Корнилович Александр Осипович - Татьяна Болтова

ластинками прозрачного льда лоснились, будто покрытые свежим лаком, небольшими деревянными амурами красного цвета, кои, как дошедшие до нас произведения древних ваятелей, были без носов, без пальцев и пр<очего>, но вдруг оступился и упал. Мысль, что я терплю участь, общую всем зевакам, удержала неучтивый порыв моего гнева и языка на несчастное мое любопытство. Я встал с покойным видом, оправился, но, как бы ни было, не мог ехать далее. Что сказали бы люди, увидев меня, почтенного летами и званием, на улице в восемь часов утра, с окровавленным лицом, с синими пятнами под глазами? Дом, бывший причиною моего падения, находился в двух шагах, справедливость требовала, чтоб я в нем искал помощи от приключившегося мне горя. Я вошел в кухню, попросил воды у стряпавшей поварихи и, нагнувшись, с преклоненным к поданной мне миске лицом начал было обмывать пятна запекшейся на нем крови, как слышу позади себя охриплый женский голос:

   - Христианское ли это дело, батюшка? К бусурманам зашел, что ли? Разве у нас честные люди только по кухням живут? Не мог взойти прямо, как водится, и спросить всего, что тебе надо.

   Слова сии так быстро были проговорены, что я едва успел отворотиться. Стоявшая передо мною особа напомнила мне изображения бабушек, кои случается нам видеть иногда на старинных фамильных портретах. Ростом она была по крайней мере вершков восьми. В овале высокого, некогда белого, но от времени пожелтевшего чепчика я увидел два серебряных локона, как бы прилепленных к исчерченному морщинами челу, двое черных бровей, в коих проявлялись седые волосы, серые, живые глаза, искрасна-синеватые щеки, обтянутый, подавшийся ко рту нос, бледные, впалые губы и несколько поднятый кверху подбородок. Два клочка волос, один на ямочке правой щеки, а другой на левой, под нижнею губою, прикрывали две бородавки, которые придавали много красоты лицу во время оно, когда по требованию моды женщины пестрели его мушками. Одежда сего гренадера в женском платье состояла из пестрой ситцевой кофточки, прикрытой черным платком, полосатой юбки и сафьянных, едва закрывавших ноги башмаков с загнутыми вверх концами на высоких каблуках. Заметив, что дворник, рубивший дрова в углу, опустил одну руку с топором и, сняв другою шапку, стал в почтительное положение, что служанка, которая наливала мне на руки воду и в многословных жалобах изъявляла свое сожаление о случившемся со мною несчастии, вдруг замолкла и приняла важный вид, я заключил, что вижу перед собою хозяйку, и, напуганный ее гневным приступом, сказал ей, заикаясь, что не решался войти, не спросись, что мне было совестно... "Совестно!- прервала она, не дав мне договорить.- Чего совеститься? Украл, что ли? Беда великая, что об эту пору оступился да упал. Конь о четырех ногах, да и тот спотыкается".

   Сие заключение было весьма справедливо, ибо, если бы лошадь моя не споткнулась перед тем шести раз на расстоянии каких-либо двухсот шагов, я, вероятно, никогда не имел бы удовольствия встретиться с моею новою знакомкою, столь примечательною,- а потому я только отвечал ей в знак согласия склонением головы.

   - Но ты не на шутку ушибся, голубчик,- продолжала она, смягчив голос и касаясь пальцами к моему лицу,- да какой он, бедняжка, холодный! Парамон! Проворней самовар! А ты, Лукерья, сбегай живее наверх, в спальню: там за зеркальцем красная бумажная коробочка с пластырем, принеси сюда. Пойдем, мой родной! Не бойся! Мне не впервые лечить от ушибу.

   - К чему вам беспокоиться, сударыня? Мне пора...

