Пембертон Макс - Железный пират

Что именно, я не могу вам сказать, но несомненно, что английское судно старается уйти от преследующего его чужеземного судна и, весьма вероятно, будет нуждаться в нашей помощи и содействии. Решите, что нам делать, оставить ли его на произвол судьбы или поддержать, сколько можем?

   В ответ на это люди ответили единогласным криком одобрения моего предложения, и капитан молча дал команду в машинное отделение, чтобы остановили ход. Теперь мы стояли так близко от обоих судов, что не могло быть никакого сомнения в том, что нас заметили.

   С золотого судна на нас направили бинокли, а на "Царе Океана" выкинули сигнал о помощи.

   Я смотрел теперь, как капитан пассажирского парохода переговаривался с людьми в шлюпке и, судя по всему, дело должно было кончиться плохо. А тогда наступала наша очередь! Однако дело кончилось совершенно иначе, чем все мы того ожидали.

   В то время, когда рослый русый мужчина с грозными жестами переговаривался с капитаном "Царя Океана", с безымянного судна раздались три пронзительных свистка, и шлюпка, уже зацепившаяся багром за борт парохода, вдруг отчалила и с удивительной быстротой понеслась обратно к своему судну, где и была тотчас же поднята на борт.

   Все это было исполнено с таким проворством, что не успели наши люди подивиться такому странному обороту дела, как шлюпка уже была на судне. Вся суетливая возня, минуту тому назад замеченная нами на золотом судне, вдруг, точно по мановению волшебной палочки, прекратилась - и снова все как будто вымерло на нем. А само оно, тронувшись с места, пронеслось мимо нас с такой быстротой, о какой я до сего времени не имел и понятия.

   Наш экипаж с недоумением смотрел на этот маневр. Никто из нас не мог объяснить, что это могло значить. Ключ к разгадке дал нам не кто иной, как Франциско Паоло, очутившийся у меня за спиной. Его обыкновенно бледное, безучастное лицо было теперь возбужденным и красным от волнения.

   - Ха! - воскликнул он. - Это американец! - и указал рукой на отдаленную точку горизонта. Тогда нам стало ясно, что его так взволновало: большой белый пароход шел на всех парах, и я сразу узнал по его форме, что это был американский пароход, возвращающийся на родину из Европы, где он присутствовал на английских морских маневрах; за ним следовали еще два других судна. Теперь мне было совершенно ясно, что золотой пират бежал от грозившей ему опасности попасться в западню и быть застигнутым в момент своих преступных действий американским судном, что для него было особенно нежелательно.

   - У вас зоркий глаз, Паоло, - заметил я, - полагаю, что это очень удобно для нас обоих!

   Помощник капитана сердито пожал плечами, многозначительно добавив:

   - Да, может быть!

   Теперь мое внимание было снова привлечено странным поведением пиратского судна. Оно вдруг как будто приостановилось на расстоянии какой-нибудь полумили у нас по левому борту.

   С минуту все мы недоумевали, что оно собиралось делать, затем, когда оно, повернув, стало на всех парах уходить в открытое море, я увидел, что навстречу ему шел большой белый крейсер, по-видимому, хорошо вооруженный.

   Наконец-то, подумал я, ему придется померяться силами с соперником, равным ему, и в ожидании схватки все мы точно замерли.

   В продолжение нескольких минут оба судна стояли друг против друга. Американец поднимал сигнал за сигналом, но все они оставались без ответа. Только палубу безымянного судна наводнили сотни людей; все они возились около орудий. Было ясно, что пират принял какое-то решение, так как судно его, сделав медленный поворот, умеренным ходом прошло перед носом своего противника, и вдруг оба больших орудия дали залп по американскому судну. Снаряды упали прямо на палубу крейсера. Мачты, люди и палубная рубка - все это смешалось, превратившись в страшный хаос. Очевидно, американский крейсер не ожидал подобного нападения. Крики, вопли и стоны доносились с его палубы, - и все оно содрогалось под огнем неприятельских орудий. Нельзя было сомневаться в печальном для американца исходе сражения, но в это время подошли другие американские суда и открыли сильный огонь по пирату. Их громадные снаряды перелетали через наши головы, падая с такой силой и частотой в море, что брызги и волны взбаламутили всю поверхность. Тут уже и пират не выдержал, тем более, что и его судно получило три повреждения. Дав два последних залпа из своих башенных орудий, он стал уходить с той поразительной быстротой, которую судно уже раньше демонстрировало нам. Менее чем через пять минут оно было уже недосягаемо для пушек, а спустя десять минут американские суда принимали людей с поврежденного крейсера, тогда как противник их уже почти совершенно скрылся за горизонтом.

   У нас на судне стоял теперь такой шум, что трудно было что-либо понять. После сильного напряжения наша команда громко выражала свою радость.

   Многие были за то, чтобы сейчас же отправиться к пострадавшему пассажирскому пароходу, другие же требовали скорее уйти из этих вод. Переговорив между собой, мы решили спустить шлюпку, а спустя четверть часа были уже возле пассажирского судна. Нас радушно встретил капитан Росс, благодаривший в самых теплых выражениях за оказанное участие и горько жаловавшийся на действия безымянного судна.

   - Двадцать лет, - говорил он со слезами на глазах, - я плаваю здесь, но в первый раз наталкиваюсь на подобное. Ведь это открытое пиратское нападение! Я не успокоюсь до тех пор, пока не заставлю вздернуть всех их на виселице! - И капитан грозно ударил кулаком по столу.

