Главная » Книги

Хаггард Генри Райдер - Она, Страница 4

Хаггард Генри Райдер - Она


1 2 3 4 5 6 7 8

ом. Последнее, вероятно, нередко практиковалось у дикарей. Сцены битвы встречались очень мало, из чего я заключил, что этот народ нечасто подвергается нападению врагов, - вероятно, в силу особенностей этой болотистой страны. Между скульптурными изображениями я заметил странные надписи, но не мог разобрать их. Конечно, это не был ни греческий, ни египетский, ни еврейский и не ассирийский языки; надписи походили больше всего на китайские иероглифы.
   Отряд телохранителей королевы остановился у входа в пещеру, чтобы пропустить нас туда. При входе нас встретил человек в белой одежде, который молча и смиренно поклонился. Это был глухонемой.
   На двадцать футов от входа в пещеру вправо и влево тянулась широкая галлерея. У входа в левую галлерею стояли два воина, и я подумал, что здесь, вероятно, вход в апартаменты королевы. Вход в правую был не защищен, и немой пригласил нас жестом отправиться туда. Пройдя несколько ярдов по галлерее, освещенной лампами, мы вошли в комнату с тяжелой занавесью у входа. Немой отдернул ее и провел нас в новое помещение, вырубленное в скале, но ярко озаренное солнцем. В этой комнате находилось каменное ложе, сосуды с водой для омовения и шкуры леопарда вместо одеял.
   Здесь мы оставили Лео и Устану. Я заметил, что немой дикарь бросил на нее острый взгляд, как бы спрашивая: кто ты такая и зачем пришла сюда?
   Затем он провел нас в следующую такую же комнату, которую занял Джон, потом указал еще две, в которых разместились мы с Биллали.
  
  

XII

"ОНА"

