Шиллер Иоганн Кристоф Фридрих - Ожесточенный

  

  

   Статья человѣческихъ заблужден³й есть самая наставительная въ Истор³и человѣчества. При каждомъ чрезвычайномъ злодѣйствъ должна быть приведена въ движен³е и чрезвычайная, соотвѣтственная ему сила. Сердце человѣка есть нѣчто однообразное, и въ тоже время измѣняющееся до безконечности. Одна и таже способность, одна и таже страсть представляютъ глазамъ нашимъ тысячи разныхъ феноменовъ; съ каждымъ новымъ характеромъ являются онъ въ новомъ смѣшен³и, въ новомъ свѣтъ; и тысячи разныхъ дѣйств³й не рѣдко имѣютъ источникомъ одну и ту же склонность, связаны тѣснымъ сродствомъ, которое тайно и непримѣтно неопытному взору. Когдабы новый какой нибудь Линней раздѣлъ человѣческ³й родъ на классы по склонностямъ и характерамъ: тогда увидѣли бы многихъ, которыхъ пороки, обузданныя силою законовъ, теперь изчезаютъ въ тѣсномъ кругу обыкновенной гражданской жизни, на той самой высотѣ, на которой представляется глазамъ нашимъ чудовища Борг³я.

   Отъ чего извлекаемъ мы изъ Истор³и такъ мало существенной, моральной пользы? Не отъ того ли, что видя передъ собою дѣйствующее лице, увлекаемое чрезвычайною страст³ю, сами остаемся равнодушны! Спокойств³е читателя въ разительной противуположности съ пылкост³ю героя; ихъ раздѣляетъ великое пространство;. первому не возможно ни сравнивать, ни примѣчать отношен³я, чрезвычайныя нещаст³я не приводятъ его въ трепетъ, но изумляютъ; велик³й злодѣй, будучи такимъ же, какъ и онъ, человѣкомъ и въ минуту преступлен³я и въ минуту казни, кажется ему существомъ особеннаго рода, повинующимся другимъ моральнымъ закономъ, имѣющимъ другую волю, другой разсудокъ! Онъ мало трогается его судьбою - насъ трогаетъ только то, что можетъ имѣть нѣкоторое отношен³е и къ намъ, гдѣ видимъ нѣкоторое сходство съ собственнымъ нашимъ жреб³емъ! И такъ моральная польза Истор³и теряется вмѣстѣ съ симъ отношен³емъ: историческ³я повѣствован³я, питая одно любопытство, ни мало не образуютъ сердца. Прямой Историкъ, который имѣетъ въ виду сей важный предметъ, долженъ необходимо избрать одно изъ двухъ - или: сообщить читателю страсти своего героя, или герою своему сообщить равнодуш³е читателя.

   Мног³е изъ древнихъ и новыхъ Историковъ, слѣдуя первой методѣ, привлекательнымъ разсказомъ порабощаютъ душу читателя: но этотъ способъ почитаю присвоеннымъ неправо; Историкъ не долженъ предубѣждать хладнокровныхъ судей, и быть предсѣдателемъ на судилищѣ; - такое преимущество предоставлено Стихотворцу и Оратору. Что же, спрашиваю, останется для Историка? Слѣдовать другой методѣ!

   Герой Историческ³й долженъ быть столь же холоденъ, какъ и самъ читатель; яснѣе, онъ долженъ быть намъ извѣстенъ заранѣе, прежде, нежели выдетъ на сцену; мы, съ своей стороны, должны быть не только свидѣтелями поступковъ его, но вмѣстѣ и тайными повѣренными его желан³й, мысли его важнѣе для насъ, нежели дѣйств³я; источники мыслей важнѣе нежели слѣдств³я поступковъ. Любопытство узнать причину волканическихъ извержен³й заставило насъ разсматривать ту матер³ю, изъ которой составлена лава Этны. Для чегожь, занимаясь физическими явлен³ями, пренебрегаетъ оно явлен³я моральныя? Для чего не входитъ въ натуру и положен³е тѣхъ вещей, которыя окружали человѣка тогда, когда скоплялось въ немъ тайное, внутреннее пламя, исторгшееся наконецъ съ ужасною силою? Мечтатель, привязанный къ чудесному, плѣняется одною необычайност³ю явлен³я. Другъ истины желаетъ объяснить его разсудкомъ; онъ ищетъ началъ его въ неизмѣняемомъ образован³и человѣческой души, и въ тѣхъ безчисленныхъ, ежеминутно измѣняющихся обстоятельствахъ, которыми извнѣ бываютъ опредѣляемы ея дѣйств³я. Сверхъ многихъ другихъ преимуществъ, которыя могла бы имѣть Истор³я, представляемая въ такомъ отношен³и, одно изъ существеннѣйшихъ полагаю въ томъ, что она изкоренила бы наконецъ с³ю жестокую гордость, с³е несправедливое презрѣн³е, съ которыми добродѣтель, еще неиспытанная и прямая, взираетъ на падшую и побѣжденную, что ею бы наконецъ распространенъ былъ сей благодѣтельный духъ терпимости, безъ котораго не возвращается ни одинъ заблуждш³й на стезю правды, не можетъ существовать примирен³я между закономъ и его оскорбителемъ, и ни одно творен³е, погибающее духомъ; не избѣгаетъ конечной погибели.

   Имѣлъ ли право на с³ю человѣколюбивую терпимость тотъ преступникъ, который играетъ первую ролю въ моей повѣсти; погибъ ли онъ безъ возврата для общества - пускай рѣшитъ читатель! Этотъ нещастный уже не имѣетъ нужды въ снисхожден³и: онъ кончилъ жизнь на эшафотѣ! но тонкое, внимательное раздроблен³е проступковъ его, вѣроятно, послужитъ урокомъ для человѣчества, быть можетъ - для самаго правосуд³я,

   Христ³анъ Блемеръ у сынъ небогатаго трактирщика въ N**, до двадцати пяти лѣтъ помогалъ старой своей матери содержать трактиръ. Хозяйство шло очень худо; Блемеръ любилъ свободу; будучи еще въ школѣ, получилъ онъ прозван³е заб³яки; молодыя дѣвушки жаловались на его дерзость; молодые мущины превозносили его проворство. Природа наградила его весьма некрасивою наружност³ю: Блемеръ былъ низкаго роста, имѣлъ кудрявые, жестк³е, непр³ятной черноты волосы, плоск³й носъ, толстыя, разбитыя лошадинымъ копытомъ губы, словомъ, безобразное лице его ужасало женщинъ, которыя не смѣли взглянуть на Блемера безъ содроган³я, и забавляло мущинъ, которые въ насмѣшку называли его - прелестникомъ.

