подписать его полгода назад? Условия остались почти те же, что и прежде. Неужели заточение было так приятно нашему королю, чтобы он добровольно захотел остаться столько времени в Альказаре!
- Я был против того, чтобы его держали в заключении, и теперь не могу одобрить подобного договора! - сказал Гаттинара, уходя к императору.
Но Карл V упорно стоял на своем. 14 февраля договор был формально заключен, хотя срок освобождения был отложен до 10 марта. Флорентин успокоил разгневанного короля замечанием, что "этим замедлением император сам нарушает договор".
Весна в этом году наступила ранее обыкновенного. В конце февраля теплый ветер подул с гор, и Лотрек, уступая усиленным просьбам Химены, решился наконец посетить свою несчастную сестру в отцовском замке Фуа. Химена писала ему несколько раз в Тулузу, что здоровье графини Шатобриан заметно слабеет от ее печального настроения духа и что он должен чем-нибудь развлечь ее или увезти из Фуа.
Лотрек ехал почти без остановок и, миновав местечко Памье, стал медленно подниматься на гору по глубокому снегу, освещенному ярким весенним солнцем. Лошадиный топот заставил его оглянуться - он увидел за собой всадника, скакавшего во всю прыть. Это был гонец с депешами от правительницы, в которых она приказывала Лотреку немедленно приехать в Бордо, где он должен был получить дальнейшие инструкции относительного торжественного приема короля, которого ожидали в половине следующего месяца.
Лотрек всегда неохотно исполнял приказы ненавистной ему правительницы. Он не мог простить ей, что она уничтожила успех итальянского похода и испортила навсегда его блестящую военную карьеру. Высокомерный тон, каким были написаны депеши, показался ему оскорбительным, тем более что он знал, что его преждевременно вызывают в Бордо. Ему было досадно, что правительница хочет самовольно распоряжаться им в последние дни своего правления.
С этими неприятными мыслями Лотрек приехал в замок Фуа и, войдя в залу, встретил Химену, которая сообщила ему, что графиня Шатобриан больна и, вероятно, ничего не знает о его приезде.
- Я рада этому, - добавила молодая девушка, - по крайней мере я успею сообщить вам некоторые подробности о вашей сестре; вы придумаете, что делать с нею. Какая-нибудь перемена необходима! Франциска тоскует в разлуке со своим возлюбленным и скрывает это от всех. Она насильственно порвала всякие связи с королем, который ей так же необходим, как воздух. Я сама думала сначала, - добавила Химена, - что она должна навсегда расстаться с ним потому, что он не ценит ее любви, а теперь не знаю, что посоветовать ей, так как пришла к убеждению, что она умрет от этой разлуки.
- Лучше умереть, нежели унижаться и вымаливать себе жизнь.
- Все изменилось со времени нашего отъезда из Мадрида. Теперь роль короля самая незавидная. Он писал три раза Франциске, но она не открыла ни одного письма и отправила их обратно в Альказар.
- Может быть, это только одно предположение, что король умоляет Франциску о благосклонности. Чтобы решить этот вопрос, нужно знать содержание его писем.
- Они, вероятно, в этом пакете, который послан королем на мое имя.
- Почему вы не распечатали его?
Химена покраснела; она не хотела сознаться в том, что не сделала этого, чтобы не возбудить ревности Франциски, и ответила уклончиво, что не считала себя вправе вмешиваться там, где не желают ее посредничества.
- Опять-таки я не понимаю, почему у вас появилось убеждение, что в этом пакете письма короля Франциске! Может быть, здесь заключается какое-нибудь важное поручение ко мне, а вас только просят передать его. Мне кажется необходимым открыть пакет.
- Я дала слово Франциске не распечатывать пакета.
- Если вы позволите, то я сам сделаю это, - сказал Лотрек и, не дожидаясь ответа, сорвал печать.
Он вынул из пакета письмо к Химене и, передав его молодой девушке, внимательно прочитал одно за другим письма короля к Франциске.
Лотрек никогда не любил ни одной женщины и считал ухаживание за прекрасным полом пустым препровождением времени. С королем у него были только деловые отношения и, не имея никакого понятия о личной жизни короля, он не мог прийти в себя от удивления, читая его письма. Если бы они были адресованы кому-нибудь другому, а не его сестре, то он, быть может, нашел бы их нелепыми. Но теперь письма короля в высшей степени заинтересовали Лотрека, потому что льстили его семейной гордости. Король, обращаясь к Франциске, выражал ей такую нежность и такое глубокое уважение, что Лотрек при всей своей суровости был тронут до глубины души.
Прочитав письма, он молча смотрел на них, погруженный в глубокую задумчивость. Они не только изменили его взгляд на отношение сестры к королю, но повлияли на его внутренний мир. В душе его шевельнулось сожаление, что он никогда не испытал ничего подобного.
- Жаль, что я не знал этого раньше, - сказал он вполголоса.
- Раньше? - спросила Химена. - Разве случилось что-нибудь особенное? Он пишет мне только о том, чтобы я уговорила Франциску переехать в замок Коньяк.
Лотрек улыбнулся и внимательнее, чем когда-нибудь, посмотрел на молодую девушку.
- Пойдемте к Франциске! - сказал он после некоторого молчания. - Я хочу посоветоваться с ней.