   Вскоре подоспел и первый из американских крейсеров, по которому стрелял пират, капитан которого также приехал на пассажирский пароход. При виде разрушений, причиненных несчастному "Царю Океана", вновь прибывший пришел в страшное негодование.

   - У меня тоже убито и ранено двадцать человек! - с бешенством восклицал он. - Убытка на двадцать тысяч фунтов, если не больше! Я это так не оставлю! Мы с вами пустим его ко дну или же проследим за ним, а тогда уже наше правительство рассчитается с ними!

   И они условились с капитаном второго американского военного крейсера преследовать пирата, а два броненосца должны были сопровождать нас в качестве конвоя вплоть до Нью-Йорка.

   После этого мы вернулись на "Сельзис". Паоло, стоя у трапа, прислушивался к нашим уверениям, что всякая опасность миновала, с плохо скрытой саркастической усмешкой.

   Мы и не подозревали тогда, что нам придется расстаться с конвоем задолго до своего прибытия в Нью-Йорк.

  

  

  

   В течение целых пяти суток мы шли в сопровождении двух броненосцев. Но так не могло долго продолжаться, так как из-за сильно пострадавшего крейсера им приходилось идти очень тихим ходом, мы же спешили в Нью-Йорк. Но мы не теряли конвой из виду, что весьма благотворно влияло на наших людей, на которых происшествия первых трех дней плавания произвели столь сильное впечатление, что они постоянно находились в страхе.

   На пятые сутки после страшных событий, свидетелями которых мы были, под утро, мне что-то не спалось. Я вышел наверх и увидел на расстоянии примерно мили белые силуэты американских судов и длинную черную линию пассажирского парохода, шедшего несколько впереди их. Паоло был на мостике, но я не окликнул его.

   Вообще мы избегали вступать с ним без особой надобности в разговоры, что, по-видимому, не очень огорчало его, так как он, пользуясь этим обстоятельством, уделял много времени беседам с экипажем и проводил на баке, в казарменном помещении, большую часть дня, втираясь все более и более в доверие к матросам.

   В это утро дул сильный и свежий ветер, и, прячась от него, я приютился за рубкой. Едва я уместился там в удобном кресле, как услышал голос Дэна, беседовавшего с Бэллой, любимой собакой Родрика. Старик любил Бэллу и приписывал ей чисто человеческие качества, а потому разговаривал с ней, как с разумным существом:

   - Ты хоть и не говоришь, а я знаю, что в тебе христианская душа, не то я не стал бы терять время на разговоры с тобой, - беседовал старый матрос со своим четвероногим другом. - Тебе и барышне хорошо живется здесь, я не спорю, но нам, остальным, далеко не так хорошо, старушка. Мы плывем на старой развалине, и после получения расчета никого из команды сюда и калачом не заманишь. Понимаешь?

   Я окликнул его и стал расспрашивать, что означают его слова.

   - Что, разве среди команды идут нехорошие толки? - спросил я.

   - То-то и оно, толков-то разных очень много, - пробормотал старик. - Да все такие, что ничего доброго не предвещают!

   - О чем же именно говорят на баке? Скажи мне без утайки, Дэн, прошу тебя.

   - Мне таиться нечего, сэр, за это не платят, но знайте, что наша скорлупа - судно смерти!

   - Кто вам наплел такую чушь?

   - Да кто ж, как не младший помощник, сэр! Меня-то эти басни не смущают. Но иной череп толст, как судовая броня, а другой - что яичная скорлупа. И вот, когда тонкие-то всплывают наверх, так это благодать для таких лжецов, не так ли? Дело простое, мистер Марк! - продолжал старик после некоторого молчания. - "Куда мы идем? - говорит этот шалопут людям. - Торговать? - Нет! Чужие страны повидать? - Нет! Где же конец нашему пути? Чем все это может кончиться? Ведь последний-то капитан здесь на судне и умер, и никто не знает, схоронили ли его, или он здесь где-нибудь лежит и приносит несчастья нашему судну. Уж добром это не кончится, поверьте моему слову, ребята!" - Вот что говорит людям господин младший помощник!

   "И что значит ваше маленькое жалованье, если у вас хотят за это взять вашу жизнь? Почему они скрывают цель своего плавания? Ведь все вы ничего не знаете, вам ничего не говорят. Что они от вас скрывают? При таких условиях плыть на судне, где бродит мертвец, которое и само по себе ненадежно, и того и гляди развалится! Я это дело знаю, ребята! Нет! Почему бы нам не повернуть оглобли да не поплыть обратно в Англию? А ведь они не согласятся, и наш "Старый" (прозвище капитана) с ними заодно! Они не вернутся, и пока мы не придем в страну янки, до тех пор они не отпустят никого из вас. А придем ли мы когда-нибудь туда, за это я не поручусь!"

   - Вот его речи, сэр. И они, как назло, действуют. Людей обуял страх, они боятся идти дальше, боятся призрака умершего капитана, опасаются какой-то непредвиденной, неотвратимой беды.

   - Так ты хочешь сказать, что весь экипаж объят ужасом, что они готовы на бунт?

   - Да, похоже на то, но мой вам совет: и кушайте, и по вечерам музыкой забавляйтесь, как до сих пор было. Но пусть наш Старый и мисс ничего не знают, а вы и мистер Родрик держите ухо востро и спите только одним глазом, а другим поглядывайте, что здесь творится.

