Повѣсть, соч. А. Лафонтена.
Д³онъ. Ты все останешься неправъ, Любезной Д³огенъ, хотя бы я во всемъ согласился съ тобою; разсказывая приключен³я жизни своей, ты даешь имъ совсѣмъ друг³я краски; но естьли Философовъ - - -
Д³огенъ. О! естьли послушать Философовъ, то я не иное что, какъ тщеславной глупецъ, которой странностями хочетъ обратить на себя вниман³е всѣхъ Грековъ. Я разсказалъ тебѣ приключен³я моей жизни; теперь суди, что необыкновеннѣе: онѣ, или мой характеръ? Я думаю, приключен³я.
Д³онъ. Конечно, естьли положиться на твои слова. Однакожъ въ моихъ глазахъ ты все не правъ. Что за странная мысль жить въ бочкѣ! Признайся, Д³огенъ, что ты хотѣлъ блеснуть своими затѣями.
,,О боги! блеснуть!" вскричалъ Д³огенъ, вставъ съ мѣста и сложивъ печально руки. Онъ прошелъ взадъ и впередъ нѣсколько разъ, опять сѣлъ подлѣ своего пр³ятеля, взялъ его за руку и говорилъ съ жаромъ: ,,Въ этой бочкѣ, другъ мой! прежде меня жили люди, и теперь еще живетъ человѣкъ, которой научился въ ней быть человѣкомъ. О! естьли бы ты зналъ, что заставило меня поселиться въ ней, тогда скорѣе почелъ бы меня Платоническимъ энтуз³астомъ, нежели глупцомъ тщеславнымъ.. Клянусь, что я не хотѣлъ ни блистать, ни отличаться. Каждой разъ, бывая въ Коринѳѣ, провожу ночь въ бочкѣ, и орошаю ее горячими слезами.
Д³онъ. Ты возбудилъ во мнѣ великое любопытство. Пожалуй разскажи мнѣ...
Д³огенъ. Ты не забылъ еще, какъ оба мы жили въ Аѳинахъ. Послѣ отъѣзда твоего въ Аз³ю, и я скоро простился съ Аѳинами. И что дѣлать мнѣ тамъ оставалось? Всѣ указывали на меня пальцами; я прослылъ чудакомъ за то - что не хотѣлъ обобрать богатаго Морона; евнухомъ - что не соблазнилъ дочери почтеннаго моего хозяина, которая чувствовала ко мнѣ склонность; богоотступникомъ - что двѣ мины, за которыя хотѣли допустить меня къ таинствамъ левитскимъ, я отдалъ бѣдному семейству; трусомъ - что я не хотѣлъ ложно присягнуть для погублен³я главнаго жреца, моего непр³ятеля; словомъ, я увидѣлъ что былъ не на своемъ мѣстѣ и - отправился въ Коринѳъ. Не думай, чтобы я надѣялся найти тамъ другихъ людей: Нѣтъ! я пошелъ въ Коринѳъ для того, чтобы попировать у богатаго сластолюбца Леонта, и между тѣмъ уговорить его сдѣлать двухъ человѣкъ щастливыми. Мнѣ удалось изполнить мое желан³е. Леонту было очень пр³ятно видѣть Д³огена, сидящаго съ нимъ за роскошною трапезою, на которой стояло двадцать разныхъ яствъ и столько же сортовъ винъ самыхъ вкусныхъ. Я съ терпѣн³емъ глоталъ ядъ; но отъ того зависѣло благополуч³е двухъ человѣкъ. И такъ я отправился въ Коринѳъ, какъ, сказано, на пиръ къ богатому Леонту.
Путешеств³е мое также покажется тебѣ страннымъ - и не мудрено; потому что для тебя всего обыкновеннѣе видѣть молодыхъ Аѳинянъ, Спартанцевъ, Эпиротовъ, оставляющихъ отечество для того, чтобы возвратиться домой повѣсами или нищими, обжорами или больными, чтобы надоѣдать каждому разсказами о статуяхъ Д³анина храма, или описан³емъ великолѣпной фелюки, на которой они имѣли честь гулять по морю съ какимъ-нибудь Сатрапомъ. А я предпринималъ путешеств³е именно для того, чтобы попировать.
Д³онъ. Гдѣ же бочка, бочка?
