|
Бересфорд Джон Девис - Только женщины, Страница 7
Бересфорд Джон Девис - Только женщины
сегодня... Папиросы все выкурила и даже без всякого удовольствия, потому что слишком волновалась. Такая уж у меня натура. Я иной раз готова побить сестру. Но уж Алли я ей не дам испортить... Ну, да ничего. К завтрему я опять стану благоразумной и вы забудете наш разговор. Пойдем.
Вам пора спать.
- Это самый замечательный вечер в моей жизни, - говорила себе Бланш, молча идя к дому. И, даже улегшись в постель, не сразу могла уснуть. Прислушиваясь к ровному дыханию спящих матери и Милли, она думала о том, что все изменилось, а, между тем, люди все остались те же, и даже - странное дело - индивидуальности как будто еще резче обозначились. Может быть, это оттого, что все стали более естественными, перестали стесняться...
Засыпая, она решила подражать тете Мэй.
ОТ СЕДБЕРИ ДО ВАЙКОМБА
На другое утро, чуть свет, Алли постучалась к Гослингам, но ей откликнулась только Бланш, хоть и уснувшая на два часа позже матери и сестры. Она проснулась с чувством, что ей предстоит какое-то важное и приятное дело.
Не легко было поднять Милли. Она только сонным голосом говорила 'Хорошо. Сейчас встану' и, как сурок, прятала голову под одеяло.
- Ах, да вставай же ты! - рассердилась, наконец, Бланш.
- В чем дело? - жалобно откликнулась Милли, силясь удержать одеяло, которое тянула с нее сестра.
- В том, что пора вставать, ленивица.
- Я же сказала, что сейчас встану.
- Ну, так и вставай.
- Через минуту.
- Нет, сейчас.
Наконец, Бланш удалось завладеть одеялом. Милли села в постели, мутными глазами озираясь кругом и не соображая, где она. Такие сцены по утрам часто разыгрывались на Вистерия-Гров, и на минуту ей показалось, что она снова дома. И, когда сознание вернулось к ней, она чуть не заплакала. Не менее трудно оказалось разбудить миссис Гослинг. Она прежде всего спросила: - Который час?
- Не знаю.
- Я уверена, что нет еще семи. - По мерке - Вистерия-Гров это была еще ночь.
И она откинулась назад, на подушки, между тем, как Милли, спустив одну ногу с кровати, силилась притянуть к себе сорванное Бланш одеяло:
- Ну нет, уж это дудки! - воскликнула Бланш, угадывая намерение сестры. И отшвырнула одеяло в угол. А затем, потеряв терпение, принялась трясти за плечи мать. - О, Господи! Ну и возни же у меня будет с вами обеими!
Только к восьми они двинулись в путь. Тетя Мэй щедро наделила их яйцами и овощами и даже бросила работу, чтобы проводить их и указать им путь.
- Идите все прямо и как можно дальше, - были ее напутственные слова.
Миссис Поллард они так и не видали больше. Она была еще в постели.
Несмотря на ясное, безоблачное утро, предвещавшее хороший день, все три путницы были унылы. Всем им, даже и Бланш, до тошноты противно было опять брести по пыльному шоссе, толкая перед собой эту несносную тяжелую тележку, источник всех их неудобств и огорчений. По ней сразу видно было, как скудно и убого все их достояние, а, между тем, тащить ее было порой невыносимо тяжело. После краткого возврата к удобной и оседлой жизни и естественной пище, блуждание по чужим местам, не знакомым и негостеприимным, казалось еще более безнадежным. Если б еще не эта тележка с пожитками, они могли бы тешить себя мыслью, что ушли ненадолго из дому и вернутся туда. Но тележка была как бы клеймом скитальчества.
Миссис Гослинг разливалась в жалобах на безнадежность их затеи и говорила, что тетя Мэй поступила с ними совершенно бессердечно.
- Выгнать на большую дорогу женщину моего возраста! Могла бы она продержать нас у себя - ну хоть два-три дня. Ведь мы же не нищие. Мы заплатили бы за все: и за ночлег, и за еду.
Она и предлагала плату, но тетя Мэй отказалась наотрез без объяснений. Она видела, что с миссис Гослинг не стоит тратить даром слов.
Милли соглашалась с матерью. Бланш не возражала и думала свое, силясь выработать сколько-нибудь последовательный план.
