Погодин Михаил Петрович - Васильев вечер

прислушиваясь к шороху.

   - Чего, братец, показалось, - смотри, вон пробирается волк, видишь, как сверкает он глазами... Прицеливайся, пали. - И разбойники в два ружья выстрелили в дикого зверя, который с страшным стоном в ту же минуту упал мертвый.

   - Мы оставим добычу здесь, - сказал старший разбойник, прикалывая волка, - а сами поедем дальше.

   - Куда еще дальше, в омут, - отвечал другой. - Поедем назад: ее, знать, давно поймали!

   - Полно врать. Если б поймали, мы услышали б свист. Иван Артамонович всем приказывал знак подать. Доедем хоть до Терешиной дороги, до камня.

   - Шутка до Терешиной дороги - версты две, а уж день высоко.

   - Зато ведь любо, как она попадется к нам в лапы. Ей-богу, Гриша, мне чудится, что змея где-нибудь здесь проползает. Ведь досадно будет, если по усам потечет, а в рот не попадет.

   - Пожалуй, я поеду с тобою, но не дальше Терешина камня, а после, как ты себе хочешь, я прямо домой: и так я устал, как собака, и есть, мочи нет, хочется. Да куда ты воротишь направо? Вот где надо ехать.

   - Досталось тебе учить меня, дрянь! ступай за мной.

   - Мне все равно, - отвечал молодой разбойник, оборачивая лошадь, - но ты увидишь, дядя Иван, что мы не попадем, куда хочешь.

   Разбойники поехали.

   Настенька отдохнула. Бережно раздвигает она ветви смотрит вслед за ними, пока не потерялись они из виду, чтоб заметить их путь. Однако ж беда не совсем еще миновалась. Слезть с дерева ей невозможно и бежать некуда - иначе она повстречалась бы с своими преследователями. Она должна дожидаться их здесь, пока они воротятся за оставленным волком и уедут назад. Так и быть: она избирает последнее решение и остается на своем месте.

   Эта невольная остановка имела на нее спасительное действие: упавшие ее силы восстановились, дух ободрился; а если б, без последней опасности, она продолжала бежать по-прежнему, без памяти, - то вскоре изнемогла б совершенно и пала б жертвою усталости, голода или того хищного зверя, от которого теперь избавили ее разбойники. Притом она узнает теперь наверное, куда ей бежать, по тому ли направлению, по которому старший разбойник повел младшего, или по тому, которое избрать советовал сей последний. - Настенька ждет не дождется, чтоб скорее приехали разбойники, и смотрит на все стороны. Чрез час она в самом деле завидела их издали. Они ехали шагом и бранились между собой.

   - Да перестань, грыжа! - говорил старший. - Эка важность, размок совсем!

   - Тебе хорошо, а меня еще черт сунул вперед, попал в такую трущобу, что насилу вылез; - спасибо, что лошадь вынесла.

   - Черт знает, братец, как это я ошибся. Со двора надо держаться права; так, кажется, мы и ехали, а не туда приехали. Вот что... ну смекнул теперь: у этого дерева, помнишь, мы останавливались, - вот когда я смешался: я позабыл, с которой стороны мы к нему подъехали.

   Старший разбойник остановился в раздумье, осматривался кругом, между тем как младший отъехал подальше за застреленным волком.

   - Точно, Гриша, твоя правда... Отсюда надо бы ехать прямо... Придет озерко, мимо его взять поправее... Так и есть, болото, в котором мы было увязли, и останется влево... за озером перелесок с полверсты, а там на версту поруснику, а там и дорога. Тьфу, черт возьми, как будто леший меня обошел.

   - Толкуй теперь по субботам, а если б послушался меня, так не бывать бы нам в воде, - сказал младший разбойник, привязав свою добычу к седлу и сев на лошадь.

   - Полно, Гришуха, не сердись: тебе не в первой раз из воды вылезать суху. Поедем, поедем, отогреешься; видно, нашу голубку в самом деле другие поймали и нас дома дожидаются. Чтоб тебя с корнем вон, проклятое, - вскрикнул он, ударив палашом по ветвям того дерева, на котором сидела наша пленница, так что шишки сверху посыпались, и поскакал с своим товарищем.