   Ударили склянки, и Дэн пошел сменяться с вахты, я же спустился вниз, где принял ванну. Выйдя, я застал остальных уже за утренним кофе и почти совершенно забыл о своем разговоре с Дэном об его преувеличенных, как мне казалось, опасениях относительно настроений экипажа.

   Наше плавание уже близилось к концу, и я стремился скорее ступить на американский берег. Близость конвоировавших нас броненосцев тоже отгоняла от меня мысль об опасениях, и я надеялся, что мы благополучно достигнем цели нашего путешествия. В таком именно настроении я лег спать в этот день ничуть не подозревая, что через несколько часов разразится гроза. Не помню, в котором часу меня разбудил Дэн. Я взялся было за кнопку электрической лампочки, но старик поспешно схватил меня за руку.

   - Бога ради, не делайте этого! - прошептал он прерывающимся голосом, по которому я сразу понял, что случилось что-то недоброе. - Живо одевайтесь, проберемся наверх, да и заляжем где-нибудь, где нас не будет видно. - И пока я одевался на скорую руку, он стал осторожно взбираться по лестнице, ведущей из кают-компании на палубу, но на верхней ступеньке вдруг приостановился, затем упал плашмя на живот и стал пятиться вниз.

   Почти в тот же момент наверху показался человек и стал крадучись спускаться в кают-компанию. Он был без сапог и держал в руке большой железный прут. Мы успели уже сползти вниз и притаились по обеим сторонам лестницы, боясь дышать, чтобы не привлечь его внимания. Он прошел мимо, не заметив нас, и направился прямо к двери моей каюты, где забил клин в мою дверь, затем проделал то же со всеми остальными дверями, выходившими в кают-компанию. Покончив с этим делом, он так же осторожно вернулся к лестнице, чтобы уйти, но тут Дэн уложил его на месте ударом рукоятки своего пистолета, так как я успел захватить оружие, вооружив и его большим старинным пистолетом. Тогда мы разбудили Родрика и Мэри и собрались все в общей каюте, где Дэн шепотом сообщил нам следующее: Паоло стоял на вахте, и ему удалось уговорить четверых кочегаров и шесть человек матросов отказаться идти дальше, нисколько не считаясь с нашими требованиями. Потом негодяй задумал запереть нас всех в каютах и таким образом сделать как бы своими пленными или же, в случае, если бы мы проснулись и стали сопротивляться, то просто-напросто прикончить нас всех, размозжив головы.

   Это было отчаянное решение, вызванное непреодолимым страхом и ужасом, охватившими сердца всех этих людей. Верные нам люди были связаны во время сна и заперты в своих помещениях. Дэну же удалось избежать этой участи благодаря своей прозорливости. Предчувствуя что-то недоброе, он в этот вечер не пошел спать к себе, а, завернувшись в валявшийся на палубе брезент, остался незамеченным и стал зорко следить за всем, что делалось вокруг него.

   Паоло встал у дверей капитанской каюты, трое человек караулили вход на бак, а пятеро - у верхней крытой палубы.

   Теперь с одним из бунтовщиков мы покончили, но их осталось еще восемь, а нас было только трое мужчин. Что было делать?

   - Надо кому-нибудь выбежать наверх, - проговорил Родрик, заметив вдруг, что яхта остановилась. - Негодяи застопорили машину, и мы таким образом отстанем от своих спутников. Выберемся все разом!

   Но лестница была узкой. Приходилось выходить один за другим, и не было сомнений, что первого, кто покажется наверху лестницы, уложат на месте, а за ним и других.

   - Пустите меня, я пойду вперед, - предложила Мэри, - мне они ничего не сделают. А пока я буду говорить с ними и отвлеку их внимание от вас, вы все успеете выбежать наверх.

   - Хорошо, Мэри, но разве вы не боитесь идти одна? - спросил я.

   Добрая девушка только засмеялась в ответ и взбежала вверх по лесенке. Мы последовали за ней, держа наготове свои пистолеты. Выбравшись наверх, мы легли плашмя на животы, выжидая удобного момента; я не спускал глаз с Мэри. Между тем девушка неслышно подкралась к пятерым бунтовщикам... Те вдруг громко вскрикнули от ужаса при виде этого белого видения, так внезапно явившегося среди них во мраке ночи, и без оглядки бросились бежать от нее. Воспользовавшись этим, мы поспешили выбежать наверх, на верхнюю палубу, и очутились лицом к лицу с Паоло. Он страшно побледнел и раскрыл уже рот, чтобы сказать что-то, когда Дэн со всей силы угостил его рукояткой своего пистолета по голове, так что итальянец без чувств скатился с лестницы вниз и ударился головой о железную решетку топки. Я стал стучать в дверь капитанской каюты, но Йорк был уже на ногах и, не говоря ни слова, прошел мимо меня на капитанский мостик с двумя пистолетами в руках. В одну минуту сообразительный капитан понял положение дел и с обычным безмолвием стал действовать спокойно и разумно, как всегда. Между тем мы стали выжидать, когда темное облако, заслонявшее луну, уйдет, и палуба несколько осветится, так как в царившем вокруг густом мраке нельзя было видеть, где спрятались пять бунтовщиков, бежавших при появлении Мэри. Несмотря на то, что капитан громким голосом окликнул их, никто не отозвался. Он хотел было сразу идти вниз, чтобы отыскать их, но мы удержали его. Наконец, когда луна вышла из-за облаков, мы увидели темные фигуры, прятавшиеся за галереей: их было восемь человек, и все они жались друг к другу.

