Сальгари Эмилио - Смертельные враги

не так, как бы следовало.

   - Об этом что и говорить! - отозвался Джон. - Греха на душу приняли не мало. Но это судьба!

  

   Первые часы пребывания злополучных охотников в плену прошли спокойно: за палаткой слышались голоса перекликавшихся индейцев, лай собак, визг ссорившихся старых скво, ржание лошадей, шаги, но в палатку, в которой лежали пленные, никто не входил. Казалось, краснокожие совсем позабыли о присутствии в их лагере четырех бледнолицых, своих смертельных врагов. Однако часов около двух пополудни спокойствие было нарушено появлением двух индейцев, притащивших в палатку котелок с каким-то индейским варевом.

   - Бледнолицые! - в торжественном тоне обратился к пленникам один из импровизированных "слуг". - Наш сахем, великая охотница за скальпами, непобедимая Миннеага, посылает вам эти яства в подарок! Насыщайтесь!

   И он величественным жестом показал на поставленный на землю у ног пленников котел, из которого поднимались целые облака теплого пара: в котле была сваренная по-индейски рисовая каша с кусочками вяленого бизоньего мяса, без милосердия сдобренная неимоверным количеством перца.

   - Краснокожие хотят нашего унижения, - прошептал лежавшим молча на земле спутникам агент Джон Максим. - Они не развязывают нам рук и думают заставить нас есть, как едят собаки, чтобы потом бросить нам в лицо насмешку. Но, друзья, с вашего позволения, этого не будет! Предоставьте действовать мне!

   Разумеется, все кивнули в знак согласия.

   Тогда Джон, ползком придвигаясь к котлу, извиваясь, как гусеница, что вызывало злорадные усмешки индейцев, задал вопрос:

   - А нашим краснокожим братьям очень нравится эта поганая собачья похлебка?

   - Она приготовлена именно для вас! Ешьте! - отозвался старший из воинов.

   - Но мне ужасно хочется накормить вас! - продолжал Джон.

   - Мы сыты!

   - Ничего, скушайте кусочек!

   С этими словами Джон Максим с невероятной силой двинул стоявший на земле котел обеими ногами, подхватив его словно ухватом, и в мгновение ока подбросил вверх, в то же время перевернув его.

   Горячая каша вывалилась прямо на головы и плечи ошеломленных индейцев, залепила их сложные прически, залила орлиные перья над их головами, полилась по бронзовым лицам, ослепляя краснокожих и портя их одеяния.

   Индейцы пострадали достаточно серьезно, получив столь неожиданный горячий душ. Но достоинство воина не позволяло им поддаться слабости. Только односложное восклицание "ух" вырвалось из их уст, выражая испуг, и чувство страдания, и гнев.

   - Пойдите, покажитесь вашему сахему в юбке! - сказал, презрительно отворачиваясь к стене, Джон Максим. - Может быть, увидев, как вы облеплены кашей, она вспомнит приличия, запрещающие издеваться над воинами, как над беглыми невольниками!

   - Хух! - вымолвил старший из индейцев, и оба они покинули палатку.

   - Недурно для начала! - злорадно засмеялся один из трапперов. - Если бы нам удалось проделать еще парочку таких же трюков, - я думаю, нам не пришлось бы испытывать мучений у столба пыток.

   - Ну, на это не надейся! - отозвался Джон. - Такими пустяками нельзя раздразнить индейцев и заставить их потерять голову. Надо будет применить более серьезные меры. Ну да ладно, посмотрим! А покуда, я убежден, данный мной урок несколько подействует, и с нами будут обращаться с большим почтением.

   Опыт не обманул агента, всю жизнь прожившего в тесном соприкосновении с краснокожими: через четверть часа в палатку принесли новую порцию пищи, но предоставили пленным справляться с ней по-человечески, развязав руки и дав каждому по деревянной ложке.

   Разумеется, покуда пленники насыщались, за каждым их движением следил добрый десяток враждебных и настороженных глаз, а как только котел опустел, руки пленников были снова связаны.

   Индейцы собирались удалиться, когда Джон Максим остановил их словами:

   - Правда ли, что сегодня в каждой типи моих краснокожих братьев разведен костер, согревающий иззябшие тела людей?

   - Да. Сегодня холодно! - кратко отозвался старший из индейцев, - А что? Не желает ли и мой бледнолицый брат попросить нас, чтобы мы развели костер здесь?

   - Попросить вас? - презрительно ответил агент. - Где это слыхано, чтобы пленный воин унижался до просьбы к врагу, который к тому же потерял всякие права на уважение, позабыв обязательные для настоящих воинов правила обращения с пленными?!

   Удар был меткий и попал, как говорится, не в бровь, а в глаз. Покраснев, старый воин распорядился, чтобы в типи пленников немедленно принесли дров и развели огонь.

   - Доволен ли теперь индейский агент? - осведомился краснокожий.

   - Ты можешь идти! - кивнул ему головой Джон, словно индеец был его рабом...