   Блемеръ досадовалъ, и хотѣлъ нравиться насильно; чувственность казалась ему любовью. Жанетта, молодая дѣвушка, болѣе другихъ для него привлекательная, обходилась съ нимъ холодно; Блемеръ имѣлъ причину опасаться, что нѣкоторые изъ соперниковъ его будутъ щастливѣе. Быть можетъ, додумалъ онъ, подарки откроютъ дорогу къ ея сердцу? Чемъ же дарить? гдѣ взять денегъ? Послѣднее свое имущество изтратилъ онъ на то, чтобы являться въ пристойнѣйшемъ видъ въ присутств³и своей Жанетты. Будучи совершенно безпеченъ и не свѣдущъ, не могъ онъ поддержать хозяйства искусными оборотами; и будучи слишкомъ привязанъ къ своей независимости, не хотѣлъ онъ идти въ работники, и такъ рѣшился просто,, какъ и мног³е друг³е, менѣе стѣсненные обстоятельствами, жить на счетъ другаго, яснѣе, честнымъ образомъ воровать. Городъ, въ которомъ онъ родился у окруженъ былъ обширнымъ Княжескимъ лѣсомъ. Блемеръ вздумалъ стрѣлять дичину, которую продавалъ, и вырученными деньгами дарилъ Жанетту.

   Въ числѣ ея обожателей находился молодой лѣсникъ, именемъ Робершъ. Блемерова расточительность казалась ему неестественною. Откуда беретъ онъ деньги? думалъ онъ, и началъ прилежнѣе за нимъ присматривать, чаще посѣщалъ Золотой вѣнецъ (вывѣска Блемерова трактира); скоро пронырливымъ взоромъ своимъ, водимымъ ревност³ю и досадою? открылъ онъ настоящ³й источникъ тайнаго богатства, и скоро удалось ему поймать соперника своего на самомъ дѣлъ. Блемеръ представленъ въ судѣ; по законамъ надлежало ему цѣлой годъ работать въ смирительномъ домѣ, но онъ избѣжалъ наказан³я, и милость с³я, которая стоила большихъ денегъ, разорила его вконецъ. Робертъ торжествовалъ; Блемеръ, лишенный всего своего имущества, не могъ уже быть щастливымъ его совмѣстникомъ: Жанетта отвѣчала единымъ презрѣн³емъ нищему. Блемеръ зналъ своего гонителя, онъ мучился досадою, ревност³ю, чувствомъ безсил³я; голодъ и нищета принуждали его покинуть свою родину, искать фортуны въ другомъ мѣстѣ, мщен³е и любовь принуждала его остаться. Опять начинаетъ онъ стрѣлять дичину, опятъ онъ пойманъ и представленъ въ судъ неутомимымъ Робертомъ; и будучи не въ состоян³и откупиться, осужденъ работать цѣлой годъ въ смирительномъ домѣ.

   Годъ проходитъ: Блемеръ свободенъ; но страсть его усилена разлукою; дерзость возвеличена нещаст³емъ. Летитъ къ Жанеттѣ: его убѣгаютъ. Крайняя нужда побѣдила его высокомѣр³е и лѣность? предлагаетъ услуги свои богатымъ - ему отказываютъ; хочетъ наняться въ поденщики - на него смотрятъ съ сожалительною усмѣшкою, пожимаютъ плечами: годишься ли ты, отвѣчаютъ ему, съ малымъ ростомъ и хрупкими костями своими въ поденщики? Еще оставалось средство, послѣднее: идти въ пастухи - и здѣсь неудача! никто не хочетъ повѣрить коровъ и свиней своихъ бродягъ! На что рѣшиться? Всѣ надежды обмануты! всѣ предпр³ят³я безуспѣшны! Опять стрѣлять дичину! Въ трет³й разъ берется Блемеръ за ружье, и въ трет³й разъ попадается въ руки неусыпному своему непр³ятелю. Судьи, читая въ книгѣ законовъ, не могли читать во внутренности его сердца: Блемеръ, въ примѣръ другимъ, публично заклейменъ на спинѣ знакомъ висѣлицы, и запертъ на три года въ городовую крѣпость.

   Наконецъ миновался и трет³й годѣ; Блемеръ освобожденъ; но вышелъ изъ крѣпости уже не такимъ, какимъ вступилъ въ нее за три года. Съ этой минуты начинается новая эпоха въ его жизни. Выслушаемъ, что говорилъ онъ самъ на исповѣди, за нѣсколько часовъ до совершившейся надъ нимъ казни.

   "Вступая въ крѣпость, сказалъ онъ, я былъ не иное что, какъ ослѣпленный? заблудш³й нещастливецъ: оставляя крѣпость я былъ уже испорченный злодѣй. Прежде имѣлъ я еще нѣчто драгоцѣнное на свѣтѣ, и посрамлен³е жестоко мучило мою гордость; новъ крѣпости заперли меня вмѣстѣ съ двадцатью невольниками; трое изъ нихъ были уб³йцы; остальные бродяги или воры, закоренѣлые, ожесточенные. Меня дурачили, когда я говорилъ о Богѣ; поминутно оскверняли при мнѣ Священное Имя Спасителя; разговоры моихъ товарищей приводили меня въ краску и возмущали мою душу, еще неиспорченную, а только разстроенную. Одинъ хвалился своими злодѣйствами, друг³е одобряли его; всѣ вообще надо мною смѣялись, или смотрѣли на меня съ презрѣн³емъ. Сначала я бѣгалъ отъ ихъ сообщества, не вмѣшивался въ разговоры, для меня противные; но въ горькомъ моемъ положен³и мнѣ нужно было живое существо: собаку, единственнаго оставшагося мнѣ друга, убили передъ моими глазами; тяжкая работа превосходила мои силы; я чувствовалъ необходимость въ помощникѣ, сказать правду, въ утѣшителѣ, и заплатилъ за нихъ послѣднимъ остаткомъ моей добродѣтели; короче, въ нѣсколько недѣль привыкъ я ко всѣмъ окружавшимъ меня ужасамъ, и въ послѣднюю четверть года превзошелъ своихъ учителей.

