Пембертон Макс - Морские волки

ите это!

   Конерз повиновался ему, как всегда слабые повинуются сильным, даже в минуту опасности.

   - Теперь, - продолжал тот тем же тоном, - идите на корму и не сходите вниз, пока я не позову вас, если вы только не захотите быть убитым!

   Конерз, утомленный резней и начиная осознавать происшедшее, послушно спустился вниз. Мессенджер запер за ним дверь каюты и обернулся посмотреть на бледное лицо и дрожащую фигуру Кепля.

   - Кепль, я думаю, вы в большом затруднении. Как случилось, что этот дьявол вырвался?

   - Он сошел в каюту, когда вы ушли, - пробормотал тот, - и клялся, что застрелит меня, если я пошевелюсь. Потом он, что-то сказал Конерзу и они пошли вместе!

   - Я так и думал. Ну, кто-нибудь должен покончить с ним, мешкать нельзя! Я пойду, а вы следуйте за мной!

   У Кепля не было особого расположения к этому делу, но он одинаково боялся и остановиться, и идти вперед; он прятался за Мессенджером и шел за ним, как за новым начальником судна. В это время помощник, разбитый и ошеломленный, бросил свою палку и сидел на ящике с балластом. Но при первых тихих звуках шагов он очнулся и вскочил с ужасным криком:

   - А, так вы и есть тот негодяй, которого я жду! Дай мне Бог сил! - зарычал он, хватая свое оружие.

   Мессенджер легко бы мог покончить с ним выстрелом из револьвера, но побоялся привлечь этим внимание других судов. В это время ирландец сильно ударил его своей полосой по голове. Но удар был слишком большой силы, гладкое железо выскользнуло из его рук, пронеслось над плечом Мессенджера, опустившегося на одно колено, и, не задев его, ударило Сиднея Кепля по лицу так, что кости его черепа затрещали и он мертвым упал на палубу.

   На мгновение этот трагический эпизод заставил всех замолчать; помощник дрожал, как от страшного холода, экипаж отстранился от него, как от сумасшедшего. Мессенджер один сохранил присутствие духа и, прежде чем обезоруженный ирландец пришел в себя, ударом кулака свалил его, затем приказал связать, а сам поднялся опять на мостик.

   Теперь судно находилось среди многих других "удов, направлявшихся к Шельде и в, Голландию, а Мессенджер еще не был готов к передаче слитков золота на яхту, так как не обладал ловкостью покойного Кесса Робинзона.

   Палуба судна была запятнана кровью, а экипаж, парализованный ужасом, попрятался, кто куда. Только штурвальный стоял у колеса, да внизу, у машины, механик-шотландец Алек Джонсон.

   - Все ли в исправности внизу, когда настанет время? - сурово спросил он. - Это судно должно исчезнуть через пять минут после того, как мы оставим его!

   - Можете положиться на меня, - отвечал шотландец, - оно погрузится, как мешок с камнями, а утром будет туман, который поможет нам скрываться!

   Действительно, скоро наступил пасмурный день; холодный, пронизывающий белый туман спустился на суда и скрывал море. Вдруг большая полоса темно-красного цвета, пробившись сквозь туман, рассеяла его - и теперь можно было ясно видеть покрытое пенящимися волнами море. Подбадривающая утренняя свежесть, казалось, призывала к дневной работе. Воздух был чудный, живительный для тех, кто просыпался после долгого сна, но те, кто оставались на судне, были охвачены новым страхом. Когда взошло солнце, оно осветило лицо умершего, лежавшего в том же положении, так что экипаж, выйдя ободренный, отшатнулся. Все боялись дотронуться до него и опустить в море, служащее местом упокоения для умерших. Мессенджер сам понял, что подобное напряжение не может долго продолжаться, и при перемене вахты вдруг приказал направляться прямо к "Семирамиде", хотя риск такого действия был ему очевиден.

   Все были в полном восторге от мысли, что освободятся от невыносимого заключения. В одну минуту все ожило. Оставались в бездействии только пятеро из экипажа; один из них был почти мальчик, которого звали Билли и считали полудурком. Помощник, который после драки лежал около люка почти без чувств и связанный, был забыт всеми. Между тем "Адмирала" сразу заметили с "Семирамиды" и начали давать сигналы, а через 10 минут судно подошло к большой яхте. Немедленно принялись за перегрузку золота. Это было сделано очень быстро; затем все поспешили покинуть "Адмирала". "Семирамида" снова дала ход и стала удаляться от покинутого судна.

   Теперь все стали ждать крушения его. Но прежде чем это произошло, показалось на мостике судна видение, заставившее побледнеть лица торжествующего экипажа и вызвавшее у всех крики злобы и страха. Это был помощник шкипера, Майк Бреннан, о котором совершенно забыли. Теперь он вдруг показался у колеса и с бешеными проклятиями обрушился на отъезжающих. Там он стоял некоторое время. Вдруг раздался сильный гул как бы от сильного взрыва в машинном отделении, и маленький пароход, накренясь на бок и подняв корму над волнами, через несколько минут погрузился в воду. Вместе с судном исчез и помощник. Но когда он исчезал, раздался голос идиота Билли.

