Лепеллетье Эдмон - Прачка-герцогиня

bsp;   Он занимался за письменным столом, освещенным тремя свечами и лампой. При нем был его камердинер Констан, варивший ему кофе. Флигель-адъютант де Лористон и де Бригод ожидали пакетов, которые вручал им император. По коридорам беспрерывно носили эстафеты.

   Раздраженный, взволнованный Наполеон с лихорадочной поспешностью подписывал разложенные перед ним бумаги. Вперемежку с этим он яростным взором пробегал иностранные газеты, заполненные корреспонденциями скандального свойства, которые были направлены против его частной жизни и в особенности задевали его сестер. Предметом этих недоброжелательных анекдотов служили рубака Жюно, любовник Каролины, и де Фонтан, ректор университета. Прочитав, Наполеон сердито комкал и кидал в огонь топившегося камина вырезки из враждебных листков, ежедневно доставляемых ему бдительным Савари.

   Одна из этих ядовитых статей особенно рассердил императора: в ней говорилось о немилости, постигшее графа Нейпперга, шталмейстера императрицы, приставленного к ней ее августейшим отцом. Остальное сводилось к намекам на то, будто отъезд этого графа довел до отчаяния Марию Луизу, которая горевала и томилась, проклиная ревность Наполеона.

   К этим причинам раздражения императора присоединилась еще сильная досада: обе его сестры, беспрерывно ссорившиеся между собой (Элиза все более и более завидовала Каролине, получившей сан королевы, тогда как сама она была только герцогиней Лукки и Пьомбино), затеяли перебранку с Наполеоном, которая, начавшись по-французски, закончилась на корсиканском наречии с чисто южным избытком жестикуляции. В разгаре спора рассерженный император, напрасно пытавшийся унять обеих болтливых сорок, бросив помешивать угли в камине, перед которым он, задыхаясь от гнева, грел ноги, схватил щипцы и, размахивая ими с комичным и азартным видом, пригрозил расходившимся сестрицам этим орудием, как бывало во времена нужды в убогом марсельском жилище Бонапартов.

   Таким образом Екатерина Лефевр, на которую королева неаполитанская с герцогиней Лукки и Пьомбино подали формальную жалобу, могла рассчитывать на весьма нелюбезный прием со стороны разгневанного государя. Однако она вооружилась терпением и, будучи уверена в том, что присутствие духа не изменит ей, приготовилась дать отпор грозному повелителю, который требовал ее к себе, чтобы распечь.

   На всякий случай, как последнее оружие защиты, Екатерина, порывшись в своем ларце, где у нее хранились драгоценности и особенно дорогие вещицы, вынула оттуда пожелтевший листок бумаги, протершийся на сгибах, что свидетельствовало о долгом лежании в бумажнике. Взглянув на эту бумажку с умилением, как на милое воспоминание далекого прошлого, герцогиня сунула ее за корсаж и, видимо, приободрившись, чувствуя себя более способной отразить колкие грубости Наполеона, прошла довольно твердым шагом ряд длинных коридоров Компьеньского дворца, где дремали дежурные офицеры, и достигла порога императорского кабинета.

   Рустан, верный мамелюк, стоял на карауле. Один из адъютантов доложил о приходе герцогини Данцигской и удалился.

   Екатерина Лефевр вошла, сделала реверанс и стоя ожидала, чтобы император, читавший ведомость, представленную ему министром финансов, заговорил с нею.

   Глубокая тишина царила в кабинете Наполеона.

   - Ах, вот и вы! - воскликнул император, внезапно подняв голову. - Славные вещи узнал я про вас, нечего сказать! Что такое произошло третьего дня? Опять ваш язык не знал удержу и вы отпускали крепкие словечки, которые потешают всех журналистов Европы, придавая моему двору сходство с рыночной площадью! Я знаю, что вы - женщина далеко не глупая, но вы не можете усвоить придворную манеру выражаться, вы никогда не учились этому. О, я не сержусь на вас за подобное невежество, мне досадно только за Лефевра, который имел глупость жениться сержантом, тогда как у него в ранце лежал маршальский жезл! - Наполеон замолчал, подошел к буфету, где на конфорке стоял горящий кофейник, налил себе полчашки кофе и проглотил душистый напиток, горячий, как крутой кипяток. Затем, вернувшись к Екатерине, которая стояла неподвижно, спокойно, выжидая, когда минует гроза, он продолжал: - Ваше положение при дворе стало невозможным, вы удалитесь отсюда. Вам назначат содержание, вы не будете иметь повода жаловаться на материальные условия, в которые будете поставлены. Ваш развод не изменит ничего в вашем звании, в ваших преимуществах. Я уже сообщил обо всем этом Лефевру. Говорил он вам?

   - Да, ваше величество, Лефевр сказал мне все.

   - А что ответили вы мужу?

   - Я? Да расхохоталась ему в глаза!

   Император от удивления уронил серебряную чашку, снятую им с блюдечка, и она покатилась со звоном.

   - Это что за новости? А что сказал, что сделал сам Лефевр?

   - Он расцеловал меня, давая клятву, что не послушается вас!

   - Однако это чересчур! И вы осмеливаетесь отвечать мне таким образом - мне, вашему императору, вашему повелителю?