Д³огенъ. Тотчасъ. Я сперва шелъ по дорогѣ; потомъ, оставивъ ее, нечувствительно взобрался на красивой холмъ, спустился въ долину и очутился на берегу моря. Что нужды? думалъ я: мнѣ не трудно будетъ берегомъ дойти до Коринѳа. На деревахъ и кустахъ вездѣ я находилъ для себя обильную трапезу; ночи проводилъ въ рыбачьихъ хижинахъ или на утесахъ, и такимъ образомъ приближался къ Истму. Наконецъ я зашелъ въ самую глубину утесовъ, которые простираются черезъ весь перешеекъ; видѣлъ вокругъ себя высок³я крутыя скалы, здѣсь и тамъ прохладныя долины, осѣняемыя дубами, дикими розовыми и другими кустами, межъ которыми струились източники воды прозрачной; слышалъ вдали шумъ морскихъ волнъ, разбивающихся о гранитной берегъ; не было никакой дорожки, никакихъ слѣдовъ ноги человѣческой. Я легъ подъ кустомъ розовымъ и предался сладкой дремотѣ. Вдругъ вѣтеръ заревѣлъ въ утесахъ, и шумъ волнъ раздался на подоб³е ударовъ грома. Самъ не знаю, отъ чего вздумалось мнѣ посмотрѣть на разъяренное морѣ, которое прежде много разъ видѣлъ. Взбираюсь на крутые утесы, но не вижу моря; всхожу еще выше, выше, достигаю вершины послѣдней скалы, но буря уже миновалась, и море тихо колебалось въ берегахъ своихъ; проглянуло солнце красное, и я увидѣлъ внизу предъ собой пр³ятную долину, окруженную гранитами. Взоры мои летаютъ надъ долиною, и встрѣчаютъ сидящую подъ кустомъ женщину, которая держала младенца на рукахъ своихъ. Не видно было никакой хижины. Нещастная! ей, можетъ быть, нужна помощь, подумалъ я и сошелъ внизъ. Приближась къ ней, увидѣлъ молодую, прекрасную женщину, одѣтую въ богатое платье. Незнакомка была одна; не смотря на то, прелести ея скрывались подъ одеждою - ты знаешь, что женщина стыдливая все изъ меня можетъ сдѣлать. На лѣвой рукѣ она держала младенца; правою брала изъ пазухи смоквы, и ѣла ихъ, омочая пищу свою слезами.
Она услышала шорохъ, посмотрѣла вокругъ, вскочила, затрепетала, протянула ко мнѣ руку, показывая, будто хочетъ оттолкнуть меня, хотя я стоялъ отъ нея не близко; потомъ искала взорами, куда бы уйти отъ меня. Я стоялъ неподвижно и просилъ ее не бояться. Незнакомка ничего не отвѣчала, но слезы ея полились еще сильнѣе. Я предложилъ ей свои услуги перевести ее черезъ утесы и возвратить людямъ. ,,Людямъ!" повторила она со вздохомъ, и прижалась лицемъ своимъ къ дитяти. Наконецъ мы познакомились. Она разсказала мнѣ въ короткихъ словахъ, что корабль, на которомъ ѣхала, разбился у здѣшнихъ береговъ, и что волны выбросили ее съ маленькимъ сыномъ на берегъ.
Я примѣтилъ, что другое нещаст³е удручаетъ ее. Она равнодушно разказывала о кораблекрушен³и; но при каждомъ словѣ, которое, по видимому, ничего не значило, а въ самомъ дѣлѣ имѣло отношен³е къ нещастнымъ ея приключен³ямъ, жестокая горесть раздирала ея сердце. Я соболѣзновалъ объ участи ея, и въ другой разъ предложилъ ей свою помощь. Она покачала головою, посмотрѣла на меня съ недовѣрчивост³ю и ясно дала мнѣ замѣтить, что боялась меня болѣе, нежели дикаго уединен³я. Между тѣмъ солнце закатилось. ,,Сколько ни кажусь страшнымъ для тебя, я сказалъ ей съ усмѣшкою, однакожъ ты позволишь мнѣ провести ночь въ твоемъ убѣжищѣ; не уже ли захочешь, чтобы я сломилъ себѣ шею между скалами?"