   Настенька слезла с дерева и пала на колена, восылая к небу теплую молитву.

   - Господи, благодарю Тебя! Ты снял меня с пылающего котла. Ты отворил мне ворота в разбойничьем доме. Ты указал мне это спасительное дерево - доведи, доведи меня до большой дороги.

   Кончив свою молитву, она пускается бежать, как сами разбойники указали ей. Солнце блистало на небе; в воздухе распространялась теплота, птицы пели кругом; мертвый лес оживился, и у нее сердце забилось спокойнее, надежда увеличилась; ей остается только две версты до дороги, до человеческого следа. Там предел ее мучениям.

   Ах, Настенька! счастлива ты, что не представляешь себе теперь никаких других опасностей, которые тебя ожидают. Терешинская дорога! Но кто тебе сказал, что это большая дорога? Ну если ведет она к прежнему вертепу, из которого ты только что вырвалась - или к другому разбойничьему притону? Два разбойника воротились домой! Но их еще рассыпано двадцать по лесу, и как легко тебе встретиться с ними на каждом шагу! Теперь светло тебе, но зато и тебя увидеть легче по следу издали. Чем больше ты затрудняешь своих мучителей, тем больше увеличиваешь свои мучения. Случай помог тебе, но случай же и погубить может: так часто любит он шутить над своими игрушками!

   Но, к счастию, ничего этого не приходит ей в голову. Она бежит, твердя только про себя слова старшего разбойника о дороге. Вот озеро. Она сворачивает направо. Вот и перелесок. Она все бежит, бежит. И перелесок миновался. Вот пошел кустарник. Уж четверть версты до дороги... сейчас, сейчас... Вдруг, откуда ни взялись, опять послышались двое верховых...

   Ах! куда деваться: деревьев нет кругом... Они уж близко... скачут во весь опор. - Настенька бросается под первый куст.

   Не успела еще она улечься, нога еще была на виду, как показались разбойники. - Шевелиться невозможно: привлечешь их внимание. Она остается в первом положении, полумертвая. К счастию, разбойники неслись во весь опор и не смотрели около себя. Но одному путь был вплоть мимо куста, под которым она лежала; лошадь на всем скаку наступила на ногу несчастной и раздробила копытом пятку. Ни малейшего стона не испустила мужественная женщина до тех пор, пока удалились разбойники.

   Уже чрез несколько минут страдалица встала... она решилась как-нибудь добираться до дороги: авось они поворотят в другую сторону, авось она встретится там с какими-нибудь проезжими. Опасность же и здесь, на открытом месте, как там, одинокая. - Удерживая стоны, перетерпливая мучительную боль, она поволоклась кой-как вперед.

   Надежда ее почти оставляла; нет, ей, видно, не избегнуть казни; ей, видно, не избегнуть от руки этих палачей; она получит, видно, наказание за невольное убийство.

   В таких мыслях дотащилась она до дороги. Смотрит в одну сторону: разбойники шагом удаляются; смотрит в другую - едут мужики с сеном. "Слава Богу! Вот, вот мои избавители! наконец Милосердый сжалился надо мною". Настенька как будто воскресла, дожидается их и прямо в ноги.

   - Отцы родные! спасите! защитите!

   - Что ты, голубушка! Чья ты такая?

   - Я дочь господина Захарьева.

   - Того барина, что в Синькове живет, Ивана Григорьевича⁵, - знаем. Да как ты сюда попала?

   - Разбойники меня увезли, замучили было - Бог помог мне убежать от них. Но они гонятся за мною. Родимые, пустите душу на покаяние, поминаючи своих родителей.

   - Да как же нам упасти тебя, касаточка. Мы сами на оброке у этих разбойников и из их воли выступить николи не смеем. Они запалят нашу деревню, коли узнают, что мы тебя из-под их рук утащили. Житья ведь нам не будет, хоть со свету беги, - а от господ защита тоже плохая; они сами с ними хлеб-соль водят.

   - Батюшки! сжальтеся! у вас свои дети есть. Бог вам невидимо пошлет, если вы меня, сироту, от лютой смерти избавите; да и накажет Он вас на том свете, если меня им предадите. Отец мой дал бы вам выкуп за меня, какой угодно: я единственная дочь его и наследница.