   Первой моей заботой было немного умыться и почистить платье, которое мы не меняли с момента гибели шхуны. К счастью, все наше имущество и одежду, находившуюся в лодке, доставили сюда носильщики. Я был очень доволен, что наше платье сделано из крепкой серой фланели, так как она очень удобна для путешествия. Простой жакет и пара штанов - все это очень тепло и удобно для тропической страны, хорошо защищает от лучей солнца и не дает быстро замерзнуть при внезапных переменах температуры.
   Никогда не забуду я, как хорошо почувствовал себя, когда помылся и переоделся в чистую фланель. Единственное, чего мне не доставало для полного комфорта, - это куска мыла.
   Потом я узнал, что народ Амахаггер употребляет для мытья кусок жженой земли, у которой неприятный вид, но она отлично заменяет мыло.
   Я оделся, расчесал бороду, чтобы не походить уж совсем на обезьяну, как называл меня Биллали, и почувствовал голод. Поэтому я был очень доволен, когда занавеска у входа в мою комнату бесшумно отдернулась, и вошла немая девушка, которая знаками показала мне, что для нас приготовлена закуска. Я последовал за ней в следующую комнату, где застал Джона, которого привела сюда, к его великому смущению, красивая немая девушка. Бедняга не мог забыть женщину с "раскаленным горшком" и подозревал в дурном намерении любую приближавшуюся к нему женщину.
   Комната, в которую мы вошли, была большая и, вероятно, когда-то служила местом для бальзамирования умерших. Вдоль стен находились большие каменные столы и отверстия для воздуха. Я заметил, когда рассмотрел их внимательнее, что стол слева, очевидно, предназначался для человеческого тела, потому что на нем было сделано возвышение для головы и поддержка для шеи. Скульптура, которой были украшены стены комнаты, изображала смерть, бальзамирование и похороны старика с длинной бородой, вероятно, древнего короля или сановника страны.
   Эти скульптурные изображения были замечательны. Я рассматривал их с живым интересом. Но вот мы уселись за прекрасный обед, состоявший из козьего мяса и лепешек. Все это подавалось на чистых деревянных блюдах.
   После завтрака мы пошли навестить бедного Лео, а Биллали ушел, сказав мне, что должен ожидать королеву и выслушать ее приказания. Лео был очень болен и бормотал что-то бессвязное. Устана поддерживала его. Я заговорил, и мой голос, казалось, успокоил его, он стал спокойнее и согласился принять хинин. Около часа просидел я у него. Наконец стало темно, и я едва различал его голову, лежавшую на подушке, которую мы соорудили, завернув мешок в одеяло, - как вдруг явился Биллали и с важным видом сообщил мне, что "Она" удостоила выразить желание видеть меня - редкая честь, нечасто выпадавшая на долю смертных. Мне кажется, он ужаснулся той холодности, с которой я принял эту честь, но, по правде говоря, я не чувствовал особой радости при мысли о встрече с дикой и мрачной королевой людоедов, как бы ни была она таинственна, тем более, что голова моя была занята болезнью Лео. Я встал, чтобы последовать за Биллали, но в это время увидел что-то блестящее на полу. Может быть, читатель помнит, что в шкатулке Винцея вместе с обломком амфоры находилась еще скарабея с изображением гуся и другого курьезного иероглифа "Suten se Ra", т.е. "Царственный сын солнца". Так как эта скарабея была очень мала, то Лео вделал ее в массивное золотое кольцо. Это кольцо я нашел теперь на полу. Лео сбросил его на пол в приступе лихорадки. Опасаясь, что кольцо затеряется, я надел его на свой палец и последовал за Биллали.
   Мы прошли левый коридор и вошли в коридор по другую сторону пещеры, где у входа, словно две статуи, стояли два воина. Они склонили голову в знак приветствия. Мы прошли мимо них и очутились в галлерее, которая была ярко освещена. Нас встретили четверо немых людей, - двое мужчин и две женщины, которые поклонились нам; потом женщины встали впереди нас, а мужчины - сзади. В таком порядке наша процессия двинулась вперед, миновала несколько входов с занавесями, ведущими в помещение прислужников королевы. Еще несколько шагов, и мы дошли до конца галлереи. Два стража в одеждах из желтоватого полотна также поклонились нам и пропустили нас в следующее помещение, где восемь или десять светловолосых женщин, по большей части молодых и красивых, сидели на подушках, работая над чем-то вроде вышивки. Все они были глухонемые. На дальнем конце комнаты находился еще вход, завешенный тяжелым, в восточном вкусе, ковром, где стояли две очень красивые девушки. Когда мы подошли к ним, они отдернули тяжелый занавес. Тут Биллали проделал смешную вещь. Этот почтенный джентльмен лег на живот и в такой некрасивой позе, с длинной белой бородой, которая волочилась по полу, пополз на руках и коленках в следующую комнату. Я последовал за ним на ногах. Взглянув через плечо, он заметил это.
   - Ляг на пол, сын мой! Ползи! - произнес он, - "Она" присутствует здесь, и если ты не будешь скромен, "Она" поразит тебя на месте!