Она кинула взоръ на утесы и, ударивъ себя рукою въ лобъ, произнесла медленно: ,,какъ я нещастлива". ,,Праведные боги!" вскричалъ я противъ воли своей: ,,как³я злодѣйства поселили въ этой невинной душѣ толь мрачную недовѣрчивость? Я человѣкъ; боюсь боговъ и уважаю друзей ихъ - нещастныхъ. Будь въ томъ увѣрена и ничего не опасайся!" Въ самомъ дѣлѣ, говоря это, я столько было тронутъ, что на глазахъ моихъ навернулись слезы.
Она зарыдала и подала мнѣ руку; такимъ образомъ мы заключили оное знакомство. Я сыскалъ себѣ мѣсто для ночлега на одной сторонѣ между утесами; она укрылась на другой. По утру мы опять сошлись на долинѣ. Мнѣ хотѣлось узнать о небольшомъ ея хозяйствѣ. Взявъ ее за руку, я сказалъ съ чувствомъ сострадан³я: ,,какъ мнѣ жаль тебя! безъ хижины, безъ крова, подвержена суровостямъ воздуха!" Она улыбнулась и отвѣчала: ,,у меня есть хижина; ахъ! она прилична моему положен³ю". Тутъ она привела меня къ подошвѣ одного утеса, при которомъ лежала большая бочка выброшенная на берегъ морскими волнами. ,,Вотъ мое жилище!" Горестно смотрѣлъ я на постелю, сдѣланную изъ тростника и листьевъ древесныхъ; постелю, которую боги и злодѣян³я людей опредѣлили для невинности. Я не могъ удержаться, чтобы не объявить ей моего мнѣн³я. Слезы блеснули въ глазахъ ея, и мнѣ кажется, что это были слезы благодарности. ,,При всемъ томъ я здѣсь несравненно щастливѣе," сказала она ,,нежели когда была бы въ другомъ мѣстѣ."
Я просилъ ее оставить дикую пустыню и идти со мною. Легкимъ движен³емъ головы она дала мнѣ знать, что не можетъ на то рѣшиться. Я усугубилъ мою прозьбу и услышалъ въ отвѣтъ, что она не въ силахъ предпринять путешеств³я по гранитнымъ утесамъ. ,,Ахъ! продолжала она: дай мнѣ спокойно умереть здѣсь; мнѣ остается жить не долго." Теперь только я могъ примѣтить, чего прежде, не знаю по чему, не удалось мнѣ сдѣлать, что огонь погасъ уже въ ея взорахъ, что розы поблекли на щекахъ ея. Теперь только съ ужасомъ я увидѣлъ томное, блѣдное лицо ея, которое улыбалось ко смерти; услышалъ слабый, тих³й голосъ ея, которой, подобно пѣн³ю лебедя, возвѣщалъ близкую кончину.
Наше знакомство скоро превратилось въ нѣжную дружбу. Сердце ея примѣтно становилось искреннѣе. Она около часа уже сидѣла подлѣ меня, и облегчала скорбь свою повѣствован³емъ о любви своей къ дитяти, и о томъ, какъ она занималась его судьбою. О! я съ радост³ю согласился бы просидѣть подлѣ нее цѣлой годъ, прижавъ руку ея къ моему сердцу, устремивъ взоръ на ея угасш³е глаза, чуждые нескромныхъ желан³й, и слушать томной, но милой голосъ ея! Развѣ мало горестей боги посылаютъ намъ? Нѣтъ! Надобно еще, чтобы люди съ ярост³ю Фур³й отнимали у невинности кратк³я минуты весел³я, которыя въ удѣлъ ей достаются! - Приключен³я этой женщины поселили во мнѣ ненависть къ человѣчеству; прежде я только насмѣхался надъ людьми, а тогда готовъ былъ проклинать ихъ. И эту перемѣну сдѣлала - бочка!
Д³онъ. Ты еще не кончилъ. Разскажи мнѣ приключен³я женщины.
Д³огенъ. Въ одинъ прекрасной вечеръ я сидѣлъ на гранитномъ утесѣ подлѣ Xариклеи, такъ называлась женщина. Одною рукою она оперлась на плечо мое, другую положила на мое колѣно. Тутъ она разсказала мнѣ горестную свою истор³ю; повѣствован³е продолжалось до самой ночи.