   - Родная! и жалко нам тебя, да делать нечего. Посиди лучше здесь у дороги: авось, на твое счастье, попадется какой-нибудь проезжий помогучее, офицер или подьячий, так и ты целее будешь, и мы себе беды не накличем.

   - Нет, мои отцы! Здесь усидеть мне недолго, я голодна, холодна, избита, ослабла, разбойники рыщут поминутно; если уж спасти кому меня, так только вам, - а вы, Бог с вами, не хотите. Буди воля Божия! Здесь я умру. Отсюда на вас Отцу Небесному и поплачуся!

   - А что, братцы, - сказал один разжалобленный крестьянин, - ведь нам в самом деле грех ее оставить на верную смерть. Зароем ее в сено. - Авось так провезем благополучно до Щиборова, а за ночь-то завтра не мудрость доставить ее и в Синьково.

   - Ну как попадутся нам разбойники?

   - Авось не догадаются; а мы скажем, что видели в кустах на Стороне какую-то женщину - они поторопятся. Ребята! вы как? - спросил он, оборотившись к прочим товарищам.

   - Батюшки! спасите! - воскликнула Настенька, залившись слезами и повалилась мужикам в ноги.

   - Пожалуй, мы не прочь, - отвечали все они один за другим.

   - Благодарю, благодарю вас, мои благодетели.

   - В чей же воз зарывать ее? - спросил Петр.

   - Вестимо, в твой, - закричало несколько голосов. - Ты ведь затеял ее спрятать.

   - Эхма, ребята, - отвечал Петр, почесывая голову, - видите, у меня какой возище навит: пудов тридцать. Не в твой ли, дядя Федор?

   - Что ты, дура, городишь! у меня клячонка насилу ноги передвинет. Как прибавлять еще ей тяги?

   - Али к тебе, Яша?

   - Братцы! я еду впереди. Ну если, оборони. Господи, они встренутся, так долго ли первый воз разметать? И вам тогда не уйти от беды.

   - Эка хитрость! - возразил Федор, - ну да я, пожалуй поеду впереди.

   - А! теперь ты вызываешься, а даве-так заартачился, - и, слово за слово, поднялась брань между мужиками.

   Настенька между тем со страхом и трепетом смотрела во все стороны, опасаясь, чтоб не показались где-нибудь ее гонители и не застали ее на открытом месте. Не видя конца спорам, испугавшись даже, чтоб мужики не переменили своего намерения, она вступается в их распоряжения.

   - Благодетели мои! Чем спорить, киньте жребий. Пусть сам Создатель укажет того доброго человека из вас, который должен взять меня под свое покровительство и получить лишнее награждение от батюшки, - хотя повторю вам, друзья мои, и все вы не будете обижены.

   Некоторые мужики, услышав такое обещание, выдвинулись было наперед и, заикаясь, стали вызываться и затевать новый, противоположный спор; но прочие в один голос закричали:

   - Кинем жребий!

   Проворный Петруха отломил от дерева длинный сучок. Все мужики начали хвататься за него руками, и верхний конец, с обязанностию взять женщину к себе на воз, достался дяде Федору, у которого, однако ж, Андрей, сговорившись, перенял ее к себе. Прочие мужики бросились тотчас к его возу, разметали его до половины и положили туда Настеньку, которая между тем выпросила кусок хлеба у своего хозяина, и потом засыпали ее снятою прежде половиною.

   - Лешие! - сказал дядя Федор, - ведь она задохнется.

   - И то, - отвечал Петр, - мы позабыли про это, - и тотчас провертел отверстие в возе к заднему боку, к которому Настенька лежала головою.

   Воз этот поставили они потом на самый конец, предпоследним, помолились Богу, побожились друг другу под страшною клятвой не изменять, не выдавать и длинной вереницей пустились в дорогу.

   Не успели они отъехать полверсты, как навстречу им пятеро разбойников.

   - Стой! - закричали они на мужиков.

   Обробелые остановились и все повалились им в ноги.

   - Откуда едете?

   - С отходной пустоши. Барское сено везем. Здравствуйте, батюшка Дмитрий Алексеевич.

   - Давно ли в дороге?

