Степняк-Кравчинский Сергей Михайлович - Андрей Кожухов

рестовал бы меня. Публика между тем по очереди подходила за билетами, и я ближе и ближе придвигался к кассе, хотя все еще понятия не имел, что делать и чем все это кончится.

   ______________

   * Партикулярное - частное, штатское.

  

   Наконец я очутился лицом к лицу с кассиром. Квартальный стоял у решетки за моей спиной.

   "Билет в Полтаву, третьего класса!" - заявляю я громким, решительным голосом и начинаю расстегивать жилетку, чтобы вынуть деньги из-за пазухи

   "Торопитесь, вы задерживаете публику!" - кричит кассир.

   "Сейчас, - отвечаю я решительно. Вытаскиваю крест из-за пазухи и хватаюсь руками за голову. - Братья православные! Меня ограбили!" - закричал я не своим голосом и отскочил от кассы как сумасшедший.

   Толпа собралась вокруг меня, и я начал объяснять, что у меня была двадцатипятирублевая бумажка, все мое имущество, и привязана была она веревочкой к кресту; но что мошенник жилец, которого я подобрал на улице, обокрал меня ночью и сбежал.

   И я вытирал рукавом слезы, настоящие слезы, которые текли из глаз во время моего печального повествования!..

   Загрубелое лицо Василия осветилось на минуту его добродушно-удивленной улыбкой, и он продолжал:

   - Когда мои слушатели были достаточно растроганы, я вытер слезы, схватил свои вещи и бросился вон, вскочив на первого попавшегося извозчика.

   - А квартальный, - спросила Вулич, - не последовал за вами?

   - Нет, не последовал. Я так был огорчен потерей моих денег, что на минуту потерял его из виду. Но, отъехав немного, я оглянулся и никого за собой не увидел. Я провел вечер, бродя из одного места в другое, чтобы убедиться, что за мной не следят. На этот раз меня оставили в покое.

   - Он, должно быть, вернулся в часть, - сказала, смеясь, Зина, - и написал донесение высшему начальству о проделках революционеров над простаками, которых они заманивают в свои сети.

   - Объясни, пожалуйста, - спросил Андрей, - зачем ты вернулся домой после того, как тебе поручили обход кабаков, раз ты остался один? Я этого не могу понять. Если даже за тобой шел шпион, ты бы гораздо проще мог от него отделаться.

   Василий пожал плечами, удивленный, в свою очередь, этим вопросом.

   - А вещи, оставленные дома? - возразил он.

   Андрей так расхохотался, как будто это насмешило его больше, чем все приключения Василия.

   - Вы должны, конечно, взглянуть на сокровища, которые наш Вася пошел добывать из вражьих рук, - обратился он к Зине и Вулич.

   Он было направился к чемодану с явным намерением обнаружить его содержимое на удивление всей компании. Но Василий схватил чемодан и решительно уселся на нем. Он ни за что не позволил бы показывать свои вещи дамам.

   На следующий день Андрей попрощался с друзьями и отправился обратно в Петербург с поручением от Зины достать денег на ее предприятие. Василий остался в Дубравнике. Он совершенно справедливо заключил, что благодаря своей счастливой внешности он везде одинаково безопасен, и потому решил не оставлять Зину до конца. В характере Василия было нечто поистине рыцарское, и эта черта проявлялась лучше всего в его обращении с женщинами. У него всегда была дама сердца, по которой он вздыхал, но, как настоящий рыцарь, он всегда был к услугам женщин, которым мог бы оказаться полезным, и никому он не был так предан, как Зине.

  

  

  

   Петербург был в праздничном одеянии, когда Андрей, только что приехавший из Дубравника, выходил из вокзала. Выпал первый снег, а это большой праздник для северянина. Улицы, тротуары, скамейки, крыши, барки на соседнем канале - все было покрыто ровной сверкающей пеленой свежего снега. Черные неподвижные деревья приняли фантастический вид под белым пушистым слоем, покрывавшим даже тончайшие их ветки. Солнце терялось где-то в глубине густого, медленно падавшего снега, но кругом внизу было необыкновенно светло. Белый покров земли блестел мягким светом, веселя глаза и сердце после унылых осенних красок. Воздух был свежий и бодрящий, наполненный возбуждающим ароматом снега и зимы. Большие белые хлопья засыпали шляпы, пальто, волосы и бороды прохожих и придавали им вид ряженых. Лица были веселы, лошади бежали бойко. Кое-где неслышно скользили санки, и их собственники гордились тем, что первые приветствуют красавицу зиму.

   Невольно поддавшись общему веселью, Андрей быстро шагал по Лиговке, торопясь на квартиру Лены. На этот раз он никого не предупредил о своем приезде; но он знал, что Лена живет на Лиговском канале, недалеко от вокзала, и надеялся застать ее дома.

   Она как раз выходила из ворот, в своей меховой шапочке, веселая и свежая, как день, когда Андрей окликнул ее по имени. В изумлении она уставилась на него, и сейчас же ее лицо осветилось приветливой улыбкой.

   - Наконец-то вы вернулись! - воскликнула она. - Я боялась, что, после того что случилось в Дубравнике, вы там застрянете навсегда. Но скажите, вы серьезно вернулись?

