Хаггард Генри Райдер - Лейденская красавица

stify">   Фой вздохнул с облегчением, так как его утомило это продолжительное бегство, и огляделся. Он увидел, что они находятся в обширном подвале без окон, хорошо меблированном дубовыми скамьями. Посредине стоял стол, уставленный кушаньями и флягами с вином. У нижнего конца стола стоял человек средних лет, преждевременно поседевший и с лицом, носившим отпечаток постоянной заботы.

   - Добро пожаловать, Фой ван-Гоорль, - обратился этот человек приятным голосом к вошедшему. - Много лет мы не виделись, а все же я везде узнал бы тебя, хотя ты, я думаю, меня бы не узнал.

   Фой смотрел на него, качая головой.

   - Я так и думал, - продолжал хозяин, улыбаясь. - Я - Гендрик Брант, твой родственник, некогда бургомистр города Гааги и ее самый богатый гражданин, а теперь травленая крыса, которой приходится принимать гостей в потайном подвале. Скажи мне, благополучно ли доехала дочь моя Эльза до дома твоего отца и здорова ли она?

   Фой рассказал ему все происшедшее.

   - Я так и знал, - повторял Брант. - Рамиро знал об ее поездке и догадывался, что она может отвезти письмо. Кто из вас предатель? - заговорил он вдруг, сжав кулаки в припадке злобы и обращаясь к женщинам, игравшим роль Красного Банта и служанки. - Неужели вы, евшие мой хлеб, предали меня? Нет, не плачьте, я знаю, что этого не может быть, но теперь у нас в городе сами стены имеют уши, и даже эти толстые своды не сохранят нашей тайны. Ну, мне все равно, лишь бы удалось спасти свое состояние от этих волков! Пусть они тогда схватят мое тело и терзают его. По крайней мере, дочь моя в безопасности на некоторое время, и теперь у меня осталось одно только желание: лишить их также моего состояния.

   Затем он обратился к пестро одетой девушке, сидевшей на скамье, закрыв лицо руками, и сказал:

   - Расскажи все как было, Гретхен.

   Девушка отняла руки от лица и передала все случившееся.

   - Они следуют за нами по пятам, - сказал Брант, - но мы, друзья, перехитрим их. Теперь кушайте и пейте, пока можно.

   По окончании ужина Брант приказал женщинам уйти и позвать человека, стоявшего на страже, став на его место. Вошел седой старик с суровым лицом и принялся за еду и вино.

   - Послушай, Фой, - заговорил Брант, - вот каков мой план: с милю от города, при устье большого канала, стоит несколько судов, нагруженных товарами и лесом; честным людям, ничего не знающим об истинном грузе этих судов, приказано поджечь их, если бы на борту появились чужие. Между этими судами одно - "Ласточка", маленькое, но чрезвычайно быстрое и легко управляемое. Оно нагружено солью, но, кроме того, на нем восемь бочонков с порохом, а в середине между бочками с порохом и солью стоят бочки, в которых скрыты сокровища. Если у тебя хватит храбрости на такое дело, то этот человек, Ганс, довезет тебя до "Ласточки"; если же ты сомневаешься в себе, то скажи прямо, и я поеду сам. Ты должен вступить на борт и на заре, распустив большой парус, выйти в открытое море. Очень вероятно, что при устье канала или в другом месте вас будет поджидать враг. На этот случай я могу дать только один совет: бегите с "Ласточки", если окажется какая-нибудь возможность, спасайтесь на боте или вплавь, но прежде, чем оставить судно, зажгите фитили, приготовленные на корме и носу, и предоставьте пороху сделать свое дело; пусть мои сокровища развеет ветер или скроет вода... Можешь ты сделать это? Подумай хорошенько, прежде чем ответить.

   - Разве мы не для того приехали из Лейдена, чтобы исполнять ваши приказания? - отвечал Фой, улыбаясь, и затем прибавил: - Но почему вы не уезжаете с нами? Здесь вам грозит опасность, и даже если бы нам удалось спасти богатство, то какая польза в деньгах без жизни?

   - Конечно, для меня никакой, но разве ты не понимаешь? Я живу среди шпионов, за мной следят день и ночь; очень вероятно, что, несмотря на всю мою осторожность, мое присутствие здесь уже известно. Мало того, уже издан приказ схватить меня при первой попытке с моей стороны оставить город. Тогда немедленно будет произведен обыск, и окажется, что мое богатство исчезло. Вспомни, как оно велико, и ты поймешь, почему вороны так жаждут его. О моем состоянии говорят в Нидерландах, о нем донесли испанскому королю, и я знаю, что от него получен приказ о конфискации. Но есть еще шайка, которая раньше собирается наложить на него свою лапу, Рамиро и его товарищи, и вот, благодаря этой борьбе воров между собою, я еще до сих пор жив. Но за каждым моим шагом следят. Хотя они и не верят, чтобы я мог отослать свое богатство, а сам остаться, однако еще не вполне убеждены в этом.

   - Вы думаете, они будут преследовать нас? - спросил Фой.

   - Наверное. Из Лейдена прибыли гонцы за два часа до вашего приезда в город, и было бы чудом, если бы вам удалось уехать, не повстречавшись с шайкой разбойников. Не заблуждайся: дело, предстоящее тебе, не легкое.

