелой женщиной, она от всего сердца радовалась бы возможности принести для него эту жертву - довольно тяжелую, - потому что любовь способна на любые жертвы, на любые испытания ради любимого человека.

   - Начинайте, - произнесла Августа резко, - и, пожалуйста, скорее!

   - Хорошо, мисс! Что писать, джентльмен? Говорите покороче!

   - "Оставляю все мое состояние Юстасу Мизону", - кажется, это коротко! - проговорил мистер Мизон. - Я никогда не слыхал, чтобы капитал в два миллиона завещался кому-нибудь в шести словах!

   Билл приступил к операции. Августа слабо вскрикнула.

   - Ничего, мисс! - утешал ее Билл. - Вы скоро привыкнете!

   Августа крепко сжала губы и молчала, хотя ей было очень больно, так как Билл больше заботился о чистоте работы, чем о страданиях своей жертвы.

   Билл обмакивал рыбью кость в чернила, взятые из каракатицы, и усердно трудился.

   Целых три часа длилась операция. Наконец все было закончено и написано среднего размера буквами по всей шее до плеч. Августа чувствовала страшную слабость. Билл спросил ее, не оставить ли до завтра подпись под завещанием. Измученная до обморока, Августа решила покончить со всем разом. Она была заклеймена теперь навеки.

   Отложить подпись документа до завтра - мистер Мизон может умереть, Джонни - изменить свое намерение!.. Августа попросила Билла окончить работу, так как было только два часа ночи.

   К счастью, мистер Мизон был более или менее знаком с формальностями, необходимыми для составления завещания. Поэтому он решил, что будет достаточно, если он сделает один укол для собственной подписи и затем будет держать свою руку на руке Билла. Он взял рыбью кость и так глубоко запустил ее в тело Августы, что бедная девушка громко вскрикнула, потом положил свою руку на руку матроса, пока его подпись "Дж. Мизон" не была сделана.

   Настала очередь Джонни, который с любопытством наблюдал за всем происходящим. Так как он не умел татуировать, повторили тот же прием, что с мистером Мизоном. Затем Билл Джонс подписал свое имя как второй свидетель завещания. Начало светать, и документ был готов. Забыли только написать число. Августа встала с камня, на котором сидела, вынося эту пытку, шатаясь, прошла в хижину и упала на пол, чувствуя смертельную слабость. Только благодаря огромному усилию воли она преодолела боль и вытерпела операцию до конца.

   Она ощущала страшную боль в шее и тогда, когда очнулась и открыла глаза; вокруг царила полная темнота. Ее усталость была так велика, что, ощупав рукой Дика и убедившись, что он крепко спит, девушка опять закрыла глаза и заснула.

   Когда Августа снова проснулась, свет проникал в сырую лачугу. В дальнем конце ее лежал мистер Мизон. Она встала, чувствуя слабость, разбудила ребенка, повела к ручью и умыла.

   Стало холодно, так холодно, что Дик начал плакать. Тяжелые дождевые тучи висели над землей. Августа поспешила укрыться в лачуге и позавтракала вместе с Диком бисквитами и яйцами пингвинов. Вероятно, она ослабела от недостатка пищи, потому что долго ничего не ела, а поев немного, почувствовала себя бодрее.

   Затем она занялась мистером Мизоном. Очевидно, они хорошо сделали, что поспешили написать завещание, так как он был очень плох. Лицо его осунулось, зубы стучали, язык начал изменять ему. Августа пыталась дать ему поесть, но он не мог проглотить ничего, кроме воды. Сделав все, что возможно, для больного, Августа пошла посмотреть, что делают матросы, и встретила их на дороге. Было ясно, что они опять хватили рому, так как Билл шатался, а Джонни еле волочил ноги. Молодая девушка укоризненно посмотрела на них и попросила набрать птичьих яиц. Джонни наотрез отказался собирать их; если мисс нужны яйца пингвинов, она может сама набрать их!

   Билл взглянул на нее блуждающими глазами, ушел и через час вернулся, неся шесть или семь дюжин свежих, еще теплых яиц.

   Августа с ребенком на руках сидела в жалкой хижине около больного. Снаружи лил дождь и проникал через крышу лачуги. Она всеми силами старалась спасти от дождя умирающего человека, но это было невозможно. Пока она всячески оберегала его от дождя, который капал через крышу, сырость пронизывала больного с полу, все его платье и одеяло были мокрыми.

   Сознание вернулось к умирающему вместе с ужасом смерти и угрызениями совести за прошлую жизнь...

   Увы! Все его миллионы не могли теперь помочь ему!

   - Я умираю! - простонал мистер Мизон. - Умираю! Я был дрянным человеком, всю свою жизнь я был главой издательской фирмы "Мизон и К°"!

   Августа мягко заметила ему, что издательская деятельность - дело почтенное и полезное.

   Он печально покачал головой.

   - Да, да, - простонал он, - но вы не знаете Мизона... Вы не знаете обычаев фирмы "Мизон и К°"!

   Августа подумала, что знает эти обычаи больше, чем желала бы знать.

   - Слушайте, - начал мистер Мизон, делая над собой отчаянное усилие и садясь, - я скажу вам... я должен сказать вам...

  

   Августа с ужасом выслушала исповедь и невольно подумала, что участь исповедников очень тяжела.

   - Довольно, прошу вас! - произнесла она. - Я не могу слышать этого... не в силах.

   - А! - сказал мистер Мизон, устало откидываясь назад. - Я думал, что, когда вы узнаете наши правила и обычаи, вы поймете, каково мне теперь. Подумай, девушка, подумай, как я страдаю, имея такое прошлое, лицом к лицу с неизвестным будущим!