   Но это странное обращение произвело своего рода впечатление на краснокожих: они стали глядеть на пленников с большим уважением, как будто бы даже с некоторой опаской.

   Джон слышал, как перешептывались два парня, говоря о том, что, в самом деле, столь знаменитые воины должны были бы получить в лагере иной прием, иное обращение.

   - На кой черт вы добивались разведения костра? - осведомился у Джона Джордж Девандейл. - Тут и без того дышать нечем, а ваш костер отравит нас угаром!

   - Ну, нет! Мы ведь лежим на земле, дым стелется над нами, угар выдувается сквозняком от входа палатки, а огонь может нам очень и очень пригодиться.

   - Это зачем же?

   - Может быть, он поможет нам избавиться от связывающих нас веревок.

   - Вы хотите пережечь петли лассо?

   - Если представится случай, то не задумаюсь прожечь собственное тело до костей, лишь бы развязаться, получить свободу действий! Но сейчас, покуда за нами смотрят в оба, это, понятно, абсолютно невозможно. Позже бдительность наших стражей несколько ослабеет. К тому же, кто знает, может быть, нам подвернется какая-нибудь благоприятная случайность, и мы еще вывернемся собственными силами. Я в своей жизни раз пять попадал в руки краснокожих и, как видите, всегда выбирался целым и невредимым!

   - Ну, не очень-то "целым"! - не удержался и засмеялся Гарри.

   - Ты, молокосос, - закричал старик, - напоминаешь мне о потере моих волос?! Но ведь скальп с меня снят в бою, а не в плену! Да я с тобой и разговаривать не хочу! Ты был дурнем, дурнем и останешься на всю жизнь!

   - Не сердитесь, дядя Джон! Я просто пошутил.

   - Хороша шутка?! Замолчи лучше!

   Но гнев старика прошел так же быстро, как и родился, и через пять минут Джон снова заговорил поучительным тоном.

   - Собственно говоря, эти краснокожие даже в своем зверстве остаются наивными, как дети.

   - Хорошо "детство"!

   - Да, да, мистер Девандейл! Это так, и вы уж не оспаривайте того, чего вы не знаете! Нет, вы только рассудите сами, в самом деле! Стоит краснокожим поймать какого-нибудь бледнолицего, и что же они делают?

   Разумный, спокойно взвешивающий все, холодно рассчитывающий взрослый человек, раз в его руки попался смертельный враг, рассуждает очень просто: "От смертельного врага надо избавиться как можно скорее. Иначе он может каким-нибудь образом ускользнуть из моей власти, и тогда мне придется вести борьбу заново". - Таким образом, разумный человек немедленно уничтожает своего врага, и этим все дело кончается. А как поступает неразумный человек, иначе говоря - краснокожий?

   Ему мало уничтожить смертельного врага, что в сущности и является единственной целью его действий. Индеец, овладев своим врагом, будь ли это бледнолицый или краснокожий, везет, тащит этого пленного иногда за триста миль в свое становище. Зачем? Для того, чтобы все население этого становища могло принять участие в его, победителя, торжестве, чтобы местные барды могли воспевать доблести и подвиги воина. Этого мало: пленный на месте содержится еще несколько дней до того, как с ним покончат. Ради чего? А ради того, чтобы все старые бабы, все ребята селения могли издеваться над пленным и безнаказанно по мелочам истязать его. Мало того, когда наступает последний акт трагедии, пленного привязывают к столбу пыток и принимаются умерщвлять его, так сказать, по кусочкам, по атомам, растягивая до последних пределов возможности эту благородную церемонию. Что заставляет проделывать все это безобразие? Желание насладиться унижением и муками врага, заставить его, так сказать, выпить дотла всю чашу горечи. Мстительность. Но ведь это же - детство!

   - Или варварство! - поправил Джона Девандейл.

   - Да, и детство, и варварство! Но оно - на руку белой расе!

   Скажу по опыту: я лично знаю не один десяток трапперов, успевавших избегнуть верной гибели только в силу того, что, упиваясь наслаждением местью, растягивая мучения пленных на много дней, индейцы предоставляли им возможность удрать.

   А то бывало и так: покуда краснокожие вымещают свое зло на пленных, товарищи этих пленных соберутся с силами, нагрянут и не только освободят пленных, но и расправятся по-своему с самими мучителями и притом отнюдь не откладывая расправу в долгий ящик.

   - Вот бы здорово, если бы с нами так было! - вздохнул Девандейл.

   В это время в палатку, наполненную едким дымом, вошли несколько индейцев.

   - Миннеага желает говорить с моим бледнолицым братом! - заявил Джону один из пришедших и разрезал ножом стягивавшие агента петли лассо.

   Джон Максим молча поднялся и последовал за своим эскортом, отметив в уме, что краснокожие окружили его кольцом, держа наготове оружие.