   - Вы говорите, мейнгерр, что суденышко быстро на ходу? - спросил Мартин.

   - Да, но, может быть, у других есть не менее быстроходное. Кроме того, может случиться, что вы найдете устье канала закрытым стражниками, присланными сюда неделю тому назад с приказанием обыскать каждое судно, выходящее в открытое море. А может быть, вам и удастся проскользнуть мимо...

   - Мы с герром Фоем не боимся нескольких ударов, - сказал Мартин, - и готовы храбро встретить всякую опасность; но все-таки все это дело мне кажется очень рискованным, и деньги ваши вряд ли удастся спасти. Вот я и спрашиваю: не лучше ли было бы взять сокровище с судна, где вы его спрятали, и скрыть его на суше или увезти?

   Брант покачал головой.

   - Я уже думал об этом, - сказал он, - как вообще обо всем, но сделать этого теперь нельзя; и теперь уже не время строить новые планы.

   - Почему? - спросил Фой.

   - Потому что день и ночь эти люди наблюдают за судами, принадлежащими мне, хотя они и записаны на чужие имена, и не далее как сегодня вечером подписан приказ обыскать эти суда за час до зари. Сведения у меня верные - я дорого плачу за них.

   - В таком случае, нечего больше говорить, - сказал Фой. - Мы постараемся добраться до "Ласточки" и увести ее, и если это нам удастся, то постараемся скрыть сокровища, а если не удастся, то взорвем судно, как вы приказываете, сами же будем стараться скрыться, или... - он пожал плечами.

   Мартин не сказал ничего и только покачал своей большой рыжей головой; лоцман же, сидевший за столом, тоже не проронил ни слова.

   Гендрик Брант взглянул на них, и его бледное, похудевшее от забот лицо начало подергиваться.

   - Прав ли я? - проговорил он вполголоса и наклонил голову, как бы в молитве.

   Когда он снова выпрямился, он, казалось, принял решение.

   - Фой ван-Гоорль, - сказал он, - выслушай меня и передай твоему отцу, а моему душеприказчику то, что я скажу, так как писать мне некогда. Ты, вероятно, удивляешься, почему я не предоставляю богатство на волю судьбы, не рискуя жизнью людей для его сохранения. Что-то в сердце толкает меня на иной путь. Может быть, это воображение; но я человек, стоящий на краю могилы, и таким людям - я знаю это - иногда бывает дано прозреть будущее. Мне кажется, что тебе удастся спасти сокровище и что оно даст возможность погубить нескольких злых людей, и еще больше того, но когда это будет, этого я не могу видеть. Однако я уверен, что тысячи и десятки тысяч людей будут жить, благословляя золото Гендрика Бранта, и поэтому я так стараюсь скрыть его от испанцев. Вот почему я прошу вас обоих рискнуть вашей жизнью сегодня ночью - не ради богатства, потому что богатство тленно, но ради того, что может быть достигнуто с помощью этого богатства в будущем.

   Он замолк на минуту, затем продолжал:

   - Я надеюсь также, что, будучи, как мне говорили, свободным, ты со временем полюбишь мою дорогую девочку, которую я поручаю попечению твоего отца и твоему. Так как время уходит и мы никогда больше не увидимся с тобой, то я прямо скажу, что такой союз был бы приятен мне, так как я слышал о тебе много хорошего и ты мне нравишься по характеру так же, как по наружности. Помни всегда, какими бы тучами ни было покрыто небо над тобой, что перед своей смертью Гендрик Брант имел откровение о тебе и любимой дочери, которую ты со временем полюбишь, как ее любят все, кто знает. Помни также, что ее привязанность не легко приобрести и что ты женишься на ней не из-за богатства, так как, повторяю тебе, богатство принадлежит не ей, но нашему народу, на благо которого оно должно быть употреблено.

   Фой слушал с удивлением, но не отвечал ничего, не зная, что сказать. Однако на пороге первого важного события в своей жизни ему приятно было услышать эти слова, так как он уже и сам нашел, что у Эльзы красивые глаза.

   Брант между тем обратился к Мартину, но тот, тряся своей рыжей бородой, отступил на шаг.

   - Благодарю вас, мейнгерр, - сказал он, - но я обойдусь без пророчеств; хорошие или дурные, они смущают человека. Однажды астролог предсказал мне, что я утону на двадцать пятом году. Я не утонул, но, Бог мой, сколько лишних миль я сделал, отыскивая мосты, благодаря этому астрологу.

   Брант улыбнулся.

   - Относительно тебя, мой друг, я ничего не предвижу, кроме того, что твоя рука окажется всегда крепкой в битве, что ты всегда будешь любить своих хозяев и будешь употреблять свою силу на отмщение за Божьих замученных святых.

   Мартин усердно кивал головой и сжимал рукоять своего меча "Молчание", между тем как Брант продолжал:

   - Из-за меня и моих ты вступил в опасное дело, и если останешься жив, то получишь хорошую награду.

