Главная » Книги

Бестужев-Марлинский Александр Александрович - Мореход Никитин, Страница 2

Бестужев-Марлинский Александр Александрович - Мореход Никитин


1 2

ся утреннему сладкому сну: он был хозяин судна, он был король этого государства, сбитого деревянными гвоздями. Для блага своего и охраны других он не спал: зато грезил наяву. На ткани паруса и ткани тумана проходили, плясали, мелькали яркие образы, будто по месяцу волшебного фонаря. Ему виделось, как русая коса Катерины Петровны разделяется на две половины, и дважды обвивает чело ее, и скрывается под гарнитуровый платочек с золотой каймою. Виделись ему и раздернутые ситцевые занавесы брачной кровати и смятая пуховая подушка под розовою щечкою невесты; виделись ему друзья и приятели, - пируют уж у него на крестинах. Вот забота, как назвать первого сына, кого позвать в кумовья первой внучке. Одним словом, около него резвилась уж целая толпа его нисходящих потомков, и он глядел на них нежно и любовно, как иной сочинитель на свое литературное потомство - мал мала меньше, запеленанное в телячью кожу с золотым обрезом, которое, мечтает он, грядущие веки будут нянчить наподхват. Он грезил уж о внучатах, говорю я, забыв, что под ним голодная пучина, забыв, что корабль не более как дерево, матросы не более как люди и что "есть земные крысы и водяные крысы", по словам Шекспирова жида Шейлока; а крысы съели польского короля Попеля; так спустят ли они разночинцу?
   Сон и мечтания граждан карбаса прерваны были страшно и внезапно. Саженях в пятидесяти от них, на ветре, вспыхнула молния сквозь туман, и за громом выстрела ядро, свистя, перелетело через их головы. Все вскочили с мест: Иван с знаком удивления, в скобках зевка; Алексей с облизнем от недопитой во сне браги; дядя Яков с растрепанною бородою; капитан Савелий с предчувствием конечного разорения. У всех уши выросли на вершок, у всех ужас вылился единогласным криком: "Что это?!"
   - Не гром ли? - сказал, крестясь, Савелий.
   - Не звон ли глиняных соловецких колоколов? - молвил лукаво Алексей.
   - Я те задам такого благовесту с перезвоном, что у тебя до Касьянова дня в ушах будет звенеть! - крикнул дядя Яков. - Никитич! Лево на борт! Зевать нечего! Это англичане.
   Целая стая годдемов зажужжала по дорожке, прорванной в тумане ядром, и убедила наших в несомненности слов Якова. Но желанье уйти от невидимого капера, пользуясь мглою, оперило их надеждою. Карбас кинулся по ветру, как утка, испуганная ружьем охотника. Но через минуту всякая вероятность избавления исчезла. Туман, испаряясь, становясь прозрачным, оказал погоню за кормою. Английский куттер, взрывая волны и пары, катился вслед бегущих. Огромный гик, отброшенный на ветер, выходя из туманов, казалось, хватал их; тень треугольного паруса будто вонзалась в корму: она обдала холодом сердце русских. Жестяная труба загремела: "Boat - ahoo! Strike your colour (бот! сдайся)".
   Руки отнялись у бедняжек. Уползти не было возможности. Оружия у них - один дробовик да два топора. Между тем куттер напирал все ближе и ближе, заслоня собою ветер.
   - Down with your rags! (Долой ваши тряпки!) - кликнула снова труба. - Put the helm up, damn! (Руль на борт, черт возьми!) Strike, or I'll run over and sink you! (Сдайся, или я перееду и потоплю тебя!) - С этим словом куттер начал приводить к ветру, чтобы дать действовать артиллерии. Савелий очень хорошо знал в чем дело. Он ясно видел, что англичанин мог пустить его ко дну ядрами или ударом водореза; но он был оглушен мыслию неволи и разоренья, - и когда же? - в самом разгаре надежд, в самом цвету счастья! Он пришел в ярость, вообразив, что все его достояние, все его потомство в фунтиках, в узелках, в тюках, в рогожках погребется в брюхе разбойничьего судна; что вместо объятий Катерины Петровны ожидают его линьки боцмана, вместо матушки-Руси какой-нибудь блокшиф*, исправляющий должность тюрьмы! Ретивое вспыхнуло: он схватил заржавелый дробовик и бац - прямо в борт куттера!
   ______________
   * Старый корабль, без вооружения, в порте стоящий.
  