- Это невозможно, граф! Она твердо решила никогда больше не встречаться с королем. Если вы хотите перевести ее в Коньяк, то нужно устроить таким образом, чтобы Франциска не подозревала, что этот замок принадлежит королю и что она может встретиться с ним. Не упускайте также из виду, что ваша сестра теперь более чем когда-нибудь будет нуждаться в вашей помощи против преследований правительницы.
- В этом не будет недостатка! Их любовь настолько трогательна, что Франциска может смело рассчитывать на мою помощь, и, судя по настроению короля, происки герцогини Ангулемской окажутся бессильными.
Лотрек не знал настоящего положения вещей и был увлечен красноречием короля. Ему были неизвестны подробности заключения договора, а равно и условие относительно брака с Элеонорой, которая, по слухам, была обещана коннетаблю Бурбону. На основании некоторых выражений в письмах короля даже человек менее доверчивый, чем Лотрек, мог прийти к заключению, что король намерен возвести графиню Шатобриан на французский престол, тем более что многие считали это вполне возможным.
В этом настроении Лотрек увидел свою измученную горем сестру, которая в борьбе страсти с рассудком постарела на несколько лет и дошла до такого нравственного расстройства, что готова была плакать по всякому поводу. "Нужно спасти ее, - подумал Лотрек. - Все вышло из-за пустого недоразумения!.. Я постараюсь помирить их"
Он ласково побранил Франциску, зачем она не бережет свое здоровье, и объявил, что не позволит ей долее оставаться в замке Фу а, а увезет с собой в более теплый климат. Франциска была так благодарна своему брату за участие к ней, что не решилась противоречить ему. Лотрек тотчас же велел все приготовить к отъезду и послал вперед старого Бернара в замок Коньяк. Франциска была настолько слаба, что пришлось нести ее на носилках; в Тулузе они также остановились на несколько дней для отдыха. Отсюда Лотрек проводил свою сестру и Химену до берегов Шаранты.
5 марта, в полдень, слуги замка Коньяк увидели многочисленную группу людей, медленно продвигавшихся вдоль длинной вязовой аллеи. Был солнечный день; из окон парка виднелись верхушки деревьев, принявшие желтовато-зеленый оттенок - предвестник первых распускавшихся почек и наступления весны.
Старый незнакомый слуга, прибывший в замок за несколько дней перед тем, поспешно вышел на крыльцо. Вся остальная прислуга бросилась за ним и внимательно разглядывала приезжих гостей. Около носилок с одной стороны виднелись статные фигуры Лотрека на красивом коне и Химены на малорослой наваррской лошадке; по другую сторону носилок ехала дородная женщина в крестьянской одежде. Это была кормилица Франциски Марго; она сидела на лошади верхом, по обычаю крестьянок Сентонжа и Рошеля и по-видимому с большим удовольствием рассматривала великолепный замок, стоявший на высоте холма. За носилками следовала толпа всадников, состоящая из сенаторов и вооруженных слуг.
Когда приезжие остановились у крыльца, из носилок вышла высокая дама, одетая в черное, с бледным и болезненным лицом. Она ласково поздоровалась со старым Бернаром, который помог ей взойти на крыльцо и при этом почтительно поцеловал кончик ее платья. - Как называется эта местность, Лотрек? - спросила она звучным голосом.
- Мы на берегу Шаранты!
- Как хорош этот замок и парк! Я желала бы остаться здесь на всю жизнь. Мне кажется, что все это давно знакомо мне, хоть я никогда не бывала в этих местах. Посмотри, какой роскошный вяз на склоне холма!
- Этот вяз называется королевским, - заметил один из слуг.
- Молчи! - прервал его поспешно Лотрек, предполагая, что слуга намеревается рассказать историю вяза, под которым родился король Франциск.
Лотрек скрыл от сестры, что читал письма короля, и хотел бы оставить ее в убеждении, что замок Коньяк принадлежит ему, из боязни чтобы она не вздумала опять вернуться в Фуа.
Водворив, таким образом, сестру в ее новом помещении, Лотрек в тот же вечер уехал в Бордо. На этот раз он простился с Хименой более дружески, чем когда-либо, и отдал строгий приказ Марго не говорить Франциске, что она в королевском замке, и не позволять другим слугам упоминать об этом в ее присутствии. Марго обещала в точности исполнить желание Лотрека, хотя подобная предосторожность была совершенно лишняя. Графиня Шатобриан была так безучастна ко всему, что делалось вокруг нее, что ей и в голову не приходило спрашивать, где она и давно ли Лотрек приобрел замок на берегу Шаранты, о котором она никогда не слыхала прежде.
Лотрек по приезде в Бордо застал правительницу в дурном расположении духа. Она была, видимо, недовольна тем, что он, получив депешу, не тотчас явился к ней.
- Король приказал, чтобы вы отправились к Бидассоа с его сыновьями и ожидали там его прибытия, - сказала она высокомерным тоном. - Вы должны
встретить его на берегу и выдать Испании дофина и герцога Орлеанского в качестве заложников. Оба принца уже в Байонне!
