Лепеллетье Эдмон - Наследник великой Франции

nbsp;   Меттерних молча вышел из комнаты, увлекая за собой лорда Коулея. Садясь в карету, последний сказал Меттерниху: и

   - Интересный субъект этот молодой Басерт! Яркие идеи и трезвая голова! А решительности хоть отбавляй! Жаль, что он родился поздно. Он мог бы оказать весьма ценные услуги, если бы его, например, послать на место этого идиота Хадсона Лоу наблюдать за Наполеоном на острове Святой Елены. Он, по всей вероятности, не дал бы тянуться столько времени тому, что называется "мученичеством" Наполеона. Он убил бы в зародыше легенду об утесе. Во всяком случае, поздравляю вас с находкой этого молодого человека. У него очень и очень оригинальные и интересные взгляды.

   Меттерних промолчал. Оба погрузились в свои думы, но мысли обоих вертелись вокруг трагического вопроса: приведет ли в исполнение этот Уильям Басерт свой кровавый замысел?

   Лишь только они успели уйти, графиня Камерата вышла из своего тайника и с отчаянием воскликнула: - О, негодяи! Они хотят убить его! Но я расстрою их планы! Я предупрежу его, спасу...

   Она поднялась к себе и стала наблюдать за слугами. Скоро она заключила, что Басерт обедает в своей комнате. Она последовала его примеру и стала с нетерпением дожидаться наступления ночи. Когда же служанка пришла стлать постель, она уговорила ее продать ей за изрядную сумму ее одежду с тем, чтобы девушка переслала на следующий день вещи графини по указанному адресу в Вене.

   Служанка согласилась. Графиня быстро переоделась в одежду служанки и прошла незамеченной за ворота. Басерт, предусмотрительно усевшийся у окна, чтобы наблюдать за всеми входящими и выходящими, не обратил никакого внимания на незначительную служанку, прошмыгнувшую за ворота, по всей вероятности на любовное свидание. Он и не подозревал, что эта служанка - не кто иная, как графиня Камерата, за которой он зорко следил от самой Венеции.

   Он спокойно кончил ужинать и лег спать, обдумывая свои мрачные планы, однако спал вполуха, чутко прислушиваясь к тому, что происходит в комнате графини. Но там все было тихо. Лишь на следующее утро он убедился в бегстве графини и понял, что она провела его. Он пришел в ярость, потребовал лошадей и поскакал немедленно к канцлеру, чтобы известить его о бегстве графини и просить содействия полиции для ее розыска.

   Графиня Камерата при первой же возможности наняла карету и велела везти себя в гостиницу "Роза". Ей не терпелось скорее увидеть герцога Рейхштадтского и предупредить его о грозящем ему заговоре. Она решила подстеречь его во время прогулки, а если не удастся, то проникнуть каким-нибудь способом во дворец Шенбрунн.

  

  

  

   В одном из предместьев Вены, в жалкой лачужке, загроможденной всяким старьем и хламом, изображавшим "товар", с некоторого времени поселилась молодая женщина. Черты ее хранили следы красоты, но ее лицо было крайне измучено и утомлено, и только чудные черные глаза горели ярким, мрачным пламенем.

   Лавка принадлежала старьевщику-еврею по имени Мельхиседек. Молодая женщина, поселившаяся у него, по-видимому, знавала лучшие дни, но жизненные бури разбили ее утлый челн и прибили его обломки к затхлой лавчонке старьевщика.

   Она прибыла в Вену оборванная, голодная, усталая до последней крайности и упала в изнеможении на одну из скамеек бульвара, где ее задержала полиция. Она отказалась назвать свое имя. Ее продержали несколько дней при полицейском управлении, а потом выпустили, так как за нею не числилось никакой вины, но обязали ее покинуть Вену, если она не имеет своих средств к существованию и не сумеет заручиться заработком.

   Она вышла из управления и пошла куда глаза глядят, думая с тоской о том, куда она денется и где найдет приют. Она брела машинально, низко опустив голову. Какой-то маленький, блестящий предмет привлек ее внимание. Она нагнулась и, к своему удивлению, подняла золотое колечко, полувтоптанное в грязь. Молодая женщина поспешила скрыть находку под шалью и, боясь, чтобы у нее не отняли ее сокровище, кинулась в противоположную сторону. Таким образом она добрела до предместья, где обратила внимание на лавку Мельхиседека. Она вошла в нее и предложила купить найденное ею кольцо. Мельхиседек молча взял из ее рук колечко, погладил несколько раз свою седую бороду, тщательно испробовал кольцо кислотами и напильником, после чего, удостоверившись в доброкачественности предлагаемого, вернулся к молодой женщине и, подойдя к ней вплотную, спросил:

   - Где украла?

   У несчастной вырвался жест возмущения и протеста, в глазах загорелось пламя оскорбленной гордости, ее стан выпрямился от негодования; в этой нищей, преждевременно состарившейся женщине сказались на мгновение то достоинство и благородство, которые были присущи ей в прежние годы.

   - За кого вы принимаете меня? - возмутилась она. - Я не украла, а нашла эту вещицу.

   - В таком случае, ее необходимо предъявить полиции, - ответил Мельхиседек.

   - Но я голодна! Будьте милосердны, купите у меня эту безделушку, это будет добрым делом!

   Мельхиседек с любопытством взглянул на женщину, потом подошел к ней, взял за плечи, подвел к окну и стал внимательно глядеть на нее, как оценщик, осматривающий и взвешивающий стоимость товара.