   - Fire! (Пали!) - раздалось на нем.
   Пламя канонады брызнуло по головам русских, и цепное ядро срезало обе мачты. Павшие паруса накрыли карбас, и, прежде чем наши выбились из-под этой сети, шестеро вооруженных матросов вскочили в судно и перевязали их. Сопротивление было бы безумством. Судьба свершилась. Савелий со всей своею командою - военнопленный; его карбас вместе с грузом - добыча английского капера, признанного в этом достопочтенном звании правительством и снабженного от него письменным видом, lettre de marque, и чугунными ядрами для законного грабежа врагов Великобритании.
   Давно уже, и много, и красно писали гг. публицисты противу корсарства, приватирства, пиратства, каперства, или просто-напросто морского разбоя, прикрытого флагом; но как такую песню запевали всегда те, которые не могли сами грабить, а не те, которые смели грабить, то все совещания ученых и обиженных кончались обыкновенно как совет мышей - не находили молодца, который бы привязал колокольчик на шею кошке, Англии. Забавнее всего, что Наполеон, который не признавал никаких прав, кроме тех, что мотаются как темляк на шпаге, - Наполеон, который, где только мог, изъяснялся диалектикою двадцатичетырехфунтового калибра, унизился до смиренной прозы, толкуя о каперах. Он очень серьезно и остроумно доказывал, что морское народное право - вовсе не право; что не сходно ни с европейскими нравами, ни с понятиями века грабить и полонить беззащитных купцов враждебном нации на море точно так же, как частную собственность мирных граждан на берегу; что, платя за съестные припасы поселянину и сохраняя жизнь, свободу и имущество даже в городе, взятом в бою, не бесчеловечно ли, не унизительно ли отнимать то, и другое, и третье, как скоро оно на корабле? Неужели соленая вода до того изменяет краску понятий, что презрительное и беззаконное на суше становится на море похвальным и законным? Приговаривался он, что каперы и крейсеры должны ограничиваться лишь осмотром купеческих судов и конфискациею одних военных снарядов. Англичане говорили, что это весьма справедливо, и не переставали забирать, ловить, грабить все французские и союзные Франции суда.
   После Тильзитского мира очередь упала и на нас, грешных. Мы принялись сосать свеклу, уверяя себя, что это сахар, и за тридорого одеваться в дрянное сукно, сотканное на континентальной системе. Зато мы точили тогда свои непокупные и неподкупные штыки и вместо кофе пили надежду близкой мести. Она разразилась 1812 годом. Но так или сяк, а Савелий Никитич пленник. Англичане, как всем известно, народ ласковый, приветливый, до того, что на боках его и его товарищей напечатался не один параграф морского права, покуда оно переселилось на палубу его великобританского величества, эту плавучую почву habeas corpus*, ступив на которую, каждый чужеземец пользуется неограниченной свободою носить свой нос по будням и праздникам невозбранно. Мы видели, как поступили они с Наполеоном, который имел простоту отдаться добровольно их гостеприимству и великодушию; можете судить, каково приняли они русских мещан, дерзнувших убегать от их правоты и даже ранить дробью в нос дубовый куттер под флагом Георга III. Le cas etait pendable - это висельный случай, как говорят французы, и Савелью наверно бы досталось проплясать джиг под концом реи, если б он попался английской дисциплине после обеда; но, к счастью, пленение карбаса произошло в первую бутылку дня**, и потому капитан капера удовольствовал гнев свой, отпустив им на брата по дюжине образцовых браней, standart jurements - God damn your eyes! с придачею не в зачет нескольких: You scoundrels, ruffians и batbed dogs! (мошенники, бездельники, бородатые собаки!) Савелий и дядя Яков, которым английские приветствия приелись, как насущные сухари, находили это в порядке вещей. Но Алексей несколько раз пытал высвободить свою десницу из веревок, чтобы обратиться с ответом прямо к лицу капитанскому; Иван поплевывал вдвое чаще.
   ______________
   * Акт о неприкосновенности личности (лат.).
   ** В морских заморских романах, я чай, не раз случалось вам читать: "четвертая склянка", "осьмая склянка". Это мистификация; это попросту значит, что моряки хватили три бутылки, что они пьют уже восьмую. Часомерие это, самодвижное и самозвонное, весьма удобно и здорово: в полдень опрокидывают они все бутылки разом, и это называется: поверка хронометров. - Ученое замечание.
  