Лотрек тотчас же отправился в путь, потому что не выносил пышности, которой окружала себя герцогиня Ангулемская, и скучал в обществе придворных дам и кавалеров. Не менее тяготило его и почетное поручение, которым удостаивали его. Узнав о намерении правительницы отправиться в Байонну, он хотел, не дожидаясь ее приезда, перевезти королевских сыновей в Сен-Жан де-Люн, последний французский город у испанской границы, чтобы этим способом избегнуть ненавистной для него придворной жизни. Сестра короля, всегда ласковая и приветливая, обошлась с ним холоднее, чем когда-либо. Лотрек не знал, чем объяснить эту перемену, и невольно подумал, что быть может и Маргарита начала завидовать прочной любви короля к Франциске. Это обстоятельство еще более усилило его желание удалиться подальше от бабьего двора, как он называл двор правительницы, который должен был переселиться в Байонну. Из всех лиц, окружающих герцогиню Ангулемскую, только одна молодая девушка привлекла его внимание. Она была поразительно похожа на Химену. Не могла же красивая испанка оставить без всякого повода больную Франциску, очутиться при дворе и смыть смуглый мавританский оттенок со своего лица! Лотрек не решился подойти к двойнику Химены и уехал, не узнав ее имени.
Между тем король Франциск медленно приближался к французской границе в сопровождении Ланнуа, военачальника Аларкона и многочисленного отряда конницы и пехоты. Наконец, 17 марта испанский гонец привез известие Лотреку, что король выехал из Тулузы и приближается к Фонтарабии, последней станции на испанской земле. Пятнадцать человек конницы проводят его до левого берега Бидассоа; такое же количество людей должно быть выслано на правый берег реки со стороны французов.
Лотрек, получив это известие утром 18 марта, отправился в местечко Андан, в долине Бидассоа, чтобы выждать там приезда короля. Пятнадцать вооруженных всадников направились к берегу при ярких лучах восходящего солнца, которое поднималось из-за французских гор, озаряя голубоватый туман над рекой. Налево перед ним виднелся в Пиренеях горный поток между двумя высокими горами; направо местность расширялась в холмистую равнину, среди которой расположен невзрачный городок Ирун. В этом месте ровное течение Бидассоа усиливается морским приливом, так как океан находится отсюда всего за четверть мили, и можно различить издали устье реки, разделенное на две блестящие полосы высоким утесом. Лотрек приказал поставить себе палатку на берегу и сидел у входа с двумя маленькими принцами, Франциском и Генрихом, из которых старшему едва исполнилось восемь лет. Оба мальчика радовались, что опять увидят отца, и беззаботно болтали о предстоящей поездке в Мадрид. Около палатки стояло множество лошадей королевской свиты; из них особенно выдавался красивый жеребец с великолепным турецким седлом, приготовленный для короля. Ходили слухи, что правительница, употребив все средства для освобождения сына, вошла в сношения с неверными и что султан между прочим послал ей в подарок этого коня.
В те времена еще не было моста через Бидассоа и сообщение между берегами производилось с помощью лодок. Посреди реки на якоре виднелась пустая барка, которая поднималась все выше и выше от морского прилива. У испанского берега была привязана лодка с красным кастильским флагом; у противоположного берега была такая же лодка с белым французским флагом. Все было пусто на испанском берегу и ничто не предвещало того важного события, которое должно было совершиться тут. Лотрек время от времени задумчиво смотрел на Ирунскую долину и крепость Фонтарабиа, окруженную полукруглым валом со стороны океана, позади которой виднелись высокие вершины гор, освещенные солнцем. Около полудня из крепости показалась толпа вооруженных людей и медленно выстроилась вдоль долины. Вслед за тем сверкнул огонь, раздался пушечный выстрел; белый пороховой дым на минуту покрыл долину и стоявшую на ней конницу. Это был сигнал, что приближается король. Лотрек подошел к берегу с маленькими принцами и сел с ними в лодку.
В это время к противоположному берегу подъехал рысью испанский эскадрон. За ним следовали король, Брион, Флорентин, Ланнуа и Аларкон. (Монморанси был отпущен раньше, так как он должен был передать правительнице мирный договор, подписанный императором.)
Король Франциск быстро соскочил с лошади и сел в приготовленную для него испанскую лодку. Ланнуа, Аларкон и восемь всадников сошли с лошадей и последовали его примеру. В тот же момент восемь французских всадников, по приказанию Лотрека, также спешились и сели в лодку, где он находился с принцами. Ланнуа сделал знак рукой, и обе лодки одновременно отчалили от берега и подъехали к пустой барке, стоявшей на якоре на середине реки. Лодочники прикрепили к ней крюками обе лодки, так как она представляла собой нейтральную почву. Все взошли на барку; в испанской лодке остался один Аларкон, а в французской лодке - только Лотрек с обоими принцами.
Все молчали. Король несколько минут пристально и печально смотрел на своих сыновей; затем сделал движение головой, что желает скорее прекратить тяжелую для него сцену. Ланнуа принял из рук Лотрека маленького дофина и подал его Аларкону в испанскую лодку; то же сделал он и с герцогом Орлеанским. - Все кончено, - сказал вполголоса Ланнуа. Король Франциск поспешно вошел во французскую лодку, опираясь на плечо Лотрека и, кивнув головой испанцам, крикнул "вперед!" гребцам, которые отвязывали лодку. Он больше не смотрел на своих сыновей; взгляд его был устремлен на высоты Андаи: он был вне себя от нетерпения и, прежде нежели лодка успела причалить, он выскочил на берег и громко воскликнул: "Вот я опять король!"