   Он подошел к столу и, взяв лист бумаги, написал: "Герру Дирку ван-Гоорлю и его наследникам, моим душеприказчикам и хранителям моего состояния, которое они должны употребить, как укажет им Господь. Сим назначаю, чтобы за дело сегодняшней ночи Мартину по прозванию Красный, слуге вышеупомянутого Дирка ван-Гоорля, или его наследникам по его указанию была выплачена сумма в пять тысяч флоринов, и эта сумма прежде всего должна быть взята из моего состояния, на какой бы предмет его ни предназначили мои душеприказчики". Подписав документ и поставив число, он пригласил Ганса-лоцмана поставить и свою подпись в качестве свидетеля. После того он передал бумагу Мартину, который поблагодарил его, поднеся руку ко лбу, говоря в то же время:

   - В конце концов, драться не так уж плохо! Пять тысяч флоринов! Никогда мне и во сне не снилось такое богатство.

   - Ты еще не получил его, - заметил Фой. - И что ты сделаешь теперь с бумагой?

   Мартин задумался.

   - Положить в куртку?.. Нет, - сказал он, - куртку можно снять и забыть. В сапоги?.. Нет, там она продерется, особенно, если они намокнут. Зашить в фуфайку?.. Нельзя по той же причине. А, догадался!..

   Вытащив из ножен свой огромный меч, он начал ножом отвертывать один из маленьких серебряных винтиков, которыми рукоять была привинчена к лезвию. Вынув винт, он дотронулся до пружинки, и одна четвертушка костяной ручки отскочила, обнаружив значительную пустоту внутри рукояти, так как меч был сделан для двух обыкновенных человеческих рук, и только Мартин мог удержать его одной рукой.

   - Зачем эта дыра? - спросил Фой.

   - Копилка палача, - отвечал Мартин, - благодаря которой человек, имеющий с ним дело, становится счастливым, конечно, если иметь чем заплатить. Я помню, он предлагал и мне, перед тем как я... - Мартин запнулся, свернув бумагу, спрятал ее в углубление.

   - Ты можешь лишиться своего меча, - высказал свое предположение Фой.

   - Да, но только вместе с жизнью, и тогда заменю надежду на флорины золотым венцом, - отвечал Мартин, осклабившись. - А до тех пор я не намерен расставаться с "Молчанием".

   Между тем Гендрик Брант разговаривал шепотом с молчаливым лоцманом, и этот, поднявшись, сказал:

   - Не беспокойся обо мне, брат, я иду на риск и не желаю пережить тебя. Мою жену сожгли, одна из двух дочерей замужем за человеком, который сумеет защитить их обеих. Не беспокойся обо мне, у которого одно только желание - выхватить из-под носа у испанцев сокровище, чтобы со временем оно могло служить к их погибели!

   Он снова погрузился в молчание. Молчали и остальные присутствующие.

   - Пора отправляться, - заговорил Брант. - Ганс, ты укажешь дорогу. Мне надо еще побыть здесь, прежде чем я пойду домой и покажусь на улице.

   Лоцман кивнул головой.

   - Готовы? - спросил он, обращаясь к Фою и Мартину. Затем, подойдя к двери, он свистнул, и в комнату вошла Красный Бант со своей спутницей. Он сказал им несколько слов и поцеловал каждую в лоб. Затем он подошел к Гендрику Бранту и, обняв его, поцеловал горячее, чем целовал своих дочерей.

   - Прощай, брат, - сказал он, - до свидания здесь или там - все равно. Не бойся, мы, может быть, переправим все в Англию или пошлем все к черту и вместе с тем отправим туда же искать богатства несколько испанцев. Теперь, товарищи, пойдемте, и не отставайте от меня, а если кто захочет остановить нас, пришибите его. Когда мы дойдем до лодки, вы будете грести, а я сяду у руля. Дочери проводят нас до канала, под руку с каждым из вас. Если что-нибудь случится со мной, каждая из них может направить вас к "Ласточке", и если ничего не случится, то мы высадим их на ближайшей верфи. Идемте! - И он пошел к выходу.

   На пороге Фой оглянулся на Гендрика Бранта. Тот стоял у стола, и свет, ярко освещавший его седую голову, образовал вокруг нее как бы венец. В эту минуту, закутанный в свой длинный черный плащ, с губами, шепчущими молитву, и руками, поднятыми, чтобы благословить уходящих, он походил не на обыкновенного смертного, но на какого-то святого, сошедшего на землю. Дверь затворилась, и Фой уже никогда не видал более Бранта, так как вскоре после того агенты инквизиции схватили старика и он умер в их жестоких руках. Одним из обвинений, выставленных против него, было то, что более двадцати лет тому назад Черная Мег, сама явившаяся свидетельницей, видела, как он читал Библию. Однако инквизиции не удалось узнать, где спрятано сокровище. Правда, ради более легкой смерти он сделал своим мучителям длинное признание, заставившее их совершить далекое путешествие, но он сам не знал истины и поэтому, собственно, не мог сообщить ничего.

  

  

   Когда Фой со своими спутниками вышел на темную улицу, он снова обнялся с Красным Бантом, а Мартин снова обхватил за шею ту из женщин, которая казалась служанкой, между тем как лоцман, будто платный проводник, показывал дорогу. Скоро позади них послышались шаги - за ними следили. Они сделали один-два поворота и очутились на берегу канала, где Ганс, спустившись вместе с дочерьми с лестницы, вошел в лодку, стоявшую наготове. Мартин следовал за ними, а последним был Фой. В ту минуту, как он поставил ногу на первую ступень, из мрака вынырнула темная фигура, в воздухе сверкнул нож и ударил его между лопаток. Он покачнулся и со всего размаху полетел с лестницы.