   Но в сущности англичане не злой народ, и если вычесть из них подозрительность, грубость, нестерпимую гордость и гордую нетерпимость всего иноземного, вы найдете, что они самые любезные люди в свете. Сердце англичанина - кокосовый орех: надо топором прорубиться до ядра, но зато внутри не свищ, как у француза, а сок освежительный. По внешности он действует сообразно со своими угнетательными, корыстными, колониальными законами; дома - по душевному уставу. Таков был и краснощекий, толстопузый капитан Турнип, командир куттера, - груб с лица, радушен с подбою. Раздраженный сопротивлением ничтожной русской раковинки, он грубо принял гостей своих; но когда дело кончилось удачно, когда все тюки и бочонки перепрыгнули через борт в трюм его, когда и сама верхняя часть карбаса изрублена была на дрова, а днище отправилось ко дну, когда он взглянул на бумаги Савелья, ограбивши прежде все дочиста, - это по-судейски, люблю молодца за обычай, - и объявил, что карбас был законный приз, улыбка разутюжила сафьянное лицо его; нахмуренные брови раздались, расступились, и он, ласково ударив Савелья по плечу, бросил ему самое засмоленное из приветствий, расцветающих на палубе:
   - Heave a head, boy, and never fear! (Подыми голову и ничего не бойся!)*
   ______________
   * Heave a head - в морском значении почти то же, что у нас: по местам! смирно! - то есть будьте внимательны, слушайте.
  
   Савелий, по народному выражению, лихо насобачился говорить по-английски. Савелий был сердит, а потому без раздумья просунул ответ сквозь зубы на это ободрение английской работы:
   - Бог тебя прокляни, морская собака, и пусть будет черт твоим флагманом! Не бойся? Да чего мне теперь бояться, когда ты ограбил меня до души.
   - Never mind! (Забудь это!) - возразил с улыбкою Турнип.
   Мысль о добыче отбила прочь досаду за брань.
   - Скорее черт забудет взять твою душу, чем я забуду счастье, которое ты у меня отнял!
   - Ах ты, неблагодарное двуногое! Разве не подарил я вам жизни и бочонка с квасом, с этим некрещеным напитком, без которого ни один русский не может существовать? Разве я этого не сделал? Watch, boy, did I not?*
   ______________
   * Разве нет, мальчик? (англ.)
  