   - Вчера на ночь выехали.

   - Не видали ли вы кого-нибудь по дороге? Молодую женщину?

   - Нет, батюшка, вот те Христос! никого не видали. Не останавливайте нас. Бога ради. Спешим ко дворам. Барин у нас, сами изволите знать, такой строгий.

   - Да что вы переминаетесь, сиволапые, - закричал другой разбойник, - что вы перешептываетесь? Братцы! размечем воза! посмотрим! Верно, они спрятали ее: нельзя же ей сквозь землю провалиться. - Не в третий же раз пошлют нас ее отыскивать.

   Обробелые мужики заплакали и снова повалились в ноги.

   - Отцы родные! что вы над нами делать хотите? Ей Богу, никого видом не видали, ни про кого слыхом не слыхали. С нами уж повстречались Степан Герасимович да Ваня Тяжелый; они нас оспрашивали.

   - Врете, канальи, вы что-то испугались не путем. Развивайте, - и трое разбойников принялись за первый воз.

   - Как не испугаться вашей милости? - отвечал Петр, - да подумайте сами: или мы о двух головах, что вас обмануть в глазах не побоимся, - или мы какие безблагодарные, что против вас, господ наших, замыслим недоброе, - или мы какие глупые, что из одной бабы себе гнев ваш накликаем. Разметывайте воза, пожалуй, сами увидите.

   Первый воз был разметан совсем. Разбойники начали складывать сено со второго. - Мужики с большим воплем и рыданием бросились в ноги и стали просить их, чтобы по крайней мере прочих возов не касалися.

   - Вот видите, что у нас нет ничего спрятанного; нам только сено сорить не хочется. Ведь мы его весом приняли. Да и времени погубим много, а нам барин настрого наказывал быть ныне к вечеру домой. Он с живых нас шкуру спустит. Не задерживайте нас, батюшки, мы вам за это хоть своих баб руками выдадим.

   - Тьфу, дурачье, - сказал один разбойник. - Мы сами под началом. Нам накрепко ведено не оставлять никого без осмотра. Ну долго ли опять навить вам воза? Нет, так нет, вам же лучше.

   Мужики замолчали, как к смерти приговоренные, и заплакали, а разбойники разметывали один воз за другим. Они уж окончили седьмой, оставалось шесть, и только четыре до того, в котором лежала наша несчастная Настенька. Однако же они устали, задыхались от пыли - на что мужики только и надеялись. Хитрые тотчас сметили это, приступили со слезами к разбойникам, когда они с меньшим усердием и охотою принялись за осьмой воз.

   - Отцы наши, сжальтесь над сиротами. Ведь вот вы уж семь возов осмотрели, а ничего не нашли. И в остальных ничего не найдете. Только доброе на нашу голову рассорите.

   - А вот что, ребята, - сказал один разбойник помоложе, - мы не станем больше разметывать сена, а перещупаем остальные воза пиками.

   - И то дело, - отвечал старший, - вот если так, то не за что укорить нас будет Ивану Артамоновичу. Ай, Сенька! догадался, собаку съел!

   И все они пошли щупать воза с разных сторон, руками, шестами, пиками; трясут их, валяют набок, приподнимают - подходят, наконец, и к роковому, предпоследнему... Мужики бледнеют, колеблются, на языке у них вертится уже признание, они готовы повиниться - но Сенька запустил уж свою пику, - и вынул ее без затруднения, в другой раз также, в третий, в четвертый она что-то остановилась. Он рванул ее и не смог вырвать, пошатнулся...

   - Верно, сучок какой попался, батюшка, - сказал, подвернувшись, Петр и, схватив за ручку, помог ему вытащить пику. Семен отошел к последнему возу. Мужики отдохнули и прочли про себя молитву.

   Вы думаете, читатели, что по счастливому случаю ни одного раза пика не коснулась до нашей героини. Нет, в последний раз Сенька острием именно ей проткнул руку; но, терпеливая и сильная, она приняла рану без малейшего стону и при втором порыве догадалась обтереть кровь с острия.

   Когда разбойники осмотрели таким образом все воза, то старший сказал мужикам:

   - Побожитесь еще, что нет у вас никакого обмана.