   ,,Съ этой минуты свобода и мщен³е сдѣлались для меня необходимост³ю; всѣхъ людей вообще почиталъ я врагами, потому что всѣ они казались и лучше меня и щастливѣе, самому себѣ представлялся я бѣдною, пренебреженною жертвою пристрастныхъ законовъ. Я грызъ свои цѣпи и скрежеталъ зубами, когда позади горы, на вершинъ которой построена была моя крѣпость, восходило утреннее солнце и всѣ живописныя окрестности, свѣж³я рощи, дымящ³яся деревни, цвѣтущ³е пригорки являлись глазамъ моимъ спокойными, озаренными, преисполненными весел³я - открытый видъ мучителенъ для невольника! Душистый вѣтерокъ, который свободно вѣялъ въ окно моей башни; ласточка взвивающаяся подъ облака или сидящая на крѣпостныхъ воротахъ - все какъ будто нарочно прельщало меня завидными наслажден³ями свободы: неволя приводила меня въ бѣшенство! Тогда поклялся я непримиримою враждою всему человѣческому роду, и слишкомъ, слишкомъ исполнилъ свою ужасную клятву!

   "Прежде всего, по выходѣ моемъ изъ крѣпости, захотѣлось мнѣ посѣтить свою родину; туда влекла меня жестокая жажда мщен³я. Сердце мое сильно забилось, когда увидѣлъ я въ отдален³и колокольню соборной церкви, которая с³яла изъ-за дубовой рощи; но ахъ! то было не радостное чувство изгнанника, летящаго въ отчизну, къ знакомымъ и родственникамъ: воспоминан³е о тѣхъ обидахъ, о тѣхъ притѣснен³яхъ, которыя нѣкогда испыталъ я въ этомъ противномъ душъ моей мѣстѣ, возбудило меня изъ нѣкотораго мертваго усыплен³я; всѣ раны мои растворились; кровь во мнѣ закипѣла; я удвоилъ шаги, я радовался мысл³ю, что непр³ятели мои приведены будутъ въ ужасѣ нечаяннымъ моимъ присутств³емъ; можно сказать, что я желалъ новыхъ оскорблен³й, которыя бы дали мнѣ новое право и мстить имъ и ненавидѣть ихъ съ большею силою.

   "Звонили къ заутренѣ, когда я очутился на площади, въ кругу народа, идущаго толпою въ церковь. Меня узнали; но тѣ которые встрѣчались со мною, отскакивали отъ меня съ ужасомъ. Я всегда любилъ дѣтей, и здѣсь невольно оживилось во мнѣ это нѣжное чувство - я подалъ грошъ одному прекрасному младенцу, который подлѣ меня прыгалъ; но мальчикъ посмотрѣлъ на меня съ изумленнымъ видомъ и бросилъ мнѣ деньги въ глаза. Когдабъ я не былъ въ такомъ ужасномъ волнен³и духа, то вѣрно бы вспомнилъ, что имѣлъ наружность ужасную и лице обезображенное черною, всклокоченною бородою; но бѣшенство сердца затмило во мнѣ и разсудокъ - горьк³я слезы, какихъ ни разу еще не проливалъ я въ жизни, покатились изъ глазъ моихъ ручьями.

   ,,Этотъ младенецъ, сказалъ я самому себѣ почти въ слухъ, не знаетъ, ни кто я, ни откуда пришелъ, но онъ боится меня, какъ дикаго звѣря! Не уже ли на лбу моемъ печать отвержен³я? Не уже ли, потерявъ способность любить человѣка, потерялъ я и человѣческ³й образъ? - Поступокъ младенца былъ оскорбительнѣе для меня самаго посрамлен³я и горькой трехлѣтней, неволи: ахъ! я думалъ сдѣлать ему добро, и онъ не имѣлъ причины меня ненавидѣть!

   ,,Я сѣлъ на лавку близь самыхъ церковныхъ дверей. Что происходило въ моемъ сердцѣ, чего оно требовало - не знаю; помню только то, что ни одинъ изъ прежнихъ знакомцевъ моихъ, прошедшихъ мимо, не удостоилъ меня поклона; что я въ ужасномъ ожесточен³и вскочилъ съ своей лавки, побѣжалъ и вдругъ увидѣлъ передъ собою Жанетту. - "Христ³анъ! воскликнула она, бросясь ко мнѣ на шею, ты здѣсь Христ³анъ! слава Богу!" - Я посмотрѣлъ на нее суровыми глазами: лице ея было обезображено и блѣдно, одежда показывала нищету; за нѣсколько минутъ повстрѣчался я съ двумя или тремя солдатами; въ городѣ былъ гарнизонѣ; короче, предчувств³е меня не обмануло: прочь, развратница! воскликнулъ я съ пренебрежен³емъ; сердце мое облегчилось: я радъ былъ, что существовало на свѣтѣ творен³е ниже меня; съ ругательнымъ смѣхомъ оборотился спиною къ Жанеттѣ: нынѣ! сердце мое никогда не чувствовало къ ней искренней любови.

   "Матери моей не было на свѣтѣ; домъ мой достался въ добычу заимодавцамъ; я не имѣлъ никого и ничего; весь м³ръ убѣгалъ отъ меня, какъ отъ заразы; скажу наконецъ: я разучился уже стыдиться. Было время, когда я укрывался отъ взоровъ человѣка, не будучи и въ состоян³и сносить презрѣн³я; теперь я самъ бѣжалъ къ нему на встрѣчу, я радовался, когда лице мое приводило его въ содроган³е; лишившись всего драгоцѣннаго, я не боялся потери, почиталъ себя свободнымъ, и вѣрилъ во глубинъ души у что качества добрыя для меня безполезны, потому что не было человѣка, который бы предполагалъ во мнѣ хотя одно доброе качество.

   "Вселенная была для меня отверста, въ другой провинц³и я могъ бы еще нажить имя честнаго человѣка, но я потерялъ и самую надежду казаться честнымъ: отчаян³е и посрамлен³е поселили во мнѣ унизительную недовѣрчивость къ моимъ силамъ и не имѣя права на честь, я научился почитать ее излишествомъ, я умертвилъ бы самаго себя, когда бы прежняя, свойственная мнѣ гордость могла пережить нещастное мое унижен³е: но все во мнѣ погибло, совершенно и невозвратно!

   "На что рѣшился я, не знаю; помню, какъ во снѣ, что яростное желан³е дѣлать сколь можно болѣе зла и быть достойнымъ своего жреб³я, исключительно владѣло моею душею. Законы, я мыслилъ, благодѣтельны для человѣческаго общества - надобно попрать ихъ ногами! Сначала проступки мои были одно заблужден³е и легкомысленность, теперь рѣшился я злодѣйствовать по выбору и съ удовольств³емъ.