   - Да, серьезно, - отвечал Андрей.

   Лена выходила из дому по собственному делу, но ради Андрея согласилась сделать круг и проводить его на конспиративную квартиру. Она стала расспрашивать об их попытке, которая произвела довольно сильное впечатление среди революционеров. Андрей отвечал на ее расспросы без особенной охоты, но и без видимого неудовольствия. Перемена места и окружающей обстановки притупили в нем прежнюю болезненность ощущений. Теперь он мог говорить об этом деле спокойно, как о совершившемся факте, с которым нужно мириться.

   - А что нового у вас? - спросил он в свою очередь.

   - В нашей группе, вы хотите сказать?

   - Да.

   - Ничего особенного. Таня выбрана в члены. За нее было пять поручителей и ни одного голоса против. Она уже согласилась. Надеюсь, она окажется хорошим приобретением для нас.

   - Я в этом уверен, - подтвердил Андрей.

   - Она работала некоторое время в Нарвской части и для начинающей вела дело очень хорошо, - продолжала Лена. - Жаль, что ей придется скоро уехать.

   - Разве? - спросил Андрей, внезапно опечалившись.

   - Она уезжает в Москву. Решено усилить наш тамошний кружок: он сильно прихрамывает. Жоржу поручили съездить в Москву для пропаганды, а Таня вызвалась сопровождать его. У нее там хорошие связи, и ими можно будет воспользоваться.

   - Теперь понимаю... - пробормотал Андрей, отвернувшись, чтобы скрыть свое смущение.

   Такое известие не удивило его. Он был приготовлен к чему-нибудь в этом роде. Но острая, холодная боль, резнувшая его от слов Лены, показала, как много скрытой надежды таилось в его глупом сердце.

   - Говорят, они скоро поженятся, - в своем неведении продолжала Лена. - Мне говорили, что они давно влюблены друг в друга. Но я, собственно, этому не верю и ничего не замечала. Вероятнее всего, одна болтовня.

   - Почему же? Жорж очень хороший человек, - сказал Андрей, стараясь быть беспристрастным.

   Лена ни на минуту не подозревала, чтобы этот разговор имел специальное значение для Андрея. Будучи по природе и привычкам малонаблюдательна, она не заметила его смущения. Любовь еще не заговорила в ее собственном сердце, и вообще она вопросом о любви интересовалась менее всего. Слухи об отношениях Жоржа и Тани она передавала как самую обыкновенную новость и затем равнодушно перешла к другим новостям.

   В конспиративной квартире Андрей застал нескольких друзей, в том числе Жоржа. С радостным восклицанием он бросился Андрею на шею. Он тоже разделял опасения Лены, что его друг застрянет в Дубравнике, и тем более обрадовался он его возвращению.

   Жорж с участием стал расспрашивать про Зину. Андрей чистосердечно рассказал все и не скрыл от него, как рискованно было ее положение в Дубравнике. Они беседовали и задушевно и непринужденно. Но когда остальные ушли и Андрей с Жоржем остались одни, оба почувствовали некоторую неловкость. Андрей горел нетерпением узнать что-нибудь про Таню, но не мог собраться с духом и спросить. А Жорж как нарочно даже не упоминал ее имени. Это так противоречило обыкновенной манере Жоржа кстати и некстати говорить о Тане, что Андрей заподозрил, что он умышленно так поступает. Жорж, очевидно, разгадал его тайну и воздерживался от разговоров о Тане из деликатности. Это было очень хорошо с его стороны, и Андрей решил воспользоваться тонким намеком. Он продолжал разговор о безразличных предметах насколько мог. Наконец не выдержал и спросил: живет ли еще Таня у отца?

   - О нет, - отвечал Жорж, - это невозможно. Она доставила бы ему массу неприятностей. Она живет теперь отдельно, в том районе, где ведет пропаганду.

   Жорж ничего не прибавил, но устремил на своего друга взгляд, полный симпатии и вместе грусти, что сильно задело Андрея. Он отвернул голову и заговорил с ним о его статье. После этого он тщательно избегал упоминать имя Тани. Сострадательный взгляд Жоржа поднимал в нем желчь и злобу.

   Андрей возобновил свою любимую работу - пропаганду между рабочими - и засел почти безвыходно на Выборгской стороне. У него появился какой-то голод на работу, и он брал на себя все, что ни подвернется. Даже требовательная, придирчивая Лена была от него в восторге, говоря, что он скоро наверстает потерянное.

   В то же время прежняя нелюбовь Андрея к пропаганде среди интеллигенции перешла у него в положительное отвращение. Он наотрез отказался ходить на какие бы то ни было студенческие сходки или собрания, кроме чисто деловых. Он даже редко виделся со своими друзьями и товарищами по делу. Зачем? Одно баловство и потеря времени! Он был в самом стоическом* настроении, стараясь очистить свою жизнь от всего, что не было строгим долгом.

   ______________

   * Стоический - равнодушный к жизненным благам и удобствам, твердый, мужественный.

