Жаколио Луи - Берег Черного Дерева

>   - В таком случае, капитан, позвольте нам отказаться от этого.

   - Как вам угодно. В вашем уважении я не нуждаюсь.

   - Так как вы настолько...

   - Прошу вас, господа не стесняйтесь. Как видите, я предоставляю вам свободу слова...

   - Настолько свободны от предрассудков, то мы считали бы за счастье, если бы вы согласились дать нам еще одно позволение.

   - Какое?

   - Мы желали бы обедать вчетвером отдельно, не в общей столовой.

   - О! Вам неугодно со мной обедать?.. Извольте, но позволения мое касается только вас двух.

   - Как же это?

   - Вы не имеете никакого права говорить от имени других пассажиров, а я намерен сам переговорить с ними. Господа, ваша аудиенция кончилась и думаю, что как раз вовремя, потому что боюсь, как бы вы не возмутили наконец спокойствие моего духа.

   - Капитан, честь имеем откланяться...

   Вслед за ними приглашены были Жилиас и Тука, чтоб выслушать те же предложения.

   - Никогда, - возразил Тука восторженно, - никогда вы не получите от нас слова, что мы не станем искать случая бежать... и не донесем на вас! Знайте, капитан, моему правительству будет подробно донесено о ваших злодеяниях, как только...

   - Очень хорошо, господа, - перебил Ле Ноэль его слова, с трудом сдерживая желание расхохотаться, - вполне понимаю ваши чувства и всю деликатность их, и отнюдь не хочу насиловать вашей совести, но считаю долгом предупредить вас, что вы произнесли смертный приговор себе.

   - Смертный приговор! - воскликнули бедные друзья, содрогаясь.

   - Сами посудите, - вы хотите, чтобы меня повесили, так не лучше ли мне повесить вас прежде?

   - Но, капитан... ведь это следовало бы растолковать прежде всего... будьте уверены, что у нас никогда не будет столько подлости, чтобы забыть щедрое гостеприимство, которым мы пользовались у вас...

   - А как же эти донесения, которые вы намереваетесь отправить начальству?

   - Ну, вот еще! Всем известно, что эти штуки откладываются в долгие ящики под казенными номерами и надписями, но с тем чтобы никогда их не читать.

   - В таком случае, вы даете слово?

   - Вот вам слово, капитан, и не одно, а пожалуй, хоть десять... Не прикажете ли изготовить письменное обязательство?

   - Нет, господа, нет в том никакой необходимости: между моряками следует иметь лучшее понятие о чести... Теперь еще остается маленькое препятствие и тогда последняя туча между нами развеется.

   - Что такое? - спросил Тука.

   - На моем судне нет доктора, а так как я отправляюсь в Бразилию, чтобы продать там от четырехсот до пятисот негров, за которыми иду в Бенгуэлу, то я сочту за большое счастье, если мосье Жилиас пожелает быть главным начальником санитарной службы на "Осе", в продолжение этих двух плаваний.

   - Ваше предложение очень естественно, - отвечал Тука, - и я убежден, что мой друг Жилиас сочтет за величайшее удовольствие оказать вам эту маленькую услугу.

   - Но это еще не все. У меня куча дел по отчетности, требующих знания опытного делового человека, и мосье Тука окажет мне великое одолжение, если согласится принять обязанность главного администратора по корабельному хозяйству и обер-эконома по переселению негров.

   - Ну, конечно, - поспешил вмешаться, Жилиас, страстно желая услужить своему другу, - ваше предложение осуществляет лучшие пожелания Тука.

   - Но это надо обдумать хорошенько, - осмелился заметить Тука робко.

   - Господа, мои предложения нераздельны, - сказал Ле Ноэль, холодно, изменившимся тоном, - впрочем, позвольте мне заметить, что я принимаю только ваши собственные предложения, заявленные вами прежде.

   - В таком случае, мы обязаны на то согласиться.

   - Вы правы, и я должен еще заявить, что вам, как и всем служащим у меня, последует премия от двадцати пяти до тридцати тысяч франков на каждого... В случае отказа, я отправлю вас пить без конца полной чашей в море.

   - Честное слово, капитан, вы предъявляете такие искусительные доводы, что нет возможности вам сопротивляться, - воскликнули друзья хором.

   - Не забудьте, господа, что когда последний негр будет выведен с моего корабля, вы получите свободу отправляться куда угодно всем разглашать, что вы находились пленниками на "Осе", а вы, господин Тука, можете тогда отправить вашему начальству столько донесений, сколько охоты будет и пояснить к тому же, что командир судна, торгующего неграми, Ле Ноэль, пустил ко дну военный корабль "Доблестный".

   - Капитан, позвольте еще одно слово, - сказал Жилиас с дальновидностью, часто изумлявшей его друга Тука.

   - Я вас слушаю.

   - Что вы намерены делать с этими юношами?

   - Ничего, они дали мне слово не искать средств для побега с корабля, и этого для меня достаточно.

   - Ну, а что, если бы вы приказали им быть нашими помощниками в наших новых обязанностях.

   - Это зачем?

   - Ввиду будущего донесения о нашем настоящем положении, весьма неблаговидным окажется, что наши подчиненные настолько заслужили ваше уважение, что сохранили свою независимость. Поймите, какую неблагоприятную тень это бросило бы на нас.