   - Чтоб мне до Миколина дня не дожить, чтоб глаза у меня потемнели, если... если... у нас есть что чужое.

   - Ну, делать нечего, ребята, - сказал разбойник, - потревожили мы вас по-пустому. Прощайте.

   Мужики, переговоря между собою, повалились опять им в ноги.

   - Отцы родные! сами вы знаете, что люди мы бедные господские; сена домой не довезти нам и половины теперь. Времени много прошло, да и еще лишний раз на дороге кормить нам надо, еще потравим немало - тринадцать лошадей - с нас все станут доправлять деньгами на барском дворе. Сделайте божескую милость, киньте нам что-нибудь на бедность за изъяны.

   - Ах вы, разбойники, да вы уж около нас живиться хотите. Вот я сотворю тебе божескую милость, - закричал, смеясь, старший и ударил Петруху нагайкою по голове.

   - На всем довольны, батюшки, - отвечал Петр, отходя к стороне, - благодарим покорно, дай бог вам всякого благополучия.

   - Приходи, приходи к нам, Петруша, не потачь, мы тебе сполна все выдадим, - прибавил Сенька.

   - А если, батюшки, - сказал Федор, - еще с нами встретится кто из вашинских?

   - Скажите им, мы вас обыскивали, а в подтвержденье наше слово: "Гляди в оба" - они вас и не тронут.

   - Спасибо вам, кормильцы!

   Разбойники поскакали в лес.

   Мужики проводили их глазами и потом подошли к предпоследнему возу.

   - Жива ли ты, боярышня? - закричал в проверченное отверстие Петр. - Благодари бога. Беда миновалася!

   - Рука проколота, - простонала несчастная, - дайте тряпку перевязать, - благодарю вас, мои благодетели. Это вашими святыми молитвами Господь спас меня, грешную.

   Мужики кое-как перевязали ей руку, уложили ее в возу повыше, полегче, - собрали разметанное сено и поехали, спокойные и веселые, по своей дороге.

   - Ай Петруха! Ай Андрюха! Вот как - разбойников обманули! Молодцы! Уж барина ли теперь не обманем?

   - Обманите-ка, попытайте, - возразил опытный дядя Федор. - Нет, братцы, увечья нам за сено не миновать, и вздуют нас теперь, что твою Сидорову козу. Да так тому и быть. И перед Богом хорошо, и отец-атаман нас не оставит.

   Среди сих рассуждений мужики благополучно ехали во весь день по своей дороге, часто наведываясь, жива ли их пленница, - и к ночи доехали благополучно, без всяких приключений, до своей деревни. - С общего совета они оставили Настеньку на ночь в сарае у Андрея, а сами тогда же отправили его в Синьково к господину Захарьеву с вестью, что дочь его освободили они от разбойников и будущей ночью привезут к нему тайно, - и с разными наставлениями, которые мы вскоре узнаем.

   Можно себе представить, с каким изумлением услышал спокойный отец, что дочь его, которую он полагал в Брянске, в доме у своего ближнего приятеля, счастливою и благополучною, находилась в руках у разбойников и только благодаря удивительному стечению обстоятельств избавилась от верной, бесчестной смерти. Он осыпал рублевиками радостного вестника. В ту же минуту он хотел было ехать вместе с ним в их деревню; но Андрей удержал его, сказав, что все товарищи требуют непременно, дабы все это дело шло без огласки, и никто, не только разбойники, не узнал бы о участии, принятом ими в спасении его дочери: в противном случае все они подвергнутся великой опасности от разбойников, которые во всю жизнь свою не простят им такого оскорбления и вместе с их барином отомстят за оное им и даже детям их. - Как ни старался нетерпеливый отец убедить нашего Андрея, что нечего бояться им разбойников, что завтра же он с целым полком пойдет на них из города и переловит всех, прежде нежели они успеют дотронуться до кого-нибудь из его товарищей, Андрей стоял на своем и требовал даже неотступно, чтоб его самого барин куда-нибудь спрятал, а ночью с верным человеком выехал навстречу к своей гостье - взял ее с рук на руки и держал взаперти до тех пор, пока тем или другим образом успеет он снять с их деревни всякое подозрение. Старик должен был согласиться. Обдумав зрело это происшествие, после первого пыла он увидел, что мужик говорил правду и что он сам, в своем доме, не может еще до времени надеяться на совершенную безопасность от сильных разбойников. Он решился последовать совету, запер на день в светелке Андрея, которого в доме, к счастию, видел только его старый прислужник, и считал часы, горя нетерпением прижать к своему сердцу несчастную дочь и любопытством узнать ее странные приключения. Наконец пробило двенадцать часов. Уложив всех спать заранее, он вышел вместе с своим старым прислужником и Андреем на дорогу...