Подвигались вперед они, конечно, медленно, не быстрее двух миль в час. Соединенная тяжесть тележки и миссис Гослинг была слишком велика, а Девушки скоро убедились, что почти все равно, сидит ли мать их на тележке, или наваливается на нее всей тяжестью сзади. На пути попадались только разоренные виллы с выбитыми дверьми и разбитыми окнами; они, очевидно, шли по следам одного из флангов армии переселенцев, хлынувшей потоком из Лондона.
Только близ Пиннера эти признаки опустошения не так били в глаза. Здесь, местами, они видели женщин, работавших в ноле, или детей, которые, при виде их, спешили укрыться за изгородью, очевидно, напуганные опытом двух последних месяцев. На пригородных дачах, где прежде жили зажиточные городские обыватели, заметны были попытки привести в порядок разоренные огороды.
Гослинги дошли до того пункта, где волна эмиграции разбилась на отдельные маленькие ручейки. Судя по всему, что они видели во время пути, можно было думать, что значительное число женщин и детей - не менее одной пятой, умерло от голода и истощения, не добравшись до пристанища. Многие отстали по пути, найдя себе занятие и, хотя временный прокорм, остальные пошли дальше. Решающим фактором везде была наличность пищевых ресурсов. В близком будущем рабочие руки понадобятся всюду, и здесь, возле Пиннера, свободной земли было сколько угодно, - больше, чем работниц, - но вспаханных и засеянных полей не много, и в этом году трудно было ждать обильной жатвы.
Все это смутно сознавала Бланш. Памятуя совет тетя Мэй не закрывать глаз на окружающее, она зорко вглядывалась в эти поросшие травой поля и редкие признаки человеческой жизни и деятельности, и не черпала в этом больших надежд.
Наоборот, старуха Гослинг, обрадовавшись, что они опять попали в знакомую, цивилизованную обстановку, настаивала на том, чтоб остановиться 'в какой-нибудь гостинице' и 'осмотреться', прежде чем идти дальше. И Милли была на ее стороне. Но Бланш упрямо качала головой. - 'Да вы оглянитесь вокруг себя. Чем же тут кормиться-то? Идемте дальше'. Когда же мать продолжала настаивать, ссылаясь на свое знание света и людей, Бланш сказала: - Ну ладно. Идем в гостиницу. Сами увидите.
Гостиница была пуста. Весь запас провизии и напитков в ней давно иссяк, а дом без сада никого не привлекал, как обиталище. Дома в этой местности были дешевы, и все население Пиннера вместе с детьми, не превышало трехсот человек.
В соседнем саду они увидели работавшую над грядкой женщину, которая, быть может, с излишней грубостью, сказала им, чтоб они проваливали, что в деревне им остаться нельзя, так как здесь и своим-то еле-еле есть чем прокормиться. И буркнула себе под нос что-то о 'глупости лондонцев'. Это выражение Гослингам приходилось потом слышать часто. Призыв к состраданию остался без ответа. Миссис Гослинг убедилась, что она - только одна из многих тысяч, обращавшихся с тем же призывом, и так же бесплодно.
Солнце стояло уже высоко, когда они, миновав Пиннер, вышли на дорогу, ведущую в Норзвуд. Тут-то Бланш и предложила, чтобы мать все время ехала на тележке, кроме тех случаев, когда надо подниматься в гору. Поломавшись, старуха согласилась; из тележки выкинули часть захваченного скарба: табуреты и посуду, и маленькая процессия снова двинулась в путь, несколько ускоренным шагом.
Разочарование, испытанное в Пиннере, было для миссис Гослинг тяжким ударом. После этого она утратила всякий интерес к жизни и, сидя на тележке, все время думала о прошлом, о том, что она уже стара и не умеет приспособиться к новому, что будущее не сулит ей ничего Доброго и всякий смысл жизни для нее утрачен. Она чувствовала, что судьба жестоко обидела ее, но не умела даже назвать по имени эту судьбу... И от таких мыслей жизненные силы ее быстро убывали...
* * *
В Чильтерне картина сразу изменилась. Здесь, вместо опустошения, царило обилие, даже излишек. На полях колосились пышные хлеба, и ясно было, что через месяц спрос на рабочие руки будет почти равен предложению, так как работницы были все совсем неопытные, и для работы, которую в былое время, с помощью машины, исполнял один мужчина, теперь требовалось десять женщин. Но в конце июля множество еще не пристроившихся женщин, почти исключительно из Лондона, питались главным образом крапивой, травами и листьями, всякой зеленью, которую можно было сварить и съесть, с добавкой кусочков говядины и овощей, которые им удавалось выпросить или украсть. Эти эксперименты с зеленью нередко кончались отравлением, или заболеванием дизентерией, и от голода и болезней число беглянок быстро таяло. Тем не менее, жилищ еще хватало не на всех, а те, кому приходилось жить под открытым небом, в поле, или у дороги, были слишком ослаблены городской жизнью, чтобы безнаказанно спать на воздухе в холодные, сырые ночи. В этом районе большинство женщин были слабые, наименее приспособленные к перемене условий жизни. Они остались здесь, брошенные более сильными и выносливыми, которые пошли дальше, и погибали от голода и истощения.