   - Ты мне жизнь и квас сделал хуже уксусу. Не потчуй меня такою обглоданною жизнию. Я не собака, чтобы прыгать на цепи и лизать плеть твою. Утопил ты мой карбас, утопи же и меня.
   - Если утопить тебя в море, оно сделает из тебя солонину рыбам: тебя жаль! Если б утопить тебя в водке, она превратится в настойку глупости: водки жаль! Ты, приятель, лихой моряк, когда пускаешься по морю в табакерке: я не могу запретить себе уважать такую отвагу. Ну, скажи, за что ты сердишься? Будь ты сильнее меня, ты сделал бы то же со мною, что я с тобой! Не лучше ли будет прохладить твою горячку, выливши на тебя ведро холодной воды, и утопить твое горе, вливши в тебя стакана два рому?
   Хмель - чудесная смазка для удовольствия и горя: он так же плотно лепит к сердцу расписанный изразец первого, как зубристый булыжник второго. Савелий долго отнекивался пить, отталкивал приветно подлетающий к губам его стакан с жидким забвением; наконец глотнул, морщась; еще и еще разик, и вот, с каждым глотком, горе его таяло, как сахар в пунше, и наконец он подумал: "Покуда сам жив, счастье не умерло!" И он весело взглянул на божий свет, будто выбирая, с которого края начать его. Он отломил каждому из своих товарищей по кусочку собственной бодрости и протянул к капитану руку.
   - Так бы давно! - сказал тот. - Будьте смирны да работайте, так на нас жаловаться не станете. Даст бог, русские подымутся с нами заодно против этого разбойника, Бонапарта, и тогда вы опять увидитесь с своей родиной. Она хоть и ледяная, а все до тех пор не растает!..
   "А Катерина Петровна? - подумал Савелий со вздохом. - Женщины тают скорее снегу".
   Капитан окунул свои руки в карманы и пустился ходить по палубе. Может быть, и он думал о своей Фанни.
   Капитан этот служил сперва на ост-индских кораблях - на индейцах, Indianen, как выражаются англичане. Потом состоял он на полужалованье; потом ему отказали и в этом за долгую неявку. Он, изволите видеть, рассудил, что лучше есть пряности и сладости, чем перевозить их с берегов Ганга, и женился. Тут он узнал, однако ж, что вся сладость супружеского чина состоит в картофеле и куске говядины. Это так его тронуло, что он с горя потолстел, а для рассеяния и барышей пустился в торговлю. Коварная стихия, то есть море, а не жена его, однако ж, не сманила бы его самого с берега, если б несчастным случаем часть его имущества в товарах не попалась в руки французскому каперу. С этой минуты он от собственного лица объявил войну Наполеону и, движим любовью к отечеству и к своему карману, решился вознаградить убыток тем же путем, каким он пришел к нему. Оснастил он небольшое одномачтовое судно, нанял экипаж, купил себе четыре пушчонки, - ведь в Англии они продаются на толкучем рынке, и подчас вы можете купить целую батарею у носячего, - испросил у правительства билет на представление войны в миньятюре и пустился пенить море. Ему удалось в Канаде захватить какой-то бот с контрабандою да несколько несчастных рыбачьих лодок. Это его произвело в собственном мнении в герои красного флага, и он, заслышав, что снаряжается небольшая эскадра в Ледовитое море для поисков над шведами и русскими, решился идти вслед за нею, как чакалка за тигром. Он расчел, что шведские китоловы и русские мещане ему по силам более, чем французские корсары, и что, врасплох нападая, скорей можно поживиться добычей. Он снялся с якоря и обогнул Норвегию вместе с королевскою флотилиею.
   Разрыв России с Англиею в угоду Наполеону хотя и не был искренним с обеих сторон, однако ж все моря, которые считают англичане своими столбовыми и проселочными дорогами, high-ways and by-ways, были замкнуты для нас живою цепью кораблей. Крейсеры их шныхарили в Балтийском море и в 1811 году показались в Белом море, с набожным намерением разграбить Соловецкий монастырь. Сведав, однако, что там усилены гарнизон и артиллерия, они не посмели на приступ и возвратились. Один только бриг проник до самой Колы, однако ж спешил улизнуть оттуда с небольшою добычею за добра ума, когда был застигнут бурею, разлучен со своим флагманом и наткнулся на карбас Савелья. Теперь он правил бег свой восвояси, и уже три дни протекло со дня пленения карбаса. В эти три дни капитан Турнип обжился с новобранцами своими. Капитан Турнип был неплохой моряк по знанию моря, но очень плохой по своей лености. Женатая жизнь избаловала его: неохотно расставался он с застольем и постелью. Крутой пудинг и мягкая подушка были для него, разумеется, с примесью мадеры и грога, первым блаженством мира: он не мог вообразить идолов иначе как в виде соусника, бутылки или пуховика. Вследствие сего он гораздо более любил проводить время в уютной каюте своей, чем на палубе. Что же делать, милостивые государи! Он привык к домовитой, к порядочной жизни: он был человек женатый.
   Впрочем, наш холостой XIX век также прихотлив, будто женатый вельможа. Comfort* - надпись его щита. Правда, он выдумал для неприятелей паровые пушки, для приятелей дрожки без одолжения; зато выдумал и сиденье сзади коляски для слуг, тротуары для пешеходов, ошейники с рессорами для собак, резиновые корсеты для красавиц, непромокаемые плащи для воинов, суп из костей для бедных, для богатых нетленный суп, который выдержит потоп, не потерявши вкусу, выдумал жаровню, которая жарит бифштекс в кармане, и ватерклозеты для спален. Выдумал он... Да чего он не выдумал! Все - от машины растирать камни в пузыре до французской бритвы, гильотины, которая вам снимает голову так легко и скоро, что вы не успеете чихнуть, и до многих других этого рода усовершений. Скажите, можно ли быть заботливее, предупредительнее нашего века? Не хотите ли вы мне говорить про солнце старинное, про нестареющую природу, про наслаждение бивуаков, про здоровье гнилых сухарей и приятности грязного белья?.. Вздор, сударь! Я люблю искусства и промышленность. Я хочу жить и умереть при свете газовых ламп, на тюфяке, набитом благовонным воздухом, в перчатках с пружинами, с резинною спиною, с сердцем, не промокающим даже от слез. Я русский своего века, милостивый государь! Я люблю газеты и омнибусы... Я люблю comfort. Ваш покорнейший.
   ______________
   * Комфорт (англ).
  