   "Натурально, что я продолжалъ по прежнему стрѣлять дичину; охота сдѣлалась моею страст³ю, къ тому же надлежало чѣмъ нибудь питаться. Но я всему предпочиталъ жестокое удовольств³е вредить человѣку, вредить тому Государю, который не пощадилъ меня въ своемъ приговорѣ. Неусыпность смотрителей болѣе не ужасала меня: я имѣлъ на готовѣ пулю, и былъ увѣренъ въ мѣткосши моего выстрѣла. Я истреблялъ ужасное множество дичины, малѣйшую часть ея носилъ продавать на границу, остальное бросалъ; жизнь моя была самая бѣдная: одежда состояла изъ лоскутковъ, деньги свои издерживалъ я на свинецъ и порохъ. Скоро заговорили въ провинц³и о новомъ, неизвѣстномъ изтребителѣ дичины; наружность моя отводила отъ меня всякое подозрѣн³е; имя мое давно было изглажено изъ памяти человѣческой.

   ,,Нѣсколько мѣсяцевъ продолжалась моя охотничья жизнь. Однажды утромъ зашелъ я по слѣдамъ оленя въ самое глухое мѣсто лѣса; чувствовалъ усталость; хотѣлъ уже отказаться отъ поисковъ, вдругъ зашумѣло въ кустахѣ; вижу оленя, очень близко, на одинъ ружейный выстрѣлъ; прикладываюсь, хочу спустить курокъ, замѣчаю въ десяти шагахъ отъ себя лежащую на землѣ шляпу; смотрю... кто же представился моимъ глазамъ? Робертъ, гонитель мой, жесток³й, непримиримый, единственная причина всѣхъ моихъ бѣдств³й! Онъ стоялъ подъ дубомъ, оборотясь ко мнѣ спиною, и цѣлясь изъ ружья въ того же самаго оленя, котораго почиталъ я своею добычею. Смертный холодъ пробѣжалъ по всѣмъ моимъ членамъ: человѣкъ самый ненавистный для моего сердца находился отъ меня въ шести шагахъ, подвластный уб³йственной моей пулѣ. Въ эту минуту казалось, что вся вселенная ограничивалась для меня въ единомъ ружейномъ выстрѣлъ, что вся моя ненависть заключена была въ единомъ смертоносномъ движен³и пальца. Страшная, невидимая рука надо мною носилась! Я дрожалъ, какъ въ лихорадкѣ, когда позволилъ ружью своему сдѣлать ужасный выборъ; задыхался; двѣ секунды: направлен³е ружья занимало средину между оленемъ и стрѣлкомъ - еще секунда - другая - третья - мщен³е и совѣсть боролись упорно - послѣдняя побѣждена - и Робертъ съ разстрѣленною головою покатился на землю.

   "Ружье упало изъ рукъ моихъ вмѣстѣ съ выстрѣломъ.... Уб³йца! сказалъ я, содрогаясь, въ полголоса... въ дремучемъ лѣсу было все тихо, какъ на кладбищъ... мнѣ ясно послышалось, что я сказалъ: уб³йца!... Подхожу: онъ умираетъ. Долго стоялъ я въ молчан³и, смотря на цѣпенѣющее тѣло. Наконецъ опомнился; злобный хохотъ, который громко отозвался въ отдаленной глуши, облегчилъ пылающую мою грудь. Ты смиренъ теперь, знакомецъ! сказалъ я наклонившись, и поглядѣвъ ему въ лице. Но мертвые глаза ужаснымъ образомъ смотрѣли, мнѣ стало страшно, я замолчалъ; началъ оглядываться съ робост³ю; нѣчто ужасное вокругъ меня бродило; тихой лѣсъ приводилъ меня въ трепетъ; ни одинъ листокъ не двигался, ни одна птица не порхала, страшный трупъ лежалъ передо мною неподвижно; мучительныя, неописанныя чувства наполнили въ с³ю минуту мою душу; за нѣсколько часовъ засмѣялся бы я тому въ глаза, кто вздумалъ бы утверждать, что есть въ Природѣ создан³е хуже меня; но тутъ показалось мнѣ, что состоян³е мое за нѣсколько часовъ было достойно зависти.

   "Бож³е правосуд³е не приходило мнѣ въ голову, - но я не знаю, какое-то смутное воспоминан³е о петлѣ, эшафотѣ и казни одного уб³йцы, которую случилось мнѣ видѣть въ ребячествѣ. Мучительная, неизъяснимо горестная мысль, что съ этой самой минуты я не имѣлъ уже права на жизнь, преданную сѣкирѣ палача, невольно приводила меня въ содроган³е - болѣе ничего не помню; знаю только то, что я желалъ тогда воскресить убитаго. Я силился привести на память всѣ горести и нещаст³я, которыми отравилъ онъ прошедшую мою жизнь, но, странное дѣло! память моя была какъ будто мертвая; все то, что за минуту приводило меня въ бѣшенство, изъ нее изгладилось; я даже не понималъ, за какую вину застрѣлилъ этого нещастнаго человѣка!

   Стукъ колесъ и хлопанье бича вывели меня изъ безпамятства: въ полуверстѣ проложена была проселочная дорога, надлежало подумать о безопасности; я побѣжалъ въ густоту лѣса, дорогою вспомнилъ, что убитый когда-то имѣлъ серебряныя часы: мнѣ нужны были деньги, чтобы добраться до границы; но какъ воротиться? опять увидѣть ужасный предметъ?..... Тутъ поразило меня воспоминан³е о вездѣсущ³и Бога и мукахъ страшнаго ада!.... волосы на головѣ моей стали дыбомъ; стараюсь собраться съ духомъ.... иду.... ноги мои подгибаются..... я не обманулся, въ самомъ дѣлъ нашелъ часы и около талера денегъ въ маленькомъ зеленомъ кошелькѣ. Беру ихъ - кладу въ карманъ - хочу идти - останавливаюсь - думаю - не стыдъ и не робость меня удержали, но, вѣроятно, малый остатокъ еще неугасшей гордости - бросаю часы? беру нужное для меня количество денегъ и удаляюсь. Ты личный врагъ убитаго! говорилъ я самому себѣ; не хищникъ и не разбойникъ, которому нужны были одни только деньги.