   - Молчи!- возразила она, закрывая мне рукою рот.- Чтоб я тебя так отпустила, избитого! Слыханное ли это дело! Благо есть чем помочь. Куда спешить! У вас все дела, а на поверку - только что из пустого в порожнее переливаете. Сядь, обогрейся, напейся порядком чайку, как у людей водится, а там с богом!

   Я тихо последовал за старушкой, которой деятельное сострадание, хотя выраженное не со всею тонкостию светского приличия, наполнило мою душу истинным к ней уважением. Она не заботилась знать, кто я таков. Ей показалось, что мне нужна помощь, и она поспешила мне предложить ее.

   Мебель в комнате, в которую меня ввели, соответствовала древностию летам хозяйки. Покрытое пестрядью канапе на низких, толстых ножках с поручнями шириною в ладонь и с вырезанными на дереве изображениями цветов, птиц и зверей, тяжелые стулья с высокими спинками, зеркало в зеркальных, расписанных узорами рамах, на окнах несколько горшков с гвоздикою, левкоем и колокольчиками и висевший посреди в клетке из прутьев дрозд бросились мне тотчас в глаза. На стенах налеплены были картины: взятие Азова, Полтавская баталия, похороны генерал-адмирала графа Головина, обед князя-папы и другие, изданные во время Петра I, но всего для меня занимательнее был писанный масляными красками портрет сего государя, который, судя по темноте красок и по тоненьким рамам с позолотою, почти совсем стертою, был современный ему.

   - Давно ли у вас этот портрет? - спросил я у хозяйки, которая подавала мне в то время налитую чашку, с вопросом, как я употребляю сахар - вприкуску или разведенный в чаю?

   - Этот портрет,- отвечала она,- висел здесь, батюшка, еще при дедушке моем, поручике Капорского пехотного полка Борисе Ивановиче Болтове. Он был ранен под Бакой в Персии, кажется, в 1724 г<оду>, вышел в отставку, поставил этот дом и поселился здесь. Я все это тебе расскажу как следует.

   Тут она ушла в другую комнату, принесла оттуда футляр, вынула из него в позолоченных рамках под стеклом вышеупомянутую записку Петра и, положив ее передо мною с видом самодовольствия, начала повесть, которую вы читали. Рассказ ее именно дошел до этой записки, как послышался благовест к обедне. Старушка, по ее словам, тридцать лет сряду ходит ежедневно в церковь и всегда поспевала к часам. Судите, как ей неприятно было опоздать в этот день.

   - Прости господи! - вскричала она.- Согрешила, заговорившись, с тобой.

   Однако ж я не заметил, чтоб она на меня гневалась, и, когда я взялся за шляпу, чтоб проститься с нею и поблагодарить за хлеб-соль, она, целуя меня в лоб, сказала:

   - Прощай, мой родной! Дай бог тебе здоровья! Коли захочешь дослушать меня, приезжай, но только после обедни и не откладывай далеко. Мне скоро стукнет восьмой десяток, в наши годы считают жизнь не месяцами и не неделями, а днями и часами.

   Три недели я не мог никуда показаться. Наконец первый мой выезд был к почтенной старушке. Вообразите, как я удивился, увидев среди бела дня закрытые во всем доме ставни. Предсказания ее сбылись. В воротах встретила меня знакомая служанка словами: "Пульхерья Ивановна приказала вам долго жить". Я вздохнул от глубины сердца и так был расстроен, что не мог спросить у нее конца рассказанной мне повести, которую она, вероятно, слышала от покойной своей госпожи. Признаюсь, мне самому это весьма досадно, ибо, по мне, полная и обстоятельная развязка так же нужна в повести или в романе, как вино или десерт в хорошем обеде. Если между моими читателями или читательницами найдутся такие, кои одного со мною мнения, я смею торжественно их уверить, что если мне еще удастся быть в Москве, то я употреблю все возможные средства для отыскания означенной служанки Лукерьи и все, что узнаю о обстоятельствах брака Болтова с Татьяною и вообще о примечательном в их жизни, не промину сообщить немедленно.