   "Ко мне питают особое уважение! - улыбнулся про себя старик - Видно, данные нами этим дикарям уроки не все пропали даром! Хорошо было бы, если бы это "уважение" простиралось до готовности отпустить нас на свободу... Да, не будь проклятой "охотницы за скальпами", это, пожалуй, было бы возможным! Нынешние индейцы - далеко не то, чем были их предки... Но Миннеага, Миннеага! Подожди, кровожадная тигрица сиу! Придет и твой черед расплатиться за все!"

   Пока Джон размышлял на эту тему, его привели к стоявшей в центре поселка большой типи из расшитых цветными шелками бизоньих шкур.

   - Привет тебе, великий воин бледнолицых! - услышал он при входе в типи насмешливый и злорадный голос невысокой, но статной женщины, еще молодой, с несколько грубым, но по-своему красивым, резко очерченным лицом.

   - Привет и тебе! - спокойно ответил Джон, смело глядя прямо в глаза хозяйки типи.

   - Я назвала тебя великим воином. Почему же ты не отвечаешь вежливостью и не называешь меня по имени?

   - Но каким именем должен я называть тебя? - пожал плечами агент. - Ведь люди надавали тебе массу прозвищ, и я не знаю, какое выбрать. Тебя называют охотницей за скальпами. Но я боюсь оскорбить тебя этим прозвищем: не дело женщины обагрять в крови свои руки!

   - Дальше!

   - Тебя величают тигрицей сиу. Но я думаю, что это слишком обидно для... тигров: ты гораздо больше похожа на осквернительницу могил - гиену!

   От услышанного оскорбления лицо Миннеага потемнело, в глазах мелькнул зловещий огонек, но все же она сдержалась.

   - Дальше! - вызывающе вымолвила она.

   - Что же дальше? - усмехнулся Джон. - Бросим это! Ты захватила меня и моих спутников в плен. Мы твои смертельные врага. Этим все сказано, и нечего тратить слов! Прикажи покончить с нами!

   - Не так скоро! У меня к тебе есть дело!

   - Какое может быть "дело" между мной и тобой?

   - У тебя сохранился скальп, снятый тобой с головы моей матери, великой воительницы сиу, Яллы! Говорят, ты сделал из него парик, которым прикрываешь свою голову. А моя мать не может войти в зеленые луга Великого Духа, покуда ее скальп находится в руках врагов! Отдай мне волосы моей матери!

   Резким движением Джон сорвал со своей головы скальп и швырнул его к ногам тигрицы сиу.

   - Возьми! - крикнул он. - Да, кстати, посмотри, что ты, гиена, сделала со мной! Смотри же, не отворачивайся!

   Но как ни крепки были нервы Миннеага, невольно она потупила взор, увидев обнаженный череп охотника, весь покрытый, казалось, сочившимися кровью рубцами и распухшими жилами.

   Потом индианка справилась с собой и вымолвила холодно:

   - Я скальпировала многих бледнолицых, и у каждого были подобные раны и рубцы!

   - Но ты скальпировала мертвых или умирающих, а меня ты скальпировала живым! И я жив по сей день и испытываю страшные муки!

   - Ты несешь заслуженное наказание, убийца моей матери!

   - Которая скальпировала своего первого мужа, полковника Девандейла!

   - За то, что он изменил ей, променяв ее, дочь вождя, на бледнолицую женщину, боящуюся вида оружия!

   - Счет бесконечно долог! Пора бы подвести итог!

   - А я что делаю? Я для того именно и изловила тебя, чтобы подвести окончательный итог! Я получила от тебя священную реликвию, скальп моей матери, душа которой теперь успокоится в полях Великого Духа. Я обладаю твоим собственным скальпом. Вот он! Посмотри на него! Он - лучшее украшение моего щита!

   Невольно Джон рванулся к висевшему на стене щиту, у центра которого был прикреплен пучок длинных черных волос. Это была кожа, содранная когда-то тигрицей сиу с его, Джона, окровавленной головы. Но сильные руки стороживших каждое его движение индейцев легли на его плечи.

   - Хорошо! - гневно вымолвил агент, сверкая глазами. - Все равно! День итога близок, гораздо ближе, чем ты думаешь, змея! И помни: если ты прольешь хоть каплю моей крови - ни единый из "сожженных лесов" не увидит прихода весны! За одного из нас будут убиты сотни вас, краснокожих! За нас четырех расплатится все ваше племя! Все, до последнего!

   - Замолчи!

   - Мне нечего молчать! Близки, близки мстители! Близок час расплаты!

   - Уведите вон этого воющего шакала! - приказала воинам Миннеага. - Стерегите его! Мы послушаем его стоны у столба пыток завтра!

   Воины вывели из палатки женщины-сахема злополучного пленника и повели по всему лагерю, не позаботившись дать ему что-нибудь, чтобы накрыть обезображенный череп. Но вид этой заживо скальпированной головы производил, видимо, и на них тяжелое впечатление. Вполголоса они переговаривались об угрозах Джона, и у двоих или троих вырвалось выражение недовольства действиями Миннеаги.

   Этим, впрочем, все и закончилось: престиж ведшей сиу к погибели охотницы за скальпами был еще слишком высок.

