Хаггард Генри Райдер - Завещание мистера Мизона

;    Наступило молчание.

   - Прочь! Прогоните его прочь! - внезапно закричал мистер Мизон, дико вращая глазами.

   - Кто? Кого?

   - Прочь! Прочь! Высокий худой человек с книгой! Я знаю его. Это Номер двадцать пятый, он умер несколько лет тому назад. Слушайте! Он говорит! Разве вы не слышите? О Небо! Смотрите! Они все бегут сюда, из всех углов! Они хотят убить меня! Держите! Держите их!

   Он ловил руками воздух и стонал.

   Пораженная этим зрелищем, Августа встала на колени и пыталась успокоить его, но напрасно.

   Он ловил воздух, хватал кого-то невидимого, наконец упал и умер.

   Такова была смерть богача Мизона. На что ему теперь - все его издания, его деньги, дворцы, из-за которых он наделал столько зла...

   - Я рада, что все кончено, - прошептала Августа, - надеюсь, что мне никогда не придется больше быть свидетельницей смерти какого-нибудь директора издательской фирмы. Это ужасно!

   - Тетя! Тетя! - бросился к ней Дик. - Отчего этот джентльмен так кричал?

   Августа взяла за руку испуганного ребенка и, несмотря на дождь, пошла в другую хижину, чтобы сказать матросам о том, что произошло.

   У хижины не было двери, и Августа остановилась у входа. Слабый свет едва проникал в лачугу. Сначала она ничего не могла разглядеть. Когда глаза ее привыкли к темноте, она увидела матросов, сидевших на полу около бочонка с ромом. В руке Билла был черепок, который он наполнял ромом и пил.

   - Моя очередь! Проклятье! Моя очередь! - кричал Джонни. - Ты выпил семь раз, а я только шесть!

   - Пусть тебя повесят! - ответил Билл, глотая ром. - Так-то лучше! Теперь я тебе налью, дружище!

   Он снова наполнил черепок.

   - Мистер Мизон умер, - сказала Августа, собирая все свое мужество, чтобы прервать оргию.

   Оба помолчали, пьяные и отупелые.

   - Где он теперь, мисс? - произнес Джонни, икая. - Где он? Я сомневаюсь, чтобы он попал в лучшее место, чем здесь, и выпью за его благоденствие, потому что раньше не мог сделать этого. Ну, за здоровье умершего!

   Он выпил залпом весь черепок.

   - Я разделяю твои чувства! - проговорил Билл. - Джонни, налей мне, и я выпью за здоровье дорогого покойника!

   Августа отошла от хижины с тяжелым сердцем. Придя к себе, она накрыла труп, чем только могла, и сказала маленькому Дику, что мистер Мизон лег бай-бай. Затем она села в стороне, подальше от мертвого тела. Это было очень тяжело, но Августа утешалась мыслью, что мистер Мизон мертвый не так дурен, как живой.

   Наступила ночь. Августа помолилась и легла спать, обнимая Дика.

   Ее разбудили громкие, дикие крики, пьяное пение, брань. Вероятно, матросы сильно напились и вышли подышать ночным воздухом.

   Крики и проклятия долго звучали в ушах Августы, потом раздался ужасный вопль - и все стихло.

   "Что там случилось?" - подумала Августа и снова заснула.

  

   Августа проснулась на рассвете. Она встала, когда Дик еще спал, и, вспомнив ночной шум, побежала в хижину матросов. Там было пусто. Она повернулась и огляделась. На полу, недалеко от того места, где она стояла, валялся черепок, из которого пьяницы пили ром. Августа подняла его. От черепка шел отвратительный спиртной запах.

   Вероятно, матросы обронили его во время ночной оргии. Но куда они ушли? Она вышла из хижины. Прямо перед ней возвышался утес, нависавший над водой. Она поднялась туда и увидела на земле шляпы матросов. Ясно было, что они проходили здесь. Поднявшись на самую вершину утеса, Августа наклонилась вперед, взглянула в воду и отступила назад с криком испуга.

   На песчаном берегу, наполовину в воде, лежали два трупа. То были оба матроса; они держались за руки и казались крепко спящими. Как это случилось, она не знала. Быть может, они поссорились и упали со скалы или оступились, не видя, куда идут. Кто знает! Во всяком случае, они умерли и останутся тут, пока волны не смоют их трупы и не присоединят их к обществу утонувших пассажиров "Канчаро". Августа осталась одна.

   Грустная вернулась она в сырую лачугу, подавленная своим одиночеством и мыслью, что едва ли она избежит смерти в этом ужасном месте!

   Ни одного человеческого существа не было около нее, кроме ребенка. Дик проснулся и звал ее.

   Труп мистера Мизона, закрытый парусом, испугал мальчика. Августа нежно обняла Дика и страстно поцеловала. Она горячо любила этого ребенка, которого спасла. Он один охранял ее от полного одиночества.

   Девушка увела мальчика в другую, теперь пустую лачугу, потому что ей казалось невозможным оставаться тут, вместе с мертвецом. Посередине этой лачуги стоял бочонок с ромом, почти пустой, так что она легко откатила его в сторону.