   - Я его освободил! Я это сделал! Кто хочет выслушать Билли? Да будут прокляты умные...

   Смерть Бреннана произвела сильное впечатление на экипаж "Семирамиды".

   Но раздумывать было некогда. Скоро в Лондоне должны были узнать о разбое, и тогда не уйти от погони. Берк велел усилить пары.

  

  

  

   На третий день после гибели "Адмирала" вечером "Семирамида" направилась к Северному морю, держась шотландского берега. Экипаж ее скоро забыл кровавую драму, разыгравшуюся на "Адмирале", и теперь устремил жадные взоры на ящики с драгоценным металлом, загромождавшие большую каюту. Мысли всех вращались только около золота. Соблазн был так велик, что на второй день Георга Уайта, одного из матросов, застали в каюте, старающимся открыть ящик со слитками. Берк приказал немедленно наказать его.

   - Вы будете наказаны для примера другим, - проговорил шкипер, когда виновный стоял перед ним, - а если это не поможет, то я застрелю вас!

   - Вы не смеете меня трогать, - крикнул тот сердито, - я не подчиняюсь вам!

   Матросы, услыхав громкие голоса, собрались вокруг них; многие роптали, защищая Уайта и соглашаясь с ним.

   - Вы не смеете его тронуть, - говорили они, - он не ваш, и мы все на его стороне!

   Берк посмотрел на них очень спокойно, когда они говорили это, но когда один из них приблизился к нему с угрожающим видом, он вдруг вытащил большой револьвер из своего кармана и ударил подошедшего по голове с такой силой, что тот упал навзничь.

   - Ну, - сказал шкипер по-прежнему спокойно, - кто еще сунется ко мне?

   Но желающих не оказалось. Все поспешили скрыться, даже Уайт. Однако Берк, заметив это, так схватил его и тряхнул, что у того зубы застучали.

   - Ты собираешься идти спать, не правда ли? - сказал он. - А я хочу немного разбудить тебя. Сюда! Привяжите его! Это ведь не казенное судно?! Не так ли? Вы не подписывали никакой бумаги? Ну, тогда я подпишу за вас, даже приложу печать!

   Нашлись покорные исполнители его воли - и Уайт был подвергнут 20 ударам кнута. Когда кончили наказание, несчастный лишился чувств, но Берк толкнул его тело ногой, сказав:

   - Так ты не подписал, дружище? Ну вот, вместо этого - моя подпись! Думаю, раньше, чем через неделю или две, она не сотрется. Бросьте его на скамью, - приказал он матросам, - а если у него еще будут какие-нибудь претензии, когда он очнется, то я готов выслушать их на тех же условиях!

   Жестокость Берка запугала всех присутствующих, заставив на время забыть о всяких опасностях.

   Хель Фишер, присутствовавший при наказании, ушел с мрачным лицом. Последние три дня юноша жил как бы во сне, не видя своего друга Принца. Но на четвертый день тот явился к нему и на вопрос Фишера, что тут происходит, объяснил:

   - Я могу сообщить вам вкратце, что, во-первых, мы куда-то отправляемся, и это не шуточное плавание, как видите; во-вторых, у нас есть на судне что-то такое, что мы не отдадим дешево, Хель; это - денежный груз!

   Он почти прошептал последние слова, и при виде удивления юноши весело засмеялся.

   - Да, у Кеннера и у меня важное дело. Мы должны перевезти этот груз в Буэнос-Айрес для людей, которых я не должен называть. Это важное дело, и здешним людям нельзя доверять. Нам, может быть, предстоит борьба, нам будет нужна вся ловкость. Вы должны остаться с нами!

   Фишер выслушал неловкую ложь, как школьник, слушающий рассказы моряка. Дело в том, что Мессенджер только что выдумал этот рассказ, чтобы как-нибудь удовлетворить любопытство юноши. К счастью, его ученик так мало знал жизнь, что очевидная нелепость заявления о необыкновенной опасности при перевозке денег в Аргентину не вызвала у него подозрений. Он только думал, что теперь он будет принимать участие в таком хорошем деле, и восторженно ответил.

   - Стоять за вас? Конечно! За кого же другого я могу стоять, как не за вас?!

   Мессенджер теперь был вполне удовлетворен, что у него есть на судне хоть один честный помощник, и если сказать правду, то он доверял только этому юноше. Кеннер был плут, который каждую минуту мог быть против него; Берк же был забияка, но во всяком случае держащий все дело в своих руках. Англичанину приходилось доверяться только своему уму и надежде благополучно выйти из этого положения.

   Таково было положение дел на третий день, оно не изменилось и после полуночи, когда Фишер пришел на палубу принять дежурство. Было решено, что каждый из участников будет дежурить по очереди наверху лестницы перед входом в каюту, чтобы кто-нибудь из экипажа не соблазнился золотом. Эту обязанность юноша добросовестно разделял с другими. Никто из них не раздевался с первого часа бегства; каждый держал револьвер, Фишеру тоже дали пистолет с наказом стрелять в каждого, кто попытается войти в общую каюту без уважительной причины. А чтобы он не мог колебаться точно исполнить приказание, Мессенджер и Кеннер в его дежурство спали ближе к лестнице, чем обычно.