   Но Мартин все видел и слышал. Он размахнулся своим мечом. Убийца был далеко, однако конец меча коснулся протянутой руки его и из нее выпал сломанный нож, между тем как державший его отшатнулся с криком боли. Мартин схватил нож, затем вскочил в лодку и оттолкнул ее. На дне ее лежал Фой, упавший прямо в объятия Красного Банта, повалив и ее.

   - Вы ранены, мейнгерр? - спросил Мартин.

   - Нет, - отвечал Фой. - Но боюсь, не ушиб ли я барышню.

   - Подарок матери - хороший подарок, - проговорил Мартин, усаживая Фоя и его спутницу на скамью в лодке. - Вместо того чтобы нанести вам восьмидюймовую рану, нож сломался о кольчугу. Вот он. - Он бросил рукоятку ножа на колени Фоя и взялся за весло.

   Фой рассматривал нож при слабом свете и увидел, что на ручке замер палец - длинный, костлявый, с надетым на него золотым кольцом.

   - Это может пригодиться, - подумал Фой, положив палец с кольцом в карман.

   Все взялись за весла и стали грести, пока не подъехали к верфи.

   - Ну, дочери, теперь прощайте, - сказал Ганс.

   Красный Бант нагнулась и поцеловала Фоя.

   - До сих пор была шутка, а теперь всерьез, - сказала она. - Это на счастье. Прощайте, товарищ, и когда-нибудь вспомните обо мне.

   - Прощайте, товарищ, - повторил Фой, отвечая на поцелуй.

   Она спрыгнула на берег. Больше они не встречались.

   - Вы знаете, что делать, - обратился Ганс к дочерям, - и через три дня вы будете в Англии, где, может быть, мы встретимся, хотя на это не рассчитывайте. Но что бы ни случилось, живите честно, помните меня, пока мы встретимся здесь или там, а главное, помните мать и вашего благодетеля Гендрика Бранта. Прощайте!

   - Прощай! - отвечали дочери с рыданием, и лодка отчалила по темному каналу, оставив дочерей Ганса на верфи.

   Впоследствии Фой узнал, что шедшая с Мартином была замужняя. Красный Бант тоже вышла замуж за лондонского торговца сукном, и ее внук был лондонским лорд-мэром. Больше мы уже не встретимся с этими девушками в нашем рассказе.

  

   С полчаса они плыли по каналу молча и без препятствий. Теперь лодка вступила в более широкий проток, по которому они приближались к морю, держась, насколько было возможно, в тени берега, потому что хотя ночь и была безлунная, но на канале лежал слабый сероватый свет. Наконец Фой заметил, что их шлюпка начала толкаться о бока выстроенных в ряд барок и речных лодок, нагруженных лесом и другими товарами. Лоцман Ганс направился к четвертой из барок и привязал к ее корме свою лодку. Взобравшись сам на борт, он пригласил своих спутников последовать за собой.

   Когда они исполняли его приказание, Фой увидел, как впереди поднялись две темные фигуры и сверкнуло стальное лезвие. Ганс свистнул, опустив оружие, эти люди подошли к нему и вступили в разговор. Скоро Ганс обратился к Фою и Мартину:

   - Нам придется подождать немного - ветер дует противный, и было бы слишком опасно идти на веслах против него в открытое море мимо мелей. Он переменится еще до зари, если я что-нибудь понимаю в небе, и сильно подует от земли.

   - Что говорили люди с судна? - спросил Фой.

   - Только то, что им уже четыре дня не дают пропуска и что назавтра назначен обыск, и груз будут вынимать по одной вещи.

   - Ну, надеюсь, что к тому времени то, что они ищут, будет уже далеко. Покажите нам судно.

   Ганс повел их под палубу, так как суденышко было крытое и по размерам и форме напоминало теперешние суда сельдяных промышленников, хотя несколько более легкой постройки. Он зажег фонарь и стал показывать груз. Сверху лежали мешки с солью. Сняв один или два из них, Ганс открыл днища пяти бочонков, всех помеченных буквой Б, нарисованной белой краской.

   - Вот что они будут искать, - сказал Ганс.

   - Сокровища? - спросил Фой.

   Лоцман кивнул головой.

   - Да, эти пять бочонков.

   Под этими пятью бочонками он указал еще на другие девять бочонков, наполненных лучшим порохом, и указал, как зажигательная нитка проходила в помещение для товара, на палубу и к рулю, где ее в любую минуту могли зажечь. Осмотрев, насколько позволяло освещение, канаты и паруса, Фой и его спутники сели в каюте, ожидая, пока ветер переменится, между тем как двое матросов поднимали якорь и приготовляли паруса. Прошел час, а ветер все еще продолжал дуть с моря, хотя уже не постоянно, а как бы нерешительными порывами, и наконец совершенно стих.

   - Дай Бог, чтобы ветер поднялся поскорее, - сказал Мартин, - обладатель того пальца, который у вас в кармане, наверное, давно приготовился гнаться за нами, и вот восток уже алеет.