   Я остановился и почувствовал ужас. Мои колени начали подгибаться, но разум пришел на помощь. Зачем я, англичанин, буду ползать, подобно дикарю, в присутствии дикой королевы? Я не мог сделать подобного, пусть бы от этого и зависела моя жизнь!
   Я смело пошел вперед и очутился в маленькой комнате, стены которой были завешаны богатыми тканями, - работой, как я узнал после, немых женщин. В комнате стояли стулья из черного дерева с украшениями из слоновой кости, пол покрывал ковер. В конце комнаты я заметил уединенный уютный уголок, завешенный занавесом, сквозь который пробивались лучи света.
   Биллали не был специалистом по части ползания, и мы медленно двигались по комнате, так как я соразмерял свои шаги с его движениями.
   Наконец мы добрались до занавеса, Биллали ткнулся в него, протянув вперед руки, словно собираясь умирать. Я, не зная, что делать, осматривал комнату и вдруг почувствовал, что кто-то смотрит на меня из-за занавеса.
   Страх овладел мной. Кругом царила тишина, Биллали как труп лежал перед занавесом, комната, озаренная светом ламп, благоухала чудным ароматом. Минута шла за минутой. Все было тихо; ни признака жизни, ни одного движения! Я чувствовал на себе чей-то взгляд, пронизывавший меня насквозь, и был так испуган, что у меня перехватило дыхание.
   Наконец занавес пошевелился. Кто был там?
   Занавес снова пошевелился, и между складками его появилась прелестная, белая как снег рука, с длинными тонкими пальцами и изящными ногтями. Рука приподняла занавес, и я услышал удивительно нежный серебристый голос.
   - Чужестранец, - сказал голос на чистейшем классическом арабском языке, - отчего ты так испугался?
   Я настолько сохранил самообладание, что не выдал своего удивления. Но прежде чем я ответил, из-за занавеса вышла высокая фигура.
   Вся она была закутана белым газом; это напомнило мне мумию в могильном одеянии.
   Я перепугался еще больше при появлении призрачного существа, и волосы зашевелились на моей голове, хотя я мог ясно различить в этой мумии высокую и прекрасную женщину, обладающую удивительной, почти змеиной, гибкостью и грацией.
   - Отчего ты испугался, чужестранец? - снова повторил нежный голос, звучавший как музыка, но проникавший до самого сердца. - Разве я так страшна, что могу испугать мужчину? Надо полагать, что мужчины сильно изменились!
   С легким и кокетливым движением стана она обернулась, словно желая показать всю свою красоту и роскошные волны черных волос, спускавшихся до полу, до обутых в сандалии ног.
   - Твоя красота поразила меня, о королева! - ответил я скромно, не зная, что сказать, и мне послышалось, - старый Биллали, лежавший на полу, пробормотал: "Хорошо, моя обезьяна, хорошо!"
   - Я вижу, что мужчины умеют льстить женщинам! - ответила она со смехом, звеневшим, как серебряный колокольчик. - Ты испугался, чужестранец, потому что мой взгляд проник в твое сердце. Но так как я женщина, то прощаю тебе ложь, сказанную так любезно! Теперь скажи мне, как вы попали в эту страну - страну пещер, болот, злодеяний и теней смерти? Зачем вы пришли сюда? Как решились вы вручить свою жизнь в руки Хийя, или "Той, которой повинуется все"? Откуда ты знаешь мой язык? Это - древний язык, сладкозвучное дитя старой Сирии. Что делается в мире? Я живу в пещерах среди мертвецов, и ничего не знаю о людях и не забочусь об этом. Я живу, чужестранец, моими воспоминаниями, и воспоминания лежат в могиле, вырытой моими собственными руками!
   Ее чудный голос дрогнул и зазвенел. Вдруг глаза ее упали на фигуру Биллали, и она вспомнила о нем.
   - А, вот и ты, старик! Скажи мне, как случилось это безобразие в твоем хозяйстве? Кажется, мои гости были в опасности? Одного из них хотели убить и съесть твои дети, эти скоты, и если бы чужестранцы не дрались с такой смелостью, то были бы все убиты, и я не могла бы ничего поделать. Что это значит, старик? Не должна ли я наказать тебя?
   Голос ее зазвучал гневно и холодно. Биллали, который вовсе не был трусом, замер от ужаса.
   - О, Хийя, великая королева! - вопил он, лежа на полу. - Будь милостива, я твой верный слуга! Это не моя вина. Женщина, над которой посмеялся один из белых гостей, внушила им следовать старинному обычаю и съесть толстого черного молодца, который пришел с твоими гостями - Обезьяной и Львом, - бедный Лев очень болен, - зная, что ты не отдала никаких приказаний насчет него. Обезьяна и Лев убили женщину и черного слугу, чтобы спасти его от ужасной смерти. Тогда эти скоты, опьяненные жаждой крови, набросились на твоих гостей. Но белые храбро боролись с ними. О, Хийя! Они дрались как мужи и убили многих, и я пришел и спас их, а злодеев послал сюда, на равнину Кор, чтобы ты, великая, судила их! Они уже здесь!
   - Да, старик, я знаю. Завтра я сяду в большом зале и буду судить их! А тебя я прощаю. Смотри, чтобы вперед этого не случалось у тебя! Иди!
   Биллали поднялся с пола и, стоя на коленях, трижды поклонившись до земли, пополз из комнаты и исчез за занавесом, оставив меня одного с этой ужасной, но очаровательной женщиной.
  
