Марриет Фредерик - Приключения в Африке

ентотов и одежда Александра. Между ящиками, на дне, лежал его матрац. Сверху фургон был покрыт парусиной с раскрывающимися занавесками спереди и сзади.

   Второй фургон назывался фургоном м-ра Суинтона. При нем были такие же ящики и с такими же припасами, но, кроме того, был еще громадный ящик со всевозможными приспособлениями для сбора насекомых, стопы две бумаги для сушения растений; здесь же лежали разные лекарства и хирургические принадлежности, так как м-р Суинтон был несколько знаком с медициной. В другом ящике такой же величины находились стеклянные бусы для подарков дикарям, несколько сотен пуль, ножи и всякая кухонная и столовая посуда. Покрышка и матрац были такие же, как и в первом фургоне.

   Третий фургон - оружейный, или фургон майора Хендерсона - был снаряжен совершенно иначе, чем два первые. Все его дно было занято выдвижными ящиками, поверх которых расстилался матрац майора. В ящиках стояли бутылки с порохом, и лежало большое количество мелких пуль. Здесь же были сложены все столярные и плотничьи инструменты - лопаты, заступы, топоры и т. п.

   Верх этого фургона был сделан из толстых обручей, на которые была натянута непромокаемая просмоленная парусина; тут были привешены все ружья, кроме двух, оставленных при себе Александром и Суинтоном. Спереди и сзади фургона были устроены деревянные крышки, поднимающиеся и опускающиеся на петлях, так что, в случае надобности, он мог служить крепостью. Кроме того, он мог запираться, что тоже было не бесполезно, так как в нем же хранился главный запас спирта, к которому готтентоты очень неравнодушны. Ночью Бигум помещался в этом же фургоне.

   Четвертый фургон назывался запасным и был нагружен всевозможными вещами, в которых не могло быть необходимости в настоящее время. Здесь лежали мешки с мукой и рисом, запасы пороху и свинца, веревки, железные брусья, гвозди всех величин, свертки проволоки, а также и две палатки, три стула и маленький стол. Подобно фургону майора, он был покрыт непромокаемой парусиной.

   Так был снаряжен караван великой охотничьей экспедиции, как прозвали ее местные жители. Приготовления и снаряжение возбудили такое любопытство у всех обитателей города, что они толпами окружали место снаряжения.

   Когда все было готово, колонист-распорядитель собрал всех нанятых людей и произнес им речь об их обязанностях, увещевая вести себя хорошо и добросовестно и угрожая, в противном случае, строгим наказанием. Чтобы избежать слишком большого скопления любопытных, выехать было решено до рассвета.

   В два часа утра готтентоты были подняты, волы запряжены, и караван покинул город при освещении блестящих южных звезд.

  

   Наши путешественники выработали совершенно определенный план пути. Они решили для выполнения главной цели своего путешествия пройти через страну кафров к берегам реки Ундата, вблизи которой, судя по сообщениям, должны были находиться потомки пропавших пассажиров "Гроссвенора". По выполнении миссии Александра, караван должен будет пересечь цепь гор и вернуться через земли бушменов и кораннов. Они не хотели возвращаться через страну кафров, потому что в ней совершенно не было дичи. Кафры оставили только львов и пантер в лесах и гиппопотамов в реках. Все трое были довольны планом, так как Александр и Хендерсон надеялись вдоволь поохотиться, а Суинтон рассчитывал пополнить свои коллекции. Опасности при проезде через страну кафров тоже, по-видимому, не представлялось, так как миссионеры устроили уже там два пункта в Буттеруорсе и Хуми, куда Александру были даны поручения. Караван вышел из города 7 мая 1829 года. Погода уже в продолжение нескольких недель стояла прекрасная, пастбища после долгих дождей были роскошные, путешественники не торопились и наслаждались полным покоем. Александр, Суинтон и Хендерсон ехали верхом впереди каравана.

   - Я не знаю, как вы, но я чувствую себя как узник, вырвавшийся на свободу. После шума, суеты и тесноты города эти простор и тишина кажутся раем.

   - Я чувствую то же самое и наслаждаюсь всей душой, - сказал Александр.

   - Говорят, что человек создан для жизни в обществе; это, пожалуй, и правда, но все-таки так приятно иногда быть наедине с природой.

   - Да, быть в таком одиночестве, как мы теперь, - смеясь сказал Суинтон, - очень недурно. В компании тридцати человек, прекрасно вооруженных, интересно быть и среди пустыни. Но я не думаю, чтобы каждый из нас чувствовал себя очень хорошо, если бы находился среди этой африканской пустыни в полном одиночестве. Немало удовлетворяет также сознание, что позади идут четыре фургона, снабженные всякой провизией.

   - Все это совершенно верно, - сказал Хендерсон, - но все-таки после города здесь чувствуешь себя совершенно свободным и вдали от общества.

   - Но нам еще предстоят новые знакомства в пути, - продолжал шутить Суинтон. - Пока мы приедем в город Грахам, мы, вероятно, встретим много голландских буров, которые живут в этих местах.

   - Мне кажется, Уильмот, - заметил Хендерсон, - нам нужно за это время хорошенько присмотреться к нашим людям. Если они не будут поддаваться дисциплине или некоторые их них окажутся неподходящими, мы можем заменить их в Грахаме другими.