   Затем она прибрала, насколько было возможно, хижину, вернулась к себе забрать ящик с бисквитами и птичьими яйцами, взглянула на труп Мизона и покинула свое старое жилище. Позавтракав, они вместе с Диком пошли собирать яйца. Хотя яиц у них оставалось много, но Августе хотелось занять мальчика. Шел мелкий дождь. Оба взобрались на утес, где развевался флаг, и смотрели на волнующийся океан. Ничего, ничего перед их глазами, кроме бескрайних водных просторов, кроме бушующих, рокочущих волн. Августа долго вглядывалась вдаль, и сердце ее сжала тоска.

   - Скоро ли мамми приедет на лодке забрать Дика? - спросил ребенок. Молодая девушка залилась слезами. Поплакав, она приласкала мальчика и снова занялась с ним собиранием яиц. Это занятие очень нравилось Дику, несмотря на злобные крики и сопротивление птиц. Скоро они набрали массу яиц, вернулись в хижину, развели огонь и испекли их в золе, потому что варить было не в чем. Часы проходили, ночь спускалась на землю. Августа уложила Дика спать. Она удивлялась, как легко переносил ребенок все неудобства положения, не болел и ничем не страдал.

   Когда Дик уснул, Августа села, или, вернее, легла, на пол, прислушиваясь к завыванию ветра в горах. Тишина, мрак, одиночество подавляли молодую девушку. Шансов на спасение почти не было. Корабли не часто посещают пустынный, негостеприимный берег, и если какому-то судну придется зайти сюда, оно может пристать к другой оконечности острова и не заметить флага.

   Тогда наступит конец. Запас яиц истощится, ребенок заболеет и умрет. Она последует за ним. Что, если она умрет раньше его? Какой ужас! Тогда мальчик умрет от голода и страха... Августа тихо заплакала. Завтра - Рождество! Прошлое Рождество она проводила в Бирмингеме с дорогой сестрой. Они пошли утром в церковь, а после обеда она заканчивала корректуру своей книги. Религиозная и верующая, Августа встала на колени и начала горячо молиться, чтобы Бог спас ее от ужасного положения, а если ей суждено погибнуть здесь, то она просила Бога спасти бедного, одинокого ребенка! Так прошла долгая ночь. За два часа до рассвета Августа заснула. Когда она открыла глаза, было светло, и маленький Дик, проснувшийся раньше ее, играл черепком, из которого матросы пили ром. Девушка встала, оправила платье ребенка и велела ему побегать на воздухе, пока она оденется и вытрясет всю одежду и одеяла. Она медленно, не торопясь, занялась этим, раздумывая о том, как долго чувствуется боль в шее от татуировки. Вдруг Дик прибежал к ней, запыхавшись.

   - Тетя! Тетя! - кричал он в восторге. - Там корабль плывет с парусами... Это мамми и дэдди едут за Диком! Правда?

   Августа зашаталась, потрясенная известием. Если это корабль - они спасены! Но, может быть, ребенку показалось?! Она набросила на себя платье, - ее длинные волосы, которые она обычно схватывала в узел и закалывала деревянной палочкой за неимением шпильки, рассыпались по плечам, - схватила мальчика за руку и стремглав побежала к утесу. Не успев добежать до скалы, она убедилась, что ребенок сказал правду... С моря прямо к фьорду направлялось парусное судно. Оно находилось в двухстах ярдах от того места, где они стояли, и, очевидно, готовилось бросить якорь.

   Горячо возблагодарив Бога, Августа поспешила взобраться на вершину утеса и стояла здесь, размахивая шапочкой Дика. Судно шло медленно и плавно... До ее ушей доносились теперь плеск воды, скрип якорной цепи... Затем она услышала человеческие голоса. Ее, очевидно, заметили.

   Через пять минут от судна отделилась лодка и поплыла к берегу. Вот она уже близко, в десяти шагах.

   - Объезжайте кругом! - закричала Августа. - Я встречу вас!

   Пока она успела сбежать с утеса, лодка причалила к берегу. Высокий худой человек заговорил с ней с явным акцентом чистокровного янки.

   - С вами что-нибудь случилось, мисс? - спросил он.

   - Да, - ответила Августа, - мы спаслись здесь, потерпев кораблекрушение на "Канчаро", который столкнулся с китобойным судном неделю тому назад!

   - А! С китобойным судном! - вскричал капитан. - Я догадываюсь... Там находился мой товарищ! Может быть, мисс, вы сообщите мне подробности?

   Августа кратко рассказала всю ужасную историю кораблекрушения, которая взволновала даже флегматичного янки. Потом она повела капитана в лачугу, где лежал труп Мизона, и показала ему свою хижину.

   - Я понимаю, мисс, - сказал капитан Томас, - что вам и мальчику страшно хочется избавиться от этих палат. Пожалуйте, я отвезу вас на "Гарпуне" - так называется мое судно - в Соединенные Штаты. На нашей шхуне - неприятный запах сала, но, может быть, вы как-нибудь перенесете это! Моя жена осталась там, на шхуне, она настоящая англичанка, как и вы, и сделает все возможное, чтобы устроить вас поудобнее. И - знаете что? Я от души благодарю Бога, что увидел ваш флаг в подзорную трубу и сейчас же направился сюда, хотя прежде намеревался пристать к другому месту, за двадцать миль отсюда. Теперь, мисс, поезжайте на шхуну, а несколько человек из моего экипажа останутся здесь, чтобы похоронить джентльмена!