  

XIII

АЭША

   - Ушел! - произнесла "Она". - Ушел седобородый глупец! Как мало познаний приобретает человек в жизни. Подобно воде, жизнь проскальзывает у него между пальцев, и если пальцы его чуть-чуть мокры, как от росы, целое поколение глупцов кричит: вот истинно мудрый человек! Разве это не верно? Но скажи мне, как зовут тебя? "Обезьяна" - так называет тебя Биллали... - Она засмеялась. - Это манера дикарей - давать имена животных людям! Как называют тебя в твоей стране, чужестранец?
   - Меня зовут Холли, королева! - отвечал я.
   - Холли! - повторила она, с трудом выговорив слово, но произнося его с красивым акцентом. - Что такое "Холли"?
   - "Холли" значит - колючее дерево! - ответил я.
   - Так. Ты выглядишь действительно крепким и колючим деревом. Ты силен и безобразен, и если я не ошибаюсь, честен в сердце своем, на тебя можно положиться. Ты привык много думать. Но чего же ты стоишь, Холли? Войди и садись! Я не хотела бы видеть тебя ползающим, как раб! Мне противны их поклонение и страх передо мной!
   Она откинула занавес своей прекрасной рукой, чтобы я смог войти.
   Я вошел, содрогаясь. За занавесом находился уголок, где стояло ложе и стол, на столе были фрукты и прозрачная вода в вазе. В конце комнаты стоял каменный сосуд в виде купели, также наполненный водой. Освещенный мягким светом ламп, этот уголок комнаты был полон аромата.
   Благоухание исходило также от блестящих волос и белого одеяния королевы.
   Я сел в ногах ложа, "Она" опустилась на другой его конец.
   - Теперь, Холли, - произнесла она, - каким образом ты научился говорить по-арабски? Я родилась в Аравии, это дорогой мне язык! Моя родина - древний и прекрасный Озал, я родилась от нашего отца Гараба, сына Катана. Ты не умеешь так говорить, как мы. Твой язык звучит музыкой сладкого наречия племен Хамиар... Некоторые слова изменены здесь, у народа Амахаггер, и я говорю с ними на другом наречии!
   - Я изучал этот язык много лет, - отвечал я. - На этом языке говорят в Египте и еще во многих странах!
   - На нем говорят в Египте и теперь? Фараоны все еще царствуют там? А персы?
   - Персы ушли из Египта две тысячи лет тому назад. С тех пор владычествовали Птоломеи - римляне, и многие другие процветали на берегах Нила, пока не пришло время их падения!
   - А Греция? - произнесла она. - Существует ли Греция? Я любила греков. Они были красивы, как ясный день, и умны, но жестоки и вероломны!
   - Да, - сказал я, - Греция существует, существуют и греки. Но нынешние греки вовсе не похожи на древних греков, и теперешняя Греция кажется насмешкой над прежней богатой страной!
   - Так! А евреи все еще в Иерусалиме? Существует ли храм, выстроенный мудрым королем? Какому Богу поклоняются они теперь? Пришел ли Мессия, о котором они громко пророчествовали? Он ли управляет землей теперь?
   - Иудеи разбиты и ушли, остатки великого народа разошлись повсюду, и Иерусалима больше нет. Что касается храма, выстроенного Иродом...
   - Ирод! - прервала она. - Я не знаю Ирода. Говори!
   - Римляне сожгли его, и римские орлы летали над его развалинами. Иудея представляет собой сейчас пустыню!
   - Так. Эти римляне были великим народом и шли прямо к своей погибели!
   - Solitudinem faciunt, pacem appelant, - добавил я.
   - Ага, ты можешь говорить и на латинском языке? - произнесла "Она" с удивлением. - Как странно звучит он в моих ушах после стольких лет. Мне кажется, я встретила ученого мужа, чьи руки умели удержать воду мудрости! Ты знаешь и греческий язык?
   - Да, королева, и еврейский, но только не могу говорить. Это уже мертвые языки!
   "Она" радостно захлопала в ладоши.
   - Это верно, хоть ты и безобразное дерево, но приносишь плоды мудрости, о Холли! - произнесла Аэша. - Но расскажи мне про этих иудеев, которых я ненавидела, потому что они называли меня "язычницей", когда я хотела научить их моей философии, - пришел ли их Мессия?
   - Их Мессия пришел, - отвечал я, - но пришел бедный и простой, и они не захотели Его, оскорбляли и смеялись над Ним и распяли Его, наконец. Его дела и слово вечно живы, потому что Он был Сын Божий и сейчас правит миром!
   - Ах, эти жестокосердные волки! - произнесла она. - Приверженцы суеты, жадные до денег! Я как сейчас вижу их мрачные лица! Так они не признали Мессию? Я верю этому. И Он был Сыном Вечного Духа и пришел без пышности и величия? А они, этот избранный народ Того, Кого они звали Иегова, этот сосуд Ваала, Астарты, египетских богов, прожорливый народ, жаждущий богатства и власти, - они не признали своего Мессию, потому что Он был беден и скромен, и рассеялись по всей земле?! Да, да, я помню, об этом говорили пророки. Пусть их! Эти иудеи разбили мне сердце, смотрели на меня злыми глазами, и когда я хотела научить их мудрости, их белобородые лицемеры - раввины внушали народу у ворот храма побить меня! Смотри, вот знак, оставшийся с тех пор!
   Она быстрым движением отвернула газ, окутывавший ее прекрасную руку, и показала мне шрам, красневший на молочной белизне тела.
   Я испуганно отскочил назад.
   - Прости меня, королева, - сказал я, - но я ничего не понимаю. Две тысячи лет прошло с тех пор, как Иисус был распят на Голгофе. Как же ты могла учить иудеев философии, прежде чем Он пришел на землю? Ты - женщина, а не дух! Может ли женщина жить 2000 лет? Зачем ты дурачишь меня, королева?