   Юноша был настороже. Полное спокойствие царило на судне. Наступил четвертый день. На северо-западе показались буруны.

   На море началось сильное волнение, вследствие чего палуба носовой части заливалась водой. Ночь была очень темная; громадные тучи покрывали небо, и в первые два часа вахты не было луны.

   Холод пронизывал до костей, и Фишер дрожал, с трудом удерживаясь от желания завалиться куда-нибудь, где потеплее. Берк спал в это время, а на его месте на мостике находился его помощник, худой и очень скромный человек по имени Паркер.

   Раза два, когда юноша в темноте ходил взад и вперед, ему показалось, что кто-то еще двигается на палубе около него. Но его нервы были и без того расстроены, а скрип каната и завывание бушующего моря еще более раздражали их, и он думал, что это ему только кажется.

   Когда пробило на вахте два часа, мрак ночи усилился, ветер тоже, и движение яхты стало более неправильным. Юноша прислонился к перилам, ведущим в люк, и задумался.

   Вдруг, случайно посмотрев вниз, на палубу, он увидел, что внизу копошится какая-то фигура. Он выхватил свой револьвер. Но человек этот встал и схватил Фишера за руку.

   - Не трогайте Билли, - пробормотал он, - ведь вы не застрелите Билли? Они зарежут вас сейчас, всех вас, Билли знает, он видит их!

   Удивленный юноша не знал, на что решиться, поднимать ли тревогу или нет. Но в это время 20 фигур, большею частью вооруженных ножами и железными полосами, а трое с револьверами, выбрались кошачьей походкой из середины палубы на корму.

  

  

  

   Как ни неопытен был юноша, но злое намерение экипажа стало и ему очевидно. Он выстрелил три раза из револьвера, потом громко позвал бывших внизу. Его выстрелы удержали толпу на некоторое время. Столпившись около юноши, они стали подбадривать себя криками, отвечая выстрелами и ругательствами. Еще немного - и юноше бы несдобровать, но вдруг все остановились со страшным криком, а многие в ужасе упали на колени. На них падал яркий белый свет, который, отражаясь на морской поверхности, рассекал ночную мглу. Оказалось, это был свет с посланного в погоню крейсера. Но суеверные люди думали - не Бог ли разверз небеса, чтобы осветить их дела? Некоторое время все стояли в каком-то оцепенении.

   Вдруг раздался грозный окрик Берка.

   - Вставайте, говорю вам! Не думаете ли вы, что это последний день суда?.. Все на палубу, трусы! Двигайтесь или, черт возьми, я сойду вниз и сам подвину вас!

   При звуке голоса грозного начальника все пришли в себя и направились к своим местам. У топки было поставлено двое дежурных, два канонира прочищали трехдюймовые орудия, бывшие на носу и посредине судна. Происшедшая схватка из-за золота была забыта в несколько минут. Раздавались звонки, отдавались приказания, усиливали топку. Вся палуба, на которой за 10 минут до этого царило молчание, теперь наполнилась движением, голосами, деятельностью. Объяснений не требовалось, инстинктивно все на яхте поняли угрожавшую им опасность.

   Положение было критическое. На море по-прежнему царила темнота, исключая беловатую полосу, выходившую из фонаря. Ветер дул сильно, заливавшие верхнюю палубу волны грозили затопить люки. Яхта дрожала при каждом ударе пенистой волны. Но никто не обращал на это внимания. Все взоры были устремлены на крейсер, который вот-вот нагонит яхту.

   Так прошла ночь.

   Рассветало медленно, черные тучи висели над горизонтом; стихнувший было немного ветер снова подул прямо с запада. На палубу "Семирамиды" лились потоки прохладного дождя.

   На всей поверхности моря был слышен шум пенящихся волн, раздававшийся, как рев водопада. Мрак ночи едва ли был хуже рассвета: темные тучи низко нависли над бушевавшим морем, грустно завывавший ветер наводил ужас.

   Большая часть людей лежала вместе около люка, молча следя за крейсером. На мостике также никто не разговаривал.

   Такое невыносимое состояние длилось несколько часов и продолжилось бы, вероятно, еще дольше, если бы повар, одноногий Джо, для которого весь интерес был в мясе для котла, выйдя из коридора, не начал звать завтракать. Обычно его неровные шаги по люку всегда пробуждали смех, но теперь и к нему сначала отнеслись сухо. Только после долгого зова несколько человек сошли вниз в столовую. Берк последовал их примеру, уводя с собой Кеннера.

   Теперь не время было думать о пище, но шкипер знал, что им всем предстоит долгая и усиленная работа. Кроме того, сам он всегда имел хороший аппетит. Да и выпивка должна была поднять общий дух.

   Но под влиянием винных паров компания чуть было не "передралась между собой. Ссоре положил конец пушечный выстрел, внезапно раздавшийся с крейсера. При звуке его все поспешили наверх.