   - Вы не здешняя? - сказал он наконец. - Вы хорошо говорите по-немецки, но с акцентом... французским или итальянским...

   - Я действительно издалека. Но не все ли вам равно? Сомневаюсь, чтобы вы всегда имели дело исключительно с честными личностями. Ваша лавочка довольно-таки подозрительна, и я думаю, что вас не особенно пленяет мысль привлекать к ней внимание полиции. Но поспешим, я голодна! Сколько вы можете дать мне за это колечко? Если вы не хотите покупать его, то верните его мне, я пойду к другому торговцу.

   - Успокойся, дитя мое, - промолвил торговец, поглаживая свою бороду. - Я вовсе не отказываюсь купить ваше колечко, расспрашиваю же вас исключительно в ваших же интересах. Видите ли, я с некоторых пор веду один-одинешенек свою торговлю, - сказал старик дрогнувшим от волнения голосом. - Раньше при мне была моя племянница Рахиль, очень красивая девушка. Она была очень полезна мне в одной из отраслей моей торговли. Дело в том, что я продаю некоторые секретные снадобья, рецепты которых я унаследовал от своих предков. Моими покупателями являются молодые вельможи и дамы, а также и молодящиеся старички. Мое средство возбуждает энергию, жизненность, дает успех в жизни. Главная суть в том, что все эти господа непоколебимо веруют в чудодейственную силу всех этих волшебных баночек и пузырьков, а в подобных случаях это - половина успеха. И вот в этой-то торговле и помогала мне Рахиль. Но в один несчастный день она влюбилась в одного военного и бежала с ним. Я не знаю, где теперь скитается эта несчастная девушка - я уверен в том, что она уже покинута своим обольстителем, глубоко жалею ее и чувствую себя очень-очень одиноким! Хотите заменить Рахиль? Вы, по-видимому, честны, а в торговле это главное. Право, вы не раскаетесь. Вы будете сыты, у вас будет свой угол, два флорина в неделю и процент с проданного вами. Вы согласны?

   Молодая женщина подумала и решительно ответила:

   - Да почему мне не быть согласной? Можно попробовать, а не подойдет, то я могу и уйти. Вам нужна помощница, а мне - заработок. Попробуем! Но ведь это не мешает вам купить мое кольцо?

   - Конечно! - ответил Мельхиседек. - Это будет служить задатком нашего договора. Вот, получайте десять флоринов.

   С этими словами старик протянул незнакомке бумажку и получил от нее кольцо.

   - А когда вы думаете начать? - спросил он.

   - Да немедленно, - ответила молодая женщина, - я только схожу закусить, так как страшно голодна.

   - Сберегите ваши деньги, я накормлю вас. У меня есть и мясо, и хлеб, и пиво; вам хватит.

   Мельхиседек провел молодую женщину в заднюю часть лавки, где была навалена груда всякого старья. Незнакомка поела и тут же приобрела за шесть флоринов более приличный костюм.

   - Выкиньте эти лохмотья! - сказала молодая женщина, указывая старику на скинутую ею одежду.

   Однако старик бережно сложил ее тряпки, сказав, что они могут при случае пригодиться кому-нибудь, и прибавил:

   - Но ведь я, дитя мое, до сих пор не знаю вашего имени, а между тем мне необходимо внести вас в свои списки, так как полиция может нагрянуть с проверкой.

   - Меня зовут Лидией.

   - И только?

   - Достаточно с вас! - ответила маркиза Люперкати, так как это была она, и с этого же самого дня занялась торговлей старого Мельхиседека.

   Торговля была трех родов: во-первых, купля и продажа платья, посуды, старого оружия и всего прочего, во-вторых - отдача денег в рост, чем Мельхиседек занимался с особенной любовью, и наконец торговля тайными средствами, которая приносила ему порядочный доход.

   Мельхиседек славился как удивительный знахарь, исцелявший болезни, не поддававшиеся лечению известнейших врачей. Кроме того, его многочисленная и суеверная клиентура твердо верила в магическое действие его приворотных корешков, любовных напитков, омолаживающих средств и тому подобных чудодейственных медикаментов. Перед дверью его лавочки нередко останавливались собственные экипажи, из которых выходили знатные вельможи и нарядные дамы, умолявшие Мельхиседека вернуть им с помощью чар утраченное здоровье или любовь.

   Спустя несколько недель Лидия вполне освоилась с торговлей Мельхиседека, и обычные посетители старого еврея, казалось, совершенно забыли об исчезновении Рахили.

   Однажды, когда Лидия была в лавке одна, появился молодой человек с худощавым лицом и крайне жестким, неприятным взглядом. Он очень пожалел, что не застал Мельхиседека в лавке, и сказал, что зайдет позже.

   - Хозяин не вернется раньше ночи, - сказала Лидия. - Но я пользуюсь его полным доверием. Изложите мне ваше дело, и я скажу вам, можем ли мы вам помочь.

   - Это дело довольно трудное, - ответил молодой человек, - но я скажу вам, в чем оно заключается. Одна знакомая мне девушка горячо любит одного молодого человека. Последний, насколько мне кажется, отвечает ей взаимностью, но она не уверена в его чувстве и боится, что не сумеет удержать его любовь. Это - люди совершенно различных кругов и общественного положения. Молодой человек окружен пышными, блестящими дамами, которые дарят ему свое благосклонное внимание; поэтому та молодая девушка, о которой я говорю, боится, что ее скромное положение послужит препятствием в любви между нею и возлюбленным. Между тем ей хочется как можно крепче привязать к себе этого молодого человека.