Бланш, конечно, не в состоянии была осмыслить все эти результаты действия естественных сил, но ей было ясно, что оставаться здесь им нельзя. И тетя Мэй ведь говорила ей, чтобы они дошли, по меньшей мере, до Амерсгама. Но Милли так устала и у нее так разболелись ноги, что, после бесплодных поисков ночлега, они расположились биваком в полумиле от Рикмансворта, на опушке леса.
Чтоб хоть немного защитить себя от непогоды, они разгрузили тележку и опрокинули ее в виде навеса, а свой запас пищи тщательно прикрыв, положили возле себя. Обе девушки отлично понимали, что их запас мигом был бы разграблен, если б только о нем узнали. Их тележка и сравнительно сытый вид обращали на себя общее внимание, и по пути не раз изголодавшиеся женщины и дети просили у них пищи, но миссис Гослинг неизменно отвечала: 'у нас самих ничего нет'. И это было так обычно, что ей верили легко. Милли и Бланш было иной раз до боли тяжело отказывать, но они знали, что запаса их на всех не хватит, а сами они погибнут, лишась его, и крепились.
Весь этот день и вечер мать их была так странно апатична и почти не протестовала, узнав, что ночевать придется под открытым небом. Но всю ночь она металась; тело ее судорожно подергивалось; она все время что-то бормотала про себя, порою вскрикивала. И так как все три женщины улеглись рядом, крепко прижавшись друг к дружке и от страха, и для того, чтобы согреться, движения матери постоянно будили дочерей. Один раз они явственно слышали, как она звала 'Джорджа'.
- Какая мама странная сегодня! Ты не находишь? - шепнула Милли Бланш сестре. - Уж не расхварывается ли она?
Это было бы неудивительно.
Утром Бланш разделила между тремя полжестянки мясных консервов - это был весь их завтрак. Яйца, которые им дали в Седбери, они решили поберечь, тем более, что под рукой не было ни огня, ни воды.
Они напились из ручья. В полдень Бланш и Милли съели по яйцу, сырому. Миссис Гослинг есть не стала, да и утром она почти ничего не ела. Все утро она была очень спокойна и не жаловалась, когда ее заставляли пешком взбираться на холмы, многочисленные в этой местности. Это тревожило Бланш, но она никак не могла вызвать мать на разговор. На все вопросы старуха отвечала только:
- Я домой хочу.
- Она успокоится, когда мы устроимся где-нибудь на постоянное жительство, - шептала Милли. - Если только это когда-нибудь будет!
* * *
До Амерсгама они добрались уж за полдень. Здесь признаки голода и нищеты не бросались так в глаза. Здесь реже просили милостыни, и встречные женщины не имели такого угнетенного вида и на вопросы отвечали не так сурово. Бланш дала одно яйцо девочке лет тринадцати, но сильной и здоровой, которая добровольно помогла им втащить тележку на гору, и залюбовалась тем, как ловко девочка разбила скорлупу с одного конца и высосала содержимое. Их способ был менее опрятен и не экономен.
Уже под вечер, отдохнув и закусив, они двинулись к верхнему Вайкомбу и за милю от Амерсгама зашли на ферму - справиться, нет ли тут работы, т. е. зашла собственно Бланш, оставив мать и сестру стеречь тележку. На ферме она нашла трех женщин и девочку лет подростка, за доением коров. В течение нескольких минут она стояла и смотрела на них; женщины, хоть и заметили ее, не обращали на нее внимания. Наконец, старшая из женщин, со вздохом облегчения, поднялась со скамеечки, ласково потрепала корову по боку, подняла полное молока деревянное ведро и повернулась к Бланш: - Ну, девушка, чего тебе?
- Не обменяете ли вы нам две пинты молока на жестянку консервов - языка? - В первый раз еще Бланш решила пожертвовать частью своего драгоценного запаса, но ей нужно было молоко для матери, которая сегодня весь день ничего не ела.
Все три женщины и девочка неожиданно с интересом воззрились на Бланш.
- Языка, говоришь? Откуда же у тебя, девушка, консервы?
- Из Лондона.
- А ты давно из Лондона? Ну, что там делается? - И Бланш засыпали вопросами..