   Пока вернувшийся в тюрьму и снова связанный по рукам и ногам Джон Максим передавал своим товарищам подробности оригинальных "переговоров" с Миннеагой, в типи женщины-сахема происходила бурная сцена. Разыгрывалась она между обитателями этой палатки, то есть самой Миннеагой и ее отцом, вождем Красное Облако, молча присутствовавшим при объяснении Миннеаги с Джоном.

   - Что ты думаешь сделать с пленниками? - задал дочери вопрос старый вождь.

   - Предать мучениям, истерзать, потом убить! Ты же сам знаешь!

   - Ты слышала, что тебе говорил бледнолицый? Он грозил местью Длинных Ножей!

   - Я не боюсь янки! Они могут напасть на нас хоть сейчас, и я встречу их грудью!

   - Когда я, покинув мое родное племя, пришел к типи сиу, их было тридцать пять тысяч, и они могли жить сносно. Но... но они подчинялись не мужам совета, а мстительной женщине, которая искала гибели одного бледнолицего и ради этой личной мести повела сиу в бой против бледнолицых. И когда она погибла, сиу насчитывалось в той местности только двадцать тысяч.

   За скальп, снятый твоей матерью с полковника Девандейла, дети твоего племени заплатили жизнью пятнадцати тысяч воинов, женщин, детей, и только десятая доля пала в бою, - остальные вымерли от лишений и болезней. Это дело твоей матери!

   - Ты забываешь, что Ялла была сначала женой этого бледнолицего и только потом сделалась твоей женой, отец!

   Черты лица Красного Облака исказились судорогой сатанинской злобы. Он вскочил, как ужаленный змеей, и закричал:

   - Не напоминай мне этого позора! Убью!

   - Убивай! - не отступив ни на шаг, ответила Миннеага.

   С трясущимися от гнева руками Красное Облако отошел в сторону. Помолчав, он заговорил снова:

   - Когда ты принялась мстить бледнолицым за смерть твоей матери, племя сиу еще насчитывало двадцать тысяч душ. Теперь осталось в резервациях три тысячи - не индейцев, а рабов, и с нами - еще полторы тысячи! Где остальные?

   - Погибли за нашу свободу!

   - Ложь! Погибли во славу твоей кровожадности! Погибли ради твоего стремления мстить, мстить и мстить! И ты ненасытна! И ты действительно ведешь к гибели последние остатки несчастных сиу!

   - Сиу не боятся так смерти, как Вороны! - засмеялась хриплым голосом неукротимая женщина-сахем, сыгравшая такую трагическую роль в судьбах своих соотечественников.

   - Ты попрекаешь меня тем, что я из племени Воронов? - отозвался ее отец. - Но разве я не пережил вместе с твоими сородичами столько битв, разве я не был всегда впереди твоих воинов при нападении и позади при отступлении?

   - Это было раньше! А теперь ты готов примириться с бледнолицыми!

   - Чтобы спасти остатки некогда могучего, но тобой и твоей матерью погубленного племени!

   - Можешь идти к бледнолицым и лизать им руки!

   Старик схватил свой боевой топор и занес его над головой дочери. Та бесстрашно смотрела на него.

   Но секунду спустя он не выдержал, с проклятием отшвырнул топор в угол типи, шатаясь, словно пьяный, подошел к сундучку, вытащил оттуда бутылку с виски и одним духом опорожнил ее.

   - Хорошо! - вымолвил он усталым голосом. - Ты такая же, как твоя мать! Я жалею, что не убил ее, жалею, что не раздавил тебя, словно червя, когда ты ползала по типи! Теперь - поздно! И это перст судьбы! Ты - демон, посланный Великим Духом на гибель сиу! Делай что хочешь! Кровь сиу - на руках твоих! Проклятие их - на голове твоей! И у тебя не будет детей, и с тобой погибнет род твой, осужденный на исчезновение! И мир позабудет о гордых сиу! Но они заслужили это: они подчинились женщине!

   - Как ты подчинился ей же! - улыбнулась Миннеага.

   Минуту спустя она заговорила:

   - Тебя растревожили слова этого хвастуна, индейского агента, о близости расплаты? Напрасно! Вождь янки ждет подкреплений, без которых не посмеет тронуться в поход. А тем временем Большая Нога выздоровеет, и мы перейдем границу Канады, куда янки не посмеют последовать за нами, и поселимся в пустынях, где племя сиу снова размножится, и станет могучим, и станет страшным врагам...

   - Нет, все, все потеряно! - бормотал, явно хмелея, старый вождь. - Нет такого клочка земли, который мог бы послужить убежищем для сиу. Маниту проклял их. ослепив их страстями, ослепив их ненавистью ко всем и ко всему, и они исчезнут, потому что несут эту ненависть в сердцах и душах своих...

   Но мне нет до этого дела! Я - Ворон! И Вороны уже рассеяны по лицу земли, и Вороны уже погибли...

   Миннеага с презрением смотрела на засыпающего отца.