   - Они начали стрелять! - воскликнул Берк, и в одно мгновение его опьянение прошло. Он побежал по лестнице. Остальные последовали за ним и увидели, что преследующий их крейсер окутан дымом, а их люди лежат на палубе, выказывая более страха, чем когда-либо.

  

  

  

   В течение часа, который Мессенджер, Кеннер и Берк провели в каюте, в состоянии погоды не произошло никакой перемены. Может быть, только резкость ветра немного уменьшилась да темные тучи рассеялись, уступив место светлосерым; но солнце по-прежнему едва проглядывало минут на 5 или на 6, скользя веерообразными лучами по зеленой поверхности моря и ослепляя своим блеском.

   Окинув взором море, шкипер велел усилить огонь в топке.

   - Позвольте сказать вам, они дают сигнал! - скромно заметил ему Паркер.

   - А пусть их! - возразил Берк иронически. - Вы думаете, что я начну говорить с ними? Нет!

   - Но они говорят, я читаю по флагам, - продолжал помощник, не обращая внимания на слова капитана, - если вы не пустите их сейчас на яхту, то они будут стрелять в вас!

   - Это они говорят, да? - кричал шкипер с жаром. - Мне есть, что им ответить! Приготовьте ту пушку!

   При этих словах люди бросились прочищать пушку; казалось, что они находили большое утешение в работе. Никто из них прежде не был в деле ни на суше, ни на море, и такая стрельба с "Неро" - они теперь знали имя крейсера - вселяла в них ужас, умерить который они могли только своими ответными выстрелами. Даже шотландец пришел в восторг и стоял около группы рабочих, крича и жестикулируя с энергией, не свойственной его соотечественникам. Вторичный выстрел с "Неро" застал его взывающим к храбрости своих подчиненных; в этот момент крейсер находился на вершине громадной волны. Пущенное ядро ударило в машинное отделение яхты, выше ватерлинии, снесло бастион и вдребезги разбило окно в общей каюте. Долгое время после выстрела туча густого едкого дыма покрывала палубу яхты, а когда прояснилось, то около пушки лежало трое убитых; шотландца не было видно. Он стоял на том самом месте, куда ударило ядро, и был сброшен в море. Когда последствия этого выстрела стали известны, страх экипажа быстро передел в дикий гнев. Люди, ревя, как звери, с ожесточением начали стрелять, гневно грозить кулаками и просить вина в те минуты, когда их снова охватывал ужас. Сама палуба, на которой они работали, была скользкая от пены и сырости, что затрудняло движение по ней, и щепки, смешанные с кровью, убитых, плавали в маленьких лужицах около желобов.

   Убитых и раненых оставили лежать там, где они были, с их стеклянными взорами, обращенными к небу, которого они уже не могли видеть; их тела катались по судну; на них наступали обезумевшие люди, которым угрожала опасность быть захваченными. Все это время крик Берка на мостике заглушался завыванием ветра, который, казалось, набрался сил после короткого отдыха. Разрозненные тучи были соединены ураганом в одну темную массу; полил дождь, бивший в лицо так, что они и все бывшие на крейсере оставили всякую попытку обменяться выстрелами и продолжали идти вперед к горизонту, в самую глубь урагана.

   Во время этого перемирия, вызванного силами природы, преследование продолжалось около часа, когда "Семирамида" выступила в канал, направляясь к югу, и увидела одно из судов "Общества Белой Звезды", отходящее от берегов Англии, а позднее - судно "Общества Кунардер", направляющееся в Америку. По движениям этих судов и по тем фонтанам белой пены, которую они поднимали, можно было судить о силе западного ветра; суда обменивались сигналами с "Неро". Заметив это, Мессенджер проговорил:

   - Берк, дело плохо; через 24 часа весь флот будет в погоне за нами!

   - Может быть, - отвечал шкипер, - но я не знаю, будет ли нам от этого хуже!

   - Да, нам придется поблагодарить этот милый ураган, - заметил Кеннер, выходя на мостик, - если бы не было такого сильного ветра со вчерашнего дня, то нам бы пришлось теперь купаться!

   - Повременим решать этот вопрос, пока мы чего-нибудь не придумаем, - сказал Мессенджер угрюмо, но Берк подхватил, говоря:

   - Не думаю. Если верить моим глазам, то крейсер отстает. Кто из вас видит то же самое?

   - Отстает! - закричал Кеннер. - Вы ведь так сказали? Да простит вам Бог, мне кажется, вы правы!

   - Он прав! - прибавил Мессенджер. - Крейсер на полмили дальше, чем был час тому назад. Есть старая примета, что в минуту сильной опасности перевес шансов бывает на стороне тех, кто должен одержать победу!

   Как только экипаж услышал слова Берка, все закричали с дикой радостью, которая была так же неприятна, как сильный гнев час тому назад. Собрались на носу, ругаясь, как всегда, как будто ветер мог донести их слова до крейсера. Подняли флаг, потом спустили его, снова подняли, выказывая этим свое веселое настроение. Зверская грубость одного из матросов дошла до того, что он предложил выставить своих мертвецов, и они привязали к гафелю одного из убитых.

   Все это время Берк был молчалив.