   - Это, вероятно, какая-нибудь молоденькая работница, влюбившаяся в своего хозяина?

   - Вот именно. Эта молоденькая работница прослышала о том, что существует на земле старый чародей Мельхиседек, обладающий умением силой своих чар неразрывно соединить двух влюбленных. Правда ли это?

   - Сущая правда! - с уверенностью ответила Лидия. - Старый Мельхиседек обладает многими тайными знаниями древних восточных оккультистов и ученых. Он умеет приготовлять различные снадобья, безошибочно действующие на физический и моральный мир человека.

   - Я слышал в детстве о старом горном духе, который при помощи "гатшимэна", теперешнего гашиша, побуждал смертных к убийствам. Но мне это не требуется. Я не собираюсь делаться убийцей. Я просто хочу получить возможность успокоить и обрадовать бедную девушку, изнывающую от любви. Мне нужно какое-нибудь приворотное средство.

   - О, у нас на этот счет громадный выбор! - с гордостью сказала Лидия, указывая на полку, заставленную различными эликсирами долговечности и любовными напитками.

   - Могу я получить один из этих флаконов?

   - Конечно, при известной скромности и соответствующей цене.

   - О, конечно! - с живостью отозвался молодой человек. - Но, скажите, эти средства можно принимать вполне безболезненно? Они не в состоянии причинить вред?

   - Вот именно, что с ними нужно обращаться крайне осторожно. В их состав входят сильнодействующие вещества, поэтому нужно быть крайне осмотрительными и точно придерживаться предписанной дозы приемов.

   - Ого! Значит, в их состав входят яды?

   - Смертельные! Если их принимать маленькими дозами, то они оздоравливают организм и приносят существенную пользу. Но если проглотить сразу хотя бы половину флакона, то результатом будет смерть. Наступает медленное разрушение организма, которое будет тянуться месяцами, но неизбежно приведет к роковому концу.

   - Ага, благодарю вас, я понял. Маленькие дозы дают счастье и здоровье, а большие - смерть... Это именно то, что мне требуется. Благодарю вас за указания; я в точности передам их той особе, которая будет пользоваться этим снадобьем.

   Лишь только он вышел. Лидия схватила шаль и последовала за незнакомцем. Он шел очень быстро, не глядя по сторонам, как человек, всецело занятый одной мыслью.

   Он прошел часть города и вошел в красивый дом около императорского дворца. Заметив, что он раскланялся с комиссионером, стоявшим на углу, Лидия обратилась к последнему с просьбой сказать имя господина, только что вошедшего в дом, так как ей будто бы хочется обратиться к нему с прошением как к влиятельному лицу.

   - Это англичанин, - ответил комиссионер, - некий сэр Уильям Басерт, племянник премьер-министра Англии.

   Маркиза Люперкати вздрогнула, услышав это имя. Она знала лорда Басерта и ей было хорошо известно о той ненависти, которую питал министр к Наполеону. Взвесив все это, она сообразила, что может найти выход из своего ужасного положения и извлечь для себя пользу, если ей удастся узнать цель, ради которой приходил сэр Басерт за снадобьем в лавку Мельхиседека.

   Тайны богачей - это те же золотые рудники, которыми нужно только уметь пользоваться, и Лидия твердо решила воспользоваться случаем.

   Она ничего не сказала Мельхиседеку, ограничившись тем, что ею продано одно из снадобий. Узнав, какое именно, Мельхиседек немедленно спросил Лидию, предупредила ли она покупателя о ядовитых свойствах эликсира и о тех дозах, которыми можно пользоваться.

   - Успокойтесь, - ответила с улыбкой Лидия, - этот господин не имеет ни малейшего желания кончать самоубийством; мне кажется, что он взял этот эликсир для того, чтобы вызвать к себе любовь одной молоденькой девушки, которая до этого времени не сдавалась на его мольбы. Надо полагать, он точно отмерит дозу.

   - Гм... - проворчал Мельхиседек, - влюбленные бывают подчас крайне неосторожны.

   - Не беспокойтесь понапрасну: этот господин - иностранец и, наверное, уедет далеко отсюда со своим приобретением.

   - Все это так, но все же было бы лучше, если бы вы дали ему что-нибудь другое, безвредное. Большинство моих препаратов вполне безвредно и производят действительно оздоровляющее действие; но некоторые из них, как, например, то, что вы продали сегодня, - крайне опасны. Боюсь я, Лидия, чтобы ваша сегодняшняя неосторожная продажа не причинила нам массу хлопот и неприятностей! Вы вовсе не знаете этого таинственного покупателя? - снова спросил он, помолчав немного.

   Лидия только передернула молча плечами и стала прибирать магазин, не обращая внимания на недовольную воркотню старого Мельхиседека.

   - Только бы не пронюхала полиция об этой покупке! - бормотал сквозь зубы старик. - Мало ли что может случиться! Бог Авраама и Иакова, не допусти, чтобы раскрылось, откуда этот иностранец добыл это ядовитое средство!

   Чтобы успокоить старика, Лидия сунула ему в руку золотой, полученный ею от незнакомца; но Мельхиседек был так взволнован и напуган, что впервые в жизни остался равнодушен к золоту.