   - Янки далеко! - бормотала она. - Завтра я покончу с пленниками! А дальше?.. Какое мне дело до того, что будет дальше?! Я поклялась отомстить - я отомщу, хотя за это и была бы осуждена на гибель вся земля! Но Длинные Ножи далеко, и все будет благополучно, и...

   Не докончив мысли, неукротимая мстительница вышла из своей типи, чтобы отправиться на совещание с главным руководителем переселения сиу, Большой Ногой.

   Эта ночь была бурной и мрачной. Из пробегавших низко черных туч падал густыми хлопьями снег, в кустах и в вершинах деревьев завывал ветер, с зловещим рокотом катила свои грозные волны Волчья река.

   И этот хаос голосов природы заглушал другие звуки: по полям и лесам двигался, словно рой призраков, большой конный отряд.

   Впереди отряда шли разведчики. По временам они сходили с коней и ползли по снегу, по временам скрывались в кустах.

   Все ближе, ближе к становищу уходящих в Канаду "сожженных лесов".

   За несколько миль от становища отряд разделился. Часть пошла в обход, другая, переждав, снова тронулась в прежнем направлении.

   Что разыгралось в эту ночь в лесу, об этом знают только лесные великаны, слышавшие предсмертные стоны застигнутых врасплох сторожевых пикетов сиу.

   Утром в становище поднялась тревога: становище оказалось окруженным; и спереди, и сзади стояли конные отряды янки, и жерла пушек глядели на типи краснокожих.

   Генерал Форсайт потребовал немедленной капитуляции "сожженных лесов", сдачи всего их оружия и выдачи пленных.

   Большая Нога, прикованный к смертному ложу тяжкой болезнью вождь сиу, изъявил согласие на поставленные условия. Но когда небольшой отряд янки под командой капитана Уоллеса вошел в становище, чтобы отобрать оружие, из типи загремели выстрелы, и Уоллес пал вместе со своими храбрыми солдатами.

   Форсайт махнул шпагой. Заревели, изрыгая потоки свинца, ужасные митральезы, и поле огласилось яростными криками сражающихся.

   Индейцы, насчитывавшие в данный момент несколько сотен хорошо вооруженных воинов, превышали по численности отряд Форсайта. Полагаясь на свое численное превосходство, они несколько раз бросались в яростную атаку на янки, но каждый раз отступали, почти добравшись до митральез, не выдержав их губительного огня.

   Умирающий вождь сиу, знаменитый воин Большая Нога, словно наэлектризованный шумом битвы, поднялся на своем ложе и кричал:

   - Убивайте, убивайте бледнолицых!

   При первых же звуках выстрелов Джон покатился по полу типи и ногой разбросал горящие угли костра, на что никто из стражи не обратил внимания.

   - Пережигайте свои путы! - крикнул агент товарищам по несчастью. - И старайтесь заползти под шкуры бизонов! Иначе нас перебьют, как крыс!

   В самом деле, картечины из митральез Форсайта не щадили и той типи, которая служила тюрьмой пленникам.

   Но благодаря указанию Джона никто из пленников не пострадал, если не считать кое-каких ожогов от углей, при помощи которых пленники на самом деле довольно скоро избавились от связывавших их веревок.

   Неравный бой скоро кончился: на поле битвы валялись изуродованные трупы последних сиу. Только ничтожный отряд сиу успел смелым и неожиданным натиском прорвать ряды янки и унесся вихрем в лес, провожаемый недружными выстрелами солдат.

   - Миннеага ушла! - воскликнул почерневший от порохового дыма волонтер, в котором наши читатели не без труда узнали бы служившего проводником Форсайту бывшего бандита Сэнди Гука.

   - И Красное Облако с ней! - ответил ему, выкарабкиваясь из-под загоревшихся кож типи-тюрьмы, Джон.

   - Десять тысяч долларов за поимку Миннеаги снова уплыли у меня из рук! Проклятье! - вопил Сэнди.

   - Мой скальп и мой парик! - вторил ему разъяренный агент.

   - Но мы еще можем нагнать последних сиу! - заметил Джордж Девандейл. - Я только переговорю с генералом...

  

   Генерал Форсайт как нельзя более радушно отнесся к спасшимся из плена сиу охотникам и по-дружески приветствовал Джорджа Девандейла, сказав, что помнит еще его отца, участника многих кампаний.

   - Однако, - сказал он, окидывая хмурым взором поле битвы, усеянное трупами краснокожих, - совершенно неожиданно нам пришлось выдержать форменное сражение, и если бы не наши митральезы, Бог знает, удалось бы нам одержать победу?

   - Да, но зато победа - полная!

   - Которая не так много славы принесет нам, - махнул рукой генерал. - Взгляните! Ведь чуть ли не две трети убитых - женщины и даже дети! Правда, и они приняли активное участие в битве, и они, как безумные, бросались на наших солдат с оружием в руках, но все же тяжело, когда видишь, что в сведении кровавых счетов принимают участие не только воины!.. И к тому же тут, на этих мертвых полях, полегли безусловно последние остатки некогда многочисленного и могучего племени. Берега Волчьей реки отныне могут получить название "могилы племени сиу". Спаслось не больше полусотни.