   Молчаливый, угрюмый Ганс подался вперед и смотрел на темную воду, приложив руку к уху.

   - Я слышу их, - сказал он.

   - Кого? - спросил Фой.

   - И испанцев, и ветер, - отвечал он. - Скорее поднимем грот-парус и выйдем на середину канала.

   Все трое схватились за веревки; кольца и снасти затрещали, между тем как большой парус стал подниматься кверху по мачте. Наконец его установили, а вслед за ним и второй парус. Тогда с помощью обоих матросов "Ласточку" вывели из ее места в линии прочих судов на фарватер. Все это произвело шум и потребовало некоторого времени; на берегу появились люди и стали спрашивать, кто смеет без позволения сниматься с якоря. Когда с "Ласточки" не последовало ответа, раздался выстрел, а на сторожевом посту запылал огонь.

   - Плохо дело, - сказал Ганс, - они дают сигнал правительственному кораблю у устья канала. Смелей, мейнгерр, смелей!.. Вот и ветер!

   Он подбежал к рулю, рукоятка повернулась, и суденышко начало пролагать себе дорогу.

   - Да, а вместе с ветром идут и испанцы, - заметил Мартин.

   Фой стал вглядываться в серые сумерки, становившиеся с каждой минутой все светлее, так как уже занималась заря, и увидел не более как в четверти мили расстояния длинную лодку, на всех парусах несущующуюся к ним.

   - Им пришлось плыть в темноте, вот отчего они так запоздали, - заметил Ганс через плечо.

   - Как-никак, они здесь, и их немало, - сказал Фой, когда крик дюжины голосов с лодки возвестил им, что они открыты.

   Но тут "Ласточка" полетела, глубоко бороздя носом воду.

   - Далеко до моря? - спросил Фой.

   - Около трех миль, - отвечал Ганс, - с таким ветром мы сделаем их в четверть часа. Мейнгерр, прикажите своему слуге зажечь огонь в кухне.

   - Зачем? - спросил Фой. - Чтобы приготовить завтрак?

   Лоцман пожал плечами и пробормотал:

   - Да, если мы еще будем живы, чтобы съесть его.

   Но Фой видел, что он смотрит на зажигательную нитку, и понял его мысль.

   Прошло десять минут, они миновали последний бакен и вышли в открытое море. Между тем стало уже совершенно светло, и ехавшие на "Ласточке" увидели, что сигнальные огни были зажжены не понапрасну. При устье канала, как раз где начиналась последняя мель, была устроена земляная дамба, оставлявшая проход не больше пятидесяти шагов шириной, и на одном краю ее стоял форт, вооруженный пушками. В небольшой бухточке под стенами форта стояла наготове открытая шлюпка с двенадцатью или пятнадцатью поспешно вооружавшимися солдатами.

   - Что же теперь будет? - спросил Мартин. - Они запрут выход из канала.

   Ганс стиснул зубы и не отвечал; он только смотрел то на преследователей, то на заграждавших дорогу, но затем вдруг громко скомандовал:

   - Вы двое - под палубу! Они собираются стрелять с форта.

   Сам он плашмя лег на палубу, не выпуская руля из поднятой руки.

   Фой и Мартин повиновались, сознавая, что на палубе они бесполезны. Только Фой одним глазом заглядывал через люк.

   - Вот оно! - сказал он и пригнулся.

   С форта показался дымок и вслед за тем свист снаряда, пролетевшего в воздухе; затем - снова дымок, и в парусе "Ласточки" появилась дыра. После этого нового выстрела не последовало, потому что люди не успели заложить новые заряды; только несколько солдат, вооруженных арбалетами, начали стрелять по суденышку, пронесшемуся в нескольких футах мимо них.

   Не обращая внимания на летевшие стрелы, Ганс снова встал на ноги, потому что лежащему человеку невозможно было бы выполнить такую работу, какая предстояла. Большая лодка, спущенная у форта, теперь была футах в двухстах от них, и "Ласточка", подхваченная сильным течением, неслась на нее с быстротою стрелы.

   Фой и Мартин выползли из-под палубы и легли рядом с лоцманом, наблюдая за неприятельской лодкой, дошедшей до половины самого узкого места канала еще по эту сторону мели.

   - Смотрите, - сказал Фой, - они бросают два якоря. Будет ли возможность пройти мимо них?

   - Нет, - отвечал Ганс, - у самой мели вода слишком мелка, и они знают это. Принесите горящую головню.

   Фой сполз вниз и вернулся с огнем.

   - Ну, теперь, герр Фой, зажгите нитку.

   Фой широко раскрыл свои голубые глаза, и у него мороз прошел по коже, но, стиснув зубы, он повиновался. Мартин, взглянув на Ганса, проговорил:

   - Жалко молодости!

   Ганс кивнул головой и сказал:

   - Не бойся: пока нитка догорит до палубы, мы уже будем в безопасности. Ну, товарищи, теперь держись крепче! Мне нельзя пройти мимо лодки, так я пройду сквозь нее. Мы, может быть, пойдем ко дну по ту сторону, хотя я уверен, что огонь достигнет пороха еще раньше; в таком случае, вы можете спастись вплавь, я же пойду туда, куда пойдет "Ласточка".