   Августа сердечно поблагодарила капитана, побежала в лачугу, взяла свою шляпу и мешочек с соверенами, который мистер Мизон передал ей, предоставив матросам захватить одеяла. Двое матросов сели в лодку и увезли ее и Дика от этого ужасного берега.

   Подъехав к "Гарпуну", Августа увидела весь остальной экипаж шхуны. Между ними находилась женщина, которая сердечно приветствовала молодую девушку. Палуба шхуны, на которую Августа взошла, несмотря на отвратительный запах, показалась ей восхитительным местом. Миссис Томас, миловидная и любезная женщина тридцати лет, дочь фермера, эмигрировавшего в Америку, обласкала ее и приняла самым радушным образом. Августа должна была снова рассказать всю свою историю, затем ее повели в капитанскую каюту, которую с этих пор заняли миссис Томас, Августа и маленький Дик. Капитан устроился в другом месте.

   В первый раз за всю неделю Августа помылась и оделась как следует. Какой роскошью казалось ей чистое белье после всех лишений! Как вкусен был обед!

   Когда Августа, вздыхая от радости и облегчения, причесывалась, распустив свои великолепные волосы, миссис Томас постучалась в дверь и вошла.

   - Ах, мисс, какие у вас прекрасные волосы! - воскликнула она с восхищением. - Что это такое у вас на шее?

   Августа рассказала ей всю историю татуировки.

   Миссис Томас слушала ее, раскрыв рот от удивления, поражаясь мужеству Августы и жалея ее.

   - В конце концов, джентльмен, для которого вы принесли такую жертву, должен жениться на вас! - заметила практичная леди.

   - Пустяки! Вздор! - воскликнула Августа, сильно покраснев и энергично топнув ногой.

   Она сама не отдавала себе отчета, почему ее так задело невинное замечание миссис Томас.

   Усадив Дика и Августу завтракать (оба находили каждое блюдо восхитительным), миссис Томас, заинтересованная рассказом о татуировке на шее Августы, не могла сдержать своего любопытства и отправилась на берег, чтобы увидеть лачугу и труп Мизона. Большая часть экипажа отправилась с ней запастись водой для дальнейшего путешествия.

   Оставшись одна, Августа ушла в каюту, взяв с собой Дика, и с чувством радости и благодарности легла и крепко заснула.

  

   Когда Августа проснулась и открыла глаза, то по сильному покачиванию шхуны сейчас же поняла, что они вышли в море. Она встала, пригладила волосы и вышла на палубу. Очевидно, она спала несколько часов, потому что солнце близилось к закату. Молодая девушка, держа Дика за руку, подошла к миссис Томас, поздоровалась с ней и осталась на палубе любоваться закатом солнца.

   Зрелище было прекрасное. Огромные волны, гонимые западным ветром, который в этих широтах очень силен и дует порывами, нагоняли друг друга, пенились и неслись дальше, разбрасывая соленые брызги. Солнце село, и его прощальные лучи проникли в недра моря, скользнули к западу, озарив бледные облака, и окрасили бесконечную водную гладь багряным отблеском. Они нежно коснулись парусов шхуны, блеснули там и здесь, пока не исчезли на краю горизонта. В нескольких милях позади остался остров Кергелен. В потемневшем небе мрачно высились его суровые утесы в своем вечном уединении. Последний отблеск солнца озарил белоснежные вершины гор. Августа посмотрела на них и вздрогнула. Это был ужасный, кошмарный сон!

   Мрачная тень ночи окутала горы своим покровом. Они исчезли. Августа потеряла их из виду. Слава Богу, больше она никогда их не увидит!

   Ночь надвигалась, облака покрыли небо. Потом дивный небесный свод очистился и засиял мириадами золотистых огней.

   Западный ветер запел дикую песню, паруса хлопали и надувались, шхуна быстро двигалась вперед.

   Кругом царила величавая, всевластная ночь! Августа долго смотрела в темноту и вздыхала, сама не зная о чем. Юная горячая кровь текла в ее жилах, и она радовалась, что целая жизнь лежит перед ней. Она могла умереть там, на этом ужасном берегу, ее талант погиб бы, не успев заявить о себе миру. Теперь все это прошло, как сон, и близость смерти научила ее еще больше ценить жизнь.

   Прошло три месяца, три долгих месяца плавания на шхуне, борьбы с волнами и ветром. Все шло хорошо, пока они не добрались до скал Святого Павла, где их задержал на некоторое время встречный ветер. Потом "Гарпун" направился дальше к северу и зашел на Азорские острова запастись водой и провизией.

   Здесь Августа простилась со своими друзьями, потому что китобойная шхуна, спасшая ей жизнь, отдохнув, снова должна была начать свое бесконечное путешествие.

   Августа стояла у водопада Понта-Делгада и смотрела, как отправлялся в путь "Гарпун". Команда тепло прощалась с ней, потому что за время путешествия весь экипаж шхуны, до последнего мальчишки, полюбил молодую девушку. Капитан Томас снял шляпу при прощании. Августа долго махала им носовым платком, и глаза ее наполнились слезами. Ей было жаль расставаться с этими людьми, она была счастлива на шхуне, потому что они относились к ней с редкой добротой и лаской; это характерная черта американцев по отношению к несчастным, страдающим людям.