   Капитан Турнип, как англичанин, который скорее бы согласился обнищить половину своих сограждан и зачумить другую, скорее, чем оставить пустыми свои благоустроенные тюрьмы и больницы, любил комфорт не менее моего и, по обыкновению своему, в третий вечер отправился на боковую, оставя рулевого за себя бодрствовать, а русских пленников спать на голых досках, под парусом вместо одеяла. Ночь была прелестна без метафоры. В самом деле, ночи севера очаровательны: это день при лунном свете, это перелив зари вечерней в зарю утреннюю. Опаловые небеса чуть блещут звездочками, и, когда они роняют лучи свои в синие волны, резвушки волны ловят их, отнимают друг от друга, делят, дробят их искры, хотят затаить в своем зыбком хрустале и потом прыщутся ими игриво. Взор ваш далеко пронзает чистое небо, как будто усиливаясь прочесть высокую, божественную мысль, по нем разлитую, глубоко погружается в бездну моря, разгадывая дивную тайну, в нем погребенную. Вы скажете, что эти улетающие от взора небеса со своими алмазными цветами, со своей радугою вкруг месяца, с причудливыми образами облаков есть воображение, а море с ропотною пучиною своею, с обломками кораблекрушений, с каменистыми растениями, с трупами, с чудовищами на дне, с фосфорическим блеском сверху - память человеческая?
   Савелий не разгадывал ни мысли, ни тайн творения, но они совершались в нем без его ведома. Тоска по отчизне грызла его сердце, тоска, которую превзойдет разве час разлуки с жизнию. Выньте рыбу из воды, посадите птичку под воздушный насос и скажите им: "Живи!" Оторвите человека от отечества и потом дивитесь, что он чахнет, скучает. Не спалось Савелью на новоселье. Он тихо поднял голову...
   Ветер был свеж, но ровен. Закрепленные паруса были вздуты; куттер, склонясь набок, шибко резал волны, и они рассыпались о грудь его серебряными колосьями. Всплески звучали мерным ладом, и струя, скользя вдоль боков, сливалась за рулем в завитки и нашептывала, напевала сон на все живое. Покорный этому призванию, рулевой дремал над румпелем и только повременно, по привычке ворчал: "Steady! Steady!" (Проворнее!) Трое вахтенных матросов храпели уже, прикорнув к сеткам; остальные все спали в койках, в своей каюте, внизу.
   И вдруг огневая мысль выстрелила в голове Савелья и проструилась по всему его составу. Ему показалось, кто-то крикнул на ухо: "Овладей куттером!" Он толкнул дядю Якова: тот проснулся.
   - Видишь ты? - сказал он шепотом, показывая на спящих англичан.
   - Вижу, - отвечал Яков, оглядевшись.
   - Хочешь ли ты свободы? - спросил Савелий.
   - Хочешь ли ты смерти? - спросил, в свою очередь, Яков.
   - Смерть - та же воля. Лучше умереть в шубе, чем голому жить. Лучше отдать свои кости божьему морю, нежели таскать их по чужой земле. Со мной, что ли, дядя Яков? Не то я один наделаю проказ, а в кандалы не дамся.
   - Слушай, удалая голова: я не меньше тебя люблю матушку-Русь, я тебя не выдам. Только подумай - где мы и сколько нас?
   Савелий указал ему на два люка, отверстия, ведущие под палубу, потом на ряды абордажных орудий, висящих по сеткам, и что-то пошептал ему на ухо тихо, тихо.
   - С богом! - произнес дядя Яков.
   С двумя остальными русаками нечего было советоваться: им стоило только велеть, и они готовы в пыл и в омут. Савелий подобрался к борту, отцепил топор и прямо пошел к рулевому. Тот вполглаза взглянул на него, подернул штуртрос* и пробормотал свое: "Steady! Steady!" Оно было последним. Савелий разнес ему череп до плеч; несчастный упал через румпель безмолвен, и кровь рекой полилась по палубе. Трое русских схватили одного спящего англичанина и перебросили его через борт в море. Но двое остальных англичан проснулись от шуму, схватились бороться и, только раненные, уступили силе. Голодная пучина с шумом приняла их в свое лоно, но не вдруг поглотила их. Жалобный, пронзительный крик то возникал, то смолкал над волнами, и наконец все слилось в молчание могилы, в тихий говор моря. Между тем смертный клик борьбы всполошил осьмерых матросов, спящих внизу; но русские успели уже надвинуть на отверстия решетчатые крышки и закрепить их сверху болтами. Едва англичане осмеливались попытаться поднять кровлю своей западни, три заряженных мушкетона отпугивали их прочь. Люк в каюту капитана был также заколочен прежде, чем он отряс с ресниц своих сон, утроенный мадерою.
   ______________
   * Веревка, управляющая рулем.
  