   - Ваш план хорош, - ответил Александр. - В три-четыре дня пути мы успеем к ним присмотреться. А как вообще, готтентоты храбры или нет?

   - Да, их считают довольно храбрыми. Но только беда, если среди них заведется один трус: он действует на всех.

  

   - Я подозреваю, что у нас есть такой среди охотников, - сказал Хендерсон, - но, может быть, я и ошибаюсь; конечно, это нужно проверить.

   - Мне кажется, я знаю, о ком вы говорите, - сказал Александр. - Это громадный парень, которого называют Толстый Адам.

   - Значит, и вы заметили за ним это качество; но посмотрим, что будет дальше.

   - Когда мы остановимся, я прикажу смазать колеса фургонов, - сказал Александр, - они скрипят невыносимо.

   - Я думаю, что это бесполезно, они все равно будут скрипеть. В Индии такие же фургоны скрипят в десять раз больше. И туземцы никогда не смазывают их, потому что быки привыкли к этой музыке и без нее не желают идти. Кроме того, нам придется идти по такой траве, в которой и мы, и наши животные будем закрыты с головой, тогда только по этому скрипу можно будет идти друг за другом.

   - В таком случае я приберегу наше сало для другого употребления, - сказал Александр, - и постараюсь примириться со скрипом колес.

   - Через несколько дней вы так привыкнете к нему, что не будете его замечать, а, может быть, будете даже скучать, когда его не будет, - сказал майор.

   - Вероятно, так и будет, привычка - вторая натура. Мне кажется, я вижу там дом на холме?

   - Да, - ответил Суинтон. - И я знаю этот дом. Это ферма бура Милиуса, которого мы видели в бухте Альгоа. Я не думал, что мы будем здесь так скоро. До фермы осталось не больше трех миль, и мы приедем как раз к завтраку. Там мы перепряжем волов. Сколько у нас запряжено?

   - По десяти на фургон. Остальные шестнадцать идут сзади вместе с лошадьми и овцами.

   Пришпорив лошадей, маленький отряд поскакал галопом и скоро был около фермы, где был встречен неистовым лаем штук двадцати собак. Молодой бур вышел из дома и, разогнав собак, пригласил путешественников идти за ним. В доме их встретил старик, любезно усадил за стол и, достав бутылку с полки, стал предлагать выпить с ним вместе наливки домашнего приготовления.

   Через некоторое время вышла и его жена, перед которой поставили маленький столик с чайным прибором.

   За чаем все разговорились, и хозяин сказал, что знал уже о приезде путешественников, но ждал, что они приедут только к ночи.

   Дом колониста был сделан из глины, смешанной с особенным составом, приготовляемым бурами. Стены его были выбелены, а крыша покрыта особым сортом тростника, труднее воспламеняющимся, чем солома. Потолка не было, а стропила под крышей были увешаны всякими продуктами охоты и сельского хозяйства. Здесь висели длинные хлысты из шкуры носорога, меха леопардов и львов, страусовые яйца и перья, связки луковиц, листы табаку, бамбук и проч.

   Помещение состояло из большой столовой, маленького кабинета и двух спален. Стекол в окнах не было, на ночь окна завешивали шкурами. В доме не было ни печей, ни каминов, готовили кушанье в маленьком отдельном домике. Обстановка была очень несложная: большой стол, несколько стульев и кресел, на полках по стенам стояли железные и медные котелки разных размеров, здесь же стоял большой чайник с грелкой для чая. На маленьком столике в углу лежала большая семейная библия с медными застежками.

   До завтрака шли разговоры о разных предметах, и, между прочим, хозяева давали разные практические советы своим гостям. К завтраку подали баранину, масло, молоко, плоды и прекрасный белый хлеб. Во время завтрака подошел весь караван, быки были распряжены, и пока отдыхали люди и животные, хозяин показал своим гостям всю ферму, сад, огород и поля. Только к вечеру путешественники собрались опять в путь, поблагодарив старого бура за гостеприимство.

   - Разве здесь всегда останавливаются на встречных фермах? - спросил Александр, когда они отъехали от фермы.

   - Всегда, - отвечал Суинтон. - На дорогах нет гостиниц, и каждый путешественник может отдохнуть у любого колониста. У них уже заведено оказывать всем одинаковое гостеприимство.

   - И они не берут никакой платы?

   - Нет, не следует и предлагать. Другое дело, если бы вы вздумали кормить здесь лошадей или скот - за это полагается платить. Жена бура целый день, кажется, сидит за чайным столом, и чай должен быть всегда готов для проезжих.

   - Трудно представить, что этот же добродушный и гостеприимный бур может относиться к туземцам так жестоко, как говорил м-р Ферборн.

   - Многие из наших пороков и добродетелей часто зависят от обстоятельств, - возразил Суинтон. - Гостеприимство обычно во всех мало заселенных странах, и голландские буры чрезвычайно гостеприимны. Их жестокость к готтентотам и другим туземцам происходит от воспитания, которое они получают из поколения в поколение. С детства они привыкают смотреть на туземцев, как на рабов, и совершенно не думать о том, что они такие же люди, как и все другие. М-р Ферборн совершенно верно говорил, что ничто так не развращает, как установленное и разрешенное законом рабство.