  

   Жорж был единственным человеком, с которым он видался: может быть, потому, что для него это была своего рода епитимья*, ему так хотелось доказать себе, что его приступ пошлой ревности к Жоржу прошел совершенно и что он с ним в прежних дружеских отношениях. Он твердо держался бы своего решения, если б не этот несносный взгляд меланхолического сострадания, появлявшийся по временам в выразительных глазах Жоржа. Он был у него два раза в первую неделю по приезде, но тем и ограничился, оправдываясь недосугом.

   ______________

   * Епитимья - наказание (церковное).

  

   Тани он предпочел не видеть вовсе. Он был доволен тем, что возложенное на него Зиной поручение не требовало личного свидания. С того дня как Таня сделалась членом партии, все ее деньги шли на дело, и в распоряжении ими другие товарищи, конечно, имели такой же голос, как и она. Андрей легко достал от организации половину суммы, необходимой Зине. Остальное обещал достать через месяц Репин, которого Андрей навестил через несколько дней по возвращении из Дубравника.

   Он встретил Таню не ранее как через две недели на собрании кружка, к которому они оба принадлежали. Около дюжины мужчин и женщин, занимавшихся пропагандой между рабочими, сошлись, чтобы обсудить свои специальные дела. Между присутствовавшими был знаменитый Тарас Костров. Он принадлежал к числу пионеров пропагандистской деятельности в народе; но конспирационные дела давно заставили его отказаться от такой работы. Теперь он появлялся на собраниях, когда время позволяло, и сегодня он пришел ненадолго, собственно для того, чтобы повидаться с Шепелевым, одним из постоянных членов этого кружка, с которым ему нужно было о чем-то переговорить.

   Хотя комната была полна народом, однако первым бросался в глаза Тарас Костров. Нельзя было не обратить внимания на это гордое, прекрасное лицо, отражавшее сильный ум и безграничную смелость.

   Обменявшись дружеским кивком с Костровым, Андрей подошел поздороваться с Таней, которую он увидел в самом далеком углу погруженной в чтение только что отпечатанной народной книжки.

   Андрей не без некоторого опасения отправлялся на это собрание, где, он знал, ему предстояло встретить Таню. Но теперь, когда они очутились лицом к лицу, он почувствовал только тихую радость. Девушка дружески поздоровалась с ним, но скоро снова погрузилась в чтение, которым она, казалось, была сильно заинтересована. Андрей не захотел ее беспокоить. Он протянул через несколько голов руку Лене и уселся.

   Еще не все были в сборе, хотя назначенный час уже прошел. В ожидании публика развлекалась частными разговорами, и комната наполнилась гулом сдерживаемых голосов. Тарас и Шепелев усердно вели свой деловой разговор. Шепелев - бледнолицый молодой человек с длинными волосами и белокурой бородкой, в высоких сапогах и жилетке, застегнутой доверху, какую обыкновенно носят мастеровые, - объяснял что-то своему собеседнику. Тарас слушал, рассеянно глядя перед собою. Он мог слушать речь с большим вниманием и в то же время думать о другом - он так хорошо понимал все с полуслова. В эту минуту его беспокойные мысли были далеко: он думал о новом предложении, которое внесет на собрании совсем иного характера, куда он должен пойти через полчаса. Он знал очень хорошо, что его предложение вызовет бурю, и уже заранее почувствовал в себе прилив доброты и мягкости. Вот почему его темные сверкающие глаза глядели так ласково на собеседника, и тон его случайных возражений был так кроток и мил. Тарас Костров известен был в партии как человек не только очень сильный, но отчасти и властолюбивый. Он носил, впрочем, бархатную перчатку на своей железной руке. Манеры у него были мягкие и чарующие, и его речи в самом разгаре спора становились "слаще меда", как выражались его противники.

   Когда, наконец, все собрались, приступлено было к прениям без всяких формальностей. Шепелев, окончивший к тому времени свой разговор с Тарасом, оглянулся кругом и, убедившись, что все налицо, приступил к делу. Без всяких предисловий и околичностей он стал излагать, что было сделано в его районе со времени последнего собрания и что имелось в виду предпринять. Его часто прерывали вопросами и замечаниями, так что собрание походило больше на дружескую беседу, чем на формальное заседание.

   Лена должна была говорить после Шепелева, но она отказалась, заметив, что ничего особенного не имеет сообщить о своей группе.

   - Послушаем лучше, что нам Таня расскажет, - добавила она. - Она работает на новом месте, и, кажется, не на бесплодном.

   - Покамест, должна признаться, мне нечем похвастать, - сказала Таня.

   Однако, насколько выяснилось из расспросов главным образом Тараса и Андрея, виды на будущее были недурные.

   Очевидно было, что при старании ее участок мог бы сделаться важным центром.

   - Отчего бы не прикомандировать на время опытного пропагандиста в Нарвскую часть? - посоветовал Тарас.

   Но ему нельзя было дождаться результата своего предложения. Неумолимая стрелка часов напомнила ему, что он должен уйти. Пожав руку Шепелеву, он торопливо вышел.

   - Я совершенно согласна с Тарасом, - сказала Лена. - Положим, все мы заняты, но, по-моему, кому-нибудь из нас не худо было бы оставить старое место, где пропаганда уже пустила корни, и перейти на новое. На первых порах мужчина был бы полезнее женщины.