   - Бой! - закричал он грозно, услышав необычайную суматоху на палубе. - Бой! - повторил он с приложением сотни браней; но бой не являлся, хотя заклинания капитанские могли бы вызвать всех чертей из ада. Бедняга, мальчик лет двенадцати, вестовой капитана, был лишен на этот раз неизбежного пинка, служившего знаком восклицания звательному падежу - бой! Он давал ему невероятную быстроту движений. "Бой, принеси бутылку! Бой, кликни боцмана!" - и пинок в зад, и он взлетал по лестнице соколом. Да! пинок есть первая буква английской дисциплины, которой последняя - петля на конце реи.
   Видя, что бой нейдет за получением своей порции, капитан в гневе вскочил с постели и кинулся к дверям; они были заперты.
   - Что это значит?! - вскричал он, потрясая задвижками.
   - Это значит, что ты мой пленник, - отвечал Савелий сквозь люк. - Половина твоих людей в море; другая забита в палубе. Сдайся!
   - Чтобы я, лейтенант королевской службы, сдался бородачу? Никогда! Ни за что! Я пробуравлю дно и потоплю тебя! - кричал Турнип.
   - Я зажгу судно и взорву тебя на воздух, - возразил Савелий.
   Но судно не было ни потоплено, ни сожжено. Оно было только обращено назад и тем же полуветром бежало к Руси. Савелий правил рулем и надзирал над капитанским люком. Двое других стояли на часах, при люке матросской каюты, одному позволялось спать. Все они были обвешаны оружием. Тяжко бы им было управляться с парусами, если бы ветер переменился или скрепчал: но он дул ровно и постоянно, и Алексей, весело поглядывая вперед, охорашивался и говорил: "Знай наших!" Тишина прерывалась только порой бранью запертых в клетке англичан да заклинаниями капитана. Наконец и он умолк. Как истинный философ, он, приняв тройной заряд рому, заснул, поверженный, но не побежденный.
   На другой день русские сделали печальное открытие, что у них нет ни крошки сухаря: все съестное хранилось внизу. Победители могли умереть с голоду прежде, чем добежать до берега. Англичане не сдавались и не давали ничего. К счастью, случай уравновесил бедствие обеих воинствующих наций. Англичане незадолго выкатили на палубу остальные бочки с водою, для помещения под кровлю нежной добычи. Начались переговоры.
   - Дайте нам хлеба! - говорили русские.
   - Дайте нам воды! - говорили англичане.
   - Не дадим, - отвечали англичане, - покуда вы нас не выпустите.
   - Не дадим, - отвечали русские, - сдайтесь.
   И парламентеры расходились от люка.
   Но голод и жажда уладили перемирие. Народное честолюбие замолкло перед воплем желудка: мена учредилась. За каждый кусок сухаря и солонины, данный в обрез, отмеривались кружки воды на полжажды.
   - Я бы желал, чтоб ты подавился этим куском! - говорил капитан, просовывая олений язык сквозь отверстие люка.
   - Я бы желал, чтоб ты век пил одну воду! - говорил Савелий, подавая ему мерку не винной влаги. - Авось бы ты с этого поста поумнел!
   - Ты разбойник! - ворчал капитан.
   - Я твой ученик, - возражал Савелий, - утешься! Я сделал с тобой то же самое, что сделал бы ты со мной, если б был сильнее. Разве это не твои слова?
   Капитан говорил, что ничего в свете нет глупее таких утешений.
   Куттер плыл да плыл к Руси.
   Куттер этот был забавное и небывалое явление в политике. Это не было уже status in statu*, но status super statum**, государством верхом на государстве, - победители без побежденных и побежденные, не признающие победителей; это было два яруса вавилонского столпа, спущенные на воду. Внизу ревели: "Да здравствует Георг III навечно!" Вверху кричали: "Ура батюшке царю Александру Павловичу!" Английские годдемы и русские непечатные побранки встречались на лету. Это, однако ж, не мешало куттеру бежать по десяти узлов в час, и вот завидели наши низменный берег родины, и вот с полным приливом, с полным ветром вбежал он в устье Двины, не отвечая на спросы брандвахты, несмотря на бой бара. Савелий не хотел медлить ни минуты и, зная, что ему простят все упущения форм, катил без всякого флага вверх по реке. Таможенные и брандвахтенские катера, задержанные баром, выбились из сил, преследуя его. Таможня к брандвахта сошли с ума: ну что, если этот сумасброд - англичанин! ну что, если он вздумает бомбардировать Соломболу, сжечь корабли, спалить город. Конные объездчики поскакали стремглав в Архангельск, и тревога распространилась по всему берегу прежде, чем призовой куттер показался.
   ______________
   * государство в государстве (лат.).
   ** государство над государством (лат.).
  