   "Я побѣжалъ во внутренность лѣса у который, безпрестанно сгущаясь, простирался къ сѣверу на нѣсколько Нѣмецкихъ миль, и наконецъ оканчивался у границы; до самаго полдня бѣжалъ я безъ отдыха. Внутренн³е вопли моей совѣсти заглушены были страхомъ: я думалъ объ одной опасности; но по мѣрѣ того, какъ силы мои приходили въ разслаблен³е, вопли с³и становились слышнѣе; грозное привидѣн³е меня преслѣдовало; казалось, что внутренность моя терзаема была тысячею кинжаловъ: будущее приводило меня въ трепетѣ; оставалось выбирать - или влачить нещастное, подверженное непрерывному ожидан³ю смерти быт³е, или сдѣлать всему конецъ насильственнымъ самоуб³йствомъ, но я не имѣлъ рѣшимости наложила на себя руку; а жить на свѣтѣ, въ которомъ отвсюду грозили, мнѣ одни ужасы, казалось для меня нестерпимымъ. Волнуемый среди несомнѣнныхъ страдан³й жизни и вѣроятною казн³ю вѣчности, провелъ я нѣсколько часовъ въ такомъ положен³и, которому нѣтъ и бытъ не можетъ подобнаго, какого не испытало еще ни единое человѣческое создан³е.

   Я продолжалъ идти, задумавшись, тихимъ шагомъ, надвинувъ на глаза шляпу, излучистою тропинкою, которая безпрестанно терялась между деревьями, и прямо вела во мрачную густоту лѣса... вдругъ загремѣлъ ужасный голосъ.... Стой! закричали мнѣ изъ кустарника.

   Я содрогнулся, поднялъ глаза - вижу передъ собою огромнаго великана, вооруженнаго дубиною; съ калмыцкимъ, загорѣвшимъ отъ солнца лицемъ, съ косыми глазами, которыхъ сверкающ³е бѣлки страшнымъ образомъ отличались отъ черной кожи; за поясомъ пистолетъ и длинный разбойнич³й ножъ: словомъ, страшилище! - Стой! повторило привидѣн³е, и сильная рука меня удержала. Голосъ человѣческ³й привелъ бы меня въ трепетъ, но видъ разбойника возобновилъ въ сердцѣ моемъ смѣлость; я посмотрѣлъ ему въ глаза. Кто ты? спросилъ онъ суровымъ голосомъ. - Тебѣ подобный, отвѣчалъ я, когда наружность твоя необманчива. - "Здѣсь нѣтъ дороги! За чѣмъ зашелъ ты въ эту глушь?" - Ты очень любопытенъ! - Незнакомецъ изумился, нѣсколько минутъ осматривалъ меня съ головы до ногъ; ты смѣлъ и грубъ какъ нищ³й, сказалъ онъ. - Можетъ быть! за нѣсколько часовъ я подлинно былъ нищимъ! - Онъ засмѣялся: едва ли и теперь ты лучше нищаго! - Гораздо хуже, отвѣчалъ я, и хотѣлъ удалиться. - "Не торопись! или боишься потерять минуту?" - Я задумался; не знаю съ чего пришло мнѣ въ голову сказать: минуты дороги; жизнь коротка; но адск³я наказан³я вѣчны! - Онъ посмотрѣлъ на меня съ удивлен³емъ: или я грубо ошибаюсь, сказалъ онъ, или ты с³ю же минуту сорвался съ висѣлицы!" - Дѣло возможное! до свидан³я! - "Постой! воскликнулъ онъ, вынувъ изъ кожаной сумы небольшую склянку: твое здоровье!" Онъ выпилъ и подалъ мнѣ склянку. Я цѣлый день не съѣлъ ни куска хлѣба; мучился жаждою; боялся умереть съ голоду и усталости въ густотѣ лѣса; можно вообразить, съ какимъ удовольств³емъ я выпилъ вина; силы мои обновились; снова почувствовалъ я мужество, снова надежду и привязанность къ жизни; даже мнѣ показалось въ ту минуту, что я не имѣлъ причины почитать себя погибшимъ: таково было дѣйств³е напитка! Признаюсь, нѣкоторая тайная радость наполнила мою душу: наконецъ, подумалъ я, по многимъ напраснымъ искан³ямъ, ты встрѣтилъ существо, которое во всемъ тебѣ подобно. - Незнакомецъ легъ на траву, я также.

   Вино твое подкрѣпило меня, сказалъ я; намъ надобно познакомиться короче.

   Онъ высѣкъ огня и закурилъ трубку.

   "Давно ли отправляешь похвальное свое ремесло?"

   Онъ посмотрѣлъ на меня пристально, что ты хочешь сказать?

   "Я указалъ на ножъ. Часто ли онъ бывалъ въ дѣлъ?"

   Кто ты? воскликнулъ онъ страшнымъ голосомъ, бросивъ свою трубку.

   "Подобный тебѣ уб³йца - но еще ученикъ!"

   Онъ успокоился, поднялъ трубку и началъ опять курить. Ты вѣрно не здѣшн³й! сказалъ онъ по нѣкоторомъ молчан³и: откуда ты?

   "Я не имѣю отечества! прежде содержалъ я трактиръ въ Л**; ты знаешь Золотой вѣнецъ?" -

   Какъ! воскликнулъ онъ съ нѣкоторымъ изступлен³емъ, Христ³анъ Блемеръ? Стрѣлокъ дичины? Ты?

   "Я."

   О! я тебя знаю, Блемеръ! давно хотѣлось мнѣ съ тобою встрѣтиться. Такой человѣкъ? какъ ты, сокровище; ты будешь намъ очень полезенъ!

   "Полезенъ? на что и кому?"

   Слава твоя гремитъ по всей провинц³и! Ты имѣешь непр³ятелей; съ тобою жестоко поступили, Блемеръ; тебя ограбили, довели до отчаян³я: дѣло безбожное, неслыханное! - Онъ горячился. - Застрѣлить двухъ кабановъ - подлинно преступлен³е! И за такую бездѣлицу мучить человѣка въ смирительномъ домѣ, засадить его на три года въ крѣпость, разорить въ конецъ, отправить по миру съ сумою! Ахъ, Блемеръ! они считаютъ людей, дешевлѣ зайцевъ! для нихъ погубить человѣка такъ же легко, какъ застрѣлить куропатку. И ты это вынесъ, Блемеръ? -

   "Можно ли мнѣ было перемѣнить свой жреб³й?"

   Объ этомъ подумаемъ. Скажи мнѣ? куда ты идешь и на что рѣшился?

   "Я разсказалъ ему свою истор³ю; и не успѣлъ еще кончить, какъ онъ вскочилъ, беретъ меня за руку и тащитъ за собою. Пойдемъ, я укажу тебѣ дорогу, Блемеръ! Теперь мы неразлучны.

   "Куда ты меня ведешь?"