   Она посмотрела на Андрея, и он с досадой и смущением почувствовал, что краснеет под ее взглядом. Его решение не видаться с Таней иначе, как на деловых собраниях, сразу испарилось под взглядом Лены. Теперь он знал, что он, в сущности, пришел на это собрание с тайной надеждой: быть может, какое-нибудь случайное обстоятельство сблизит его с Таней.

   - Шепелев может оставить свое место, - раздался чей-то голос.

   Андрей почувствовал себя несчастным. Ему показалось, что его надеждам пришел конец. Шепелев был один из лучших и наиболее опытных пропагандистов.

   - Да, пусть Шепелев идет в Нарвскую часть, - повторило несколько голосов.

   Вопрос, казалось, был решен, но Лена вмешалась.

   - Я думаю, - сказала она, - что Андрей гораздо больше подойдет для этого, чем Шепелев.

   Она стала приводить свои доводы, делая характеристику каждого из них с полной откровенностью и беспристрастием. Шепелева она признала хорошим лектором и спорщиком. Рабочие понимали его хорошо и легко поддавались его пропаганде. Но зато, с другой стороны, он не умел заводить новых центров, а также не умел намечать новых людей - он был недостаточно энергичен и предприимчив для этого. Кроме того, он трудно знакомился с народом. Андрей в обоих случаях имел преимущество перед ним.

   Лена произнесла свою речь в однообразно-деловом тоне, не повышая голоса. Ее голубые глаза останавливались, пока она говорила, то на одном, то на другом кандидате, и спокойное выражение их не менялось, произносила ли она похвалу или выражала порицание.

   Шепелев слушал очень внимательно хладнокровную критику самого себя, опираясь локтем на спинку своего стула и теребя бороду пальцами. Он от времени до времени улыбался резкостям Лены, а в общем, искренне любовался ее прямотой.

   - Да, я тоже думаю, что вы лучше подойдете, чем я, - обратился он к Андрею, когда Лена кончила. - Можете ли вы без затруднения оставить свою работу?

   Теперь, когда то, чего он за минуту так страстно желал, зависело от одного его слова, он вдруг испугался, точно пропасть открылась под его ногами.

   - Конечно, может! - сказала Лена, которая не хуже Андрея знала его работу.

   Андрей робко взглянул на Таню, стоявшую около него. Она казалась смущенной и недоумевающей от такого неожиданного предложения. Это задело Андрея за живое. Чего они оба так заботятся о нем? Он находил такое поведение и со стороны Жоржа довольно странным; но от нее он этого не ожидал. Влюблен ли он, нет ли, - во всяком случае, он не тряпка и докажет им, что во всем касающемся дела он никогда не будет руководствоваться личными чувствами.

   И он тотчас же дал свое полное согласие на предложение.

   Когда кончились рассуждения о текущих делах, он обратился деловым тоном к Тане с просьбой рассказать некоторые подробности о ее работе, которая теперь касалась их обоих.

   Она объяснила кое-что, прибавив, что ее рабочие соберутся в ее квартире сегодня вечером. Самое лучшее для Андрея будет отправиться теперь же к ней и познакомиться с рабочими и самому на месте убедиться, как обстоит дело.

   Андрей был свободен в этот вечер, и у него не было основания отказаться от такого приятного приглашения. Они тотчас же ушли, и Андрей значительно смягчился по отношению к Тане.

   По дороге он спросил, как ее отец отнесся к их разлуке и часто ли видается она с ним теперь. Этот разговор сразу поставил их на прежнюю дружескую ногу. Андрей относился с искренним уважением к старому адвокату. Таня это знала, и ей было особенно приятно вспомнить об этом теперь. С Жоржем она почти совсем не касалась своей семейной драмы. Несмотря на свою чувствительность и деликатность, он в некоторых отношениях был дубоват; ее даже иногда злило сознание, что эта сторона ее жизни была почти непонятна ему. С Андреем было иначе, и она почувствовала облегчение, поговорив с ним о вопросе, сильно мучившем ее.

   Таня жила не одна. Конспираторы имели в своем распоряжении нескольких пожилых женщин, большей частью бывших прежде в услужении в семьях революционеров. Они исполняли иногда роль квартирных хозяек, если эта обязанность не требовала особой сноровки. Мало кто из них понимал толк в конспирациях, но на их преданность и верность можно было положиться. Одна из таких женщин, прежняя няня Зины, изображала квартирную хозяйку Тани.

   Таня весело показывала Андрею свое новое жилище, не поражавшее роскошью и так мало походившее на ее помещение в отцовском доме. Квартира - самая подходящая по местоположению - была слишком велика для нее. Она состояла из пяти комнат, и из них только на три хватало Таниной мебели. Остальные две комнаты были совершенно пусты и придавали квартире унылый, нежилой вид. Но Таня утверждала, что они делают ее жилище похожим на старинный замок.

   Самая большая комната, снабженная длинным сосновым столом и простыми стульями и скамьями, служила местом собрания рабочих.

   Они скоро стали собираться. Их было семь человек, но из предосторожности они разбились на две партии.

   Андрей был представлен Таней как друг, намеревающийся поселиться по соседству и принять участие в общих занятиях. Рабочие радушно приветствовали его и сразу отнеслись как к своему человеку. Но он не хотел вмешиваться в беседу на этот раз, желая присмотреться, как Таня справляется со своими новыми обязанностями.