   Вооруженная шлюпка, однако ж, встретила его на дороге, опросила, поздравила, и суматоха опасений превратилась в суматоху радости. Прежде чем снежный ком докатился до Архангельска, он вырос в гору. Все кумушки, накинув на плечи епанечки, бегали от ворот к воротам - время ли на двор заглядывать! - и рассказывали, что их роденька (тут все стали ему роднею), Савелий Никитич, напал на стопушечный английский корабль, рассыпался во все стороны, окружил его своим карбасом, вырвал руль собственными руками и давай тузить англичан направо и налево; принуждены были сдаться, супостаты! Теперь он ведет его сюда на показ! Все ахали, все спрашивали, все рассказывали чепуху; никто не знал правды.
   Громкое "ура" с набережной встретило приближающийся куттер; шапки летели в воздух, чеботы в воду; в порыве народной гордости народ толкал друг друга локтями и коленями. Всякий продирался вперед, все хотели первые поглядеть на удалого земляка. Савелий чуть не рехнулся: он бегал по палубе, обнимал своих сподвижников, стучался в двери Турнипа.
   - Сдайся! - кричал он. - Мы уж в Архангельске.
   - Не сдамся бородачу! - отвечал тот.
   Когда причалили и бросили сходень, губернатор первый встретил Савелья, прижал к груди, назвал молодцом. Сердце закатилось у Савелья с радости, слезы брызнули из глаз его.
   - Ваше превосходительство!.. - отвечал он. - Ваше превосходительство... я русский.
   Капитан Турнип преважно сошел на берег, вручил губернатору свой кортик и отправился под прикрытием в город, напевая:
  
   Rule, Britania, the waves!
   (Владей, Британия, морями!)
  
   Все смеялись.
   Нужно ли досказывать? Савелий не поехал в Соловки: он пошел в церковь со своею милою Катериною Петровной. Государь император, узнав о подвиге Никитина, напоминавшем подвиг Долгорукого при Петре, прислал архангельскому герою знак военного ордена и приказал продать в пользу его с товарищами груз призового капера.
   Это не выдумка, Савелий Никитин жив до сих пор, уважаем до сих пор; и если вы встретите в Архангельске бодрого человека лет пятидесяти, в русском кафтане, с георгиевским крестом на груди, - поклонитесь ему: это Савелий Никитин.
  
  

Примечания

  
   В основу повести положен подлинный исторический факт: Матвей Герасимов, русский хлеботорговец, совершил в 1810 году рейс из Архангельска в Норвегию на парусном судне. В пути команда судна была захвачена в плен английским кораблем, но сумела освободиться и привести корабль к родным берегам.
  