  

  

  

   Лизбет заметила, что с некоторых пор на нее очень заглядывается один молодой человек, представленный ко двору английским посланником. Он не пропускал случая приблизиться к ней, улыбнуться. Но вместе с тем в его холодных, жестких глазах не светилось любовного чувства; наоборот, они горели злобным огоньком, как у человека, преследующего зловредную, мстительную цель.

   Однажды, находясь одна в зале, примыкающем к классной комнате эрцгерцогини, занятой со своей гувернанткой, молоденькая лектриса увидела вдруг этого англичанина, направлявшегося к ней. Она вздрогнула от неожиданности и, желая избежать этого преследования, сделала вид, что погружена в чтение. Но это не остановило англичанина. Он подошел к ней, раскланялся, представился и спросил, почему она так холодна к нему и враждебна.

   Лизбет ответила, что ничего не имеет лично против него, но, что, сознавая свое скромное положение, она не считает себя вправе обращать на себя внимание господ, бывающих при дворе, так как для них есть более подходящее общество среди фрейлин и статс-дам. Желая закончить этот разговор, она встала, ссылаясь на то, что ей надо идти читать эрцгерцогине, но англичанин (это был Басерт), остановил ее, сказав с саркастической усмешкой:

   - Ваше положение действительно очень скромно, но мне известно, что вы метите гораздо выше, чем хотите признаться в этом!

   - Что вы желаете сказать этим? - воскликнула оскорбленная Лизбет.

   - Не сердитесь! - мягко ответил сэр Уильям. - С вами говорит искренний друг, желающий вам только добра. Я знаю, что вы и ваша матушка перенесли много горя и лишений, и радуюсь, что вам удалось получить здесь хорошее место. Вас, верно, удивляет мое вмешательство, но дело в том, что я хочу дать вам добрый совет. У вас есть враги...

   - У меня? - воскликнула Лизбет. - Но кто же это? Кому и чем я могла помешать?

   - Придворная сфера, - холодно ответил Басерт, - это арена постоянных козней и интриг. Вражда и зависть являются здесь преобладающими чувствами. Ваша молодость и грация создали вокруг вас много завистников и завистниц.

   - Простите, но я не вижу причины, почему бы мне стали завидовать. Я исполняю свои обязанности, ни во что не вмешиваюсь и держусь в стороне ото всего.

   - Все это так, но тем не менее вы окружены врагами. Вам не могут простить то влияние, которое вы имеете на известную вам личность...

   Лизбет покраснела и сконфуженно пробормотала:

   - Я не понимаю вас!

   - Сейчас объясню, но, прошу вас, будьте со мной так же искренни, как я с вами. Я многое знаю, так как многое уследил, а остальное угадываю. Вы любите!

   - Вы не имеете права так говорить со мной! - вспыхнула молодая девушка.

   - Простите, но это исключительно в ваших же интересах. Полноте, не отпирайтесь! Разве у вас не было свиданий на Пратере? Если хотите, я назову вам имя молодого человека. Для вас он, кажется, носит имя Франца. Ага, вы убедились теперь, что мне кое-что известно? Может быть, я знаю даже и больше. Я иногда прохожу мимо гостиницы "Роза"...

   - Если даже вы действительно следили за мной по неизвестным причинам, все же мне остается непонятным: почему вас интересует жизнь такой незаметной девушки, как я, и мои чувства к неизвестному вам молодому человеку?

   - Почему вы думаете, что я не знаю вашего Франца?

   - Это он посвятил вас в свои интересы?

   - Нет, не он, а придворные толки. Вам, вероятно, известно, что ваш Франц бывает иногда при дворе?

   - Да, у него есть должность. Он служит секретарем эрцгерцога Карла. Но я никогда не видела его во дворце.

   - А, вы никогда не видели его здесь? Вы знаете его только как секретаря. Я так и думал! - усмехнулся Басерт.

   - Вот именно! - в тон ему ответила Лизбет. - Я знаю, что его зовут Францем, что он занимает порядочную должность, и если вы уж так хорошо осведомлены, то могу прибавить не краснея, что люблю его и он отвечает мне взаимностью.

   - Вот и прекрасно! С этого надо было начать вместо того, чтобы отпираться. Все это было хорошо известно мне, но, кроме того, я знаю еще кое-что, что и вам было бы нелишне узнать.

   - Простите, но я считаю это излишним. Я не хочу слышать от третьего лица то, о чем Франц счел нужным умолчать или скрыть от меня. Когда он найдет нужным открыть мне свое настоящее положение - так как я поняла из ваших слов, что заблуждаюсь на этот счет, - то он сам сделает это тогда и так, как найдет это более удобным. Ведь он, надеюсь, не просил вас быть посредником? В таком случае я подожду его сообщений.

   - Нет, Франц не делал меня своим посредником, но тем не менее я считаю своим долгом предупредить вас о тех опасностях, которые возникнут, когда вы узнаете, что, собственно, за личность тот, которого вы называете Францем.

   - Вы хотите дать понять, что тут кроется какая-то тайна. Ну, раз вы начали, то я прошу вас продолжать, но предупреждаю вас, что должна сегодня встретиться с тем, о ком вы говорите, и не премину передать ему этот разговор.

   - О, пожалуйста, хотя считаю за лучшее - опять-таки в ваших интересах, - чтобы он не знал, что вы узнали его настоящее имя и положение. Это будет в ваших руках лишним козырем...