   - Они срывают свой гнев, - говорил он, - не мешайте им!

   Между тем было видно, что яхта бесспорно удалялась от "Неро". Крейсер находился теперь в 3-х милях от яхты; можно было предвидеть, что к вечеру он совсем скроется из виду.

   Мессенджеру казалось, что теперь можно ожидать выстрелов с берега, но Берк привел ему один из своих замечательных доводов, которые он так любил.

   - Вы хороший оратор на берегу, Принц, но не стоите и доллара в месяц в таком деле, как наше. Думаете ли вы, что я могу направиться в Монтевидео с 100 тоннами угля в запасе?

   - Что же вы хотите делать? - спросил Мессенджер; новый страх охватил его.

   - Я зайду за углем в Корунну в Испании, и перемена ветра только поможет мне в этом!

   - Но ведь вы загрузились достаточным количеством угля! - воскликнул Мессенджер. - Все было предусмотрено!

   - На 16 узлов, - сурово ответил Берк, - а не на 22! А мы делали по 22 узла с полуночи вчерашнего дня!

   - Я не подумал об этом, - сказал Мессенджер, - я не принял этого во внимание!

   - Думаю, что нет! - сказал Берк. - Мы не так умны на деле, как на словах. Но вам надо теперь думать об этом!

   - Во всяком случае, дело плохо! - возразил Принц, - и в первый раз с тех пор, как он вошел на яхту, его лицо омрачилось.

  

  

  

   Слух, что на "Семирамиде" не было достаточно угля для переправы на юг, скоро распространился среди экипажа, и на время всех охватили такие же мрачные мысли, какими только что был занят Мессенджер. Было очевидно самому скудному уму, что опасность грозила с европейского берега и что безопасность могла быть только в свободной атмосфере Южной Америки, где судебные повестки доставляются очень медленно, а над договором о выдаче преступников смеются.

   Поэтому сознание, что они быстро уходят от "Неро", действовало на экипаж, как подкрепляющее средство, возбуждая радостное чувство. В то время как крейсер скрывался за горизонтом, они весело пели и когда Берк уменьшил ход, чтобы сохранить нужный запас угля до Корунны, можно было опасаться, что экипаж взбунтуется от радости. Такое настроение продолжалось до ночи; ветер прекратился после 8-й вахты, и луна живописно освещала залив. Но все утомились от долгого бодрствования, и в полночь матросы разошлись, другие тоже последовали их примеру, оставив Кеннера сторожить у двери, а на его место на мостике поставили кроткого Паркера. Некоторое время им приходилось только слышать завывание ветра и плеск моря или смотреть на затемненный горизонт, где находился крейсер.

   Ночью Кеннер и Мессенджер вышли на палубу проведать Паркера.

   - Что показывает теперь лаг? - спросил его Мессенджер.

   - Кажется, 16 узлов, - был ответ.

   - А не прибавить ли ходу до 20 узлов?

   - Извольте, - согласился помощник шкипера, - я сейчас дам команду. Только не рассердился бы капитан!

   - Пошлите его ко мне! - проговорил Мессенджер, и, взяв Кеннера за руку, они пошли к тому месту, где брезентом было закрыто разбитое окно.

   - Я, может быть, туп, Принц, - сказал Кеннер, - но не могу представить себе, что мы действительно участвуем в этом деле!

   - Если вы сомневаетесь, - отвечал его собеседник, - то пойдите вниз и выкупайтесь там в деньгах!

   - Они действительно там, хотя нужно уметь считать, чтобы узнать стоимость миллиона фунтов стерлингов в долларах. Только подумать, что вы и я решились на это после нашего разговора с юношей в Монако!

   - Ровно три месяца тому назад, - проговорил Мессенджер, - и менее недели с тех пор, как я сказал вам, что мои планы великолепны. Всегда есть риск в такой борьбе, как эта, и если сделаешь ошибку, то надо уметь ее поправить. Моя ошибка была сравнительно невелика, но ее последствия были обширны. Я не сомневаюсь, что помощника капитана подобрало какое-нибудь судно и об этом уже написано в Лондоне буквами величиной с вашу ногу, а она довольно большая, Кеннер!

   - Я не понимаю, зачем вы взяли его на судно? - сказал Кеннер задумчиво. - Я бы ни за что не сделал этого!

   - Это верно. Удивительно, как вы думаете о многом в то время, когда оно уже больше никому не нужно. Я сомневался в нем, это правда, но положился на чужое мнение относительно помощника капитана. Вот тут-то я и оплошал!

   - Знаете, что, - возразил Кеннер, - все время я был на вашей стороне. Большой проект требует большого ума и только одного. Слишком много умов было замешано в этом деле с тех пор, как мы отплыли, и какой же результат? Мы все находимся в затруднительном положении, но умелых помощников по-прежнему нет у нас. У меня в голове все слышится звон с прошлого вечера, когда мне приснилось, что мы потонули!

   - Послушайте, - сказал Мессенджер сердито, - не начинайте снова эту бабью глупость. Я не вижу, чтобы опасность была непреодолима. Она, конечно, велика, но нам нужно зайти в Корунну за углем под чужим именем и рискнуть потом пройти через Долдремз, шансы на успех одинаковы!

