Чарская Лидия Алексеевна - Так велела царица

   Оба мальчика встали красные, перепачканные до неузнаваемости, но бесконечно довольные своим неожиданным угощением.

   - Ваши сиятельства, господа графы, не угодно ли будет помыться и переодеться? - предложил братьям один из лакеев, едва удерживаясь от смеха при виде их запятнанных, перепачканных физиономий.

   - Если новый костюм будет так же хорош, как этот, переодевайте нас сколько угодно, - отвечал спокойно Мартын, облизывая себе пальцы.

   - Но надо торопиться, ваше сиятельство: скоро доложат, что пора обедать! - ввернул свое слово другой лакей.

   - О, что касается этого, то обедать я не хочу! Мы уже отлично закусили с братом! Не правда ли, Ваня? - подтолкнул брата Мартын.

   Четверо лакеев почтительно взяли мальчиков под руки и повели в приготовленные для них апартаменты. Там обоих мужичков-графов вымыли, пообчистили и переодели в новое платье.

   Мартын был очень доволен новым костюмом, а еще более - случайным пиршеством, наделавшим столько хлопот, но пришедшимся ему как нельзя более по вкусу.

  

  

   - О, что за прелестные мальчики! Настоящие картинки! Как приятно иметь подле себя таких куколок! - раздавались льстивые восклицания в огромном обеденном зале, наполненном нарядною толпою статс-дам, придворных в золотом вышитых мундирах, в ту минуту, как оба вновь приодетые и принаряженные графчика появились на пороге.

   В конце зала в большом кресле сидела полная темноглазая дама, возле которой с одной стороны стояла нарядная красивая девушка с веселым, приветливым лицом, а с другой - пышно разодетая в блестящее платье, делавшее ее неузнаваемой, бывшая дагобенская крестьянка Мария Скавронская.

   Глаза красивой дамы с нетерпением обратились к двери. Толпа придворных раздвинулась, так что дама могла разглядеть две вновь появившихся фигурки.

   - Славные у тебя детки, графинюшка! - обратилась она к стоявшей подле нее смущенной Марии Скавронской.

   Несмотря на ласковое замечание полной дамы, Скавронская была очень взволнована. Вот-вот, казалось ей, придут сейчас за нею люди и, отняв от нее обоих мальчиков, прогонят ее из дворца и запрут в тюрьму. Поэтому-то она и переменилась в лице, когда полная дама похвалила ее деток, которых она сама едва узнавала теперь в двух богато и роскошно наряженных красавчиках.

   В это время Мартын, растерявшийся было в первую минуту при виде такого блестящего общества, разом подтянулся.

   "Не осрамиться бы теперь!" - мысленно произнес он, вспомнив о поклонах, которым учил его утром черномазый итальянец, и тут же решил воспользоваться его уроком. Он выпрямился, как стрела, потом изогнулся, точно желая переломиться надвое и что было сил подпрыгнул вперед.

   Одна из близко стоявших дам пронзительно взвизгнула, так как Мартын, шлепнувшись во всю длину, растянулся плашмя на ее нарядном шлейфе.. Шлейф трещал, грозя оторваться, а Мартын все запутывался и запутывался в нем среди целого облака кружев, лент и воланов.

   Дама чуть не упала в обморок при виде того, как в разные стороны летели клочья ее кружев и лент... Двое придворных вельмож кинулись к ней на выручку и освободили ее наконец от барахтавшегося на подоле ее платья мужичка-графа.

   Почувствовав себя на свободе, Мартын, нимало не сконфуженный своей первой неудачей, быстро оглянулся кругом и вдруг громко, радостно крикнул:

   - Гляди-ка, Ваня! Вон стоит наша матушка!

   И, со всех ног кинувшись к Скавронской (которую он только теперь узнал), он повис у нее на шее.

   - Я узнал тебя! Я узнал тебя! - кричал он, оглушая всех близ стоявших своим звонким, сильным голосом. - Я сразу тебя узнал, матушка, несмотря на то, что ты в этом богатом наряде очень изменилась с тех пор, как я пас свиней в Дагобене!

   - Тише! Тише, сынок! - прошептала в испуге Скавронская, услышав насмешливый шепот за своими плечами.

   - Зачем тише? Почему тише? - ничуть не понижая своего голоса, прокричал Мартын. - Разве тут есть что-нибудь дурное, что я был свинопасом и кормил тебя с братом после того, как от нас увезли отца?