   Как билось его сердце... долго он ждал... начинал уже бояться, не случилось ли с его дочерью нового несчастия, как наконец она, в сопровождении пяти мужиков, с ног до головы вооруженных, вдали показалась. Без памяти бросился он к ней навстречу и принял ее в свои распростертые объятия. Но что было с нею! Без памяти, без ума почти, она и плакала, и смеялась, и кричала, целуя беспрестанно своего отца, которого видеть было отчаялась. Старик оделил ее спасителей полными пригоршнями денег и отпустил домой, повторив им честное слово скрыть до времени дочь и всеми силами стараться о том, чтоб они не попали в ответ. Мужики с своей стороны хотели распустить по лесу молву о найденной мертвой женщине, чтоб отклонить разбойников от всяких дальнейших поисков. Старик повел ее домой и там услышал от нее все ужасы, которых она насмотрелась, наслушалась и настрадалась. Оба пали они на колена пред создателем, который даровал ей терпение, твердость, такое присутствие духа и тем спас от неминуемой гибели.

   Но вся ли беда ее миновалась? О нет, совсем нет. Много терпеть еще придется несчастной Настеньке. Слушайте, читатели.

   Утаивать Настеньку слишком долго от домашних было невозможно: на другой день показывались чужие люди в деревне, которые высматривали и выспрашивали о барине и его дочери; разбойники, удостоверясь, легко могли бы напасть ночью на барский дом и опять похитить свою добычу; держать лишнюю стражу около дома старик побоялся, чтоб не привлечь подозрения. - Итак, выспросив у нее подробно о дороге, которою она бежала, и о жилище разбойников, майор решился ехать во Владимир с подробным описанием о происшедшем и просить местное начальство о разорении злодейского гнезда. Взять ее с собою было невозможно: мстительные разбойники могли напасть на него дорогою. Отец не решился подвергать ее новой опасности. Он придумал оставить ее дома. "Разбойникам никак не придет в голову, - рассудил он, - чтоб я мог покинуть ее одну, и они удостоверятся, что она не дошла до меня".

   Благословив Настеньку, запертую в чулан, и поручив ее попечениям старого своего прислужника, которому даны были самые подробные и обстоятельные наставления на всякий случай, отправился он из своей деревни. Домашним было сказано, что он из Брянска от своего друга получил странные противоречащие известия о женитьбе его сына, а с другой стороны, услышал о поднятом в лесу трупе, сходном по приметам с его дочерью, и потому хотел поискать на первый случай в городе каких-нибудь объяснительных сведений.

   Новый владимирский наместник, старинный сослуживец Захарьева, который был гораздо деятельнее своего предшественника и давно уже думал о средствах, как бы очистить леса от разбойников, случился на ту пору в Муроме; он принял живейшее участие в его положении и согласился послать немедленно целую роту на ужасную шайку. Майор, пылая местию за оскорбление дочери, вызвался быть предводителем и, выписав трех мужиков из Щиборова в провожатые, отправился в поход.

   Из Мурома выступил отряд под выдуманным предлогом. Майор ехал одаль. Они приноровили, по указанию Андрея, прийти около вечерен к тому месту на дороге, которое находилось прямо против Терешина камня. Там остановились они, будто ночевать, а лишь только смерклось, пустились врассыпную к разбойничьему вертепу, условясь к утру соединиться по известному знаку в одном захолустье. Всю ночь они пробирались по лесу и еще задолго до рассвета собрались в назначенном месте. Там, усталые от трудной дороги, решились они переждать день, а в сумерки опять пуститься вперед, чтоб в самую глухую пору окружить воровскую крепость. Успех соответствовал их ожиданию: весь день пробыли они спокойно в своем убежище, а вечером рассыпались опять и пробрались благополучно до самого притона, встретясь только около полуночи с двумя разбойниками, которых без дальнего шума положили на месте.