   Она откинулась назад, и я почувствовал блеск ее взгляда, который проник в мое сердце.
   - О, человек! - произнесла она тихо и спокойно. - Это тайна, которой ты не знаешь! Почему ты думаешь, что все живущее умирает? Ничто и никогда не умирает! Смерти нет, есть только Перевоплощение! Смотри, - она указала на скульптурные изображения, - шесть тысяч лет прошло с тех пор, как великая раса погибла под дыханием разрушительной болезни... Но они живут и сейчас. Может быть, их души присутствуют здесь с нами в этот час! - она оглянулась вокруг. - Иногда мне кажется, я вижу их!
   - Да, но для мира они умерли навсегда!
   - Нет, на время, и возрождались снова и снова... Я, Аэша, - так меня зовут, чужестранец, - говорю тебе, что жду возрождения любимого человека, и знаю наверное, что он придет сюда, ко мне! Ты знаешь, я всемогуща, моя красота превосходит красоту греческой Елены, которую воспели поэты, моя мудрость - выше мудрости Соломона, я знаю тайны земли, могу устроить все для своей пользы; зачем же, скажи мне, чужестранец, я остаюсь здесь с этими варварами, которые хуже животных?
   - Не знаю! - отвечал я скромно.
   - Потому что я жду того, кого люблю! Быть может, жизнь моя была злом, я не знаю, потому что кто может сказать, что такое зло или добро?
   На минуту я растерялся и не мог ответить. Это было выше моего понимания.
   - О, королева, произнес я наконец, - если мы, люди, не умираем, а только меняем оболочку и снова рождаемся, то как же те, которые никогда не умирали?..
   - Да, - ответила она с блеском в глазах, - я разгадала одну из величайших загадок мира. Скажи мне, чужестранец, жизнь существует - почему не может она длиться бесконечно? Что такое десять, двадцать, пятьдесят тысяч лет в истории? Почему гора стоит десятки тысяч лет под бурей и дождем? Эти пещеры не изменились за две тысячи лет, не изменились и животные, и человек, который подобен животному. В этом нет ничего удивительного. Природа имеет живительную силу, а человек - дитя природы и должен проникнуться этой силой и жить ее жизнью! Он не будет жить вечно, потому что сама природа не вечна и должна умереть или заснуть, пока не наступит время ее пробуждения. Но когда он умрет? И пока она живет, человек, познавший ее тайны, живет с ней. Для тебя, несомненно, это - великая загадка. Скажи мне, был ли ты удивлен, что я узнала о вашем приезде сюда и спасла вашу жизнь?
   - Да, королева! - отвечал я.
   - Смотри в воду! - она указала мне сосуд, похожий на купель, наклонилась и подняла над ним руку. Я встал и посмотрел. Вода потемнела, потом просветлела, и я совершенно ясно увидел нашу лодку на этом ужасном канале. На дне ее спал Лео, прикрыв лицо от москитов, возле него сидели я, Джон и Магомет.
   Я отскочил назад, вскричав, что это колдовство, потому что узнал каждую подробность этой картины.
   - Нет-нет, Холли, - ответила она, - это не колдовство! Это твое невежество! Я не умею колдовать, я знаю только тайные силы природы. Эта вода - мое зеркало, и в ней я вижу все, что мне нужно. Я могу показать тебе твое прошлое, или припомни какое-нибудь лицо, и я покажу его тебе в воде! Я не знаю всех тайн природы, я не умею читать в будущем. В Аравии и Египте колдуны умели разгадывать его несколько веков тому назад!
   - Однажды я вспомнила о старом канале, по которому плавала 20 лет тому назад, и захотела увидать его. Взглянув в воду, я увидела лодку, троих людей и еще одного молодого человека, спавшего на дне лодки, и приказала пощадить вас. Теперь прощай! Погоди, скажи мне что-нибудь об этом юноше, о Льве, как его называет старик. Я хотела бы взглянуть на него, - он болен лихорадкой и ранен?
   - Он очень болен! - ответил я печально. - Не можешь ли ты, королева, помочь ему?
   - Конечно. Я могу вылечить его. Но отчего ты так печально говоришь о нем? Ты любишь юношу? Он - сын твой, может быть?
   - Он - мой приемный сын, королева. Можно принести его сюда, к тебе?
   - Нет. Давно ли он заболел лихорадкой?
   - Третий день сегодня!
   - Хорошо. Оставь его полежать еще день. Быть может, молодость и сила одержат верх над болезнью, и это лучше, чем мое лечение. Если завтра ночью, в тот самый час, когда началась лихорадка, он не почувствует себя лучше, я приду и полечу его. Кто смотрит за больным?
   - Наш белый слуга, которого Биллали называет "Свиньей"; и еще, - добавил я нерешительно, - женщина по имени Устана, красивейшая из женщин этой страны. Она подошла и поцеловала Лео, как только увидела его и осталась с ним с тех пор по обычаю твоего народа, королева!
   - Моего народа! Не говори мне о моем народе! - ответила она сурово. - Эти рабы не могут быть моим народом, - собаки, приставленные ко мне, пока не наступит день моего освобождения! Что касается их обычаев, я не имею ничего общего с ними. Не зови меня королевой, - мне надоело это, а зови Аэшой. Это имя так хорошо звучит. Устану я совсем не знаю. Не тот ли это юноша, которого я жду? Ну, увижу потом!
   Наклонившись, она провела рукой над водой.
   - Смотри, - произнесла она, - эта женщина?
   Я посмотрел в воду и увидал силуэт Устаны, которая стояла, нагнувшись, с бесконечной нежностью глядя на что-то, и локон ее волос опустился на правое плечо.
   - Это она! - произнес я тихо. - Она бережет сон Лео!