   - Тут нет ничего дурного, малютка! - послышался ласковый голос полной дамы. - И только делает тебе честь, что ты своим трудом помогал твоим близким. Молодец!.. Когда императрица узнает об этом, она наградит тебя...

   - Ах, нет! - искренно вырвалось из груди мальчика.

   - Как нет? - нахмурив свои темные брови, спросила полная дама.

   - Да за что же меня награждать? - ответил Мартын. - Я люблю матушку и Ваню и работал на них, потому что кто же прокормил бы их без меня? Значит, награждать меня не за что...

   - Милый графчик, - сказала полная дама, - государыня настолько добра, что всегда награждает добрых, хороших людей.

   - О, она вовсе не добрая! - вскричал Мартын с невольной горячностью. - Совсем она не добрая, а жестокая...

   При этих словах Мартына ужас выразился на лицах всех присутствующих в комнате.

   И не успел он докончить своей фразы, как вокруг воцарилась полная тишина... Замолкли нарядные дамы, замолкли вельможи, остановились, словно замерли на месте, лакеи, то и дело сновавшие позади гостей.

   Мария Скавронская, бледная как смерть, бросилась к сыну, как бы заслоняя его от готового обрушиться удара.

   И только один человек в этом, наполненном гостями, зале остался невозмутим. Красивая полная дама сохранила свою спокойную позу. Ее кроткое милое лицо казалось снисходительным по-прежнему. Глядя с улыбкой в юное энергичное личико Мартына, она спросила:

   - Почему же ты находишь государыню недоброй? На каком основании ты называешь ее жестокой? Чем заслужила твое неудовольствие царица?

   На одну минуту оживленное лицо Мартына приняло грустное, мрачное выражение.

   - Царица велела увезти от нас нашего батюшку, разлучила его с нами, - произнес он печальным голосом, - хотя батюшка ни в чем не провинился... А разве она поступила бы так, если бы была добрая?

   Лицо полной дамы нахмурилось. Долгим серьезным взглядом она посмотрела на стоявшего перед нею мальчика и задумчиво произнесла:

   - Прежде чем осуждать кого-нибудь, мой милый, надо хорошенько узнать его... А ты ведь никогда и не видел еще государыни?

   - Никогда не видел! - чистосердечно сознался Мартын.

   - Ну вот, когда увидишь ее, то поймешь, что она далеко не такая злая, как ты о ней думаешь.

   И, сказав это, она подала знак рукою.

   В тот же миг из толпы придворных словно вынырнул высокий, видный вельможа с золотым жезлом в руках. Он ударил три раза об пол своею палицей и провозгласил на всю горницу:

   - Кушать подано! По приглашению ее величества, государыни императрицы, приглашаю всех сесть за стол!

  

  

   Нарядные барыни, с их не менее нарядными кавалерами встали в пары. Блестящий вельможа подошел к полной даме, и она об руку с ним двинулась к длинному столу, убранному с такой невиданной роскошью, что у Мартына и Вани голова пошла кругом.

   Обоих маленьких графчиков посадили рядом, а по обе стороны от них поместились двое очень важных на вид сановников. Мария Скавронская очутилась далеко от своих сыновей, окруженная блестящей толпою придворных красавиц. Прямо против Мартына поместилась темноглазая дама, с которою он только что разговаривал перед обедом, а рядом с ней - красивая нарядная девушка, которую Мартын с Ваней не заметили в первую минуту появления их здесь.

   Важный полный сановник, которого лакеи называли "его превосходительством, господином обергофмейстером двора", снова ударил своим жезлом об пол, и лакеи стали обносить обедавших различного рода кушаньями. В первую очередь подали всевозможные пироги и караваи. Нарядные кавалеры и дамы осторожно накладывали себе на тарелки дымящийся курник, расстегаи с дичью, подовые лепешки с начинкою и самым изящным образом, при помощи ножа и вилки, разрезали их и осторожно отправляли в рот. Каково же было их удивление, когда дошла очередь до Мартына и тот, нисколько не стесняясь, схватил с блюда прямо руками огромный кусок жирного пирога с начинкой и тяжело плюхнул его себе на тарелку, потом снова запустил руку в оставшиеся на блюде пироги, стащил другой кусок на тарелку к брату!