   - Ваше величество, вы наш повелитель, наш император, это совершенно верно, - с твердостью сказала Екатерина. - Вы можете располагать нашим достоянием, нашей жизнью - Лефевра и моей... мы обязаны вам всем! Вы император и можете одним жестом, одним мановением руки бросить на Дунай, на Вислу пятьсот тысяч человек, которые с радостью позволят убить себя ради вас. Но вы не можете заставить Лефевра и меня разлюбить друг друга, не можете разлучить нас друг с другом. Ваше могущество кончается здесь. И если вы попытаетесь выиграть эту битву, то напрасно: тут вас постигнет поражение!

   - Вы полагаете? Но так как, насколько я слышал, язык у вас не на веревочке, то вам следовало бы уметь держать его за зубами и не доставлять моему двору зрелища слишком частых скандалов, подобных вчерашнему. Разве не оскорбили вы королеву неаполитанскую и герцогиню Лукки и Пьомбино? Вы оказываете неуважение к императору в лице членов его семьи. Могу ли я потерпеть эти публичные дерзости, эти оскорбления, которые вы позволяете себе как будто нарочно?

   - Ваше величество, вы плохо осведомлены; я только защищалась, оскорбления исходили не от меня. Сестры вашего величества оскорбляли армию... да, армию в моем лице! - сказала Екатерина, гордо выпрямляясь, почти с отвагой принимая военную осанку.

   - Я вас не понимаю, объяснитесь!

   - Ваше величество, ваши августейшие сестры упрекали меня в том, что я принадлежала к числу тех геройских солдат Самбр-э-Мёз, со славой которых можно сравняться, но не превзойти ее.

   - Это правда! Но как вы попали в их ряды?

   - Маркитанткой тринадцатого пехотного полка. Я сопровождала Лефевра. Верден, Жемап, Альтенкирхен... Я служила в северной армии, в мозельской, в рейнской, в армии Самбр-э-Мёз. Восемнадцать походов. Мое имя было упомянуто в реляции о деле под Альтенкирхеном.

   - Ваше имя? Удивительно!

   - Славный подвиг, да, ваше величество. А не так-то легко было отличиться в этих армиях. С Гошем, Журданом, Лефевром все были героями.

   - Но это очень хорошо! Очень хорошо! - улыбаясь, сказал император. - Черт возьми! Как это Лефевр ни разу не заикнулся мне о том?

   - С какой стати, ваше величество? У него хватало славы и почестей на двоих. Я только случайно упомянула об этом. Если бы не подвернулся случай, я не сказала бы ни слова. Вот хоть бы моя рана...

   - А вы были ранены?

   - Ударом штыка под Флерю... тут, пониже плеча, в руку!

   - Посмотрим! Дайте мне применить единственное леченье, подходящее для этой прекрасной руки. - И, Превратившись в любезного кавалера, Наполеон приблизился к Екатерине, взял ее руку и припал губами к тому месту, где австрийский штык оставил свою метку в виде шрама. Затем, развеселившись и перестав браниться, он пробормотал: - Славная, атласная кожа! Вы позволите, герцогиня?

   - О, у меня тут нет больше ран! - смеясь, сказала она, спеша освободиться и оттолкнуть проворные, слишком смелые пальцы Наполеона, соблазненного, разгорячившегося, восхищенного, после чего прибавила с лукавой миной: - Однако же вам понадобилось много времени, ваше величество, для того, чтобы заметить атлас моей кожи...

   - Мне? Да разве вы были когда-нибудь... так близки от меня? - спросил Наполеон, придвигаясь опять к Екатерине, чтобы ласково потрепать ее по белой пухлой руке.

   - А как же, ваше величество! О, это было давно, очень давно! В славную эпоху десятого августа я не была еще помолвлена с Лефевром. Однажды утром я пришла в маленькую комнату в гостинице "Мец", где вы тогда квартировали.

   - Совершенно верно! А за каким чертом явились вы в мою тогдашнюю каморку? - полюбопытствовал Наполеон, все более и более заинтересованный тем, что рассказывала герцогиня Данцигская.

   - Я принесла вам чистое белье, в котором вы очень нуждались. Ах, тогда стоило вам захотеть! Не ручаюсь, что я ушла бы такой, как пришла. Но вы совсем и не думали обо мне! Вы уткнулись носом в географическую карту и все время, пока я была у вас, не двинулись с места, как тумба... Вот почему я вышла за Лефевра! Тогда он не нравился мне, а теперь я обожаю его. Если бы вы объяснились мне в любви, я отдала бы вам предпочтение, говорю истинную правду! Но все это было когда-то и быльем поросло; не надо и думать о том, ваше величество!

   И Екатерина, оканчивая описание сцены, кинула на императора иронический взгляд.

   Наполеон внимательно смотрел на нее. Его необычайно глубокий взор озарился странным сиянием при этом воспоминании о прошлом, и он с любопытством продолжал:

   - Значит, вы были тогда...

   - Прачкой! - подсказала Екатерина. - Да, ваше величество; ваши сестры упрекнули меня в этом.

   - Прачкой! Прачкой! - проворчал Наполеон. - Кажется, вы занимались всевозможными ремеслами? Маркитантка - это еще куда ни шло, но прачка!