Она родомъ изъ Андоса - небольшаго острова въ морскомъ заливѣ; на пятнадцатомъ году вышла за мужъ за Калл³аса, прекраснаго молодаго человѣка. Описывая щастливые дни первой любви своей и брака, на минуту забыла она горесть настоящую. Нѣжная краска показалась на щекахъ ея; слабый лучь весел³я живилъ ея взоры, грудь ея примѣтно поднималась подъ одеждою. Это служило доказательствомъ истинны словъ ея, когда она говорила, что чувственныя удовольств³я не были однимъ изъ главнѣйшихъ ея наслажден³й. Съ возторгомъ она возпоминала о протекшихъ дняхъ блаженства и часто обращала къ морю радостные взоры, какъ бы желая найти ту хижину, въ которой была столько щастливою. Но когда дошло дѣло до претерпѣнныхъ злоключен³й, огонь погасъ въ глазахъ ея и слезы полились ручьями. Она поднесла дитя къ лицу своему, омочила его слезами и покрыла поцѣлуями.
Цѣлой годъ протекъ въ невинности, добродѣтели, любви и щаст³и. Мелонъ, богатый Коринѳянинъ, имѣвш³й въ Андосѣ сельской домъ, увидѣлъ ее на праздникѣ. Красота Хариклеи плѣнила сластолюбца. Онъ предложилъ ей золото, жемчуги, драгоцѣнные камни, помѣстья за одну ночь наслажден³й - и его предложен³я отвергнуты съ презрѣн³емъ. Ему вздумалось похитить ее. Калл³асъ настигаетъ его въ то самсе время, когда злодѣй увлекалъ свою жертву; разгоняетъ невольниковъ, повергаетъ на землю робкаго похитителя и возвращается домой съ своею супругою. Вдругъ требуютъ Калл³аса къ суду, читаютъ доказательства вины его, выслушиваютъ свидѣтелей, пожимаютъ плечами, сожалѣютъ о нещастномъ жреб³и Калл³аса, совѣтуютъ ему во всемъ положиться на волю боговъ и, въ силу законовъ, отдаютъ его Мелону въ вѣчное рабство. Мелонъ вырываетъ Хариклею изъ объят³й супруга ея, котораго приказываетъ, отягчивъ оковами, отправить въ рудокопни Коринѳск³я на работу.
Сластолюбецъ предлагаетъ Хариклеѣ свободу мужа ея на постыднѣйшемъ услов³и, достойномъ развращенной души его. Любовь и цѣломудр³е борются въ невинномъ сердцѣ. Хариклея въ нерѣшимости: она повергается къ ногамъ властелина судьбы мужа своего; злодѣй улыбается и требуетъ пожертвован³я непорочност³ю. Она обѣщается изполнить его волю, естьли Калл³асъ на это согласится; отправляетъ вѣрнаго невольника съ пись-омъ къ своему супругу. Калл³асъ читаетъ письмо, блѣднѣетъ, возводитъ къ небу взоры. Онъ написалъ въ отвѣтъ слѣдующее: ,,Нѣтъ, Xариклея! я знаю тебя. Невѣрность твоя спасетъ меня; но ты не будешь спокойна во всю жизнь. Живи для твоего и моего младенца, залога любви нашей. За Стиксомѣ увижу тебя вѣрною, непорочною. Прощай - за тебя умираю."
Отдавъ письмо, Калл³асъ бросился въ пропасть бездонную. Невольникъ возвращается, съ рыдан³емъ разсказываетъ то, что видѣлъ, и отдаетъ письмо нещастной. Она въ отчаян³и падаетъ на землю. Пришедъ въ себя, бѣжитъ на площадь, рыдаетъ, кричитъ и требуетъ правосуд³я. Народъ вступился за бѣдную. Мелонъ убѣжалъ въ Коринѳъ и, въ объят³яхъ прелестницъ, забылъ свое преступлен³е. Хариклея рѣшилась сама ѣхать за нимъ и тамъ собственными руками заклать злодѣя въ жертву тѣни своего супруга. Она беретъ сына и отправляется съ нимъ на кораблѣ.