   - Кушай, Ванюша! А то, пожалуй, отнимут! - произнес он, угощая самым радушным образом своего брата и тут же стал поспешно уписывать за обе щеки очевидно пришедшееся ему по вкусу кушанье.

   Сдержанный шепот и смех послышался кругом. Дамы закрылись салфетками, чтобы не было видно их смеющихся лиц. Но, нимало не смущаясь, Мартын продолжал есть, обеими руками хватая кушанье с тарелки, роняя жирные куски начинки и на свой нарядный камзол, и на роскошный кафтан рядом сидевшего с ним вельможи. При этом он так громко чавкал, причмокивая губами и прищелкивая языком от удовольствия, что заглушал разраставшийся с каждой минутой смех присутствующих. Изредка он обращался к брату с одной и той же фразой:

   - Ешь, Ванюша! Ешь, не зевай!.. Ведь не часто попадают такие куски в желудок.

   Наконец добрая половина пирога была съедена. Тогда, не смущаясь смехом окружающих, становившимся с каждой минутой все громче и слышнее, Мартын схватил с тарелки перепачканными в жиру пальцами остатки пирога и набил им оба кармана своего роскошного камзола.

   - Это я оставлю на ужин. Ведь после такого обеда нам, наверное, ничего больше не дадут, - произнес он с самым довольным видом.

   Здесь уже долго сдерживаемый смех присутствующих прорвался и перешел в открытый хохот. Смеялись нарядные дамы, смеялись пышно одетые степенные вельможи, смеялись лакеи...

   Но громче, неистовее всех хохотала веселая, красивая девушка с чудными, как васильки, синими глазами. Ее густые белокурые локоны так и прыгали от смеха вокруг дышащего весельем раскрасневшегося личика.

   Мартын услышал этот веселый, отнюдь не насмешливый, хохот, быстро взглянул в сторону смеющейся девушки и крикнул тем веселым криком, которым раньше сзывал свое стадо свиней в Дагобене:

   - Ба! Лиза! Здравствуй, Лиза! Я тебя сразу узнал... Ты ведь та самая Лиза, которая обещала сказать царице, что разбила зеркало. Да?

   И, недолго думая, он, быстро вскочивши на стул, перекинулся через стол, отделявший его от смеющейся красавицы, и, наскоро обтерев запачканные жиром пальцы о грудь своего шитого золотом бархатного камзола, протянул руку девушке.

   От этого движения огромный кувшин с вином, стоявший по соседству с прибором Мартына, упал на скатерть, и вино, заключенное в нем, полилось по столу янтарной струей.

   - Мартын! Что ты наделал! - в испуге зашептал Ваня, силясь посадить брата на место. - Сиди же ты смирно...

   - Отстань, пожалуйста! - отвечал тот, досадливо отмахнувшись рукою. Желая оттолкнуть брата, Мартын задел сидевшего с ним рядом вельможу, зацепив рукою за волосы белого парика, который этот вельможа, как все важные сановники того времени, носил постоянно на голове. В одну секунду на грязном пальце мальчика повис надушенный изящный парик старого вельможи, а сам вельможа очутился перед блестящим обществом с совершенно голою и гладкою, как мяч, головою.

   - Вот тебе раз! - произнес Мартын протяжно и со сконфуженным видом занял свое прежнее место. - Ей-богу же, сударь, не извольте гневаться... я не хотел вас обидеть! Впрочем, я сейчас все сам исправлю, - и, повернувшись к своему соседу, он в одно мгновение нахлобучил ему на голову парик по самые брови...

   Но - о ужас! - парик очутился на голове вельможи задом наперед, так что его длинная косичка пришлась к самому носу старика и заболталась потешным хвостиком между двух раскрасневшихся щек рассерженного сановника.

   Смех за столом усилился. Красавица-девушка упала прямо на стол своей золотистой головкой и громко хохотала, глядя на эту сцену.

   Неизвестно, чем бы окончилось все, если бы внимание присутствовавших не было отвлечено новым неожиданным происшествием.

  

  

   В то время как лакеи обносили обедавших второю очередью, состоящею из жареных лебедей и прочей птицы, перед блестящим, залитым в золото обер-гофмейстером появился трепещущий от страха старый камердинер.