   - Не думаю, чтобы они согласились.

   - О! Капитан, вероятно, вы не представили им могущественных аргументов, которыми осчастливили нас?

   - Пускай будет по вашему - не желаю вам отказать в первой вашей просьбе со времени поступления вашего в штаб "Осы", я потолкую с ними.

   Произнося последние слова с насмешливой улыбкой, Ле Ноэль простился со своими собеседниками и поспешил в каюту, чтобы дать свободу веселому расположению духа...

   - Как это пришло в голову адмиралтейскому интендантству отправить нас на невольничьей шхуне? - сказал Тука, уходя с Жилиасом в свою каюту.

   Для исполнения данного обещания, командир велел пригласить к себе молодых людей и с очевидной шутливостью объяснил им, что по желанию их прямого начальства возвел их в чин помощников обер-эконома и начальника врачебного округа и рассказав причины своего поступка, заверил их, что им предоставлена полная свобода действий.

   Гиллуа и Барте невольно рассмеялись, думая, что их начальники, малодушие которых было им вполне известно, действовали так только потому, что пристали к ним с ножом к горлу. Ле Ноэль не стал сообщать об обещанной премии, а они оба по выходе из каюты командира подтвердили своему начальству, что не оставят их и подпишут за ними донесение морскому министру, какое им угодно будет составить.

   Опять превращаясь в купеческое судно, "Оса" снова прикрылась снастями парусного судна. Жилиас и Тука были на другой же день утверждены в своем новом звании, и если бы молодые пассажиры не отказались бы от общего стола, то жизнь на корабле потекла бы обычным чередом.

   Двадцать два дня спустя, шхуна прибыла к одиннадцати часам вечера к берегам Рио-Гранде дель Норте.

   Командир отдал приказание лечь в дрейф и выпустить три сигнальные ракеты, которые, описав длинную кривую линию в пространстве, потухли в волнах.

   Великолепна была эта ночь, мириады звезд отражались точно в зеркале, в тихих и безмятежных в настоящую минуту водах океана; очарование было так велико, что "Оса" казалось плавала по небесному своду; вдруг поднялась с земли ракета и разорвалась снопом звезд в воздушном пространстве: то был сигнал с берега, и по распоряжению вахтенного, большой фонарь был выставлен на передней мачте.

   Час спустя черная точка двинулась по направлению к шхуне, и вскоре туземная шлюпка причалила к ней; быстро вскарабкался по трапу какой-то человек и бросился прямо на палубу.

   - Здравствуйте, дон Иоакимо, - сказал Ле Ноэль, выходя к нему навстречу.

   - Добрый вечер, капитан, - отвечал неизвестный посетитель.

   Не обмениваясь другими словами оба поспешили в кают-компанию, где и заперлись.

   - Ну, какие известия? - спросил капитан.

   - И хорошие и дурные разом.

   - Неужели же, вопреки вашей депеше к Ронтонаку, вы ничего не имеете нам заказать?

   - Успокойтесь; в шифрованной депеше многого не скажешь: эксперты черного кабинета так искусны, что рано или поздно мы можем попасться к ним. Ронтонак писал мне, что за ним следят все более и более. Я просто уведомляю его, что готов доставить ему груз кофе и красного дерева, а он на это отвечал, что отправит за ними "Осу". Ничего более я не мог сообщить ему, потому что мы приняли разумную привычку заключать наши условия здесь на месте.

   - И так, что же из этого?

   - Вот я и сказал вам, что известия худы, потому что палата и сенат в Рио восстановили забытые законы против торговли неграми, и присоединили к тому самые строгие наказания виновным в нарушении этих законов. Хорошие же известия проистекают из того же источника, потому что если палата запрещает торговлю рабами, не уничтожая рабства, то из этого не может следовать другого результата, кроме того, что плата за невольников удваивается. Для моей личной выгоды, мне не следовало бы вам это говорить, но для вас моя игра всегда открыта, так как я нуждаюсь в более значительном грузе, чем когда-нибудь.

   - Наши средства не позволяют доставки более четырехсот негров.

   - Я объехал только две провинции и переговорил с владельцами плантаций: мне необходимо шесть сотен.

   - Ну, придется нам потеснить их немножко. Какая же ваша цена?

   - Три тысячи франков за мужчину в здоровом состоянии, и три тысячи пятьсот за женщину.

   - Полагаю, что эта разница делается не из простой галантности?

   - Нет, законы против торговли неграми возвысили цену на матерей.

   - Понимаю... согласен на цену... а какие условия оплаты?

   - Как всегда переводами на банк Суза де-Рио.

   - И на это согласен.

   - К какому времени будет доставка?

   - Месяц плавания туда, сорок пять дней обратно: надо ожидать противного ветра, для погрузки товара довольно тридцати шести часов, так что я буду здесь к двадцатому или двадцать пятому ноября.

   - Уговор кончен... Благополучного успеха, капитан!

   - До свидания, сеньор Иоакимо!

   Без дальнейших церемоний бразильский торговец поспешил на свой челнок. Не успел он причалить к берегу, как "Оса", в свою очередь, отправилась по дороге к африканским берегам.

   К концу двадцати восьми дней, как предвидел командир, шхуна приближалась к мысу Негро на берегу Бенгуэлы.