   - Посмотрю, когда придет время. Ох, этот проклятый астроном! - проворчал Мартин, оглядываясь на преследовавшую их лодку, которая находилась не дальше восьми или девяти сот ярдов.

   Между тем офицер, командовавший лодкой, вооруженный мушкетом, кричал им, чтобы они спустили парус и сдались; только тогда, когда между обеими лодками оставалось расстояние не больше пятидесяти ярдов, он, казалось, понял отчаянное намерение голландцев. В лодке послышались возгласы:

   - Эти дьяволы хотят потопить нас! - и многие бросились поднимать якоря. Один только офицер стоял стойко, бешено крича.

   Но было уже поздно: сильный порыв ветра подхватил "Ласточку", и она пронеслась мимо с быстротой сокола.

   Ганс стоял и, осматриваясь, слегка поворачивал руль. Фой наблюдал за лодкой, на которую они летели, а Мартин, лежа возле него, не сводил глаз с нитки.

   Вдруг, когда до лодки оставалось всего футов пятьдесят, испанский офицер, перестав кричать, поднял мушкет и выстрелил. Мартину, поднявшему глаза, показалось, что лоцман покачнулся, но он не издал ни звука. Он только придал какое-то особое положение рулю, налегши на него изо всех сил, и его спутникам показалось, будто "Ласточка" на минуту остановилась и нос ее поднялся над водой; затем вдруг послышался звук, будто что-то треснуло, покрывший даже крик солдат в лодке: бушприт рухнул, и парус бился в воздухе, как огромный флаг.

   Фой на минуту зажмурился, держась обеими руками за борт, пока лодка не перестала дрожать. Когда он снова открыл глаза, то первое, что он увидел, было тело испанского офицера, перевесившееся через сломанный бушприт. Фой оглянулся. Лодка исчезла, и над водой виделись три или четыре головы плывших людей. Что же касается его и его спутников, то они казались невредимы, только их суденышко лишилось бушприта; но теперь оно плавно, как лебедь, плыло по морю. Ганс взглянул на зажигательную нитку, которая тлела уже близко к палубе, а Мартин стал топтать ее, говоря:

   - Если мы теперь пойдем ко дну, то пойдем на глубоком месте, стало быть, не стоит лететь на воздух прежде, чем утопать.

   - Поди взгляни, есть ли течь, - сказал Ганс.

   Они спустились вниз; как оказалось, "Ласточка" не получила никакого серьезного повреждения. Ее массивный дубовый нос врезался в легкие борта открытой испанской лодки и разрезал ее, как нож яйцо.

   - Отличный был поворот, - сказал Фой Гансу, когда они повернули, - кажется, все сделано как следует.

   Ганс кивнул.

   - Да, ловко прицелился, - проговорил он, - видимо, и следа не осталось.

   В эту минуту "Ласточка" сильно качнулась, и тело испанца тяжело всплеснув, упало в воду.

   - Я рад, что лодка пошла ко дну, - сказал Фой, - а теперь давайте позавтракаем: я умираю с голода. А вам, друг Ганс, принести что-нибудь поесть?

   - Нет, мейнгерр, мне хочется спать.

   Что-то такое в тоне лоцмана заставило Фоя взглянуть ему в лицо. Губы старика посинели. Фой взглянул ему на руки: хотя они крепко держали руль, однако тоже посинели, будто от холода, а на палубу капала кровь.

   - Вы ранены? - спросил Фой. - Мартин, Ганс ранен.

   - Да, - сказал лоцман, - он целил в меня, а я целил в него, и, может быть, мы скоро обсудим с ним вместе, как все случилось. Не беспокойтесь - навылет и смертельно. Я не ждал ничего иного, поэтому и не жалуюсь. Слушайте меня, пока я еще в силах говорить. Сумеете вы проехать до Гарвича, в Англию?

   Мартин и Фой отрицательно покачали головой. Подобно большинству голландцев, они были хорошие моряки, но знали только берега собственной страны.

   - В таком случае, и не пытайтесь; тут дуют ветры, которые отнесут вас в сторону, вы пойдете ко дну, и сокровища погибнут. Плывите на Гаарлемское озеро, друзья; на нашей "Ласточке" вы можете подойти близко к берегу, между тем как этому огромному дьяволу - он указал на преследовавший их корабль, переходивший через мель, - придется останавливаться вдали. Через узенький канал войдите в море. Вы знаете тетушку Марту по прозвищу Кобыла? Она будет ждать вас у входа в канал: она всегда там. Я, на всякий случай, дал ей знать, что мы можем заехать в море, и если вы поднимете белый флаг с красным крестом - он лежит в каюте - или в сумерки вывесите красный фонарь на правой стороне, она приедет, чтобы провести вас, потому что хорошо знакома с "Ласточкой". Ей вы безбоязненно можете сообщить все; она поможет вам и будет хранить тайну, как мертвая. В море вы можете потопить или взорвать на воздух, на суше - закопать сокровища, вообще сделать, что окажется нужным, но именем Бога, к которому я отхожу, умоляю вас, не отдавайте его в руки Рамиро и его испанских крыс, которые гонятся за нами по пятам.

   При этих словах Ганс упал на палубу; Фой подбежал, чтобы поддержать его, но он отвел его слабеющей рукой.