   Капитан теперь снова окликнул их:

   - Эй, Карл, Вильямс! Вылезете вы теперь, чтобы я приказал выпороть вас, или вы хотите попасть на виселицу в Нью-Йорке?

   Мне с моего места было прекрасно видно, как в ответ на оклик капитана один из них поднял пистолет, а остальные сплотились теснее.

   - Прекрасно, - спокойным, слегка насмешливым тоном продолжал капитан, - вы сумели поставить пару досок между собой и смертью. Но это не поможет вам: я буду стрелять сквозь галерею! - С этими словами он не торопясь поднял свой пистолет и спустил курок. Заряд прошел сквозь тонкую деревянную переборку, раздался глухой стон, и один из бунтовщиков повалился лицом вниз. Товарищи тотчас же подхватили его.

   Капитан снова окликнул их, приглашая выйти.

   - Вот уже вас стало одним меньше, - говорил он, - но это только начало. Я разнесу всю эту постройку и вас вместе с ней! - Он снова поднял пистолет, но в этот самый момент кто-то из бунтовщиков выстрелил из револьвера и пуля прожужжала у нас над головами. Выстрел капитана не заставил себя долго ждать. Доски обшивки разлетелись в щепки - и второй бунтовщик, громко вскрикнув, вскочил, затем упал замертво на палубу, теперь уже ярко освещенную луной.

   - Вот уже двое из вас выбыли из строя, - все так же невозмутимо и спокойно продолжал капитан, - пусть их станет трое, если вы того хотите!

   Но при последних словах оставшиеся в живых бунтовщики, выбежав, укрылись за связками каната. Капитан решил тут же покончить с этим делом. В два прыжка он спустился с лестницы, а мы последовали за ним. Бунтовщики дали было по нам три выстрела, но приклады наших двух ружей сделали свое дело. Трое из них тут же скончались, остальные же просили пощады. И капитан решил помиловать их, но сначала исколотил. Затем мы освободили оставшихся нам верными людей. Те подоспели на помощь капитану и стали вязать оставшихся в живых бунтовщиков. Еще не успело рассвести, когда их убрали в трюм и затем приступили к уборке палубы. Убитых пока накрыли брезентом, а Паоло, лежавшего неподвижно и стонавшего, снесли вниз в его каюту и оказали ему посильную помощь.

   Когда взошло солнце, я окинул взглядом весь горизонт, но вокруг был безбрежный и безлюдный океан. Мы снова были одни среди водной пустыни. Происшествия последней ночи заставили нас потерять наших спутников, к немалому моему огорчению.

  

  

  

   День занялся ясный, но у нас на судне было невесело. К полудню мы похоронили двух истопников, убитых капитаном, трое другие были ранены очень опасно. Хуже всех мне казалось состояние Паоло, который все время кричал: "Льда! Льда!" Мы с трудом могли удерживать его на койке. Иногда он говорил что-то, какие-то слова, смысл которых мне был тогда не ясен, но впоследствии, при совершенно непредвиденных обстоятельствах, я понял их значение.

   После завтрака капитан пригласил Родрика и меня в свою каюту и мы стали обсуждать положение дел.

   За ночь на море поднялся ветер. Мы снова развели пары и, поставив паруса, быстро приближались к американскому берегу. Но капитана, по-видимому, это не особенно радовало, он все как будто не верил в благополучное окончание пути.

   - Ясно одно, - говорил Йорк, - вы вовлекли меня во что-то иное, чем просто обыкновенная поездка ради удовольствия. Но я пока не жалуюсь на это, в Нью-Йорке же мне необходимо будет узнать все или же я расстанусь с этим судном. Нужно выяснить дело предыдущей ночи, а также допросить вашего младшего офицера. Людей же я бы охотно уволил - мы управимся без них. Теперь я позволю себе потребовать одного, а именно: вести яхту отсюда прямо в Нью-Йорк и не совать нос ни в какие дела, которые не касаются нас.

   - Капитан прав, - заметил я, - мы не имеем никакого основания отказать ему в его требовании, если только нас не ожидает на пути препятствие, в чем я не совсем уверен!

   - А я еще меньше! - многозначительно подхватил капитан.

   Мы вышли на палубу и застали там старшего офицера, упорно смотревшего в направлении юго-востока. Я заглянул в том же направлении и увидел большое черное судно, шедшее с удивительной быстротой.

   - Капитан, - сказал я, - взгляните туда!

   - Это судно идет прямо на нас, - ответил Йорк, - и я уже видел его!

   - Где? Когда?

   - Пять дней тому назад, когда оно открыло огонь по пассажирскому пароходу. Второго судна такой конструкции нет. Да вот видите, эти негодяи не все закрыли: вон посередине судна как жар горит золото; они думают обмануть нас своим черным плащом, но это не так легко!

   - Да, вы правы: это то же судно и оно преследует нас. Если не подоспеет помощь, мы погибли! Однако что же вы думаете делать, капитан?