   - Где же любимое блюдо ее величества? - грозно насупившись, спросил гофмейстер старика, постукивая об пол своим гофмаршальским жезлом.

   - Ваше сиятельство... виноват... случилось несчастье, ваше сиятельство... Я уронил блюдо с кушаньем! Простите, ваше сиятельство, виноват, - ни жив ни мертв лепетал камердинер, едва держась на ногах и трясясь всем телом.

   - Что! Это еще что за выдумка! Уронил блюдо! Любимое кушанье государыни! - сурово произнес гофмейстер. - Это непростительная оплошность с твоей стороны. Это целое преступление! И ты будешь строго наказан за него. Знай, что тебя завтра же отрешат от должности, и тогда ты поймешь, что значит небрежно обращаться с кушаньями, изготовленными для ее императорского величества!

   И сказав это тихим, но строгим голосом, гофмейстер отвернулся.

   Несчастный камердинер затрясся всем телом. Он хотел просить о помиловании, но язык не повиновался ему, губы тряслись, как в лихорадке.

   А кругом раздавалась веселая болтовня, звенел смех, сыпались шутки. Никто, казалось, не обращал внимания на эту сцену. Но это только так казалось.

   Вдруг Мартын вскочил со своего места, обежал стол и, очутившись лицом к лицу с гофмейстером и несчастным камердинером, заговорил взволнованно и громко:

   - Он не виноват! Ей-ей же, не виноват нисколько!.. Милостивый господин, выслушайте меня!.. В горнице мы с братом увидели черта. Ну, как есть черта, только что без рогов и без хвоста, и кинулись бежать от него. Черт же дал мне хорошего тумака... ну, и известное дело, напугал меня до полусмерти. Мы тогда подрали вон из горницы, а тут, как на грех, на пороге встретился этот, - и Мартын бесцеремонно ткнул пальцем в грудь несчастного камердинера, - с блюдом... ну, и того... Блюдо-то кувырком... на пол... плюх! И кушанье тоже... Пар только валит... Мы с Ваней не дураки тоже, вкус понимаем, и того... пообчистили малость. Уж больно вкусно было!.. Хвать да хвать кусок за куском, глядь, ничего и не осталось... Все здорово обчисти ли... а как - и не заметили даже... Виноват-то, значит, я, а он, слуга то есть, нисколько... Уж если кого наказывать, то меня наказывайте, сударь, а его помилуйте... Я его толкнул, блюдо из рук выбил и съел кушанье... потому не пропадать же ему в самом деле?!.

   Лицо Мартына приняло такое сконфуженное и простодушное выражение, что нельзя было не рассмеяться, глядя на него.

   Полная темноглазая дама, с любопытством следившая за всей этой сценой, весело рассмеялась. Следом за нею рассмеялись и все присутствующие. Особенно звенел серебристым колокольчиком голосок красавицы-девушки, назвавшей себя Лизой.

   И сам Мартын весело расхохотался. Ему живо представилась та минута, когда они лежали с братом на полу возле дымящегося кушанья и, точно собачки, уплетали его за обе щеки, так, прямо с полу.

   - А царицу вы таки оставили без жаркого? - произнесла полная дама, все еще не переставая смеяться.

   - Не мы, а я один, так как только я виноват в этом! - вскричал Мартын, смело поблескивая своими красивыми глазами. - Ей-богу же, я один... Пускай так и передадут царице... У вас доброе, хорошее лицо, сударыня, - неожиданно произнес он, обращаясь к полной темноглазой даме, - и, верно, сердце у вас доброе. Попросите же государыню за несчастного слугу, чтобы она его не наказывала. Пусть меня одного накажут... Я один во всем виноват... А брат Ваня тоже нисколько не виноват! Он был со мною только, а блюдо не толкал... Ей-богу! Попросите за бедного слугу, сударыня!

   - А ты думаешь, что недобрая царица простит его? - спросила, пристально глядя в лицо мальчика темноглазая женщина, и чуть-чуть улыбнулась.

   - Мне кажется, что... что она простит, - отвечал Мартын, задумавшись на минуту. - Неужто она такая сердитая и строгая? - произнес он серьезным и недетским тоном. - Может быть, у этого человека есть дети, и царица, наверное, не захочет погубить несчастных детей бедного слуги, который опрокинул блюдо не по своей вине?

   И умные черные глазки мальчика впились в лицо полной темноглазой женщины.