   После солнечного заката Кабо повел "Осу" через узкий и извилистый залив, более чем на милю вдающийся в землю; с обеих сторон залива тянулись дремучие леса, не тронутые еще топором и продолжавшиеся до таинственных и неизведанных берегов Замбези; то была область Рио Мортес.

   Вполне защищенная от всякого нескромного взгляда со стороны открытого моря, "Оса" в конце дня стала на якорь в узком входе в гавань. А несколько минут спустя явился на корабль мулат, агент Ронтонака на берегу Бенгуэлы.

   В эту ночь сон команды судна, торгующего неграми, убаюкивался странным концертом, в котором сливались резкие и жалобные крики хищных птиц, визг шакалов, рев львов и суровые, протяжные стоны диких слонов.

  

  

  

  

   [6] - Сведения, сообщаемые Л. Жаколио о Конго, в настоящее время имеют только исторический интерес.

   Громадная область, некогда состоявшая из целого ряда более или менее могущественных негритянских государств, теперь вся поделена между европейцами. Так, от Габуна (или Габона) до устья реки Конго по берегу и вглубь страны идут французские владения ("Франц. Конго" 829 тыс. кв. км с 6 млн жителей); от устья реки Конго по бассейну левых его притоков лежит образовавшееся в 1885 г. "Независимое государство Конго" (2, 240 тыс. кв. км с 14 млн жит.), представляющее, впрочем, почти единоличную колонию Бельгии, главным образом и эксплуатирующей ее, и производящей расходы по управлению этим оригинальным "государством"; к югу от устья реки Конго до мыса Фрио идут португальские владения (Ангола), (1, 315 тыс. кв. км с 12 млн жит.), в северной части которых находится теперь ничтожное вассальное, а некогда могущественное негритянское государство с гл. гор. Сан-Сальвадор.

   Область Конго и вместе с тем Центральная Африка дольше всех остальных частей Черного Материка оставалась неисследованной; европейские экспедиции появились здесь, главным образом, в течение последних 40 лет. Здесь работали знаменитые путешественники Бертон, Висман, Ливингстон, Серпа Пинто, Стэнли, и др. В результате их путешествий и произошел раздел этой громадной области между европейскими державами (прим. ред.)

  

   Залив, в котором "Оса" стояла на якоре уже в четвертый раз, находился в Конго, немного повыше мыса Негро, около Бенгуэлы. Именем Конго называют всю западную часть Африки, между экватором и девятнадцатым градусом южной широты, от Габона до мыса Фрио. Границы этой страны на восток и юго-восток, не определены с точностью, определения же, даваемые географией, не основаны на верных данных... Кроме узкой полосы земли, прибрежной к морю, эта страна очень мало известна европейцам. Немного лет тому назад мы не подозревали о существовании Огуэ, громадной реки, впадающей в Атлантический океан несколько повыше мыса Лопеса, которая, как и притоки Нила, вытекают из какого-то неведомого пункта этой таинственной Центральной Африки. Объяснение этого явления составляет цель многих изысканий и путешествий.

   Хотя португальцы уверяют, что они первые посетили Конго[7], однако честь этого открытия по справедливости принадлежит французу Жаку Картье, который со своими малуинцами уже с XVI столетия, производил там меновую торговлю с туземцами, но не считал за удобное для себя дело поселиться там, потому что его привлекал новый мир, великолепие и богатство которого вскружили тогда всем голову.

  

   [7] - Так и было: португальцы появились здесь еще в конце XV века (прим. ред.).

  

   Да и сами португальцы, увлекаемые своими великими предприятиями и торговыми оборотами в Индийском море, вздумали основать там колонии около 1659 года, не ранее того. Павел Диас, племянник знаменитого Варфоломея Диаса, открывшего мыс Доброй Надежды, отправился на трех судах к берегам Анголы. Он был хорошо принят тамошним королем, умолявшим его оказать ему помощь от его взбунтовавшихся подданных. Во второе свое путешествие, предпринятое со значительными силами, Павел Диас основал город Сан-Паоло-де-Лоанда и принудил всех возмутившихся вождей подчиниться власти Ангольского короля, своего союзника. Этот король впоследствии изменил договору и приказал перебить всех португальцев, поселившихся в его владениях; тогда Диас и его разбил и принудил покориться власти португальского короля. В продолжение целых четырнадцати лет этот мужественный предводитель горсти португальцев заставлял разных королей внутренней Африки уважать имя европейцев и положил основание сильному влиянию своей отчизны на берегах

  

   Африки, начиная от Лоанго до конца Бенгуэлы. Он умер от сильного гнева, когда узнал о поражении и смерти одного из своих вождей Лопеса Пеиксота, который был застигнут врасплох и убит вместе со своим отрядом, состоявшим из пятидесяти солдат. Его останки покоятся в городе Лоанде, в приделе древней церкви иезуитов.

   Губернаторы, преемники его власти, держали лузитанское знамя над этой страной не всегда с равной удачей, но никогда не могли распространить свою власть на внутренние страны, которые были им подчинены только на словах.

   В 1589 году Иероним д'Алмейда задумал овладеть серебряными рудниками в Камбабве, которые, по слухам, обладали неистощимым богатством, но болезнь и поражение одного из его полководцев заставили его вернуться в Лоанду.