   - Ваше величество, люди делают что могут, когда хотят зарабатывать хлеб честным трудом. Да и то сказать, прачечное ремесло было не из выгодных - очень уж туго платили заказчики. Вот хоть бы, к слову поверите ли вы, что в вашем дворце есть один военный, который еще не уплатил мне по счету с той поры?

   - Надеюсь, вы не рассчитываете на меня, чтобы получить с него долг? - спросил Наполеон, наполовину смеясь, наполовину досадуя.

   - А то как же! На вас одних, ваше величество. Ведь я требую только положенного. Кроме того, мой должник пошел далеко... он достиг высокого положения, - сказала герцогиня, насмешливо посматривая на императора, а затем прибавила, достав из-за корсажа пожелтевшую бумажку, которую сунула туда, когда камергер пришел звать ее к Наполеону: - О, ему нельзя отказаться от своего долга. Вот тут у меня письмо, в котором он, признавая поданный счет, просил меня обождать немного с уплатой. Постойте, я прочту вам, что тут написано: "...в настоящую минуту я не могу рассчитаться с Вами; мое жалованье, недостаточное для меня самого, должно еще идти на поддержку моей матери, братьев и сестер, бежавших в Марсель вследствие волнений, разыгравшихся на Корсике. Когда я буду восстановлен в чин капитана артиллерии..."

   Наполеон кинулся к Екатерине, поспешно взял у нее из рук письмо, которое она читала, и воскликнул с видимым и глубоким волнением:

   - Значит, то был я! Ах, вся моя молодость оживает в этой измятой бумажке с побледневшим почерком! Да, я был тогда беден, безвестен и, пожираемый честолюбием, в то же время беспокоился об участи моих родных, тревожился судьбами моего отечества. Я был одинок, без друзей, без кредита, не имея никого, кто верил бы в меня. А вот вы почувствовали доверие ко мне... вы... простая прачка. О, теперь я припоминаю! Вы оказались доброй и предвидели, что ничтожный артиллерийский офицер не застрянет навсегда в каморке меблированного дома, где вы оставили ему принесенное вами белье из жалости к его одиночеству и бедности... Император не забудет этого!

   Наполеон был искренне растроган. Весь его гнев пропал. С благоговейным вниманием рассматривал он пожелтевший листок и усиленно припоминал мельчайшие события той эпохи.

   - О, - сказал он, - теперь я вижу вас такую, какой вы были у себя в лавочке на улице Онорэ-Сен-Рок. Мне кажется, что я там... Вот мастерская с ее лестницей, ее столами, ее ушатами, огромным камином. Дверь вашей комнаты была налево, а выходная дверь направо. Большие окна, двустворчатая дверь и повсюду белье: развешенное для сушки, выглаженное... Но как же вы назывались тогда, до вашего замужества?

   - Екатериной... Екатериной Юпшэ.

   Император покачал головой. Это имя было ему незнакомо.

   - У вас не было другого имени? Понимаете? Прозвища... клички?

   - Было. Меня называли Сан-Жень.

   - Теперь я припомнил! И это прозвище осталось за вами и при моем дворе!

   - Повсюду, ваше величество! И на полях сражений также.

   - Ваша правда, - с улыбкой подтвердил император, - вы хорошо сделали, что защищали свою благородную юбочку маркитантки против наглости придворных мантий. Избегайте, однако, этих сцен, которые мне неприятны. Я сам, Катрин Сан-Жень, потребую с этих пор уважения к вам от всех. Будьте завтра на охоте, которую я даю в честь баварского принца. В присутствии всего двора, в присутствии моих сестер я стану говорить с вами таким образом, что никто не посмеет больше задевать вас или ставить вам в упрек ваше скромное происхождение и бедную молодость, которую вы разделяли, впрочем, с Мюратом, с Неем... со мной, черт побери! Позвольте, однако, до вашего ухода император обязан еще уплатить долг артиллерийского капитана. Сколько я вам задолжал, мадам Сан-Жень?

   И Наполеон принялся весело шарить по своим карманам.

   - Три наполеондора, ваше величество! - ответила Екатерина и протянула руку.

   - Вы ставите слишком высокие цены! - возразил император, умевший разбираться в расходах и тщательно проверявший свои счета в ливрах, су и денье.

   - Сюда прибавлена плата за починку, ваше величество.

   - Мое белье вовсе не было рваным!

   - Извините, пожалуйста! А потом проценты...

   - Ну так и быть! Я подчиняюсь... - И Наполеон продолжал ощупывать, обшаривать карманы своего жилета и брюк с комической поспешностью. - Клянусь честью, мне не везет, - добродушно промолвил он, - при мне нет этих трех наполеондоров, которые вы требуете от меня.

   - Не беда, ваше величество, я опять поверю вам в долг!

   - Благодарю вас! Однако становится поздно, вам пора домой. Черт побери! Бьет одиннадцать часов, и все во дворце уже спят. Нам обоим следовало бы лежать теперь в постели. Я пошлю Рустана проводить вас.

   - О, ваше величество, я не боюсь! Да и кому придет в голову забраться во дворец в ночную пору? - спокойным тоном возразила герцогиня.

   - Нет, по всем этим коридорам, пустынным и темным, лучше проводить вас с канделябром. - И, повысив голос, император крикнул: - Рустан!

   Внутренняя дверь отворилась, и в кабинет вошел верный мамелюк.