   Лизбет поднялась. Она была страшно бледна; вся кровь отлила от ее щек. Коварные речи англичанина смутили ее душу, пробудили в ее сердце сомнение. Что означала тайна, окутывавшая Франца? Из слов англичанина можно было заключить, что Франц - далеко не тот, кем он казался ей. Любит ли он ее? Не обманывает ли? Она была не в силах больше терпеть эту страшную пытку неизвестностью, ее душа была чересчур смущена, и потому она стала умолять своего собеседника договорить до конца все, что он желал сообщить ей относительно Франца.

   - Если вы так настаиваете, - отозвался англичанин, - то я готов подчиниться вашему желанию, но только вам придется пройти со мной в тронный зал.

   - Это невозможно! - ответила Лизбет. - Император назначил сегодня прием французского посла, маршала Мэзона, и это будет очень пышный прием; мне там не место, и я не могу идти туда с вами.

   - Само собой разумеется, что вы не можете фигурировать при встрече французского посла среди знатных особ, окружающих императора, но я, как вам известно, служу при английском посольстве и пользуюсь свободным входом ко двору. Рядом с тронным залом, где император примет французского посла, есть маленький зал, предназначенный для дипломатического корпуса. Я знаю, что сегодня там никого не будет. Поэтому вы можете пройти туда вместе со мной, и вам, может быть, удастся увидеть кое-что, интересующее вас. Хотите? Поторопитесь. Вот забили барабаны... Это карета посланника въезжает во двор. Через несколько минут начнется прием. Пойдемте! Не теряйте времени, если не желаете пропустить интересное для вас зрелище.

   Он схватил молодую девушку за руку.

   Лизбет была так потрясена и взволнована всем слышанным, что невольно подчинилась влиянию Басерта и беспрекословно последовала за ним.

   Дипломатический зал был действительно пуст. Все собрались в тронном зале, где происходил прием. Между обоими залами были окна, задернутые занавесями; встав у одного из этих окон и слегка отодвинув занавес, можно было свободно наблюдать за всем происходящим в тронном зале.

   Сэр Уильям внимательно всмотрелся в людей, заполняющих тронный зал, а потом притянул к себе трепещущую Лизбет и заставил ее тоже смотреть, называя поочередно всех присутствующих и поясняя происхождение.

   - Сейчас появится посланник, - сказал он, император уже на троне; рядом с ним помещаются эрцгерцоги; эрцгерцог Карл по правую руку, а остальные по левую...

   Лизбет испуганно смотрела на это пышное смешение расшитых мундиров и дамских придворных нарядов, но ничего не могла разобрать в своем смятении. Она было взглянула на мгновение на императора, но тотчас же перевела взгляд на отдельные группы молодых офицеров и членов посольств, стараясь отыскать между ними Франца.

   Басерт коснулся ее плеча и промолвил:

   - Хорошо ли вы разглядели всех окружающих императора?

   - Да, - рассеянно ответила Лизбет, продолжая разыскивать в глубине зала своего возлюбленного.

   - Я думаю, что вы не разглядели, - безжалостно промолвил Басерт, - поглядите хорошенько туда, где стоят эрцгерцоги. По левую руку императора! Вглядитесь хорошенько в этого бледного, худощавого молодого человека в форме полковника! Вы не узнаете его?

   Лизбет взглянула на этот раз внимательнее.

   - Ах, Боже мой, это он! - громко воскликнула она.

   Сэр Уильям выпустил из рук занавес и быстро подхватил молодую девушку. Она была в обмороке. Приведя ее в чувство, Басерт довел ее до галереи, усадил в кресло и, низко поклонившись, промолвил:

   - Теперь вам известно, кто такой этот Франц. Он носит имя герцога Рейхштадтского и является внуком императора. Берегитесь! Вы успели, как я уже вам сказал, возбудить против себя немало зависти и вражды! Но, к счастью, вы имеете во мне друга и защитника! Не забудьте же прибегнуть в случае надобности к моей искренней преданности. Имею честь кланяться!

   Сказав это, сэр Уильям низко раскланялся и ушел с галереи, оставив молодую девушку в полном одиночестве. Она была ошеломлена и совершенно уничтожена.

   - Он - эрцгерцог! Внук императора! - растерянно шептала она. - Ах я несчастная! Погибло мое счастье. Он никогда не будет в состоянии любить меня!

  

  

  

   Герцог Рейхштадтский был удивлен и обеспокоен, не найдя Лизбет в обычный час в комнате, где в течение некоторого времени они обычно встречались. Эта комната находилась в непосредственной близости от дворца Шенбрунн, в гостинице "Роза", куда по тайному соглашению с одним из "женихов" дочери хозяина, студентом Фридрихом, герцог проникал инкогнито.

   Молодой богослов, узнав герцога, снабдил его ключом, при помощи которого тот мог проникать в дом, не будучи никем замечен. Он рассчитывал, что благодаря этой услуге ему можно будет навсегда захлопнуть теперь богословские сочинения и Библию и сменить сутану на лосиные рейтузы и нож егеря. Благодаря своему таинственному покровителю он мог получить место, о котором мечтал честолюбивый хозяин гостиницы "Роза".

   Герцог ждал долго, но напрасно. Лизбет не приходила. Тогда герцог стал беспокоиться. Может быть, она захворала? Может быть, какое-нибудь распоряжение из дворца заставило ее находиться безотлучно при своей госпоже или она просто-напросто рассердилась, капризничает?