   Кеннер еще хотел что-то сказать, но вдруг остановился, когда чья-то фигура показалась в окне; вскоре для него стало ясно, что это была фигура Фишера.

   - Эй вы, - воскликнул он, - что заставило вас соскочить с постели?

   - Не могу спать! - отвечал юноша. - Каждую ночь мне снится что-нибудь неправдоподобное!

   - Вы заразились этим от Кеннера, - вставил Мессенджер немного презрительно, - дня три тому назад ему снилось, что у него на груди была гора!

   - Мне снилось, что крейсер нас догнал и мы были схвачены, - продолжал Фишер, - право, мне показалось, что вода врывалась в мою каюту, и, только выйдя на палубу, я понял, что ошибаюсь!

   - Смотрите! - вдруг проговорил Кеннер, указывая на сноп света, вдруг легший на палубы яхты.

   Все обернулись и вскрикнули от ужаса: свет шел с крейсера, находившегося теперь от яхты не более чем в полумиле. Затем раздался пушечный выстрел, за которым послышался ужасный треск стали и дерева. Винты яхты перестали действовать, из машинного отделения стал клубами со свистом выходить пар, и яхта стала заливаться водой. Вскочившие со сна матросы стояли - многие полуобнаженные - немые от ужаса. Разбитое судно тяжело качалось, покрываемое пеной и водой. Его опасные ныряния говорили без всякого сомнения, что конец всему был близок.

   В это время казалось невозможным, чтобы "Семирамида" могла продержаться еще хоть час. С крейсера уже перестали стрелять в нее, и каждый на яхте ждал момента, когда оно погрузится в холодное море. Эта неизвестность и факт, что яхта продолжала плыть в таком плохом состоянии, увеличивали страдания людей. Берк покачнулся на палубе при первом ударе, но теперь стоял, бормоча что-то, на мостике. Другие искали защиты у снастей на корме; никто не говорил, не думал ни о чем другом, как о быстром приближении смерти. Снова, как и в прошлый раз, голос одного Джо привел всех в себя.

   - Господа, - сказал он, ковыляя скорым шагом, - вас взорвут, без сомнения, вас угостят горячими напитками, вы попадете к дьяволу и на долгое время, господа, ей Богу!

   Он пошел дальше, крича, подсмеиваясь, побуждая экипаж действовать; даже на Берка подействовали его слова:

   - Эй, где Николини? - крикнул тот обычным тоном.

   Николини был механиком, но он и его помощник лежали мертвые в машинном отделении. Когда никто не ответил на его вопрос, шкипер обратился к Паркеру.

   - Не дрожите, как теленок, взгляните лучше, где яхта повреждена, посмотрите, есть ли сухой заряд, прочистите эту пушку!

   Услышав эти приказания, люди засуетились, и хотя судно погружалось все глубже, стали прочищать обе пушки и стрелять, не надеясь, впрочем, нанести какой-либо вред крейсеру, который готовился теперь спустить лодку.

   Близость новой опасности - быть схваченными - отстранила на мгновение всякую мысль о другой опасности, и все стали с угрозами искать оружие. Между тем лодка была спущена с крейсера и теперь приближалась к ним, освещаемая полосой света с корабля, то высоко поднимаясь на волне, то опускаясь в пучину моря. Это открытие довело экипаж яхты до дикого гнева. Но ничто не спасло бы их, если бы не странный поворот судьбы. Как это произошло, они не могли себе представить, но вдруг свет крейсера, следовавший за лодкой, исчез - и снова наступила темнота.

   Не смея говорить или надеяться, бывшие на "Семирамиде" ждали прибытия лодки, но она не появлялась. Два раза крейсер стрелял, но ни один заряд не попал в цель. Когда же раздался третий выстрел через некоторое время, на "Семирамиде" были уже уверены, что это был дан знак лодке вернуться. Тогда надежда на спасение снова окрепла в их сознании и подействовала ободряюще на самых робких, и когда Берк стал громко отдавать приказы выкачивать воду, измерять глубину, члены экипажа даже стали шутить.

   Светало, это уже был пятый день. Первой мыслью всех был крейсер, но утром все увидели, что он далеко от них; не было видно даже дыма из труб. Пока матросы продолжали выкачивать воду в машинном отделении, Берк созвал совет в каюте. План его был прост:

   - Нас порядком били, - начал он, - насколько я понимаю, нельзя починить яхту прежде, чем мы не подойдем к Испании!

   - А сможет яхта идти так далеко? - спросил Кеннер.

   - Нет, но море стихает, а может быть, и лодки подойдут!

   - Ну, - сказал Кеннер, - я не знаю, как могут помочь нам лодки, если вы намерены взять с собой золото!

   - Я все-таки спрашиваю себя, - вставил Мессенджер, - почему они перестали нас преследовать в то время, когда, казалось, почти догнали нас?

   - Это вам надо спросить в их машинном отделении, я полагаю, - сурово отвечал Берк.