   - Ты проводишь эту даму в ее апартаменты. Они расположены на другом краю дворца, - сказал Наполеон. - Возьми канделябр.

   Рустан поклонился и, взяв канделябр, притворил дверь императорского кабинета, выходившего в длинную галерею.

   Он собирался двинуться вперед, предшествуя Екатерине, как вдруг обернулся к императору и с восточной невозмутимостью, но тоном, заставившим содрогнуться герцогиню Данцигскую, сказал:

   - Ваше величество, по галерее ходят! Мужчина в белом... Он направляется к покоям императрицы...

  

  

  

   Наполеон страшно побледнел, узнав, что в галерее, которая ведет в апартаменты Марии Луизы, находится какой-то человек в белом мундире.

   Кто же из носящих австрийскую форму мог забраться ночью в ту часть дворца, которая даже днем была закрыта для всех посторонних?

   Прежде всего Наполеон подумал о Нейпперге, но поторопился отогнать от себя эту мысль.

   "Какой вздор, - стал успокаивать он себя, - Нейпперг в Вене, я напрасно беспокоюсь. Право, я, кажется, схожу с ума; мне всюду мерещится этот австриец. Нет-нет, это не он. Белый мундир, о котором говорит Рустан, может принадлежать какому-нибудь роялисту, соучастнику Кадудаля; может быть, это даже сам маркиз Лавиньи; ведь ему удалось тогда ускользнуть от Фушэ. Наверное, он забрался во дворец, чтобы убить меня, когда я засну".

   С той же быстротой, с которой он расставлял войска на поле битвы, Наполеон сделал знак Рустану погасить лампу и стать за дверями его спальни, чтобы иметь возможность прибежать по его первому зову, а затем сам быстро потушил свечи, горевшие на письменном столе. Императорский кабинет погрузился во мрак; только догоравшие в камине угли бросали на пол слабый красноватый свет, позволявший видеть дверь кабинета, выходившую в галерею. Повернувшись к Екатерине Лефевр, Наполеон крепко сжал ее руку и прошептал:

   - Сидите тихо и молчите!

   Екатерина дрожала; она догадывалась, в чем дело, и боялась выдать тайну. Она не сомневалась, что человек в белом мундире был Нейпперг.

   Она придумывала всевозможные способы, чтобы спасти австрийца, но ничего не получалось. Оставалось подчиниться обстоятельствам и молча ждать неизбежного хода вещей.

   Изнемогая от жалости, чувствуя, что вся кровь прилила к ее сердцу, Екатерина опустилась на диван, на спинку которого облокотился Наполеон.

   Послышался тихий шелест; дверь кабинета осторожно открылась и при свете пламени угасающих углей можно был рассмотреть женскую фигуру. Она медленно, ощупью двигалась вперед.

   - Графиня Монтебелло! - прошептала Екатерина, узнав статс-даму Марии Луизы.

   Наполеон снова сильно стиснул ее руку, боясь, чтобы она не вскрикнула или не шелохнулась.

   Появление в его кабинете статс-дамы, осторожно осматривавшейся по сторонам, возбудило у императора прежние подозрения. Он гневным взором следил за каждым движением герцогини Монтебелло, которая, убедившись, что в кабинете никого нет, тихонько обернулась по направлению галереи, которая вела в комнату императрицы.

   Наполеон не мог более владеть собой, бросился вслед за статс-дамой и в ту минуту, когда переступил порог, столкнулся с каким-то человеком, который спросил:

   - Можно мне пройти, герцогиня?

   Наполеон грубо схватил непрошеного гостя и крикнул:

   - Рустан!

   Телохранитель моментально явился, держа факел в руках.

   - Нейпперг. Да, это он! - в безумном гневе прохрипел император, узнав человека в белом мундире.

   Ошеломленный, не зная, что сказать, неосторожный австриец старался сохранить хладнокровие и держать себя с достоинством.

   Герцогиня Монтебелло, о которой Наполеон совсем было забыл, вскрикнула от ужаса и тем напомнила о себе.

   - Рустан, уведи эту женщину, - обратился император к своему телохранителю, указывая на статс-даму, - и не входи сюда, пока я тебя не позову.

   Телохранитель увел почти потерявшую сознание герцогиню Монтебелло.

   - Теперь поговорим, сударь, - живо обратился Наполеон к Нейппергу, на которого Екатерина смотрела с бесконечной жалостью. - Как вы попали в мой Дворец ночью? Вы забрались сюда, точно вор. Что вы вообще делаете в Париже, когда должны были бы быть в Вене?

   Нейпперг был очень бледен и, стараюсь казаться спокойным, медленно ответил:

   - Я покинул Вену, ваше величество, по приказанию моего повелителя, чтобы передать конфиденциальное сообщение ее величеству императрице.

   - Так что это по поручению австрийского императора вы являетесь ночью ко мне во дворец? Да вы смеетесь надо мной, господин необыкновенный посланник! - не помня себя от гнева, воскликнул Наполеон.

   - Вы изгнали меня, ваше величество, вход во дворец мне был запрещен; волей-неволей мне пришлось избрать для выполнения поручения моего повелителя неподходящее время. Ее величество обещала мне в полночь дать свой ответ для его величества австрийского императора!