   - Но буры, кроме жестокости, славятся еще и жадностью к деньгам?

   - Да, такова их репутация, и боюсь, что она справедлива. Нужно иметь в виду, что буры происходят от очень коммерческой нации, более коммерческой даже, чем португальцы, которым они подражают. Стремление к благосостоянию обыкновенно порождает любовь к деньгам, а когда у человека эта любовь развивается в страсть, он не останавливается ни перед чем. Жестокости португальцев на востоке известны в истории. И еще вопрос, не были ли бы англичане повинны в такой же жестокости, как буры, если бы они предшествовали им? Испанцы были очень жестоки в Южной Америке, и португальцы не отстали от них. И я очень сомневаюсь в том, чтобы наши соотечественники были вполне безупречны. Разница может быть только в том, что их предшественникам было больше искушений, потому что они могли больше приобретать, или попросту отнимать.

   - Вы правы, недаром говорится в молитве: "Не введи нас во искушение"; мы все слишком слабы, чтобы устоять против соблазна.

   Вечером волов снова выпрягли, а скот пустили на некоторое время на траву. Когда стемнело, сделали перекличку людям, и затем майор, по просьбе Александра, распределил каждому обязанности и дежурства за ночь. Разложили костер. Перс Магомед, слуга майора, приготовил прекрасный ужин, после которого наши друзья пошли спать в свои фургоны, а готтентоты расположились на траве вокруг костра.

   Нет надобности рассказывать подробно все восьмидневное путешествие до города Грахама, так как за это время не произошло ничего особенного. В городе караван был прекрасно принят административными лицами, которые охотно оказали ему необходимую помощь. Здесь было сменено несколько человек готтентотов, особенно склонных к пьянству, и принято еще трое хорошо знающих кафрскую землю и язык туземцев.

   При въезде в город Хендерсон заметил, что в кустах кто-то шевелится. Осторожно подъехав, он увидел маленького бушмена, лет двенадцати, почти голого и, очевидно, страшно истощенного от голода. Он был так слаб, что не мог стоять на ногах. Майор велел готтентоту взять ребенка на руки и отнести в фургон. Укрепляющие лекарства и питательная пища скоро поправили мальчика так, что он мог ходить без посторонней помощи, но он не выражал ни малейшего желания уйти от своих спасителей. Перед отъездом Хендерсон спросил его через переводчика, хочет ли он остаться в караване? Ответ был утвердительный, и потому мальчика решили взять с собой. Майор заметил, что он будет прекрасным товарищем Бигуму.

   - Как же вы назовете своего найденыша? - спросил Суинтон.

   - Если уж мою обезьяну зовут принцессой, то он, конечно, должен быть принцем. Пусть будет принц Омра.

   - Ну хорошо, пусть будет Омра, пока нам не удастся узнать его настоящее имя, - сказал Суинтон.

   Таким образом маленький бушмен сделался членом каравана, который продолжал свое путешествие, оставив город Грахам.

  

   Из Грахама путешественникам удалось выбраться только в полдень, так как раньше не было никакой возможности собрать готтентотов, которые прощались со своими женами и трактирами. Поздно вечером прибыли они в крааль Германа, маленький военный форт, где остановились, чтобы отоспаться пьяным готтентотам. На следующий день путь их шел по совершенно изменившейся местности - кругом тянулись густые кустарники, наполненные зверями. Потом они вышли на пустынную бесплодную равнину, сжигаемую солнцем, и долго не встречали ни малейшего признака воды. Наконец, они увидали перед собой грязную лужу, где, очевидно, собирались слоны. На ночь они снова остановились, разложив огни, чтобы держать в отдалении слонов и других диких зверей.

   Возобновив путешествие на рассвете, они шли густым лесом по берегу реки, которую благополучно перешли вброд. Окрестности были очень красивы. Река тихо протекала между гористыми берегами, с роскошными зелеными долинами. В форте Уильтшайр, на берегу реки Кейскаммы, они встретили английские войска, которые стояли здесь, чтобы пресекать путь через реку мародерским шайкам или отбирать у них их добычу.

   Это было последнее место, где наши путешественники могли надеяться на встречу с соотечественниками. Офицеры приняли их очень приветливо и убедили остановиться дня на два, чтобы собрать хорошенько сведения и приготовиться к дальнейшему пути. Первоначальный план, идти через миссионерскую станцию Хуми, был оставлен, так как станция была в стороне от дороги. Решено было идти прямо к Беттерворсу, до которого было сорок верст отсюда. Простившись через два дня с любезными хозяевами, караван перешел благополучно Кейскамму и очутился в стране кафров.