   - Оставьте меня, - шепотом сказал он, - я хочу помолиться. Я поставил руль. Держите тот же курс.

   Мартин взялся за руль, между тем как Фой стоял около Ганса. Через десять минут последнего не стало.

   Сильный ветер гнал их к Гаарлемскому морю; испанский корабль шел за ними, но держался дальше в открытом море, избегая мелей. Через полчаса ветер, все более и более поворачивая к северу, превратился в ураган, и им пришлось бороться против него, убрав паруса. Однако все обошлось благополучно; Фой смотрел за парусами, а Мартин стоял у руля. "Ласточка" была хорошее морское суденышко, и если плыла медленно, то и ее преследователь плыл не скорее ее, и между ними образовывался по временам промежуток в милю. Наконец к вечеру они увидали развалину мызы, указывавшую вход в один из каналов, ведущих в Гаарлемское море.

   - Море бурно на мели, и теперь отлив, - заметил Фой.

   - А все же надо попытаться, мейнгерр, может быть, и проскочим, - отвечал Мартин и направил "Ласточку" к устью протока.

   Здесь волны вставали как горы и заливали палубу, однако "Ласточке" удалось перебраться через три мели, и наконец она вступила в спокойные воды канала, где пошла, хотя и тихо, но на парусе.

   - Наконец-то мы ушли от них, - сказал Фой, - им не войти сюда до прилива.

   - Надо воспользоваться временем, - отвечал Мартин. - Поднимите же белый флаг, и, пока возможно, закусим.

   Пока они ели, солнце село и ветер так упал, что они едва шли по узлу в час. Так как Марты или какого-либо другого лоцмана не было видно, то они вывесили красный фонарь и медленно подвигались вперед, пока не достигли наконец выхода в море - обширной водной поверхности, местами мелкой, местами глубокой и усеянной во всех направлениях островками. Ветер теперь дул противный, и при наступившей полной темноте пришлось бросить якорь, рискуя иначе наткнуться на берег. Одно утешало пассажиров "Ласточки" - что их преследователь не мог видеть их.

   Тут в первый раз их мужество несколько поколебалось, и они стояли молча у руля, не зная, что предпринять. Вдруг перед ними появилась белая фигура, будто поднявшись с палубы судна. Они не слыхали звука весел или шагов, а между тем фигура стояла перед ними, вырисовываясь на темном небе.

   - Кажется, друг Ганс ожил, - сказал Мартин с легкой дрожью в голосе: он ужасно боялся привидений.

   - А я думаю, что нас выследил испанец, - сказал Фой, выхватывая нож.

   Но тут послышался хриплый голос:

   - Кому надо лоцмана в моих водах?

   - А кто ты? - спросил Фой. - Говори скорей!

   - Я лоцман, - отвечал голос, - а ваше судно по виду и сигналу, должно быть, "Ласточка" из Гааги. А почему это мне пришлось споткнуться на палубе о мертвое тело?

   - Пойдем в каюту, и я расскажу тебе все, - сказал Фой.

   - Хорошо, мейнгерр.

   Фой повел лоцмана в каюту, между тем как Мартин немного отстал.

   "Мы нашли себе проводника, зачем нам теперь фонари?" - подумал он и загасил все фонари, кроме одного, который взял в каюту.

   Фой ждал его у двери, и они вошли вместе. Фонарь осветил странную фигуру, одетую в меховую одежду, такую широкую и бесформенную, что невозможно было сказать, мужчину или женщину она покрывала. Фигура была без шапки, и на лоб ей спускалась прядь волнистых седых волос. Лицо с парой блуждающих серых глаз было изможденное, обветренное от постоянного пребывания на воздухе, все в шрамах, некрасивое, с высохшими губами и выступающими вперед зубами.

   - Здравствуй, сын Дирка ван-Гоорля и Красный Мартин. Я - тетка Марта, прозванная испанцами "Кобылой" и озерной ведьмой.

   - Я и без ваших слов узнал бы вас, матушка Марта, - сказал Фой, - хотя, правда, уже много лет не видел вас.

   Марта грустно улыбнулась, отвечая ему:

   - Да, много лет. Какое дело жирным лейденским бюргерам до бедной бродяги в спокойное время. Я не хочу укорять вас. Не следовало бы даже, чтобы знали, что ты или твои родители имеют дело со мной. Ну, что вам от меня нужно? По сигналу я вижу, что есть дело; а почему тело крестного брата Гендрика Бранта лежит там, у руля?

   - Потому что, говоря прямо, у нас на борту богатство Гендрика Бранта, а что касается остального, то взгляните туда.

   И Фой указал вдаль, где среди мрака в нескольких милях светилась точка, слишком низкая и красная, чтобы быть звездой, - фонарь, поднятый на мачту корабля.

   Марта кивнула.

   - Испанцы гонятся за вами, и ветер не пускает их сюда. Времени терять нечего. Спустите лодку, и мы отведем "Ласточку" туда, где она на сегодняшнюю ночь будет в безопасности.

   Через пять минут они все ехали на веслах в лодочке, в которой бежали из Гааги, к неизвестному им месту в темноте, медленно ведя за собой на буксире "Ласточку". По пути Фой рассказал Марте все касавшееся данного ему поручения и своего бегства из Гааги.