   - Императрица не могла сделать этого, вы лжете! - крикнул Наполеон.

   Нейпперг вздрогнул от оскорбления.

   - Ваше величество, - возразил он, стиснув зубы от обиды, - я австрийский генерал и состою полномочным министром. Сюда я явился как представитель австрийского императора к австрийской же эрцгерцогине. Вы оскорбляете меня в вашем собственном дворце, зная, что здесь я не в состоянии защищаться. Не могу не сказать вам, ваше величество, что так поступать низко!

   - Негодяй! - крикнул Наполеон, приходя в бешенство.

   Дерзость этого австрийца, забравшегося в его дворец ночью, чтобы похитить у него жену, довела императора до помрачения рассудка. Поддаваясь своему вспыльчивому характеру, он сорвал аксельбант Нейпперга и произнес:

   - Вы явились ко мне во дворец ночью, как разбойник, и потому недостойны носить благородный знак отличия!

   Выведенный из себя насилием Наполеона, Нейпперг выхватил шпагу и замахнулся ею на императора.

   Екатерина быстро бросилась вперед и стала между мужчинами.

   - Рустан, сюда! - крикнул Наполеон, как бичом размахивая аксельбантом, единственным своим оружием.

   В одну секунду дверь из императорской спальни открылась, Рустан подскочил к Нейппергу, свалил его на землю, обезоружил и пронзительно свистнул. На этот свист прибежали еще трое телохранителей, подчиненных Рустана, и они помогли своему начальнику удержать Нейпперга.

   - Пощадите его, ваше величество, будьте милосердны! - обратилась к императору Екатерина.

   Наполеон молча оттолкнул ее и, подойдя к двери галереи, громко позвал:

   - Лористон, Бригод, Ремюза, идите все ко мне!

   Почти тотчас же в кабинет вошли дежурный камергер и адъютанты, которые находились в комнате рядом.

   - Вот, господа, человек, осмелившийся поднять на меня руку, - обратился к ним Наполеон. - Бригод, вы отберите у него шпагу, а вы, Лористон, арестуйте его.

   Телохранители помогли Нейппергу подняться с пола.

   Бригод схватил его шпагу, а Лористон, положив руку на плечо графа, торжественно проговорил:

   - Именем императора арестую вас. Куда прикажете увести арестованного, ваше величество? - спросил он Наполеона.

   - Посадите его в ту комнату, которая предназначена для вас, и следите за ним, - ответил император. - Нужно известить герцога де Ровиго; пусть он распорядится, чтобы военный суд был назначен сейчас же. После удостоверения личности виновного и установления факта покушения со стороны этого господина на мою особу должен быть вынесен приговор и приведен в исполнение немедленно. Я требую, чтобы до восхода солнца все это было окончено.

   Нейпперга увели в дежурную комнату адъютантов, а император прошел в свою спальню, оставив в сильной, тревоге всех свидетелей этой трагической сцены.

  

  

  

   Екатерина Лефевр находилась в подавленном состоянии в ожидании приговора Нейппергу. Она старалась найти способ спасти графа, но все ее планы оказывались неудачными. Было бы безумием надеяться на то, что можно смягчить Наполеона. Нейпперг был приговорен, ничто не могло защитить его от мести императора. Всемогущий повелитель хотел наказать графа за оскорбление, нанесенное ему как мужу Марии Луизы.

   Когда маршал Лефевр вошел в кабинет императора, он нашел свою жену в полном отчаянии. Лефевр был в парадной форме и казался очень озабоченным. Один из адъютантов только что сообщил ему об аресте Нейпперга.

   - Ты слышал ужасную новость? - спросила маршала его жена.

   - Да, я знаю все. Несчастный сам себя погубил! - ответил ей Лефевр, вздохнув. - Император позвал меня для того, чтобы я как маршал двора председательствовал в военном суде, когда будут судить графа.

   - А между тем Нейпперг спас, мне жизнь когда-то, в Жемапе, - напомнила Екатерина. - Меня хотели расстрелять, и, если бы не граф, меня не было бы теперь здесь.

   - Да, у нас есть долг перед Нейппергом, - согласился Лефевр мрачным тоном. - А потом, помнишь, утром десятого августа ты в свою очередь не допустила, чтобы его убили. Да, подобные вещи связывают людей. Но, черт возьми, я ничего не могу сделать для него! Я состою на службе и вынужден подчиниться приказу императора.

   - Ну, а я не состою на службе, - воскликнула Екатерина, - и не имею никаких обязанностей; я женщина с сердцем и жалею несчастного графа. Ты сказал о нашем долге, Лефевр. Да, долг сделала маркитантка, а уплатит его герцогиня. Предоставь мне свободу действовать и скажи только, кто может проникнуть сейчас к императрице?

   - Единственный, кто может подойти к дверям комнаты ее величества, это я. Как маршал двора я имею право проверить, находятся ли на своих постах все часовые.

   - Ах, ты можешь сделать это? - радостно воскликнула Екатерина. - Значит, не все еще потеряно, ты поможешь мне! Постарайся подойти как можно ближе к дверям той комнаты, в которой отдыхает императрица.

   - Это нетрудно сделать! - заметил Лефевр.