- Ладно, молока я тебе дам, если у тебя найдется, во что взять его, - сказала пожилая женщина, и Бланш пошла за языком и за двумя бутылками, данными ей тетей Мэй.
Бутылки пошли обваривать кипятком, чтоб они не лопнули, а тем временем пожилая женщина расспрашивала Бланш: - Где же вы ночевать-то будете?
Бланш пожала плечами.
- Если хотите, ночуйте здесь в сарае, только предупреждаю, там будет куча народу. Все больше глупых лондонцев. Кой-какое занятие мы для них находим, но по совести говоря, я бы всех их отдала за трех хороших батраков-мужчин.
Она раздумывала, презрительно кривя рот на сторону. - Ну, да что уж! - продолжала, она со вздохом. - Что ушло, того не вернешь; я только вас предупреждаю, чтоб вы берегли свою провизию, а то эти бродяги мигом стащат - оглянуться не успеете.
- Дело не во мне и не в моей сестре, - пояснила Бланш. - Но с нами мать. И, я боюсь, она расхварывается. Если б вы позволили ей переночевать у вас в кухне? Будьте спокойны - она ничего
Не украдет.
После краткого раздумья женщина согласилась.
Но ни ночлег под кровом, ни парное молоко, которое она выпила с удовольствием, не оживили миссис Гослинг. На расспросы добродушной фермерши она отвечала как-то путанно и неохотно. И вид у нее был растерянный, фермерша объясняла это тем, что солнце слишком нажгло ей голову.
- Ну, да дня через два она оправится. Вы только не держите ее на солнце.
- Вы думаете, что так легко! - вздохнула Бланш.
Эту ночь Гослинги спали все втроем, в чердачной комнатке, мать на кровати, дочки на полу. Платя доверием за доверие, они ввезли свою тележку в кухню и помогли фермерше запереться на ночь. Это была сложная процедура: все двери и окна запирались на болты и на замки.
- Больно уж вороватый стал народ, - поясняла она. - Да и как осудишь, когда людям есть нечего? А, все-таки, свое добро надо беречь. Их только пусти, так они за неделю все приедят, а потом все равно будут голодать. По вашему, это жестоко? - но, ведь, это для их не блага. Есть, конечно, и такие, с которыми приходится быть строгой. Да вот вчера я одну такую прогнала. Миссис Изаксон - еврейка, что ли. Вот несносная!
Бланш мельком вспомнила, что и тетя Мэй говорила ей про какую-то миссис Изаксон, от которой она не могла избавиться.
Фермерша подняла своих гостей чуть свет и, хоть не дала им пищи на дорогу, как тетя Мэй, зато дала ценный совет:
- На вашем месте, я бы пошла мимо Вайкомба, в Марлоу, через гору. В этих местах вас, все равно, нигде не примут. Но вы обе девушки на вид здоровые, а скоро жатва, так что работа должна найтись.
- Марлоу? - повторила Бланш, стараясь запомнить это имя.
Фермерша кивнула головой. - Там и мужчина есть. Чудак большой. Не такой, как сам Ивэнс, мясник из Вайкомба. Этот с бабами не хороводится - ну, а на работу их ставит ловко. Впрочем, там дальше видно будет. Может, он еще и переменится.
Миссис Гослинг не хотела уходить, уверяла, что она идти не может, и все спрашивала, идут ли они домой.
- Скажите лучше: 'да', - шепотом посоветовала фермерша. - Это от солнца у нее в голове не много помутилось. Когда устроитесь в Марлоу, она оправится.
И миссис Гослинг удалось, наконец, усадить в тележку. Девушки нашли сломанный зонтик и развернули его над головой матери, в защиту от солнца. Они сами страшно устали, и от сапог Милли остались одни дыры, но теперь у них впереди была определенная цель, и до нее оставалось пройти всего каких-нибудь десять-двенадцать миль.
- Мы будем там к полудню, - ободряла Бланш. Бессознательно, все уже теперь привыкали к новым мерам времени:
МЯСНИК ИЗ ВАЙКОМБА
Близ Вайкомба из-под изгороди, где она, по-видимому, отдыхала, поднялась женщина и вышла на дорогу, навстречу Гослингам. Это была румяная, полная женщина лет за сорок, но вялость кожи на лице, согбенные плечи и походка старили ее.
- С добрым утром! - приветствовала она Гослингов. - Если я вам не помешаю, я бы охотно пошла вместе с вами. - Она говорила с иностранным акцентом и с неправильными ударениями.
- Куда? - спросила Бланш.