   - Думаете ли вы зайти в Корунну в таких лохмотьях? - спросил Кеннер.

   - Попробую, все равно хуже теперешнего купания не будет!

   Действительно, вода плескалась даже в каюте. Яхта еще держалась, правда, но почти наполовину погрузилась в воду, продвигаясь вперед тяжелыми скачками и вся дрожа. Оставаться на ней не представляло никакого удовольствия, так как кухня и магазины были наполнены водой. Но все-таки, проходя раза два мимо встречных судов, яхта давала им сигналы, что не нуждается в помощи. Утомленный тяжелой работой экипаж, опьянев от вина, лежал где попало.

   Весь этот день и следующий оцепенение и изнеможение тяготело над теми, кто рисковал для наживы, и над их начальниками, задумавшими это дело. Многим из них хотелось хоть на минуту согреться и укрыться в сухом месте; это было бы в 10 раз ценнее, чем предназначенная доля в добыче. Но облегчения их положения не было.

   Вдруг - это было на восьмой день, к вечеру - раздался толчок, и вода мгновенно залила все судно. Оказалось, что судно ударилось о скалы северного берега Испании. Среди происшедшего затем переполоха не потерялся один Берк, кричавший: "К берегу, если хотите быть живы! И каждый за себя!"

  

  

  

   Крик Берка заглушал даже шум прибоя, раздаваясь по всему судну. Только что уснувшие было люди вскочили со своих коек, но одних сейчас же подхватило водоворотом, другие, будучи невменяемы от выпитого вина, утонули или были смыты и разбивались насмерть об острые камни скрытого рифа. Некоторые же цеплялись за спасательную веревку или привязывали себя к вантам и таким образом переносили удары волн.

   Полная неизвестность относительно того, далеко ли спасительный берег, глубоко ли на мели, еще более увеличивала ужас несчастных.

   Небо было по-прежнему темным. Гигантские волны, гонимые северо-западным ветром, разбивались о риф, покрывая его пеной, или пускали серебристые фонтаны в ночном мраке, или с дикой силой забирались между скалами. А надо, всем этим раздавался дрожащий голос бури; рыдание неба и погребальная песнь океана соединились в один жалкий и продолжительный вопль.

   Когда первый выстрел попал в яхту, Мессенджер, Кеннер и Фишер были в общей каюте, завернувшись в одеяла и стараясь заснуть, несмотря на пронизывающую сырость. Они перестали думать о золоте, так как обладание им было слишком очевидной насмешкой перед надвигавшейся опасностью. При первом же толчке они проснулись и, вскочив на ноги, увидели себя борющимися с потоком воды, который ворвался в каюту и угрожал потопить их. Они стояли, почти захлебываясь. Голос Фишера послышался первым.

   - Принц, - закричал он, - где вы? Боже мой, что это такое?

   - Здесь, - ответил ему Мессенджер, дайте мне вашу руку! Слышали ли, как ударило в судно? Где Кеннер?

   - Тону! - простонал Кеннер, захлебываясь.

   - Достаньте лестницу! - закричал Мессенджер, напрягая свои силы с большим трудом. - Хель, держитесь за меня! Если мы теперь не встанем на ноги, то потонем, как собаки! - Потом стал звать: "Берк!", как будто тот мог его слышать при шуме моря.

   Борьба была жестокая, но Фишер, к которому вернулась храбрость, боролся с водой изо всех сил. Схватив, наконец, своего товарища, он поднялся наверх и вытащил Кеннера. Но американец, падая на скользкий пол, очутился внизу лестницы и растянулся там, обдаваемый новыми волнами. Тут ему и был бы конец, если бы не юноша, который, придя на палубу, тотчас же увидел, в каком положении находились его товарищи.

   - Где Кеннер? - спросил он.

   - Я думал, что он с вами! Значит, он, наверно, умер! - задыхаясь от плескавшей в лицо воды и держась окоченевшими руками за перила кормы, проговорил Мессенджер. - Каждый за себя! Какой конец! Боже, какой конец!

   Но юноша уже не слышал его, снова бросившись в общую каюту.

   Войдя туда, Фишер почти тотчас же был сбит с ног потоком хлеставшей в окна воды. Вода попадала в глаза, в горло, так что он почти захлебывался. Наконец ему удалось встать на ноги; вода доходила почти до груди. Но, сделав шаг вперед, он ударился головой о что-то и был отброшен почти без чувств на промокшие подушки. Однако это падение спасло Кеннера. Когда юношу отбросило назад, он наступил на тело американца и, тотчас же схватив его на руки, пошел к лестнице. Он не знал, что Кеннер жив, до тех пор, пока не положил его на палубу, а затем и сам упал тут же, изнемогая от усталости...

   Приближался рассвет; окружающая мгла немного прояснилась, клокотание волн прекратилось. В это время трое лежащих в полном оцепенении услыхали звук голоса Берка, чистый и твердый по-прежнему. Они увидели громадную фигуру человека на мостике; сильный его голос раздавался над утихавшим морем.

   - Осторожно! - кричал он, - мачта падает, берегитесь!