   - И начни так сильно шуметь, чтобы она проснулась, - продолжала Екатерина. - Нужно, конечно, чтобы Мария Луиза узнала твой голос. Присутствие ночью у ее дверей маршала сразу убедит императрицу, что во дворце происходит что-то необычное. Скажи громко часовым следующее: "Следите хорошенько за тем, чтобы никто не проник в комнату императрицы. Задержите каждого, кто бы ни прошел мимо с письмом, если даже это письмо адресовано австрийскому императору". В особенности произнеси как можно громче слова: "австрийскому императору".

   - Я не вполне понимаю тебя, - пробормотал Лефевр, - ты объяснишь мне...

   - Это лишнее, - прервала Екатерина своего мужа, - да и времени нет. Бывают такие обстоятельства, когда каждая минута дорога; иди скорее и действуй! Главное, как можно громче произнеси слова "австрийскому императору"!

   Когда Лефевр ушел по направлению к апартаментам императрицы, Екатерина начала искать кого-нибудь, кто мог бы помочь ей спасти Нейпперга, но, кроме офицеров-ординарцев и адъютантов Наполеона, никого не было вблизи, а с офицерами нельзя было говорить об арестанте, которого они обязаны были стеречь.

   Уже два раза Лористон выходил из спальни Наполеона и справлялся, не приехал ли герцог Ровиго.

   - Что делает этот министр полиции? Не понимаю, почему его нет до сих пор, - негодовал Лористон, - он, очевидно, не знает, что здесь происходит?

   - Теперешний министр полиции ничего не знает, Даже и того, что его жена наставляет ему рога, - послышался чей-то едкий писклявый голосок.

   - Вероятно, вы помогаете ей в этом, герцог? - шутливо спросил Лористон.

   - Возможно. Это лучший способ следить за тем, что делает мой заместитель! - смеясь проговорил все тот же писклявый голосок.

   - Ах, это вы, герцог? Само небо посылает мне вас, - воскликнула Екатерина, бросаясь навстречу бывшему министру полиции Фушэ, герцогу д'Отранте. - Вы можете оказать мне большую, огромную услугу, - начала Екатерина.

   - В чем дело? Вы знаете, что я всегда был дружески расположен к вам, - ответил Фушэ, - ведь мы с вами очень давние знакомые. Вы видели меня молодым бедным человеком, все состояние которого заключалось в патриотизме и революционном задоре, а я вас помню прачкой. Теперь вы - герцогиня...

   - А вы - бывший и будущий министр полиции, - прервала его Екатерина. - Но не в этом дело. Вы слышали, что произошло с графом Нейппергом?

   - Да. Ожидают только Савари, чтобы расстрелять австрийца!

   - Нельзя допустить смерти Нейпперга, - горячо воскликнула Екатерина, - я надеюсь, вы поможете мне снасти его.

   - Надеетесь на меня? - с удивлением переспросил Фушэ. - На каком основании? Граф Нейпперг - австриец и открытый враг нашего императора. Он мне не друг и не родственник, какое же мне дело до него? Он просто глуп и неловок; вместо того чтобы броситься в объятия женщины, он попадает в руки охранников. Австриец так глупо попал впросак, что пропадает всякое желание облегчить его участь.

   Внезапный арест Нейпперга помешал планам Фушэ, который рассчитывал сам выследить графа и тогда, смотря по обстоятельствам, или представить его императору и получить за это благодарность, или дать графу возможность убежать, потребовав за такую услугу значительную сумму.

   Теперь дело было проиграно, и потому Фушэ был в дурном настроении. Ну, стоило ли ему так долго выслеживать Нейпперга, тратить столько труда, чтобы арестовать его, когда тот сам бросается в руки Рустана!

   Слова Екатерины подали некоторую надежду Фушэ: может быть, удастся снова восстановить то здание, которое собирается рухнуть?

   - Кроме удовольствия быть вам полезным, какую выгоду я лично могу получить, занявшись делом Нейпперга? - спросил он.

   - О, очень большую! - ответила Екатерина. - Вам хотелось бы сделаться снова министром полиции? Не правда ли? Да? Ну теперь вам представляется для этого прекрасный случай. Спасите Нейпперга - и вы получите портфель министра. Я сейчас объясню вам все. Ввиду того, что между императрицей и графом Нейппергом не существует ни малейшей интриги...

   - Ни малейшей интриги! - насмешливо повторил Фушэ.

   - Вы сомневаетесь в этом? - спросила Екатерина.

   - Ничуть, ничуть! Каким образом австриец докажет свою невиновность? - все так же насмешливо заметил Фушэ.

   - Не он один докажет, но и императрица подтвердит это! - возразила Екатерина.

   - Совершенно верно. Императрица больше всех заинтересована в этом. Что же произойдет дальше?

   - Если вам удастся отсрочить военный суд, удалить Савари и дать время императрице принять со своей стороны какие-нибудь меры, наш осужденный будет спасен. Когда императрица узнает, что благодаря вам казнь отсрочена, она начнет убеждать Наполеона в вашем необыкновенном уме и ловкости и ей нетрудно будет добиться от своего супруга, чтобы вам вновь вернули вашу должность, которую вы так прекрасно исполняли.

   - Честное слово, герцогиня, вы склонили меня на свою сторону, - воскликнул Фушэ, доставая табакерку и взяв из нее щепотку табаку. - Вы прекрасно придумали все, и я постараюсь вырвать из рук Савари несчастного Нейпперга. Я должен сейчас же видеть императора.