   - Лео! - повторила Аэша, - "Лео" значит "лев" по-латыни. Старик удачно назвал его львом. Странно, странно, - продолжала она, - так похож! Это невозможно! - нетерпеливым жестом она провела рукой над водой.
   - Не желаешь ли ты что-нибудь спросить у меня, Холли? - заговорила Аэша после минутного раздумья. - Тебе тяжело жить там, среди дикарей? Посмотри, чем я питаюсь! - она указала на фрукты. - Я не ем ничего, кроме фруктов и воды. Мои служанки ожидают тебя! Они - глухонемые, но верны и преданны мне, и я умею понимать их! Я сама воспитывала их. Это продолжалось несколько столетий и стоило многих хлопот. Первое поколение моих воспитанниц оказалось безобразным, и я позволила им умереть! Теперь, как видишь, все они красивы. Я хотела воспитать целую расу великанов, но природа не допустила этого. Что ты хочешь спросить у меня?
   - Только одно, Аэша, - ответил я смело, - позволь мне взглянуть на твое лицо!
   Она засмеялась звенящим смехом.
   - Подумай, Холли, подумай! Ты, наверное, знаешь древние мифы греческих богов. Разве Актеон не погиб, увидев необыкновенную красоту? Если я покажу тебе мое лицо, ты, наверное, погибнешь, или тебя охватит жгучая страсть ко мне! Но я не для тебя, я - для другого человека, который еще не пришел!
   - Как хочешь, Аэша, - произнес я, - но я не боюсь твоей красоты. Сердце мое давно отвернулось от женщин, красота которых мимолетна, как цветок!
   - Ты ошибаешься, - возразила она, - красота не мимолетна! Моя красота не исчезнет, пока я живу. Если хочешь, безрассудный человек, я исполню твое желание, но не сердись, если страсть твоя превысит рассудок! Никогда мужчина, увидав мою красоту, не забудет ее! Я должна скрывать свое лицо даже от дикарей. Смотри!
   - Я хочу видеть твое лицо! - отвечал я, так как мое любопытство превозмогло страх.
   Она подняла свои белые прекрасные руки и медленно, очень медленно дотронулась до волос. Вдруг длинная пелена, окутывавшая ее глаза, упала на пол, и моим глазам явилась дивная царственная фигура, одетая в прозрачную белую одежду, под которой видны были царственные формы тела. На ногах ее были сандалии, застегнутые золотыми пряжками. Я никогда не видел ног такой совершенной красоты. Ее белая одежда была скреплена у пояса двухголовой золотой змейкой, и прекрасная грудь сияла снежной белизной. Я взглянул в ее лицо и отступил, пораженный и ослепленный. Мне приходилось слышать о небесной красоте, но это было не то. В красоте Аэши не было идеальной чистоты и невинности. Это была красота зла, не знаю, как назвать ее иначе. Я не в силах, не могу описать ее. Не родился тот человек, который смог бы описать ее! Великолепные, глубокие и нежные черные глаза, точно изваянное лицо, благородный, чистый лоб. Изящные классические черты и роскошные волосы, - вот все, что могу сказать. Но захватывающая красота Аэши заключалась не в прекрасном лице, а в необыкновенном величии, царственной грации, в божественном отпечатке могущества всей ее фигуры. Никогда не мог я предположить, что может быть такая возвышенная и мрачная красота! Это было лицо молодой женщины не старше 30 лет, в расцвете сил и созревшей красоты, с отпечатком пережитых страстей и страданий. Даже прелестная улыбка, скользившая иногда в углах ее губ, не могла сгладить этой тени греха и печали.
   Охваченный магнетической силой, которой не мог противостоять, я посмотрел в ее необыкновенные глаза и почувствовал, словно ток пробежал по моему телу и парализовал меня.
   "Она" засмеялась и кивнула мне маленькой головкой движением, достойным самой Венеры.
   - Безрассудный человек! - произнесла она. - Я исполнила твое желание, будь осторожен, чтобы не погибнуть, как Актеон. Я подобна богине, Холли!
   - Я видел твою красоту и ослеплен ею! - произнес я, прикрывая глаза рукой.
   - Красота подобна молнии, Холли! Она очаровывает и убивает!
   Она снова кивнула головой и засмеялась.
   Вдруг сквозь пальцы я заметил, что лицо ее изменилось.
   Большие глаза устремились вперед с выражением ужаса. Прекрасное лицо сделалось суровым.
   - Человек! - произнесла она, откинув назад голову. - Человек! Откуда у тебя эта скарабея на руке? Говори, или, клянусь Духом Жизни, я поражу тебя на месте! - Она сделала шаг ко мне, и в глазах ее загорелся зловещий огонь. В ужасе я упал перед ней на пол бормоча про себя что-то несвязное.
   - Успокойся! - сказала она, снова меняя тон, прежним мягким голосом. - Я испугала тебя! Прости! Иногда в раздражении я невольно злоупотребляю своей силой! Ты был близок к смерти... Но скарабея, - говори, где ты ее взял?
   - Я нашел ее, - пробормотал я слабо, так как совершенно забыл в эту минуту, что нашел кольцо в комнате Лео.
   - Странно, - произнесла Аэша с волнением и дрожью, - я видала такую же скарабею на шее того, кого я любила! - и она зарыдала, как самая обыкновенная женщина. - Быть может, она похожа на ту, - продолжала она, - а тот, кто носил ее, так сильно дорожил ею!* Скарабея, которую я видела раньше, не была вделана в кольцо. Теперь иди, Холли, и постарайся забыть, что видел красоту Аэши!
   ______________
   * Один ученый египтолог, которому я показал эту красивую скарабею, сказал мне, что никогда не видал подобной. Я думаю, что эта скарабея играла видную роль в трагической истории принцессы Аменартес и ее возлюбленного Калликрата, жреца Изиды.
  