   - Ты прав, мой мальчик! - произнесла та ласковым, кротким голосом. - Царица действительно добрая, и она докажет тебе это.

   И, обратившись к камердинеру, она добавила громко:

   - Будь спокоен, старина, я прощаю тебя.

   Камердинер выпрямился, словно вырос, и, в одну минуту очутившись у ног темноглазой женщины, произнес, рыдая:

   - Ваше императорское величество! Сохранит вас Господь! Подай вам за вашу доброту, матушка-государыня! Награди вас Бог, царица!

   Мартын вздрогнул, в свою очередь насторожился и во все глаза уставился на красивую даму, находившуюся в двух шагах перед ним.

   И вдруг по лицу его пробежала нерешительная, растерянная улыбка.

   - Значит, вы и есть царица, сударыня? - прошептал он, растерявшись от неожиданности.

   - Да, та недобрая царица, которая взяла от вас отца, мои милые дети, и которая возвратит вам его снова! - произнес в ответ милый, ласковый голос.

   - Что? - воскликнул Мартын не своим голосом. - Значит, наш батюшка жив! Значит, не погубили его?!

   Вместо ответа полная дама громко ударила в ладоши и, обращаясь к подбежавшему лакею, сказала:

   - Пригласите сюда графа Карла Скавронского.

   Лакей низко поклонился и направился в другую комнату. Спустя несколько минут двери широко распахнулись, и высокий человек в богатом, расшитом золотом камзоле вошел скорой походкой в залу.

   - Батюшка! - вскричал Мартын, пристально взглянув на вошедшего, и со всех ног кинулся ему навстречу.

   - Дети мои дорогие, жена! Вы здесь! О, как я счастлив! - воскликнул высокий человек.

   - Карл, муж мой!.. - послышался отчаянный возглас Марии Скавронской. И в ту же минуту Карл Скавронский прижал к груди жену и обоих сыновей, бросившихся в его объятья.

   Восклицания, слезы, радостные крики, поцелуи - все смешалось, слилось в один сплошной радостный гул.

   Со слезами на глазах следили присутствующие за этой трогательной сценой встречи отца со своей семьей после долгой разлуки.

   Сама государыня встала из-за стола и, взволнованная, смотрела то на своего брата Карла, то на племянников, повисших на шее отца.

  

  

   Когда первый порыв радости прошел, Мартын, еще раз поцеловав отца, со счастливым, сияющим лицом подошел к государыне.

   - Я ошибся, - произнес он тихо и сконфуженно. - Не сердись на меня, милая, добрая царица. Ты добрее, нежели я ожидал. Теперь я знаю: ты взяла от нас батюшку, бедного, усталого, измученного от работы, с тем чтобы вернуть его нам знатным и богатым. Ты - добрая государыня, и мне очень жаль, что я о тебе раньше думал совсем иначе.

   И, прежде чем кто-либо смог остановить Мартына, он быстро обнял обеими руками за шею императрицу Екатерину Алексеевну и звонко поцеловал ее в обе щеки, заставив всех присутствующих ахнуть от смущения.

   Эта неожиданная ласка тронула государыню, как и все поведение смелого, славного мальчика. Никто еще не осмеливался говорить так с нею - могущественной русской императрицей. Ей только льстили и угождали кругом. Поэтому искреннее, бескорыстное обращение маленького племянника крайне растрогало ее.

   - Брат Карл! У тебя славные дети, - сказала она, ласково кивая осчастливленному Скавронскому.

   Тот только низко поклонился своей благодетельнице.

   - А меня ты не хочешь так поцеловать, как матушку-царицу? - неожиданно раздался смеющийся голос за плечами Мартына.

   Тот живо обернулся. Перед ним стояла красавица-девушка, которая назвала себя Лизой.

   - Охотно, если ты скажешь, кто ты? - спокойно отвечал Мартын, во все глаза глядя на нее.

   - Я принцесса Елизавета Петровна, дочь царицы и твоя двоюродная сестра, - произнесла улыбкой девушка.

   - Как, двоюродная сестрица?! - воскликнул с удивлением Мартын.

   - Очень просто, - весело ответила принцесса, - ведь твой отец приходится родным братом моей матушке, государыне-императрице Екатерине Алексеевне. Я, значит, его племянница и твоя двоюродная сестра. Государыня потому и велела привезти вашего отца и вас сюда и сделала вас всех графами, что вы наши близкие родственники.