   Подошедший к ним тем временем Джон Максим вмешался в разговор:

   - Зато опять ускользнули люди, которые больше всех повинны в гибели всего племени сиу. Я видел, как умчалась Миннеага, но на всякий случай осмотрел все поле битвы: среди трупов нет ни женщины-сахема, ни ее отца, знаменитого Красного Облака.

   - Меня, - отозвался равнодушно генерал Форсайт, - это ничуть не беспокоит. Правда, за поимку Миннеаги и ее отца назначена солидная премия, но Но ведь , раз не существует теперь самого племени сиу, что может сделать пресловутая охотница за скальпами?

   - Значит, вы, генерал, не пошлете никого преследовать беглецов? - задал вопрос агент.

   - И не подумаю, - ответил Форсайт. - Чтобы гоняться за рассыпавшимися по лесам и полям этой дикой местности индейцами, мне пришлось бы задержаться здесь на несколько дней, а инструкции требуют моего нахождения на старых позициях. Как только окончится перевязка раненых и эвакуация немногих пленных, я ухожу назад.

   - Что вы, генерал, думаете делать с военной добычей?

   - Какой? - удивился генерал Форсайт. - Кроме оружия, "сожженные леса" не имели при себе решительно ничего ценного! Оружие, понятно, я заберу с собой, ибо это соответствует моим инструкциям. Все же остальное меня не касается! Да, думаю, в этой пустыне не найдется много охотников поживиться добром сиу.

   - Если так, то не можем ли мы обратиться к вам с просьбой - снабдить нас боеприпасами, позволить нам выбрать кое-что из конфискованного оружия, ибо наше собственное исчезло, и взять немного припасов, а также несколько мустангов? Ведь, кажется, вами захвачен целый табун, и пять-шесть коней вас не разорят.

   - Само собой разумеется! Вы получите все желаемое! Конечно, вы уйдете отсюда вместе с моим отрядом?

   - Ни в коем случае! Если бы вашим солдатам удалось изловить Миннеагу, то, разумеется, мы присоединились бы к отряду. Но Миннеага на свободе, и мы последуем за ней. Я не успокоюсь, покуда или она, или я не переселимся в лучший мир!

   - Да что за счеты у вас с охотницей за скальпами?

   - Очень большой и кровавый счет, генерал. Сегодня он должен был закончиться нашей смертью у столба пыток, но вы выручили нас. Значит, дело надо начинать сызнова...

   - Как хотите, - пожал плечами Форсайт, - я свое дело сделал, последние сиу не перейдут границ Канады, чтобы вечно поджигать против нас своих соплеменников, и я могу уйти в свой лагерь, что и исполню с большим удовольствием. Подальше от этих груд трупов, от этой "могилы сиу"!

   Часа полтора спустя отряд янки покинул место кровавой трагедии. Охотники еще немного задержались: они должны были заняться весьма серьезными сборами в путь, в погоню за бежавшими сиу. Надо было запастись отборным оружием, надо было выбрать хороших, выкормленных, тренированных, выносливых мустангов из отбитого у индейцев табуна. Наконец, приходилось позаботиться и об амуниции: из вещей, отобранных краснокожими при взятии охотников в плен, бесследно исчезло самое ценное, а в грудах хозяйственного хлама, загромождавших покинутые типи истребленного племени, найти более или менее подходящие вещи оказывалось далеко не просто.

   Джордж Девандейл изо всех сил поторапливал своих спутников покинуть мертвое становище: даже ему, солдату, привычному к картинам войны, было как-то не по себе в этом "Лагере мертвых", хотелось как можно скорее уйти отсюда.

   И вот вскоре после полудня, закончив все сборы, маленький отряд тронулся в путь.

   - Куда и зачем мы едем? - осведомился лорд Уилмор перед отправлением.

   - Ах, Боже мой! - раздраженно отозвался Сэнди Гук. - Я и позабыл про этот липкий пластырь!

   - Куда мы едем?

   - Туда, где нас нет!

   - Зачем мы едем?

   - Искать прошлогодний снег!

   - Я хочу охотиться на бизонов, а не искать снег! - обидчиво заметил англичанин. - Я плачу вам за то, чтобы вы помогали мне охотиться, а не за поиски снега!

   - Да о чем вы беспокоитесь, ваша светлость?! Мы именно там отыщем множество бизонов! Усаживайтесь-ка лучше на своего мустанга!

   Но англичанин не проявлял намерения садиться в седло.

   - Чего же вы ждете? - спросил его Джон.

   - Я еще не взял сего дня утреннего урока бокса! Я плачу аккуратно и потому имею право требовать...