   В эту минуту в кабинет вошел Констан, камердинер Наполеона, чтобы узнать, не приехал ли герцог Ровиго.

   - Доложите, пожалуйста, дорогой Констан, его величеству, что я здесь и весь к его услугам! - обратился Фушэ с любезной улыбкой к весьма влиятельному камердинеру.

   Констан почтительно поклонился и удалился.

   - Если Савари опоздает еще минут на десять и мне удастся в это время переговорить с императором то граф Нейпперг будет вне опасности! - убежденно проговорил Фушэ.

   - Что же вы сделаете для этого? - спросила Екатерина.

   - Я докажу его величеству, что невозможно казнить сейчас же, почти без всякого суда человека только за то, что его видели ночью во дворце. Это значило бы навлечь на себя всеобщее негодование, скомпрометировать императрицу, подтвердить скандальные слухи, которые уже и так носятся относительно Марии Луизы и графа Нейпперга и вызвать серьезное неудовольствие австрийского двора.

   - Как же вы объясните его величеству присутствие во дворце графа? - поинтересовалась Екатерина.

   - Заговором! - не задумываясь, ответил Фушэ.

   - Но тогда нужно, чтобы заговор действительно существовал! - проговорила Екатерина.

   - Это не важно. У хорошего министра полиции всегда имеются в запасе два-три заговора. У меня есть нити двух заговоров. Одно из этих сообществ - республиканское. Лагори, Мале, филадельфы... Но, конечно, было бы маловероятно, чтобы граф Нейпперг, австрийский генерал, аристократ, вступил в сношения с бывшими якобинцами. Придется прицепить его к заговору роялистов, в котором значится граф де Прованс и лондонские эмигранты.

   - Это опасно, - возразила Екатерина. - Ведь можно доказать, что он не состоял в том сообществе.

   - Да сообщества и нет вовсе, - хитро улыбнулся Фушэ. - Как же найти доказательства того, что оно не существует? Во всяком случае мы таким образом выиграем время. А вот и Констан. Вы пришли за мной, мой друг? - обратился Фушэ к лакею.

   - Его величество приказал сказать вам, что примет вас после герцога Ровиго.

   - Его величество ничего больше не прибавил? - спросил Фушэ, делая недовольную гримасу.

   - Нет, его величество изволили сказать при этом, что не торопятся принять герцога д'Отранте, так как он вероятно, сообщит какую-нибудь глупую историю о новом заговоре. "Я должен покончить раньше с Нейппергом!" - вот последние слова его величества. Как видите, герцог, вам придется подождать. А вот и герцог де Ровиго.

   - Что случилось? Почему император послал за мной среди ночи? - спросил Савари, запыхавшись и тяжело дыша. - Ведь вы всегда все знаете, - обратился он к Фушэ, - объясните же мне, в чем дело? Держу пари, что это из-за вас меня разбудили, - прибавил он пренебрежительным тоном. - Вы, наверно, опять стараетесь вбить в голову его величеству какую-нибудь историю о военном заговоре?

   - Ничего подобного, - спокойно возразил Фушэ, - дело идет о графе Нейпперге.

   - О Нейпперге? - удивился Савари. - Но тот благополучно живет в своем имении возле Вены. Он охотится, занимается рыбной ловлей и играет на флейте. Я только что получил подробный рапорт об этом господине.

   - Скажите об этом его величеству, мой милый заместитель, - насмешливо заметил Фушэ. - Император будет очень доволен и поблагодарит вас за точные сведения.

   - Я это не считаю большой заслугой с моей стороны.

   Савари гордо откинул голову и прошел в спальню императора.

   - Вот все наши планы и рухнули! - воскликнул Фушэ, когда дверь за Савари закрылась. - Нужно придумать что-нибудь другое.

   - Так думайте, думайте скорее! - в отчаянии прошептала Екатерина.

   - Ну, вот еще одно средство; оно, правда, не особенно удачно, но у нас нет выбора, - проговорил Фушэ после короткого раздумья. - Нейпперг знает ваш почерк? В таком случае напишите то, что я сейчас скажу вам.

   Фушэ взял со стола императора бювар и листочек бумаги, на котором Екатерина Лефевр должна была письменно посоветовать Нейппергу, чтобы он притворился спящим, а потом, когда его стражу постараются отвлечь, тихонько открыл окно и выскочил из него.

   - Теперь положите записочку в бювар и попросите передать этот бювар от вашего имени Нейппергу для того, чтобы он мог написать перед смертью письмо своей матери, - сказал Фушэ. - В этой просьбе не откажут.

   Екатерина обратилась к Лористону, и тот взялся исполнить ее поручение.

   Через несколько минут он вернулся с пустыми руками; бювар дошел по назначению, и стража Нейпперга не заметила записочки, которая лежала внутри.

   - Теперь я на время покину вас, - обратился Фушэ к Екатерине. - Я поставлю перед окном надежных людей, которые примут нашего пленника и переправят его дальше. Постарайтесь отвлечь Бригода, который через открытую дверь следит за графом Нейппергом; нужно дать возможность вашему протеже приготовить для побега окно и так положить свой плащ, чтобы подумали, что он сам завернулся с головой в него и спокойно спит.