Не дожидаясь Лотрека и свиты, он бросился на приготовленную для него лошадь и погнал ее стремглав по горе в Андаи. Ланнуа видел это с другого берега и недоверчиво покачал головой. У него явилось в эту минуту сильное сомнение относительно мирного договора, заключенного в Мадриде; он мысленно решил послать гонца к королю в Байонну, чтобы напомнить ему об исполнении подписанных им условий.
Король Франциск мчался безостановочно несколько часов с горы на гору по живописной дороге, ведущей в Сен-Жан-де-Люк, и только здесь сошел на землю и повел за поводья свою взмыленную лошадь. Он остановился у моста, где морской прилив поднимается до подошвы высокой горы, находящейся за городом, и дождался прибытия Лотрека и своей свиты. Он был настолько погружен в свои мысли, что не принимал никакого участия в их разговоре и только улыбаясь смотрел на них. Почти машинально сел он за приготовленный для него завтрак и выпил вина. Солнце было позади его и ярко освещало Сен-Жан-де-Люк - первый французский город у испанской границы, приютившийся у подножия гор и моря.
После нескольких минут отдыха король снова отправился в путь, чтобы достигнуть до ночи Байонны. Во время коротких остановок он распрашивал Лотрека о текущих политических событиях. Наконец они увидели соборную церковь Байонны, которая одна возвышалась над валами, окружавшими город. Вечернее солнце отражалось в окнах церкви. Между двумя платановыми деревьями, на которых едва распускались почки, была раскинута палатка. У входа виднелись две женские фигуры. Король издали узнал свою мать и сестру и, соскочив с лошади, поспешно подошел к ним. Он нежно обнял их, затем бросил взгляд на стоявших в отдалении дам и кавалеров, чтобы поздороваться со старыми знакомыми.
- Foi de gentilhomme! - воскликнул он, обращаясь к молодой девушке, которая кокетливо улыбнулась ему в ответ. - Химена! Как вы очутились здесь?.. Но вы ли это?
- Нет, сын мой! - возразила правительница, которая с видимым удовольствием следила за происходившей сценой. - Эта дама - наша соотечественница! Позволь представить тебе Анну де Гелльи.
- Возможно ли это? Какое поразительное сходство!
- Мне очень обидно, что ваше королевское величество не хочет признать моего существования, - ответила молодая девушка с веселым смехом.
M-lle де Гелльи была замечательно похожа на Химену, но это не была простая случайность. Правительница, узнав о пристрастии короля к дочери герцога Инфантадо, послала в Мадрид живописца Кузена с единственной целью, срисовать портрет молодой герцогини. Получив его, она приказала Флорио отыскать во что бы ни стало молодую девушку или женщину, которая представляла бы собой более или менее отдаленное сходство с Хименой. Успех превзошел все ожидания. M-lle де Гелльи, помимо требуемого сходства, была француженка в полном смысле этого слова и обладала в высшей степени кокетством, свойственным женщинам этой нации. Правительница немедленно пригласила ее к своему двору, так как, зная вкус своего сына, она была заранее убеждена, что ее новая protиge скоро положит конец влиянию ненавистной для нее графини Шатобриан. Она не ошиблась. Король в первую минуту был поражен сходством m-lle де Гелльи с Хименой, но, присмотревшись ближе, нашел, что она превосходит молодую герцогиню во всех отношениях. Цвет лица Анны был свежее, формы округленнее, глаза и рот имели более живое и веселое выражение и вдобавок у нее был смелый и решительный характер, что особенно приводило в восторг короля.
В конце марта в замок Коньяк приехали королевские слуги, и Химена узнала от них о скором прибытии короля. Теперь она должна была выполнить поручение Лотрека - передать Франциске письма короля и объявить ей, что она находится в замке своего возлюбленного. Если она не сделает этого, то ее подруга может быть поставлена в крайне неприятное положение. Не лучше ли им обеим уехать скорее из замка и вернуться в Фуа? Перемена местности не принесла тех результатов, которых ожидал Лотрек. Франциска в таком же печальном настроении духа, как и прежде, и проводит те же мучительные бессонные ночи!.. "Как жаль, что здесь нет Лотрека!" - подумала Химена и решила не откладывать долее неприятного объяснения. Она передала Франциске раскрытые письма и сказала:
- Лотрек распечатал пакет; он требует, чтобы ты прочитала письма короля!
Франциска побледнела как смерть при этих словах, но Химена все-таки сочла необходимым удалиться из боязни стеснить ее своим присутствием. Она вышла на балкон, с которого открывался прекрасный вид на старый парк и весь южный склон Жиронды. Но она не обращала никакого внимания на окружавший ее ландшафт и задумалась над будущностью своей подруги, которая была так тесно связана с ее собственной судьбой. Наконец она машинально подняла голову и первое, что ей бросилось в глаза, было облако пыли, которое поднималось в конце вязовой аллеи. Она увидела группу всадников. "Это вероятно король!" - мелькнуло в ее голове, и она бросилась к Франциске. Та стояла среди комнаты; хотя глаза ее были полны слез, но лицо имело кроткое и спокойное выражение. Письма очевидно произвели на нее благоприятное впечатление. Могло ли быть иначе? Любящее сердце не расстается с надеждой даже там, где она всего менее возможна.