   И не одна Августа с тоской следила за отплывавшим судном. Маленький Дик, отлично чувствовавший себя во время путешествия, подружился с одним матросом-американцем, подарившим ему на память о спасении его с острова Кергелен огромный китовый зуб, на котором заботливо вырезал какое-то изображение. Мальчик горько оплакивал разлуку со шхуной и со своим другом.

   Плакала и миссис Томас. Когда шхуна остановилась у острова Святого Михаила, Августа предложила капитану заплатить за себя пятьдесят фунтов, половину суммы, данной ей мистером Мизоном, но капитан Томас категорически отказался взять с нее что-нибудь. Августа настаивала. Тогда пошли на компромисс. Миссис Томас страдала тоской по родине и жаждала побывать в Англии, где родилась и выросла. Но это стоило недешево. Тогда решили, что пятьдесят фунтов пойдут для этой цели и миссис Томас отправится вместе с Августой и Диком на родину. Теперь обе женщины стояли, провожая "Гарпун", и ожидали пакетбот, который должен был доставить их в Саутхемптон.

   Солнце садилось. Нежные сумерки окутали волшебный остров Святого Михаила, где природа вечно свежа и прекрасна, как юная невеста, не знающая томлений и страданий материнства. В последующие годы Августа часто вспоминала эту дивную природу, чудный запах апельсиновых деревьев, чарующее зрелище ярко-красных гранатов и роскошных пунцовых роз. Это было изумительное время. Английский консул принял их очень любезно и гостеприимно, так как считал необходимым выказать возможное радушие и участие по отношению к потерпевшим кораблекрушение. Удовольствие Августы было несколько отравлено любезностями консула, галантного чиновника с рыжеватыми волосами. Он так заинтересовался ее приключениями, литературной известностью, ее милой особой, что готов был влюбиться в нее. Это не очень понравилось молодой девушке. Но время шло без всяких треволнений, и однажды утром явился человек с известием, что в гавань зашел пакетбот, который направляется в Саутхемптон. Августа ласково простилась с рыжеволосым консулом, который долго вздыхал и смотрел ей вслед.

   Раздался звонок, винты заработали, и консул остался один. Через короткое время Августа, Дик и миссис Томас очутились на Саутхемптонской набережной, в центре удивленной и восхищенной толпы народа.

   Капитан пакетбота не преминул рассказать официальным лицам, посетившим корабль, удивительную историю своих пассажиров. Официальные лица, сойдя на берег, оповестили об этом всех, кого встретили...

   Удивительная новость, что двое пассажиров злосчастного "Канчаро" - трагическая история гибели этого корабля облетела всю Англию и наполнила ужасом весь читающий мир - уцелели и прибыли сюда на вест-индском пакетботе, ходила по городу в разных версиях.

   Когда Августа, Дик и миссис Томас сошли на берег, их история была уже известна всем.

   Едва они ступили на набережную, как к ним одним прыжком подскочил дикого вида человек с записной книжкой в руках и закидал их вопросами.

   Августа нашла невозможным ответить на все эти вопросы и удовлетворилась односложным "да". Потом она с удивлением прочитала в газете трогательное описание кораблекрушения, ее страданий и смерти мистера Мизона. Один интервьюер, небольшого роста человечек, не мог пробиться сквозь толпу, кольцом окружавшую новоприбывших, и набросился на маленького Дика, засыпав его вопросами. Дик, страшно испуганный, с ревом убежал от него. Это нисколько не помешало предприимчивому господину поместить в газете "Рассказ ребенка о гибели корабля".

   И не одна только непобедимая армия интервьюеров угрожала им! Толпа народа окружила их, маленькие девочки поднесли им букеты, одна старая леди, в голове которой крепко засела мысль, что несчастным пассажирам погибшего корабля нечего надеть на себя, явилась сюда с целым ворохом белья и платья... А высокий джентльмен с красивыми усами сунул в руку Августы клочок бумаги, исписанный карандашом. Когда Августа прочла записку, в ней оказалось предложение руки и сердца!

   Наконец они очутились в вагоне первого класса на железнодорожной станции Саутхемптона.

   Двое репортеров, просунувших головы в окна вагона, отлетели в сторону, высокий джентльмен с красивыми усами нежно улыбался, и в этой улыбке скромность боролась с надеждой; в следующий момент поезд тронулся. Августа со вздохом облегчения откинулась назад и разразилась смехом, вспомнив джентльмена с красивыми усами. Около нее какой-то предусмотрительный человек положил кучу газет. Августа взяла первую попавшуюся под руку газету, перевернула страницу и пробежала репортерские отчеты о разводах и завещаниях, утвержденных высшей инстанцией суда. Один из них гласил следующее:

  

   ...Высокочтимому президенту [4] было подано заявление по делу покойного Мизона в связи с гибелью "Канчаро" восемнадцатого декабря прошлого года. Как известно, на этом корабле находилось около тысячи человек, из которых спаслись на лодке только двадцать пять... Среди погибших находился мистер Мизон, стоявший во главе известной издательской фирмы в Бирмингеме - "Мизон, Аддисон, Роскью и К°". Он направлялся в Новую Зеландию и Австралию по делам фирмы.

  

   [4] - Президент здесь - председатель суда.