   В продолжение двухсот лет эти рудники возбуждают алчность правителей, посылаемых для управления этой страной, но никто из них не мог достигнуть цели.

   С XV столетия, до уничтожения торговли неграми-рабами по требованию некоторых европейских государств, португальцы с помощью Конго продолжали стоять во главе этой гнусной торговли и снабжать соседние народы рабами из Африки. На короткое время потревожили их голландцы, имевшие нужду в неграх-рабах для своих колоний в Америке, однако португальцам удалось с переменным счастьем изгнать своих соперников из всей этой части западного берега Африки. Негры, ежегодно тысячами вывозимые из Конго, были основателями процветающих португальских колоний в Бразилии.

   Можно сказать по справедливости, что запрещение торговли неграми было главной причиной падения Португалии, как морской и коммерческой державы, и при взгляде на карту, увидев эту длинную полоску земли, не имеющей никакой причины быть отделенной на западе от испанского полуострова, невольно задаешься вопросом, почему она не слилась уже в Иберийском Союзе?

   Собственно называемая область Конго и Невольничий [8] берег состоит из четырех государств, известных под именем Лоанго, Конго, Ангола и Бенгуэла. Лоанго и Конго независимы[9], Ангола и Бенгуэла, за исключением их столиц и ограниченной местности, находятся под властью Португалии только по имени.

  

   [8] - Собственно "Невольничий" берег - полоса земли в Северо-Западной Африке, между реками Вольта и Бенинг (прим. ред.).

   [9] - Теперь все они находятся во власти Португалии (прим. ред.).

  

   Бенгуэла населена множеством незначительных владельцев, которые постоянно ведут войну друг с другом, и признают над собой владычество Португалии, смотря по тому, когда это им выгодно или когда охота придет. Их беспрерывные войны не имеют другой цели, как только доставить себе побольше рабов, и правители Бенгуэлы не только не препятствуют этому, но еще и содействуют, оказывая помощь то тем, то другим.

   Португальский губернатор постоянно ведет маленькую торговлю рабами: это уже в крови, и, кроме того, его торговля не имеет ничего беззаконного, потому что его правительство не запрещало еще рабства. Впрочем, и все помаленьку продают негров на берегах Коанцы: для этого достаточно заручиться позволением владельцев, а это очень легко, потому что согласие их никогда не бывает дороже бутылки рома.

   Знаменитый путешественник Дувиль представляет нам прелюбопытные подробности этой гнусной торговли.

   "Человек, приводящий пленников, - пишет он, - и желающий их продать, должен прежде всего обратиться к местному владельцу, чтобы получить право вести торговлю, после чего он идет на рынок, находящийся за городом и состоящий из сотни домов, разбросанных в некотором расстоянии от ограды, окружающей столицу.

   Дома эти устроены мулатами, которые приходят в Биге для производства торговли в пользу португальцев. Все дома окружены магазинами для склада товаров, хижинами для помещения купленных рабов, садом, в котором возделывают овощи, и двором, где оканчиваются торги.

   Все строения с принадлежащей такому дому землей называются помбо.

   Обыкновенная цена лучшему невольнику восемьдесят панно, что почти равно восьмидесяти франкам. Панно - это мера длины, соответствующая тридцати французским дюймам; впрочем, его значение изменяется, смотря по местности.

   Цена невольника в Биге выражается восемьюдесятью панно бумажной ткани, но оплата производится не этим только товаром; покупщик выставляет целый запас товаров, в число которых входят обыкновенно: ружье - за десять панно, бутылка пороха - за шесть, подслащенная тафия - от десяти до пятнадцати панно, смотря по желанию покупщика, грубая фланель вроде легкого сукна - за шестнадцать панно и, наконец, бумажная ткань - на остальную сумму.

   Продавец всегда получает подарок от покупщика в виде иголок и ниток, сообразно с числом доставляемых рабов. Приятель продавца, содействовавший заключению этого торга, тоже получает в подарок красный колпак за свои труды.

   Случается, что крупная дробь, ножи, стеклянные изделия, несколько листов бумаги, фланелевый жилет или куртка тоже входят в расчет за несколько лишних панно, но тогда эта сумма вычитается из остального количества бумажной ткани.

   Ткань эта бывает белая или синяя, полосатая или клетчатая разных цветов, ширина этой материи не больше тридцати шести дюймов, она производится в Англии, где нарочно ткется по известному образцу, которого строго придерживаются, потому что негр осматривает с большим вниманием каждую штуку отдельно и отложит в сторону тот кусок, который, хотя бы на одну линию разнится по размерам от образца.

   Негр всегда имеет при себе свою меру, состоящую из обрывка веревки, которой он измеряет всякую предлагаемую ему штуку. '

   Он никогда не забывает попросить несколько панно цветного ситца или платков, которых обыкновенно дарят ему четыре. Ситец - это любимая неграми ткань, но он поуже других бумажных материй.

   Фланель покупают синюю, красную или желтую, но всегда гладкую.