  

  

   Основание сей повести взято из исторического анекдота времен Петра Великого, все прочее заимствовано также из исторических, источников.

  

  

   Впервые - "Альбом северных муз. Альманах на 1828 год, изданный А. И." (А. И. Ивановским). Повесть по атрибуции А. Г. Грумм-Гржимайло принадлежит А. О. Корниловичу (см.: Грумм-Гржимаило А. Г. Декабрист А. О. Корнилович. - В кн.: "Декабристы и их время", 1932, т. 2, с. 351-352). Печатается по изданию: Корнилович А. О. Сочинения и письма. М.-Л., 1957 ("Литературные памятники").

  

   С. 289. Ослаба и Пересвет - Родион Ослябя (? - после 1398), боярин московский, Александр Пересвет (? - 1380), брянский боярин-монахи Троице-Сергиева монастыря, герои Куликовской битвы.

   ...герою Задунайскому... - Румянцев-Задунайский Петр Александрович (1725-1796), русский полководец, генерал-фельдмаршал.

   С. 290. Дорожины - желобки.

   С. 291. Армяк - верхняя длиннополая мужская одежда, простого покроя. Поярковая шляпа - шляпа, сделанная из поярка - шерсти с ярки или овцы по первой осени, первой стрижки. Арапник (арапленик) - длинная ременная плеть. Стрельцов разбили... - в 1698 г. во время заграничной поездки Петра I стрелецкие войска подняли бунт. Бунт был подавлен. Срочно вернувшись из-за границы, Петр устроил следствие стрельцам (казнил 1182 и сослал 601). Стрелецкое войско было расформировано.

   Колотов - возможно, Колобов Никифор, стрелецкий полковник. Гордон Патрик (Петр Иванович) (1635-1699) - генерал русской армии.

   ...князь-кесарь... - Ромодановский Федор Юрьевич (ок. 1640- 1717),- один из ближайших сподвижников Петра, фактический правитель страны в его отсутствие; возглавлял Преображенский приказ.

   С. 293. Под Лесным - 28 сентября 1708 г. при деревне Лесной юго-восточнее Могилева русские войска одержали в кровопролитном бою первую крупную победу над шведами, разгромив шведский корпус генерала Левенгаупта.

   Турецкий поход - имеется в виду, вероятно, Прутский поход (1711) во время русско-турецкой войны 1710-1713 гг.

   С. 299. ... фендрик... - младший офицер.

   С. 301. ...по случаю уничтожения нантского постановления - отмены в 1685 г. Людовиком XIV Нантского эдикта 1598 г., предоставлявшего гугенотам (протестантам) свободу вероисповедания.

   С. 303. Уложение - имеется в виду Уложение царя Алексея Михайловича, или Соборное уложение - сборник законов, изданный в 1649 г. Чекмень - короткий полукафтан.

   Апраксин Федор Матвеевич (1671-1727) - сподвижник Петра I, генерал-адмирал, президент Адмиралтейств-коллегий (с 1717 г.).

   С. 304. Тихон Иванович Стрешнев - имеется в виду Тихон Никитич Стрешнев, боярин, начальник Разряда и Приказа (см. примеч. с. 319) большого дворца, сенатор.

   С. 305. Ив<ан> Л<ьвович> Мусин-Пушкин - вероятно, Иван Алексеевич Мусин-Пушкин, боярин, граф, сенатор, управляющий Монастырским приказом, умелый проводник церковной политики Петра I.

   Михаил Владимирович Долгорукий - см. коммент. к с. 348.

   Б<орис> П<етрович> Шереметев (1652-1719) - сподвижник Петра I; боярин, генерал-фельдмаршал (1701), граф (1706); участвовал в Крымских Азовских походах; во время Северной войны успешно командовал корпусом в Прибалтике.

   С. 306. ...должник, ему же оставишь пятьсот динарий, паче возлюбит тя, нежели другой, ему же отпустишь пятьдесят... - свободный пересказ Библии (Евангелие от Луки, гл. 7, ст. 41-42).