- Ах! не все ли равно, куда? Я жила тут у одной фермерши. Но она мне не компания. Необразованная, простая женщина, мужичка. А вы и ваша матушка не мужички - это сразу видно. Я не люблю жить с простонародьем. А куда идти - не все ли равно? Все мы ищем одного: работы в поле - аристократки и крестьянки. Но не лучше ли тем, из нас, которые не родились крестьянками, держаться друг друга?
Милли украдкой хихикнула; миссис Гослинг только теперь заметила, что к ним присоединилась посторонняя и поспешила сообщить ей:
- Мы идем домой - Милли ласково потрепала ее по спине. - Да, домой, - твердо повторила миссис Гослинг.
- Ах! Какие вы счастливые! Теперь мало у кого есть дом, - вздохнула неизвестная женщина. - У меня тоже был когда-то дом. Ах, как это было давно! Вот уже два месяца, как у меня нет пристанища. Она была близка к слезам. Бланш нагнулась к ней и шепнула:
- У мамаши был солнечный удар, и мы уверили ее, что мы идем домой, чтоб не расстраивать ее. Вы ей, пожалуйста, не говорите, что это неправда.
- Не бойтесь. Я буду нема, как могила.
Бланш заставила себя ожесточиться. - Я все-таки не знаю, зачем вам идти вместе с нами.
- Ах! Нам, не мужичкам, следует держаться друг друга.
- Не все равно: мужички, - не мужички? Мы и сами не Бог весть, какие аристократки.
- Это хорошо, что вы так говорите. Я сама так говорю - я, миссис Айзаксон. Но, в своем кругу, нет надобности говорить неправду. Ведь сразу видно, кто вы и что вы. Я хоть и не англичанка, но давно уж живу в Англии и сразу вижу, что за человек. Разве вы не думаете, что нам следует держаться вместе? Правда, ведь?
- О, - не выдержала Бланш. - Так вы - миссис Айзаксон? Я о вас слыхала.
На миг красивые глаза миссис Айзаксон как будто обратились назад; к прошлому. - Ах, вот как! В таком случае, мы уже друзья.
- Я слышала о вас от тети Мэй, - сказала Бланш, и то, что она произнесла это имя с оттенком почтения, не ускользнуло от сметливой еврейки.
- Ах, милая тетя Мэй! Она такая умница. Но она чересчур добра - работает, не покладая рук, а сестра ее ровно ничего не делает. Давайте, я помогу вам везти вашу бедную матушку. Мы с вами возьмемся за дышло, а ваша красавица-сестрица будет подталкивать сзади, и мы поговорим о милой, умной тёте Мэй. Согласны? Да?
Бланш предостерегали против этой женщины, и ей самой она не очень нравилась. Но в ее манерах и вкрадчивой речи был тонкий оттенок лести, против которой трудно было устоять. Притом же, она не просила о помощи, в ее настойчивости чувствовалась сильная золя, невольно подчинявшая. Пока девушка колебалась, миссис Айзаксон храбро взялась за дышло и маленькая процессия двинулась в путь.
Ее помощь очень и очень пригодилась девушкам, когда пришлось спускаться с Амерсгамского холма. Бланш предложила матери слезть и идти пешком, но миссис Гослинг, как будто не слыша, и не понимая, озабоченно говорила: - Я что-то не помню этой дороги. Ты уверена, Бланш, что мы не сбились с пути?
- Нет, ей нельзя давать идти по такой жаре, - вмешалась миссис Айзаксон. - Втроем мы отлично свезем ее с горы. - И, хотя сама она, видимо, была утомлена, своей тяжестью она добросовестно удерживала тележку во время крутого спуска.
После этого уж, конечно, нельзя было с легким сердцем сказать ей, чтоб она шла своей дорогой. К тому времени, как они прошли через город, пустой и словно вымерший - все женщины в эту пору были, либо сидели по домам, либо работали в саду, и в поле - и вышли на дорогу, ведущую в Марлоу, миссис Айзаксон стала уже равноправным членом их маленькой группы и очень энергичным.
- Когда выйдем за город, надо будет закусить чего-нибудь и выпить молока, - сказала Бланш, взглянув на высокую гору, лежавшую впереди их.
- Да, - скоро-скоро, - подхватила миссис Айзаксон, словно успокаивая, как будто сама она не очень была голодна, но соглашалась, что она заработала себе право на равную с другими долю.