   Не спрашивай и слѣдуй за мною!

   Мы шли впередъ; не говорили ни слова. Дикой лѣсъ часъ отъ часу становился гуще и непроходимѣе. Вѣтьви деревъ хлестали меня по лицу. Съ трудомъ продирались мы черезъ кустарникъ. Товарищъ мой засвисталъ. Я содрогнулся - мы стояли на краю пропасти; черезъ минуту во глубинъ ея послышался другой свистокъ; выставилась лѣстница; мой спутникъ первый сошелъ внизъ. Дожидайся меня, сказалъ онъ, надобно привязать собаку; она тебя разорветъ. Онъ скрылся.

   "Я остался одинъ; видѣлъ передъ собою пропасть; зналъ, что я одинъ; чувствовалъ неосмотрительность моего спутника; стоило рѣшиться, вытащить лѣстницу - и я свободенъ, и могъ спасти себя бѣгствомъ: все это, скажу откровенно, представилось моему разсудку; я съ содроган³емъ смотрѣлъ во глубину пучины, которая готова была поглотить меня, и невозвратно; темное воспоминан³е о пропастяхъ ада, изъ которыхъ нѣтъ уже избавлен³я, поразило меня; я содрогался, помышляя о той ужасной дорогѣ, къ которой привелъ меня таинственный жреб³й; единое бѣгство, и самое скорое бѣгство могло еще быть моимъ спасен³емъ - и я уже рѣшился; я простиралъ уже къ лѣстницѣ руку; вдругъ зазвучало въ моихъ ушахъ - казалось, посмѣян³е ада меня оглушило - ты уб³йца! вселенная для тебя закрыта! и рука моя опустилась. Всему конецъ; время раскаян³я миновалось; мое уб³йство лежало передо мной какъ страшный утесъ, которымъ возвратный путь загражденъ былъ для меня навѣки; черезъ минуту послышался голосъ моего спутника: меня звали; я опустился въ пропасть; лѣстницу приняли; всѣ для меня рѣшилось!

   "Я увидѣлъ себя на площадкѣ, довольно пространной; нѣсколько хижинъ мелькали передъ глазами моими въ сумракѣ. Осьмнадцать или двадцать человѣкъ сидѣли вокругъ огня. Мой спутникъ подходитъ къ нимъ; товарищи! говоритъ онъ, этотъ человѣкъ - Христ³анъ Блемеръ,

   "Блемеръ! воскликнуло множество голосовъ; въ минуту вся шайка - мущинъ и женщины - окружила меня! Сказать ли? Радость была непритворная; удовольств³е, довѣренность, самое уважен³е изобразились на лицахъ; одинъ пожималъ мою руку, другой дергалъ меня за платье; казалось, что всѣ они встрѣчали стариннаго друга, возвратившагося изъ дальняго путешеств³я. Обѣдъ только начинался, когда я пришелъ; опять садятся вокругъ огня, уступаютъ мнѣ почетное мѣсто, пить за мое здоровье, другъ передъ другомъ стараются оказывать мнѣ отличное вниман³е. Обѣдъ составленъ былъ изъ лучшей всякаго разбора дичины; лучшее вино безпрестанно пѣнилось въ стаканахъ; казалось, что истинное соглас³е и удовольств³е одушевляли общество.

   "Меня посадили между двумя женщинами. Я думалъ найти отвратительныхъ тварей, и удивился чрезвычайно, увидя передъ собою красавицъ, какихъ никогда еще не имѣлъ случая видѣть въ обществѣ человѣческомъ. Одна изъ нихъ, старшая, именемъ Маргарета? была красивѣе лицемъ, но слишкомъ безстыдна въ обхожден³и. Другая, Амал³я, казалась тихою, задумчивою, имѣла блѣдное лице, томные глаза; менѣе ослѣпляла, но болѣе нравилась, нежели подруга ея, которая съ перваго взгляду произвела во мнѣ сильное отвращен³е.

   "Видишь ли, Блемеръ, какую благословенную жизнь ведемъ мы въ этой глуши? - сказалъ мнѣ мой спутникъ - и всякой день бываетъ то же, что ныньче! Не правда ли, товарищи? -

   Правда! правда! загремѣло со всѣхъ сторонъ.

   "Хочешь ли войти въ наше братство? хочешь ли быть нашимъ начальникомъ? Ударимъ по рукамъ. Согласны ли вы, товарищи?

   Согласны! воскликнуло двадцать голосовъ.

   Голова моя пылала, разсудокъ былъ помраченъ, вино и чувственность разгорячили мою кровь. Вселенная отвергала меня, какъ зараженнаго язвою - здѣсь находилъ я убѣжище, уважен³е, довольство. На что бы я ни рѣшился, вездѣ представлялась мнѣ одна смерть, но здѣсь по крайней мѣрѣ представлялась мнѣ возможность не даромъ разстаться съ жизн³ю. Натура наградила меня сложен³емъ пылкимъ, а женщины показывали ко мнѣ отвращен³е; здѣсь, напротивъ, ожидали меня и благосклонность и удовольств³е. Словомъ, я колебался не долго. Вотъ вамъ рука моя, товарищи! воскликнулъ я, выступивъ на средину, я вашъ; но требую, чтобы вы уступили мнѣ Амал³ю. - Договоръ заключенъ, и я объявленъ разбойничьимъ атаманомъ. -

   Опустимъ покровъ на слѣдств³я: отвратительное и ужасное не можетъ быть полезно для читателя. Натурально, что нещастный, который обстоятельствами; и характеромъ низвергнутъ, въ такую глубокую пропасть, долженъ наконецъ позволить себѣ все то, что возмущаетъ человѣческое сердце; но онъ - какъ послѣ признавался подъ пыткою - не осквернилъ себя вторичнымъ уб³йствомъ.

   Имя Христ³анъ Блемеръ загремѣло въ провинц³и; дороги сдѣлались опасны для путешественника; днемъ разбивали прохожихъ, по ночамъ грабили деревни; окрестности приведены были въ ужасъ. Правительство обѣщало знатную сумму денегъ за голову атамана; его искали, но онъ имѣлъ искуство обманывать разсыльщиковъ; а суевѣрные поселяне боялись наложить на него руку: онъ другъ Сатанѣ! говорили они, творя молтиву.