   Вот способ, которым производится торговля невольниками какого бы ни было пола. Продавец всегда выводит по одному напоказ, разве случится мать с маленькими детьми. Он является в помбо, в сопровождении своего приятеля или посредника, и тот, и другой предлагают невольника, не похваляясь товаром, разве случится молодая невинная девушка. В таком случае они выставляют это на показ мулату и требуют высшей цены. Му лат начинает с того, что щедро угостит обоих негров лучшею тафиею. Это неизбежная предварительная статья всех торговых договоров, которые длятся иногда чуть не полсуток. Когда установится согласие насчет цены и выбора предлагаемых предметов, внимательно обозреваемых, тогда мулат запечатлевает торг предложением бутылки тафии, которая еще лучше первой, и оказывается мигом выпитой до дна. Мулат пользуется опьянением негров и старается подсунуть в число выбранных предметов другие, худшего достоинства, и если по условию следует еще дать тафии, то не жалеет уже и воды, чтобы подмешать туда.

   Пока происходит торг, мулат имеет полную возможность осмотреть предлагаемого невольника, со всей желаемой тщательностью, но только в ту минуту, когда выбранные товары уже переданы на руки неграм, невольник отходит от продавца и становится около покупателя. Впрочем, покупатель не имеет права снять веревки, связывающие руки невольника, который в противном случае опять становится собственностью продавца. Совершить эту церемонию имеет право только торговец, и после этого невольник переходит в лавку мулата.

   Количество невольников, ежегодно продаваемых на рынках в Биге, простирается до шести тысяч, в пропорции: три женщины на двух мужчин. Мулатов, поселившихся там для этой торговли, насчитывается не менее пятидесяти человек. Они отправляют своих невольников в Анголу и Бенгуэлу более или менее многочисленными толпами под надзором помбеиров в сопровождении нескольких негров, которых набирают для сбережения в дороге рабов. Но были случаи, когда толпы этих несчастных возмущались против вожаков и убивали их, чтобы возвратить себе свободу".

   Агент Ронтонаков содержал много мулатов и помбеиров, чтобы иметь "склады" невольников во всех внутренних рынках. Но самые значительные обороты производил он с властями Бенгуэлы. С низу и до верху общественной лестницы все служащие увеличивали свое жалованье посредством запрещенной торговли, составляли из себя товарищества, и ежегодно длинными караванами помбеиров приводились или в неизвестную бухту Анголы, или в пустынный залив Бенгуэлы сотни невольников, которых племянник Ронтонаков, главный агент на этих берегах в настоящее время, покупал для судов, отправляемых домом на Бакаканской набережной.

   Самая большая партия рабов доставлялась странами, соседними с таинственным озером Куффуа, - обширное пространство воды, находящееся почти на одной широте, как и Великие озера, образуемые истоками Нила и едва разделяемые между собой на полградуса долготы.

   По этой именно дороге, проторенной караванами негров, направился вышеупомянутый путешественник Дувиль, когда составил план пробраться из Бенгуэлы в Египет посредством Великих озер и Нила. Предлагаемое им описание этого необыкновенного озера, которое можно сравнить с Мертвым морем, тем более любопытно, что он единственный европеец, пробравшийся так далеко в самый центр Южной Африки.

   "Находясь в недалеком расстоянии от озера Куффуа, о котором рассказывали мне так много чудес, - пишет он, - я почувствовал вполне понятное желание исследовать его. Мне не хотелось тащить с собой караван, чтобы не утруждать его понапрасну, и в особенности по такой местности, где я знал заранее, что никого не встречу, но и неблагоразумно было бы оставлять его в Кузуиле, где он подвергался нападениям разбойников из Гуме, вследствие чего я отправил его в город Мурию, расположенный в шести милях на север от Кузуилы, строго приказав моему старшему помбеиру все время оставаться там в ожидании меня. Проводив караван, я остался с пятьюдесятью людьми и тогда пустился в путь на восток, поднимаясь к верховьям Кузуилы. Меня заверяли, что эта река выходит из озера Куффуа и протекает на восток и юг между государствами Гуме и Мукангамы. В продолжение трех дней я странствовал по лесу, который, по всей вероятности, был продолжением того же леса, по которому я прежде проходил. На четвертый день я заметил, что растительность значительно уменьшается; вечером мы остановились на берегах Кузуилы в бесплодной равнине. Приподнятость почвы быстро увеличивалась с той поры, как мы вышли из селения Кузуилы. Разница между тем местом и настоящей стоянкой была не менее ста пятидесяти сажен. Температура в этот день быстро понижалась.

   Мы поднимались вдоль реки еще два дня, в лесу она сохраняла ширину в сто футов, которая постепенно все суживалась. Жгучий песок, на который мы вступили, выходя из леса, представлял глазам жалкую растительность, которая совершенно исчезла за две мили от озера

   Поверхность земли была крайне неровная, усеянная скалистыми массами различных размеров, одни - первозданные, другие - наносные. Хотя плоскогорье было не совсем круто, однако гораздо выше, чем в лесу. Берега Кузуилы черезвычайно извилисты, ее русло, сузившись до пятидесяти футов, не имеет крутых берегов. Чем дальше, тем она была уже и, наконец, казалась простым ручьем в двенадцать футов ширины между высокими берегами.