Одна горесть, одно отчаян³е подкрѣпляло ея силы. Буря занесла корабль въ тѣсноту утесовъ и потопила всѣхъ, которые на немъ находились, одна Xариклея съ сыномъ спаслась отъ погибели. Бочка, выброшенная па берегъ, была ея жилищемъ. Здѣсь провела она нѣсколько недѣль, питаясь плодами; силы ея отчасу ослабѣвали. Она съ ужасомъ представляла себѣ, что сынъ ея долженъ будетъ умереть голодною смерт³ю, когда сама лишится жизни; отчаявалась, надѣялась; наконецъ, увидясь со мною, обрадовалась и не боялась уже, что сынъ ея умретъ отъ голода.
Вотъ краткая истор³я этой женщины! Я слабо и холодно изобразилъ тебѣ только главныя черты ея горести. О! естьли бы ты слышалъ ее самую! есть-либы видѣлъ, какъ она вдругъ вставала съ мѣста, простирала руки къ свѣтлому мѣсяцу, жаловалась на боговъ, потомъ опять садилась подлѣ меня и съ тихими вздохами, томнымъ, прерывающимся голосомъ продолжала свое повѣствован³е естьли бы ты видѣлъ, какъ она вспомнивъ о своемъ супругѣ, изступлен³и бросалась ко мнѣ на шею, омочала лицо мое своими слезами и требовала отъ меня и отъ боговъ мщен³я! Твердые граниты смягчились бы ея жалобами, естьли бы могли понимать ихъ. Я, холодной, нечувствительной Д³огенъ, которой надо всѣмъ насмѣхался, я самъ заливался слезами, какъ маленькой робенокъ, лежалъ у ногъ ея, склонялъ печальное лице на грудь ея и въ сладостномъ умилен³и цѣловалъ ея руки.
Посмотри, Д³онъ! я и теперь плачу, возпоминая объ этой Ночи. Слушай далѣ. Мы жили на долинѣ, какъ будто небо опредѣлило намъ быть заточеннымъ между скалами. Ни одинъ разъ не приходило мнѣ на мысль желан³е съ нею разстаться. Я забылъ о свѣтѣ и провелъ цѣлой мѣсяцъ - щастливѣйш³й въ моей жизни - въ семъ тѣсномъ кругѣ скорби и сѣтован³я. Здоровье Хариклеи часъ отъ часу изнемогало; каждое утро она выходила изъ своей бочки блѣднѣе и слабѣе; ея чувствован³я каждой день становились тише и спокойнѣе. Часто я съ горест³ю и досадою смотрѣлъ на нее, сидящую въ глубокой задумчивости, сложивъ руки, съ печальною улыбкою; казалось, она внимала гласу смерти, которая готова была разлучить ее съ м³ромъ; смотрѣлъ, и понималъ ее. Когда въ безмолвныхъ мечтан³яхъ своихъ поднимала она вверхъ руки, клала ихъ на разтерзанное сердце. потомъ, прижавъ голову невиннаго младенца къ блѣднымъ губамъ своимъ, тихо произносила: ,,будь щастливъ!"
Такое для меня зрѣлище, так³я впечатлѣн³я продолжались цѣлой мѣсяцъ. Наконецъ силы совершенно оставили ее; она не могла уже встать съ одра болѣзни. Я сидѣлъ у ея постели, держалъ сына ея на своихъ колѣнахъ, и видѣлъ, какъ она умирала каждую минуту; ничего болѣе не видѣлъ, не слышалъ, не чувствовалъ, кромѣ ея смерти. Вся долина ничего болѣе не вмѣщала въ себѣ, кромѣ плачевныхъ приключен³й Хариклеи. О вы, живущ³е въ шумномъ свѣтѣ! тысяча предметовъ развлекаетъ васъ, тысяча предметовъ удаляетъ васъ отъ зрѣлища человѣческой бѣдности! а я сидѣлъ при Хариклеѣ, и ничего другаго не видѣлъ, кромѣ того, какъ смерть перерывала нити жизни ея, одну за другою; однѣ горестныя стенан³я наполняли слухъ мой; одни угасающ³е глаза были предметомъ моего зрѣн³я. Я умиралъ каждую минуту вмѣстѣ съ нею.