  

   Мистер Фиддлстик вместе с мистером Пирлом явились в качестве представителей истцов и заявили, что факт гибели "Канчаро" еще так свеж в памяти его сиятельства господина президента, что нет необходимости рассказывать подробности, хотя у них есть клятвенные показания очевидцев крушения. Милорд, вероятно, припомнит, говорили они, что только несколько человек спаслись в лодке во время этого ужаснейшего кораблекрушения. Среди погибших был и мистер Мизон. Это прошение было от имени его душеприказчиков по поводу завещания от десятого ноября. Состояние покойного Мизона, отказанное в его завещании, очень велико, по словам мистера Фиддлстика - около двух миллионов фунтов стерлингов. Не угодно ли будет милорду судье тщательно изучить дело и утвердить завещание?

   Президент. Хорошо, но состояние завещателя не имеет ничего общего с принципами, которыми руководствуется суд при рассмотрении его предполагаемой смерти, мистер Фиддлстик!

   Мистер Фиддлстик. Пусть так, но я полагаю, что милорд удовольствуется моим заявлением, что я не вижу никаких причин неутверждения завещания. Наконец, нет оснований предполагать, что мистер Мизон мог спастись от гибели.

   Президент. Есть ли у вас клятвенные показания свидетелей, видевших Мизона в воде?

   Мистер Фиддлстик. Нет, милорд. У меня есть клятвенное показание одного матроса по имени Оукерс, единственного человека, выплывшего из воды при гибели "Канчаро", который утверждает, что видел, как мистер Мизон прыгнул в воду, но о том, что с ним произошло дальше, Оукерс ничего не знает и не хочет дать клятву, что мистер Мизон погиб!

   Президент. Хорошо. Пусть так. Но суд не может удовлетвориться лишь предположением о смерти завещателя, он должен иметь на руках точные данные... Около четырех месяцев прошло со времени гибели "Канчаро", что делает совершенно невероятным тот факт, чтобы кто-нибудь из пассажиров уцелел; я также полагаю, что мистер Мизон разделил судьбу других пассажиров "Канчаро".

   Мистер Фиддлстик. Предполагается, что он умер восемнадцатого декабря.

   Президент. Да, восемнадцатого декабря.

   Мистер Фиддлстик. Как вам угодно, милорд...

  

   Августа бросила газету. Она была здесь, жива и невредима, с настоящим завещанием мистера Мизона, которое вытатуировано на ее шее. "Завещание утверждено" - что это значит? Ведь это не настоящее, последнее завещание покойного Мизона... Она подумала, в своем неведении, что это ее завещание, может быть, неверно составлено, что она бесцельно перенесла жестокую операцию и напрасно заклеймила себя на всю жизнь. Это было уже слишком! Августа схватила номер "Таймса", сердито бросила его в окно и откинулась на спинку сиденья, едва сдерживая накипавшие на глазах слезы...

  

   Скорый поезд доставил Августу и ее спутников на вокзал Ватерлоо. Поезд шел быстро, но телеграф работал еще быстрее. Все вечерние газеты вышли с приложением, где было описано спасение уцелевших пассажиров "Канчаро" и сообщалось, что они прибудут в Ватерлоо поездом-экспрессом в пять часов вечера. Результатом этого было то, что, когда поезд остановился у платформы, Августа ужаснулась, увидев сплошную массу народа, еле сдерживаемую полицейскими.

   Едва отворилась дверь вагона и нога Августы ступила на платформу, толпа увидала ее. Раздался громкий приветственный крик сотни голосов. Августа спряталась обратно в вагон. С минуту она стояла в нерешительности. Толпа, разглядев ее красоту (которая стала еще более яркой за время трехмесячного путешествия по морю, значительно укрепившего ее здоровье), разразилась восторженными восклицаниями... Толпа любит красивые лица... Пока Августа стояла на платформе, не зная, что делать, до слуха ее донеслось громкое: "Дайте дорогу, дайте дорогу!"

   Она увидела, как толпа расступилась перед кучкой официальных лиц, которые сопровождали какую-то даму во вдовьем платье и в трауре. Радостный крик... Красивая леди с бледным лицом бросилась к маленькому Дику, крепко прижала его к себе, плача и смеясь в одно и то же время.

   - Мальчик мой! Дитя мое! - восклицала леди Холмерст. - Я думала, что вы оба умерли, давно умерли!

   Она повернулась к Августе и на глазах всей толпы повисла у нее на шее, нежно целовала ее, благословляла и благодарила за спасение своего единственного ребенка. Толпа кричала, плакала вместе с ними, вопила и клялась Небом, что никогда не видела более трогательного зрелища.

   Среди шума и рева толпы они прошли к коляске, запряженной парой лошадей, и сели в нее, миссис Томас - на переднее место коляски, леди Холмерст и Августа - на заднее. Мальчик приютился на коленях матери. На этом история маленького Дика кончается. Дальнейшая его судьба нам неизвестна.

  

   Когда Юстас Мизон приехал в Лондон, он, как известно, получил место лектора. Случилось так, что в этот самый день, после полудня, окончив занятия, он рассеянно бродил по улицам. Юстас заметно побледнел и осунулся. Когда Августа исчезла, он понял, что глубоко и сильно любит ее и что эта любовь никогда не изгладится из его сердца. Подобное глубокое, беззаветное чувство, когда оно всецело овладевает человеком, становится для него или величайшим счастьем в жизни, или роковым проклятием судьбы.