   В это время слабый свет распространился на море и потерпевшие крушение увидели на расстоянии мили темные, крутые скалы берега. Но между ними и разбитой яхтой бешено бурлил прибой. Положение было отчаянное.

   - Сойдите с мачты, я вам говорю! - закричал Берк во второй раз.

   Фишер и его товарищи подняли глаза и тотчас поняли, в чем дело. На одной из уцелевших мачт, судорожно ухватившись за марс, сидело 8 матросов, не видя, что их убежище давно уже готово рухнуть. И действительно, не успел Берк договорить своих слов, как мачта с треском упала в волны, и несчастные с жалобными воплями упали в воду...

   Но спасти их было некому: каждый боролся за себя.

   Между тем Берк ходил по капитанскому мостику, как зверь в клетке: под ним повсюду была вода и никакой надежды на то, чтобы перебраться на более безопасное место на корме. Увидев позади себя Фишера и двух его товарищей, он спросил.

   - Видите вы сушу?

   - Ничего, кроме мыса и холмов! - отвечал Мессенджер и спросил в свою очередь:

   - Что это, отлив или прилив?

   - Отлив, мне кажется, - послышался ответ Берка. - Нас разбило во время прилива; что, ваш конец держится еще, или наполнился водой?

   - Держится! - ответил Мессенджер.

   - Я направляюсь к берегу, - прокричал Берк, - пусть я умру, но больше ничего не остается!

   Берк был довольно спокоен. Он схватил спасательный круг с мостика и надел его на плечи. Он стоял нерешительно над водяной пропастью некоторое время и снова заговорил.

   - Где Кеннер?

   - Умираю! - простонал Кеннер, который пришел в себя и сидел теперь напротив люка, но его хриплый голос не был слышен в завывании ветра.

   - Что, он умер? - повторил шкипер, не расслышав.

   - Нет, но ему очень худо! - закричал Мессенджер, приложив ко рту руки в виде рупора.

   - Мне кажется, мы все получим в аду наш желтый груз!

   Он собирался еще что-то сказать, но мостик под ним вдруг обрушился от бесконечных волн и исчез в одну минуту, уносимый быстрым потоком, который протекал между скал. Бывшие на корме видели, как Берк боролся с прибоем, потом он исчез между островками, и прежде чем они могли подумать о нем, их внимание было обращено на свое собственное положение и на наклон кормы яхты.

   Фишер первый заметил это.

   - Принц, - сказал он, - нам придется последовать за ним, корма тонет!

   - Я это заметил!

   - Можете ли вы доплыть до берега, если минуете скалы? - спросил Фишер. - Один из нас должен остаться с Кеннером!

   Мессенджер повернулся, чтобы взглянуть на американца, который сидел почти без сознания, и сказал:

   - Кеннер, мы собираемся переплыть!

   При этих словах американец поднял свою голову и, пытаясь встать на ноги, жалобно проговорил:

   - Вы меня не покинете, я не могу умереть один! - И начал плакать, как женщина. Наконец, собрав свои силы; он направился было к двери лестницы, но поскользнулся и покатился по наклонной плоскости палубы, пока не был подхвачен потоком в середине судна и увлечен в водоворот. Фишер инстинктивно последовал за ним и смог схватить его раньше, чем тот успел погрузиться в воду. С этой минуты началась борьба за жизнь с рифом.

   - Два раза, - рассказывал впоследствии юноша, - я чувствовал, как море покрывало мне голову. Потом поднялась огромная волна и увлекла меня вглубь с ужасным завыванием. Каждый раз, когда я вставал, держа Кеннера, который, к моему удивлению, не обременял меня в воде, - я видел скалистые верхушки, возвышающиеся (они казались далекими) надо мною, и меня отнесло водоворотом так близко к ним, что я каждую минуту думал, что ударюсь головой. Не могу сказать, как было в действительности, но вдруг, когда Кеннер начал ослабевать, а я тратил все свои силы, чтобы поддерживать его, мы были увлечены на такое место, где не было волнения, и с этой минуты я мог плыть спокойно. Проплыв еще немного, я заметил, что могу достать дно ногами. Опасность миновала. Через полчаса мы вышли из моря и опустились, задыхаясь от усталости, на кучу песка у подножья громадной скалы.

   Между тем Мессенджер, взглянув с сожалением на погибшую яхту, где оставались его надежды, смело нырнул с кормы и легче, чем другие, достиг сравнительно спокойного места в заливе. Затем уже небольшого труда стоило добраться и до берега, где он, подобно двоим, почувствовал, что силы оставили его, и без чувств повалился на песок.

  

  

  

   Наступил южный день. Солнце и теплота опьяняли людей, покинутых Богом в гавани северной провинции Испании - Галиции. Даже Кеннер, который едва не умер, чувствовал, как кровь текла в жилах. Фишер спал на песке, не обращая внимания на горячие лучи солнца, а Мессенджер лежал мрачный, погрузившись в печальное раздумье о своих разбитых надеждах на обогащение.

   Местность, где они находились, была довольно неровная, но во всяком случае живописная. От скалистого мыса, которым оканчивался гористый и темный полуостров, берег круто спускался в залив, куда впада