Наконецъ Хариклея улыбнулась, подала мнѣ руку, взглянула на сына, вздохнула и - скончалась. Не буду разсказывать тебѣ, какимъ странностямъ я предавался послѣ ея смерти; теперь я слыву въ Грец³и холоднымъ насмѣшникомъ, но тогда прослылъ бы сумазброднымъ мечтателемъ и фанатикомъ. Ненависть моя къ людямъ была безпредѣльна. Я поклялся на могилѣ Хариклеи никогда не оставлять долины, умереть тамъ, гдѣ она скончалась, и скрыть отъ сына ее, что существуютъ на свѣтѣ друг³е люди, они умертвили его родителей, слѣдственно онъ не могъ любить ихъ. Бочка Хриклеи досталась мнѣ въ наслѣдство. Ни одинъ сынъ Царск³й не наслѣдовалъ Престола отца своего съ такою гордост³ю, съ какою я вступилъ въ обладан³е бочкою, въ которой скончалась невинность. Садясь въ нее, я торжественно обѣщался самъ передъ собою, жить тамъ до моей смерти. Ахъ, Д³онъ! Ни одной ночи я не провелъ въ бочкѣ безъ того, чтобы не сдѣлаться смиреннѣе, чувствительнѣе, терпѣливѣе. Казалось, что Ген³й добродѣтелей Хариклеи: терпѣн³я, кротости, доброты сердца, еще оставался на одрѣ ея смерти. Никогда я не ложился на постелю Xариклеи, не повторивъ клятвы своей быть столь же терпѣливымъ, стольже человѣколюбивымъ, кроткимъ и простосердечнымъ, какъ эта женщина.
Время умѣрило печаль мою, а вмѣстѣ съ нею погасило во мнѣ ненависть къ человѣчеству. Я разсуждалъ о томъ, что должно дѣлать съ робенкомъ, котораго боги даровали мнѣ, и которой столько былъ дорогъ моему сердцу. Я зналъ и чувствовалъ, что праздное уединен³е не есть назначен³емъ для человѣка, хотя бы бѣды и нещаст³я ожидали его въ обществѣ. ,,Такъ!" сказалъ я, прижимая дитя къ моему сердцу: ,,ты долженъ учиться терпѣть, сынъ мой! ты долженъ жить между людьми! Наслѣд³е твоей матери, эта бочка, единственный памятникъ ея существован³я, пусть научитъ тебя быть человѣкомъ, пусть научитъ терпѣливо сносить то, чего избѣжать не можно!"
Едва успѣлъ я кончить, какъ вдругъ слышу человѣческ³й голосъ. Вижу лодку, приставшую къ берегу, иду на встрѣчу и нахожу Лаомедона, стариннаго своего пр³ятеля. Онъ удивляется моему пребыван³ю въ пустынѣ и предлагаетъ мнѣ ѣхать съ нимъ вмѣстѣ. Я требую, что бы бочка, драгоцѣнное наслѣдство моего сына, взята была на корабль. Лаомедонъ смѣется моей странности. ,,На что тебѣ бочка?" спрашиваетъ онъ. -,,Я живу въ ней; а человѣкъ не долженъ оставлять своего жилища." - Какая мысль! Д³огенъ все таковъ же, какъ былъ прежде !
Бочку мою взяли. Простясь съ прахомъ Хариклеи на ея могилѣ, я сѣлъ на корабль. Скоро мы очутились подлѣ Коринѳа. Меня съ мальчикомъ и бочкою высадили на берегъ, и выгрузили привезенные товары. Насъ окружила толпа любопытныхъ. Тутъ вздумалъ я о Мелонѣ, уб³йцѣ родителей моего мальчика, и вдругъ мысль о намѣрен³и Хариклеи, отмстить злодѣю, подобно вдохновен³ю боговъ, проникла мою душу, овладѣла ею. Я подкатилъ бочку подъ тѣнистое масличное дерево, сѣлъ съ мальчикомъ на землѣ и дожидался вечера. Шумъ утихъ; по захожден³и солнца, я легъ въ бочкѣ и заснулъ спокойно съ планомъ въ головѣ моей.
Между тѣмъ Лаомедонъ разсказывалъ въ Корннѳѣ о Д³огенѣ и его бочкѣ.