   До сих пор готтентоты не доставляли особенных хлопот. Они чувствовали над собой власть закона и держали себя хорошо. Но едва была перейдена граница капской колонии, как некоторые из них начали проявлять признаки неповиновения. Но увольнение одного из них, с запрещением под страхом расстрела возвращаться обратно, повело к желаемым результатам. Дорога шла теперь среди долин и холмов и по явным и многочисленным следам слонов. Один готтентот, по имени Бремен, очень хороший человек и прекрасный охотник, предупредил Александра и его товарищей, чтобы они были осторожнее. Слоны обыкновенно возвращаются вечером по тому же пути, по которому прошли утром, и встретиться с ними было бы опасно. Два дня ехали они приблизительно по одной линии с миссионерскими учреждениями. К вечеру второго дня, когда совсем уже стемнело, им пришлось пересекать лесистый холм все по тем же следам слонов. Александр и его друзья ехали по обыкновению верхом впереди каравана. Вдруг они остановились, пораженные самым ужасным криком, какой только можно себе представить. Лошади попятились. Ничего не было видно, но крик через несколько секунд повторился еще раз.

   - Что это такое? - вскрикнул Александр.

   - Кричите, как можно громче, - сказал майор, - и переверните лошадей к повозкам.

   Александр, Суинтон и майор начали кричать, и скоро к ним присоединились крики и завывания всей толпы готтентотов.

   - Теперь молчите! - закричал майор, и все смолкли и прислушивались некоторое время.

   - Это был только один, сэр, и он уже ушел, - сказал Бремен. - Мы можем ехать дальше.

   - Кто один? - спросил Александр.

   - Один слон, сэр, - ответил готтентот. - Хорошо, что вы не наткнулись на него, он сбросил бы вас с обрыва вместе с лошадью. Здесь должно быть их целое стадо, и нам нужно бы как можно скорее быть по другую сторону холма.

   - Я то же думаю, - сказал майор.

   - Мне кажется, этот крик целый месяц будет звучать в моих ушах, - сказал Александр. - Я думаю, лев ревет не хуже.

   - Погодите, услышите и его, - заметил Суинтон. Достигнув вершины холма, они выбрали при свете звезд место для ночевки. Трудно было сказать, близко ли они были к какому-нибудь кафрскому краалю, но не было слышно ни лая собак, ни мычанья быков. Собрав весь скот, люди составили четырехугольником фургоны и связали их веревками. В середину четырехугольника были загнаны лошади и овцы, а быки, как обыкновенно, были привязаны к фургонам.

   Костров в эту ночь разложили больше, чтобы отгонять слонов и других зверей. Гиен и волков было очень много, и они всегда рыскали по ночам около лагеря, надеясь стащить овцу. Львы еще не показывались, хотя готтентоты указывали на их следы.

   Когда готтентоты кончили свою работу по устройству лагеря, наши путешественники расположились у костра в ожидании ужина, который готовил Магомед из зарезанной овцы. Выпущенная на свободу обезьяна подсела по обыкновению к своему хозяину. Когда подали ужин, она ловко и быстро начала хватать пальцами по куску с каждого блюда.

   Маленький бушмен совершенно поправился и сделался очень забавным и веселым мальчуганом. Никто не понимал его, кроме одного или двух готтентотов, но он постоянно пытался разговаривать жестами и мимикой с Александром и его друзьями. Больше всех он по-видимому привязался к Магомеду и почти не расставался с ним. Маленький, гибкий, пропорционально сложенный, он напоминал лицом и быстрыми движениями обезьяну.

   Стража была расставлена тотчас же, как зажгли костры. Толстый Адам, в храбрости которого сомневался майор, сидел с ружьем возле ужинавшей компании. Омра подошел туда же и, указывая на сидящего спиной Адама, начал что-то оживленно жестикулировать, все время кивая головой. Затем он наклонился, вытянул вперед руку на подобие хобота слона и пошел вперед размеренным, тяжелым шагом. Подойдя к Адаму, он закричал совершенно так же, как кричал час назад слон. Готтентот вскочил, бросил ружье, затем бросился плашмя на землю, как будто предоставляя воображаемому слону пройти по нему беспрепятственно.

   Другие готтентоты тоже вскочили, взялись за ружья и направили их в ту сторону, откуда ожидался слон. И только громкий хохот начальников показал им, что ничего не случилось, и они поняли, что маленький Омра проделал одну из своих штук. Оправившийся от испуга Адам имел очень глупый вид; он только что хвастал перед товарищами, что убил очень много слонов и что умеет охотиться на них.

   - Да, - сказал Суинтон, - это и видно, что Адам прекрасный охотник на слонов и знает, что нужно делать в минуту опасности.

   - Совершенно верно, - ответил майор, - он вполне оправдал наше мнение о нем и доказал, что выше всего ценит осторожность.

   - Что касается благоразумной осторожности, - продолжал уже совершенно серьезно Суинтон, - то она действительно необходима при встрече со слонами. Мне рассказывал один охотник, как на его глазах был убит один из его товарищей этим свирепым животным. Бедняга обратил на себя внимание слона, которого выгнали из зарослей. Обозленный зверь погнался за ним, тотчас же догнал его и захватил хоботом. Пронеся несколько шагов, он бросил его на землю и, истоптав ногами до смерти, отошел в сторону. Но через некоторое время он как бы усомнился в смерти своего врага и вернулся к его телу. Перевернув его еще раз передними ногами, он снова захватил его хоботом, унес на край зарослей и швырнул в кустарник.

   - Ужасно! - с содроганием произнес Александр. - Я никогда не думал, что столько опасности сопряжено с охотой на слонов. И все-таки скажу, хотя это может быть и безумие с моей стороны, теперь эта охота привлекает меня еще больше прежнего.