   - Что я думаю делать? Я прикажу готовить шлюпки, оставлю в машинном отделении тех, кто там нужен, а остальных вызову наверх. "Все наверх!" - крикнул Йорк. Люди разом устремились вперед, затем, получив приказание готовить шлюпки, беспрекословно принялись за дело.

   Но, очевидно, ими овладело тревожное чувство, и вскоре они стали перешептываться, что, вероятно, опасность исходит от черного судна, которое пять Дней тому назад было золотым. Впрочем, все работали очень усердно. Между тем черное судно быстро приближалось, и я знал, что вскоре мы услышим рев его орудий.

   - Ведь нам не уйти от него, капитан, - заметил я вполголоса.

   - Не позже чем через четверть часа оно нагонит нас и заставит остановиться. Это ясно даже ребенку, но разве вы хотите, как камень, идти ко дну, не попытавшись даже царапнуть их или показать им свои когти? Клянусь небом, я покажу им себя, даже если ни одна душа здесь не поможет мне в этом!

   - И я тоже! - сказал Родрик и, спустившись вниз, притащил оттуда все имевшееся в нашем распоряжении оружие: несколько револьверов и длинное охотничье ружье.

   Кроме того, были еще два боевых ружья капитана и несколько пистолетов. Все это оружие мы раздали надежным людям из экипажа.

   Мэри осталась внизу - присматривать за ранеными.

   - Ты, Дэн, иди на носовую палубу и там жди команды, а затем пали без устали! Понял? - обратился я к старику.

   - Будьте спокойны, сэр! - отозвался тот, повинуясь приказанию.

   Я же прошел на корму, где мы тоже расставили вооруженных людей. Остальные работали с удивительным проворством. Шлюпки уже были готовы, съестные припасы и бочонки с пресной водой - на месте. Теперь внимание всех было устремлено на приближавшееся безымянное судно, когда мы подняли наш флаг. К нашему удивлению, под восторженные крики команды на золотом броненосце ответили тем же, то есть, тоже подняли флаг.

   - Синий крест на белом поле! Да это русский флаг, или я ослеп! - воскликнул капитан.

   Я тоже взглянул туда и убедился, что капитан прав: действительно, это судно, каких-нибудь пять дней тому назад бежавшее с поля сражения под чилийским флагом, теперь шло прямо на нас под русским.

   - А уверены вы, что это то же судно? - спросил Родрик.

   - Как в том, что меня зовут Йорк. Но смотрите, они подают сигнал!

   Теперь таинственное судно находилось уже на расстоянии пушечного выстрела от "Сельзис".

   После первого взрыва энтузиазма наши люди примолкли, пораженные той быстротой, с какой надвигалась на нас опасность. Но никто из них не мог судить так хорошо об этой опасности, как мы: они чувствовали ее интуитивно, мы же знали почти наверняка, что ни одному из нас не суждено встретить следующий день.

   Я окинул взглядом весь горизонт: нигде ни малейшего признака судна. Солнце почти совсем зашло, мрак ночи начинал уже понемногу спускаться над морем. Капитан молча указал мне на мачту, где всего несколько минут тому назад развевался русский флаг, теперь на место его был поднят большой черный. Я недоуменно взглянул на Йорка.

   - Пираты, чтобы черт их побрал! - злобно проговорил сквозь зубы капитан и пронзительно свистнул.

   - Господа, - обратился он ко мне и Родрику, - я тогда говорил вам, что если вы не дадите мне объяснений, то я покину это судно в Нью-Йорке. Теперь, с вашего разрешения, я беру эти слова назад. Я отправлюсь с вами хоть на край света!

   Казалось, капитан каким-то чутьем угадал наши намерения и одобрял их. Но распространяться на эту тему теперь было не время, и мы только молча пожали друг другу руки.

   В этот момент, со свистом разрезая воздух, пролетело громадное ядро, с оглушительным плеском упавшее в нескольких саженях от нас в море. Убедившись, что нас не задело, наши люди огласили воздух громким, торжествующим криком. А старый Дэн выпалил в воздух из своего ружья.

   Капитан Йорк подал команду остановить ход, и хотя я сознавал, что он поступил разумно, все же не мог удержаться от восклицания.

   - Значит, все кончено?! А ведь обидно, не правда ли, быть перестрелянными, как зайцы, на своей палубе!

   - Погодите немного, - ответил капитан, тревожно оглядываясь назад, где уже ложился на воду туман. - Пусть эти негодяи спустят шлюпку!

   Пиратское судно находилось еще на расстоянии четверти мили от нас, но в морской бинокль можно было ясно видеть, что команда там возилась, что-то приготовляя. Среди нее я различил и фигуру капитана Блэка, стоявшего у машины. Другие люди на нижней палубе хлопотали около баканцев и спустя немного времени спустили шлюпку, которая направилась к нашему судну. Я следил за ней с замирающим сердцем. Мне казалось, что это вестники самой смерти.

   - Стой смирно и жди команды! - вдруг крикнул капитан Йорк, постоянно оглядываясь на густые клубы белого тумана, собиравшегося позади нас. - Когда я скомандую "Пли!" - стреляйте все разом!

   Теперь шлюпка подошла к нам так близко, что можно было различить лица сидевших в ней людей. Из пятерых я узнал троих; шлюпкой командовал Ревущий Джон, стоявший на носу. Он громко крикнул: "Какое судно?"

   - Мое судно! - ответил капитан и снова оглянулся назад на туман. Теперь я вдруг понял его мысль, и сердце сильно забилось: он хотел скрыться в тумане от неприятеля.