   Отвернувшись от меня, она бросилась на ложе и спрятала лицо в подушки. Я не помню, как ушел от нее и добрался до своей пещеры.
  
  

XIV

ЗАКЛИНАНИЯ АЭШИ

   Было около 10 часов вечера, когда я бросился на свою постель, стараясь собрать мысли и обдумать все, что слышал и видел. Но чем больше я обо всем думал, тем меньше что-либо понимал. Был ли я пьян, с ума сошел или грезил наяву? Возможно ли, чтобы я, человек положительный, имеющий кое-какие познания в науке, абсолютно не доверявший всяким фокусам, которые в Европе называются "сверхъестественным явлением", мог допустить, что в течение нескольких минут беседовал с женщиной, имевшей от роду 2000 лет! Была ли это мистификация, или что другое? Что же такое эти фигуры, которые я видел в воде, это необыкновенное знание древности и положительное неведение настоящего? Что я должен думать о ее удивительной, поражающей красоте?
   Я схватил себя за волосы, вскочил с ложа, чувствуя, что схожу с ума. Что подумала она о скарабее?
   Эта скарабея, взятая из ящика Винцея, который он принес мне двадцать один год тому назад, принадлежала Лео. Возможно ли, что подобная история правдива? Если это так, то, может быть, Лео - тот человек, которого ждет "Она", - умерший человек, который должен родиться вновь! Невозможно! Но если женщина может прожить 2000 лет, тогда возможно и все остальное! Быть может, я сам перевоплотился из какого-нибудь далекого предка. К несчастью, я ничего не помнил из прошлого. Эта мысль показалась мне до того нелепой, что я разразился хохотом и, обратившись к скульптурному изображению мрачного воина на стене, громко произнес. Кто знает, старый дружище! Быть может, я был тобой, а ты - мной! - Затем я снова засмеялся, и звуки моего смеха странно звучали под сводом, словно дух воина смеялся вместе со мной.
   Я вспомнил, что не видал еще Лео, и, взяв лампу, проскользнул ко входу в его спальню. Ночной воздух колыхал занавес, словно невидимые духи шевелили его. Я прошел в комнату и огляделся. При свете лампы я увидал Лео, лежавшего на ложе. Он спал. Рядом с ним, держа его руку в своих, облокотившись на ложе, полулежала Устана и дремала. Оба они представляли прекрасную и трогательную картину. Бедный Лео! Его щеки пылали, под глазами залегла тень, и дыхание было прерывисто.
   Он был тяжело болен. Меня охватил страх, что он может умереть, и я останусь один на свете. Тогда я начал молиться в сердце своем, чтобы Бог спас моего мальчика и сохранил ему жизнь.
   Я вышел из комнаты и вернулся к себе, но не мог уснуть. Мысли, видения, образы - все мешалось в моей голове. И надо всем этим неотступно стоял образ ужасной, очаровательной женщины с ее поразительной красотой.
   Вдруг я заметил, что в стене было узкое отверстие, которого я не видел раньше. Взяв лампу, я начал рассматривать его: отверстие вело в узкий проход. Конечно, было не особенно приятно найти тайный ход в свою спальную комнату, по которому могут войти люди и застать тебя спящим. Я направился в проход, похожий на коридор, который привел меня к каменной лестнице; спустился по ней и очутился в туннеле, вырытом в скале, находившемся как раз под нашими комнатами. Тут было тихо и пустынно. Я шел вперед, бесшумно ступая по полу и, пройдя около 50 ярдов, добрался до третьего коридора. Вдруг лампа моя погасла, и я остался в полнейшем мраке. Что делать? Ужасно было идти вперед в темноте, но нельзя было и стоять тут всю ночь. Я оглянулся. Ни звука, ни шороха. Я двинулся вперед... Вдали мне почудился слабый свет. Медленно пробирался я по туннелю, держась за стену и боясь упасть куда-нибудь. Еще тридцать шагов - там виднелась широкая полоса света, пятьдесят шагов - близко, рукой подать! Шестьдесят шагов... О, праведное Небо!
   Я находился у занавеса и мог ясно видеть маленькую пещеру, похожую на могильный склеп и освещенную белым пламенем огня, горевшего в центре пещеры. Слева находилось каменное ложе, на котором лежал, как мне показалось, труп, прикрытый чем-то белым. Справа - такое же ложе, покрытое вышитой тканью. Над огнем склонилась фигура женщины, смотревшей на пламя. Она встала на колени, боком ко мне, вся закутанная в темный плащ, делавший ее похожей на монахиню. Я не знал, что делать. Вдруг женщина встала на ноги и сбросила темный плащ. Это была "Она".
   Одетая в белую одежду, она была так же прекрасна, как во время беседы со мной. Ее роскошные волосы тяжелой волной падали до полу. Мои глаза были прикованы к ее лицу, словно я был околдован. Отчаяние и страсть исказили ее прелестные черты. Глаза были полны несказанной муки. С минуту она стояла неподвижно, потом подняла руки над головой, и белая одежда соскользнула к ее ногам, обнажив ослепительную красоту тела. Она стояла, стиснув руки, и выражение злобы появилось на ее лице. Я подумал о том, что случилось бы, если бы она увидела меня, и чуть не упал от ужаса. Но даже если мне и грозила смерть, я не в силах был пошевелиться и уйти. Руки ее опустились, опять поднялись над головой, и я видел, как белое пламя двигалось за ними до самого свода пещеры, бросая призрачный отблеск на ее фигуру, на труп, лежавший на камне, и на всю пещеру.
   Прекрасные руки снова опустились, и она заговорила, или, вернее, зашипела по-арабски слова, от которых кровь застыла в моих жилах и сердце замерло в груди.
   "Проклятие ей, пусть она будет проклята навеки!"
   Руки поднялись и упали, так же, как и пламя.
   "Проклятие ее памяти! Проклята будь память Египтянки!"
   "Проклятие ей, дочери Нила, за ее красоту!"
   "Проклятие ей за то, что ее волшебство сильнее моего!"
   Аэша закрыла глаза руками и вскричала:
   - Какая польза в этом проклятии? Она оказалась сильнее и ушла от меня!
   Потом с ужасающей энергией она заговорила снова:
   "Проклятие ей, где бы она ни была! Пусть мое проклятие застигнет ее везде и отравит ей час смерти!"
   "Проклятие ей через огромные звездные пространства! Пусть будет проклята ее тень!"
   Пламя упало. Аэша закрыла глаза руками.
   - Это безумие! - произнесла она. Как может коснуться проклятие того, кто спит сном смерти?
   И снова она начала свои заклинания.
   "Проклятие ей, если она возродится вновь! Пусть она родится уже проклятой!"
   Пламя поднималось и падало, отражаясь в измученных глазах Аэши. Страшный шепот ее проклятий раздавался в стенах пещеры и замирал под сводами. Свет и мрак попеременно отражались на белой зловещей фигуре, распростертой на камне.
   Наконец Аэша, видимо, устала и умолкла. Она села на пол, закрыв лицо и грудь своими дивными волосами и начала горько, отчаянно рыдать.
   - Две тысячи лет, - бормотала она, - две тысячи лет я ждала и терпела. Века ползут медленно, время тянется бесконечно, искра надежды угасает. О, прожить две тысячи лет, терзаясь страстью, которая гложет сердце! О, как бесконечны эти скучные годы! Любовь моя! Любовь моя! Зачем чужестранец вернул мне эту страсть? Долгих 5 веков я не страдала так, как сейчас! Если я согрешила против тебя, то не омыла ли мой грех слезами раскаяния? Когда ты придешь ко мне, мой возлюбленный? Почему я не умерла с тобой, когда убила тебя? Увы! - Она упала лицом на пол и так отчаянно зарыдала, что я боялся - ее сердце разорвется.
   Вдруг Аэша умолкла, встала на ноги, поправила платье и, откинув назад непослушные волны волос, подошла к трупу на каменном ложе.
   - О, Калликрат! - вскричала она, и я вздрогнул при этом имени. - Я должна взглянуть в твое лицо, хотя оно мертво и неподвижно!.. Сколько времени прошло с тех пор, как я убила тебя, убила своей собственной рукой!
   Дрожащими пальцами она схватилась за покров и умолкла. Когда она вновь заговорила, это был страшный, хриплый шепот.
   - Я могу, имею силу заставить тебя встать! - прошептала она и положила руки на покров, хотя лицо ее было сурово и ужасно, а глаза расширились и горели. В ужасе я отскочил назад, волосы встали дыбом у меня на голове, мне показалось, что труп под покровом зашевелился. Вдруг Аэша опустила руки, и тело осталось неподвижным.
   - Но зачем? - продолжала она печально. - Для какой цели? Зачем оживлять тело, если я не могу оживить души? Даже если бы ты стоял передо мной, ты не узнал бы меня! Да, твоя возрожденная жизнь была бы моей жизнью, а не твоей, Калликрат!..
   Аэша остановилась, потом опустилась на колени, прижалась губами к покрову и заплакала. Это зрелище горя страшной женщины, отдавшейся всецело своей страсти к мертвецу было так ужасно, что я не мог больше выносить его и, повернувшись, пополз назад по темному переходу, дрожа всем телом.
   Не знаю, как я дополз. Дважды я падал и полз около 20 минут, пока не добрался до маленькой лестницы. Совершенно обессиленный и до смерти перепуганный, я лег на пол и забылся.
   Когда я очнулся, то заметил луч света позади себя, спустился с лестницы, кое-как добрался до комнаты, бросился на ложе и заснул тяжелым сном.
  