   Мы все еще продвигались на восток, как вдруг топь или болото, откуда, по моему предположению, выходит Кузуила, заставила нас отклониться влево или к северу, потому что местность там образовалась в виде холма вышиной в пятьдесят футов. Мы расположились отдохнуть на его несколько плоской вершине. Эта местность состояла из смешения вулканических останков. Место нашей стоянки было на расстоянии мили от озера.

   По всему нашему пути мы не встречали ни одной деревушки. Дикие звери населяют лес, но и при выходе из леса мы не видали ни одного живого существа.

   Проводники из Казуилы, доведя нас до места, где мы намеревались переночевать, дрожали при одной мысли о близости озера, несмотря на то я приказал, чтобы завтра на рассвете все было готово к продолжению пути.

   Так как было еще совсем светло, то я и пошел осмотреть холм, на южном скате которого мы расположились. На востоке от места нашей стоянки высились громадные скалы, более чем на сто футов высоты, закрывая всю его восточную сторону, что и мешало нам видеть озеро, и я никак не мог сообразить, на каком расстоянии мы находимся от него. Я повернул к северу, потому что видел с той стороны водную равнину. Я спустился к ее берегам и понял, что это было углубление, наполненное водой после сильных дождей, подобное тому, которое было позади холма, но гораздо шире и ограниченное на севере горами, которые показались мне очень высокими. Я заметил, что на северо-западе многие ручьи выходят из того же болота и продолжают свое течение, пока видеть можно. Тогда я возвратился к своей стоянке, Я уже заметил, что горы на юге от болота Казуилы очень высокие.

   Мои негры, наслушавшись разных чудес об озере Куффуа и не сказав мне о том ни слова, пришли около восьми часов вечера в мою палатку. В эту пору испарения, поднимающиеся днем, начинают охлаждаться к ночи, и бывает даже так, что ночью вода замерзает. Трудно становилось дышать. Негры повторили мне все, что слышали об озере, поясняя, что прежде они не хотели этому верить, но теперь и сами видят, что их не обманывали, потому что им трудно переводить дыхание. Я выслушал их спокойно и старался успокоить, но проводники отвечали мне на это, что не пойдут вперед. Не обнаруживая и вида, как мне неприятно их решение, я сказал им спокойно, что они могут оставаться здесь, если хотят; но сам я пойду дальше, имея горы в виду и еще такие высокие. Кроме того, - добавил я, - если действительно злые духи притягивают живых людей в озеро, как они думают, то мы наверно найдем к нему дорогу: они сами покажут нам; не надо и денег платить проводникам.

   Такие речи возбудили в них крайнее удивление, которое еще усилилось, когда я объявил им, что завтра я сам пойду впереди моих людей, для того чтобы они могли спасаться бегством, когда увидят, что духи потащут меня в озеро. После этого я велел всем ложиться спать. Ночь прошла очень спокойно, только дыхание было затруднительно. Утром я был прежде всех на ногах. Переводчик сообщил мне, что проводники согласны провожать меня, если только я захочу идти вперед: солнце уже взошло и осветило вершину горы, которую мне хотелось осмотреть.

   Белый пар, поднимавшийся над горой, казалось мне, происходил от действия первых солнечных лучей на землю, влажную от росы, но вскоре я убедился, что это были испарения, выходившие из расщелин в скалах. Проводники уверяли, что это постоянно можно видеть в продолжение дня.

   Мы направились на восток; я шел впереди моего отряда.

   Местность здесь постепенно возвышалась, как я уже сказал. Мы шли пешком. Вдруг проводники закричали, чтобы я не шел далее вперед, потому что слышанный ими подземный гул означал приближение духов. Уверенный, что они говорят это только от страха, я приказал им молчать или убираться домой.

   После продолжительной ходьбы но бесплодной песчаной местности вдоль болота, я добрался до озера Куффа и присел отдохнуть на скале, более чем на двенадцать футов высоты над озером, которого я до того времени не мог заметить. Когда мои люди увидели, что я преспокойно сижу, они тоже приободрились и Приблизились ко мне. Дрожа от страха, они, однако, не побоялись подойти ко мне. Прошло несколько минут и они так освоились с мыслью о мнимой опасности, что стали обвинять кузуильских негров в трусости и, наконец, до того расхрабрились, что спустились за водою и плескались в ней. Однако они не могли не заметить, что эта вода совсем не похожа на речную и покрыта какою-то толстой корою, природы которой никак не могли понять. Еще полдень не наступил. Мы находились у подошвы скал на восточной оконечности холма, вышина которого в этом месте достигала трехсот футов; пространство с неровной поверхностью более чем на сажень выше озера и до трехсот футов в окружности представляло нам спокойное убежище для стоянки.

   Негры устроили, как и в прошлую ночь, нечто вроде шалашей из плетенок или корзин и покрыли их своими передниками. Хотя и убежденные своими глазами, однако, они не могли еще совсем успокоиться; воображение рисовало им страшные вещи. Впрочем, затруднительное дыхание могло тревожить и не такие слабые мозги.