   - А кто вы такой?

   - Я тот, кто покажет вам самое надежное местечко, где бы можно спрятаться, если только вы соблаговолите пожаловать сюда на минуту! - продолжал наш капитан по-прежнему шутливо и спокойно, словно речь шла о самом обычном приглашении в гости.

   - Как я вижу, вы очень красноречивы! Смотрите, не умолкнуть бы вам, когда я явлюсь на ваше судно!

   Шлюпка подошла ближе. Капитан Йорк отвечал самоуверенным тоном, в котором даже чувствовались веселые нотки.

   - Так вы намерены явиться ко мне на судно? Неужели? Кого же из вас я буду иметь удовольствие укокошить первым?

   Это приветствие, очевидно, очень понравилось негодяю, и тот громко захохотал:

   - О, да вы - забавный человек и прыткий на язык, право! Ну, вы будете иметь удовольствие разговаривать со мной, а укокошит вас мой помощник!

   - В таком случае, - заметил капитан все так же невозмутимо и спокойно, - Дэн, представься этим господам, пусть они познакомятся с тобой! - и капитан посторонился.

   Дэн нагнулся вперед и его добродушное старое лицо сияло улыбкой, когда он прокричал:

   - Эй, вы, там, очень рад встрече с вами вдали от родной Англии, очень рад!

   В этот момент один из негодяев зацепился уже багром, но Дэн вскинул ружье и выпустил заряд прямо в лицо этому парню. А капитан в то же время скомандовал "Пли!", и с десяток выстрелов дружным залпом грянуло с "Сельзиса".

   Казалось, будто вся шлюпка содрогнулась; один из пиратов, по-видимому, китаец, схватился за грудь и тут же перекувырнулся в воду; двое других были убиты, на месте. Больше я не успел ничего увидеть.

   - Полный вперед! - крикнул капитан громовым голосом прежде, чем успел замереть звук залпа, на который с безымянного судна отвечали выстрелом из орудия. Снаряд задел слегка нашу верхнюю рубку; капитан погрозил кулаком пирату и повторил еще раз: "Полный вперед!"

   В момент, когда яхта, повинуясь винту, тронулась вперед, густой белый туман словно пеленой окутал нас со всех сторон, обдавая палубу сыростью. В семи саженях не было видно ни зги.

   Но эти пять минут, пока мы скрылись из виду, уйдя в глубь тумана, были до того ужасны, что я никогда не забуду их. Снаряды падали и впереди, и позади нас почти беспрерывно; все мы чувствовали, что грозный пират где-то близко. Затем канонада как будто стала замирать в отдалении, и мы начинали уже дышать свободнее, начинали надеяться, что опасность миновала. Но вот опять, и на этот раз уже совсем близко, прогремел выстрел из крупного орудия и разнес нашу рубку в мелкие щепки, но, по счастью, не ранил никого. После этого снова наступила мертвая тишина и тревожное ожидание чего-то, от чего меня попеременно кидало то в жар, то в холод. Мы уже не придерживались намеченного нами направления, а в течение нескольких часов кряду шли на юг, прямо в глубь тумана. Экипаж все время оставался на своих местах. Нам все еще не верилось, что опасность миновала. Когда я, промокнув до костей, наконец сошел с мостика, было уже около полуночи. Внизу меня встретила Мэри и стала засыпать вопросами.

   - После я все вам расскажу, Мэри, а пока дайте мне отдохнуть и очухаться, - ответил я. - А вы что делали все это время?

   - Я ухаживала за Паоло. Он, кажется, умирает.

   Я зашел посмотреть на раненого: он действительно, казалось, умирал. Немного опечаленный, я вернулся в кают-компанию, где теперь все как будто повеселело и ожило. Матросов поили грогом и кормили сластями, а мы в кают-компании распили несколько бутылок шампанского.

   Три дня спустя мы были уже перед Нью-Йорком. Словно благодаря чуду никто из наших людей не пострадал во время неравной борьбы с золотым судном.

  

  

  

   Около шести часов пополудни мы вошли в гавань великолепной столицы Нового Света и медленно поравнялись с портовой таможней, где нас должны были подвергнуть обычному досмотру. Никаких затруднений у нас по этому поводу не было, хотя какой-то маленький чиновник под видом добросовестного исполнения своих обязанностей шарил и поглядывал везде. Эта подозрительность возмутила честного и прямодушного старика Дэна.

   - Да вы бы пощупали вот эту собаку, - говорил он. - Как знать, может, она битком набита алмазами!

   - Что вы, принимаете меня за дурака? - возмутился тот.

   - Ничего я об этом не знаю, а только как знать, обшарьте ее, быть может, что-нибудь найдете!

   Наконец чиновник удалился, провожаемый громким смехом всего экипажа, а спустя немного времени мы уже стояли у пристани и готовились съезжать на берег.

   Паоло все еще был болен и лежал в своей каюте. Из чувства простого человеколюбия мы решили не предпринимать против него ничего до полного его выздоровления, но на всякий случай приказали матросам следить за ним и никого не пускать на судно, а сами отправились обедать в один из лучших ресторанов города. Здесь мы заказали себе самый изысканный обед, потребовали самых дорогих вин, чтобы отпраздновать наше благополучное прибытие в Нью-Йорк. Все были веселы и, казалось, совершенно забыли об ужасах путешествия, но меня преследовала мысль, что и здесь опасность сторожит меня на каждом шагу и что мое рискованное предприятие еще только начинается.