   - Чем дальше мы будем подвигаться вперед, тем больше будет у вас возможности получить это удовольствие. Но только необходимо привлечь к себе кафров, на что они пойдут, вероятно, с удовольствием.

   - Но ведь у них нет никакого оружия, кроме пик.

   - Да. И это не мешает им охотиться на слонов с большим успехом. Вы сами убедитесь в этом со временем. Они дают обыкновенно слону пройти, затем гонятся за ним и все время вонзают пики в его тело, пока он не издохнет от потери крови. Делают они это так быстро, что слон почти никогда не успевает броситься на них. Вместе с тем они очень почитают слона и считают его своим царем. Смешно бывает слушать, как они ранят его и в то же время извиняются перед ним: "Великий человек, не гневайся на нас, великий начальник, не убивай нас!".

   - Но как же они могут приближаться к такому ужасному животному, не боясь быть растерзанными?

   - Это именно от того и происходит, что они приближаются к нему совсем вплотную. Слон видит вообще плохо и только то, что прямо перед ним; поворачивается он с трудом. Они приближаются к нему сзади на узкой тропинке. Риск заключается в том, что на них может напасть в это время другой слон, который часто приходит на помощь товарищу.

   - А разве они действительно приходят на помощь друг другу?

   - Да. Охотник рассказывал мне про того же слона который убил его товарища. Он был тут же ранен выстрелом в ногу, так что не мог идти дальше. Его самка, которая была в это время в зарослях, узнав о несчастии товарища, вышла к нему. Отогнав охотников, она начала кружиться вокруг него, все время ласкаясь к нему. Наконец, тот попробовал идти, и она была настолько сообразительна, что пошла рядом с ним, с той стороны, где была ранена нога, как бы поддерживая его. В конце концов и самка была тяжело ранена и свалилась в кустарники; тогда, вскоре за ней, упал и самец рядом с телом несчастного охотника, которого он убил.

   - Конец этой истории очень трогателен, - заметил Александр. - Невольно чувствуешь почтение перед таким чувством и разумом у животного.

   - Ну, я думаю, начало истории тоже должно было возбудить в вас почтение к слонам, - заметил майор. - Серьезно, я совершенно согласен с вами, что их сообразительность удивительна. Однако, несут ужин. Не скажу, чтобы это опечалило меня.

   - Также и меня, - сказал Александр. - Завтра мы должны быть в миссионерской станции, если проводники идут правильно. Должен сказать, что меня очень интересует эта станция. Ведь, кажется, начальник племени Аминоза живет в миссионерском пункте? Хинца зовут его?

   - Да, - отвечал Суинтон, - и нам придется повидаться с ним, чтобы взять с собой отряд его воинов, когда мы отправимся дальше.

   - Да, это было бы не лишнее, - подтвердил майор, - и тогда уж у нас наверное будет охота на слонов. Но Бремен говорил мне, что река около станции полна гиппопотамов.

   - Да, да, бегемоты, - сказал Суштон, - вы, вероятно, не оставите их в покое?

   - Конечно, нет, если наш командир даст согласие на остановку.

   - Не сомневайтесь, что ваш командир настолько же жаждет поохотиться, насколько и вы, майор, - отвечал Уильмот.

   - Ну а теперь пора и на покой, - сказал майор. - Доброй ночи, господа.

  

   На следующее утро караван продолжал свой путь и к полудню прибыл в миссионерскую станцию Беттерворс. Станция существовала здесь всего три года, но, несмотря на короткий срок, кругом нее все имело культурный вид, в противоположность другим поселениям дикарей. Правда, домик миссионера был немногим лучше деревенской избы, а церковь была больше похожа на житницу, но они были окружены приветливыми хижинами кафров с фруктовыми садами.

   Когда караван пришел, м-р С. вышел навстречу к путешественникам и пригласил их к себе. Он был уже уведомлен об их приезде и о том, что с ними будут присланы некоторые вещи для него. Нечего и говорить, что, встречаясь в такой стране и при таких обстоятельствах, люди быстро сближаются. М-р С. предложил Александру и его товарищам переночевать у него в доме, но те отказались, говоря, что их постели в фургонах достаточно хороши. Не распрягая быков и повернув их только к траве, чтобы они поели за ночь, они приняли приглашение миссионера закусить у него.

   Александр, сказав о цели своего путешествия, просил совета у м-ра С. относительно дальнейшего пути и относительно того, нужно ли ему повидаться с королем кафров и отвезти ему подарок. Последнее м-р С. настоятельно советовал ему исполнить, так же как и просить вспомогательный отряд, который помимо того, что был полезен для большей безопасности, внушал еще и большее почтение к каравану. Конечно, придется все пропитание отряда взять на себя и пообещать воинам подарки, если хорошо проводят караван.

   - Вам ведь известно, - продолжал миссионер, - что владения Хинца простираются до реки Св. Джона, и вы пройдете через них. Но страх перед Хинца предохранит вас от всякого насилия со стороны других племен. Жаль только, что теперь не такие мирные времена, как были прежде.

   - В самом деле! А разве они враждуют между собой?