   Он приготовился быть очень снисходительным, но скоро убедился, что об этом не может быть и речи. Таня - эта нежная, светски воспитанная барышня, привыкшая к салонам, - чувствовала себя как дома среди рабочих. Без малейшего усилия, руководимая лишь горячим желанием быть понятой, она употребляла слова и выражения, наиболее доступные ее слушателям. Она вкладывала так много души в свою работу, что почти сливалась в одно со своей аудиторией.

   Такое начало подавало большие надежды, хотя, конечно, дело не обходилось и без промахов. Она как будто боялась давать волю собственным порывам. Раза два Андрей уловил в ее словах теплую, заразительную волну глубокого чувства. Но именно в ту минуту, когда ее собственное волнение передавалось слушателям, она обуздывала себя, подобно робкому наезднику, который не решается довериться горячности своего благородного коня.

   Немного больше опыта и практики научат ее. Во всяком случае, задатки у нее прекрасные. Если вначале Андрей старался не быть слишком требовательным, то к концу ему пришлось остерегаться другой крайности - как бы не хвалить через меру.

   После чтения начались разговоры. Андрей вмешался и направил беседу так, что дал всем возможность высказаться. Ему хотелось составить себе понятие о своих новых товарищах.

   Они распрощались самым дружеским образом, и рабочие взяли с Андрея слово прийти еще раз, как только он переедет в их края.

   Таня попросила Андрея остаться еще час-другой; ей так хотелось потолковать с ним.

   Она переживала медовый месяц своей революционной деятельности. Все было для нее свежо и имело захватывающий интерес. Привычка не успела еще умерить горячности, а опыт еще не научил сдержанности. В свою работу она вносила жар прозелита* и женщины.

   ______________

   * Прозелит - новообращенный.

  

   Первым ее вопросом, когда они остались одни с Андреем, было: как ему понравились ее ученики. По ее мнению, каждый из них имел в себе что-нибудь обещающее или симпатичное. Андрей не совсем разделял ее взгляд. Но он был в таком хорошем настроении в этот вечер, что готов был находить прекрасное во всем.

   - Одним словом, я уверен, что через несколько месяцев у нас будет хорошая организация в этой части, - сказал он.

   Таня была в восторге от такого блестящего будущего.

   - Нам нужно разделить работу для большей успешности, - заметила она. - Я беру на себя обучение и предварительную подготовку, а вы займитесь окончательной обработкой.

   - Если уже разделение труда необходимо, - сказал Андрей, - то обработку нужно предоставить вам, а я буду подбирать вам людей. Я всегда был того мнения, что в деле пробуждения душ мы, мужчины, должны уступить место женщинам.

   Таня с удивлением смотрела на него. Ей трудно было поверить, что он говорит серьезно.

   - Но я так плохо с ними разговариваю и так мало знаю, - сказала она.

   - Конечно, вам придется много работать самой. Но уверяю вас, что ученость - не главное качество в хорошем пропагандисте. Это ничто в сравнении...

   - С чем? - спросила девушка, впиваясь в него глазами.

   - В сравнении с умением волновать сердца и зажигать в них ваш собственный энтузиазм. Вам, может быть, хочется знать секрет, как это делать?

   - Конечно! - воскликнула Таня. - Вы не должны хранить такой секрет про себя.

   - Тайна состоит в том, что нужно все это чувствовать самому.

   Таня рассмеялась. Она ожидала чего-то необычайного и в то же время очень практичного. А оказалось - только это!..

   - Почему же женщинам такое преимущество перед мужчинами? - спросила она. - Разве вы бессердечные, разве вы лишены энтузиазма?

   - Нет. Но есть разница в степенях, и в этом - вся суть. Я не могу не впадать в лиризм, когда думаю о наших женщинах, а это мне не к лицу. В самом деле, они слишком хороши для нашей матушки-России, по крайней мере для времени, в котором мы живем.

   Он замолчал и задумался.

   - И вы преуспеете в выбранной вами работе, - прибавил он, серьезно глядя на нее. - У вас все драгоценные качества, необходимые для успеха. Верьте моему слову, потому что я кое-что смыслю в этом.

   Он говорил спокойным тоном, но глаза, обращенные к Тане, горели восторгом. Он был так счастлив, что имел случай поднести ей эту скромную похвалу.

   Таня вспыхнула от удивления и большого удовольствия, вызванных этими словами.

   - Дорого бы я дала, чтобы ваше пророчество оказалось верным! - сказала она и затем прибавила: - Когда же вы перебираетесь в нашу часть?

   - Через несколько дней. Но я могу начать работу хоть с завтрашнего дня. Два часа расстояния не бог весть что.

   - Очень хорошо. Значит, я буду ждать вас завтра вечером, - сказала Таня, крепко пожав ему руку на прощание.