   Майор начал учреждать приступ. Около ограды расставил он солдат двойною цепью с строгим приказанием не пропускать ни одного разбойника, который покусился бы бежать: всех вязать или бить, кроме одного хромого с данными приметами. Сам с прочими солдатами хотел он по веревочным лестницам перелезать через ограду; но ротный командир уговорил пылкого старика остаться при цепи и предоставить ему сражение.

   Только что поднялись солдаты на ограду местах в десяти и начали спускаться на двор, как залаяла чуткая собака, к ней пристали другие, проснулись сторожа, ударили тревогу, из дома выскочило несколько разбойников в одних рубашках. Впросонках они не понимали, что случилось, и метались как угорелые.

   - Сдавайтесь! - закричал им капитан, - вы пойманы богом и государем.

   - Да много ли вас здесь! - отвечали разбойники.

   - А вот сосчитай! - подхватили солдаты и зарубили их, как прежде сторожей тесаками. Поднялся крик, вопль, стон. В окошках засветились огни, задребезжали стекла, несколько голов высунулось и спряталось. Капитан начал ломать железные двери.

   Разбойники увидели, что приходит им худо, заперлись и начали обороняться дома. Увидя такое сопротивление, начальник был минуты две в нерешимости: ломиться ли ему в дом или выманивать и выжидать разбойников на двор. Вдруг раздался выстрел, прямо ему в руку, другой, третий, градом из всех окошек. Многие солдаты повалились. К счастию, в потемках разбойникам не ловко было прицеливаться.

   - Ребята! на пролом! - закричал разъяренный капитан.

   Солдаты бросились, но железные двери противостояли их усилиям.

   - Что, взяли? - кричал атаман. - Давайте лучше уговариваться... Возьмите все наше добро... Пустите только нас на чистое поле.

   - Вот мы вас отпустим! - отвечал пылкий офицер. - Зажигайте дом!

   Разбойники, услышав это приказание, мало-помалу затихли: они стали выбираться из дома чрез слуховые окна, по крыше, с заднего крыльца, решившись бегством спасти жизнь свою.

   Между тем двери наконец были разобраны. Солдаты кинулись в покои, но уж никого почти не нашли там, в разбойники на дворе начали с остальными рукопашный бой, и очень выгодно; однако, видя беду неминучую, некоторые стали отвертываться и, пользуясь темнотою ночи, успели отпереть калитку и начали выбираться в поле; за ними последовали и все прочие, когда солдаты из комнат присоединились к своим товарищам и драться стало им не под силу, - но за оградой всех их встретил полным залпом майор, который давно уж скрежетал зубами от бездействия и с нетерпением ожидал своей очереди. Почти все разбойники с атаманом были перебиты. Немногие сдались и были перевязаны. Человек пять успело убежать.

   Расправясь таким образом со всеми, солдаты принялись тушить огонь; проливной дождь на ту пору пособил им сохранить законную их добычу. - К утру они успели разделить по себе все доброе, найденное в покоях и кладовых, навьючили забранных лошадей и, зажегши с четырех сторон злодейское гнездо, отправились в деревню к майору, желавшему с предварительного позволения наместника угостить их всех у себя дома в знак благодарности за кровавую месть, которую совершить они ему пособили.

   Сам он отправился в кибитке вперед, чтоб изготовиться к принятию дорогих гостей... Но каково было его удивление и ужас, когда после двухдневного пути, подъезжая к своему дому, он увидел издали на его месте одни дымящиеся головни и торчащие печи...

   - Где дочь моя? где дочь моя? - без памяти спрашивает он первого встречного.

   - Мы спасли боярышню, - отвечал староста, - и она находится благополучна у меня в избе. Поймали и зажигателя - он сидит на цепи - только дома твоего, батюшка, уберечь не умудрились. Не клади на нас гнева, кормилец, и прости виноватых.

   - Бог вас простит, - отвечал успокоенный старик, - ведите меня к дочери.

   - Еще случилось с нами несчастие, батюшка! - так встретила его горестная женщина.