   Под влиянием этого настроения я после обеда предложил Родрику прогуляться с Мэри по городу, чтобы показать ей немного Нью-Йорк, а сам решил вернуться на яхту - привести в порядок некоторые бумаги и обдумать свои дальнейшие шаги в деле преследования капитана Блэка. Наш приятель, капитан Йорк, собирался посетить каких-то своих друзей и условился со мной, что немного попозже тоже вернется на "Сельзис".

   Порешив таким образом, я простился с друзьями и поехал прямо на пристань.

   Полчаса спустя я благополучно прибыл на яхту, где застал все в полном порядке. По палубе расхаживал часовой, а Дэн сидел подле больного Паоло. Старик сообщил мне, что больному лучше и что он уже около часа спит крепким сном.

   Я прошел в свою каюту и стал собирать свои бумаги, револьвер и некоторые другие вещи, которые могли понадобиться мне на берегу. Это все заняло не более трех четвертей часа. Наконец пора было уходить, но перед отъездом я заглянул в каюту Паоло, и каково же было мое удивление, когда я увидел его совершенно одетым: по-видимому, он собирался сойти на берег.

   Это открытие чрезвычайно взволновало меня. "Если он отправится в город, - подумал я, - то, конечно, для того только, чтобы встретиться со своими сообщниками, с людьми, близко связанными с капитаном Блэком и его экипажем. Если я не воспользуюсь этим случаем узнать что-нибудь о капитане Блэке, то могу прождать год и больше, прежде чем услышу что-нибудь о нем, кроме известий о гибели судов по пути из Европы в Америку или Африку". И я решил следовать за Паоло, рискуя всем, даже жизнью.

   С этой мыслью я поспешил на бак, где застал старого Дэна, и попросил его немедленно снабдить меня матросским костюмом, а переодеваясь пояснил старику в нескольких словах свое намерение, на что Дэн, хотя и не возразил ни слова, но почесал в затылке и неодобрительно покачал головой.

   Выйдя переодетым на палубу, я увидел Паоло, уходившего уже с яхты, и, надвинув шапку на глаза, пошел вслед за ним, прячась за каждый выступ и скрываясь, насколько было возможно. Очутившись в городе, Паоло раза два обернулся и посмотрел, не следят ли за ним, затем, видимо, убедившись, что все благополучно, направился разными окольными путями в "Bowery", самый захолустный квартал города, пользующийся дурной репутацией; затем, после долгого странствования, уже едва держась на ногах от слабости и истощения, бедняга свернул в одну из самых грязных и скверных улиц этого квартала и вдруг исчез в раскрытой настежь двери. Едва он успел скрыться, как и я подошел к той же двери и заглянул внутрь помещения. Первое, что мне бросилось в глаза, была невысокая грязная лестница, идущая вверх, а там упиравшаяся в стеклянную дверь. Сквозь стекла этой двери я увидел толпу мужчин в полутемном, накуренном помещении. Все они, сидя у столиков, пили, спорили и сиплым голосом пели песни.

   Это был какой-то ужасный вертеп, населенный людьми всех национальностей, преимущественно моряками. Тут были и англичане, и французы, и русские матросы, даже негры и китайцы, но я тем не менее решился войти и занять место у одного из столиков, ближайших к двери.

   Все помещение состояло из длинной узкой залы, уставленной вдоль стен скамьями, которые когда-то были покрыты красным бархатом, а теперь представляли лишь ободранные лохмотья. На стенах красовалось несколько больших зеркал вышиной от пола до потолка, но все они были побиты, а во многих недоставало целых кусков стекла. У скамеек стояли в беспорядке небольшие столы с мраморными досками, пожелтевшими и грязными, с отбитыми углами, а в самом дальнем конце узкой залы виднелся жалкий буфет с грязным прилавком, за которым сидел на высоком табурете продавец. Последний был громадного роста негром, одетым по последней моде, с претензией на щегольство.

   Все это было для меня ново, и я чувствовал себя среди всех этих людей, как в глухом лесу. Мне не раз рассказывали об этих трущобах, говорили, что здесь человеческая жизнь не ставится ни во что, что всякого рода преступления здесь являются самым заурядным явлением. И действительно, стоило только взглянуть на посетителей этой трущобы, чтобы убедиться, что здесь собрались отбросы человеческого общества, все отбросы морского люда всевозможных народов. Крепкие спиртные напитки тут пили, как воду, в воздухе стояла такая вонь, такой смрад, что я долгое время не мог различить сквозь густые облака табачного дыма, где именно находился Паоло и что он теперь делал.

   Наконец я увидел его сидящим у прилавка; перед ним стоял большой графин с водкой. Одной рукой он облокачивался на прилавок и разговаривал с негром, но что он говорил я, конечно, не мог расслышать. Спустя четверть часа стеклянная дверь широко распахнулась и в зал с шумом вошли трое мужчин. Все они были знакомы мне: это были ирландец по прозванию Четырехглазый, шотландец Дик и сам Ревущий Джон, которому Дэн выпустил в лицо свой заряд. Рот, нос и вся нижняя часть лица у него были обвязаны грязной, окровавленной тряпицей, и он совершенно был лишен возможности пить или говорить. Здороваясь с Паоло, он дружелюбно потрепал его по плечу и, несмотря на свою рану, казался совершенно бодрым и веселым.