   Андрей вернулся домой счастливым человеком. Он наслаждался воспоминаниями проведенного вечера и уверенностью, что завтра же опять увидит Таню. В новой и высшей фазе ее жизни она преобразилась в его глазах и казалась окруженной ореолом. Лучшие стороны ее души, о которых он прежде только догадывался, теперь выступили в полном блеске. Как быстро она выросла! Такие чудеса, думал он, происходят только с девушками. Он оставил ее ребенком. Теперь она женщина, но с чистотою детской души. Он чувствовал, что любит ее сильнее, чем когда-либо, но прежние опасения окончательно исчезли. Его решение избегать Таню показалось ему совершенной нелепостью. Он не ожидал и не искал взаимности в ответ на свою любовь. Зачем же в таком случае избегать девушку, с которой у него так много общего? Они так хорошо работали вместе в этот вечер и смогут точно так же продолжать свою работу в будущем, невзирая на то, любит ли он ее или нет. Только в старых романах любовь составляет главный интерес в жизни. Он же сумеет жить высшими идеалами.

  

  

  

   Андрею не раз пришлось порадоваться за свое смелое решение. В продолжение целого месяца после переезда в Нарвскую часть он изведал такое счастье, что выше его могли бы стоять только восторги взаимной любви: счастье совместной работы с любимой женщиной в деле, которому оба отдавали лучшую часть своей души.

   Самые ничтожные мелочи ежедневной жизни получали в его глазах новое значение и прелесть. Небольшие успехи, достигнутые в пропаганде, казались ему настоящими триумфами и наполняли все его существо глубокой радостью. И в самом деле, его работа шла успешнее обыкновенного. У него внезапно обострилось понимание людей, и он стал гораздо красноречивее. Согретый собственным чувством, он относился задушевнее к людям вообще.

   Большую часть своего времени он проводил вне дома. Двадцати четырех часов в сутки ему не хватило бы на всю работу, которую он взвалил себе на плечи. Через Таниных рабочих его сношения на фабриках с их товарищами значительно расширились. Из этих новых знакомых и последователей он выбирал наиболее надежных и приводил их на собрания. Так как одно присутствие на этих собраниях было сопряжено для рабочих с таким же риском, как если бы они участвовали в убийстве или поджоге, то новые члены кружка выбирались лишь с полного согласия и одобрения всех остальных. Андрей и Таня следовали этому благоразумному правилу, хотя Андрей вскоре приобрел такую популярность, что, в сущности, его голос был всегда решающим. Умный и образованный человек среди полуграмотных крестьян и ремесленников является всемогущим, если только внушит к себе доверие с их стороны.

   Число последователей росло очень быстро. Пришлось организовать новый центр в том же участке, так как многим собираться в одном и том же доме было рискованно. Первоначальный посев начинал пускать ростки. Конечно, дело было все-таки небольшое: пропагандисты группировали вокруг себя только выдающихся рабочих и сносились с маленькими кружками, которым было безопаснее собираться на частных квартирах.

   Но именно в таких небольших кружках и вырабатываются искренние, беззаветно преданные делу борцы. В дружеской беседе с глазу на глаз - вот когда человеческая речь глубже всего западает в душу. Их пропаганда, несмотря на ограниченную сферу, была очень плодотворна. Они не только излагали своим слушателям известное учение: они вдохновляли их теми же чувствами, какими были проникнуты сами.

   Доля Тани в этом общем труде была такая же, как и ее старшего товарища и руководителя. В своем стремлении выдвинуть ее вперед Андрей строго придерживался их программы в разделении труда. Он взял на себя заводить новые сношения, открывать новые центры и выбирать новых людей. Но на собраниях у Тани он лучшую часть работы предоставлял ей.

   Благодаря постоянному поощрению со стороны Андрея Таня отделалась от того, что так часто парализует умственную деятельность женщины, когда она работает вместе с мужчиной: чувство слабости и недоверия к самой себе исчезло в ней. И, раз освободившись от этого чувства, она быстро развивалась и делала большие успехи в пропаганде. По утрам она сидела дома, читая и усердно приготовляясь к своей любимой работе. По вечерам, когда у нее не было своего собрания, она по приглашению ходила на чтения своих товарищей по пропаганде: они скоро оценили ее.

   Успехи Тани бесконечно радовали Андрея. Его чувства к ней незаметно становились все глубже и глубже. Каждый день он находил в ней новые привлекательные черты. Ему казалось, что Таня всегда вкладывала свое собственное нечто, придававшее особую свежесть и необыкновенное изящество всему, что бы она ни делала. В свою любовь к народу она вносила столько искренности и горячности, а в ее спокойном и простом отношении к опасностям, окружавшим ее со всех сторон, и в ее равнодушии к ожидавшей ее участи было столько прекрасного и трогательного. Все это он часто видел раньше и в других девушках, но теперь оно приобрело для него новый смысл и новое очарование. Так иногда, стоя в благоговейном созерцании перед картиною великого художника, мы открываем в ней бесконечные красоты, прежде ускользавшие от нас.

   По временам тайный ужас охватывал сердце Андрея: он чувствовал, что начинает любить Таню слишком глубоко. Но такие моменты случались редко и продолжались недолго. Вообще внутри его царило удивительно приятное спокойствие, заглушавшее даже его ревность.