- Мы в королевском замке, Химена? - спросила она взволнованным голосом.
- Да. Но разве ты не подозревала этого?
- Я знала, что король будет писать мне такие письма, и боялась той радости, которую они доставят мне. Я не могу быть спокойной в эту минуту. Наши характеры настолько различны, что между нами не может быть прочной любви.
- Величина счастья не измеряется его прочностью.
- Нет! Я знаю это. Но я не вынесу новой ссоры, она убьет меня! Лучше теперь же прервать наши отношения, пока они хороши и не унизительны ни для одного из нас. Тогда я буду со спокойным сердцем ожидать смерти. Я напишу ему прощальное письмо, и мы тотчас уедем с тобой куда-нибудь, чтобы никто не знал, где мы. Нужно сделать это теперь же, пока счастье улыбается мне и даже Лотрек на моей стороне. Пойдем в парк; я хочу насладиться им в последний раз; Франциск провел здесь свою молодость! Дай мне обнять старый вяз, под которым он родился... Тогда я уеду отсюда!
С этими словами графиня Шатобриан вышла на балкон, чтобы взглянуть на местность, которая была теперь так дорога ей. Химена хотела броситься за ней, чтобы увести ее с балкона под каким-нибудь предлогом, но это оказалось лишним, потому что Франциска сама вернулась назад в сильном волнении.
В тот момент, когда она вышла на балкон, правительница и Флорентин подъехали к решетке парка в сопровождении свиты. Правительница мельком взглянула на нее.
- Мы опоздали с нашим бегством, Химена! - сказала графиня.
- Может быть все устроится к лучшему!..
- Король! Приехал король! - воскликнула Марго, врываясь в комнату. - Наряжайтесь скорее. Он уже сошел с лошади. Мой негодный Флорентин также здесь. Замолчишь ли ты, Жак!..
Король Франциск был в дурном расположении духа. Совесть упрекала его за поступок с императором. По прибытии в Байонну он тотчас же написал английскому королю Генриху о своем согласии на союз с Англией, подготовленный герцогиней Луизой, и обещал свое содействие итальянцам против императора. Одним словом, сделал все, что могло обратиться во вред Карлу V, и не предпринял ни одной меры для исполнения мирного договора, подписанного им в Мадриде. Посланные императора преследовали его на каждой станции и выводили из терпения, напоминая ему о том или другом условии договора. Когда он сходил с лошади у крыльца своего любимого замка, его нагнал гонец из Бордо с известием, что Ланнуа едет в Коньяк. Само собой разумеется, что при подобных условиях король не мог быть спокоен, и m-lle Гелльи при ее веселом характере представляла для него самый живой интерес, потому что в ее обществе он забывал о мучивших его заботах. Естественно, что при этом он менее всего был склонен вспоминать о письмах, которые он писал Франциске три месяца тому назад, тем более что они остались без ответа.
Король, войдя в залу, приказал слугам накрывать стол и объявил дамам, что те, которые скорее всех кончат свой туалет, получат достойную награду.
- Какую? - спросила m-lle Гельи.
- Они могут выразить какое угодно желание, и оно будет исполнено.
- Тем хуже для нас! Мы, женщины, часто высказываем самые глупые желания.
- Глупость не беда! Весь вопрос в том, чтобы не скучать. Это самое важное.
- Но я думаю, что скука прежде всего происходит от нашей неповоротливости.
- Я надеюсь, m-lle де Гелльи, что вы измените ваше мнение о замке Коньяк. Правда, он невелик, но здесь превосходные леса. Я тотчас же распоряжусь, чтобы разослали егерей и приготовили для нас охоту.
- К завтрашнему утру?
- Зачем? Мы отправимся когда вздумается: утром, вечером, даже ночью...
Лотрек отвел короля в сторону, чтобы переговорить с ним о положении дел во вверенных ему провинциях. Но правительница, видевшая Франциску на балконе, внимательно следила за ее братом и помешала их разговору, пригласив короля к столу.
Король охотно последовал этому приглашению. За обедом он посадил возле себя веселую Анну де Гелльи и, болтая с нею без умолку, усердно пил бургундское вино, которого он так долго был лишен. Благодаря такому приятному препровождению времени он совершенно забыл, что император заявляет притязание на родину его любимого вина - Бургундию, что Лануа почти у порога его замка и что единственная искренняя любовь его сердца, бедная Франциска, быть может страдает в одиночестве.
Действительно, Франциска в это время переживала тяжелые минуты. Она знала, что король в замке и окружен ее врагами; Марго сообщила ей, что он пошел к столу в сопровождении равнодушной толпы придворных. Прошло больше часу со времени его приезда, и до сих пор он ничем не заявил, что помнит о ее существовании. Неужели он насмехался над ней, упрашивая ее приехать в Коньяк? Слуги, вероятно по распоряжению правительницы, не накрыли ей стол и не принесли ни одного кушанья. Когда старик Бернар спросил их о причине, они грубо ответили, что у них сегодня довольно дела помимо этого; если его госпожа не приглашена к королевскому столу, то она вероятно приехала в Коньяк по ошибке.
"Должно быть, Лотрек еще не видел короля и не сообщил ему о моем присутствии, - подумала Франциска. - Я сама виновата, что не отвечала на его письма..."