   Немедленно приступил я к необходимым наблюдениям, чтобы определить положение нашей стоянки. Оно было на четвертом градусе восемнадцати минутах южной широты и на двадцать четвертом градусе сорока двух минутах восточной долготы, и в девятистах одиннадцати саженях над уровнем моря. Болото, граничившее на юге со скалистым холмом, на котором мы занимали восточную окраину, не простирается до этого места. Пространство между этим местом и горами, возвышающимися на юге, представляет ущелье шириною не более двадцати футов, откуда вытекает вода из Куффуа, вдруг расширяясь на расстояние трехсот футов от озера. Вода, смешанная с нефтью и с другими веществами, входит в болото, о котором выше сказано, и которое образовалось, вероятно, от слияния жидкостей, наполнявших промежуток, ограниченный с севера и юга высокими утесами.

   Простирается болото в этом направлении не менее полумили.

   Я заметил на горизонте востока белесоватую линию и, догадываясь, что это должно быть по ту сторону озера, приписывал этот цвет испарениям, выходящим из склонов гор. Поверхность озера была гладкая как зеркало. Никакой шум, никакой крик не возмущал печальную пустыню, окружавшую нас. Луна озаряла эти места, но ее тихое сияние не могло отражаться в водах Куффуа, подернутых корою, что еще более увеличивало зловещий вид всего окружающего.

   Как только солнце взошло, я поспешил исследовать озеро. Кора, покрывающая его, образовалась густою массою, часть которой вытекает из гор, другая же часть поднимается со дна. Погрузив руки в воду, я нашел, что она очень холодна. Термометр показывал восемнадцать градусов в тени. Я опустил его на поверхность воды, - понизился до тринадцати градусов и семи двенадцатых. Потом я взял тростник, на конец которого привязал веревку в десять футов, а на другой конец привязал термометр, снабженный внизу свинцовым шаром. Я опустил его в воду и через четверть часа поднял: на нем значилось только десять градусов и десять двенадцатых.

   Кора, облегавшая поверхность озера, была так густа, что и солнечные лучи не могли через нее проникнуть. Заметив, что в некоторых местах вода клокочет или вскипает, что, по-видимому, происходило от силы быстрого течения снизу наверх, отчего вода била ключом, я опустил термометр в один из этих водоворотов. Тогда ртуть опустилась до девяти градусов, это навело меня на мысль, что в этом месте непременно бьет подземный ключ.

   Я приказал сбросить эту кору с некоторого пространства и кинул сети в это место, но рыбы никакой не оказалось в сетях, что меня нимало не удивило, потому что вода имела весьма неприятный запах, - ясное указание, что никакое животное существо не могло жить в ней".

   Дувиль осмотрел потом горы, окружающие озеро Куффуа. Высота этих гор около ста пятидесяти саженей над уровнем океана. Их склон на южной стороне довольно крутой. Несколько отвесных утесов выдаются над озером и заграждают проход через него. Три речки вытекают из него: одна на восток, остальные две на запад; вода в них очень холодна, а на дне их - крупный песок с голышем. Длина озера, получающего свои воды с верхних источников, почти двадцать миль, но и в самых широких местах не имеет более десяти миль. В своей северной части оно уже далеко не так широко, как в южной, и чем дальше на север, тем все становится уже. В горах, его окружающих, наружный склон более отлог, чем внутренний. Их ширина у подошвы имеет около мили; ширина же вершины немного более третьей части мили. На самой вершине провал, не имеющий более восьми сажен глубины. Эти горы понижаются в разных пунктах. На склонах их встречаются трещины, из некоторых трещин выходят удушливые серные испарения. Нефть истекает в изобилии и без перерыва из множества трещин, которые находятся не выше одной сажени от воды. Обломки лавы, пемзы, агата доказывают вулканическое происхождение этих гор. Самое озеро образовалось, вероятно, вследствие обвала огромного вулкана. Впадины, из которых выходят удушливые испарения, покрыты серой. Отсюда произошло название Вонючих гор или Moulonnda gia caiba risoumba.

   Француз Дувиль бесспорно из всех путешественников больше всех углубился в середину Южной Африки, и наверно можно сказать, что если бы Конго и Мозамбик на восточном берегу попались в руки англичанам или французам, то географические и этнографические науки гораздо более выиграли бы, и мы давно бы знали внутреннее устройство этих стран и племена их населяющие.

   Давно уже Португалия, чтобы скрыть свою непростительную беспечность, уверяла, что ее путешественники открыли пути сообщения между обоими берегами, и что у них сохраняются превосходные описания их исследований, но в рукописях. Когда же заявляли желание видеть их, то лиссабонские ученые старались выпутаться лживым показанием, что правительство держит эти летописи в величайшей тайне, не желая возбуждать зависти других европейских держав, которые тоже захотят овладеть ими.

   Но Сальт после своего путешествия в Конго в 1811 году и после него ученый Валькнер блистательнейшим образом доказали всю лживость этих показаний.

   Только трое португальцев - Бальтазар Ребелло, Хозе де Роза и в последнее время Грегорио Мендес - попытались в разные эпохи поискать пути сообщения с западными берегами.

   Из сочинений Фео Кордозо и Гефера можно извлечь следующее показание о попытке Мендеса.