   - Хинца поссорился с могущественным соседним начальником, по имени Вуусани, царствующим над племенем тамбуки, из-за скота, который всегда является главной причиной ссор в здешних местах. Теперь оба начальника готовятся к войне. Но будет ли эта война, еще неизвестно, так как обоим племенам грозит опасность от одного общего и очень опасного врага. Вероятнее всего, что им придется соединиться, чтобы обороняться от него.

   - Кто же этот враг?

   - Квиту, начальник Амакаби, собрал громадное войско и грозит войной племенам к северу от него. Если он победит их, то, конечно, придет и сюда. Он был прежде одним из полководцев Чаки и кровожаден не меньше его. Теперь он еще далеко отсюда, но я советую вам не медлить с выполнением вашего намерения, так как иначе вы можете встретиться с ним. И я думаю, будет лучше, если я завтра же пошлю известить Хинца о том, что приехали иностранцы, которые желают его видеть и везут ему подарок. Он будет этим очень польщен.

   - Конечно, лучше поступить по вашему совету, - сказал Суинтон.

   - Какое вы составили себе мнение о кафрах, м-р С., после того, как прожили с ними уже достаточно долго?

   - Для язычников они очень хороши. Они смелы, прямодушны и, если им что-либо доверить, честны до педантичности. И в то же время, например, воровство скота не считается у них преступлением, хотя и наказывается. Во всяком случае, это один из наиболее труднообратимых народов, с которым мне приходилось иметь дело. У них нет никакой религии. У них нет идолов, нет никакого представления о Боге. Когда говоришь им о Боге, они спрашивают: "Где Он? Покажи нам Его". Извольте после этого толковать им о христианском Боге!

   - Есть у них какие-нибудь суеверия?

   - Они верят в колдовство и имеют своих заклинателей, которые причиняют много вреда. Конечно, заклинатели - наши главные враги, так как мы подрываем их значение, а следовательно и лишаем их многих выгод. При покраже скота обращаются обыкновенно к ним. Если заболеет начальник, за ними посылают, чтобы узнать, кто околдовал его. Они оговаривают невинных людей, которых немедленно распинают. Если страна нуждается в дожде, что бывает здесь очень часто, опять посылают за ними, чтобы произвести дождь. Если, несмотря на все их таинственные заклинания, дождя все-таки нет, они указывают на виновных в этом, и несчастных распинают. Таких казней производят иногда очень много, пока не пойдет дождь, после чего вера в колдунов усиливается. Конечно, эти люди - наши величайшие враги.

   - Удовлетворяет ли вас успех, который вы здесь имеете?

   - Да, конечно, когда я вижу, что трудности в конце концов преодолеваются. Только с Божьей помощью можно достигать здесь того успеха, какого мы достигаем. Начальники тоже против нас.

   - Почему же?

   - Потому что христианство препятствует их сластолюбию. То же самое было в первое время проповеди нашего Спасителя. Богатство кафра состоит не только из одного скота, но также из большого количества жен, которые все его рабыни. Сказать ему, что многоженство - беззаконие и грех, все равно, что сказать, что несправедливо иметь стада. Начальники, конечно, всегда богачи, потому они и не хотят соглашаться с нами. Вы видите, что в стране кафров так же, как и везде, "трудно войти богатому в царство небесное". Когда спрашиваешь начальников, почему они не ходят в церковь, они отвечают: "Великий Господин хочет уменьшить наши удовольствия и отнять у нас наших жен, мы никогда не согласимся на это".

   - И все-таки, вы говорите, что имеете некоторый успех?

   - Этим я обязан исключительно помощи Бога.

   - Но неужели у них нет никакого представления о Высшем Существе, о добре и зле? Не верят ли они, как некоторые другие африканские племена, в дьявола?

   - Нет. Даже в их языке нет слова, выражающего идею Божества. Они клянутся своими прежними великими царями и начальниками. Если бы у них была какая-нибудь ложная религия, было бы легче убеждать их и указывать на преимущество истинной веры перед заблуждением.

   - А не пробовали вы влиять на их ум и чувства, указывая на чудесные явления природы? Не спрашивали их, кто создал солнце, звезды?

   - Я рассказывал им все это десятки раз, и они всегда отвечали только смехом над "баснями", как они называют мои рассказы. Один начальник сказал мне, чтобы я придерживал свой язык, если не хочу, чтобы его народ не считал меня сумасшедшим. Если они не верят в Бога, как можно уверить их, что мир сотворен Им? Но самые большие затруднения встречаются при переводе Св. Писания. Мне приходится иметь дело с переводчиками, которые не умеют прочесть ни одного слова и имеют самые ложные представления о божественных предметах. Мы должны читать им Библию, переведенную на варварский голландский язык, и затем требовать, чтобы они переводили ее на кафрский. Можете себе представить, какие могут быть тут искажения.

   - Действительно, вам приходится преодолевать неимоверные трудности. Нужно жить здесь очень долго и иметь прекрасное знакомство и с народом, и с его языком.

   - К сожалению, их язык не имеет слов для выражения отвлеченных понятий.

   - И вы все-таки не отчаиваетесь в успехе?