* * *
В былое время каждая из них сочла бы неприличным сидеть и закусывать просто на земле, в тени, и у самых городских ворот Вайкомбского Аббатства. Да и вид у наших путниц был не очень-то приличный. Платье их и обувь износились до дыр; лица и руки были не слишком чисты, особенно у миссис Айзаксон. Но, странно, несмотря на сухость воздуха, они не особенно запылились в пути. По дорогам последние шесть недель почти не ездили, и все они заросли травой. И вся растительность кругом была пышней, и зеленей, и ярче прежнего. Оттого ли, что год уж выдался такой или оттого что зелень изгородей не глушила пыль, они зеленели, как ранней весной, и земля возле них густо заросла травой и цветами. И на фоне этой изумрудной зелени четыре женщины в измятых платьях и выцветших, покрытых пылью шляпах, давно утративших фасон, были так же не у места, как они были бы не у места в древней Греции. Они врезывались диссонансом, портили красоту картины.
Бланш смутно сознавала это.
Они мало говорили за едой; миссис Гослинг пила только молоко, а миссис Айзаксон делала отчаянные усилия, чтобы скрыть свой голод и жадность, светившуюся в ее взгляде и в скрюченных пальцах. Покончив с едой, они улеглись в тени, тоже молча. Казалось, первое же сказанное слово заставит их сняться с места и вновь пуститься в путь.
- А ну ее, эту дурацкую старую шляпку! - вскричала Бланш. - Я больше не хочу носить ее. - Она вынула булавку и швырнула шляпку в канаву.
- Ну, от этого она лучше не сделается, - сказала Милли, но тоже сняла свою шляпу, со вздохом облегчения.
Миссис Айзаксон колебалась. - Все-таки, они защищают от солнца.
- Алли же ходит без шляпы и ничего ей не делается.
- В самом деле.
Милли с наслаждением распустила свои густые темно-рыжие волосы и перебирала их пальцами.
- Так гораздо легче. А в шляпе у меня все время голова горела.
- Волосы-то какие чудные! - восхищалась миссис Айзаксон. - Жалко даже прятать их под шляпой. У меня есть в мешке гребенка. Позвольте мне расчесать ваши дивные волосы.
- Пожалуй, - согласилась Милли. - Только это так забавно - причесываться на большой дороге.
Бланш смотрела молча. Миссис Гослинг думала о своем - о Вистерия-Гров и о том, надо ли отдавать в прачечную кружевные занавески с окон гостиной, или можно будет вымыть их дома, когда они вернутся.
Неожиданное внимание трех младших женщин было привлечено какими-то необычными звуками голосов, смеха, пения, стука колес и топота копыт
Обе девушки вскочили на ноги. Миссис Айзаксон грузно поднялась, не совсем довольная. Миссис Гослинг так была поглощена своими мыслями, что ничего не заметила.
Бланш первая подбежала к воротам.
- Вот так штука! - вскрикнула она. - Нет, вы поглядите!...
- Господи! - взвизгнула Милли, напрасно силясь свернуть в узел на затылке свою непослушную гриву.
* * *
По аллее медленно ехало ландо, запряженное парой лошадей, изукрашенных словно на маевке. Вся сбруя была нелепо убрана розами, сиренью и лютиками, привязанными к ней бесформенными пучками. Лошадей вели под уздцы четыре женщины, шедшие впереди; недоуздки тоже были сплошь увиты цветами.
Вокруг ландо десять-двенадцать женщин и молодых девушек пели, смеялись, плясали, поминутно, поворачиваясь за одобрением к сидевшему в коляске, ради которого, очевидно, и было устроено все это представление. У некоторых женщин была обнажена не только шея, но и грудь; танцы их были неуклюжи и бесстыдны; они все время вскрикивали и взвизгивали, видимо, силясь обратить на себя внимание. Это были цивилизованные женщины, строившие из себя дикарок, вакханки, не ведавшие красоты бессознательности и самозабвения. Все их движения и позы были некрасивы, ибо в каждой была преднамеренность, умышленность и ни тени свободы и непринужденной грации.
В коляске сидели рядом мужчина и женщина. Мужчина был молод и красив - высокий, широкоплечий, смуглый, с могучими мышцами и большими глазами, прикрытыми тяжелыми веками. Но кожа у него была грубая, тело слишком грузно; кудрявые, напомаженные волосы уже редели на висках; полу раскрытый рот с распущенными, чувственными губами был неприятен. Одет он был в летнюю пару, из цветного холста с затейливым узором; его толстые красные пальцы были унизаны кольцами; на руках красовались тяжелые золотые браслеты, а в черные, масляные волосы была воткнута нежная, хрупкая роза.