На другой день, открывъ глаза, я увидѣлъ уже стоящую около бочки толпу любопытныхъ, которые смотрѣли на насъ и шутили. Встаю, умываюсь, умываю, мальчика, набираю плодовъ и учу ходить моего сына. Это занимало всѣхъ, а мнѣ того-то и хотѣлось. Сперва подходилъ народъ и насмѣхался надо мною. Потомъ явились знаменитые граждане, осматривали бочку, останавливались, смѣялись, подходили ближе, спрашивали. Я давалъ отвѣты самые простые, по моему обыкновен³ю, и между тѣмъ освѣдомлялся объ имени каждаго посѣтителя. Наконецъ явился Мелонъ. ,,Ты называешься Мелономъ? ты сынъ Лиз³аса?" - Точно. - Я пристально смотрѣлъ на него. Онъ шутилъ надъ бочкою. ,,Эта бочка, пр³ятель дорогой!" сказалъ я, ,,ближе къ тебѣ, нежели, можетъ быть, ты думаешь. Ты отдалъ бы за нее мраморные чертоги, съ тѣмъ только, чтобы провести въ ней хоть одну ночь такъ спокойно, какъ я живу уже цѣлой мѣсяцъ. Слушай!" прибавилъ я: ,,естьли Фур³и вздумаютъ когда-нибудь напасть на тебя съ своими пламенниками, то ожидай ихъ изъ этой бочки. Въ ней живетъ Д³огенъ - и твое отчаян³е."
Злодѣй смутился. ,,Естьли ты хочешь знать болѣе", прибавилъ я, ,,то приходи ко мнѣ въ нынѣшнюю ночь; я разскажу тебѣ нѣчто. Онъ пошелъ отъ меня въ глубокой задумчивости; по наступлен³и ночи опять явился. Я хотѣлъ разтерзать его сердце. Оба мы сѣли подлѣ бочки, въ которой дитя уже спало. Ясной мѣсяцъ освѣщалъ насъ. Можно было наблюдать лицо его. Я разсказалъ ему слышанныя тобою приключен³я Хариклеи, не упоминая объ ея имени. Начало повѣствован³я онъ слушалъ съ смущен³емъ, не прерывалъ продолжен³я и становился часъ отчасу внимательнѣе. Я видѣлъ, какъ лицо его измѣнялось; видѣлъ, какого труда стоило ему казаться спокойнымъ. Взоръ его помрачился, когда я говорилъ объ отчаяи³и нещастной по получен³и извѣст³я о смерти ея мужа. Вздохъ насильно вырвался изъ груди его, не смотря на то, что онъ всячески старался удержаться. Наконецъ рѣчь дошла до послѣднихъ часовъ жизни Xариклеиной и ея смерти; онъ затрепеталъ, отворотился отъ меня, закрылъ рукою лицо свое и, казалось, утиралъ текущ³я слезы. ,,Здѣсь," говорилъ я, ,,въ этой бочкѣ скончалась нещастная." Онъ уныло взглянулъ на бочку. ,,Посмотри," продолжалъ я: "на с³и доски градомъ падали ея слезы, слезы горести безконечной; въ семъ тѣсномъ жилищѣ раздавались ея вздохи и стенан³я. Оставленная отъ всего свѣта, въ нищетѣ, въ изнеможен³и, въ отчаян³и, принужденная съ невиннымъ младенцемъ умирать голодною смерт³ю, Xариклeя скрывалась въ сей бочкѣ, которая была гробомъ ея. Такъ, Мелонъ! между сими досками, надъ которыми ты смѣешься, раздавалось смертное храпѣн³е женщины, лишенной жизни отъ твоего злодѣйства." - Я замолчалъ.
Мелонъ, опять взглянувъ на бочку, вскочилъ съ трепетомъ, показывая, что слышитъ нѣчто ужасное. ,,Слышишь ли?" вскричалъ онъ голосомъ робкимъ. ,,Теперь понимаешь," я сказалъ ему, ,,что у тебя есть совѣсть? Тихое дыхан³е сына тебѣ кажется храпѣн³емъ умерщвленной матери! Нигдѣ не скроешься отъ Фур³й: онѣ гнѣздятся въ твоемъ сердцѣ; собственное твое дыхан³е будетъ казаться тебѣ послѣдними вздохами умирающей Xариклеи." Мелонъ онѣмѣлъ и дрожалъ, какъ въ лихорадкѣ. Я схватилъ его за правую руку, насильно притащилъ къ бочкѣ, и продолжалъ съ жаромъ: ,,Здѣсь я поклялся мстить за нещастную; здѣсь умерла она, здѣсь раздавалось послѣднее храпѣн³е твоей жертвы. Злодѣй! ты слышишь его? вотъ казнь твоя! Въ этой ужасной для тебя бочкѣ поселюсь въ Коринѳѣ, охотно возложу на себя должность Фур³й, которымъ надлежитъ мучить тебя,уб³йца нечестивый! Теперь торжествуй, сластолюбецъ! усыпляй совѣсть свою забавами, музыкою, пирами! Я подкачу бочку свою передъ твои чертоги. Собесѣдники твои скажутъ со смѣхомъ: ,,вотъ Д³огенъ съ бочкою!" Тогда отчаян³е разольетъ желчь во всѣ твои члены; тогда сердце перевернетея во внутренности твоей; тогда онѣмѣешь среди пирован³я и съ трепетомъ будешь взирать на предметъ твоего мучен³я."