   Юстас видел Августу два раза, но страсть не требует постоянного присутствия обожаемого существа. Он не жаждал частых свиданий и разговоров с ней, потому что у него были ее книги - ее сочинения. Тем, кому хочется узнать что-либо о писателе, достаточно прочитать его произведения, чтобы составить себе понятие о нем, о его образе мыслей, его характере. Любимый писатель и читатель всегда находятся в тесном душевном соприкосновении. Писатель размышляет на страницах своей книги, и, хотя бы он был беднейший из всех авторов, он обладает способностью воспроизводить образы, которые отражаются в зеркале его сердца.

   Юстасу, который несколько раз перечитал "Обет Джемимы", казалось, что он близко знаком с автором. Направляясь домой в этот тихий майский вечер, он с тоской размышлял о том, как много потерял с гибелью "Канчаро". Он потерял любимую девушку, дядю и его наследство.

   Юстас читал в "Таймсе" об утверждении завещания и знал, что лишен наследства.

   Он потерял наследство по милости Августы, а теперь потерял и Августу. Не без ужаса размышлял он о долгом и невеселом существовании, которое предстояло ему. Со вздохом вышел Юстас на Веллингтон-стрит, одну из бойких улиц благодаря торговцам, снующим взад и вперед. Он остановился, пережидая толкотню, как вдруг к нему подбежал мальчик с кипой газет под мышкой, оглашая воздух пронзительными восклицаниями.

   - Чудесное спасение леди и ребенка! - кричал он. - Приключения пассажиров "Канчаро" - удивительное спасение, пустынный остров, прибытие в Англию!

   Юстас подскочил, купил газету и остановился в дверях ювелирной лавочки, торговавшей разными подозрительными драгоценностями, чтобы прочитать ее.

   "В следующем столбце, - мелькали перед глазами газетные строки, - мы помещаем краткое сообщение, полученное нами по телеграфу из Саутхемптона, о замечательнейших приключениях, о каких мы когда-либо слышали. Спасение мисс Августы Смиссерс и маленького лорда Холмерста - пассажиров злополучного "Канчаро", - их пребывание на острове Кергелен, откуда их взяла американская шхуна, - несомненно, можно отнести к наиболее романтическим приключениям среди анналов ежегодных кораблекрушений. Мисс Смиссерс, известная читающей публике как автор книги "Обет Джемимы", прибудет на станцию Ватерлоо с поездом-экспрессом сегодня..."

   Юстас не стал читать дальше. Взволнованный до крайности, совершенно обессилев, он прислонился к двери лавки, которая, неожиданно отворившись, толкнула его в спину.

   В одну секунду молодой человек пришел в себя и с такой быстротой побежал по улице, что лавочник приготовился закричать: "Держи вора!"

   Было пять часов вечера. Станция Ватерлоо находилась в четверти мили. Юстас вскочил в проезжавший извозчичий кеб.

   - Ватерлоо, Центральная линия! - крикнул он. - Пожалуйста, поскорее!

   Кеб быстро покатился по мосту. Через десять минут Юстас очутился на станции, где собралась масса народа, встречавшая поезд.

   Он отпустил кеб, бросив кебмену полкроны, и устремился вперед, расталкивая толпу, пока не добрался до коляски, которая готовилась уехать.

   - Стой! - крикнул он изо всех сил кучеру, который придержал лошадей.

   Юстас увидел прелестное лицо той, которую любил.

   Она услышала его голос, узнала его, и глаза их встретились. Луч счастья скользнул по ее нежному лицу, которое залилось густым румянцем.

   Он хотел что-то сказать - и не мог. Дважды пытался он заговорить, но тщетно...

   - Слава Богу! - пробормотал он наконец. - Слава Богу, вы живы и здоровы!

   Вместо ответа она протянула ему руку и одарила его нежным, любящим взглядом.

   Юстас взял ее руку и поцеловал.

   - Где я увижу вас? - нашел он наконец в себе силы спросить.

   - У леди Холмерст. Приходите завтра утром, мне надо кое-что сказать вам! - ответила она.

   Лошади тронулись, и коляска уехала, сопровождаемая приветственными криками толпы.

   Юстас остался в таком состоянии, которое легче представить себе, чем описать.

  

   Прежде всего Юстас отправился в клуб и разыскал в книге адрес леди Холмерст. Ее лондонский дом находился на Ганновер-сквер.

   Вернувшись домой, он наскоро пообедал. Потом какое-то беспокойное чувство овладело им, и он отправился бродить по улицам.

   Целых три часа молодой человек гулял, что, несомненно, было очень полезно для него, так как он редко совершал моцион. Затем он направился к дому леди Холмерст. Некоторым затруднением для него было найти нужный номер дома.

   Ночь стояла теплая, окно одного из домов было открыто, и в гостиной виднелся свет.

   Юстас перешел на другую сторону улицы и, опершись на железную решетку сквера, заглянул в окно. Он был вознагражден за все свои старания и труды, потому что через тонкую шторку различил силуэты двух женщин, сидящих на оттоманке, лицом к окну. Одна из женщин была Августа, которую он сейчас же узнал. Опершись головой на руку, она разговаривала со своей подругой. Ему хотелось позвонить, войти и повидать ее.