- Граф Лотрек Фуа сидит за королевским столом, - сказал Бернар, как бы угадывая ее мысли, и с этими словами поспешно удалился из комнаты.
Старый слуга был огорчен до глубины души поведением короля и, не помня себя от гнева, направился в королевскую столовую, чтобы поговорить с молодым графом Фуа об унизительном положении его сестры. В первую минуту никто не заметил его в толпе слуг, которые приносили и уносили кушанья, а потом показалось неловким прогнать чужого человека, который искал кого-то глазами. Наконец дворецкий подошел к нему и приказал немедленно удалиться из залы. Но в это время Бернар заметил мрачный взгляд Лотрека, устремленный на короля, и прямо направился к его стулу. Дворецкий, оскорбленный невниманием к его словам в присутствии других слуг, пошел за Бернаром и, взяв его за плечо, заговорил с ним громче прежнего. Старик был очень доволен этим, так как хотел обратить на себя общее внимание, и ответил дворецкому тем же тоном. Лотрек оглянулся и увидел слугу своей сестры. Смуглое лицо его побагровело и еще резче обозначился шрам от удара сабли, полученный им при Равенне. Бернар с ужасом заметил, что навлек на себя гнев гордого графа.
- Что с вами, Лотрек? - спросил король.
- Ничего, ваше величество.
В это время Брион, сидевший рядом с m-lle де Гелльи, узнал Бернара, стоявшего за стулом Лотрека, и громко воскликнул:
- Что это значит? Здесь слуга графини Шатобриан! Король услышал слова Бриона и спросил с
живостью, каким образом он явился сюда.
- Я приехал сюда с моей госпожой, ваше величество! - ответил Бернар, почтительно раскланиваясь.
- Графиня Франциска здесь? - спросил с удивлением король, поставив стакан на стол.
- Моя госпожа уже давно здесь! - возразил Бернар.
- О Боже! - воскликнул король, вскакивая со своего места. - Мои письма!.. - добавил он вполголоса. - Вы знали об этом, Лотрек?
- Да, ваше величество!
- Почему вы не сказали мне ни слова?
- Вы меня не спрашивали, ваше величество.
- Сведи меня к графине, - сказал король, обращаясь к Бернару, и вышел из залы. Все встали, не дожидаясь конца обеда.
Придворные разделились на группы. Неожиданное появление графини Шатобриан и участие, которое выказал к ней король, одинаково удивили всех, потому что причина ее последнего разрыва с королем ни для кого не была тайной. Никто не знал, что Бриону удалось оправдать Франциску перед королем, потому что влюбленный сеньор никому не говорил об этом из боязни, чтобы опять не был выдвинут на сцену неприятный для него вопрос о браке графини с королем. Когда он услышал, насколько пострадала репутация Франциски вследствие несчастной случайности, он стал горячо защищать ее невинность в своих письмах на родину. Но ему не верили; в его желании оправдать графиню видели только благородное стремление скрыть любовный успех.
Король, со своей стороны, не упоминал о своем примирении с Франциской. Под влиянием горя от предполагаемой измены своей возлюбленной, он решил отречься от престола. Убедившись в своей ошибке, он написал Франциске самое нежное письмо и в то же время искренне пожалел, что добровольно отказался от власти. Он напомнил правительнице, чтобы она представила эдикт об отречении в парламент и, скрыв от нее причины, побудившие его написать такой эдикт, не считал нужным сообщить ей, вследствие чего он переменил свое намерение.
Герцогиня Луиза знала только через Флорентина, что были посланы гонцы в Фуа и что отношения между королем и графиней Шатобриан не окончательно прерваны. Она никому не говорила об этом и упорно утверждала, что графиня Франциска вела себя недостойным образом и что она потерянная женщина. Все были убеждены в этом, даже Маргарита и Бюде, который не придавал особого значения уверениям Маро относительно невинности Франциски. Веселый поэт был замешан в двусмысленной истории в Фонтенбло, о которой ходили такие разноречивые слухи. Почему подобная история опять повторилась в испанском замке?..
При этих условиях можно себе легко представить, каким образом отнеслось общество к неожиданному появлению графини Шатобриан. Кроме Бриона и Лотрека, не было ни одного человека, который бы принимал в ней хотя малейшее участие.
Нужно было все присутствие духа Лотрека, чтобы вынести с видимым равнодушием перешептывание и все те двусмысленные взгляды, которые были обращены на него, особенно в группе, образовавшейся около правительницы. Но никто не осмелился вслух произнести имя графини Шатобриан; присутствие ее брата до известной степени удерживало придворных в границах приличия. Поэтому все невольно смутились, когда Лотрек заговорил громким голосом, обращаясь к правительнице:
- Позвольте вас спросить, герцогиня, чем я могу услужить вам? Вы и ваши окружающие так внимательно смотрите на меня.
Герцогиня при всей своей смелости не нашлась что ответить в первую минуту. Лотрек был единственным человеком, перед которым она робела. Встречая его, она всякий раз чувствовала нечто похожее на упреки совести. Воспоминание о Семблансэ было главной причиной ее ненависти к Лотреку и ей не хотелось сознаться в этом. После некоторого молчания она ответила:
- Мы желали бы узнать, удивлены ли вы известием, что графиня Шатобриан в замке Коньяк?
- Нет.
- Вы знали, что она здесь?