   - Я был бы плохим слугой Господа, если бы сомневался в Его могуществе. Во всяком случае сделано уже много. Вы сами заметите это, если будете присутствовать завтра при богослужении. Остальное будет сделано Его помощью. Однако, я должен вас оставить, так как свои обязанности призывают меня. Во всяком случае миссионерство сделало то, что вы можете спать спокойно в стране кафров. В почтении и уважении нам не отказывают ни короли, ни начальники.

   - Я должен сказать, - заметил майор, - что уже то немногое, что мы видели, свидетельствует о прекрасных результатах миссионерского дела. Это первое место, где нам не докучают выпрашиваньем подарков, и потом почти все кафры, которых мы видели, были одеты в европейскую одежду. Те же, которые по национальному обычаю обходятся без нее, имеют, насколько возможно, приличный вид.

   - Я тоже заметил это, - подтвердил Александр. - И мне очень интересно будет видеть завтра, как будут вести себя кафры. После всего, что я слышал от м-ра С., я проникаюсь глубочайшим уважением к людям, посвятившим себя такому почтенному делу.

   - Дорогой Уильмот, - сказал м-р Суинтон, - миссионеры даже из менее выдающихся всегда обладают не совсем обыкновенной силой духа. Они не могут полагаться только на свои усилия, не могут рассчитывать на помощь других, если не хотят прийти в отчаяние. Нет, их поддержка не здесь, и их одушевление зависит не от земной силы. Они верят в Того, Кто никогда не оставляет верующих в него. Миссионер верит, что даже кровь его, мученически пролитая, увлажнит почву и даст ей силу для принесения плода. Миссионер может быть невысокого происхождения и невысокого образования, каковы многие из них, но у него должна быть возвышенная душа. Его вера в Бога укрепляет его и заставляет не бояться мученического венца.

   - Вы правы, Суинтон. Только такие люди, о которых вы говорите, способны идти на жизнь, полную лишений и опасностей, среди дикарей. И награда ждет их на небесах.

   - Да, Уильмот, на небесах, а не на земле, - подтвердил Суинтон.

   На следующее утро путешественники приготовлялись к воскресной службе с помощью Магомеда, который был такой же прекрасный лакей, как и повар. Все выбрили бороды, к которым не прикасались уже много дней, и сменили свои охотничьи костюмы на более подходящие к случаю. Колокол миссионерской церкви уже звонил, и было видно, как собирались туземцы. Придя в церковь, наши путешественники нашли уже там м-ра С. и увидали, что для них были приготовлены места. Туземцев было человек около двухсот в самой церкви и гораздо больше толпилось около окон и открытых дверей. Многие были одеты в европейское платье, а другие обернулись кусками материи, так что их тело было почти закрыто. Прежде всего пропели гимн на туземном языке, затем прочли молитвы, литанию пропел хор. Заповеди были повторены на кафрском языке. М-р С. прочел главу из Библии и объяснил ее. Почти все слушали в глубоком молчании и с полным вниманием, хотя по временам кое-где слышалась насмешка. М-р С. дал благословение, и служба была окончена.

   - Вы достигли очень многого, - сказал Суинтон. - Я никогда не поверил бы, чтобы было возможно возбудить столько внимания в дикарях и заставить их вести себя так прилично.

   - Совершенно верно, что овладеть их вниманием значит преодолеть наибольшую трудность.

   - Как вы думаете, многие ли из них, если можно так выразиться, имеют религиозное чувство?

   - Да, многие. И они стараются даже передать его другим, стараются привести своих соплеменников к Богу.

   - Это должно служить для вас большим удовлетворением.

   - Разумеется. Но только, что могу сделать я и те немногие, кто помогает мне в работе, для этих тысяч ждущих нас? Во всей кафрской стране теперь только три миссионерства, а нужно было бы не меньше двухсот. Но я прошу извинения, мне нужно еще заниматься с детьми, самыми надежными из моих учеников. Мы увидимся вечером, так как я отправлюсь на проповедь в соседнее селение. Странно сказать, многие из сомневающихся и колеблющихся слушают меня там. Но, кажется, они думают, что в миссионерской церкви есть волшебная сила, и многие боятся говорить своим товарищам, что были в ней.

   - Я не знаю, что чувствуете вы, - сказал Александр, когда ушел миссионер, - но мне доставило громадное наслаждение это присутствие на богослужении в бедной церкви, среди дикарей.

   Майор и Суинтон были вполне согласны с ним.

   - Я не боюсь быть смешным, - продолжал Александр, - предлагая вам во время нашего путешествия, где бы мы ни были, отмечать святость воскресного дня богослужением.

   - Я могу только поблагодарить вас за ваше доброе намерение, - сказал Суинтон.

   - Я тоже радуюсь вашему предложению, Уильмот, - сказал майор. - Не говоря уже о том наслаждении, которое мы будем испытывать сами, мы будем давать еще и хороший пример туземным дикарям. Ведь они смотрят на белых как на людей, стоящих выше их, потому и поступки белых должны оказывать на них то или другое влияние.

   Вечер был проведен очень приятно в обществе м-ра С., который рассказывал неподражаемо анекдоты о кафрах. Он сообщил, между прочим, что Хинца намерен прийти завтра сам для получения подарков, причем вызвался быть переводчиком в разговоре с ним.