   Экспедиция, состоявшая из тридцати европейцев и тысячи негров-туземцев, вышла из Бенгуэлы тридцатого сентября 1785 года, направляясь на юго-восток до Квипапа, где находится горячий сернистый источник. На другой день, следуя все по тому же направлению, он обошел вдоль подошвы горной цепи и сделал привал в Домбо де Квинзамба - место, пересекаемое рекою Копороро, по ту сторону которой местность чувствительно становится выше. Через несколько дней они пришли к горе, имеющей форму обширной крепости и омываемой морскими волнами в месте, называемом Мезас или Табли. Как раз около этих гор оказался неизмеримый лес, далеко простирающийся внутрь страны и пересекаемый рекою, которая в то время высохла. Посредством множества каналов эта река имеет сообщение со многими озерами пресной и соленой воды. Почва кажется плодоносного в этом месте. Высокие деревья, покрытые густою листвою, доставляют приятное разнообразие ландшафту и служат убежищем бесчисленному множеству разнообразнейших птиц, которых негры из племени Мумбиду Квиленга некогда продавали португальцам в Бенгуэле. Положение этой местности определяется под четырнадцатым градусом южной широты. Негры этой области, называемой Синге Тенг-Бари, живущие также в горах, разделяются на небольшие племена, но между ними сохраняется предание, что их отцы подчинялись некогда общему правительству. Во время путешествия Мендеса эти племена хлопотали об избрании короля, желая соединиться в одно государство под державою одного из потомков прежних вождей. Португальцы нашли на севере деревушку, состоявшую из двадцати хижин; тут они взяли с собою четырнадцать негров, которых потом отправили назад, после того как одели их, дали им некоторые понятия о земледелии и подарили некоторые земледельческие орудия и семена для засева. Эти дикие орды не имеют никакого понятия о торговле; они питаются молоком, дикими плодами и рыбою, но более всего любят они до страсти какой-то корень, который имеет скорее свойство утолять жажду, нежели голод, Заметили, что один из туземцев имел в волосах пряжку от подвязки и что эта пряжка была привязана веревкой; он рассказывал, что получил ее в подарок от южных соседей. Караван пробыл в этой деревушке два с половиною дня для исследований леса и берегов реки. Они расположились лагерем на морском берегу и устроили плот для ловли рыбы. Тут представились новые преграды для продолжения путешествия вдоль берега, и потому решено было переплыть залив Лапа, откуда можно было видеть лес Динге-Вар. Экспедиция сделала опять двухдневный привал в этом месте, чтобы запастись рыбою. Двадцать шестого октября пройдено две мили внутрь страны, для того, чтобы избежать холмов, обрамляющих море, и потом повернули к озеру, находящемуся на юге от Мезаза, берега которого покрыты густою травою и лесом. Маленькое озеро и речка, теряющаяся вдалеке, называются туземцами Монай-айганду, то есть сын ящерицы.

   Двадцать седьмого октября после пятидневного перехода они пришли к речке, впадающей в озеро Квисса. Вода в этой речке бывает иногда соленою при устье, но имеет бесподобный вкус в своей верхней части и в колодцах, выкопанных на ее берегах. Почва этой местности лесиста, но плавание по реке затруднительно. Море яростно разбивает свои волны о небольшой остров, как раз напротив берега. Во всей местности не нашлось ни одного человека, но видно было по разным оставленным здесь вещам, что много здесь было людей, но все бежали в горы. Путем измерения было определено, что это место лежит под четырнадцатью градусами десятью минутами широты.

   При переходе через горы было замечено, что в долинах совсем воды нет и что там оставалось несколько хижин, покинутых туземцами. Все попытки войти в сношения с неграми остались бесплодными.

   С первого ноября опять пустились странствовать по этой гористой стране до самого русла пересохшей реки, где потеряли морского офицера Мигуэля Пиньеро, который сам вызвался участвовать в этой экспедиции. На другой день сделали привал на берегу пересохшего озера, где можно было достать пресной воды, выкопав колодезь. Главное страдание каравана в предшествующее время странствования состояло в том, что им приходилось постоянно пить солоноватую воду. Третьего ноября пройдена местность более ровная, где земля казалась выжженною и в некоторых пространствах ярко-красного дзета. Ручей, вытекающий из большой реки, теряется в некотором отсюда расстоянии, в озере, лежащем между двумя горами. Слепая старуха-негритянка объяснила португальцам, что взморье находится в расстоянии какой-нибудь мили, и что туземцы недавно умертвили там несколько белых. Действительно, пройдя с милю, они вышли к порту, которому дали название Порто-Ново-Моссамедес, в честь главного вождя Анголы. Этот порт находится посредине залива Негро. Близ своего лагеря нашли ручей, впадающий в море за милю севернее залива Негро; там подальше есть еще речка весьма замечательная по своему протяжению и сообщению с соседними озерами. Одно из этих озер южнее имеет до полумили в окружности и подвергается воздействию прилива и отлива моря. Окрестности реки влажны и пригодны для обработки, и, по словам Мендеса, эта область могла бы доставлять достаточно леса и камней для постройки фактории в этом месте под именем форта Моссамедес. Река чрезвычайно богата рыбою. Негры, живущие по ее берегам, бежали во внутренние страны при приближении каравана, опасаясь, что португальцы посланы наказать их за умерщвление экипажа какого-то судна; туземцы перерезали всех людей, и в ближайшей деревне находились еще некоторые награбленные ими вещи.

   Мендес отправил два отряда для исследования реки Рио-дас-Мортес, впадающей в залив Негро. Один из этих отрядов захватил больного старого негра, который сообщил им, что племена, живущи