  

XV

СУД АЭШИ

   Первое, что я увидал, открыв глаза, была фигура Джона, который совершенно оправился от лихорадки. Он стоял в луче света, проникавшем в пещеру, и чистил мое платье, потом аккуратно сложив возле меня, но, боясь, что я во сне столкну его, он уложил все на леопардовую шкуру на полу и отошел, любуясь своей работой. Затем он взглянул, есть ли вода в горшке для умывания.
   - Ах, - бормотал он, - в этом диком месте не водится горячей воды!
   - Как чувствует себя мистер Лео, Джон? - спросил я.
   - Все так же, сэр! Если ему не будет лучше сегодня, он умрет. Я могу сказать, что эта дикарка Устана усердно ухаживает за ним, словно христианка. Она не отходит ни на минуту и наблюдает за ним; жалко смотреть на нее. Схватится за волосы и проклинает все, и клянется на своем диком языке!
   Я оделся, закусил в следующей комнате и потом отправился взглянуть на бедного Лео, который даже не узнал меня. Я спросил Устану о нем, она покачала головой и зарыдала. Очевидно, она потеряла всякую надежду, и я решил, что "Она" должна придти полечить его, если может. В это время вошел Биллали.
   - Он умрет к ночи! - произнес старик.
   - Спаси Бог, отец мой, - ответил я с болью в сердце.
   - "Она" хочет тебя видеть, Обезьяна, - произнес старик, - но будь осторожнее, мой сын! Вчера я думал, что "Она" убьет тебя за то, что ты не хотел ползти, как я. "Она" будет судить в большом зале тех, кто хотел убить тебя и Льва. Иди к ней, мой сын, иди скорее!
   Я повернулся и пошел за ним. Когда мы шли, я заметил толпу народа, спешившую на суд. Некоторые были одеты, на других не было ничего, кроме шкур леопарда.
   Наконец мы добрались до большой пещеры с площадкой, где находился огромный, странной формы, камень, вероятно, служивший алтарем для различных религиозных церемоний и специальных обрядов. По обеим сторонам площадки тянулись коридоры, и Биллали сказал мне, что все другие пещеры полны мертвецами.
   Около камня-алтаря собралось множество народа; все стояли в мрачном молчании. На площадке высилось кресло черного дерева, украшенное слоновой костью, с деревянной скамеечкой для ног.
   Вдруг раздался крик: "Она"! "Она"!
   Вся толпа упала ниц. Дикари лежали, как мертвые, оставив меня стоять, словно я один уцелел от страшной резни. В эту минуту слева появился отряд телохранителей и выстроился по сторонам алтаря. Затем показались немые мужчины в сопровождении немых женщин, которые несли лампы, а за ними - высокая белая фигура, закутанная с головы до ног, в которой я узнал королеву. Она взошла на площадку, села на кресло и заговорила со мной по-гречески, вероятно, для того, чтобы никто не понял ее.
   - Иди сюда, Холли! - сказала она. - Садись у моих ног и смотри, как я буду судить тех, кто хотел убить вас! Прости меня, если мой греческий язык похож на хромого человека. Я давно уже не слыхала этого языка и говорю плохо.
   Я поклонился и сел на скамейку у ее ног.
   Тогда, обратясь к начальнику телохранителей, "Она" сказала на арабском языке: "Привести сюда преступников!"
   Начальник низко поклонился и ушел вправо.
   Наступила тишина. "Она" оперлась головой на руку и глубоко задумалась, а толпа продолжала лежать перед ней, изредка поглядывая на нас. Королева появлялась так редко перед народом, что дикари не могли упустить случая и не посмотреть на ее закутанную фигуру, потому что ни один человек, кроме меня, не видал ее лица. Наконец мы услыхали шаги, появилась стража, а с ней наши убийцы, на лицах которых ужас боролся с равнодушием. Их постави

Другие авторы
  • Гусев-Оренбургский Сергей Иванович
  • Волков Федор Григорьевич
  • Горбунов-Посадов Иван Иванович
  • Метерлинк Морис
  • Сухово-Кобылин Александр Васильевич
  • Чертков Владимир Григорьевич
  • Фурманов Дмитрий Андреевич
  • Бакунин Михаил Александрович
  • Закржевский Александр Карлович
  • Туган-Барановский Михаил Иванович
  • Другие произведения
  • Гиппиус Зинаида Николаевна - Об одной книжке
  • Боцяновский Владимир Феофилович - В погоне за смыслом жизни
  • Позняков Николай Иванович - Две милостыни
  • По Эдгар Аллан - Молчание
  • Литвинова Елизавета Федоровна - Василий Струве. Его жизнь и научная деятельность
  • Соловьев Сергей Михайлович - История падения Польши
  • Миллер Федор Богданович - Миллер Ф. Б.: Биографическая справка
  • Горький Максим - Песня о Соколе
  • Миллер Федор Богданович - Руди Т. Р. Миллер Федор Богданович
  • Короленко Владимир Галактионович - Необходимость
  • Категория: Книги | Добавил: Armush (20.11.2012)
    Просмотров: 416 | Рейтинг: 0.0/0
    Всего комментариев: 0
    Имя *:
    Email *:
    Код *:
    Форма входа