   С Жоржем он редко видался. Молодой поэт опять был очень занят, а Андрей не часто появлялся в городе. В последнее время Жорж перестал преследовать его своим меланхолическим взглядом, и благодаря этому их отношения улучшились, хотя старая дружба, конечно, не возобновилась. Оба испытывали какую-то неловкость. Андрей сваливал всю вину на Жоржа. Если он дорожит его дружбой, то пусть первый и объяснится чистосердечно. Любовь Тани к Жоржу не возбуждала зависти в Андрее. Их совместная работа установила между ними такую прочную связь, что казалось, ничто не порвет ее. Вкусы Тани такие же скромные и незатейливые, как у Андрея, и высшая политика, в которой вращается Жорж, вряд ли когда-нибудь увлечет ее: выйдет ли она замуж или нет - она никогда не бросит теперешней своей работы. Что бы там ни случилось, он был уверен, что в духовной жизни Тани ему всегда достанется лучшая доля. Это сознание даже располагало его к великодушию.

   Каждый раз, когда ему случалось быть наедине с Жоржем, он ожидал объяснения. Но Жорж, очевидно, избегал этого жгучего вопроса и оставлял своего друга в мучительном выжидании.

   Андрей знал, что он мог бы выяснить все, поговорив с самой Таней; при их дружбе такой разговор был возможен. Но каждый раз, когда вопрос готов был сорваться с его уст, какой-то неопределенный страх удерживал его, - страх, как ему казалось, оскорбить ее своей нескромностью. Он предпочитал не думать о ее любви к Жоржу. Настоящее было так восхитительно, что не следовало его портить опасениями за будущее, и когда такого рода мысли приходили ему в голову, он просто отгонял их, как отгоняют птиц с любимого посева.

   Одно его огорчало: ему мало было того времени, что он проводил в обществе Тани. Расставаться с нею хотя бы на один час ему было тяжело. Но сама работа налагала часто такое лишение, и он покорялся, стараясь потом наверстать свое время. К общему делу он, конечно, не ревновал ее.

   Он был доволен и счастлив. Он твердо верил, что их теперешние отношения могут продолжаться бесконечно, пока одно обстоятельство не показало ему, что здание, которое он считал твердым как камень, разваливалось, как карточный домик, от одного прикосновения.

  

  

  

   Однажды вечером Андрей и Таня сидели одни на ее квартире. Было довольно поздно, и в доме все погрузилось уже в первый глубокий сон. Они вернулись полчаса тому назад с очень успешного собрания у одного из товарищей. Вечер был необыкновенно удачный. Таня читала очень трогательный рассказ из народной жизни. Под впечатлением этого рассказа она одушевилась и говорила необыкновенно хорошо. Теперь она вернулась домой в самом приятном настроении. Андрей, по обыкновению, провожал ее. Он тоже был в хорошем расположении духа и не мог устоять против желания зайти на полчаса под предлогом, что недурно было бы напиться чаю после таких продолжительных рассуждений.

   У Тани был с собою ключ от квартиры. Ее квартирная хозяйка уже спала. Чтобы не беспокоить ее, они решили сами позаботиться о чае. С большими хлопотами и смехом им удалось поставить самовар и опустошить шкафик с провизией, причем Таня осторожно вытащила ключи у хозяйки из-под изголовья: старушка всегда прятала их на ночь под подушку.

   Когда все оказалось на столе, оба вдруг сделали открытие, что они очень голодны. Они с удовольствием поужинали и весело разговаривали.

   Андрей коснулся прочитанного рассказа.

   - Нужно рекомендовать эту книжку нашим друзьям, - сказал он. - Сколько помню, ни одна так сильно не действовала на рабочих. Необходимо внести ее в обиходный список нашей литературы.

   Таня согласилась и обещала взять книжку с собою в первый же раз, как пойдет к Лене.

   - Но, может быть, не конь, а наездник выиграл приз, - сказал с улыбкой Андрей. - Я надеюсь, что после вашего сегодняшнего успеха вы не станете более сомневаться в ваших способностях и блестящем будущем как пропагандистки среди рабочих.

   - Да, я надеюсь сделать кое-что в этом направлении, - сказала Таня, счастливая, как жаворонок, расправляющий молодые крылья при первом полете. - Теперь я одного боюсь: привыкну обращаться с рабочими и, пожалуй, разучусь разговаривать с интеллигентами.

   - Разве вы много от этого потеряете? - ласково заметил Андрей.

   - Конечно, в особенности теперь - с живостью воскликнула Таня.

   - Почему? - осведомился Андрей.

   Слова девушки несколько резнули его ухо.

   - А потому, что я хочу испытать свои силы и на этом поприще. Мне так хочется заварить кашу среди моих старых приятельниц. Жорж сказал вчера, что мы едем в Москву недели через две.

   Сердце у Андрея похолодело. В сущности, Таня не сообщила ему ничего нового. Он, конечно, не забыл о предстоявшей ей поездке в Москву с Жоржем. Он не мог этого забыть, если бы даже хотел, - это была одна из зловреднейших птиц, посещавших его ниву, и спугивать ее было нелегко. Он был приготовлен к этому известию, но не ожидал, чтобы она так радовалась перспективе расстаться с ним и с работой, к которой, он полагал, она так привязана. Больше всего его огорчил тон, в каком она говорила.

   Он устремил печальный взгляд на прекрасное, счастливое лицо, тщетно стараясь найти в нем что-нибудь более соответственное его собственным чувствам.

   - Вам очень хочется в Москву? - спросил он упавшим голосом.