   - Чтобы вас дубасили столь же аккуратно? - засмеялся Джон. И потом обратился к Сэнди Гуку со словами:

   - Я не из драчунов и отнюдь не из любителей бокса. Но мне до того надоел этот ваш полоумный патрон, что у меня самого чешутся кулаки! Не разрешите ли вы мне выступить сегодня в качестве вашего заместителя?

   - С превеликим удовольствием! Лупите его как Сидорову козу! - поспешил согласиться бывший бандит, который втайне надеялся, что англичанин, незаурядный боксер, раз навсегда отобьет у агента охоту вступать в состязание на кулаках.

   Лорд высокомерно изъявил согласие на замену Сэнди Гука Джоном и сейчас же стал в боевую позицию.

   Схватка была продолжительная и горячая, и, надо признаться, в начале боя Джону доставалось-таки весьма изрядно, к превеликому удовольствию бывшего бандита, потешавшегося над неудачами старого охотника,

   Но Джон Максим не гонялся за тычками, стоически переносил маленькие неприятности, выжидая благоприятного момента. Мало-помалу Уилмор стал ослабевать, его дыхание сделалось прерывистым, движения менее уверенными, его удары стали беспорядочными

   Тогда настал черед охотника, геркулесова сила которого позволяла ему сохранять полное самообладание под градом увесистых ударов маньяка.

   - Джон переходит в а гаку! - заметил наблюдавший за состязанием Девандейл. - Браво, Джон Максим! А-ах.. Джон! Вы его, должно быть, убили!

   В самом деле, разогревшийся охотник, вспомнив дни своей молодости, развернулся и нанес Уилмору такой удар в лоб, который мог уложить и бизона. Как подкошенный, Уилмор рухнул на землю и зарылся в снегу.

   - Джон! Вы зарезали мою курицу, которая несла золотые яйца?! - горестно всплеснул руками искренне огорченный Сэнди Гук.

   Но все опасения оказались лишенными основания: Уилмор скоро выполз из кучи снега, тупо озираясь вокруг помутневшими глазами, и потом пробормотал:

   - Я очень, очень доволен! Этот человек, хотя он и разбойник, тоже умеет драться!

   И, шатаясь, направился к своему мустангу.

   Отъехав на несколько сотен ярдов от "мертвого становища", Джордж Девандейл остановил коня и оглянулся назад.

   - Что вы, мистер Девандейл? - заинтересовался Сэнди Гук.

   - Ничего, - ответил молодой офицер задумчиво. - Я думаю, что совершенно неожиданно для нас самих мы присутствовали при одном из исторических явлений: сегодня кончилась, и навсегда, борьба белой расы с племенем сиу...

   - Э-э, есть о чем думать! - пожал плечами неисправимый Сэнди Гук. - Я думаю о том, что сегодня благодаря кулакам Джона чуть не кончилась история благородного дома Уилморов! Чуть не прервалась нить жизни милорда, который дает стричь себя без сопротивления! Для меня это куда поважней, чем гибель всех краснокожих в мире!

   И он погнал вперед своего мустанга.

   Через час отряд преследователей добрался до небольшого холма, сплошь поросшего кустарниками.

   - Стоп! - скомандовал, придерживая свою лошадь, Джон. - На ночлег нам придется остановиться именно тут. Кусты дадут нам отличное убежище: если мы расположимся среди них, то нам не грозит опасность быть открытыми разбредшимися по окрестностям индейцами, а с другой стороны - отсюда легче наблюдать за всем происходящим вокруг. Это тоже немаловажно!

   - Вы опасаетесь возможности столкновения с краснокожими? -полюбопытствовал Девандейл.

   - Не опасаюсь, а убежден, что краснокожие близко, и потому считаю необходимым принять известные меры предосторожности. Не забывайте, что нас всех, включая и полоумного англичанина, шесть человек, а с Миннеагой ушло около полусотни отборных воинов. С таким сильным врагом, без сомнения, справиться нам в открытом бою невозможно!

   - А каков же ваш план, Джон?

   - Очень прост. Слушайте внимательно!

   "Сожженные леса" направятся к канадской границе, чтобы спастись на английской территории. Значит, мы без особого труда сможем определить их путь и последовать за ними, по возможности не открываясь им. Съестных припасов и амуниции, да и оружия у беглецов не Бог весть сколько. Значит, они будут вынуждены во время похода посылать своих фуражиров, маленькие отдельные отряды. С такими отдельными отрядами мы можем справиться, нападая на них при каждом удобном случае, истребляя их поодиночке. Таким образом мы обессилим весь отряд, сведем к минимуму его наличный состав. А тогда можно будет рискнуть и на открытый бой с остатками отряда. Я поклялся, что покончу с Миннеагой, и если кто мне заявит, что через пять минут после смерти тигрицы сиу придет мой черед пасть, - я скажу: ладно! Сначала - она, потом - я!

   - А не опасаетесь вы того, Джон, что мы сами можем оказаться преследуемыми индейцами?

   - Если не допустим серьезных ошибок и не наделаем глупостей, то мы от такого оборота дел почти гарантированы! Собственно, поэтому-то я и решил остановиться тут, в кустарниках: я убежден, что раньше, чем покинуть эту местность, краснокожие еще вернутся в свое покинутое становище!