   Прошло болѣе году. Блемеръ начиналъ уже почитать состоян³е свое несноснымъ; ни одна изъ блестящихъ, плѣнившихъ его въ первую минуту надеждъ не была исполнена; онъ съ трепетомъ замѣчалъ погибельную свою ошибку. Голодъ и недостатокъ заступили мѣсто обѣщаннаго изобил³я; не рѣдко бывалъ онъ принужденъ бросаться на ножъ для одного куска хлѣба, которымъ едва избавлялъ себя отъ голодной смерти. Призракъ соглас³я и братства изчезъ: зависть, подозрѣн³е, ревность свирѣпствовали въ вертепѣ уб³йцъ и грабителей! Предателю его были обѣщаны деньги, или, естьли онъ одинъ изъ разбойниковъ, пощада - страшное искушен³е для изверговъ! Нещастный видѣлъ свою опасность: вѣрность злодѣевъ, которые не знали ни человѣчества, ни Бога, была весьма ненадежною подпорою жизни его, и съ этой минуты не могъ онъ уже спать; мучительный ужасъ гнѣздился въ его сердцѣ; подозрѣн³е, какъ грозная тѣнь влачилось за, нимъ и стенало; оно преслѣдовало его во глубину лѣса; мучило, когда онъ бодрствовалъ; носилось надъ нимъ, когда онъ въ жару и безсоннице метался по своей постелѣ; пугало страшными видѣн³ями, когда утомленные глаза его на минуту смыкались, уснувшая совѣсть опять возникла; эхидна раскаян³я точила его сердце; прежняя ненависть къ людямъ, болѣзнь ожесточонной души, изчезла; мѣсто ея заступило горькое, отчаянное отвращен³е къ самому себѣ; нещастный прощалъ натурѣ, прощалъ человѣчеству, одного себя почиталъ онъ ужаснымъ - одного себя достойнымъ проклят³я.

   Сила порока уже истощилась, и Блемеръ здравымъ разсудкомъ своимъ постигнулъ горестное свое ослѣплен³е. Ахъ! онъ чувствовалъ, какъ страшно былъ униженъ. Тихое унын³е заступило въ душѣ его мѣсто прежняго изступленнаго отчаян³я; обливаясь слезами, призывалъ онъ протекшую жизнь свою; онъ чувствовалъ, что могъ бы отвратить отъ себя ужасный свой жреб³й и выбрать иную дорогу; онъ началъ надѣяться, что не было еще запрещено ему возвратиться въ общество добродѣтельныхъ, и внутренн³й голосъ увѣрялъ его, что онъ имѣлъ еще способность съ ними сравниться. Можно сказать, что на высочайшей степени своей испорченности былъ онъ гораздо ближе къ добру, нежели за двѣ минуты до перваго своего преступлен³я.

   Загорѣлась семилѣтняя война; солдаты были нужны и всѣхъ охотно записывали въ рекруты - обстоятельство, которое нещастный хотѣлъ употребить въ свою пользу. Вотъ его письмо, которое написалъ онъ къ владѣтельному своему Князю, и которое прилагаемъ здѣсь въ извлечен³и.

   "Естьли не будетъ унизительно для Государя взглянуть на бѣднаго, отверженнаго цѣлымъ м³ромъ злодѣя; естьли не оскорбительно для слуха его молитва преступника: то Ваша Свѣтлость удостоитъ меня вниман³я. Я уб³йца и грабитель; законъ осудилъ меня на смерть и правосуд³е требуетъ моей казни - я добровольно готовъ предать ему свою голову; падаю съ неслыханною прозьбою къ ногамъ Вашей Свѣтлости; я не жалѣю о жизни; смерть не приводитъ меня въ трепетъ; но умереть, не живши ни минуты, вотъ жреб³й, который меня ужасаетъ! Ахъ! я хочу загладить прошедшее; хочу примириться съ тѣмъ обществомъ, которое такъ долго оскорблялъ въ своемъ ослѣплен³и; казнь моя будетъ примѣромъ для многихъ, но можетъ ли она загладить хотя единое злодѣйство преступника? Я ненавижу порокъ, и съ пламеннымъ нетерпѣн³емъ призываю къ себѣ погибшую мою невинность, потерянную мою добродѣтель. Я доказалъ, что имѣю способность вредить отечеству; надѣюсь, что имѣю способность и быть для него полезнымъ!

   "Чувствую, что требую необычайнаго. Жизнь моя предана проклят³ю; я не имѣю права предлагать услов³й правосуд³ю. Но я еще не въ цѣпяхъ и не въ темницѣ; но я свободенъ. - не робость понудила меня прибѣгнуть къ милосерд³ю Государя!

   "Такъ, я требую милосерд³я у милосерд³я - не смѣю сказать, правосуд³я, но мнѣ позволено напомнить суд³ямъ моимъ, что я преступникъ съ той самой минуты, какъ приговоръ ихъ на вѣки лишилъ меня чести. Ахъ! я не требовалъ бы теперь пощады, когда бы въ то время поступлено было со мною справедливѣе и не было забыто человѣчества.

   "И не ужели милосерд³е не можетъ на время замѣнить правосуд³я? О Государь! естьли отъ васъ зависитъ смягчить суровость закона: то дайте мнѣ жизнь, и каждая минута ея будетъ посвящена благодарности, каждая минута ея будетъ употреблена на то, чтобы загладить прошедшее. Смѣю васъ умолять, объявите мнѣ волю свою черезъ публичные листы; полагаясь на обѣщан³е моего Государя, явлюсь немедленно въ его столицѣ. Но естьли опредѣлите вы иначе, то правосуд³е пускай исполняетъ свое дѣло; а я принужденъ буду остаться при своемъ!"

   На прозьбу с³ю не послѣдовало никакого отвѣта; другая и третья (въ которыхъ проситель требовалъ, чтобы его приняли рядовымъ въ какой нибудь армейск³й полкъ) оставлены также безъ вниман³я; надежда получить прощен³е исчезла; Блемеръ рѣшился бѣжать за границу, записаться въ службу Прусскаго Короля, и съ чест³ю кончить жизнь свою на полѣ сражен³я.