   Фушэ тихонько вышел, как тень, прошмыгнул между ординарцами и незаметно исчез.

   - Господин Бригод, - смело и громко обратилась Екатерина к одному из адъютантов, - будьте так любезны, спросите императора, могу я уйти, или должна подождать, пока он позовет меня.

   - Император желает кое о чем спросить вас, герцогиня, - вдруг услышала она за своей спиной голос Наполеона.

   - Я к вашим услугам, ваше величество, - ответила Екатерина, задрожав с ног до головы.

   Наполеон стал спокойным, и это не предвещало ничего хорошего. Савари следовал за ним. Что, если император велел ускорить казнь и граф не успеет убежать? Эта мысль мучила Екатерину Лефевр.

   - На этот раз, надеюсь, вы хорошо поняли мое желанье? - обратился Наполеон к Савари резким то ном. - Постарайтесь быть более ловким, чем всегда.

   - Ваше величество, саперы уже роют яму в лесу, - низко кланяясь, ответил герцог Ровиго, - через три часа, еще до восхода солнца, виновный будет лежать в этой яме и на земле не останется от него и следа.

   Министр полиции попятился к дверям с гордым видом, довольный, что уразумел инструкции императора. Он ждал, что получит награду, когда сообщит его величеству, что дело окончено.

   - Теперь мы наедине, - сухо проговорил Наполеон, смотря на Екатерину суровым взглядом. - Впрочем, мы будем сейчас втроем. Позовите сюда герцогиню Монтебелло, - обратился он к адъютанту, - и затем оставьте нас.

   Статс-дама пришла трепещущая, закрыв руками заплаканное лицо.

   Наполеон приступил к допросу. Он старался сбить с толку и Екатерину и Монтебелло и заставить их таким образом проговориться. Он был убежден, что обе женщины кое-что знают, что статс-дама ввела Нейпперга во дворец. Ему было известно, что Екатерина была хорошо знакома с графом. Во время пребывания во Франции Нейпперг часто посещал Лефевра; ходили слухи, что между ним и Екатериной Лефевр существует любовная интрига. Наполеон не сомневался, что граф нарочно распространял эти слухи, чтобы лучше скрыть истинное положение вещей.

   Пронизывая острым взглядом испуганных женщин, император потребовал, чтобы они говорили всю правду, не скрывая ничего, как бы ужасна ни была для него эта правда. Он боялся услышать об измене жены и вместе с тем искал доказательства этой измены, предпочитая самую жестокую уверенность постоянному сомнению.

   Он принимал тысячу самых разнообразных решений и с отчаянием приходил к заключению, что его жизнь разбита, надежды неисполнимы и все планы на будущее рухнули: Мария Луиза вернется к отцу, новая война восстановит против него всех монархов Европы, да и французы отвернутся от него. Но ужаснее всего было сознание, что Мария Луиза отдалась другому! Сильный, могущественный человек чувствовал себя маленьким и слабым при мысли, что его жена могла изменить ему! Он будет вынужден оттолкнуть ее, жить вдали от нее, отказаться навсегда от ее ласк! Наполеон сознавал, что не может жить без Марии Луизы. На что ему были слова, все победы, завоеванные территории? Он раздавал их братьям и своим маршалам. Ему ничего не нужно было на земле, кроме Луизы! Поэтому он с таким напряженным беспокойством задавал вопросы своим собеседницам; в их власти было прекратить его муки! Он следил за каждым движением их лиц, старался проникнуть в самую глубину их сердец.

   Обе женщины твердо выдерживали этот трудный экзамен, и чем настойчивее они отвергали подозрения Наполеона, тем более смягчался его голос, тем яснее становилось выражение его глаз.

   - Итак, вы думаете, герцогиня Данцигская, что я заблуждаюсь относительно причины, заставившей графа Нейпперга явиться ночью ко мне во дворец? - спросил Наполеон менее раздраженным тоном. - Вы действительно предполагаете, что герцогиня Монтебелло говорит правду, утверждая, что дело идет о письме, которое Нейпперг должен был передать моему тестю?

   - Я убеждена, ваше величество, что это сущая правда! - уверенно ответила Екатерина.

   - Я хотел бы, чтобы это было так! - грустно пробормотал Наполеон.

   - Вы легко можете проверить слова герцогини Монтебелло, - сказала Екатерина, которой вдруг пришла в голову смелая мысль. - Императрица спит, она ничего не знает о том, что происходит здесь, во дворце. В таком случае пусть герцогиня Монтебелло при вас исполнит данное ей поручение. Если она обманывает вас, то вы сейчас же сами заметите это.

   - Черт возьми, вы очень умны, герцогиня! - воскликнул император. - Я сейчас же произведу этот опыт. Только берегитесь, не вздумайте одурачить меня, - строго обратился он к статс-даме, сильно стискивая ее руку. - Не произносите ни одного слова, не делайте ни одного жеста, которые могли бы предупредить императрицу. Идите и помните, что я слежу за вами.

   По приказанию Наполеона герцогиня направилась к комнате императрицы. У нее подкашивались ноги от страха. Она не знала, что Мария Луиза уже предупреждена Лефевром, который громко, у самой ее двери, сказал часовому, что всякое письмо, которое вынесут из покоев императрицы, будет вскрыто