   Зачем он будет ждать до завтра? Но, несмотря на свое желание, он остался на месте и стоял, пока полицейский не заметил его и, сочтя его поведение подозрительным, не попросил уйти.

   Конечно, смотреть на свою возлюбленную и любоваться ею - приятное занятие, но, если бы Юстас не только видел подруг, но и слышал разговоры в гостиной, он заинтересовался бы еще больше.

   Августа подробно рассказывала о жизни и происшествиях на острове Кергелен, о татуировке на своей шее. Леди Холмерст слушала, широко раскрыв глаза и уши.

   - Этот молодой человек придет к вам завтра утром, - сказала леди Холмерст, - как хорошо! Я видела его, он очень красив, у него такие добрые, милые глаза. Право, все это ужасно романтично!

   - Может быть, и романтично, Бесси, - ответила Августа, - но мне это неприятно! Не говорю о самой операции татуировки на пустынном острове. Но показывать эту татуировку в лондонской гостиной - это совсем другое дело!

   - Конечно, мистер Юстас должен видеть завещание...

   - Но, скажите мне, Бесси, как я покажу ему это завещание? Ведь оно написано на моей шее!

   - Я что-то не замечала, - сухо заметила леди Холмерст, - чтобы молодые девушки любили прятать свою шею. Если вы сомневаетесь в этом, рекомендую вам поехать на первый же лондонский бал! Надо только надеть открытое бальное платье!

   - Я никогда не надевала открытых платьев!

   - Вот как? - мрачно удивилась леди Холмерст. - Ну, вам придется привыкать к этому. Конечно, если вам не хочется, тогда лучше ничего не говорить ему о завещании, - добавила она, - хотя это будет уже целым сложным преступлением!

   - Преступлением! Я не вижу тут никакого преступления!

   - Разумеется, преступление! Вы украдете завещание - это само по себе уже является преступлением; если вы не покажете его мистеру Юстасу - это удвоит его. В общем - двойное преступление с вашей стороны!

   - Пустяки! - заявила Августа на такое возражение. - Как я могу украсть свои собственные плечи? Это же невозможно!

   - О нет, вы не понимаете, какая это интересная вещь! У меня был кузен, который готовился стать адвокатом, я много занималась тогда разными юридическими вопросами. Бедняга! Он срезался на экзамене восемь раз!

   - Хорошо, значит, я должна надеть открытое платье, но это ужасно, право, ужасно! Вы одолжите мне такое платье, не правда ли?

   - Дорогая моя! - ответила леди Холмерст, взглянув на свой траурный наряд. - У меня нет теперь таких платьев, но я поищу... Я носила их, пока мой муж был жив! - Глаза ее наполнились слезами.

   Августа взяла подругу за руку и начала толковать об опасностях и лишениях, которые перенесла, потом свела разговор на маленького Дика. Леди Холмерст улыбнулась при мысли о дорогом мальчике, своем единственном ребенке, который сладко спал в детской кроватке и не утонул, как она полагала, в волнах океана. Она взяла руку Августы, поцеловала ее и снова благодарила за спасение ребенка, пока дворецкий не отворил двери и не доложил, что два джентльмена желают повидать мисс Смиссерс. Августа снова попала в руки интервьюеров. За ними появились представители какой-то пароходной компании, несколько репортеров, художник одного иллюстрированного журнала - и так далее, до глубокой ночи, когда Августа могла наконец запереть дверь и лечь в постель.

   На следующее утро Августа появилась за завтраком, одетая в чрезвычайно открытое платье, которое леди Холмерст приказала вычистить и подновить. Никогда не приходилось Августе носить такое платье, и, попробовав надеть его в первый раз днем, молодая девушка чувствовала себя так неловко, как трезвый и умеренный человек, который вынужден впервые выпить водки. Делать было нечего. Набросив на плечи шаль, она спустилась вниз.

   - Дорогая моя, дайте мне взглянуть! - сказала леди Холмерст. когда служанка вышла из комнаты.

   Августа со вздохом сняла шаль, и леди Холмерст поспешила к ней. На шее молодой девушки было написано завещание. Татуировка была так свежа, словно ее только что сделали, и, несомненно, останется на шее Августы до конца ее жизни.

   - Я надеюсь, что молодой человек будет глубоко благодарен вам! Мне кажется, что надо действительно горячо любить, - добавила леди Холмерст, значительно посмотрев на Августу, - чтобы решиться на такую жертву!

   Августа вспыхнула при этом намеке, но ничего не сказала. В десять часов, когда они уже наполовину позавтракали, раздался звонок.

   - Это он! - воскликнула леди Холмерст, захлопав в ладоши. - Право, это презабавнейшая вещь! Я велела Джону проводить его сюда.

   Едва она успела произнести эти слова, как дворецкий, торжественный и мрачный в своем траурном одеянии, отворил дверь и возвестил:

   - Мистер Юстас Мизон!

   Наступила минутная пауза. Августа приподнялась со своего кресла и снова села в него. Заметив ее замешательство, леди Холмерст лукаво улыбнулась.

   Вошел Юстас, красивый, возбужденный, прекрасно одетый - в модном сюртуке, с цветком в петлице.

   - Как вы поживаете? - спросил он Августу, пожимая ее руку, которую она холодно отняла у него.