   Слово корабль... произвожу я от короба... - По мнению ученых, слово "корабль" греческого происхождения.
   Аргонавты - древнегреческие герои; совершили поход на корабле "Арго" в Колхиду за золотым руном.
   Штын-болт - особый морской узел.
   Шитик - мелкое речное судно.
   Ситка (Ситха) - город на Аляске, ныне Ново-Архангельск.
   Виргинский табак - нюхательный табак, выращенный в Виргинии (Сев. Америка).
   ...кушала сочинителей всех темных пестрых я голубых сказок... - Видимо, здесь имеется в виду В.Ф.Одоевский (1804-1869), автор книги "Пестрые сказки с красным словцом" (1833).
   Соломбол (Соломбал) - остров в устье Северной Двины.
   Противоскорбутный - от нем. скорбут - цинга, болезнь, развивающаяся вследствие отсутствия в пище витамина С.
   Сороковой - то же, что сорокаведерный.
   ...летописи и несомненнее Нестеровой... - Нестор - русский писатель конца XI - нач. XII в., составитель летописного свода "Повести временных лет" (ок. 1113 г.).
   Кювье Жорж (1769-1832) - французский естествоиспытатель, автор известных трудов по анатомии, палеонтологии и систематике животных.
   ...не делают фантастических путешествий... - Речь идет о новеллах О.И.Сенковского "Фантастические путешествия Барона Брамбеуса" (1833).
   ...китайчата шаровары... - из "китайки", хлопчатобумажной ткани, первоначально привозившейся из Китая.
   Топсель - косой треугольный парус.
   ...на кораблях купца Брандта... - Брандт Карстен (ум. в 1693 г.) - голландец, корабельный мастер, первый наставник Петра I в морском деле.
   Шкот - снасть для управления парусом.
   Шкипер - командир грузового судна.
   ...за ней приданое не рогато - невелико (нет рогатого скота).
   Заговенье - последний день перед постом, когда можно употреблять скоромную (мясную) пищу.
   Миткаль - самая простая хлопчатобумажная ткань, ненабивной ситец.
   Капер - торговое морское судно, вооруженное частным владельцем для военного грабежа и нанесения вреда неприятелю.
   ...тогда с англичанами была война... - В 1807 г. Россия, по условиям Тильзитского мира, прекратила торговые отношения с Англией, присоединившись к континентальной блокаде.
   Альциона - чайка.
   Диез - нотный знак повышения звука на полтона.
   Мартингал - в конской упряжке ремень, идущий от удил к нагруднику для направления головы лошади в нужное положение.
   Шлих-цигель, шпаниш-рейтер - особые аллюры (способ бега лошади) при верховой езде.
   "Записки" Трелонея - Трелоуни (Трелонет; 1797-1881) - английский писатель, друг Байрона.
   "Последняя нескромность современницы" - вышедшие в 1827 г. записки французской авантюристки де Фонье.
   Смирдин Александр Филиппович (1795-1857) - книгопродавец и книгоиздатель.
   Жоанно Тони (ум. в 1853 г.) - французский гравер и рисовальщик.
   Видок Эжен-Франсуа (1775-1857) - французский сыщик, в прошлом уголовный преступник, автор "Мемуаров", частично переведенных на русский язык в 1820-1830 гг.
   Крупчатик - хлеб из лучшего сорта пшеничной муки.
   Караван-сарай - в Азии - постоялый двор со складом для караванных товаров.
   Чудотворцы Зосима и Савватий - монахи Кирилло-Белозерского монастыря, основатели Соловецкого монастыря (в 20-30-х гг. XV в.).
   Бюффон Жорж Луи Леклерк (1707-1788) - французский ученый-естествоиспытатель.
   Шейлок - герой трагедии В.Шекспира "Венецианский купец" (1596).
   Касьянов день - 29 февраля. Христианский святой Касьян, по поверьям, имеет недобрый взгляд, в отличие от святого Николая.
   Куттер - катер.
   Гик - вращающееся рангоутное дерево, упирающееся в мачту, растягивающее нижнюю кромку паруса.
   Линь - тонкая веревка.
   Приватирство - морской разбой.
   Темляк - петля из ремня на рукоятке шпаги.
   Георг III (1738-1820) - английский король.
   Джиг (джига) - быстрый английский танец.
   Канал - то есть Ла-Манш (Английский канал).
   ...герои красного флота... - корсары, морские разбойники; во времена римлян и позднее разъезжали в судах, украшенных в пурпур и золото.
   Кола - город, расположенный на слиянии рек Кола и Тулома на Кольском полуострове (недалеко от Мурманска).
   Абордаж - сцепка судов для рукопашной схватки.
   Штур-трос - трос для вращения руля.
   ...два яруса вавилонского столпа... - Вавилонское столпотворение - по библейскому мифу, попытка построить в Вавилоне башню до небес.
   Бар - наносная мель в устье реки.
   ...подвиг Долгорукого при Петре... - Долгоруков Яков Федорович (1639-1720) - государственный деятель при Петре I; в битве под Нарвой в 1700 г. был взят в плен шведами; в 1711 г. вместе с товарищами захватил шхуну и приплыл в Таллинн (Ревель).

Категория: Книги | Добавил: Armush (20.11.2012)
Просмотров: 459 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *:
Форма входа