   Герцог возвратился сильно не в духе во дворец и довольно сухо ответил Фридриху на его просьбу о месте привратника, что теперь не время заниматься такими пустяками. Бедный Фридрих в смущении вернулся обратно и еще больше огорчился, когда увидел, что столяр, склонившись к Эльзе, ощипывавшей какую-то птицу, что-то тихо шептал ей на ухо. Молодая девушка, не прерывая своего дела, по-видимому, оказывала очень лестное внимание молодому столяру.

   Весь вечер герцог, характер которого всегда сильно менялся от внешних причин, казался сильно раздраженным. Слуги были очень удивлены этой переменой; один из них довел об этом до сведения врача, и последний как бы невзначай навестил герцога, чтобы справиться о его здоровье.

   - Но у меня ничего не болит, доктор! - ответил Наполеон-Франц.

   - Однако же у вас лихорадочное состояние, - возразил доктор, щупая пульс на руке у герцога. - Вам следует лечь в постель и принять успокоительное, которое я сейчас пропишу вас. Вы, вероятно, схватили простуду, прогуливаясь по сырой траве сегодня вечером. Придется полечить вас, ваше высочество! Вам известно, что на меня возложена забота о вашем здоровье. Но нужно признаться, что вы самый капризный больной из всех, которых только мне приходилось лечить.

   - Но я же не болен и не хочу быть больным! - ответил принц. - Однако чтобы сделать вам удовольствие, я останусь в комнате и приму прописанное вами лекарство.

   На другой день герцог, проснувшись, опять начал доискиваться причины, почему Лизбет не пришла на свидание. Очевидно, с ней что-то произошло, но что именно? Ему хотелось во что бы то ни стало узнать причину.

   К несчастью, в его положении, находясь постоянно под надзором, он не мог отлучиться без того, чтобы не вызвать подозрений, а между тем ему хотелось непременно дать знать Лизбет, что он ожидал ее. Поэтому он должен был смириться и ждать вечера.

   Как только последний наступил, принц сейчас же после обеда взял книгу и, одетый по своему обыкновению в костюм студента, быстро зашагал по аллеям Шенбрунна.

   Обыкновенно, дойдя до площадки парка, он поворачивал обратно и, пройдя вдоль стены, подходил к калитке, ключ от которой у него был всегда с собой, открывал ее и выходил в поле. Там он опять шел вдоль стены до аллеи, выходившей во двор гостиницы, и, если случайно кто-нибудь замечал его, он дружески кланялся, давая понять, что направляется к Фридриху, которого выдавал за своего товарища.

   На этот раз, дойдя до аллеи, ведущей к гостинице, принц не пошел обычным путем, а повернул направо и по извилистой дорожке дошел до реки, где немедленно почувствовал себя счастливым, что может идти среди незнакомых ему людей. Он оглядывался по сторонам, рассматривая венских жителей, которые, окончив работу, направлялись в многочисленные портерные и кафе, чтобы выпить стакан пива или чашку кофе со сбитыми сливками - любимый вечерний напиток венцев. Мимоходом принц бросал взор в рестораны, где для развлечения посетителей гремела музыка.

   Мимо него проезжали кареты, в которых сидели элегантные парочки, направляясь в театры. Герцог свободно дышал среди этой веселой и беспечной толпы, которая, отложив дневные заботы, думала только о развлечениях.

   Так он дошел до квартала Асперн, где жила мать Лизбет. От нее он рассчитывал получить сведения о девушке и в случае нужды рассчитывал послать ее во дворец навести справки.

   Не без волнения поднялся принц по лестнице дома, где впервые произошла его встреча с Лизбет. Он вспоминал, как завязалась их дружба, вспомнил свое смущение, когда впервые очутился в присутствии Лизбет и ее матери. Он нежно перебирал в уме все эти воспоминания об обстоятельствах, столь близких и в то же время столь далеких, и с горестью должен был признаться самому себе, что его положение и его великое имя не позволяли ему вкусить тихое счастье, которое он отведал, но которое не могло продолжаться дольше. Он чувствовал, что это счастье будет непременно когда-нибудь разом нарушено.

   "Останусь ли я всегда свободным? Позволят ли события продолжать мне любить тайным образом девушку, общественное положение которой сильно отличается от моего? Наверное, - думал он, - полиция проследит и узнает о моей связи! Но, может быть, среди моих тюремщиков найдутся люди, которые поймут, что эта связь не заключает в себе ничего дурного и никакой беды для государства от этого не будет? И тогда, может быть, меня оставят в покое. Сколько времени продолжится такое положение? Не пробил ли уже час нашей разлуки?"

   Отсутствие Лизбет, которая до сих пор никогда не пропускала часа свидания, сильно беспокоило принца. Ведь они были окружены врагами и за нею, вероятно, следили так же, как и за ним.