   Таня ничего не сказала в ответ. С закрытыми глазами и сияющей улыбкой на устах она только несколько раз утвердительно кивнула головой.

   Ее раскрасневшееся лицо как будто досказывало остальное. Она расставалась с ним без сожаления, как с чужим! Он ничего не значил для нее, между тем как она была всем для него. Она удовлетворялась его обществом за неимением лучшего. Как только он исчезнет с ее горизонта, она забудет о его существовании.

   Губы Андрея побледнели.

   - Я хорошо понимаю, что вас должна очень радовать поездка в Москву, - сказал он медленным, спокойным голосом, хотя внутри у него все кипело от злобы. - Такая скука - вечно повторять одно и то же кучке простых рабочих. То ли дело одерживать победы среди интеллигенции, которая вас будет воспевать и распространять вашу славу во все концы!

   Девушка была поражена таким оскорбительным обвинением. Так ли она его поняла? Но, подняв на него широко раскрытые, изумленные глаза, она едва узнала его холодное, суровое лицо, до того всегда дружеское и ласковое.

   - Неужели вы считаете меня такой легкомысленной? - проговорила она.

   Голос ее дрогнул. Слезы сверкнули в глазах.

   При виде ее слез жгучее чувство раскаяния охватило Андрея. Он готов был броситься к ее ногам и умолять о прощении за первое огорчение, причиненное ей. Но какой-то злой дух овладел им и наполнил его слова желчью и ядом.

   - Как же мне иначе к вам относиться, - продолжал он с запальчивостью, - когда вы сами заявляете, что горите нетерпением бросить дело, по вашим же словам, такое вам дорогое; когда перспектива блистать в привилегированной среде, между светскими пустомелями, кружит вам голову; когда...

   Он не мог продолжать и, схватив шляпу, выбежал не попрощавшись.

   С этого вечера все омрачилось. Они кое-как помирились на следующее утро, но примирение ничего не поправило. Самая основа их дружбы была подорвана. Андрей больше не верил в существование той нравственной связи между ними, на которую он до сих пор возлагал так много надежд.

   Когда вспышка прошла, он сознался, что преувеличил, допустивши, что Таня к нему совершенно равнодушна. Он соглашался, что она, пожалуй, сохранила к нему тепловатое чувство дружбы. Но это было хуже, чем ничего. Он жаждал всего, и то малое, что ему выпало на долю, только напоминало о том, чего ему недоставало. О ревности к Жоржу не могло быть и речи. Жорж или кто другой - не все ли ему равно? Он ревновал ко всему - ко времени, к мыслям, которых она не делила с ним. Эта нового рода ревность совершенно уничтожила старое чувство, как сильная боль заставляет нас забывать про более слабую. Очаровательная и опасная интимность их отношений сильно разожгла любовь Андрея незаметно для него самого. Теперь все прорвалось наружу, наполняя его сердце, зажигая в нем кровь. Он не мог существовать без нее, потому что в ее отсутствие он терзался мыслями о ней. Спасаться бегством теперь было поздно. Он считал часы и минуты, когда опять представится малейшая возможность снова ее увидеть. Но как только он добивался этого счастья, воспоминания его обид подымались из самых недр его души, поглощая все хорошее и доброе в его чувствах к девушке. Самое удовольствие от ее присутствия отравлялось для него. Прежняя глубокая радость уступок и подчинения милому существу исчезла. Он чувствовал себя униженным такой зависимостью и возмущался против ее власти, способной сделать его счастливым или несчастливым по произволу. Внутренняя борьба поддерживала в нем постоянное раздражение. Он сделался сварливым и придирчивым, вечно ссорился и спорил с Таней, и ему не стыдно было пользоваться своим преимуществом в диалектической ловкости, чтобы тем сильнее мучить ее.

   Таня переносила его первые нападки молча, не защищаясь: они слишком сильно ее задевали. Но скоро она изверилась в справедливости Андрея и стала возмущаться против его ни на чем не основанных вспышек. Взаимное понимание, установившееся между ними за эти несколько месяцев дружеских отношений, исчезло в несколько дней. Оставаясь один, вне мучивших его впечатлений, Андрей с ужасом сознавал, как быстро росло их отчуждение. Он старался вернуть потерянное, являясь с повинной. И тотчас же начиналось повторение старого.

   Таня мучилась не менее Андрея. Раз утром, придя неожиданно, он застал ее с заплаканными глазами. Он почувствовал себя величайшим преступником и готов был покаяться во всем. Но с первых же слов Таня отнеслась к нему так недружелюбно, что они рассорились хуже, чем когда-либо.

   Они катились вниз по крутой наклонной плоскости и вынуждены были докатиться до конца, не имея возможности остановиться.

   Близился полный, неотвратимый разрыв. Андрей желал, чтобы это случилось поскорее и положило бы предел невыносимому положению. Силою обстоятельств он принужден был бы расстаться с нею, чего он не в состоянии был сделать по собственной инициативе. И все-таки он страшился удара и делал неловкие усилия отдалить грозивший момент.

   Он принял наконец решение не видаться с нею вне их общих занятий. Пятницу он стоически провел у себя дома. Это был лучший день в неделе для Андрея, потому что не было никаких собрани