   Александр с благодарностью принял предложение миссионера, затем сказал:

   - Вы, кажется, упомянули, сэр, что некоторых миссионеров сопровождают жены. После того, что я слышал от вас о положении миссионеров, и зная об опасностях, которым постоянно подвергается их жизнь, могу себе представить, что должны испытывать их жены.

   - Вы правы, сэр, - отвечал миссионер. - Нет положения более трудного, более тяжелого и скажу даже более изнуряющего душу и тело, чем положение жены миссионера. Она встречается с теми же опасностями, несет те же тяготы жизни, что и ее муж, не обладая крепостью и выносливостью, свойственными нашему полу. И что еще самое тяжелое - она часто остается одна в миссионерском доме в то время, когда ее муж исполняет свои обязанности, подвергая жизнь опасности. Она сидит и прислушивается к каждому шуму, к каждому шагу, ожидая, что придут и скажут, что ее мужа уже нет в живых. Она не может сопровождать его в его поездках по стране и часто остается одна по целым неделям. Письмо одного из братьев-миссионеров дает верную картину нашей жизни.

   М-р С. пошел на другой конец комнаты и вернулся с письмом, из которого прочел следующее:

   "В продолжение двух месяцев, которые мы пробыли в руках диких племен, приходили известия о том, что проводники, переводчики и я сам давно уже убиты. Когда я был в сорока верстах от станции, то был извещен, что партия туземцев, проходя мимо миссионерства, подробно рассказывала о том, как нас всех убивали. Мы шли весь день, и наступала уже ночь. Я страшно беспокоился о жене, до которой должны были дойти все эти слухи. Только просьбы и убеждения проводников заставили меня согласиться переждать ночь. Они говорили, что мы неминуемо погибнем, если пойдем ночью по местам, наполненным львами и другими хищными животными. Но едва рассветало, как я снова пустился в путь один, без всякого оружия, только с карманным компасом в руках. Это нетерпение, однако, едва не стоило мне жизни. Путешествие по глубокому песку, под жгучим солнцем над головой до такой степени изнурило меня, что уже на полпути я чувствовал полный упадок сил и к тому еще страшную жажду. Однако я дошел до станции благополучно, благодаря помощи Создателя. За несколько минут до моего прихода жена одного из братьев-миссионеров пошла предупредить мою жену относительно последних печальных сведений обо мне. Когда я вошел в комнату, обе стояли в ней обнявшись и горько плакали. Я остановился на пороге, изнемогая от усталости, покрытый пылью и потом. "Дорогая моя, - воскликнула наша приятельница, - смотри, кто это? Он или его дух? " Вы сами можете представить себе сцену, которая произошла вслед за этим".

   - Да, сэр, - сказал м-р С., складывая письмо, - много должно быть любви в женщине, которая идет за мужем на такую жизнь, полную страданий и опасности.

   - Вы правы, - сказал Суинтон. - Однако мы не будем утомлять вас больше, дорогой сэр. Доброй ночи.

  

   На следующий день, около полудня, громкие крики танцующих и славословящих своего короля кафров возвестили о его прибытии. Это были герольды, всегда предшествующие королю в его посещениях. За герольдами шел отряд воинов с копьями и щитами, а затем показался и Хинца, сопровождаемый пятьюдесятью главными старейшинами. За исключением звериной шкуры, перекинутой через плечо, на них ничего не было надето, и все они были намазаны жиром и красной охрой. Остановившись перед миссионерским домом, они сели на землю полукругом около своего короля, которому весь присутствующий здесь народ оказывал знаки почтения.

   Наши путешественники, в сопровождении миссионера, вошли в круг и приветствовали его величество. М-р С. сказал о цели их путешествия и о их желании иметь небольшой отряд королевских воинов для сопровождения экспедиции. Когда он кончил говорить, перед королем было положено несколько фунтов цветных бус, свиток табаку, два фунта нюхательного табаку и несколько ярдов красной материи. Хинца удовлетворенно кивнул головой, когда подарки были разложены перед ним, затем повернулся к своим старейшинам и разговаривал с ними некоторое время шепотом.

   - Белые люди, - сказал он потом, - могут спокойно идти через мою страну, мои воины будут сопровождать их, пока они этого пожелают. Только известно ли белым иностранцам, - прибавил он, - что за границей нашей страны неспокойно?

   М-р С. сказал, что иностранцам это известно, потому они и хотят как можно скорее отправиться в путь и возвратиться.

   - Это хорошо, - сказал Хинца. - Если будет опасность, мои воины предупредят белых людей; если будет нужно, они будут сражаться за них; если враги будут слишком сильны, белые люди должны будут возвратиться.

   Затем Хинца приказал нескольким старейшинам убрать подарки и спросил м-ра С., сколько воинов потребуется, и когда иностранцы думают отправляться? На ответ, что достаточно будет пятидесяти воинов, и что отправится караван завтра, Хинца возразил:

   - Это хорошо. Пятидесяти воинов достаточно, потому что мои люди едят очень много. К вечеру они будут готовы.

   Совещание было кончено, и король, пожав руки путешественникам, отбыл со своей свитой. К вечеру в подарок от его величества была прислана старая корова. Готтентоты тотчас же зарезали ее и съели. Шли приготовления к немедленному выходу каравана.

   На рассвете следующего утра отряд ка