   "До сих пор канцлер закрывал глаза, позволяя мне любить девушку. Неужели он решил нарушить наше счастье, которое никому никакого вреда причинить не могло и которое не нарушало его политики? Какое преступление совершаем мы, любя друг друга? Чьи честолюбивые замыслы нарушает наше счастье? Ведь я держусь в стороне от всех политических интриг. Придворные страсти не проникают в мои апартаменты, которые напоминают позолоченную клетку. Мне ничего не сообщают, и я только случайно узнал вчера о том, какие важные события происходят теперь во Франции. Минувшая революция достигла моих ушей только как отдаленное громыхание грома. Я ничего не хочу, как только жить вдали от всех бурь. Я молод и все-таки уже утомлен. Почему мне не позволят жить, как я хочу, - скромно и уединенно, не вспоминая о том, что я сын Наполеона? Все еще боятся моего отца, хотя он лежит уже в могиле. Быть может, боятся также и меня, хотя я только тень своего отца! Неужели ради этого накажут девушку, единственное преступление которой состоит в том, что она предана мне? Значит, хотят, чтобы я был совершенно одиноким на земном шаре? Постарались убрать от меня все, что могло так или иначе быть приятно мне, что могло вдохнуть в меня бодрость духа, зажечь снова мое сердце, которое стало холодно ко всему, за исключением одной Лизбет".

   И с судорожно сжатыми руками молодой человек в отчаянии прошептал:

   - Боже, как я несчастлив! Каким бременем является для меня имя, которое я ношу! Зачем Небо не дало мне возможности родиться простым смертным? Зачем я в действительности не тот, за кого принимает меня Лизбет, студент Франц, состоящий на службе в канцелярии эрцгерцога? Но все равно! Теперь мне нужно узнать истину! Если какое-нибудь несчастье угрожает Лизбет, я сумею показать себя, я сумею действовать и хоть частица силы моего отца, вероятно, проявится тогда у меня! Я докажу, что я все-таки сын Наполеона... А, проклятие канцлеру и тем придворным, которые окружают его и в которых я чувствую своих врагов, если они посмели насильно разлучить меня с Лизбет! Они способны на все, эти друзья Меттерниха, придворные лакеи, состоящие на службе у англичан и палачей моего отца. О, они жизнью ответят мне за Лизбет, и ничто не удержит меня от мщения!

   Таковы были чувства и мысли герцога, когда он входил в квартиру вдовы полковника Лангздорфа.

   Он застал мать Лизбет мирно сидящей за работой. Удивленная появлением молодого человека, она прежде всего задала ему вопрос:

   - Не случилось ли чего-нибудь с Лизбет?

   - Нет, насколько мне известно, - ответил молодой человек. - Я пришел только потому, что давно не получал никаких известий о вашей дочери. Не больна ли она?

   - Нет! Один из соседей, англичанин по имени сэр Уильям Басерт сообщил мне, что заметил ее вчера во дворце во время приема французского посла.

   - А не можете ли вы уведомить ее, что я хотел бы получить известия от нее и сообщить ей, что меня удивляет ее молчание?

   Вдова поколебалась с минуту, потом серьезно проговорила:

   - Я готова исполнить ваше поручение, видя, что вы действительно обеспокоены ее судьбой, хотя, мне кажется, ваши страхи ни на чем не основаны, так как Лизбет могла задержать придворная служба. Но я, право, не знаю, - продолжала она, - каким образом могу я исполнить вашу просьбу, не получив от вас объяснений...

   Герцог молчал, как бы выражая этим признание прав матери.

   - Все время, - опять заговорила вдова, - Лизбет удерживала меня от этого, но теперь, мне кажется, как раз самый подходящий момент...

   - Пожалуйста, продолжайте! - сказал герцог, на которого серьезный тон его собеседницы произвел глубокое впечатление.

   - Когда вы были случайно представлены нам, моя дочь и я были тронуты вашим желанием быть полезным нам и почувствовали к вам живейшую привязанность за все, что вы сделали для нас. Моя дочь обязана вам блестящим местом при дворе, которое приносит ей материальное обеспечение и большую честь. Я, со своей стороны, буду всю жизнь благодарна вам, так как только благодаря вам я получаю теперь пенсию за своего покойного мужа. Напоминая теперь о всех благодеяниях, сделанных вами, я только воздаю вам должное и могу открыто сказать, что, принимая ваше великодушное покровительство, мы с дочерью не имели никакого расчета, никакой задней мысли...

   Герцог молча выразил свое согласие со словами женщины.

   - Обстоятельства так сложились, что моя дочь полюбила вас, - продолжала она. - Я ни в чем не упрекаю вас и не порицаю своей дочери. И, конечно, вам не было никакого дела до того, что происходит в моем сердце. Вы, конечно, не знали, что я страдала за вас и из-за вас. Ведь это так понятно, когда люди всецело захвачены эгоизмом своей страсти. Вы оба пренебрегли моей родительской властью, но я не обвиняю и не жалуюсь. Я знаю, что моя дочь счастлива, а вы честный и добрый человек. Но я хотела бы задать вам только один вопрос, и мне было бы желательно, чтобы вы ответили на него совершенно откровенно.

   - Пожалуйста, я вас слушаю.

   - Раз вы любите Лизбет, и она любит вас, раз вы намерены продолжать ваше знакомство, то почему же вы не хотите сделать это открыто перед всем миром?

   Госпожа Лангздорф остановилась, как бы ожидая, что молодой человек прервет ее, не даст ей окончить начатую речь, но герцог продолжал неподвижно стоять, устремив в землю взор.

   Вдова стала продолжать, но в ее голосе теперь уже чувствовалось скрытое раздражение.

   - Вы, конечно, поняли меня? Мне неизвестно, сколько вы зарабатываете, но, мне кажется, ваше положение при дворе приблизительно такое же, как и положение моей дочери. Наводя для нас справки, вы узнали, что мы бедны, но имя, которое носит моя дочь, - честное имя, и она вполне может стать супругой скромного труженика, каким вы кажетесь мне. Итак, почему вы не хотите взять мою дочь замуж?