- Разумеется. Я сам привез ее сюда!
- Теперь я понимаю, почему вы опоздали в Бордо.
- Да, это отняло у меня несколько дней.
- Служба королю вероятно казалась вам менее важной, чем ваши личные дела.
- Я исполнил приказание короля, проводив графиню Франциску в Коньяк.
- Каким образом? - воскликнули в один голос правительница и Маргарита.
- Король несколько раз настоятельно просил графиню приехать сюда.
- Странно! - сказала Маргарита.
- Что находите вы тут странного, герцогиня Алансонская? - спросил Лотрек, подходя к ней.
- Мы удивляемся, - заметила поспешно герцогиня Луиза, - что король не говорил нам об этом ни одного слова и по приезде не вспомнил о графине.
- Почему вы знаете, что король забыл о графине? Она не отвечала на его письма и теперь объяснит ему причину своего молчания.
- Граф Лотрек! Вы говорите таким тоном, что...
- Таким тоном должен был говорить Семблансэ, пока еще не было слишком поздно!..
Этот смелый намек поразил присутствующих как удар грома. Герцогиня Луиза побагровела от гнева. Прежде нежели она успела ответить, в залу вошел король под руку с графиней Шатобриан. Он извинился в коротких словах, что по его вине прерван обед и, усадив рядом с собой Франциску, пригласил знаком присутствующих опять занять свои места за столом.
Придворные повиновались. Но правительница, взяв под руку m-lle де Гелльи, вышла с ней из залы. Маргарита последовала за ними.
Король сделал вид, что ничего не заметил, и разговаривал с Франциской. Но ничто не ускользнуло от его внимания; он говорил тем оживленнее, чем тяжелее становилось у него на душе. К ужасу своему, он нашел большую перемену в наружности Франциски; глубокое горе, болезненная борьба с собственными ощущениями разрушительно повлияли на ее красоту; от ее прежней веселости не осталось и следа. Между тем король, при своем настоящем настроении, хотел забыться во что бы то ни стало, чтобы избавиться от мучивших его упреков совести. Все, что касалось области чувств и душевных страданий, было для него невыносимо. Поэтому он сократил по возможности свое свидание с Франциской и, несмотря на ее сопротивление, повел в столовую, не сообразив, что поставит ее в самое неловкое положение и что это неизбежно должно отразиться на их взаимных отношениях. Только теперь, благодаря удалению дорогих ему лиц и молчанию остальных, ему стало ясно, что он один дорожит этой печальной Франциской. Он один. Даже самый твердый человек может смутиться при мысли, что никто не разделяет его вкуса относительно любимой им женщины. К тому же сам король сознавал невыгодную перемену в наружности Франциски и испытывал все большее мучение. Он пил вино стакан за стаканом, отчасти из рассеянности, отчасти в надежде развеселиться. Мысль, что он держит при себе возлюбленную из сострадания, приводила его в бешенство.
Доложили о приезде неаполитанского вице-короля Ланнуа. У короля Франциска едва не вырвалось восклицание "Слава Богу", так как он увидел в этом возможность выйти из своего затруднительного положения. Он поспешно встал со своего места и извинился перед графиней, что не может проводить ее из-за нового гостя. Брион воспользовался этим, чтобы предложить свои услуги.
Король увидел с возрастающим неудовольствием, что некоторые из присутствующих перешептывались между собой, бросая двусмысленные взгляды на Бриона и Франциску.
- Foi de gentilhomme! - пробормотал король. - Я положу этому конец! Слишком долго я разыгрывал роль добродушного дурака, который только потому не был брошен своей возлюбленной, что он король. Нужно прекратить эту глупую историю! Лучше отказаться от всех радостей жизни, нежели быть обманутым и возбуждать к себе сожаление. Подождите одну минуту, прелат! - добавил он вслух.
Последние слова относились к Флорентину, который намеревался выйти из залы вместе с другими гостями.
Король позвал прелата в небольшую комнату, смежную со столовой, и подошел к круглому окну, из которого открывался прекрасный вид на Шаранту и на окаймленные лесами луга, лежащие на другом берегу. Местами виднелась первая весенняя зелень.
"Скоро опять украсится земля, - подумал с грустью король, - но я уже не буду встречать весну с такой радостью, как прежде!.."
Флорентин кашлянул, чтобы напомнить королю о своем присутствии.
Король оглянулся.
- Вы должны принять Ланнуа, господин прелат! - сказал он, расхаживая взад и вперед по комнате быстрыми шагами. - Постарайтесь удержать его здесь несколько дней. Я устрою разные празднества для развлечения. Скажите ему, чтобы он не говорил со мной о мадридском договоре и что я сам очень огорчен, встретив неожиданные затруднения со стороны бургундцев и всего французского народа. Передайте ему также, что я во всяком случае устрою, чтобы главные пункты договора были выполнены, хотя церковь в этом отношении избавила меня от всяких обязательств.
- Если только это одно беспокоит ваше величество, то беда еще не так велика!..
- Какие же иные заботы могут быть у меня в настоящую минуту?
- Если не ошибаюсь, то ваше величество почему-то мучится воображаемым долгом к давно исчезнувшей привязанности.
- Вы забываетесь, прелат!