   - Я прежде слыхала об этих богатствах, - сказала Марта, - все Нидерланды знают о сокровищах Гендрика Бранта. Покойный Ганс известил меня, что они могут попасть сюда; он думал что на меня можно положиться в таких делах, - усмехнулась она. - Ну, что же вы намереваетесь делать?

   - Исполнить данное нам приказание, - сказал Фой. - Спрячем богатство, если окажется возможным, или уничтожим его.

   - Лучше первое, чем второе, - прервала Марта. - Спрячьте сокровища, говорю вам, и уничтожьте испанцев. У тетки Марты есть план.

   - Мы можем потопить судно, - предложил Фой, - или положить драгоценности в лодку и потопить ее.

   - И никогда не найти ее в этом море, - заметила Марта.

   Все это время Марта так уверенно управляла лодкой, будто среди белого дня. Лодка выехала из открытой воды и пробиралась между островками. Наконец гребцы почувствовали, что идущая позади "Ласточка" слегка задевает дном за ил; тогда Марта, отведя ее в сторону, бросила якорь, говоря, что здесь будет ее стоянка на ночь.

   - Теперь, - сказала она, - несите золото и кладите в лодку; если вы хотите спасти его, много придется поработать до зари.

   Фой и Мартин пошли вниз, между тем как Марта, свесившись над перилами лестницы, держала зажженый фонарь, светя им, так как они не решались подходить с огнем к пороху. Сняв мешки с солью, они скоро добрались до бочонков с буквой Б и, несмотря на всю свою силу, с трудом при помощи блока опустили их в лодку. Наконец погрузка была окончена, место бочонков занято мешками с солью. Захватив два железных, заранее приготовленных заступа, Фой, с Мартином снова спустились в лодку, которой по-прежнему управляла Марта. Больше часу они пробирались между бесконечными островками, на темные берега которых Марта пристально смотрела, пока, наконец она не приказала им положить весла, и они причалили.

   Марта привязала лодку и скрылась в камышах, откуда скоро вернулась, говоря, что место найдено. Тогда началась трудная работа перекатывания тяжелых бочонков шагов на тридцать по тропинкам, проложенным речными бобрами среди густых камышей.

   Осторожно вырезав камыш в месте, указанном Мартой, Мартин и Фой принялись копать при свете звезд глубокую яму. Они работали усердно и все-таки, не будь почва такой болотистой и мягкой, не успели бы кончить до рассвета, так как яма должна была быть очень объемистой, чтобы заключить в себе все бочонки.

   Выкопав фута три почвы, они дошли до поверхности озера и продолжали работать в воде, выбрасывая заступами грязь. Наконец все пять бочонков были поставлены рядышком в воде, закрыты землей, а место заложено торфом и покрыто камышом.

   - Пойдемте, - сказала Марта. - Времени терять нельзя.

   Они выпрямились и обтерли пот с лица.

   - Кругом накидана земля, она может выдать нас, - сказал Мартин.

   - Да, - согласилась Марта, - если кто увидит это место в течение десяти дней, а потом болотистая почва опять зарастет мохом, и все скроется.

   - Мы сделали, что могли, - заметил Фой, ополаскивая загрязнившиеся сапоги, - а там будь что будет.

   Они снова сели в лодку и поехали прочь, но гребли гораздо медленнее: утомленный Фой чуть не засыпал над своим веслом.

   Вдруг Марта дотронулась до его плеча. Он поднял голову и увидел неясно обрисовавшиеся при слабом свете футах в двухстах мачты преследовавшего их корабля с фонарем, одиноко горевшим на мачте.

   Марта нагнулась и что-то повелительно шепнула.

   - Это сумасшествие, - сказал Мартин.

   - Делайте, как я говорю, - прошипела она.

   И они пустили лодку по ветру, пока она не доплыла к маленькому островку футах в тридцати от стоявшего на якоре корабля. На островке, на самом берегу росла одинокая ива, свесившись ветвями в воду.

   - Держитесь за ветви дерева, - проговорила Марта, - и подождите, пока я вернусь.

   Фой и Мартин повиновались.

   Марта встала. Они увидели, что она сняла свое меховое платье и выросла перед ними высокой белой фигурой, вооруженной ножом. Она взяла нож в зубы и тихо, как водяная птица, спустилась в воду. Прошло не больше минуты, и ее спутники заметили, что кто-то карабкается по якорному канату.

   - Что она хочет делать? - шепотом спросил Фой.

   - Бог знает, - отвечал Мартин, только если она не вернется, прощай богатство герра Бранта: она одна может найти место.

   Они ждали затаив дыхание, как вдруг до них донесся какой-то странный, глухой звук, и фонарь на корабле исчез. Две минуты спустя над бортом показалась рука с ножом, и в следующую секунду в лодку, как большая рыба из сети, скользнула белая фигура.

   - Отчаливайте и гребите, - запыхавшись, проговорила она, и они повиновались.

   Марта же снова оделась в свою меховую одежду.

   - Что вы сделали? - спросил Фой.

   - Одну вещь, - отвечала она со злобным смешком. - Заколола часового. Он принял меня за приведение и со страху не посмел крикнуть. Я перерезала канат и, кажется, подожгла корабль. Смотрите!.. Только гребите, гребите за угол острова.

   Они изо вс