   Мартын постоял несколько минут в недоумении, засунув палец в рот, потом спросил, недоверчиво скосив один глаз:

   - А это все правда? Ты не насмехаешься над нами?

   - Конечно, правда, - подтвердила принцесса, - и отныне вы все будете жить здесь, в Петербурге, и я буду часто-часто с вами встречаться. Государыня уже велела нанять для вас учителей, которые будут учить вас, потому что графы Скавронские должны быть образованными и умными людьми. Понимаешь?

   - Как не понять! Все понимаю! - ответил Мартын. - А только как-то странно все это: неделю тому назад я свиней пас, а теперь вдруг в графы попал, да еще в родственники самой государыни...

   - Так велела царица, - улыбаясь ответила принцесса, - и так как мы теперь родственники, то я охотно поцелую моего маленького двоюродного брата!

   И, говоря это, она крепко обняла Мартына.

   - Надеюсь, что ты не сожалеешь, что у тебя теперь двоюродная сестрица? - заметила она вслед за тем.

   - Нет! Нет! Я так рад, так рад, что ты моя двоюродная сестрица, что и сказать не умею! - закричал весело мальчик. - Ты очень, очень красивая! И к тому же такая добрая...

   - Если ты находишь, что я такая добрая, то скажи какую-нибудь просьбу, которую я могла бы исполнить для тебя, - ответила смеясь принцесса. - Может быть, мне удастся тогда и на самом деле доказать, что я добрая...

   Мартын задумался.

   - А вот, - сказал он вдруг, - раз ты такая добрая, то попроси императрицу, чтоб она сделала еще одно хорошее дело и потребовала бы сюда к нам Пулю... тогда я буду уже совсем счастлив...

   - Кто эта Пуля? Вероятно, это маленькая девочка, с которой ты играл в деревне? - поинтересовалась принцесса.

   - О нет, совсем не девочка. Пуля - это свинья, самая красивая свинья, которую мне приходилось пасти в Дагобене! Ах, какая она была красавица, если бы вы знали! - поблескивая глазами и обводя ими круг присутствующих, восторженно проговорил мальчик. - Если б я мог, я бы перетащил ее сюда из Дагобена... Но этого нельзя... Пуля - чужая свинья... помещичья...

   - А мы ее все-таки перетащим... - весело отозвалась императрица, которая слышала весь этот разговор. - Ты славный мальчуган, и я бы хотела порадовать тебя чем-нибудь.

   - О, я и так счастлив бесконечно!.. Ты, государыня, вернула нам батюшку. Дай бог тебе счастья за это!

   И Мартын вперил благодарный взгляд в лицо Екатерины.

   - Ну, а Пулю мы все-таки купим у твоего помещика, - с ласковой улыбкой произнесла императрица.

   - А ежели он не согласится?..

   - Согласится... - уверенно ответила императрица. - Согласится, если мы скажем ему, что так желает сама государыня.

   И она снова обняла и поцеловала сияющего от счастья Мартына.

  

  

   Прошла неделя, другая, третья.

   Мартын и Ваня переселились в дом, подаренный их родителям императрицей, недалеко от дворца, на берегу Невы.

   В этом доме началось образование и воспитание маленьких графов. Там к ним стали приходить учителя, которые учили их всему тому, что требовалось знать детям важнейших сановников. Одновременно с этим обоих мальчиков записали в полк, как это делалось в те далекие времена.

   Мартын и Ваня учились усердно, прилежно, особенно Мартын, оказавшийся очень способным к науке. Сама государыня часто приезжала справляться об успехах племянников. Нередко посещала своих двоюродных братьев и принцесса Елизавета.

   А годы шли... Оба мальчика подрастали и постепенно превращались во взрослых людей. Из Мартына вышел, согласно желанию его тетки-государыни, видный сановник, генерал-аншеф и гофмейстер двора. Но императрицы Екатерины уже не было в живых в то время.

   Государыня умерла, но чувство любви и благодарности к ней осталось навеки в сердце молодого графа Мартына Скавронского. Он постоянно вспоминал свою благодетельницу, носил на груди ее портрет и часто рассказывал о том, как великодушная и добрая государыня осчастливила бедную крестьянскую семью своих родственников.