   - По крайней мере, последнее, - отвечал старик, сжимая ее в своих объятиях. - Злодеи твои и мои все наказаны.

   - Не все еще, отец наш! - сказал староста, приведший в эту же минуту знакомого нам Ивана Артамоновича.

   Настенька при одном взгляде на него упала было в обморок. Майор тотчас велел отвесть и держать его под крепкою стражею. Успокоив дочь свою, набожный старик пошел с нею в церковь и принес благодарную молитву милосердому Богу за спасение от толиких бедствий.

   Этот разбойник успел бежать из последнего сражения и, узнав в лицо майора, командовавшего цепью, догадался, кто виною их гибели, бросился по кратчайшей дороге в его деревню и в следующую ночь поджег в нескольких местах его дом.

   Здесь и оканчивается повесть, думают некоторые мои читатели. Совсем нет, милостивые государи. Разумеется, я не стану описывать вам ни трехдневного угощения солдат, пришедших через день на званый пир к радушному майору, ни окончательных распоряжений с пленными разбойниками, ни допросов Ивану Артамоновичу; не стану даже объяснять всем, каким образом атаману удалось сначала так искусно разыграть чужую роль и поймать в свои сети легковерного отца. Но вы помните Тимофея хромого - его спас майор во время всеобщей резни по предварительной просьбе дочери. - Это был сын богатого муромского купца; разбойники заманили его к себе случайно; живя у них только полгода, он не принимал никакого участия в их грабежах и смертоубийствах, кроме одной схватки, в которую вовлечен был невольно и на которой был ранен в ногу. Он раскаялся совершенно в первом, необдуманном по молодости, проступке, был прощен благодаря ходатайству и заступлению майора и отдан на поруки к сему последнему. Он был молод и хорош собою и успел оказать такую услугу его дочери - спас ее от мучительной смерти, жертвуя своею собственною жизнию. Она после виденных ужасов должны была питать к нему самую пламенную благодарность... Ну, да вы догадываетесь теперь, читатели что еще хочу я вам сказать. - Согласитесь, что в этом новом супружестве нет ничего невероятного, согласитесь, что разбойничья вдова не могла надеяться на лучшую партию, - по крайней мере согласитесь, что я не мог лучше схоронить своих концов...

   - Но какую нравственную цель имеет эта длинная повесть? - ворчат наши незваные критики.

   - Я сам не знаю, милостивые государи.

   - Зачем же вы написали ее?

   - Признаюсь вам откровенно, милостивые государи: новый журналист заказывал мне написать ему на зубок сказку для первых книжек пострашнее - ибо-де это любит наша любопытная публика. Мне не хотелось на первый случай огорчить его отказом, а у меня не было никакого задуманного содержания: и я решился рассказать одну полубыль, слышанную от него же. Вот вам и происхождение повести. - Да что же, впрочем, я слишком робею пред вами, строгие мои рецензенты! Чем это не нравственное правило: присутствие духа спасает человека в минуту величайших опасностей, и, пока человек дышит, до тех пор он может надеяться. - Довольны ли вы? - По крайней мере я сам доволен тем, что могу наконец поставить точку и сказать с поэтом:

  

   Насилу дописал.⁶

  

  

  

   Впервые напечатано в "Телескопе", 1831, ч. I, No 2, с. 180-196, No 3, с. 311-325, No 4, с. 515-544.

   Некоторые эпизоды повести (сцена гадания с двумя зеркалами и появления разбойников, сцена, где во время поездки молодых неожиданно меняется настроение мужа) связаны с мотивами "Светланы" Жуковского.

  

   ¹ Васильев вечер - 31 декабря (день памяти св. Василия Кесарийского), народный праздник, когда принято было гадать.

   ² Ендова - широкий открытый сосуд.

   ³ Благовещенье - церковный праздник (25 марта).

   ⁴ Светлое воскресенье - пасха.

   ⁵ Ивана Григорьевича - так в "Повестях М. Погодина". Выше этот герой звался Василием Демидовичем.

   ⁶ Насилу дописал - неточная цитата из сказки И. И. Дмитриева "Причудница" (1795) (у Дмитриева: "Насилу досказал").