Сидевшая с ним рядом женщина была типичная куртизанка, с низким лбом, с толстыми губами. В ее говорящих, знающих глазах светился и призыв, и отказ, и страх, и желание. Оденься она подстать своему типу, она, вероятно, была бы красива; но она была современная женщина и англичанка, и ее модный наряд в этой обстановке был нелеп. На фоне торжествующей природы султанша и ее возлюбленный были еще более нелепы, чем две растрепанных и усталых с дороги девушки, скромно отступивших в сторону, чтобы дать дорогу ландо.
Вакханки с явным недоброжелательством разглядывали Гослингов, но красавица в ландо как будто не замечала их, до тех пор, пока внимание владыки не было привлечено роскошью волос Милли снова распустившихся и волнами рассыпавшихся по ее спине.
Молодой мясник, привыкший к обожанию и лести, лениво покачивался на рессорных подушках, равнодушный ко всему окружающему; но эта пламенная грива при всей его пресыщенности, заинтересовала его. Он выпрямился и оглядел Милли опытным взором знатока, привыкшего определять качество скота.
- Стойте! - скомандовал он нимфам, ведшим под уздцы лошадей, и экипаж остановился.
Переконфуженная Милли попятилась назад и. спряталась за спину Бланш, которая, вздернув подбородок, смотрела мяснику прямо в глаза, со всем презрением, на какое она только была способна, но и она чувствовала, что слабеет, он какого-то неразумного страха. За спинами их гримасничала миссис Айзаксон.
- Чего вы испугались? - я вас не обижу, - начал было мясник, но его дама перебила его.
Красивые глаза ее сверкали гневом. - Если вы будете стоять здесь, я уйду! - сказала она, и по интонации слышно было, что она не простолюдинка.
Мясник заметно колебался. Быть может, цепь, Державшая его, уже наскучила ему и начинала тяготить, но он взглядывал на свою спутницу и, видимо, не знал, как поступить.
- Отчего же не остановиться? Что тут за беда. Расспросим о новостях и все такое...
- Едем мы дальше, или нет? - гневно крикнула красавица.
- Да уж едем, едем, - угрюмо отозвался он. - Чего раскипятилась бабочка? Эй, вы! пошевеливайтесь! - прикрикнул он на нимф. - На что глазеете?
Но, когда ландо тронулось, он еще раз оглянулся на Милли.
* * *
- Какая скотина! - вскричала Бланш, когда процессия прошла мимо и спустилась с холма.
- Как он смотрел на мои волосы! - хихикнула Милли. - Прямо беда мне с ними. Я хочу подобрать их, а они не даются - от жары, что ли, стали такие непослушные.
- Счастье для нас, что эта тварь была с ним.
Милли горячо поддакивала. Теперь, когда опасность миновала, она расхрабрилась. Миссис Айзаксон смотрела то на одну, то на другую и не высказывалась вовсе.
- Позвольте мне помочь вам причесать ваши роскошные волосы, - предложила она глупо улыбавшейся Милли.
Милли была очень признательна. - Какая вы милая, миссис Айзаксон! Прямо беда мне с ними. Иной раз я готова остричься...
Все время, пока спутница причесывала ее, она возбужденно болтала без умолку, в то время, как Бланш укладывала в тележку остатки их обеда.
Не без труда удалось им снова усадить в тележку миссис Гослинг. Она не обратила никакого внимания на процессию, но, когда они снова тронулись в путь, она точно проснулась и начала допытываться, скоро ли они придут домой.
- Я все думаю про занавеси в гостиной, Бланш.
- Теперь скоро, - успокаивала ее Бланш - Часа через два будем дома.
Миссис Айзаксон переменилась с ней местом. - Я сильнее вас - мне лучше подталкивать сзади. Но, тем не менее, дорога в гору была страшно утомительна и тяжела. Все три женщины выбились из сил, вынуждены были поминутно отдыхать и с возрастающим раздражением поглядывали на недвижную фигуру на тележке - главную причину всех их огорчений.
- Я уверена, что она отлично могла бы идти сама, - вырвалось, наконец, у Милли.
- Хоть немножко бы, чтобы дать нам передышку, - поддержала миссис Айзаксон.
Но когда Бланш предложила матери слезть и немножко пройти пешком, миссис Гослинг как будто не поняла ее, и, из жалости к старухе, они продолжали мучиться, с каждой минутой раздражаясь все больше. Наконец, добравшись до ровного места на вершине холма, взглянули вниз, на длинный спуск в долину и увидали, милях в двух с половиной впереди, шпиль колокольни Марлоу.