- Правда всегда неприятно действует на нас в первую минуту, - но только она одна плодотворна. Вы сами, ваше величество, портите себе хорошее расположение духа, вносите раздор среди окружающих вас и нарушаете самый существенный пункт трактата. Мне достоверно известно, что император хороший семьянин, в узком смысле этого слова, и ожидает от вас того же относительно своей сестры Элеоноры, которая объявлена вашей невестой в силу договора. Император придает особенную важность этому пункту; если вы его выполните, то остальное будет легче устроить. Тогда он даст вам время войти в соглашение с государством по поводу жертв, которые оно должно принести для вашего окончательного освобождения. Император, сделавшись вашим зятем, ко многому отнесется снисходительнее. Как вам известно, он тотчас согласился на некоторые уступки, когда разнеслась молва об отъезде графини Шатобриан. Я слышал через третье лицо, что королева Элеонора не поверит искренности вашего намерения вступить с нею в брак, пока не будет официально известно, что вы порвали всякие отношения с графиней. Говорят, что эта любовная история не имеет ничего общего с теми, какие у вас были прежде, тем более что многие до сих пор смотрят на графиню Франциску как на будущую королеву. Всем известно, что она замужем, и потому ваши отношения должны скандализировать испанцев при их строгих нравах. Кроме того, графиня почти публично заявила свою склонность к ереси...
- Я не понимаю, что ты хочешь сказать этим?
- Мне кажется, что ввиду неожиданного приезда Ланнуа мы должны представить ему какое-нибудь неоспоримое доказательство, что вы вовсе не желаете возобновлять своих отношений с графиней Шатобриан. В противном случае трудно будет избежать объяснения с Ланнуа по поводу договора, а это было бы вовсе несвоевременно, пока не заключен более прочный союз с Англией и Италией. Нам необходимо выиграть время ради вашей репутации. Теперь взоры всей Европы устремлены на вас, а через полгода произойдет множество всяких событий и никто не обратит особенного внимания на неисполнение договора.
- Какое же доказательство должен я представить неаполитанскому вице-королю? Надеюсь, никто не может потребовать от меня, чтобы я прогнал из замка ни в чем невиновную графиню?
- Разумеется, нет! Всякое насилие может восстановить против вас Лотрека, который вообще не отличается мягким характером и полчаса тому назад, когда вы ушли к графине, сделал сцену вашей матери и намекнул ей о давно забытом деле Семблансэ. Лотрек силен; вы не должны без крайней необходимости задевать его гордость.
- К делу, прелат! Неужели вы думаете, что я боюсь какого-нибудь сеньора!
- Весь вопрос заключается в том, что вы намереваетесь жениться на сестре императора, и это, как вам известно, один из главных пунктов договора. Поэтому приличие требует, чтобы вы взяли обратно от графини все вещественные доказательства вашей любовной связи, так как это может успокоить сестру императора.
- Франциска никогда не принимала от меня дорогих подарков!
- Дорогие подарки не имеют значения; замки и леса не служат доказательством любви, но такие мелочи, как кольца, браслеты, нежные письма, не должны оставаться в руках графини...
При этих словах в комнату вошла герцогиня Луиза. Она была в сильном волнении и объявила своему сыну, что Маргарита намерена немедленно выехать из замка с m-lle де Гелльи.
- Глупые женщины! - воскликнул король.
- Прежде всего распорядись, пожалуйста, чтобы кто-нибудь принял Ланнуа; он расхаживает один в зале. Все так озадачены неожиданным появлением графини Шатобриан, что никто не обращает на него внимания.
- Foi de gentilhomme! Как тяжело быть королем! - сказал король Франциск, выходя из комнаты.
Флорентин, оставшись наедине с герцогиней, поспешил сообщить ей содержание своего разговора с королем.
- Вы совершенно правы! - возразила с живостью герцогиня. - Одно из двух: или она выкажет сопротивление и Лотрек, заступившись за нее, выведет из терпения короля своим высокомерным сеньорским тоном, или же она впадет в сентиментальность и, проливая потоки слез, сама добровольно удалится из замка. Во всяком случае мы будем избавлены от ее присутствия. Если тебе удастся провести с успехом задуманный тобою план, то ты будешь немедленно назначен парижским архиепископом. Ты скажешь королю, что я пошла проститься с Маргаритой и Анной де Гелльи; это также произведет на него известное впечатление. Общество веселой Анны теперь необходимо для него!
Едва герцогиня вышла из комнаты, как вернулся король в самом дурном расположении духа. Он нашел Ланнуа в обществе Лотрека и был раздосадован высокомерным обращением неаполитанского вице-короля.
- Поверьте, что Лотрек виноват в этом! - сказал прелат. - Ланнуа знает, что графиня Фуа всего больше мешает исполнению договора.
- Какое мне дело до Лотрека и его сестры!
- Как только Ланнуа убедится в этом, вы увидите, что он тотчас переменит тон.
Король спросил о своей матери, и когда Флорентин передал ему слова герцогини, то он с досадой воскликнул: "Если уедет де Гелльи, то можно будет помереть со скуки в замке Коньяк!" - и с этими словами поспешно вышел из комнаты.
Флорентин сел у письменного стола и написал черновик письма, которое король должен был послать графине Шатобриан. Он знал, что легче будет заставить короля подписать свое имя, нежели убедить его сочинить подобное письмо, потому что это неизбежно привело бы его к разду