   - Чтобы отдать последние почести погибшим?

   - Кой черт?! Очень им нужно заботиться о погребении павших?! Они отлично знают, что этим делом займутся волки! Если кто и удостоится погребения, то разве только два-три наиболее знаменитых воина. Но индейцы вернутся в свое становище для того, чтобы последовать нашему примеру: захватить то, что может им пригодиться при дальнейших странствованиях, обшарив все типи, и потом удалиться. И я очень жестоко ошибусь, если для возвращения в лагерь они не изберут дороги, пролегающей мимо этого холма. Ведь они уже знают, надо полагать, через разведчиков и соглядатаев, что Форсайт ушел к югу. Значит, путь очищен. И самый удобный путь - здесь! Таким образом мы сможем через два или три часа увидеть всех наших приятелей...

   - А что будем делать покуда?

   - Вспомним, что надо основательно подкрепиться, и перекусим, благо в припасах недостатка нет.

   Под руководством Джона оба траппера принялись разводить огонь. Скоро запылал маленький костер, дым которого, однако, не мог привлечь внимание индейцев, потому что почти без перерыва падал хлопьями пушистый снег.

   Через четверть часа или двадцать минут несложный охотничий обед, состоявший из крепкого бульона и куска жареного мяса, был готов, и, насытившись, странники немедленно загасили костер, забросав огонь снегом.

   - Посмотрите на непрошеных гостей, отправляющихся на пиршество! - обратил внимание своих товарищей Джон Максим, указывая на двигавшиеся по покрытым снежной пеленой полям черные точки.

   - Что это такое? Люди, что ли? - спросил лорд Уилмор. - Или бизоны?

   - Ни то и ни другое! - ответил Сэнди Гук. - Это мои двоюродные братья, серые волки!

   В самом деле, эти четвероногие мародеры, за десятки, может быть, за сотню миль услышав гром выстрелов митральез, почуяли желанную добычу и плелись легкой, но ходкой рысцой, делая добрых двадцать миль в час, спеша на поле битвы, пировать над непогребенными трупами,

   - Однако! - вымолвил встревоженный Девандейл, наблюдая за торопившимися справлять тризну по племени сиу волками. - Ведь сюда собираются настоящие полчища этого зверья! Что будет, если им вздумается напасть на нас?

   - Сегодня не нападут: они отлично понимают разницу между живым врагом и мертвым, а по их понятию, надо полагать, мясо остается вкусным и в подмороженном виде! - засмеялся Сэнди.

   - Во всяком случае, нам надо держаться настороже! - предупредил товарищей Джон. - Кстати, я замечаю кое-какие симптомы в движениях отдельных групп волков, как будто тревогу. Не удивлюсь, что эта тревога вызвана близостью возвращающихся в становище индейцев. Смотрите! Ведь это они!

   - Миннеага! - пробормотал Сэнди Гук. - И Красное Облако с ней!

   Небольшой отряд индейцев быстро продвигался по равнине, идя мимо холма по направлению к "могиле сиу".

   - Надеюсь, что они сюда не вздумают заглянуть! - сказал Джордж Девандейл

   - Ни в коем случае! - уверенно ответил агент и потом, не прекращая наблюдения за индейцами, добавил:

   - Они ведь очень торопятся! В самом деле, положение их далеко не такое, чтобы можно было радоваться!

   - Да! Пришлось убираться с квартиры, не вынеся даже необходимой мебели! - засмеялся экс-бандит. - Положение, можно сказать, четырехугольное, настроение фиолетовое... Но им это поделом!

   - Не тронемся ли и мы вслед за ними? - приподнялся Девандейл.

   - Нет, зачем же? - пожал плечами Джон. - Увидите сами: не пройдет и двух-трех часов, как они тем же аллюром, нагрузив лошадей всяким хламом, вернутся по этой же самой дороге.

   - А если, возвращаясь, наткнутся на нас?

   - Во-первых, повторяю, им будет не до нас. Во-вторых, лошадей у них, как вы сами видели, очень мало: вьючных почти нет. Значит, они будут вынуждены тяжело нагрузить своих верховых коней. Покуда они дойдут с этим грузом до холма, лошади их выбьются из сил и не будут в состоянии вовсе скакать. Собственно, при этих условиях, не будь у индейцев в распоряжении скорострельных "винчестеров", мы могли бы напасть на них, обстреливая издали, и отступать при попытке их перейти в наступление. Но с "винчестерами" шутки плохи!

   - Однако и "винчестеры" не спасли их от истребления, - заметил офицер.

   - Потому, мистер Девандейл, что белые, кроме ружей, пустили в ход против краснокожих и пушки! А запастись пушками индейцы ведь не могли!

   - Но бывали же случаи, что им удавалось захватывать пушки?

   - Да, но почти без зарядов! Вождь Серебряные Волосы, или Серебряный Скальп, своего рода краснокожий Наполеон,