Посидели под изгородью, отдохнули и снова двинулись в путь. Милли, по примеру сестры, сняла шляпу. Бланш так и бросила свою под стенами Вайкомбского Аббатства, но Милли свою шляпу уложила в тележку.
Спускаться было легче, и Милли с миссис Айзаксон все время о чем-то беседовали вполголоса; Бланш мало обращала на них внимания, занятая мыслями о том, удастся ли им устроиться в Марлоу; миссис Гослинг в счет не шла,
- Какой он красавец! - этот парень в тележке, - неожиданно заметила миссис Айзаксон, глядя на широкую запыленную спину миссис Гослинг и сломанный зонтик, распяленный над ее головой.
Вы хорошо сделаете, если не будете близко подходить к этому месту.
Милли захихикала. - О! Мне это ничем не угрожает. Его жена уж позаботится об этом.
- Едва ли это его жена. Мужчин теперь так мало - станут ли они жениться.
- Ну, вот еще! Что вы такое говорите! - вскричала возмущенная и в то же время заинтересованная Милли.
- Правду. Я слыхала об этом красавце. Он мясник и каждый день ему приходится убивать коров и баранов, так как женщины не любят этого делать. Он очень сильный и умница. Некоторые женщины научились у него разнимать на части убитых животных. И, понятное дело, молодые женщины влюбляются в него, но он не женится, потому что он один, а женщин много, и было бы несправедливо, если он любил только одну - ведь, если у других женщин не будет детей, все люди скоро вымрут. Да и жениться ему незачем, но он обыкновенно берет себе на время то одну фаворитку, то другую. Потому я и предостерегаю вас, что вы не ходили сюда, я видела, как смотрел на ваши чудные волосы. И я убеждена, что, если б вы не были такая скромница и не спрятались за спину вашей сестры, он бы вышел из коляски и взял бы вас, и посадил рядом с собой. А той нахалке и уродине сказал бы: 'Проваливай!! ты мне надоела, я себе нашел другую, молодую, красивую, с золотыми волосами'. - Потому я и говорю, что тут для вас не безопасно.
- Ну, полноте! Что вы?
- Я правду говорю.
- Ну, нет, благодарствуйте. Я не такая! - горячо вскричала Милли, гордая сознанием своей добродетели.
- Нет, правда. Вы не сердитесь, что я предостерегаю вас. Я не сомневаюсь, что вы хорошая. Ho этот человек так могуществен. Он может сделать все, что захочет, то и сделает. Он все равно, что король.
- Здорово! Ну нет, дудки. Больше меня сюда и калачами не заманишь.
- Действительно. Это было бы неблагоразумно, - согласилась миссис Айзаксон, продолжая восхвалять опасные чары девушки.
Для Милли это была совершенно новая тема разговора. Она смеялась, хихикала, отнекивалась, уверяла, что миссис Айзаксон 'так только' это говорит, что она вовсе не хорошенькая, но тем не менее, так увлеклась разговором, что позабыла и об усталости, и о своих дырявых башмаках, и обо всех своих горестях. И даже шла бодрее, выпрямив стан и гордо вскинув голову. Кровь быстрей бежала у нее по жилам, и реплики ее звучали так бойко и звонко, то Бланш уловила в ее голосе что-то необычное и оглянулась назад на сестру, через голову тихой и задумчивой миссис Гослинг.
- Что с тобой, Милль?
- О, ничего! - откликнулась Милли. - Мы так, болтаем.
- И, кажется, превесело?
- Мы говорили о том, что теперь уже мы скоро отдохнем. Правда? - подхватила миссис Айзаксон, таким образом у нее с Милли образовалась как бы общая тайна.
- Может быть. Не знаю. - Бланш вздохнула и огляделась кругом.
На полях впереди там и сям виднелись маленькие фигурки, то нагибавшиеся, то снова выпрямлявшиеся.
- Ой! - вскрикнула вдруг Милли.
- Что такое?
- Там другой мужчина. - Милли указала рукой в ту сторону: - Свернем лучше в сторонку.
Но сворачивать было некуда, да и поздно. Мужчина, очевидно, заметил их. Он шел к ним наискосок, через поле, крича, чтобы привлечь их внимание. - Эй, вы! Постойте! Погодите!
- Милль! - воскликнула Бланш, с необычайной выразительностью.
- Что такое? - Милли нервничала, краснела и дрожала.
- Ты посмотри, кто это.
- Как будто не тот, что давеча в коляске...
|
Категория: Книги | Добавил: Armush (20.11.2012)
|
Просмотров: 395
| Рейтинг: 0.0/0 |
|
|