   - Как вы поживаете, мистер Мизон? - в свою очередь спросила она. - Позвольте мне представить вас леди Холмерст. Мистер Мизон, леди Холмерст!

   Юстас поклонился и поставил свою шляпу прямо на тарелку с маслом.

   - Надеюсь, что я пришел не слишком рано, - сказал он, совершенно сконфуженный своей неловкостью. - Кажется, вы только что кончили завтракать!

   - О, нет еще, мистер Мизон! - возразила леди Холмерст. - Не угодно ли вам чашку чаю? Августа, дайте мистеру Мизону чашку чаю!

   Юстас взял чашку с чаем, хотя вовсе не хотел его.

   Воцарилось молчание. Казалось, никто не знал, как начать разговор.

   - Вы долго искали наш дом, мистер Мизон? - поинтересовалась наконец леди Холмерст. - Мисс Смиссерс не дала вам адреса, а в Лондоне две леди Холмерст - моя свекровь и я.

   - Нет, я сейчас же нашел ваш дом, потому что вчера ночью гулял здесь и видел вас обеих у окна.

   - В самом деле? - удивилась леди Холмерст. - Отчего же вы не зашли? Вы могли бы защитить мисс Смиссерс от репортеров!

   - Я не знал, - признался Юстас смущенно, - не смел. Кроме того, полицейский нашел мой вид подозрительным и попросил уйти.

   - Дорогой мистер Мизон! Вы, вероятно, долго любовались нами!

   Тут в разговор вмешалась Августа, опасаясь, что Юстас скажет какую-нибудь глупость. Молодой человек, способный стоять и целыми часами созерцать дом на Ганновер-сквер, очевидно, способен на многое...

   - Я была удивлена, когда увидела вас вчера, - произнесла она. - Как вы узнали о нашем приезде?

   Юстас ответил, что узнал из газет.

   - Вероятно, вы не так удивились, как я, - произнес он. - Я был уверен, что вы погибли. Когда вы уехали, я ездил в Бирмингем и узнал, что вы исчезли, не оставив даже адреса! Служанка объявила мне, что вы уехали на пароходе, название которого она переврала. Позже я узнал, что это был "Канчаро". Затем, некоторое время тому назад, в газетах появилась телеграмма из Австралии, где в числе спасшихся пассажиров была упомянута леди Холмерст. Там было сказано, что лорд Холмерст и романистка мисс Смиссерс погибли. Это было ужасно, уверяю вас!

   Обе молодые женщины смотрели на Юстаса и по его лицу видели, что он действительно многое пережил. Он был так рад, так взволнован, что не умел скрыть горячего участия и интереса, с которым относился к молодой девушке, простой знакомой.

   - Это очень любезно с вашей стороны - не забыть меня, - мягко промолвила Августа. - Я не смела и думать, что вы вспомните обо мне, иначе непременно оставила бы вам записку перед отъездом.

   - Слава Богу, вы живы и здоровы, - ответил Юстас - и внезапно добавил с оттенком боязни: - Ведь вы не поедете теперь в Новую Зеландию?

   - Не знаю. Я боюсь теперь моря!

   - Нет, конечно, - вступила в разговор леди Холмерст, - она будет жить со мной и с Диком. Мисс Смиссерс спасла жизнь моему сыну, когда его нянька убежала и бросила его. А теперь, дорогая моя, вы хорошо сделаете, если скажете мистеру Мизону о завещании.

   - О каком завещании? - спросил Юстас.

   - Слушайте и узнаете!

   Юстас слушал, широко раскрыв глаза, пока Августа, победив свою стыдливость, рассказывала ему о смерти его дяди и о последнем завещании мистера Мизона.

   - И вы хотите сказать, - произнес Юстас потрясенно, - что позволили вытатуировать на себе это проклятое завещание?

   - Да, - ответила Августа, - я позволила и думаю, что вы должны быть благодарны мне, потому что это была тяжелая операция!

   - Я более чем благодарен, - воскликнул Юстас, - я не мог ожидать этого и не знаю, что сказать вам! Я никогда не думал, что женщина способна на такую жертву ради чужого ей человека!

   Наступила новая томительная пауза.

   - Мистер Мизон, - вдруг проговорила Августа, вскочив с кресла, - документ принадлежит вам, и вам нужно видеть его!.. Хотя, может быть, он и не нужен вам теперь, потому что я читала, что первое завещание Мизона утверждено судом.

   - Нет, не думаю, - возразил Юстас. - Я слышал от своего друга-адвоката, мистера Шорта, что завещание не утверждено.

   - В самом деле? - вскричала Августа. - Я очень рада слышать это. Значит, я не напрасно вытерпела татуировку. Конечно, вам нужно видеть завещание!

   Полупрезрительным, полустыдливым жестом девушка сбросила с себя шаль и повернулась к нему спиной, чтобы он мог прочесть текст.

   Юстас уставился на буквы, которые должны были доставить ему двухмиллионное наследство.

   - Благодарю вас! - сказал он наконец и, взяв шаль, накинул ее на плечи Августы.

   - Извините, мистер Мизон, я должна уйти на несколько минут, - вмешалась леди Холмерст, - мне надо распорядиться насчет обеда...

   Она вышла из комнаты.

   Юстас закрыл за ней дверь и повернулся к Августе, инстинктивно чувствуя, что наступила решительная минута.

  

  &