Мнѣ казалось, что Мелонъ не слышалъ послѣднихъ словъ. Онъ упалъ на бочку, обнялъ ее своими руками, зарыдаль; потомъ, вставъ съ поспѣшност³ю, побѣжалъ изо всей силы. Я имѣлъ намѣрен³е только отмстить за нещастную; но сдѣлалъ болѣе - привелъ въ чувство злодѣя. Спустя два дни, ночью разбудилъ меня голосъ говорящаго человѣка: это былъ Мелонъ. ,,Д³огенъ!" сказалъ онъ горестно: ,,ты разтерзалъ мою душу." Онъ наклонился къ младенцу, омочалъ его слезами и продолжалъ, всхлипывая: ,,О естьли бы боги возвратили жизнь родителямъ твоимъ, я купилъ бы ее собственною моею кров³ю! но постараюсь сдѣлать то, что въ моей власти. Отнынѣ будешь моимъ сыномъ. Симъ рукописан³емъ укрѣпляю за мальчикомъ половину моего имѣн³я и дѣлаю его своимъ наслѣдникомъ."
Это изумило меня. Я не могъ ввѣрить дитя сластолюбцу, и не зналъ, что дѣлать, не смотря на всѣ доказательства любви Мелоновой къ невинному малюткѣ. Между тѣмъ онъ разорвалъ связь съ прелестницами и началъ вести себя воздержно и кротко, безъ принужденнаго оказан³я наружной честности, такъ что я отважился отдать ему мальчика и бочку. Я перешелъ къ нему въ домъ. Мелонъ поставилъ бочку въ самомъ скрытномъ мѣстѣ своего сада, сдѣлалъ надъ нею кипарисовую бесѣдку, и большую часть дня въ ней просиживалъ. Спустя нѣсколько мѣсяцовъ я разстался съ нимъ, будучи совершенно увѣренъ въ его изправлен³и.
По прошеств³и немногихъ лѣтъ, я посѣтилъ Мелона. Печаль его уже разсѣялась; характеръ важный и твердый занялъ ея мѣсто въ душѣ его. Сынъ Хариклеи любилъ новаго своего благодѣтеля съ дѣтскою нѣжност³ю. Я бросился въ объят³я Мелоновы. ,,О Д³огенъ!" сказалъ онъ: ,,какимъ драгоцѣннымъ подаркомъ ты наградилъ меня! Буря с страстей утихаетъ; возникающая чувственность изчезаетъ, когда прикасаюсь къ твоей бочкѣ." Теперь минуло уже пятнадцать лѣтъ тому, какъ бочка поставлена въ саду Мелоновомъ; каждой разъ, бывая въ Коринѳѣ, провожу ночь въ бочкѣ, и каждой разъ просыпаюсь умнѣе и чувствительнѣе въ семъ тѣсномъ вмѣстилищѣ, бывшемъ жилищемъ отчаян³я и добродѣтели.
Вотъ истор³я бочки, которая была причиною, что я прослылъ глупцомъ и чудакомъ. Да благоволятъ боги, чтобы каждой человѣкъ жилъ въ чертогахъ съ такою чест³ю для себя, какъ я въ бочкѣ! - Ахъ! смотри, какъ этотъ бѣдной юноша измучился подъ тяжелою своею ношею; мнѣ жаль его! помогу ему нести.
Д³онъ. Пускай его несетъ одинъ! Скажи же мнѣ, Д³огенъ, развѣ Мелонъ - -
Д³огенъ. Мелонъ также скорѣе пособилъ бы юношѣ, нежели сталъ разсказывать. Прости до свидан³я!
"Вѣстникъ Европы". Часть XVI, No 17, 1804