   При виде этих людей я почувствовал страшную жажду деятельности. Если бы мне теперь удалось последовать за ними в жилище капитана Блэка, то цель моего путешествия в Нью-Йорк была бы достигнута.

   Я сидел в своем углу, потягивая мерзкое пиво и покуривая из старой глиняной трубки, найденной мною случайно в кармане куртки, которой меня снабдил Дэн. Отвратительная старуха, напоминавшая ведьму - желтая, иссохшая и сутулая, но проворная, с хищным взглядом ястреба, прислуживавшая одна всей ораве, - смотрела на меня как-то подозрительно. Но это не особенно беспокоило меня, товарищи же Паоло были слишком заняты своими делами, чтобы обращать внимание на окружающих, так по крайней мере это казалось мне. Но вот старая ведьма подала свой голос - крикливый, резкий и надтреснутый, и объявила во всеуслышание:

   - Джэк, Огненный Дьявол, сейчас будет плясать вам на потеху! Сидите смирно, красавчики, - обратилась она ко всем присутствующим, - да помогите мне отодвинуть столы. Посторонитесь же, голуби, не то я ошпарю вас кипятком! А ведь любят же они все меня, как родную мать! - добавила карга, как бы хвастаясь перед кем-то. Затем, вооружившись большой палкой, старуха стала постукивать ею по ногам посетителей, заставляя их пятиться к стене. Обойдя таким образом весь зал, она расчистила посередине довольно большое пространство для плясуна, и тогда одно из высоких стенных зеркал отошло от стены, обнаружив скрывавшуюся за ним дверь, о существовании которой я и не подозревал. Из нее вышел огромный рослый негр с большим горшком какого-то горящего вещества и стал проделывать разные фокусы, делая вид, что глотает огонь, обвивает голову и руки огненными лентами и тому подобное, после чего стал кружиться и вертеться, весь объятый пламенем. Для достижения большего эффекта все лампы в зале были потушены, так что было почти темно.

   Вдруг я почувствовал, что кто-то трогает меня за ноги. Я незаметно нагнулся, делая вид, что хочу поднять оброненную трубку, и увидел, что на меня смотрит из-под скамьи бледное, измученное лицо мальчугана Сплинтерса, так ужасно пострадавшего тогда в Париже на улице Жубер из-за своей неловкости.

   - Что такое? - спросил я.

   - Не оставайтесь здесь, уходите! Они узнали вас и хотят убить!

   Проговорив чуть слышным шепотом эти слова, мальчуган ползком под скамьями удалился в другой конец комнаты, где и вынырнул никем не замеченный.

   Между тем плясун продолжал увеселять присутствующих, и я решил воспользоваться темнотой, чтобы добраться до двери. Но каково было мое удивление, когда, выйдя через широко раскрытую стеклянную дверь на лестницу, я увидел, что на двери, ведущей на улицу, теперь был опущен железный занавес. Это открытие было поистине ужасно. Я сообразил, что железный занавес был опущен с определенной целью, но был почти уверен, что, когда пляска кончится, некоторые из присутствующих пожелают уйти, а тогда и я, выбрав удобный момент, смогу выйти вместе с ними.

   С этой целью я остался вблизи занавеса, пока лампы не были снова зажжены и огненный плясун не удалился. Тогда посетители собирались было поставить столы на место, но старая ведьма снова закричала им:

   - Нет, нет, красавчики, подождите! Это еще только начало, продолжение следует! Я не отопру вам дверей, пока вы не полюбуетесь моей пляской! Сегодня у нас есть работа, пареньки! Да, работка есть, и на этот раз ваша старая тетка сделает эту работу за вас, а вы посмотрите!

   При словах "есть работа" все как-то притихли, и толпа, точно по мановению волшебной палочки, разом отхлынула от меня, так что я остался один среди пустого пространства, и все взоры обратились теперь на меня.

   Но те четверо, которых я всего больше опасался, сидели ко мне спиной и ни один из них даже не оглянулся: они были слишком заняты своими собственными делами. Вдруг раздались звуки какой-то душераздирающей, дикой музыки, и старуха, прикрикивая и взвизгивая, пустилась плясать, подражая шотландской "пляске мечей". Сначала она бешено кружилась среди зала, затем отошла к дальнему концу комнаты и оттуда направилась прямо к двери, у которой стоял я. Не знаю, но какое-то тяжелое предчувствие подсказало мне, чтобы я остерегался этой женщины. Сердце у меня учащенно забилось, в то время как она все ближе и ближе подходила ко мне.

   Ожидать от кого-либо помощи здесь нечего было и думать. Правда, у меня был при себе револьвер, но что можно было сделать с ним в этой толпе, где таких револьверов были десятки?!

   Мне не оставалось ничего более, как идти навстречу неминуемой опасности. Я сделал несколько шагов вперед от дверей. В это время старая ведьма, кружившаяся шагах в десяти от того места, где я стоял, вдруг как будто пришла в иступление и, пронзительно взвизгнув, точно коршун, устремилась прямо на меня.

   В этот момент, мне помнится совершенно ясно, Паоло и его трое товарищей вдруг вскочили на ноги; остальные присутствующие громко вскрикнули, а старая ведьма, выхватив что-то из-за пазухи, вдруг ударила меня этим предметом по голове и я потерял сознание.