   Герцог, не будучи в состоянии отговориться более или менее неопределенными обещаниями и в то же время не имея сил признаться откровенно, кто он такой, стоял, потупив взор.

   - Отчего же вы не отвечаете мне? - спросила оскорбленная вдова. - Может быть, вы находите мое требование слишком большим? Или в этой связи вы искали только минутного развлечения? Или вы считаете нас недостойными себя? Неужели ваша любовь - простая забава? Значит, моя дочь жестоко ошиблась в вас, принеся вам свою пылкую любовь, которая так захватила ее, что, кроме нее, она ничего не видит и довольна уже тем, если вы говорите ей, что любите ее. Она ничего не требует, ничего не ждет; поверьте, что я говорю не от ее имени. Я действую от своего имени, как мать, и, видя теперь, что мой вопрос далеко не радует вас, я боюсь передать мой разговор с вами Лизбет, чтобы не довести ее до отчаяния. Мне тяжело было бы сказать ей, что вы остались глухи к моим словам. Ваше молчание разрывает мне сердце, и я прошу вас оставить меня наедине с моим горем. Ведь мне приходится отказаться от мысли, что моя дочь в будущем займет прочное и уважаемое место в обществе в качестве вашей законной жены.

   Госпожа Лангздорф поднялась, как бы для того, чтобы показать, что считает их беседу оконченной.

   - Не огорчайтесь так! - проговорил герцог. - Я хорошо понимаю ваш материнский страх, но я и сам занят судьбой Лизбет. Ваше предложение кажется мне совершенно справедливым, но я, к сожалению, не могу дать вам сейчас ответ, который вы ожидаете от меня. Не торопитесь обвинять меня! Не думайте, что я только в силу равнодушия поступаю так. Нет, я люблю вашу дочь, и моей самой дорогой мечтой является желание когда-нибудь назвать перед всеми вашу дочь моей женой. Но у меня есть семья, родственники. Я не могу без них располагать собой. Я связан такими крепкими узами, которые никакая человеческая сила не в состоянии порвать. Не спрашивайте меня, я не могу пока дать вам более подробные сведения о себе! Я не свободен!

   - Великий Боже, так вы женаты?

   - Нет, клянусь вам, но от этого я не более свободен! Дайте срок. Быть может, когда-нибудь вы узнаете истинную причину, почему я теперь отказываюсь дать вам ответ, который вы ждете от меня. Вы поймете. Не огорчайтесь и в особенности не пугайте Лизбет!

   - Я понимаю, какие обязанности налагает сыновняя любовь. О ваших родственниках вы никогда ничего не говорили нам. Я не хочу приставать к вам с ножом к горлу, чтобы вы теперь женились на моей дочери, но требую, чтобы вы сообщили своим родственникам о вашем намерении, на ком вы хотите жениться...

   Герцог одно мгновение колебался, но, мысленно решив, что ему нельзя доводить мать до последней степени отчаяния, сказал:

   - Я обещаю вам сообщить обо всем родителям и сделать все от меня зависящее, чтобы они с распростертыми объятиями приняли Лизбет. Но теперь это никак невозможно. В будущем я, быть может, верну себе свободу, теперь же я прошу вас сообщить Лизбет во дворец, что я жду ее. Если вы разрешаете, то я продолжу нашу беседу с ней и сообщу ей то, о чем говорили мы с вами.

   - Нет, не говорите ничего моей дочери! Я сделала это без ее разрешения и боюсь, что если она узнает, что я говорила с вами о браке, то она подумает, что вы станете меньше любить ее. Я пойду за дочерью во дворец, но говорю вам откровенно, что эта миссия мне очень не по душе. Теперь я соглашаюсь только потому, что вы, по-видимому, очень беспокоитесь, но в следующий раз избавьте меня от этого.

   Госпожа Лангздорф раскланялась с герцогом и отправилась во дворец за дочерью.

   Лизбет действительно вскоре пришла, но без матери. Молодой герцог бросился навстречу к ней, но Лизбет отворачивала от него лицо, так как не могла сдержать лившиеся слезы. Она едва осмеливалась глядеть на герцога, не возвращала ему поцелуев, боялась разговаривать с ним. Она не захотела открыть тайну своей матери, когда та пришла за нею во дворец. Она боялась, что та начнет расспрашивать ее, и решила сообщить ей позднее ужасное открытие, что тот, кого она принимала за студента Франца, оказался внуком императора, эрцгерцогом Францем. Она боялась, что мать, узнав о пропасти, которая отделяет ее от возлюбленного, не вынесет удара. Лизбет по различным намекам угадывала, какие надежды питает мать относительно молодого студента. Теперь же, придя домой и увидев там герцога, Лизбет не выдержала и разрыдалась. Она, казалось, не замечала, что он, как всегда, был одет в скромный костюм студента; ей он теперь представлялся во всем блеске парадной формы с крестом на груди. Она все еще любила студента Франца, но чувствовала, что не сможет полюбить герцога, который был так далек от нее!

   Герцог прижимал ее к своей груди, но не мог добиться от нее слов, которые разъяснили бы ему, почему она так огорчена. Молодая девушка продолжала относиться холодно к нему, отвечая только кивком головы или односложными словами.

   Когда герцог в двадцатый раз задал ей вопрос, любит ли она его, Лизбет вместо о