   Ему удалось обмануть своихъ товарищей: онъ скрылся; граница была недалеко. Блемеръ приходитъ въ маленькой городокъ, въ которомъ располагается ночевать, надѣясь на другой же день перейти въ Пруск³я владѣн³я. По нещаст³ю за недѣлю до его прихода, обнародованъ былъ новый указъ о строгомъ обыскѣ проѣзжихъ: владѣтельный Князь имѣлъ участ³е въ войнѣ, и такая предосторожность была необходима. Смотритель заставы сидѣлъ у воротъ въ ту самую минуту, когда въѣзжалъ въ нихъ Блемеръ. Одежда его была необыкновенная; наружность имѣла нѣчто ужасное и дикое. Худая кляча, на которой онъ сидѣлъ, едва передвигала ноги, и страннымъ образомъ противурѣчила физ³оном³и сѣдока, запечатлѣнной многоразличными, свирѣпыми страстями. Смотритель изумился; онъ посѣдѣлъ въ своей должности; сороколѣтняя опытность научила его съ перваго взгляду отличать бродягу отъ честнаго человѣка. И здѣсь не обманулся орлиный взоръ сего наблюдателя. Онъ опустилъ Шлагбауамъ, подошелъ къ проѣзжему, схватилъ за поводъ его лошадь, и требовалъ паспорта. Блемеръ, въ самомъ дѣлѣ, имѣлъ въ запасъ паспортовъ, который достался ему съ пожитками какого-то ограбленнаго купца; отдалъ его; но опытный смотритель не удовольствовался: онъ вѣрилъ глазамъ своимъ болѣе, нежели бумагѣ, и Блемеръ принужденъ былъ слѣдовать за нимъ къ дому Градоначальника. Осмотрѣли паспортъ, нашли, что онъ годенъ. По нещаст³ю Градоначаьникъ, страстный охотникъ до новостей, любилъ за бутылкою вина поговорить о политическихъ произшеств³яхъ; проѣзж³й, по свидѣтельству паспорта, недавно оставилъ то мѣсто, на которомъ происходили главныя военныя дѣйств³я; надѣясь услышать что нибудь важное, велѣлъ онъ Секретарю своему пригласить Блемера на стаканъ пуншу.

   Блемеръ стоялъ на улицѣ, у самыхъ воротъ, и дожидался своего отпуска; собралось множество праздныхъ людей, шептали, указывали пальцами то на него, то на худую клячу; она была краденая; Блемеръ вообразилъ, что ее узнали по примѣтамъ, описаннымъ въ публикац³яхъ; неожиданное приглашен³е Градоначальнпка подтвердило его догадку; онъ вздумалъ, что хотѣли его уловить хитрост³ю и взять живаго; робкая совѣсть заслѣпила въ немъ разсудокъ; онъ колетъ шпорами свою лошадь и скачетъ, не давши никакого отвѣта. Все взбунтовалось. Мошенникъ! воскликнуло множество голосовъ; всѣ кинулись за нимъ въ погоню; онъ мчится во весь опорѣ; спасен³е близко, они отстали далеко - но грозная, невидимая рука надъ нимъ отяготѣла; жреб³й его совершился - онъ заскакалъ въ тупой переулокъ и принужденъ поворотить назадъ! Улица заперта - всѣ жители маленькаго городка приведены въ смятен³е - все, что имѣло ноги, сбѣжалось: надлежало пробиваться силою - Блемеръ показываетъ пистолетъ. - Прочь! восклицаетъ опъ, первому, кто осмѣлится ко мнѣ прикоснуться, разобью голову въ дребезги! - Все безмолвно - всѣ неподвижны! - одинъ смѣльчакъ бросается на него сзади - пистолетъ падаетъ - обезоруженный Блемеръ схваченъ и съ торжествомъ представленъ къ начальнику города.

   Кто ты? спросилъ его Судья.

   "Прошу васъ покорно быть учтивѣе, милостивый Государь! я не намѣренъ отвѣчать на грубые вопросы."

   Кто вы?

   "Это вамъ извѣстно: паспортъ мой у васъ въ рукахъ! Я объѣздилъ всю Герман³ю, и ни въ одномъ городѣ не попадались мнѣ так³е безстыдно-грубые люди!"

   Но ваше бѣгство подозрительно! что принудило васъ бѣжать?

   "Неоносное нахальство здѣшнихъ жителей."

   Но вы грозили стрѣлять по нимъ изъ пистолета.

   "Осмотрите мой пистолетъ: вы увидите, что онъ не заряженъ."

   Для чегожь имѣете при себѣ запрещенное оруж³е?

   "Государь мой! я путешественникъ! Везу дорог³я вещи; здѣшн³я дороги опасны для проѣзжихъ; говорятъ о разбойникахъ."

   Смѣлые отвѣты не могутъ служить для васъ оправдан³емъ. Даю вамъ время до завтрашняго утра; надѣюсь, что вы откроете мнѣ истинну.

   "Я вѣрно останусь при томъ, что объявилъ вамъ ныньче!"

   Отведите его въ башню.

   "Въ башню, милостивый Государь? Вспомните, что я не преступникъ, что я потребую удовольств³я."

   И получите его, какъ скоро будете оправданы.

   Блемера посадили въ башню. На другой день Градоначальникъ, разсудивъ, что путешественникъ подлинно могъ быть невиненъ, и что приличнѣе обходиться съ нимъ кротко, нежели оскорблять его повелительнымъ тономъ и грубыми допросами, собралъ присяжныхъ и приказалъ привести въ себѣ колодника.

   Государь мой! прошу васъ меня извинить; чувствую, что вчерашнее обхожден³е мое съ вами было грубо.

   "Извиняю васъ отъ всего сердца!" -

   Законы наши строги, а вчерашнее произшеств³е сдѣлалось гласно. Безъ явнаго нарушен³я должности моей, не могу возвратить вамъ свободы. Наружность васъ обвиняетъ; прошу васъ, найдите какое нибудь средство оправдаться.

   "Я не имѣю никакого!"

   И такъ я принужденъ донести объ васъ Начальству и ждать отъ него разрѣшен³я. До тѣхъ поръ будете вы содержаны подъ строгимъ присмотромъ.

   "А потомъ?"

   Потомъ? что будетъ, не знаю; васъ могутъ прогнать за границу какъ бродягу; могутъ завербовать въ солдаты; случится и хуже.

   Блемеръ замолчалъ. Ужасная борьба. происходила въ его сердцѣ. Государь мой! сказалъ онъ, приступивъ съ рѣшительнымъ видомъ къ Градоначальнику: могу ли переговорить съ вами наединѣ? -

   Всѣ вышли.

   Чего вы требуете?

   "Вчерашнее обхожден³е ваше никогда не извлекло бы изъ меня признан³я - насил³е меня не ужасаетъ. Но теперь душа моя растрогана вашею кротост³ю: вы поселили въ ней почтен³е, довѣренность, надежду. Я не обманываюсь: я нахожу въ васъ честнаго, великодушнаго человѣка!"

   Обѣяснитесь!

   "Я вижу, что вы благородный, великодушный человѣкъ; давно желалъ я найти подобнаго - дайте мнѣ правую свою руку!"